ДГ12а Неведомое ранее
Утро, и я просыпаюсь рядом с Тенедаром. В основном, потому, что остаток ночи слушал его организм. Ну и ясно, мысли тоже. Помимо насыщенности желанием достать Бенеуфа-самозванца, его мысли пропитаны горем.
Партнер Тенедара умер от той же болезни, которой он страдает теперь, но упрямый рыцарь мне ничего не сказал о том, что овдовел. Побоялся, что я сходу повешусь ему на шею?
Арканд уже сходил во дворец за нашими лошадьми, что радует. Он стоит у двери, и улыбается, ковыряясь в зубах. Он не только уже позавтракал, но и хорошо выпил.
- Чего ты... Это... - Бальтонари громко икает – Прынца спровадил? Боишься, что он заразится от Тенедара? А за меня не боишься?
- У тебя внутри все так пропитано алкоголем, что бактерии, попадая туда, пьянеют, и забывают, зачем они пришли! Поэтому нет, не боюсь.
Тенедар встает, и быстро одевается.
- Мне уже намного лучше, но я тебе верю. Если ты считаешь, что сможешь меня вылечить, то нам нужно торопиться.
Мы уже выезжаем из города, когда нас догоняет Латирис. Она бежит за мной, и ее глаза полны страдания, высасывающего свет и силы не только из ее сердца, но, кажется, и из воздуха вокруг. Я слышу каждую ее мысль. "Но что же мне делать с изменами моего мужа? Он продолжает встречаться с другой женщиной... А я хочу, чтобы он любил только меня!"
Я спрыгиваю с Сарджи, потому что мне нужно оказаться с ней лицом к лицу.
- Вы не можете требовать любви. Ни от кого, никогда. Именно в этой точке отчаяния, не получив любви, в прошлый раз вы поддались шепоту гордыни, и пошли на страшную месть. Не бегайте по кругу. Не повторяйте этой ошибки. Если вы хотите любви, не оступайтесь в месть с монолитной скалы ненависти - в той пропасти, в которую вы упадете, еще никто никогда не нашел любовь.
Женщина молчит с секунду, унимая жажду задать тысячу вопросов, и потом задает всего один.
- Скажите мне, почему Бог такое допускает?
- Он не "допускает". Он "помогает разобраться". Если учитель не будет давать ученикам задания, они никогда не поднимутся до его уровня.
Мы уезжаем, а она остается стоять посередине улицы. Люди, торопясь туда-сюда, пробегают мимо, задевают ее, толкают. И вскоре Латирис уже поглощена толпой так, что не разглядеть лица. Оглядываясь, я все еще могу видеть ее по облаку неутоленности над ней. Все, что ей нужно теперь сделать, чтобы утолить все горести и печали - это поверить, что Бог ей не враг, а друг.
Мои друзья едут молча, каждый погружен в свое.
- Если все, что она встретила – это предательство, породившее ненависть и месть, то где же тогда любовь?
Я даже вздрагиваю от того, как непривычно слышать от Арканда что-то глубокомысленное. И также смешно, что меня спрашивает именно он.
- Не знаю. - Отвечаю я. Слезы застывают, еще не вылившись из глаз. Потому что я никогда перед ним не заплачу.
Промозглыми сумерками два дня спустя мы въезжаем в Дейкерен. Вечер у камина, однако, проходит в тягостной тишине.
Тенедар снова начинает сильно кашлять, периодически выплевывая кровь. Его породистый и благородный профиль выделяется на фоне полыхающего огня. Он не может поверить, что болезнь сломила его там, где не сумели ни стрела, ни клинок, ни даже яд. Но в нем еще нет обреченности. Это у нас впереди.
Я предлагаю ему лечь на мою постель, и вовремя. Его начинает бить озноб, потом бросает в жар. Я провожу над ним бессонную ночь, и ввожу энергии еще приблизительно на две точки невозвращения. Энергия едва сбивает температуру, но не меняет ничего кардинально. Невероятно.
Бледная, непрошенная заря является в окне призрачной, размытой картинкой художника, у которого не хватило красок ни на что более приличное. Тенедар впадает в забытье. Лицо даже во сне искажено болью, и тенью борьбы с непреодолимой тяжестью, которая, кажется, сильнее всего. Мои видения оказались верны.
Эфир полнится голосами и сигналами, то пронзительными, то тихими, но среди всего этого Иммаюл так и не смог найти нужной информации по болезням легких. Но почему не сработала моя энергия?
- Его организм отказывается принимать помощь, Деми. Я не знаю, почему. Паразит будет работать только когда не встречает сопротивления. В противном случае он пройдет через человека, ничего не сделав, и вернется к тебе.
Кажется, что я стою под палящим полуденным солнцем, от которого нет ни укрытия, ни спасения. То, что казалось нерушимым, теперь лежит у меня под ногами грудой осколков.
Арканд появляется в дверях, и напряженно оглядывает мою спальню, в которой царит полный беспорядок, включая пол, закиданный носовыми платками и салфетками в крови. Я отослал Намигура и Натакруну из замка из-за опасности заражения, и поэтому убираться некому.
Бальтонари подходит к Тенедару, спотыкаясь о гору книг, которые я просматривал ночью в попытке найти ответы. Увесистые книги валятся на пол с пыльным вздохом. Арканд вздрагивает, и чертыхается, обдавая меня облаком алкогольного перегара, а потом долго и пристально вглядывается в лицо лежащего на постели с потаенным страхом увидеть там лик смерти.
- Пристрастие - это цепь, которая проваливается в глубину колодца, и ты - каждое звено этой цепи. Остановиться можно, только если перестанешь быть "звеном", и станешь всей цепью сразу.
- Не ты ли сам говорил мне, что непрошенный совет хуже пощечины, а своя глупость слаще чужой мудрости? Тебе не нравится, что я выпиваю? Это не твое дело. – Бальтонари резко разворачивается на каблуках, и уходит, оставляя меня наедине с холодной зарей, и непоправимостью приближающегося конца.
Я сижу над Тенедаром, кажется, целую вечность, гладя его волосы, и вспотевший лоб, и поправляя одеяло, чувствуя себя полностью бесполезным у постели больного, страдая, нет, пропитываясь этим жутким, леденящим, совершенно незнакомым чувством, когда за дверью моей спальни раздаются шаги.