Семечка

Александр Крячун
                СЕМЕЧКА (ОТРЫВКИ)

               
           ...     ; Я в Кара-Булаке сойду, ; перебил его, молодой узбек.
                Водка добралась до мозга и начала веселить. Я взял гитару, попробовал настройку и начал с одной, из написанных мною, песен.
                Опять уходим в горный мы десант
                Где лестниц нет и репшнуров с крюками,
                А за плечами висит, как автомат,
                Теодолит – затянутый ремнями…
                Слушали молча. Водитель смотрел сквозь стекло автобуса на знойный день. Чабану стало или, совсем хорошо, или наоборот – плохо.  Его голова лежала на сиденье, глаза закрыты, а из глотки через приоткрытый рот доносился протяжный, тихий стон с  подвывом – возможно – он подпевал мне, а может, стонал от неизвестной боли, которая есть в каждом человеке...



               ...; Эй! Вставай! Приехали! – мне было даже неудобно, что мы не познакомились, и приходилось применять междометия.
                Веки у чабана открылись тяжело. Зрачков не было видно. Узкие, сомкнутые щёлки глаз подрагивали, показывая, что сквозь них кто-то смотрит.
                ; Что, приехали?
                ; Тебе ведь, в Коргоне выходить, - спросил водитель.
                ; Доеду до Катрана. Русского друга провожу. А в Коргоне пусть сегодня жена одна поспит, с поленом в обнимку, - чабан рассмеялся, - а я у брата переночую.
                ; До Катрана, так до Катрана! – шофёр радовался окончанию маршрута. Завтра пятница. Здесь он переночует, а рано утром переполненный автобус повезёт людей на базар. А обратно, увешанных покупками пассажиров придётся развозить - двумя, а то и тремя рейсами. Шофёр брал деньги за перегруз автобуса и за багаж.  Половину вырученных денег за базарный день, он делил с директором автобазы. Довольны были все: пассажиры, начальство и сам водитель. Пассажиров и багаж никто не считал, и сколько на самом деле шофёр брал себе – не знал никто, кроме одного человека – его самого.
                Начинался вечер, но светового времени оставалось ещё часов пять-шесть и я, с полной уверенностью рассчитывал найти лагерь до темноты.
                ; Всё, приехали! – водитель с облегчением нажал на тормоза.
                ; Давай познакомимся на прощание, - сказал я чабану.
                ; А, разве мы не знакомились? – удивился он, - Тогда, давай. Меня зовут Орозбек.
                ; Я – Сашка. Или Сагын по-киргизски.
                ; Вот и хорошо. Сейчас пойдём к моему брату. Нужно отметить знакомство.
                ; Ты лучше скажи, до ущелья Бульджума далеко? Там, где карьер. Мрамор добывать скоро будут. Сколько километров отсюда?
                ; Километры не считал. А конём ехать – это два часа тихим шагом. Первое ущелье будет – Бадамча, второе – Джаупай, а третье, после кишлака Озгоруш  – Бирксу. Повернёшь налево и, по реке  дойдёшь до Бульджумы.
                ; Если конём два часа, человеку значит четыре часа идти. Но мне говорили, что поворачивать нужно до Озгуруша и река называется Бульджума.
                Чабан рассмеялся.
                ; Начиная от Катрана, все кишлаки, которые встретишь до перевала, будут называться – Озгоруш. Их пять. И речек Бульджума – тоже несколько. Но тебе туда, где я сказал. Там рудник. А теперь пошли к моему брату. Переночуешь и утром пойдёшь.
                Я был ещё неопытным и самонадеянным упрямцем. Всё в мире казалось простым, и будто я уже мог решать  любые проблемы. Это уже через год я не поступил бы так, как в этот день. С этого времени  начался самый длинный семестр моей жизни, который протянется на тридцать с лишним лет и, где в зачётках, вместо подписей за сданный экзамен, будут стоять имена моих погибших и пропавших без вести – друзей...