Работала я на одну художницу в середине 90-х, за еду, как потом оказалось, мозаику собирала. Надо было закончить "Муху",а студентке, да еще с ребенком,
другой работы не улыбалось.
Обещанных денег она мне так и не заплатила, но я получила больше, познакомившись в ее мастерской с Володей. Ну, тогда-то я его звала Владимир и на "вы", ему уже под 60 было, все-таки. Маленький, худенький, на вид неопределенного возраста, в душе он оставался абсолютным мальчишкой.
Это сейчас мы все здесь обитаем,относительно благополучные, платим за интернет, компьютеры, а в те очень недалекие времена мастерские художников были клубами, в которые вечерами подтягивался народ. Денег ни у кого не было, но всегда вдруг появлялась еда, чай, да и кроме чая, что-нибудь еще.
Мастерская Володи, по удачному стечению обстоятельств, находилась рядом с моим домом, и я частенько забегала к нему. Он меня подкармливал и подсовывал в сумку свертки с бутербродами для ребенка. В отличие от многих, Володя ни в чем не нуждался, ездил раз в год в Аргентину к другу, писал там картины, а потом друг их продавал и высылал ему деньги.
Рассказчик он был великолепный, я даже о еде забывала, слушая володины истории. О далеких, дышащих предвестием свободы, шестидесятых, о знаменитой выставке неформалов в ДК Газа, если кто не знает, эта выставка прошла сразу после "бульдозерной" в Москве. О том, как уехал на отработку после Мухи в Узбекистан, рисовал под руководством полуграмотного узбека агитплакаты о сборе риса. Узбек очень трепетно относился к рису и для него самым важным было, чтобы каждая рисинка сияла
всеми своими рисовыми гранями в общей куче зерна. После рисования риса, Володя с другом шли в общежитие и пили портвейн перед открытыми окнами, глядя на находившийся напротив лепрозорий. Потом им портвейн надоел, они сели на поезд и уехали домой.
Историй было много, всех даже не вспомнить.
На последнем курсе я вышла замуж за однокурсника Сашу и мы стали ходить к Володе вместе, да и Володя любил приходить в коммуналку на первом этаже, где мы жили, кидал камешек в окошко, чтобы не звонить, радовался нашим стремительным успехам, первому компьютеру, который мы купили в 97 году, заработав на него деньги всего за пару месяцев.
Жена с ним не ладила, хотела, чтобы он согласился на иммиграцию в Израиль, но в страну, которая ему чуждая и по национальности и по каким-то другим позициям, он ехать не хотел. Жена психанула и сказал, чтобы он убирался в свою мастерскую. Володя покорно убрался, но жена и туда приходила, даже дверь пробовала поджигать. Вообще, она поджигательницей оказалась какой-то, после смерти Володи сожгла все его работы, которые были в мастерской. Сохранилось каким-то чудом всего несколько картин.
Больше других мне нравилась картина с видом на Крюков канал, которую Володя написал с какой-то прохожей девушкой, так он рассказывал. Он стоял себе, писал картину, подошла девушка и молча смотрела около часа, как он работает. Володя спросил ее, не хочет ли и она попробовать. Девушка сказал, что она ни разу не рисовала картин, но Володя ее уговорил. Так они стояли и писали молча около трех часов, потом девушка так же молча ушла.
Зная, что картина мне нравится, Володя пытался упорно мне ее подарить, но по своей дебильной щепетильности, ну как же, он ведь знаковая фигура, член той самой группы "восемь", которая организовала знаменитую выставку в 70-х, я не могла себе позволить взять такую ценность.
Зря не взяла. Так и стоит перед глазами та картина, сгоревшая от рук какой-то дуры.
Одинокий он был, а мы стали его последними друзьями, не понимая этого. Раньше эту мастерскую он делил с другом, потом друг умер и Володя по нему тосковал. Рассказывал нам о нем часто. "Лежу,- говорит,- ночью, и пытаюсь представить, как он там, на небесах. И вдруг, слышу, дверь скрипнула в комнате, где тот работал.
Я замер, а потом сказал: " Если ты здесь, дунь в ушко". Вы не поверите, но подул ветерок и прямо мне в ухо".
Летом Володя неожиданно исчезал, уезжал расписывать монастыри разные, возвращался с фотографиями росписей и с новыми рассказами.
Один меня поразил очень. При мужском монастыре жила юродивая старушка. Она постоянно вертелась рядом, когда Володя работал, песни все пела. И накануне его отъезда из монастыря подошла к нему, посмотрела так внимательно и говорит: "Ты умрешь через год". А Володя часто беседовал с настоятелем по душам и в последней беседе-то и рассказал настоятелю о старушкином предсказании. Настоятель не удивился, предложил Володе остаться в монастыре, а старушку подозвал к себе,
отругал за то, что она сказала такое человеку и приказал сколько-то там молитв каких-то прочитать.
Володя в монастыре не остался, а вернулся и сказал нам, что через год он умрет по старушкиному предсказанию. Мы, конечно, стали говорить, что нет-нет-нет, что все это ерунда, но Володя был убежден.
Следующим летом он, как всегда, внезапно исчез. Мы шли по улице и случайно встретили художника, с которым пересекались в володиной мастерской.
- Что-то я на похоронах Володи вас не видел, - сказал художник. Так мы и узнали, что Володя умер. Тот художник нам и рассказал, как это случилось.
Жена наконец-то согласилась отпустить Володю, но с условием, что он сделает ремонт в квартире, она ее продаст и эти деньги возьмет с собой в землю обетованную.
Володя стоял на стремянке, потолок красил, жена тихо зашла в комнату, ей что-то не понравилось в его действиях и она крикнула:- "Что ты делаешь?"
От внезапности Володя пошатнулся, упал со стремянки и умер.
Ушел Володя, вскоре умер от болезни и мой муж.
Не могу забыть ту картину.
На днях искала информацию о Володе в интернете, надеялась, что хотя бы фотография с картины осталась,долго ничего не могла найти, а потом наткнулась на маленькую статейку под названием "Забытое имя" и несколько чудом сохранившихся володиных работ.
Ночь, пустое, молчаливое пространство, яркие пятна на мониторе, та самая комната в моей квартире, когда-то бывшей коммуналкой...
Володя, дунь в ушко.