"Клубничное лето"
Автор: Евгения Савина
Редакторы: Дикий Тань и ice-linx
Персонажи: мои
Размер: мини
Жанр: романс
Размер: мини
Размещение: только с разрешения автора
Кратко: воспоминания некого героя без имени о детстве в деревне и о том, как там завязываются отношения с его нынешним возлюбленным.
Шел теплый летний дождь. Мы мокли под ним, не сильно заботясь о том, что завтра, скорее всего, сляжем с простудой. Наверняка знали: наши матери будут нас жутко ругать, что не спрятались под крышей, но тогда об этом мы думали в последнюю очередь.
На скользкой и мокрой траве лежать было неудобно, но нам нравилось. Я и ты всегда были чуть странноватыми. Даже раскаты грома смешили нас до покалывания в животе. Где-то рядом валяются наши велосипеды, брошенные пару часов назад у оврага. Позже они нам не понадобятся – по размытым дождем дорогам на них не проедешь. Мы будем просто идти по колено в грязи, промокшие до нитки, но безумно довольные.
За запачканную одежду и ноги - тоже получим выговор, но нам все равно.
Лежа на мокрой траве, я ясно чувствую, как мерзнет спина, как слезы неба падают мне на лицо и бегут, щекоча, по шее. Очередной раскат грома и ты звонко смеешься, наполняя мою душу счастьем до краев. Сейчас, смотря в окно на черное небо, что изредка освещается молниями, вспоминаю тот миг и улыбаюсь.
Улыбаюсь искренне и до слёз. Вспоминаю, как потом, поснимав шлепанцы, мы бежали наперегонки друг с другом по высокой траве, подскальзываясь, падая и снова поднимаясь. Бежали, куда глаза глядят. А когда добрались до леса, дождь почти утихал, и лишь с деревьев постоянно срывались капли и капали то мне, то тебе на макушку. Там особенно выразительно пахло грибами и сырой землей.
Прячась за деревьями, мы играли в салки. Это было словно вчера, но с тех пор прошло уже очень много времени.
Ах, какие были в нашей деревне рассветы.
Когда просыпаешься и слышишь пение птиц. И так сразу приятно и тепло становится на душе. Мама кричит с утра, что я, не поев, сразу бегу на реку купаться. А там нужно было бежать через лес, где птицы пели необыкновенно громко. Я часто просто замирал на тропинке и, задрав голову вверх, наслаждался этой песней: такой особенной и чистой. Сосны покачивались на ветру, тихо скрипя, будто еще чуть-чуть и рухнут прямо мне на голову. Необыкновенно свежий воздух наполняет легкие и, кажется, можно утонуть в запахе смолы и еще чего-то неуловимого, отчего приятно кружится голова. Ветер легонько треплет мои волосы, и только я и природа. И ты, помню, подбежал и испугал меня и еще спрашивал, почему стою, как пень. А смеялся до тех пор, пока я не объяснил тебе, что слушаю птиц. Это благодаря мне, ты научился слушать их, чувствовать прикосновения травы к коже и сходить с ума от запаха дождя и грибов, что собирала бабушка. Так было здорово тогда.
Помнишь, когда нам было по четырнадцать, мы впервые попробовали алкоголь? Это было так забавно. Я взял у Степки немного бражки, что он регулярно воровал у отца и тогда мы вдвоем жутко напились и, валяясь в высокой траве, смеялись и смеялись, катаясь по траве, будто бревна. А потом уставшие, тяжело дыша, просто лежали и смотрели друг на друга. Я помню, как убрав с моего лица пару травинок, ты лег ближе. Твои ресницы трогательно дрожали, словно ты замерз, нижняя губа слегка красноватая, чуть закушенная, тоже нервно подрагивала. Глаза широко открыты и смотрят, кажется, пронизывая душу какими-то невидимыми нитями, заставляющими меня, чуть поколебавшись, все же прикоснуться к манящим губам. Но ты испытал это тоже и, закрыв глаза, потянулся ко мне и мы поцеловались. Тогда еще толком не знали, как это делается, помнишь? Это был такой невинный поцелуй, простое прикосновение губ, не больше. Не то, что сейчас молодежь. Они в шестнадцать лет уже четырежды бросили курить, бухать и уже давно трахаются, как кролики. А для нас мимолетное прикосновение губ казалось чем-то неимоверно большим и значащим, словно от этого появляются дети. Ты же помнишь, как пугали девчонок в деревне бабушки? Не ходите и не целуйтесь с мальчишками, а то дети будут. И до двенадцати свято верили, что детей в капусте находят. Да, мы были совсем другими. Два мальчугана, что трепетно прятали все то, что сейчас уже называем любовью. Помнишь, как после того случая неделю краснели друг перед другом, а потом, по старым бабушкиным байкам, которых наслушались, пообещали друг другу пожениться.
Это было тогда для нас так серьезно, сейчас же над этим можно откровенно посмеяться. И мы, еще по сути дети, бегали в лесу, держась крепко за руки, кувыркались в траве, дурачились и целовались, так невинно - лишь в губы, пока никто не видит. И нам казалось - это не закончится никогда.
А помнишь, как твоя бабушка умерла? На тебе тогда лица не было, и ты никого не хотел видеть. Твоя мама все прогоняла меня с крылечка, говоря, что тебе плохо. И как ты плакал на похоронах, а я взял тебя за руку и поцеловал в висок. Тогда еще моя мама наорала на меня, сказала, чтобы я такого больше не смел делать. Помнишь, как горько плакал потом, сидя наедине с тобой, уткнувшись лицом в твое плечо?!
Вот тогда только до нас, наивных детей, дошло, что нас не поймут и точно нужно скрываться. И мы прятались, по-прежнему целуясь в высокой траве все откровеннее. Прижимая тебя к земле, сжимая крепче твои плечи, вся обида на несправедливости этого мира уходила. Оставались только мы и природа, что принимала нас такими, какими были. Поцелуи твои и губы были слаще дедушкиного меда и опьяняли похлеще Степкиной бражки. И это было здорово!
Помнишь, когда мне исполнилось пятнадцать, ты подарил мне птичку? Ты её нашел в лесу со сломанным крылом? Я так давно мечтал о ней, но позже нам стало жалко и мы её отпустили уже полностью здоровую. Как тогда расцеловал твои щеки и как травинкой рисовал на шее непонятные узоры. А ты смеялся…
Сочная зеленая и молодая трава, запах земли, прикосновение пальцев к коже и сладкий вкус клубники на твоих губах. Мне кажется, я до сих пор чувствую вкус цветочного меда и клубники на твоих губах, даже если за окном метель. И я так сильно люблю этот вкус…
А помнишь, мне понравилась одна девочка? Городская была, красивая. И она попросила меня проводить её до дома. Ты тогда жутко обиделся на меня и ревновал как взрослый. Глупо щурил нос и так смотрел, словно из твоих глаз вот-вот побегут слезы. Помню, как бежал за тобой по полю, пытаясь догнать. И как плакал ты тогда, впервые после смерти бабушки. И как мы обещали друг другу, что всегда будем вместе. Конечно, не забыл, иначе не было бы тебя рядом.
Помнишь, тогда Мишка утонул и как на нас орал мужик за то, что не доглядели. Как это получилось, оставалось загадкой. Но после того случая мы часто говорили о жизни, и мысль, что тебя однажды может не стать рядом также как и Миши, пугала до жути. Наши объятья стали крепче и мы могли часами просто сидеть рядом, обнимаясь, гладя волосы, сплетаясь пальцами, нежно целуя руки, щеки, губы, нос, словно каждый час последний. А отпускать тебя на реку одного я боялся и ругался, когда ты пропадал куда-то без моего ведома. Эта привычка осталась и сейчас, ведь не нахожу себе места, схожу с ума, если не знаю, где ты и что с тобой происходит. Возможно, кто-то посчитает это обычной ревностью, но я действительно боюсь потерять тебя, боюсь, что его не станет рядом, не будет теплых прикосновений. Честно, только от одной этой мысли по телу дрожь, от которой колени подкашиваются и внутри все сжимается от боли. Я просто перестал представлять мир, в котором нет тебя.
Все ребята часто любили заплывать далеко, ложиться на спину и слышать, как шумит в ушах вода. Так отчетливо ощущаешь свое дыхание, стук крови в висках и каждое движение, когда можно представить, что кроме тебя никого на планете нет. Если нечаянно в уши попадала вода (что само по себе было противно) и не удавалось вовремя сориентироваться, можно было и захлебнуться.
А мы рано-рано утром шли каждый летний день на речку вдвоем, и пока вся деревня спала - купались и целовались, лежа на согревающемся солнцем пляже.
На дворе лето и следующий год - последний в нашей крохотной школе. Мы уже тогда решили, что поедем поступать в город и в один университет. Родители были только рады что на двоих снимем одну квартиру - и семьям не так тяжело будет, и нам не в общаге жить.
Нас тоже это радовало, и жили мечтами о собственном гнездышке. Мы тогда не представляли, как на самом деле приятно просыпаться в одной постели и обниматься, когда захочется.
А помнишь (когда нам было по шестнадцать), лежали на одеяле посреди цветущего рапсового поля, который в разгар лета расцветал желтыми цветами, и тогда там становилось особенно красиво. Мы долго целовались, лежа на покрывале, впервые так близко изучая тела. Я немного стеснялся, но твои прикосновения заставили забыть обо всем. Лишь только ты, неспешно качающаяся желтая трава и твое тело. Мы чувствовали, что есть что-то большее, что уже готовы переступить эту преграду, но я был против. Не потому, что не хотел – боялся, и, в конечном счете, решили подождать. И как подарок, не забуду, твои родители в город на два дня укатили покупать машину. Ты помнишь тот день? Когда в твоей комнате на втором этаже открыты окна и громко поют цикады в саду. Ту луну, что была тогда полной, освящая два силуэта. А мы украдкой, тайно любили друг друга, даря ту нежность, на которую только были способны. Я помню, словно это было вчера. Медленно раздеваясь и покрывая твое тело поцелуями, думал лишь о тебе. О твоих сводящих с ума прикосновениях и тепле, что плыло между нашими разгоряченными телами. Я наверняка искусал все твое тело, изучил языком каждую ямочку и каждый изгиб, запоминая вкус. Уже давно сошли с ума, шепча друг другу впервые, как сильно любим. И, наконец, заглянув мне в глаза, ты тихо прошептал, что пора. Помнишь, как пробивала нервная дрожь наши тела и как мы оба волновались. Я заботился тогда только о том, как бы не сделать любимому больно, чтобы тебе понравилось, а о себе думал в последнюю очередь. Но, разумеется, молчал, пытаясь доставить тебе максимальное удовольствие. Я думал, как хочу тебя всего полностью и желательно навсегда, но если бы ты побоялся, остановился, хоть слово сказал, я бы промолчал, и мы бы отложили эту идею на потом.
Помнишь, как бешено мчал по венам чертов адреналин, и как же болело тело от жуткого желания. Хотелось выть, что не могу больше, так сильно хочу, но я держал рот на замке, давая тебе сделать окончательный выбор. Ведь именно тебе было решать, хочешь ли ты этого либо нет. Запомнилось, как тогда долго мучились, впопыхах думая как будет лучше всего. Это сейчас смешно звучит, но тогда это была огромная проблема для двух ничего не понимающих мальчишек, что спятили от своей страсти друг к другу. Не знали тогда, что для начала нужно подготовить тело и что для этого есть специальная смазка. Да мы, вообще, не имели понятия, что к чему и как нужно правильно. У нас даже интернета не было тогда, только порножурналы с фотографиями девушек, но толку от них было мало. Наконец, выбрав удобное положение, ты уже ныл и просил меня, чтобы я это сделал, но я по-прежнему боялся и молчал, словно ночь, что прятала наши тайны. О, как желанно было твое тело и тогда, впрочем, и сейчас, я так же сильно хочу-хочу тебя до одурения, но много лет спустя уже сложно скрыть свои идеи и желания в постели. Сейчас все по-другому…
Я, чуть помедлив, все же медленно вошел. Закатив глаза то ли от боли, то ли от наслаждения, ведь все сразу стало так смазано и нечетко, как будто плохая кинопленка. Твой стон - такой громкий, до краев наполненный болью, которую ты испытал. Мне снова захотелось все прекратить, сказать, что лучше подождать еще немного. Аккуратно уложить тебя, расцеловать, просить прощения, но ты лишь тихо и рвано велел мне продолжать. Ну и я уже никак не мог поспорить, твоя просьба и решение – закон. А мне было тоже больно и одновременно так тесно, так жарко и так желанно. Медленно я толкнулся глубже, на что ты снова громко замычал.
– Про-о-ошу не останавливайся, - еле-еле дыша, прошептал ты.
А мне так страшно за тебя было, так страшно, что хотелось попросить тебя поменяться ролями, только бы не слышать наполненный болью вой, но ты не дал мне даже и слова сказать, просто изогнулся и толкнулся мне навстречу, со стоном насаживаясь глубже. Вот тогда меня окончательно понесло, ведь этот неподдельный кайф, смешанный с болью, был ни с чем не сравним, и все слова и просьбы просто растаяли в голове, застыли на губах, так и не дав мыслям превратиться в слова. Крепко сжав твои бедра, я начал медленно двигаться. Ты лишь шире расставлял ноги, закусывая губы и комкая простынь. Каждое движение уносило меня прочь, а перед глазами - то цветные круги, то пелена из черноты, то только любимый овал лица и дрожащие уста, в которые хотелось шептать единственную мысль, что осталась - «Люблю!». Но воздуха в легких было слишком мало, и я снова растворялся в тебе, будучи не способен даже и слова вымолвить. Так хорошо мне еще никогда не было. Только ты и твое тяжелое дыхание, громкое сердцебиение и где-то вдалеке плачущий сыч. Словно под водой, где ничего лишнего, только ощущения и эйфория. В конце концов, мы без сил упали на кровать жутко довольные. Все прошло достаточно неплохо. Наша первая ночь была самым ярким событием, которое нам удалось пережить.
Утром, помню, у тебя все жутко там болело, и я все метался подле твоей кровати, не зная, что делать. Но ты схватил меня за запястье, притянул к себе, обнял и попросил не волноваться так сильно. Убрав с лица волосы, посмотрел так и сказал: «Я люблю тебя». Понимаешь, одно дело, когда это говорится в порыве страсти, другое, когда вот так: не отрывая взгляда и нежно касаясь щеки подушечками пальцев, спокойно произносишь те самые заветные слова. Я улыбнулся и, поцеловав тебя, прошептал, что тоже очень-очень люблю и жить без тебя не смогу. И был так счастлив, что наконец-то сказал все, о чем размышлял ночью. Собственно говоря, уже не представляю свою жизнь без тебя.
А дождь почти закончился…. На часах 20:48, а значит, ты скоро будешь дома. Капли дождя капают с крыш, разбиваясь о серый асфальт. Мне не нравится город, но абсолютно все равно где жить. В деревне, либо в бетонной коробке – лишь бы с тобой.
А ты помнишь, как все было здорово потом? Мы словно нашли что-то - недостающий кусочек пазла - и теперь наша любовь была крепче и более полной. Хотя, истинные формы она набирает с возрастом. Когда понимаешь, что это не только плотские утехи, но и рутина, с которой нужно справляться, работа, усталость. Да, и самое главное, в этом всем не потерять ту нить. Чтобы отношения не стали привычкой, как обязанность помыть за собой посуду. Любовь и быт нужно четко разделять, чтобы не потеряться во лжи и не сойти с ума от скуки. Чтобы, однажды проснувшись, не понять, что прожил зря и что человек, спящий рядом - твоя обуза, бросить которую не можешь, ибо привык. И когда молчишь и таишь эту жестокую правду всеми путями и врешь в постели, что любишь.
Но с нами такого не было ни разу за восемнадцать лет совместного проживания. Каждый день наполнен счастьем и любовью к нему. И поэтому я счастлив ... безмерно!
Тот ненормальный последний месяц лета, когда мы пробовали везде и по-разному четко остался моей памяти. Что ж поделаешь, нам было по шестнадцать и эмоции и гормоны били через край. Нам нужно было любить украдкой, чтобы никто не увидел. Это должно было оставаться секретом. Необходимо было держаться на людях на расстоянии, а потом страстно целоваться в летней кухне.
Помнишь, когда ночью выбирались тихо из домов и бежали друг к другу на встречу? Прижимать к твоему рту ладонь, терпеть укусы, чтобы не шумел сильно, когда нельзя обоим и звука подать, да и не показать, что больно, когда твои зубки сильно вонзались в руку. Особенно запомнилось – лежали в траве и ты, так хищно посмотрев на меня, оседлал мои бедра, сливаясь в умопомрачительном поцелуе. Тогда хотелось остановить это безумие, сказать, чем может закончиться такой поступок и что нас могут увидеть, но я молчал, поскольку сильно тебя хотел. Потом мы не спеша разделись и ты сам залез на меня. Ерзая и чуть двигая бедрами, твои ресницы дрожали от того, насколько тебе было хорошо. Ты упирался руками мне в грудь, часто наклоняясь и страстно целуя в губы. Капли пота медленно стекали по изгибам твоего тела, которое я нежно ласкал. Любое твое резкое движение и ты порой, закусывал нижнюю губу и морщил лоб, пытаясь сдержать громкий стон. Тихо мычал в такт своим плавным движениям. Я как можно тише стонал вместе с тобой, и наши голоса сливались воедино. И мне доныне хочется повторить этот необдуманный поступок, когда нас могли легко увидеть либо услышать, эмоции зашкаливали выше крыши, и это придавало особенной остроты ощущениям.
С того лета многое изменилось, но самое главное осталось. Со мной рядом ты и по-прежнему иногда любишь, оседлав мои бедра, сам контролировать ситуацию. Тогда доминировал лишь я, но после того, как поступили в университет и сняли, наконец, квартиру, мы попробовали поменяться ролями. Хотя мне всегда нравилось быть сверху, но я про это всегда умалчивал в постели и самозабвенно отдавался, когда тебе хотелось. Но это было поначалу, сейчас же я люблю и так и так. И только с тобой, ведь в сторону других я даже не смотрю, ведь для меня существуешь только ты.
Помнишь, как нам не нравился город? Как забавно чихал от пыли? И как каждое лето удирали в деревню подальше от шумных бетонных джунглей и машин?
Не забуду, как тяжело было первое время. Учеба и прочая ерунда. Было безумно трудно, мы ругались … но пережили.
И самое главное, что мы уже восемнадцать вместе, и я по-прежнему тебя люблю. И вспоминаю – вспоминаю наше детство в деревне. И, знаешь, больше всего я не хочу умирать только потому, что мне тебя мало. Мало века с тобой рядом! Ведь жизнь так коротка. Наверняка и вечности будет мало, чтобы сказать тебе все, что думаю о тебе. Ведь совсем недавно: мне четырнадцать и я впервые пробую вкус твоих медовых губ, качаюсь по траве, плаваю в реке и бегу в дом, когда мама кричит: « Куша-а-ать!». От этих воспоминаний щиплет в носу и глазах. Мне с тобой очень повезло, и я часто это тебе говорю.
От моих размышлений меня прерывает стук двери.
«Пришел», - первая мысль в голове.
Я медленно направляюсь в прихожую, и, опершись о дверной косяк, смотрю, как ты, мокрый как щеночек, разуваешься, еще не заметив меня. Подняв голову, замираешь и улыбаешься.
- Я промок, - произносишь обреченно, разводя в сторону руками, будто извиняешься за свою беспечность.
Подхожу, беру твое лицо в ладони и целую, еле-еле прикасаясь к губам. А на глазах предательски сверкают слезы.
« Когда же я последний раз плакал? Наверное, лет сто назад».
- Эй, ты чего – хмуришься, спешно вытирая мои набежавшие слезы.
Капли дождя капают с твоих волос на пол, и я, улыбнувшись в ответ на проявленную тобой заботу, шепчу:
- Я просто очень сильно люблю тебя!
- Я тебя тоже люблю, глупыш, - отвечаешь ты, крепко обнимая.
- Тогда бегом переодеваться и в постель! Не хватало, чтобы заболел, - бурчу ему в плечо, вырываясь.
- С тебя чай, - целуешь в щеку и идешь в спальню, попутно снимая вещи.
«Как бы ни любил, вещи будешь сам убирать», - подумал про себя я, наблюдая, как любимый бросил на пол мокрую рубашку. Выключив свет, принес ему полотенце из ванной, сделал чай с вареньем и залез, наконец, в постель. Мягко обняв, еще раз вдохнул до боли знакомый запах лета, вновь убедившись, что я самый счастливый человек на планете! Я крепко обнимаю тебя, думаю об этом, и молчу, ведь слова лишние, мы и так все прекрасно понимаем и сейчас просто хочется помолчать.