«Женщина, укрепи сердце и не гневи Аллаха. Мы должны быть покорны судьбе...» - снова и снова повторял он жене, бьющейся в рыданиях над телами их детей.
Они лежали посреди двора. Четыре маленьких тельца. Он сам вытащил их из-под развалин дома и каждого укутал одеялом. Не было сил смотреть на все это… Их мать не должна видеть то, что видел он, и хорошо, что он заблаговременно, двойным узлом, связал то, что было под этими одеялами.
Между тем, двор медленно начали заполнять люди – соседи и все, кто в силу случайности оказались вблизи разрушенного дома. Не только разрывающий душу плач женщины привел их сюда. Над домом еще стояло облачко дыма. «1аузубиллах1и….» - начал кто-то из вошедших, и воцарилась тишина.
Неровная цепь мужчин застыла в нескольких шагах от лежащих детей и голосящей над ними матери. Женщины незаметно подняли рыдающую и отвели в сторону. Она, опустошенная и обессиленная горем, не сопротивлялась и, как заклинание, повторяла лишь: «Ва, Дели!».
От толпы отделился молодой сухощавый человек с черной, как смоль, аккуратной бородой:
- Сурхо, прочти До1а.
Хозяин двора, отец несчастных детей, отрицательно покачал головой:
- Нет, Абумуслим, ты сейчас это сделаешь лучше меня.
К горлу подступил ком. Чтобы скрыть судорогу боли, он опустил голову. Мулла воздел руки и начал читать молитву. Все присутствующие, мужчины и женщины, повторяли слова молитвы.
Абумуслим закончил молитву, подошел к Сурхо.
- Все погибшие насильственной смертью, все безвинно убиенные считаются умершими в газавате. Так сказано в Священной книге. Пусть Всевышний наделит терпением всех, кто потерял сегодня близких и родных. Тела погибших надо отнести к мечети. У нас в селе и во всей Чечне тезет. Пусть Всевышний покарает тех, кто затеял эту бойню и наживается на ней. У нас много погибших. Мы должны предать их земле, чего бы это нам ни стоило. Торопитесь, братья, самолеты могут вернуться в любой час, в любую минуту. У нас очень мало времени. После того, как мы их похороним, оставаться здесь небезопасно. Нам придется покинуть родные очаги.
- И куда же мы пойдем? - раздался голос из толпы. - Вчера они обстреляли колонну беженцев. Может, нам лучше переждать?
Вопрос повис в наступившей тишине. Все ждали, что скажет мулла.
Абумуслим оглядел собравшихся и тяжело вздохнул.
- Меры предосторожности не мешали никому. Аллах на стороне тех, кто хочет уберечь себя и своих близких. Нельзя выжить в огне.
Возразить было трудно. Собравшиеся молча начали расходиться, предварительно подходя с соболезнованиями к Сурхо. Во дворе остались только самые близкие.
Люди толпятся у мечети. Вокруг Абумуслима особенно оживленно. К нему ежеминутно подходят молодые. Он отдает короткие распоряжения. Те торопливо уходят и вновь возвращаются - за новыми поручениями.
- Абумуслим, меня прислали к тебе эти старейшины, - перед муллой стоит убеленный сединами старик. - Меня прислали старейшины, и они уверены, что ты им не откажешь, уважив мой возраст.
- Да будет тебе, Денисолт. Мы тебе еще сосватаем красавицу, - приобняв старика, пытается шутить Абумуслим.
Старик продолжает, не обращая внимания на шутку:
- Они просят меня, - указывая рукой на старейшин, как бы призывая их в свидетели, - чтобы ты пошел домой и отдохнул хотя бы пару часов. Ты уже третьи сутки на ногах. Ты же не железный. Мы здесь проследим за всем. Доверься нам. Ты должен почитать старших, хоть ты и мулла.
На лице Абумуслима промелькнула тень улыбки.
- Это моя обязанность, Денисолт. Иначе - какой я мулла... Я не делаю ничего такого, чего не сделали бы вы на моем месте.
Денисолт укоризненно посмотрел на муллу.
- Ладно, - произнес Абумуслим, - я забегу домой, переоденусь, коль ты так просишь меня. Только людей надо предупредить. Село нам все равно придется покинуть. Добро можно нажить, но с того света еще никто не возвращался. Мужчины все идут на кладбище: старики, женщины и дети должны уйти раньше нас. После того, как мы предадим всех погибших земле, мы их догоним.
Тридцать семь могильных холмов - скорбный итог прожитого дня. Слова молитвы тают над холмами.
Неожиданно резкий звук летящего самолета заставляет всех поднять головы. Самолет разворачивается над кладбищем. Пикируя, сбрасывает ракету и взмывает вверх. Одну могилу тут же накрывает взрывом. По удивительной случайности, никто не пострадал. Молодые начинают отряхиваться от земли и от пыли. Кто-то грустно шутит:
- Они теперь начали войну с мертвыми.
Но никто даже не улыбается.
- Нет покоя ни живым, ни мертвым, - повторяет мысль подростка стоящий рядом с Абумуслимом Денисолт.
С кладбища все направились в сторону леса. Впереди шел мулла. Нужно было перейти речку, а там рукой подать до леса, который мог быть спасительным для них. Они еще не дошли до противоположного берега, когда взрывы снарядов стали отчетливо доноситься до них. Авиа-налет был сокрушительным. Село окуталось ядовито-белым дымом. Люди стояли по колено в воде и смотрели, как бомбят их родное село, их дома. Они давно осознали свое бессилие перед происходящим. В глазах застыли боль и какая-то обреченность.
Абумуслим почувствовал, что все ждут от него слов поддержки - не исключена была возможность, что они попали в поле зрения тех, кто бомбил село. Любой из пилотирующих эти самолеты мог направить свой удар по ним. Мулла стоял в раздумье. В жизни он выработал для себя одно ценное правило: оно было очень простым и срабатывало в любой ситуации - сразу же выделять задачу первостепенной важности. Главное - не спутать важное со второстепенным.
- Братья, - голос его немного дрожал. - Сегодня мы похоронили родных и близких нам людей. Да простит и помилует их всех Всевышний. Да откроются перед ними врата Рая, и пусть Аллах не оставит в милости своей их и нас.
Каждый из стоящих тихо повторял: «Аминь».
Закончив молитву, он обвел всех взглядом, словно пытаясь запомнить каждого из них. Потом опустил голову. Его волнение передалось всем...
- Я не могу идти с вами, я нужен там.
Он указал на окутанное дымом село. Взрывы еще продолжали греметь. Но негромкий голос муллы был сильнее. Он заполнял больше места в их сердцах, чем эти взрывы.
- Марчо для нас еще не сшиты... Мы еще увидимся, если будет на то воля Аллаха, - попытался он подбодрить растерянных односельчан. - Свой выбор я сделал, как только стал муллой. И там, - он указал рукой на село, - я нужен больше. Я не могу покинуть юрт, если там есть хоть один человек. Да продлит ваши дни Всевышний и да убережет от всех бед.
- Я тоже остаюсь, - вышел к нему из толпы юноша, правнук Денисолты.
За ним рванулись было несколько молодых...
- Нет, заклинаю вас могилами предков, уходите все. Денисолт, укрой людей в лесу. Пора, время не ждет.
Старик подошел к нему. Они крепко обнялись.
- Да хранит тебя Аллах, - с чувством произнес Денисолт.
Мулла, тронутый вниманием старика, замолчал. Потом медленно окинул собравшихся взглядом, на лице мелькнула легкая улыбка:
- Да хранит нас Денисолт!
- Да-да, - старик как-то по-детски кивнул головой, - нас.
Люди молча смотрели вслед скрывающемуся за поворотом молодому человеку… Он уходил в село. Не оглядываясь. С верой в сердце и с сознанием обретения истины, во имя которой не страшно умереть. Потому что для истинно верующего смерти не существует.