Жизнь, как говорили в моё время,- это затяжной прыжок из п..ды в могилу!
Родился, учился, женился, работал…., умру в конце концов.
Если только что и останется еще какое-то время, то воспоминания родственников и знакомых, да эта автобиография в и-нете.
Что до родственников и знакомых, то их воспоминания сквозь призму нашего общения не более, чем ощущения. А вот- мои ощущения.
После окончания института я полагал, что знаю об океане все, и даже более того. Защита диссертации казалась формальным мероприятием, ну там соблюдение формы представления и оформления,- год, полтора от силы.
Распределили в гидрографическую экспедицию вместе с женой, выпускницей геофака ЛГУ, в Ломоносов, под Ленинградом. Нас сразу же припахал Ермоленко К.В. (по прозвищу КВВК) на предмет написания собственной диссертации. Меня он знал по атлантическому походу 1965 года на паруснике «Крузенштерн», а у жены диплом был по меандрам Гольфстрима, прихватизированной теме его диссертации. Сказал, что пока не напишем, в поход не отпустит. Диссертацию мы написали менее чем за год. Я даже ухитрился элемент новизны создать,- подход к расчету смешения четырех и более водных масс ( Мамаев позже меня начал разрабатывать эту тематику ). Картинки процентного содержания водных масс были красивы и непонятны, как и вся прочая галиматья, но с привлечением художественного оформления ( раскраски во все цвета ) выглядели очень научно.
Я вовсю пользовался возможностью не ездить на работу под предлогом работы в ЦВМБ ( у нас была шестидневка с укороченной субботой и 2 часа в день на электричке в Ломоносов, не считая метро и спринта через сад )
К моменту окончания работы я супругу обрюхатил и в поход должен был пойти один. Медкомиссия при части в момент меня забраковала. В детстве, ныряя на глубину, я получил перфорацию барабанной перепонки правого уха, а по каким-то военно-морским правилам для таких море закрыто. Ситуация становилась глупейшей. Океанолог, закончил институт, работаю в экспедиции гидрографии, а плавать не могу. Благодаря тесным связям с руководством, меня направили в портовую, гражданскую поликлинику. Лор, древний дед накануне своего пенсиона, вошел в положение и написал- годен, кроме арктики и тропиков, и я сразу же ушел сначала в Норвежское море, а потом в Индийский океан.
К слову сказать, я плавал всю жизнь, в том числе на подводных лодках ( более трех лет под водой) и всегда знал, что ни одну комиссию я не пройду,- и не проходил. Вначале были подставы к лору, а потом командир ПЛ покупал медицинское разрешение у флагмеда за 3 литра спирта. Но это- к слову.
При этом я всегда знал, что из затонувшей лодки мне не выйти ( давление ).
По возвращении из похода я был уже отцом семейства и планировал последующую жизнь в романтических экспедициях ( моря, заходы, кораллы, шмотки ). Дело еще в том, что размеренная судовая жизнь затягивает, как наркотик: вахта, питание, сон. А на берегу начинаются бесконечные вбрасывания: магазин, садик, дорога на работу. И уж совсем я собрался через три месяца после прихода в следующий длительный поход, как меня прихватил военкомат.
Дело в том, что из института нас выпустили офицерами запаса по специальности авиационный синоптик, а потому имели право призвать на 2 года в офицерских должностях.
Как многие из наших, я попытался надеть погоны там, где служил, но КВВК не проявил должной заботы. Видимо, после защиты ему не нужны были свидетели, хотя в порыве и по пьяни я пообещал написать ему докторскую.
Повестку я получил на соседнюю улицу той, где жил- Басков переулок. Обрадовался, что буду со службы домой ходить обедать, но там оказался всего лишь штаб 6 отдельной армии ПВО, обслуживающий весь северо-запад. Выбрал Эстонию, - и тогда это была почти заграница.
Тапа, маленький чистый эстонский городок. Россия в нем была ограничена условным забором, который мы пересекали без пропусков и виз ( в основном за брендом того времени- Вана Таллин). Грязная, с колдобинами территория части была застроена одноэтажными мазанками на четыре входа- две двухкомнатные и две однокомнатные, но отдельные квартиры. Меня поселили в офицерское общежитие. Ужасающее пьянство, разврат. Помню дело об изнасиловании. Офицеры нашли какую-то молоденькую бродячку, приютили якобы на ночь, попользовались всей компанией, а она заявила в милицию. Все комадование на ушах стояло, но дело замяли. Поэтому, когда меня спросили, собираюсь ли я привозить семью, я ответил, что- да и встал на очередь в детский садик. Мне сразу же выделили двухкомнатную(!) отдельную(!) квартиру с удобствами на улице. Но это была моя первая в жизни квартира! И я отнесся к этому вопросу на полном юношеском серьезе,- решил поменять обои. Но сначала надо было оборвать старые. Я дернул,- и штукатурка обвалилась. Совсем. КЭЧ выделила мне эстонца, и приученный российской действительностью, я купил бутылку вина, для знакомства и стимулирования. Мы вели содержательные разговоры «за жизнь» и мой работник поджидал меня со службы ( сутки через двое- трое).
Другое незабываемое воспоминание- как меня одевали в форму.
Старшина- интендант выдал мне, что было не жалко. На вопрос о материале на парадную форму сказал,- вот еще! Обмундирование висело на мне, как на огородном пугале, и в таком виде я заявился к замполиту. Замполит осмотрел меня и сказал, что все нормально. Тут ушить, а тут- подрезать. Мастерская- там. Я пошел, куда приказано, девочки облепили меня, как мухи, и через день я действительно стал похож на офицера. Да, а с материалом вышло вообще потрясно. Примерно через полгода солдатик прямо на дом, без расписки принес мне два комплекта отличного сукна и материала. Я все понял, когда выяснилось, что к нам прибыла интендантская комиссия. Из сукна сестра сшила себе отличное моднючее пальто, а из материала через более чем через 30 лет я пошил себе брюки,- сносу им не будет еще лет 30.
В конце концов мне надоело бежать с дежурства на поезд, поводить день- два с семьей, звонить на Пушкин- метео и просить позвонить в Тапу, чтобы меня подменили, если не успеваю, и авралом отремонтировав квартиру, более чем через полгода ( весной ) я перевез к себе семью. Жена ( красный диплом ЛГУ ) устроилась истопником в соседнюю часть ( топил я в перерыве между дежурствами ). Тоже- прикол! Как-то зимой я бегу с дежурства ( при форме ) растоплять штаб ракетной части. Часов в пять утра. За ночь система еле теплилась и я быстренько расколачиваю и выгребаю спекшиеся куски. Дым, пыль – столбом. Вдруг дверь котельной распахивается, и с порога промерзший за ночь солдатик на чистом русском языке высказывает, что он думает об истопнице. Я переждал тираду, и говорю- спустись-ка и повтори, что сказал, а то я не расслышал. Дым рассеивается, и солдатик видит погоны!!! Больше я его не видел никогда, даже в гарнизоне.
За службу можно вспомнить много историй. И семейных, и служебных. В общем, у меня такое ощущение, что это было самое счастливое и беззаботное время моей жизни.
Демобилизовавшись, я конечно, ни о каких походах уже больше не мечтал. Наоборот, 10- месячный поход представлялся мне кошмаром,- сколько времени в жизни потеряно и от семьи, и от себя.
На работу, которую хотел ( к Шифрину,- ЛО ИОАН, ГГИ, ЛО ГОИН ) не брали. Все теплые места были присижены. И тут один из офицеров, с которым я плавал, дает мне телефон, чтобы я позвонил, но без ссылки на него. Позвонил. Оказалось, что организация находится в конце улицы, на которой я жил всю жизнь с 1946 года. Я договорился о встрече, и пришел. Это было в октябре 1971 года. По всей видимости, из этой организации меня и вынесут. Вперед ногами.