Солнышко

В этот ранний воскресный час в электропоезде, следующем до Ростова, было немноголюдно.
За окном тянулся серый зимний пейзаж.
В холодном вагоне редкие пассажиры прятались в воротники, устраивались поудобнее на жёстких сидениях в надежде вздремнуть.
На последней скамье, приклонив голову к окну, с закрытыми глазами сидела немолодая женщина. Со стороны казалось, она спит.
Но Алла Александровна, так звали пожилую пассажирку, пребывала в гнетущей задумчивости, со страхом и болью представляя встречу, ради которой пустилась она сквозь промозглые сумерки в дальнюю дорогу. Вряд ли у кого из её попутчиков теснились в голове мысли горше и печальней, чем у неё.
Была ли её вина в том, что произошло; что могла сделать и не сделала она, чтобы предотвратить беду? Где, когда проглядела тот корень зла, который за такой короткий срок привёл их мирную, благополучную семью к катастрофе?
Качаясь в стылой электричке, Алла Александровна прокручивала в памяти калейдоскоп недавних событий, которые нежданно-негаданно вылились в отвратительный семейный скандал, и невестка с сонным Олежеком на руках ушла в ночь.
До сих пор стоит в ушах нетерпеливый сигнал такси.
Как отчаянно бросилась тогда она к двери, чтобы преградить путь Валентине, пыталась забрать у неё малыша!
Но  грубый окрик невестки:
- Пустите! – И гневный, ненавидящий взгляд убил Аллу Александровну, обессилил, заставил молча отступить.
За два года, что они прожили вместе, ни разу свекровь не повысила голос на Валентину, ни словом, ни полусловом ничем не попрекнула. Казалось, жили душа в душу.
Как забыть Алле Александровне истошный крик внука, когда не владеющая собой мать тащила его в машину?
…Сын Евгений познакомился с Валентиной в художественном училище, где они вместе учились. Красивая, улыбчивая, она очень понравилась будущей свекрови, и после свадьбы Алла Александровна с распахнутой душой приняла невестку в семью, за доченьку приголубила, своей-то Бог не дал.
Жили они по тем временам зажиточно: высокий кирпичный дом с удобствами, как принято говорить; асфальтированный двор, ухоженный сад с виноградником. Кролей держали.
Всё, что они имели, построили, обиходили, - всё вынесли на своём горбу, наладили своими руками.
Муж Фёдор – основательный и дельный хозяин, токарь-универсал. Всю жизнь «вкалывал» на авиационном производстве и зарабатывал немало.
Алла Александровна считалась домохозяйкой. Не имея ни дня рабочего стажа, она, тем не менее, привносила существенный вклад в семейный бюджет. Прирождённая портниха, она искусно и с редкой фантазией выполняла заказы  многочисленных клиенток. Кроме сноровки в своём деле, было у Аллы Александровны какое-то особое чутьё, которое помогало ей подметить особенности фигуры заказчицы, подсказать, посоветовать, что будет ей к лицу. Моделировала она без выкроек и чертежей виртуозно! И «сарафанное радио» разносило молву о мастерице: всё больше модниц желало «обшиваться» именно у неё.
Видно, наблюдательность и творческая жилка от матери передались  к сыну, и Женька сызмальства проявил способности к рисованию. Теперь Евгений известный в области художник…
Через год, как поженились, у молодых родился сын Олежек. Какое счастливое это было время! Алла Александровна и так невестку обожала, а то и вовсе забаловала подарками дорогими, заботой да вниманием. Та ей тоже отвечала лаской, принимала помощь отца-матери с признательностью. И с мужем Валентина была весела и податлива, словом, так светло и радостно жилось, будто солнышко в доме поселилось!
После родов молодая мама округлилась, раздобрела.
От спокойной вольготной жизни, от благости и исключительности своего положения, как-то незаметно, она  распустила себя.
Полдня невестка могла проваляться в постели, любуясь и забавляясь своим младенцем. Потом ещё полдня слоняться по дому  неубранной и нечесаной.
- Валюшка, скоро уж муж с работы приедет. Ты хоть прихорошись маленько, - напоминала свекровь.
- А! Сойдёт! – Отмахивалась Валентина. – Женик меня и такую любит.
«Ничего, - успокаивалась надеждой мать. – Вот пойдёт работать – подберётся…»
Шила невестке наряды на загляденье. Валя благодарила с улыбкой, принимала, как должное.
Внучок уродился спокойный да хорошенький. Волосята светлые, как у Женьки маленького, лёгкие, воздушные, точно пух. Глазёнки ясные, голубые-голубые. Чисто ангелочек. Да смышлёный такой, потешный. Алла Александровна надышаться на него не могла! И малыш к бабушке льнул, чувствовал от кого тепло исходит. Первое слово сказал: «Ба-ба».
Всё сохранила чуткая память: и как ручки к ней тянул, и как первый шажок сделал, и как от соски Олежека отучала.
Однажды случился у маленького жар. На зубки, что ли. Плачет и плачет ночью. Валентина замаялась с ним.
Взяла Алла Александровна Олежека к себе. Стала носить на руках по комнате, мурлычет что-то ему на ушко. Пригрелся воробушек, успокоился, а не спит. Смотрит на бабушку внимательно так, грустно, как старичок. Потом вдруг протягивает ручонку, трогает пальчиками лицо Аллы Александровны и говорит:
- Нос… Рот… - У бабушки сердце замерло, на глаза слёзы навернулись: первые «взрослые» слова прорезались.
Лапушка моя! У него температура под сорок, а он в рассуждения пустился! Ради таких минут стоит бабам любые муки терпеть.
К утру жар отпустил, и Олежек повеселел.
А Алле Александровне в ту тревожную ночь будто откровение открылось, будто щемящая тайна на сердце легла. И такая с того момента доверительность между ней и внучком возникла, словно у них одна душа на двоих. Олежек за ней, что ниточка за иголкой: куда «баба», туда и он…
В ладу и чести пролетел ещё год жизни под одной крышей.
Валентина вернулась на прежнюю работу: дизайнером на небольшое предприятие.
Олежек будто и не заметил перемены, не сильно скучал по матери.
- Не тяжело тебе с ним, Алла? – спросила как-то соседка.
- Что ты! Это такое счастье наблюдать за Олежеком, возиться с ним! Ты не представляешь, какой заряд радости, эмоций я получаю от общения!
- Какое там общение! Олежка ещё и говорить толком не умеет! – Удивлялась соседка.
- Он всё понимает! Иногда задержится Валентина допоздна, станет маленький хныкать:
- Мама… - Я его с собой рядом положу, к запазушке прижму, песенку спою – он и уснёт, сладенький мой. Такой запах родной от него, такое умиротворение, что я смотрю на него и плачу от умиления.
Видно томила Аллу Александровну тревога, будто покой этот зыбкий, и счастье семейное недолговечно.
Так и случилось. Появилась в отношениях сына и невестки какая-то раздражённость. Евгений работал много, уставал. Раз на ночлег из Ростова не приехал, второй.
Валентина себе ждёт, мать – себе. Обе не спят, прислушиваются: не пройдёт ли последняя электричка?
- Федечка, - шепчет Алла Александровна.  – Вчера Женя отчего-то сорвался, накричал на Валентину, а потом выскочил курить на крыльцо. Долго не возвращался. Слышу, Валя плачет.
- Ничего, мать. Сами разберутся.
- Ой, чую, не ладно это. Сдаётся мне, завелась у него в Ростове другая…
…Не приехал Евгений домой и на следующую ночь.
Рано утром Алла Александровна сказала мужу:
- Съезжу-ка я, Федечка, к сыну на ростовскую квартиру. Узнаю, что к чему…
Нагрянула она, прямо как кофе в постель.
- Что случилось? Зачем приехала? – Взъерепенился Женька.
- Ты ещё спрашиваешь! Ну-ка, оставь меня со своей голубой наедине!
- Не вмешивайся в мою личную жизнь! Мне не семнадцать!
- Выйди, кому говорю! – Повысила голос мать.
Жанна – так звали разлучницу, была старше Евгения на двенадцать лет. «Подцепил» он её на одной из светских тусовок, куда изредка приглашали художников. Сразила она его утончённой внешностью да изысканными манерами.
Может и хороша! Только Алла Александровна достоинств её не увидела. Перед ней был враг, угроза счастью её Олежека, и потому «расписала» она её «под орех», не сходя с места. Бросилась мать в бой за своё гнездо, как курица на «стервятницу». Та, не ожидавшая столь ярой агрессии, оскорблённая до дрожи в щеках, с невероятной поспешностью удалилась, потеряв вмиг и лоск, и жеманность.
Посрамлённый ловелас был возвращён жене, но семью это не спасло…
После памятного скандала ушёл из дому и он.
Страдал ли Евгений, скучал ли он по Олежеку так, как скучала она, бабушка?
За две недели, что прошли с той кошмарной ночи, Алла Александровна так истосковалась по внуку, что едва не слегла. И теперь ехала она с безрассудной решимостью на встречу с невесткой, чтобы наладить отношения и просить разрешения видеться с внуком. С замиранием сердца гадала: пустит ли? Позволит ли?
От вокзала до дома сватьи бабушка чуть не бегом бежала, на четвёртый этаж взлетела без передышки.
Дверь открыла сама Валентина, сдержано поздоровалась.
Не рада визиту. Не пригласила пройти, не то, что предложить бы чашку чаю с дороги.
Стоя на пороге, Алла Александровна стала распаковывать подарки.
- Вот, Олежеку привезла. Как он, родимый?
- Нормально.
- Повидать бы.., - голос прозвучал заискивающе. – Соскучилась – нет сил.
- Спит он, - угрюмо бросила Валентина.
Колючий, злой взгляд. Воплощение неприступной скалы.
Жгучая волна обиды окатила свекровь, опалила глаза. Хотелось крикнуть: «Я-то в чём виновата, дочка?!»
Но она усмирила свою боль и взмолилась:
- Ради всех святых… Умоляю! Хоть одним глазком взглянуть. Пусть спит…
В спальне за прикрытой дверью заплакал ребёнок.
У Аллы Александровны подкосились ноги:
- Олеженька! Родненький!
Валентина в испуге замахала на неё руками:
-Уходите! Он только успокоился, забывать стал.
- Гони её, ведьму! – раздался вдруг из спальни визгливый возглас Валиной матери. – Приворожила дитя! Узнает голос – беды не оберёшься!
Ни раньше, ни потом не испытывала Алла Александровна большего унижения.
Всю обратную дорогу она не могла унять слёзы.
«Гони её, ведьму!.. Приворожила… - Стучало в висках. И маячило перед взором встревоженное лицо невестки: «Только успокоился, забывать стал».
Значит, мучался без неё, страдал, её кровинушка, так, как и у неё изболелась по нему душа.
Это могло бы польстить ревнивому бабушкиному сердцу, однако, напротив, ещё острее разбередило рану.
И в своей непроглядной тоске Алла Александровна поняла вдруг растерянность Валентины, скрытую за ожесточённостью и неуступчивостью, и обиду, упрямство сватьи Раисы, недалёкой и суеверной, с которой она так и не нашла общий язык. Поняла и простила.
Алла Александровна возвращалась домой, но твёрдо знала одно: что через две-три недели она снова сделает попытку повидаться с внуком, а потом ещё и ещё, пока они не примирятся и не разрешат ей приезжать к нему.
Она не может допустить и не допустит, чтобы у неё отняли первого и единственного внука, её солнышко, её Олежека.