КАПЫ
из сб. СОВЕТСКИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ СКАЗКИ
— К чертовой матери! Или наводите порядок в цехе, или я уйду ко всем чертям!
Молодой мастер швырнул на стол начальнику цеха пачку нарядов. Вадим Петрович спокойно отодвинул их в сторону, насмешливо спросил:
—Что, Алексей, кишка тонка? Не находишь контакта с рабочим классом?
— Да какой это рабочий класс? Это же куркули! Сад, огород, дача, машина...Работа для них — абы не записали в тунеядцы. Это же нэпманы!
— Но-но!— в голосе начальника зазвучали грозные нотки. Он встал.— Не обижай людей. Всем хочется жить прилично. Мы с тобой не умеем организовать работу, а потом гоняем людей на сверхурочные за ту же зарплату. И жалуемся на их несознательность.
Он подошел к мастеру, положил руку ему на плечо. Худенькое плечо молодого специалиста дрожало от нервного возбуждения.
— Садись, Алексей Андреевич, давай разбираться.
Мастер угрюмо махнул рукой, сел, пробурчал:
— Все равно уйду. Меня давно в КБ зовут. Ведущим инженером. Такая же зарплата, а работа человеческая.
Вадим Петрович усмехнулся.
— Вот видишь. Сам хочешь уйти туда, где работа легче, а других ругаешь за то же самое. Где логика?
— А!!!— выкрикнул мастер и вскочил со стула
— А ну, стой! — начальник цеха успел схватить мастера за руку, встряхнул. Глаза у молодого человека были ошалелые.
— Давай без истерик. Садись.
Он усадил вяло сопротивляющегося мастера, придавил плечи ладонями.
— Сколько человек у тебя сегодня?
— Двенадцать,— угрюмо ответил мастер.
— А остальные?
Мастер молча дернул плечом.
— Остальные где?— спокойно повторил начальник цеха.
— А то не знаете. Пятеро в отгуле. Трое болеют. Четверых вы сами направили на спорткомплекс. Трое — по неизвестным причинам.
— Отгулы за что?
Мастер снова вскочил со стула, но тут же сел. Он помолчал и заговорил монотонным ядовитым голосом, без всяких знаков препинания.
—Бригада Маляева в отгуле на неделю, поскольку в конце прошлого квартала работала по две смены, в том числе по выходным выполняя сверхсрочный заказ номер семнадцать дробь пять по указанию начальника цеха...
— Так, ясно,— перебил его начальник.— А что с твоими больными? Кто болеет?
— Токарь Пронин простыл в воскресенье на рыбалке. Фрезеровщик Тененев лежит с острым радикулитом: надорвался, бедняга в собственном саду. Ученик токаря Яфасов получил серьезную бытовую травму. В драке. Есть еще вопросы?
— Есть, Алексей. Ты вот ехидничаешь, а у Тененева в больнице был? Не был. А он — фронтовик. И радикулит у него еще с войны. А в саду своем он виноград разводит. Понимаешь, виноград в Сибири. У него медаль ВДНХ за сибирский виноград. А Яфасова ты сам упустил. С сопляком не управился. Если так дальше пойдет,— что из него получится? Ну, а кто по неизвестным причинам?
— Домашенко, Череда, Папин,— уже спокойно сказал мастер.
— Папин?— удивился начальник.
— Да, Папин. И напрасно вы удивляетесь. Этот Папин сачкует при каждом удобном случае.
— Не может быть,— пробормотал Вадим Петрович.— Серега Папин, гордость цеха...
— Вышла вся гордость,— снова насупился мастер.— Этот Папин после работы ни на секунду не задержится. Мчится в гараж, в личный, в собственный.
— Вот это да...— Вадим Петрович потер лоб.— Вот что, Алексей. Папиным я займусь сам. За тобой — Тененев и Яфасов. Сейчас иди на участок, я через часок к тебе заскочу.
...Сергей Папин пристрастно оглядел готовый кап. Вздохнул. Все—таки надо было отпилить ближе к стволу. Поторопился, не взял двуручную пилу. А ножовкой такой кап разве можно было отпилить как следует? Но все равно, вышло очень даже неплохо.
Сергей тяжело поднял огромную плоскую вазу, выделанную из последнего капа, поставил на верстак. Ну уж, если Танюшка не оценит такую красоту — пиши пропало. Какая прелесть! Неужели Танюшка будет дуться?
И вообще, что с ней творится? Другого нашла, что ли? Ведь всего три года назад они ездили в свадебное путешествие на «Яве», и она была на седьмом небе от счастья, что у них такой шикарный транспорт. А весной он купил «Жигули», так она только пренебрежительно хмыкнула. Два года назад они получили дачный участок, она вечерами не уходила с него, возилась в земле, таскала ведрами воду с реки. Сейчас там стоит кирпичный домик, водопровод — живи не хочу, так ее в сад не затащишь.
А ведь она его любила. Говорила такие слова, что голова кружилась. А сейчас простое слово не вытянешь, не то что ласковое. Чужая стала. И Ляльку настраивает против. Лялька не кидается к отцу, как раньше.
Грустные мысли Сергея прервал стук в дверь гаража. Сергей недовольно открыл калитку. Перед ним стоял начальник цеха.
— Здорово, Сергей,— улыбнулся тот.— Разреши войти в твои владения?
— Здравствуйте, Вадим Петрович,— невольно растерялся Сергей,— входите, конечно.
Вадим Петрович закрыл за собой калитку, огляделся, удивленно и вроде бы одобрительно качнул головой.
— Ну и ну. Дворец, да и только.
— Да чего там,— пробормотал Сергей, довольный похвалой.— Жить можно.
Сергей гордился своим гаражом. Здесь он все сделал сам, своими руками.
— А это что?— показал Вадим Петрович на капы.— Можно посмотреть? Какая красота...
Он потрогал самый большой кап — последнюю работу Сергея. Осмотрел его со всех сторон, пощелкал пальцем по полированной поверхности плоской вазы. Кап был обработан под раковину. Сергей не стал убирать красноватую окраску наружной поверхности, и кап нельзя было отличить от громадной раковины. В этой изящной вазе спокойно мог усесться человек. Взгляд Вадима Петровича горел восхищением.
— Это капы,— пояснил Сергей. — Такие наросты на березовых стволах. Вообще-то, это не капы, а щвели. Капы растут на комле дерева. А на стволе – щвели. Но все их называют капами. Я их спиливаю, аккуратно выдалбливаю, снимаю стамеской, и — вот...
— Здорово, высший класс,— искренне похвалили Вадим Петрович.
Сергей вспыхнул. Эта оценка напомнила ему те времена, когда они, сопливые выпускники ПТУ, показывали своему первому настоящему мастеру первые корявые изделия. Как счастливы они были, когда Вадим Петрович говорил: «Здорово, высший класс!» Чаще им приходилось слышать другое. Если это было насмешливое: «Н-да... Руки у тебя, что ли, не тем концом приделаны?»— то это означало, что продукцию можно смело выбрасывать в ящик для стружки. Если это было снисходительное: «Сойдет, если закрыть один глаз»,— то можно было показать свое изделие контролеру ОТК.
И сейчас знакомые слова заставили Сергея гордо поднять голову.
— Не знал, что у тебя такое хобби,— сказал Вадим Петрович.— И куда же ты их наготовил?
— Завтра день рождения у Танюшки.
— Здорово!— Вадим Петрович взял в руки кап средних размеров, величиной с небольшой тазик для стирки белья.
Полупрозрачные полированные стенки капа будто излучали розоватый свет. Волнистые края загибались внутрь. Снаружи кап напоминал древнюю вазу из алебастра. Такая вещь могла служить украшением любой квартиры.
Сергей ожидал продолжения похвал, но Вадим Петрович осторожно поставил кап на место. «Сейчас что-то серьезное будет»,— сообразил Сергей. Он не ошибся.
— Сергей, а почему ты не был сегодня на работе?— сухо спросил начальник цеха.
— Как?—удивился Сергей.— Разве вам не отдали мое заявление?
— Какое заявление?
— Я просил отгул. Андрюхе сказал, чтобы он оформил, он обещал. Мне нужен сегодня отгул. Завтра у жены день рождения, а у меня еще все не готово.
— Ни мастер, ни я не видали твое заявление. Андрюха — это Череда?
— Ну...
- Он сегодня сам не вышел на работу.
Сергей расстроено молчал. Как же так? Ведь Андрюха обещал. Не хватало еще прогул заработать, Мастер и так косо смотрит. Хоть и никудышний мастер, салага, но порядок должен быть. Зачем ему прогул?
— Я писал заявление. Правда, Вадим Петрович.
— Ладно,— добродушно сказал Вадим Петрович.— С этим делом разберусь. Если оформлю прогул — не взыщи. Самому надо такие вещи делать, а не поручать Андрюхе.
— Да я... Я же писал...Я же понимаю,— бормотал Сергей.
— Ладно, проехали. Ты мне другое скажи. Что это ты мастера конфузишь?
— Наклепал?— вызывающе спросил Сергей.— Да разве это мастер? Может лет через десять он и будет мастером, а пока...
— Всему свое время. Ты поначалу тоже не больно каким токарем был. Курить-то в твоем дворце можно?
— Конечно, вон пепельница.— Сергей поставил на верстак забракованный им небольшой кап. Брак был почти незаметен: узенька сквозная прорезь на стенке,— но в подарок такая штука уже не годилась.
Вадим Петрович сел, взял в руки кап. На его лице снова появилось восхищение. Он внимательно изучил изящное изделие, поставил его на верстак.
— А как твоя Танюшка поживает?
У Сергея сразу испортилось настроение.
-Спасибо. Нормально.
Вадим Петрович уловил смену его настроения. Видно, не все в порядке у парня в семье. Вот так мы упускаем молодежь. Работа — это главное в жизни, но кроме работы есть еще много чего. Руки не доходят. Да сейчас не у всех работа на первом месте. Что бы там ни писали в газетах, а настроение людей совсем не то, что было тридцать лет назад. Мало кто по-настоящему верит в коммунистические лозунги. Да и вверху, похоже, только делают вид, что мы строим это светлое будущее.
А у молодых — ветер в голове. Сначала все эти ахи и охи при луне, а жизненного опыта — никакого. Помочь бы надо, а то ведь разведутся сгоряча. Парень, видно, сильно переживает. О работе забыл. Жену свою любит, но что-то у них не так. Что им не хватает? Сергей — работящий, золотые руки. Не пьет, не бузит, хозяйственный. За девками не бегает, не замечалось. Может, это его Танюшка что натворила?
— Поругались?— негромко спросил он.
— Да нет,— Сергей хмуро смотрел в пол.
— Сергей...— Вадим Петрович помолчал.— Мы ведь не первый год знаем друг друга. Я же на вашей свадьбе посаженным отцом был. Что у вас?
Сергей угюмо молчал.
— Так...— вздохнул Вадим Петрович. — И что делать будем?
— Ничего,— сдавленно проговорил Сергей.
— А вот это ты зря. Не по-мужски это — опускать руки. Вы же любили друг друга, когда женились? Она, что — нашла кого?
— Нет!— Сергей хотел ответить небрежно, но голос его сорвался на тонкий писк. Он рассердился на себя, нахмурился.
— Я не лезу в душу. Только вы с Танюшкой — не случайные встречные для меня. Ты-то сам любишь ее?
Сергей молча кивнул. В глазах его была тоска.
— Может, она хочет, чтобы ты учился? Она-то инженер...
Сергей отрицательно мотнул головой. Говорить он не мог. Нет, Танюшка никогда не упрекала его за это.
Вадим Петрович надолго замолчал.
— Ничего не понимаю,— с огорчением сказал он, наконец.— Женщины — это, брат, такой народ... Ну, скажи ты мне, что ей не хватает? Ты — токарь седьмого разряда, выше не бывает. Руки у тебя золотые. Зарабатываешь — дай бог каждому. В доме у вас все есть. Что ей надо?
— Не знаю,— сказал Сергей.— Она сама то же самое говорит. И передовик, и не пью, и в доме все есть, и золотые руки... А ей плохо со мной. Скучно, говорит.
«Вот оно что,— облегченно подумал Вадим Петрович.— Танюшка — умница. Ей многое в жизни надо. А Серега весь ушел в быт. Молодец, Танюшка! Если в этом дело, то все можно наладить. Главное, вроде, она никого не нашла на стороне.
— Погоди,— прервал он Сергея.— Она ведь у тебя в комитете комсомола?
— Да,— с гордостью за жену подтвердил Сергей.
— И, вроде, в аспирантуру поступила?
— Уже кандидатский минимум сдала.
— А ты?— резко спросил Вадим Петрович.
Сергей поднял глаза.
— Вы думаете...?
— Я ничего не думаю. Не потому ей с тобой скучно, что она и в комитете, и в аспирантуре.
— А почему?— настороженно спросил Сергей.
— Когда у вас это началось?— вопросом на вопрос ответил Вадим Петрович.
Сергей задумался. Когда это у них началось? Может, весной, когда он подарил жене замшевое демисезонное пальто, которое с трудом достала мать через знакомых на межрайбазе? Тогда Танюшка сухо поблагодарила и спросила только, не залез ли он в долги? Или еще зимой, когда они впервые подъехал за женой к проходной на собственных «Жигулях», чтобы Танюшка могла похвастаться перед подругами. А она равнодушно осмотрела машину и пожала плечами? А может, еще осенью, когда он водил ее по свежеотделанному дачному домику и добивался ее восторгов, а она сказала, что не в этом видит смысл жизни?
Да, вроде с этого домика и пробежала между ними черная кошка. Раньше она совсем по-другому относилась и к нему, и к его подаркам.
— Вспомнил?— серьезно спросил Вадим Петрович.
Сергей пожал плечами.
— Вроде еще с осени.
— Ого,— огорчился Вадим Петрович.— Запустил ты процесс.
Он помолчал и вдруг спросил:
— А когда твой портрет был на заводской доске почета?
— В прошлом году, во втором квартале,— с готовностью ответил Сергей и вдруг прикусил губу.— Вы думаете?
- Я ничего не думаю. Кажется, тогда тебя хотели избрать в профком, а ты отказался?
— Мне это не надо. Я тогда как раз домик в саду доделывал. Времени никак не хватало.
— Вот-вот... Тебе это не надо. Ты домик доделывал.
Сергей настороженно смотрел на начальника. Тот усмехнулся.
— Ты не смотри на меня. Я тебе никаких рецептов давать не буду. Только, думаю, еще не все потеряно. Иначе Танюшка давно бы ушла от тебя. Любит она тебя. Любит, и переживает за тебя.
— Да уж, любит,— фыркнул Сергей.— Ляльку она любит, а не меня. Просто не хочет, чтобы Лялька без отца росла.
— А ведь раньше ты вроде умный был,— с огорчением проговорил Вадим Петрович. — Год назад ты был профоргом цеха, твой портрет висел на доске почета.
— Мне это не надо.
— Теперь тебе это не надо,— Вадим Петрович подчеркнул слово «теперь».— Но как раз теперь Танюшке с тобой стало скучно. И не в доске почета дело. И не в том, что ты был профоргом цеха. Раньше ты оставался после смены, чтобы вытащить цех из прорыва. Раньше ты Танюшку в театр водил. Раньше ты ей не только тряпки, но и книжки дарил. А теперь тебе это не надо.— Последние слова Вадим Петрович произнес с каким-то удовольствием.
— Мораль читать будете?— вызывающе спросил Сергей.
— Еще чего?— изумился Вадим Петрович.— В жизни не занимался этим. Мораль пусть читает парторг, он за это деньги получает,— профессиональный революционер.— А скажи, газеты ты сейчас читаешь?
Сергей хмыкнул.
— А чего их читать? Вьетнам бомбят, Ташкент трясет, мы дружно строим развитой социализм.
— А для какого аппарата ты сейчас точишь детали? И кому нужен этот аппарат?
— А кто его знает?
— Ну так чего ты удивляешься? Вот заберет Танюшка твою Ляльку и уйдет от тебя.
Сергей саркастически хмыкнул.
— И все потому, что я не читаю газет? Ну, вы скажете...
— И потому тоже. А главное — потому, что ты раньше был человеком, ей с тобой было интересно. А сейчас — ты только средство для обеспечения бытовых благ семье. Ну, что ты на меня уставился? Танюшка твоя, кстати, — тоже человек. Ей много чего в жизни надо. А с простым добытчиком ей скучно. Да и мне с таким скучно. Я же тебя научил всему, что умел сам. А тебе теперь это не надо. Тебе теперь надо, чтоб заказ повыгоднее получить. А то, что наш комбинат сорвал все сроки выпуска нового каучука, и мы теперь авралим, чтобы выправить положение,— это тебе неинтересно.
В гараже повисло долгое, тяжелое молчание. Вадим Петрович мрачно курил. Сергей упорно рассматривал носки своих туфель. Дефицитные туфли, трудно такие достать. Наконец, Вадим Петрович раздавил окурок в бракованном капе и встал.
— Ты не обижайся. Просто жизнь сейчас... непонятная какая-то. Я — член партии, и то вижу, что жизнь идет не по лозунгам. Не так, как наши «вожди» говорят. Они говорят одно, а жизнь у нас у всех совсем другая. И народ это видит, и ты это видишь. И никто не знает, чему верить, как жить. Вот и разбегается народ по дачам, да по гаражам, — пусть, мол, они сами, без нас разбираются. И думаю я, что кому-то это здорово нужно, чтобы народ по гаражам разбежался и не мешал им делать какое-то грязное дело. Кому-то очень надо, чтобы мы все стали только добытчиками, чтоб нас ничего не интересовало, кроме навара. Ты уж прости, наболело это у меня, но я думаю так: профукаем мы нашу страну Советов, если все разбежимся по гаражам и дачам. Найдутся деловые люди, которые за нашей спиной, пока мы на грядках возимся, оберут нас до нитки. Попомни мои слова.
Вадим Петрович резко оборвал свой разговор и снова закурил. Руки его дрожали. Некоторое время он молча курил. Сергей с удивлением размышлял над его словами. Таких речей он никогда еще не слышал. Вадим Петрович постепенно успокаивался.
— Пошли по домам,— сказал он мирным тоном.— Я не верю, что ты стал таким. Не сделал бы ты такую красоту,— он показал на капы,— если бы тебе было на все наплевать. Просто ты еще молодой, своего опыта нет, вот ты и решил жить, как все. Что ты Танюшке на день рождения еще приготовил?
— Замшевую куртку...— пробормотал Сергей. Ему почему-то вдруг стало стыдно говорить об этом.
— Молодец твоя Танюшка,— снова сказал Вадим Петрович.— Ты вот что. Подари-ка ей сейчас только эти свои, как их...?
— Капы.
- Вот капы и подари. А куртку прибереги на осень.
В гараже снова наступило долгое молчание, но сейчас оно не ощущалось тяжелым. Сергей напряженно раздумывал о чем-то, Вадим Петрович сосредоточенно курил. Затушив сигарету, подошел к Сергею, положил руку ему на плечо.
— Не горюй. Все будет хорошо. Раз ты задумался,— все будет хорошо. Пошли домой.
Сергей запер гараж, и они двинулись вдоль длинного ряда одинаковых кирпичных строений. Уже темнело, но в гаражах кипела работа, горел свет.
Они шли молча до самого дома Вадима Петровича. У своего подъезда Вадим Петрович остановился, протянул руку Сергею, задержал его ладонь в своей.
— Ты вот что. Поговори-ка завтра со своими ребятами о дисциплине. Что-то вы последнее время разболтались. И давай, мастеру помоги. Все мы когда-то начинали, и не все у нас получалось.