Славьтесь, туристы-монголы, из олимпийского Лондона сваливающие.
North Acton не самое худшее место по ряду причин: рядом tube, она же метро, автозаправка с парой жуликоватых арабов: по ночам они хитро предлагают купить ганджубасу, вычисляя любителя легче, чем с половины пинка. Чеки арабы пачками пробивают с утра, что наводит на мысль о затейной торговле спиртным.
Мы не в обиде: отель шайки по прозвищу Holiday inn чуть ли не самый дешевый из всех существующих в Лондоне.
Промзона и закрытое кладбище, незаметное в зелени; напротив него грядка пустых таунхаусов. Ветер гоняет пакеты из-под фаст-фуда по бетонным терраскам, вдоль обочин тулятся дешевые Geely, Daewoo. Стоит одинокий Порше, белесый от пыли – угнанный, либо отнятый в залог. Окраина.
– Купчино, – говорит он, – вот и свобода.
**
Если пересекаешь границы впервые, страна, куда тебе ехать не нужно– Англия. После неё ты теряешь способность искренне удивляться, или я драматизирую? Три четверти к этому склонен:
– Это хуже пожара одна тыща шестьсот шестьдесят шестого. Алекс, это не Сохо. Где все извращенцы? Где красивые люди? Это же жральня.
Квартал невелик, ограничивается Оксфорд-стрит, Риджент-стрит, Ковент-Гарден и Лестер. За короткое время активисты из «Общества Сохо» сделали все, чтобы запрудить квартал магазинами и незнакомыми вывесками. Обычно я ориентировался по ним.
– Впрочем, ты любишь поесть, – язвит он,– «Италия» цела еще, интересно.
– Не спеши, – говорю я. – Вроде бы все на местах.
– Старбакс, что ли? Где тут люди нормальные, ты их видишь?
Он прав, Сохо – люди прежде всего. Тесный птичник, слетевшийся на разлитый под ноги наркотик всеобщей расслабленности, свежей музыки, свальной любви, умерщвленных терзаний. Массовка, вот что главное в Сохо, не почищенный от порнухи фасад.
Мы движемся в направлении Олд-Комптон, натыкаясь на публику – сплошные туристы, ебоглазые дауны из ниоткуда; это из-за них за одно только десятилетие разбодяжили наш уютный развратный мирок, раздробили на сувениры, спрятали нужные вывески, сделав из праздника модное место. В поддержание славной истории нам оставили блеклые нано-вкрапления гей-баров, лоточков с гондонами и мускулистых манекенов в витринах.
– Народ клубится по квартирам, как везде сейчас. Мы и тогда не мутили на глазах делегаций. Кафе наше цело, смотри.
– ****и, испортили Сохо.
– Ерунда, энергетика прежняя, ночью придем.
Так говорю, но от дошедшей уже до меня и нахлынувшей, грусти, я сажусь на прикованный велик и начинаю зачем-то орать.
***
Жила себе в Сохо мисс Вустер
Крепка, как ирландский сюрприз:
Груди ее глиняный бруствер
Захватчика сбрасывал вниз.
Любила она сериалы,
Мужей не любила, но вдруг
Хью Лори со Стивеном Фраем
Её захватили досуг.
– Стивен Фрай гений и национальная гордость Британии, – просветительский раж обращен к мимолетным зевакам, – жаль, что с фамилией «Фрай» все вспоминают Макса, который, к тому же, женщина. Неудивительно, что старую мисс Вустер расплющило о такую громадину.
– Какая же старая, – удивляюсь я, – сорок на вид, не больше.
– Ей пятьдесят.
Мы говорим громко, по-русски, толпа дружелюбно и непонимающе лыбится.
И, будучи вычурной леди,
Представила дама расклад,
Что оба актера в тандеме,
Что дамам обычно не рад.
Я Вустер, решила девица,
Но где же мой преданный Дживс?
Ах, если бы оборотиться
Мужчиною мне – то держись!
– Не знал,– говорю я, – поначалу даже подумал, что она кто-то вроде Дебби из Квиров. Лихая мамаша, к тому же рыжая.
– Я много чего не рассказывал. Между тем наша домовладелица состояла из прорвы диагнозов.
– Ха, просто она в тебя втрескалась, вот и несла, как на исповеди.
***
Однажды, заместо молочниц,
Что сон разбивают, как жизнь
С утра постучался молодчик:
– Мисс Вустер? – Вы кто? – Мистер Дживс!
***
– Шуточка была так себе, – он смеется, – но сработало же! Кто мог знать, что леди обожает ролевку. Клянусь, это был экспромт. Дальше сочинил?
***
– Я слышу акцент интересный,–
Сказала мисс Вустер,– и кто
Тот джентльмен, мне неизвестный,
Что топчется рядом в пальто?
– Чердак, что сдается в аренду,
Рекомендовали друзья.
А это мой русский любовник.
(Вообще-то, это был я)
***
– Ха-ха, а помнишь, как мы её выследили?
– Еще бы. Сначала я с неделю носился за этой дурацкой газетой.
«Loot»– так называлась газетка, в которой печатались объявления об аренде. Если ты не прочесал ее до десяти, значит, ты опоздал и кукуешь в гостинице, в лучшем случае в Актоне, прямо как сейчас. Мисс Вустер мы позвонили тотчас же, как только увидели цену, но нам ответили, что квартира сдана. Однако на следующий день объявление вышло снова. И еще через день. И еще.
Отчаявшись найти хоть какое-нибудь лежбище, мы решили поехать и понять, в чем дело.
– Поклонница гения мистера Фрая и геев, – разглагольствовал он, – мы попали в струю. То, что кухни нет, это чепуха. Зато здесь есть туалет и нормальная раковина. Смотри, чтобы она не запалила тебя с кипятильником.
Но она меня все-таки запалила, как и плитку, на которой я время от времени жарил яичницу. Из-за него, электричества, все и провалилось.
Чердачок, где мы прожили достопамятный год, оказался затейным, в трехэтажном доме, из тех самых, что пощадили в одна тысяча семьдесят втором – помещение было умеренно ветреным, без потолка: сверху хмурились толстые старые балки, пластиковое ведро в углу зеленело в ожидании дождичка. Стены казались окрашенными в почти тот же зеленый, но с непонятными глазу разводами – я им искренне радовался, пока через месяц по границам узоров не поползла темноватая плесень. Пол понравился безоговорочно – толстые, испещренные древоточцем дубовые доски. Но самое главное: посередине всего чердака восседала монументальная, красного кирпича, ароматная дымом – труба. С разных сторон к ней лепилась одиозная мебель: массивный постмодерновый диван, два стула времен адмирала Нельсона и неуверенный стол.
Ясно, что здесь жила миссис Труба, здесь был её храм, вот в чем дело.
– Иногда жильцы топят камины,– пояснила мисс Вустер, – поэтому я не беру с вас за отопление.
(Всю осень мы бодро искрились испариной. Спасаясь от ноябрьской жары, мы припадали к живительным сквознякам. К январю полегчало: мы перестали возиться в поту и выскальзывать. С приходом зимы мы обрели, наконец, искомое счастье потрахаться, прочно вцепившись друг в друга, то есть одухотворенно)
– К тому же здесь имеется раковина, – горделиво сказала мисс Вустер, – для умывания, а еще...
(Тут она торжественно распахнула незаметную до тех пор, ничтожную дверцу у самого входа)
– …реструм!
Тут я сказал то, за что мисс Вустер возненавидела меня сразу же и навсегда. Она пронесла свою ненависть через все те месяцы, что мы у неё квартировали, зуб даю, несет и сейчас, не отклоняясь ни на ярд, ни на фунт, ни на йоту. Откуда мне было знать, что в этой каморке хранились драгоценные игрушки маленькой Мегги, и в особенности, кукольный замок? Что все свое детство она просидела на чердаке, играя в любимые сказки? Сказал я совсем ничего:
– Вот так домик для жопы!
Легко и незатейливо я насрал в душу мисс Вустер, совсем не подозревая об этом.
Промолчать я не мог: втиснуться в клозет с моим ростом можно было, только заранее сняв штаны и присев – развернуться внутри возможности не было. Вскоре я, правда, научился влезать туда боком и вести себя весьма романтично: в будке отсутствовала вентиляция, и, чтобы не скончаться от собственных выхлопов, я жег спички, печалясь о девочке Ганса Христиана Андерсена. Лишенный возможности читать в туалете, я жег пальцы, утешаясь тем фактом, что, в отличие от бедняжки со спичками, замерзшей на льду социального дна, я сижу надо всеми живущими в доме престижного Сохо и гажу им на головы высококалорийным дерьмом.
Мои философствования не прошли незамеченными – три четверти едко обрызгал меня, задрав стройную ногу сарказма и окрестив «Мальчиком со спичкой». Я огрызнулся довольно бездарно: что-де он испражняется бабочками, поедая их на взлёте. В душе я мечтал отомстить, и вскоре мне представился случай.
Как я уже сказал, в жилище нашем не было кухни – перед тем, как ударить по рукам, Дживс и Вустер договорились, что питаться мы будем вне дома. Питаться, но не пить молоко или чай – я послушал их бред и достал кипятильник. К тому времени у меня накопился чувствительный опыт посещения Лондона – приехав впервые, я месяц страдал от невозможности привычно побриться, пока не надыбал переходник для дебильной английской розетки. Пришлось срезать его у пацанов в кембриджском студгородке, куда я был приглашен побухать на уикенд.
Итак, я традиционно прошляпил момент, когда молоко облепило спираль и начало пригорать – на запашок прибежала мисс Вустер.
Было восемь вечера, время обеда. Заебанный тяжким госпитальным трудом, без штанов, Дживс дрых поверх одеяла. Я же, голый по пояс и с кипятильником в левой, открыл домовладелице дверь.
– Вы готовите? – спросила она. – Ваш автомат щелкает цифры, как бешеный. Вы готовите? Чем это пахнет? Что это? – и она указала на кипятильник.
– Анальный вибратор, – ответствовал я. – Приспособление для незабываемых сексуальных утех. Военная разработка для одиноких русских курсантов. Мы не готовим. Это не я.
Мисс Вустер бессмысленно постояла какое-то время, пытаясь осилить услышанный спич и остановить колыхание груди. Её бдительный взор тормознул о диванчик, зафиксировав распростертого Дживса. Зуб даю, три четверти бодрствовал, однако трусливо таился, ожидая, чем кончится дело. Подыграл бы хоть, зараза…
– Что с ним,– заботливо пролепетала мисс Вустер, – с ним все в порядке?
Тогда я поднес кипятильник к её носу:
– Он в порядке, – прошептал я, – изнемогает от счастья, устал. Видите, его любимый размер! – и снова потряс кипятильником.
– А-а-а-аах!! – тут я, признаться, струхнул, увидев, как она нервно и странно глотает.
Но она проглотила, развернулась и стремглав загремела по лестнице.
Первый раунд оказался за мной, но я знал, что они не сдадутся.
***
Мисс Вустер продолжила спустя несколько месяцев, которые я и три четверти помним, как выяснилось, весьма смутно. В тот год все сложилось – любовь, деньги, место и время, несмотря на то, что оба мы работали, словно портовые грузчики. Ничто и никто не довлело, когда мы на время осели в этой безумной стране: Лондон любил нас, лизал наши задницы, давал отеческого полупинка и тут же подбрасывал денег. Глупо было ему сопротивляться.
– Никогда тебя так не хотел, как тогда,– говорит он, доставая лакрицу, здоровый кусок, сует его в рот. – Хаботах и думах, хо хы хам дехаех. В Питехе неф нахмальхай ахрифхы
– Я тебя ждал. Всегда ждал.
– Не помню совсем того времени, очень странно. Точнее, помню, но цельным эпизодом, не по дням. На работе упарывался, выползал никакой… откуда только силы брались. И хотел, хотел же, сумасшедше. Сам удивлялся: ладно бы другой человек, новая страсть, знаешь, как бывает. А тут – ты, всего лишь.
– Тогда меня было легко любить,– мы негромки сейчас, зеваки давно рассосались.– В нефтянке работал, выглядел неплохо. Здоров был.
– При чем тут это. О страсти с тобой толкую.
– Запутал.
– Страсть любви не тождественна, их мешать нельзя. Одно дело гормоны, другое…
– Не готов обсуждать, – кожей предчувствую, к чему это может сейчас привести, – давай потом. Поскольку мы с тобой с детства друг друга знаем, то на хрена мыслить какими-то там категориями, под определения подводить. Давно родные люди. Хотел, перехотел. А давай, я тебе расскажу лучше, почему Вустерша нас все-таки выгнала?
Он распечатывает новую палку лакрицы и готовится слушать.
– Мне этот вопрос с тех самых пор покоя не дает.
– Пошли сядем на что-нибудь устойчивое.
И мы идем, например… в Патисье? Пахнет кофе и разит шоколадом, и вовсе не обязательно видеть эти ***вы вывески.
По правде говоря, я недолюбливал Вустершу в той же манере, что и она меня. Платил той же монетой, слегка осторожничал, понимая, что мое рас****яйство в общении может запросто лишить нас крыши над головой. Держался, как мог: например, на сентенцию вроде «О, Алекс, в России не гладят рубашек? Только галстуки?» меня так и подмывало съязвить что-нибудь вроде: а не починить ли мисс Вустер насос? Она бы не врубилась, конечно, и спросила – ах, о каком же насосе вы говорите?
Я бы благородно смутился, пошаркал ногой и заметил бы насчет её сисек, которые с вечера были как будто повыше.
Вместо этого я говорил: «Хелло, дорогая мисс Вустер, энергии хватило только на галстук!» – и корректно проваливал, неудовлетворенный.
Этой самой энергией хитрая леди взяла нас за самые яйца, по паре в кулак, причем дживсовы оказались в рывковой руке.
Кажется, это случилось в уикенд.
Сохо уже заворочался, как бывало всегда к десяти – качество шума повысилось, изменив и тональность, и частоту разрешения, приближаясь понемногу к той особой мелодии, что накрывает квартал по ночам. Исчез монотонный гудеж, велосипедные бряцания и китайская речь; квартал, наконец, расстегнулся, устало откинулся и раздвинул, как говорится, пошире.
Мы были дома и собирались последовать, как вдруг наш чердак провалился во тьму.
– Пойду вниз,– легкомысленно вызвался Дживс, – узнаю, в чем дело.
Его не было почти полчаса. Будь Вустерша парнем, я бы не парился предположениями о причине столь долгого отсутствия. А тут озадачился – о чем говорить, и что можно проделывать с суровой чердачной хозяйкой столь долгое время, да еще в темноте? Не иначе авария, решил я, и нащупал припрятанный претаманговский сандвич. Едва я растерзал упаковку, вспыхнул свет.
– Опять точишь, – безучастно промолвил три четверти. – Извини, само вырвалось. Представляешь, мы с ней играли.
– В бубенчики?!
– В Дживса и Вустера. Я должен был ходить с непроницаемым видом – в темноте. И починять неисправности. Попутно остроумно парировать – кстати, она неплохо прикидывается Вустером, все диалоги знает, я даже растерялся. Просила называть ее «сэр». Форменный театр, слушай… В этот раз я, кажется, выкрутился, но нам необходимо пересмотреть сериал. Весь.
– А со светом что было?
– У неё в коридоре распределительный щит, чердак и ее квартира на одном автомате. Думаю, она сама его вырубила. Ну, типа случайно. Вряд ли от нас перегруз. Что у нас – розетка и лампочка.
– Ноуты, каждый четыреста жрет,– стал считать я,– лампочки ватт шестьдесят, не больше…
– Дорогой мой наив,– сказал мне три четверти,– я уверен, это она все подстроила. Вот увидишь.
Он оказался прав.
Трюки мисс Вустер быстро преобразились в традицию. Леди гуманно дожидалась момента, пока её обожаемый Дживс выпьет чаю (сигналом, как я понял потом, служил мотающий счет кипятильник), отдохнет и вознамерится разнообразить досуг. Свет гас в любой вечер, с десяти до ноля – не прийти было нельзя. Отключение электроэнергии грозило концом интернета, где в скайпе гроздью висели друзья или родственники, перманентная партия в шахматы, последние котировки валютных пар и статейки о врагах из Роснефти. Много полезного, а батарея, между тем, была слабая.
Я зверел, поскольку брал на дом много работы. В конторе я на первых порах многого не догонял, поэтому приходилось наверстывать. Дошло до того, что я собственноручно придавал ускорение печальному Дживсу, ибо мисс Вутер предпочитала его. Со стонами «старая сука» три четверти скребся наощупь по лестнице, и вымученно-игриво вопрошал под дверями – мисс Вустер? Вы дома, могу ли я войти? Мисс?
Чем именно они занимались кроме игры в сериал? Сейчас сообщу лишь одно – я искренне полагал, что посещения исключали харрасмент, геронтофилию и любое другое использование грудастого тельца предприимчивой леди. Если же тайной целью мисс Вустер имелось сексуальное обращение объекта, то тут ее ждал провал: три четверти не отклонился бы от нижнего градуса. Ни за какие коврижки, даже за бесплатные пищу и кров во дворце Королевы. Потому что мой друг родился неподдельно кристальным, редкостным, ясного цвета… как бы литературней сказать? короче, у него бы не встал, раз его даже стошнило. Я знаю, о чем говорю.
Конечно, мы выработали стратегию.
На уикендах мы шлялись, блудя по знакомым и в кампусах у сотоварищей. Вечерами сидели в кафешках с вай-фаем и в пабах. Я хозяйственно пораскинул мозгами и перешел на горелку, чем лишил Вустершу кипятильника-таймера – счет был два – один в нашу пользу. Был бы и три, если бы не разразилась чума.
– Помнишь, сестра приезжала,– говорю я, отхлебывая плохой, в общем, кофе. – У тебя был отгул, и вы спозаранку отправились в Норфолк.
– Ну да. Кто ж такое забудет.
– Дело не в этом. Я сидел вечером, качал Альмадовара, и тут, как обычно.
– Ты что, пошел к Вустерше?!
– А были варианты? Половину уже закачал!
Делать нечего, я поскребся вниз по громыхающей лестнице – из-под дверей соседей весело брызгало светом, раздавались слова, телевизоры – я полз от щели до щели, как сбежавший удав, нюхая тьму. Осторожность не помогла – пару раз я едва не скатился, а потом чуть было и вовсе не выполз на улицу.
– Мисс Вустер, вы дома,– пропищал я, и, поскольку никто не ответил, толкнулся вовнутрь.
В квартире густела адекватная лестнице тьма, уличная иллюминация не проникала– мне ничто не светило, окна были задраены жалюзи.
– Она тебя не узнала, ну и дела. Эффект ожидаемости,– он осторожно глотает, опасаясь того, что я сейчас расскажу. Правильно делает.
– Далее потянулся сеанс садомазо, родной. Кому как не тебе, знать. Почему ты молчал, скажи?
– Что, кинула на пол, стала топтать…
– Точно так. Заставила. Старая сука. Так почему?
**
«Бедный ты мой», тогда первым делом я подумал о Дживсе. Мысль «мне ****ец» оказалась второй, так как за спиной послышался шорох. Я прошептал:
– Мисс Вустер? Сэр?
– Вряд ли ты торопился, дорогой Дживс,– клянусь, я её не узнал. Голос мисс Вустер страдал неизвестным доселе контральто, но это была, точно, она.
– Прошу прощения, сэр, – я решил шептать дальше, – ради вас я оставил все неотложные нужды. Я в вашем распоряжении, сэр. Всецело, сэр.
К тому времени я уже привык к темноте. Она тоже, но я оставался неузнанным. Фигура чердачной владелицы колыхалась слегка угрожающе: на ней было нечто, напоминающее плащ куклуксклановца, надетый на голое тело.
– Ну-ну, Дживс, вы хорошо знаете, что провинились. Готовы ли вы понести наказание?
– Разумеется, сэр. Да, сэр.
В этот момент она ткнула мне в живот чем-то, похожим на стек. Прежде, чем я среагировал, она воткнула его мне между ног.
– Вы отличный слуга, Дживс,– сказала мисс Вустер и толкнула меня на пол.
Будь на этом месте три четверти, он бы свалился – удар оказался не хилый, но я устоял.
– На пол,– приказала мисс Вустер,– вы знаете правила, Дживс, не так ли.
Хрен с ней, я улегся.
Это была, кажется, плетка, рукояткой которой она трамбовала меня, лишая движений.
– Пожалуйста, сэр, – додумался вякнуть я.
Мною овладело уже любопытство. С одной стороны я был на грани ослиного хохота, с другой чуял кусок подступившей обиды на Дживса. Как он посмел заначить такое беспрецедентное шоу? Каков, а?
Разумеется, я решил продолжать, чтобы узнать, чем все кончится. И послушно расстегнул ширинку, как велела мне Вустерша.
Я лежал типа ковриком, вдоль длинного, в темных подушках, дивана. Леди уселась, упершись ногами в раба (в меня, то есть), и принялась демонстрировать навыки трамплинга.
Временами мисс Вустер пыталась меня оскорблять, на что я терпеливо подыгрывал – да, сэр. Конечно же, сэр.
Если честно, то в Теме неванильная леди не шарила вовсе. Она питалась весьма старомодным, описанным в книжках для маленьких девочек, сценарием. Процесс проходил по-дилетантски: ни шнура на мошонке, ни колечек в сосках, ни могучих прищепок на ляжки (а уж пробка анальная – атрибут непременный). Не говоря уж о растяжках "на бабочку", стоя и с последующей поркой – фантазии мисс Вустер оказались мещанскими, увы.
В общем, сначала мне удалось полизать сапоги. После этого, как правило, неразумный слуга (с текстом «нет-нет» и «да, сэр», что еще больше заводит) сосёт пальцы ног – черт, я проделал и это, не особо стараясь, но предусмотрительно всхрюкивая (от вожделения, от чего же еще). Между делом я думал о том, как бы Вустерша не оказалась завзятым футджоббером – отдавать на поругание святое совсем не хотелось.
От сих экзерсисов мисс Вустер вдруг начала подвывать, отчего я наивно решил, что ей надо не так уж и много – она яростно заработала ручонкой в промежности, елозя ступнями по моему лицу. Из солидарности я все так же порабощенно стенал, попутно мечтая – скорее бы ты кончила, елки зеленые.
И вдруг она встала – прямо над драгоценной ширинкой, занавесив обзор.
– А теперь главное, дорогой Дживс,– глухо и пафосно молвила Вустерша и зажгла хер знает откуда добытый фонарик, направив его на мой член.
И заорала.
**
– Еще бы! – крикнул три четверти на весь Патисье,– ну еще бы ей *** перепутать…
– Ну да, он стоял. Не знаю, почему.
– У меня-то ни разу… А дальше?
– Старая мымра упала мне в рот всей ****ой. От страха и ужаса, я полагаю.
– И что, и что… – три четверти выглядел крайне взволнованным,– как дальше-то было?! Меня она при свете дрочить заставляла!
– Встал, да и выебал, не пропадать же стояку. В процессе она призывала своего протестантского бога. Но главное в этой истории, душа моя, главное не это. Скажи, тебе самому-то нравилось?
– Трахнул?! Нравилось?! Ты охуел. Охуел, да. После сеансов, – три четверти довольно забавно краснеет, с ушей,– а чаще во время них...
– Тебя тошнило.
– Потом притерпелся. Но, кажется, мое отвращение ей и доставляло.
Я смеюсь. Снимаю очки, вытираюсь, сморкаюсь, на весь Патисье этот, бля-а-а…
– Слушай, а я ведь реально страдал. Ну, что лишил тебя развлечения. Жилья нас лишил, надо же, думаю, накосячил. Зачем ты терпел в таком случае? Почему ничего не сказал? Она же насиловала тебя, я так тогда и подумал… Чего я еще о тебе не знаю?
Он медлит, рассматривая меня как тупое животное:
– Ты был потрясающе счастлив тогда. Кем бы я был, если бы нарушил?
– А ты? Ты тоже был счастлив? Тебе нравилось, не отпирайся.
– Нет, мне не нравилось,– говорит он, – я её ненавидел. Считай, я доплачивал, Алекс. Пусть так.