Эта книга не новелла. Фучик очень скромно называет это частью репортажа, и в чём-то он прав. Здесь всё правда, здесь всё было пережито. Однако это довольно особенный вид репортажа. Журналисты часто брали интервью у солдат, инженеров, авиаторов и глубоководных ныряльщиков. Люди этих профессий, и другие, профессия которых тоже требует храбрости, иногда проявляют её на грани героизма, но обычно всё, что от них требуется это ум и хладнокровие. Фучик первый из репортёров, кто пишет о героях. Не о героях определённого момента, а о героях, которые были храбрыми в каждый момент времени, целый год, начиная от момента ареста и до самой смерти. Аристократическая концепция ежеминутной храбрости оставляет героя одиноким, храбрым по призванию, по своей природе, или по другой причине. Но в пражской тюрьме речь не шла о призвании или о принадлежности к элите. Всё заключённые вели себя героически просто потому, что в определённых обстоятельствах ты обязан стать героем, чтобы продолжать оставаться человеком. Фучик знает всё это; он понимает, что имён его погибших товарищей никто не узнает. Но это плохо, говорит он себе, что герои останутся неизвестными. Поэтому он напишет о них, назовёт их имена и возраст, расскажет о том, что они сделали. Не для того, чтобы их потом почитали, но для того, чтобы они были.
Его книга, как вы знаете, рассказывает о жизни бойцов-коммунистов в чешской тюрьме с апреля 1942 по апрель 1943, год пыток и истязаний, заканчивающийся смертью. К несчастью, мы знакомы с такими вещами. Мы прочитали сотню рассказов очевидцев о нацистских тюрьмах, допросах в Гестапо, концлагерях и расстрелах. Но их чтение не вызывает удовольствия, а порой и труднопереносимо. Оно вызывает скорее депрессию, чем негодование. Когда мы заканчиваем чтение, а иногда и не дочитав до конца мы отбрасываем книгу в сторону с чувством ненависти, вызванной тем, что авторы описывают то, что они видели, что их напугало, что казалось им самым поразительным – о триумфе зла. Прежде всего они хотят показать террор, который царил в камерах и бараках. Они делают небольшие описания концентрационных лагерей. С богатством деталей и ужасной живописностью они рассказывают о тех эпизодах, которые лучше всего демонстрируют садизм. Они концентрируют внимание на методах унижения. Они говорят о пленниках только для того, чтобы мы почувствовали их бессилие и отчаяние. Все их муки причиняет им кто-то другой, они могут только перенести их. Те, кто сильнее - протягивают дольше, слабые – сдаются и умирают. Мы видим постепенную гибель тех и других. Всё, что запоминаем из этого – это обстоятельства, при которых невозможно быть человеком. Вы становитесь обезьяной или мертвецом.
Конечно, в книгах они храбрые сопротивляются пыткам и умирают молча. Но чувство, которое преобладает, даже у этих людей – страх. Они не боятся страданий или смерти, они боятся себя, боятся, что с помощью пыток из них смогут выдавить важную информацию или имена товарищей. Их палачи, со своей огромной властью, изобретательным садизмом и инструментами пыток похожи на дьявола: они одновременно и выше и ниже обычного человека. В конечном счёте узник приходит к мысли, что нацистское зло непобедимо: если они хотят заставить тебя говорить, ты будешь говорить, или же сам всё им расскажешь. А если ты не раскололся, тебя будут пытать с особым изяществом. Большая удача, если тебя не заставят говорить до конца дня. Ты ничего не рассказал, но сам ты уверен, что если следующим утром тебя «поджарят», ты не выдержишь и сдашься. Писатели, которые никогда не были под пытками, ни даже арестованными, прилагают все усилия, чтобы уменьшить героизм участников Сопротивления до уровня простой буржуазной добродетели. Всё дело в удаче. Человек, подвергнутый водной пытке чувствует, что его нервы не выдерживают, и начинает говорить. Тогда он – предатель. Но вот счастливый случай – он глотнул слишком много воды. Он задыхается и может только кашлять. Секундой спустя он уже овладел собой. В общем, они хотят, чтобы мы поверили, что герои – это предатели, у которых не было времени, чтобы предать.
И что могут сказать те из нас, кто не страдал от пыток? Можем ли мы отбросить эти рассказы очевидцев, которые говорят, что мы становимся предателями из-за слабости? Что может доказать нам, что мы выдержали бы? У всех, говорят нам, бывает момент слабости. И мы собираемся осудить всю жизнь из-за этой минуты? Вы видите капкан, который они для нас расставили. Они хотят заставить нас думать, что человек является человеком случайно.
Что вызывает наше восхищение, когда мы читаем «Репортаж с петлёй на шее», так это то, что Фучик показывает нам, что только противоположное верно: для человека и вне его случайность – это нечеловеческое. Открывая книгу я предполагал, что автор будет пойман и замучен. Я предполагал, что книга, которая заканчивается смертью автора, начнётся с его мучений. Я подавил в себе эти ощущения и начал читать, и, постепенно мой ужас стал улетучиваться, и, наконец, вовсе исчез. И это доказательство тем более невероятно, когда читаешь написанное день за днём: я видел как Фучик слабел от одной ночи к другой; я присутствовал на его допросах. Что же отличает его книгу от всех других? Я думаю это то, что Фучик никогда не боится самого себя: он знает, что независимо от происходящего у него не возникнет желания говорить. Дело не в том, что он поставлен в такое положение, когда постоянная работа не позволяет ему разговаривать. Просто он из тех людей, кто не может продать своих товарищей, и он знает это. С того момента, как он входит в комнату для допросов, он знает, что единственная вещь, которая может с ним случиться – это то, что он умрёт в лагере. И сама по себе смерть его не пугает. Если он умрёт в тот момент, когда его избивают, смерть только освободит его. Теперь наконец мучители теряют свою зверскую власть, и их огромное бесноватое изображение исчезает. Они могут сокрушить его под градом ударов, но это не больше того, что может сделать сильная лихорадка. Ни в коем случае он станет таким же, как они. Бессилие переходит на другую сторону: эти демоны - бедняги, рьяные и жалкие государственные служащие, скоты, которые нападают, потому что они не умеют говорить, трусы. Они значат не больше, чем холера или чума. Так к чему о них беспокоиться? Оставим их среди теней.
Средневековые живописцы имели обыкновение изображать Христа с его ранами и терновым венцом. Они рисовали только руки его мучителей. Лишённые тела руки, наносящие удары, или размахивающие кнутом. Точно так же Фучик едва показывает нам руки нацистских мучителей; они как бледные пауки, поднимающиеся по его телу, на которое он не смотрит. А если и смотрит, то делает это без ненависти, потому что ненависть заключает в себе определенное уважение, но какое уважение может быть к этим мерзавцам, полностью безответственным законченным преступникам? Они могут быть описаны только как разновидность животного с беспристрастным пониманием их побуждений и факторов, которые определяют их поведение.
Как разновидность животного? Нет, не совсем. Мы можем увидеть за объективностью Фучика причудливую смесь чувства братства и неукротимого презрения. И это чувство братства направлено не на них, но на тех кем они могли бы быть. В конце концов эти свирепые животные – не более чем мужчины, которые никогда ничего не делали как мужчины.
Теперь, наконец, мы освобождены от ужаса. Книга Фучика написана против страха во всех его проявлениях. Это даже освобождает нас от завораживающего страха перед самим собой. Мы спрашиваем себя: «протянул бы я, смог бы я сопротивляться своим слабостям?» Но строгость Фучика заставляет нас понять, что вопрос поставлен неправильно. Один из его товарищей, только один, заговорил. Фучик оценивает этот факт трезво, и мы можем подумать, что он объясняет это тем, что у него сдали нервы, так же, как авторы, про которых я говорил выше. Но очень скоро мы понимаем, дело здесь совсем в другом, поскольку Фучик осмеливается судить всю человеческую жизнь на основе лишь одного момента слабости. И эта строгость – только обратная сторона уверенности в человеческих возможностях. Если вы рассматриваете момент слабости, который делает бойца предателем как изолированную минуту, то верно, что ничто не застрахует вас от неё. Но если вы полагаете, что никакая минута в человеческом существовании не является результатом случайности, если вы берётесь описывать личность – бойца, коммуниста, пусть даже с самой мимолётной из слабостей, тогда вся жизнь каждого человека определяет его отношение к пытке. Он заговорил. Как пишет Фучик – потому, что ему не хватило веры. Если вы достаточно любили, если вы отдали себя своему делу без всяких обязательств, вы всегда будете защищены от моментов слабости. Мы не можем изобрести храбрость в момент наших мучений, чтобы сопротивляться им. Если мы проявляем храбрость, то именно потому, что она уже есть в нас. Её дают нам вера, надежда и любовь. Таким образом, то, что является самым трудным, доступно каждому. Героизм это ни абсолютная цель, ни призвание. Но если случай позовёт нас, мы станем героями если мы просто научимся жить как мужчины, то есть если мы будем способны любить то, что мы любим от начала и до конца.