Глава 3. Политотдел. 2-я дивизия противолодочных к

Дмитрий Макрушин
Глава 3. Политотдел. 2-я дивизия противолодочных кораблей СФ

Никогда двадцать огромных томов не сде-лают революцию, ее сделают маленькие карманные книжки в двадцать су.
Вольтер
В то время политотдел дивизии располагался на борту крейсера «Алек-сандр Невский», стоящего на якоре североморского рейда. Добраться и сойти с корабля можно было только на катере. С начальником политотдела капитаном 2 ранга Лосиковым Виталием Тимофеевичем — ранним утром, еще до подъема флага, как-то шли на катере в полярной ночи по черной воде бухты Ваенга. Ви-талий Тимофеевич, с большим чувством юмора, что мне было чрезвычайно симпатично в этом внешне строгом человеке, сказал:
— Дмитрий, сейчас поднимемся на палубу, и после ритуала встречи, когда прозвучит команда «Смирно!» и дежурный по кораблю доложит, что за время вашего отсутствия (как говорится в шутку: никакого присутствия) и т.д. — по-дойдет мичман Присяжнюк и сообщит, сколько работ В. И. Ленина он закон-спектировал.
Мичман был известный и своеобразный. Он практически не сходил на бе-рег, а если и сходил, то только в читальный зал библиотеки Дома офицеров и только для того, чтобы опять же конспектировать труды классиков марксизма-ленинизма
— Ты понимаешь, Дмитрий, ну не могу я ему сказать, что, дескать, не зло-употребляйте этим конспектированием. Он ведь наверняка скажет, что вот на-чальник политотдела отговаривает меня, не рекомендует изучать труды класси-ков. Нет, пусть лучше продолжает.
И, действительно, в тени кормовой оружейной башни я заметил одинокую грузную фигуру мичмана. Был он высок, мрачен, с пышными усами, в очень длинной шинели. Уже не молодой, своим видом он больше напоминал городо-вого из дореволюционного времени, разве только что без шашки на поясе, но с конспектом и томом из Полного собрания сочинений В.И. Ленина. Доклад де-журного закончился, что де происшествий на крейсере не было. Мрачная тень двинулась к нам:
— Сейчас начнется.
Присяжнюк доложил:
— Виталий Тимофеевич, я вчера закончил изучать 18-й том В.И. Ленина. Что вы мне дальше порекомендуете законспектировать?
— Это вы правильно сделали, переходите к 19-му тому. И вообще, я даю вам в этом вопросе полную самостоятельность.
Мы шли по шкафуту, и Виталий Тимофеевич предложил провести экспе-римент. Артиллерийский крейсер «Александр Невский», с экипажем более ты-сячи человек, как и любой большой корабль с такой численностью личного со-става, только за одну ночь мог принести столько «сюрпризов», что утренний доклад дежурного по кораблю не был бы столь коротким, как сегодня.
Был, например, свой мастер по наколкам. Ночами в трюме машинно-котельного отделения он, как бы сейчас сказали, наносил «татуаж» личному со-ставу срочной службы. Но не всем, конечно, а только достойным — годкам, ко-торые готовились к ближайшему ДМБ. Очередь к мастеру была расписана на-долго вперед. Его всячески опекали сослуживцы, несли за него наряды, еду но-сили к месту творчества, дабы не прерывать его. Днем художник отсыпался, а ночью, взяв специальное устройство — машинку для наколок, смонтированную из заводной бритвы и жала, вставленного в стержень шариковой авторучки, от-правлялся расписывать экипаж корабля. Благо, круговая порука позволяла ему, молодому матросу, безбедно и сыто проходить срочную службу. Замполит хва-тился только тогда, когда у многих на левом предплечье красовался спасатель-ный круг с якорем и надписью по желанию, от «Помни море», как на курортных сувенирах, до незатейливых и трагических матросских стихов:
Не судите строго вы матроса,
Если он порой бывает пьян.
Лучше в душу ему загляните,
Сколько ран вы увидите там.
Машинку замполит выбросил за борт, а художника сберег и стал использо-вать по прямому назначению — для оформления наглядной агитации.
Какие события происходят только за одну ночь на крейсере? Нет только самовольных отлучек, не убежишь с рейда. А тут доклад дежурного, что заме-чаний нет. Ну вы что, в самом деле?
В каюте начальника политотдела дежурный по кораблю — замполит ар-тиллерийской боевой части капитан 3 ранга Воденеев:
— Товарищ Воденеев, как коммунист коммунисту, честно доложите, что ночью произошло на крейсере?
Сказано с некой угрозой в голосе. Как уж Воденеев стал выкручиваться, докладывая то про вечер вопросов и ответов, то про просмотр кинофильмов и т.п. Строго прервано повествование:
— Я последний раз спрашиваю вас, что произошло ночью на корабле, коммунист Воденеев?
И тут дежурный заговорил, заговорил за двоих.
Лучше бы не знать Виталию Тимофеевичу про эти пьянки, драку, — про-неслось у меня в мыслях.
— Вызовите ко мне заместителя по политчасти, — приказал рассыльному Виталий Тимофеевич.
В каюту зашел неестественно радостный замполит, держа в руках свеже-отпечатанный номер корабельной многотиражки. Уже немолодой хитрый лис начал матеро втирать очки, не забыв стрельнуть глазами в сторону печального Воденеева.
— Да, да, произошло, Виталий Тимофеевич. Ночью выпустили очередной номер газеты. Вот, со стихами о Родине — лейтенанта Валерия Смолдырева (Валера — прекрасный парень и добрейший человек, мой одноклассник по учи-лищу, баловался стишками). Замполит распахнул газету и, стараясь увести бе-седу с НачПО в нужное русло, гнусаво, но с чувством стал декламировать:
Меня ты взрастила,
Любить научила,
И мне поручила
Тебя защищать.
И где бы я ни был,
И что бы ни делал,
Я помню завет один навсегда:
Служить лишь Отчизне,
Служить ей навеки —
И в этом отныне Святыня моя.
И если вдруг грянет
Гроза над тобою,
Я грудью своею Отчизну закрою!
От всего происходящего, от этих «взрастила, научила, поручила» спазмы хохота душили меня. Еще раз взглянув на Воденеева, замполит все понял и че-стно, по-партийному, доложил уже в прозе события прошедшей ночи. Начался обычный рабочий день, отличающийся от других воспоминаниями об этом экс-перименте в стихах.
В одно из воскресений заступил дежурить по политотделу. Пришла теле-фонограмма — «Ранен матрос со сторожевого корабля соединения». Поврежде-на филейная часть из револьвера системы «наган». Получил приказание убыть на судоремонтный завод в Росте под Мурманск. Выяснилось: матрос ушел в са-мовольную отлучку на танцы Дома культуры. Ну как не понять — дело моло-дое. Вооруженная женщина-охранник, бдительная такая, пресекла высокоэсте-тический порыв, строго выполнив требования инструкции:
— Стой, кто идет? Стой, стрелять буду!
Предупредительный выстрел вверх, далее «на поражение» в оставшуюся часть уже перевалившего через забор танцора. Ничего страшного, «скорая по-мощь», в госпитале пулю извлекают, и даже на «долгую добрую» память дарит хирург пострадавшему. Дескать, потанцуешь еще задорно, если уж жизнью рис-куешь ради такой вот хореографии.
Но меня интересовало другое. Уж очень хотел повидаться с этой бедовой женщиной-охранницей, метким стрелком ВОХР, что же она из себя представля-ет. Представившись внештатным корреспондентом газеты «На страже Заполя-рья», стремящегося уже завтра, на первой полосе, дать репортаж с заголовком «Подвиг охранницы» или «Выстрел в ночи». Прибыл в караульное помещение ВОХР и застал нашу героиню в  прекрасном расположении духа, почистившей и сдавшей «наган» в оружейную комнату, уже поощренную администрацией за высокую бдительность. Она аппетитно пила чай с мармеладом и добро улыба-лась «корреспонденту». Возраст ее был около 40, полноватая, яркая, чернобри-вая. Такие славятся красотой и распутством и ворожат судьбу парням и девкам на хуторах раздольных украинских степей. В военизированной форме, со стран-ными петлицами, не помню точно, то ли 2 винтовки скрещенные, то ли 2 сабли на фоне подкованного копыта. Но ее благостное настроение мгновенно улету-чилось после главного вопроса:
— Ну, зачем же было стрелять в самовольщика? Он ничего не выносил с завода. Он, я думаю, даже не мог предположить, что женщина в возрасте его матери будет стрелять на поражение! Ну, в крайнем случае, обозначили бы, по-кричали, пальнули вверх, промахнулись.
— А что ж я ему, заразе, не кричала: не лезь!
Материнские чувства не наблюдались.
— Мужчина, как вы проникли в караульное помещение? — сузились глаза собеседницы, как будто я предложил ей совершить в караулке что-то грязно-неприличное. Я пятился к двери, радуясь, что револьвер сдан, и она не «приве-дет в исполнение» приговор «журналисту».
— Успокойтесь, успокойтесь, женщина.
И вот я на свободе, радостный, несмотря на несостоявшийся разговор меж-ду Мужчиной и Женщиной.
Позднее убедился в необходимости для общества таких дам, ревностно ис-полняющих свой долг. Мужчины так службу нести не в состоянии. Не дано. Эти женщины прекрасны, очаровательны и хороши в должностях охранниц ВОХР, судей, бухгалтеров, судебных приставов и т.п. После увольнения в запас, отсу-живая положенную пенсию, убедился в очаровании судьи Пильскрановой, ко-торая после команды: «Встать! Суд идет!» как-то недвусмысленно полюбезни-чав с ответчиком, молодым юристом из военкомата, стрельнув на истца-пенсионера уже тусклым взглядом, как Ленин на буржуазию, заявила:
— А вам что, денег мало?
И состоялся суд скорый — басманный. Все правильно кем-то замечено, что в России, если суд, то «скорый», если правда, то «окончательная», если война, то до «последнего человека», если тишина, то «Матросская». Это был типичный холодный взгляд бухгалтера мимо монитора и посетителя «в никуда», с какими-то железными интонациями в голосе и почему-то с «оканьем» — «Не положе-но!» В противовес на вполне очевидные факты и спокойно произносимые аргу-менты — «что положено»:
— Мужчина! (Ох, и любят они Мужчин). Не повышайте на меня голос!
После робкого:
— Да я и не повышаю…
Последний аргумент:
— Мужчина, выйдите!
Таких женщин роднят общие признаки. Ну, например, то, что на каких-либо торжественных мероприятиях, проводах на пенсию, например, именно им руководство поручает читать забавный документ-памятку. Он так и называется «Памятный адрес». Любят это дело, яро и старательно, с неестественным во-одушевлением они читают, напоминая пенсионеру:
— Вы, Николай Иванович, награждены многими правительственными на-градами, почетными грамотами.
Как будто провожаемый находится в таком состоянии, что и не помнит, а был ли он награжден вообще. Собственно, может быть, я и не прав, но пора, по-ра напомнить, а то засиделся на своем месте Николай Иванович и награды уже все получил. Адрес поэтому и «Памятный».
Опять дежурство по политотделу. Совсем ненужное и бесполезное, даже в выходные дни. Со временем и обюрокрачиванием политорганов оно станет ежедневным.
По громкоговорящей связи крейсера тревожный сигнал:
— Человек за бортом! Дежурную шлюпку на воду!
На верхней палубе жуткое зрелище. За бортом матрос в тельняшке степен-но, саженками плывет на выход из Кольского залива. Такие водные процедуры, несмотря на жаркий июль, добром не кончаются, — вода ледяная. Спасательные круги за бортом, мастерски спущен шестивесельный ял. Красиво плывет матрос в полосатом купальнике, красиво. Полностью игнорирует предложение коман-дира шлюпки подняться на борт. Старший лейтенант разворачивает шлюпку транцевой доской к пловцу, еще раз предлагает помощь. Никакой реакции. То-гда направляет ял к борту крейсера. Гребцы медленно работают веслами. Наш герой оглядывается, вот он растерян, вот запаниковал, уже пытается догнать ял.
Выясняю, что матрос отбывал срок в корабельном карцере за неуставные отношения, попросил вывести его и с разбегу бросился в морскую пучину. И это с высокого борта крейсера. Поступок не только безрассудный, но и, конеч-но, смелый. На борту уже чуть ли не стихийный митинг возбужденных годков. На это и рассчитывал узник карцера. Его, ослабленного и довольного собой, поднимают на борт. Сочувствующие расступаются, для автографов передаются демэбовые гюйсы. Это отрезанные воротнички от белых форменок, которые не носят на СФ. На обратной стороне достаточно искусно изображен восход солн-ца — символ неизбежного ДМБ и девушка в мини-юбке, обязательно у маяка, машущая платком в след уходящему в море кораблю. Раздаются выкрики под-держки. Вокруг шум и смятение. Вот она порция славы, которой так добивался наш герой. Он нарочито устало раздает автографы и гордо возвращается в кар-цер, досиживать срок. (Капитан 2 ранга Жахалов — командир крейсера — при-казал переодеть и вернуть на место).
И если бы в наши дни читал эти строки уже серьезный и взрослый бывший пловец и его товарищи, то, наверняка бы, грустно улыбнувшись и покачав голо-вой, сказали:
— Какими мы были в ту пору детьми, хоть и в матросской форме.
И согласившись с этим, следует добавить: а сколько людей пострадало от подобных глупых и ненужных поступков.
Не понимали мои начальники, что нельзя меня ставить дежурить по полит-отделу. Прав был только командующий 3-й флотилией подводных лодок вице-адмирал Лев Алексеевич Матушкин, когда заметил эту непознанную законо-мерность — в мое дежурство умерли Л.И. Брежнев и Ю.В. Андропов, произош-ло несколько катастроф — и то ли в шутку, то ли всерьез предложил вообще не ставить меня дежурным