Презумпция невиновности

Зоя Карпова
Рассказ играл на конкурсе мистических историй
на сайте: "Литературный альманах АвторЪ"
вышел в полуфинал



 Начальник котельной Сартр Хвалынович Лапиков, тучный мужчина наружности спелого арбуза, переваливаясь с боку на бок, дошел до окошка раздачи талонов.

      – Куда? – спросила регистраторша.
      – Как все, – ответил Лапиков.
      – По какому вопросу?
      – По личному.
      – Ваш номер на сегодня девятьсот первый, ждите.
      – Угу, – он взял номер и отошел в сторонку.

      Вторая очередь начиналась где-то еще до входной двери и разношерстной извилистой змеей проползала по длинному коридору сквозь узкий проем под аркой, теряясь в глубине темного коридора. Лапиков оглядел соседствующих с ним очередников – с ними предстояло провести несколько утомительных часов.

      Прямо перед ним бабушка с кошелкой из синего кримплена, в галошах и залатанном халате, надетом поверх кофты из ангорской шерсти и габардиновой юбки, озабоченно пересчитывала мелочь в кошельке-портмоне, надвинув очки на самый кончик носа. Перед нею не то бомж, не то пилигрим с окладистой бородой и котомкой из протертого до основы кожзаменителя, воровато озирался по сторонам – ища глазами, что-нибудь полезное, что можно «прихватизировать» ненароком. Он перебирал четки, закатывал глаза и мысленно читал молитвы, картинно складывая губы бантиком.

      За ним пристроились две размалеванные девицы в красных мини-юбках и черных колготках в крупную сеточку. Они пританцовывали на высоких шпильках и кокетливо поправляли застежки полупрозрачных блузок из узбекской органзы. Блузки, сшитые в «облипочку», готовы были вот-вот лопнуть на груди, но даже под заинтересованными взглядами почему-то оставались целыми. Пилигрим прерывал молитву, когда девицы особенно громко смеялись, - он смотрел на них более чем укоризненно, призывая их к соблюдению тишины и не забывая между делом пройтись взглядом по ладным бедрам и крепким икрам, так нарочито выставленным напоказ. Сопротивляясь грехопадению и соблазнению женским естеством, аскет спасительно хватался за четки и, снова закатив глаза к серо-зеленому потолку, уходящему куда-то в невообразимую высь, неслышно бубнил молитву.

      Очередь жила по своим собственным законам – кто-то выяснял с кем-то отношения, невзирая на присутствие чужих людей, кто-то пытался познакомиться с соседями, дабы скоротать время ожидания, кто-то безучастно молчал. Далее за девицами пара забулдыг в драной и несвежей одежде с холщовыми сумками грязно-коричневого цвета покачивалась из стороны в сторону – им явно не хватало точки опоры. Они регулярно заглядывали вовнутрь и проверяли содержимое. Из одной сумки торчали горлышки пол литровых бутылок, из другой – батон хлеба, палка колбасы и банка, закрытая наспех белой полиэтиленовой крышкой, наверное, с солеными огурцами. Где-то далеко впереди маячила группа омоновцев с полным боевым снаряжением.

       Следом за Лапиковым заняли очередь несколько полицейских-гаишников в дождевиках с черно-белыми дубинками. Они судорожно пересчитывали смятые купюры с Джорджем Вашингтоном на номинале и перешептывались: «Тебе одну, мне две, шефу три…».

      В холле было пусто и неуютно – ни кадки с привычной пальмой или фикусом, ни аквариума с сомиками или гупиями, ни ковровой дорожки, призванной гасить топот ног посетителей. Белые и давно некрашеные стены, по углам заросшие серо-грязной паутиной. Нигде не висело настенных часов или, хотя бы, электронного табло с датой, временем, температурой, давлением и радиационным фоном. Отсутствовали окна, лампы или иные светильники. «Ни день, ни не ночь, ни мрак, ни свет», - определил Лапиков, критически осматривая казенное помещение. – «Жаль, нечему тикать, отмеряя часы, минуты, секунды или иные отрезки времени между причиной и следствием», - опечалился Лапиков. – «Никакого уважения к посетителям»! Лишь живая очередь свидетельствовала о продвижении дел в здешней канцелярии.

      Очередь продвинулась вперед. В правом углу рядом с аркой высилась стеклянная скульптура в стиле постмодернизма. Название «Вечность» отражала настроение людей, «целую вечность» уже проведших в очереди. «Вечность» застыла хрупкими изгибами ветвей. Каждая изображала отдельно взятую реальность с прозрачными листьями: «карьера»,  «семья», «власть», «известность», «богатство», «друзья» и многое другое. Ветки тянулись друг к другу, переплетались, свивались, развивались и убегали, оживая кое-где разноцветными плодами – фонариками. Слева от скульптуры на журнальном столике лежала кипа рекламных буклетов, приглашавших совершить тур по красивейшим пещерам Земли. Слоганы с обложки взывали: «Стань спелеологом и ты получишь все сокровища мира»!

***
      Вот и нужный кабинет. Замигало табло: «Девятьсот первый». Лапиков ободренный тем, что достоялся все-таки, открыл дверь, вошел, отдал талончик секретарю – сухонькому старичку в сером неприметном костюме в очках. Тот взял папку, открыл и начал монотонно читать:

      – Биография. Лапиков Сартр Хвалынович родился в городе Хвалынске …ской области в семье преподавателя философии. Отец, мм-м, понятно, мать – домохозяйка. Образование Сартр получил в воронежском политехническом институте по специальности «контрольно-измерительная техника в жилищно-коммунальном хозяйстве». Опыт работы, так-так, и дослужился до начальника котельной. Область интересов – философия. Увлекался идеями Жан-Поля Сартра. Лапиков, как и тезка, – противник бессознательного и прочих базовых аспектов фрейдизма. Девиз: «Нет презумпции «невиновности» – человек знает, чего хочет и чего добивается». Я ничего не перепутал?
      – Верно.
      – Значит, вы ярый противник презумпции невиновности?
      – Настаиваю.
      ¬– Ваше право и выбор. Держите бейджик!
      – Простите, здесь написано не Лапиков, а Апиков?
      – Да-да. Процедура досмотра в Чистилище следует тому же параграфу, что и ваш девиз. Согласно Уставу мы забираем Первую букву фамилии и десять килограммов от исходного веса клиента-грешника.
      – Я хотел бы стать спелеологом, – ухватился Лапиков за призрачную возможность остаться при полной фамилии (потеря десяти кило при весе за сотню его не беспокоили), тыкая пальцем в рекламный буклет.
      – Это решает Сам. Не задерживайте очередь, Апиков. Левая дверь, по ступенькам вниз до первого распределителя. Передавайте привет Ыну от Ова!

***
      Скользкие бетонные ступени и мокрые шероховатые стены встретили Лапикова сразу за выходом. Влажный воздух невидимыми капельками воды висел в пространстве пещеры, круто уходящей винтовой лестницей куда-то глубоко вниз. Кальцитовые натеки сверху – сталагмиты и такие же наросты снизу – сталактиты и далее сросшиеся сталагнаты украшали подземный мир, образуя фигуры колонн из царских дворцов, слонов и верблюдов, мамонтов и динозавров. Неровные своды потолка с разным уровнем нависающих минеральных пластов создавали ощущение нереальности происходящего. «А может быть, это «по-ту-сторонность», или правильнее сказать «по-ту-странность» и есть»?

      Лапиков насчитал сто пятьдесят ступеней до первой горизонтальной площадки с перилами. Группа людей с фонариками на касках ожидала новенького для дальнейшего спуска в недра Земли.
      – Где первый распределитель? – спросил он. – Меня просили передать привет Ыну от Ова.
      – Я Ын, – подскочил невысокий мужичок в брезентовой робе и оранжевой светящейся жилетке. – Ну как он там, держится?
      – Зачитывает биографии клиентуры.
      – Вырос, значит в должности. Держи робу и каску, одевайся! Старую одежду складируй в красный рундук там, у перил.
      – Группа, пошли, не отставать! «Туристы», растуды вас в качель!

***
     Лапиков шел за Ыном и пытался представить, как выглядят аборигены Преисподней? Разглядывая пещерные своды и высоченные стены, падающие под большим углом, чем Пизанская башня и чудом поддерживающие массу горных пород над головой, он два раза поскользнулся на гладких, вышарканных сотнями ног, ступеньках, но удержался, вцепившись в холодный железный поручень.   
      – Апиков? – выкрикнул нарисовавшийся вмиг «абориген» – маленький лысоватый черт с отвисшим ниже пояса пузом.
      – Я!
      – Получай наряд в котельную. Сегодня работаешь на ответственном участке – будешь обслуживать служебное помещение. Понял?
      – Так точно.
      – Исполняй приказ.
      Лапиков проверил вентили, датчики давления, не текут ли трубы, сладко зевнул и отправился спать в каптерку. «Ад, как ад, ничего можно и тут обитать вполне», – подумал он, устраиваясь на узкой кушетке.

***
      Его разбудил ото сна мороз, пробравшийся под фуфайку, накинутую на ноги. Он почувствовал дыхание зимней стужи, кружившей где-то за хлипкими дощатыми стенами каптерки, и подскочил с кушетки, пытаясь спросонья попасть босыми ступнями в валенки. Картина, возникшая за дверью, парализовала его волю. Отопительная система Преисподней сверкала первозданным льдом, глянцево блестевшим на вентилях и кранах, трубопроводах и клапанах, системе спаренных котлов и контрольно-измерительных приборах. Хрустальный «трубизм» смахивал на Ледяной Дворец времен императрицы Анны Иоанновны, построенный для потешной свадьбы, когда она решила сочетать узами брака любимую карлицу с проштрафившемся князем. О чем вдруг вспомнил Лапиков, - сравнения пришли на ум из недавно просмотренной телепередачи, - и, сочувствуя самому себе, покачал головой: «Щас начнется светопреставление».

      Где-то в глубине сознания и души Лапиков был убежден, что в инфернальном мире царит атмосфера геенны огненной, и морозная погода есть параноидальный бред его полусонного воображения. Он украдкой перекрестился: «Авось пронесет»! Грянул гром, запахло сероводородом. Виновник услышал нервный цокот копыт по лесенке, ведущей наверх в контору Преисподней, – это прибежал «абориген», всучивший ему наряд на дежурство. Выпученные желтые глаза вращались как у хамелеона в разные стороны, он брызгал слюной и извергал непереводимые на человеческий язык ругательства:

      – Апиков, тебя на ковер, Сам вызывает! Допрыгался!

      В кабинете для совещаний за плоской глыбой льда сидели синие черти в соплях и сосульках на пятачках, рожках и копытцах. Молодые  грызли сосульки, сбитые с носа, а старшие танцевали «сиртаки» под руководством греческой гетеры, ускоряя бег после каждого круга.

      – Это кто? – Сам, словно сошедший с портрета средневековой библии, грозно глянул на нарядчика.
      – Я Апиков, – пролепетал бывший начальник котельной Лапиков. – Да вот, заснул нечаянно.
      – Ты не Апиков, ты Пиков, или даже Иков. Выдать ему бейджик на Икова! – пускал дым из ноздрей Сам.
      – Хочу в спелеологи, – вякнул было Лапиков, но тут на него напала икота, и он смолк.
      – Не достоин! От работ в служебной котельной отстранить, отправить кочегаром в народную варочную! – гремел бас Самого.
      – Не извольте беспокоиться, – завилял хвостом нарядчик. – Уже сделано. Из воздуха он достал новый бейджик и заменил «Апикова» на «Икова», и отнял еще двадцать кило веса.

      ***
      Изрядно похудевший Лапиков-Иков с помочами на полуспущенных штанах и ленивым прищуром в глазах изучал новый фронт работ. Посреди пещеры крутилась огромная карусель. Давным-давно в парке «Культуры и Отдыха» он видел такую же, и в детстве катался на ней вместе с братом, когда мамка деньги давала. Ничего особого – устройство примитивное, без нанотехнологий. В «отдыхающих» же он признал грешников из очереди – пилигрима с окладистой бородой, двух размалеванных девиц в красных мини-юбках, красноносых забулдыг в драной и несвежей одежде, полицейских-гаишников в дождевиках. В поддоне «карусели» находилась жаровня. Дрова работнику Икову предстояло подбрасывать в открытую топку после сгоревшей предыдущей вязанки.

      – Иков, не забывай ворошить кочергой и следить за тягой, чтобы не задувало огонь.
      – Ага, – зевнул Лапиков. – Следить за тягой? Понял.

       Он присел на табуреточку и принялся ворошить кочергой дровишки. Поленья споро горели, пахло сосновой смолой и дегтем. Лапиков-Иков засмотрелся на извивающиеся огоньки, летящие вверх искры и завораживающее превращение древесины в золу. Дремотное тепло охватило его суть или то, чем-он-там-был, и сон предательски сморил кочегара.

      Хрустальный звон бокалов шампанского снился Лапикову, когда он вздрогнул и открыл глаза. Карусель плавала в морозном тумане, ледяные фигурки пассажиров едва угадывались на платформе, а кучка золы в топке посерела.

       – Иков, ты хоть как-нибудь представляешь себе законы, работающие в инфернальности? – наседал нарядчик. – Символы, блуждающие в твоей голове и есть предметы этой реальности, они живут до тех пор, пока за ними наблюдают. Отвернулся, заснул и …тю-тю, – исправные котлы,  горящие дрова превращаются во что угодно. Сибиряк-зимовник! Уловил?

      Лапиков пожал плечами:
      – Черт, его знает!
      – Что? Как ты посмел, вызывать меня? – рассердился Сам, являясь из клубов дыма, разворошив пепел золы. Он оглушительно чихнул:
       – Будьте здоровы, – по привычке брякнул Лапиков.

      Сам сверкнул глазами, выдохнул из ноздрей адское пламя и захохотал:

      – Ты знаешь, что положено отвечать в таком случае? Знаа-аешь! Где послужной список этого СпелеОлуха?

    Нарядчик боднул рогами помощника, – тот исчез и появился вновь, дунул-плюнул, и в воздухе материализовалось досье на Лапикова. Сам зачитал цитату: «Нет презумпции «невиновности» – человек знает, чего хочет и чего добивается».

      – Занятно. Что есть мера невиновности? Отвечай, Лапиков-Иков!
      – Ответственность.
      – Пожелал мне здоровья? Добрый человек! Я не могу сказать «спасибо», – не положено по чину, но могу пересмотреть меру ответственности. Считай, что звание спелеолога, а равно как и экстремальщика, ты получил. Могу предложить взамен работ в Преисподней пройти новые испытания на грешной земле.
        – Я не понимаю, – Лапиков растерялся. - Что это значит?
        – Шанс на иную судьбу. Оно, конечно не мед, но все-таки синица в руках. – Сам исчез, оставив сизый дымок, запах серы и горелой шерсти…

***
      Сартр Хвалынович Лапиков, стряхнув подкрадывающуюся дремоту, дошел до окошка номер «девятьсот один».

      – Документы?

      Он подал пухлое досье. Регистраторша просмотрела бегло бумаги и шлепнула гербовую печать Полярного Института на «Заявлении»:

      – Поздравляю, Лапиков Сартр Хвалынович, вас утвердили в должности начальника котельной в поселке Восток на весь период зимовки. Меру ответственности перед полярниками и президентом страны, надеюсь, понимаете. Ледокол «Академик Федоров» отбывает в рейс через час. Завидую белой завистью – Антарктида ждет своих героев!

      – Спасибо.

      – Послал, так послал. – Лапиков, хлопал себя рукавицами по новенькой темно-синей, из гагачьего пуха, куртке с эмблемой полярника.

      Он шел в порт и с удивлением ловил заинтересованные взгляды парней и девушек, разглядывавших эмблему.

      – Оно, конечно не мед, но все-таки синица в руках, – повторил он, и глупая улыбка расплылась на его пухлых щеках.