Он не сразу понял, что произошло. Вначале нарушилась ритмичная работа фоторобота, обозначенная звуковым сигналом в виде щелчка. Щелчки возникали неритмично, глухо, а потом исчезли совсем. Включился сигнал потери управления и автономного, и внешнего. Все. Он бессилен что-либо поправить. И центральная станция управления полетом невластна над его аппаратом.
Запасной блок безжизненно молчал. Связь оборвалась тоже.
Он лихорадочно перебирал в уме возможные причины. Трясущейся рукой нажимал кнопки и щелкал тумблерами. Бортовой компьютер торжественно высветил: «Программа закрыта. Пароль не вводится. Причины не верифицируются».
Все.
Некоторое время он сидел в глубокой оглушенности, казалось, без единой мысли. Потом нахлынуло щемяще-холодное чувство безисходности. А где-то в самом центре грудной полости возникло и растеклось по всему телу едкое вещество страха и вылилось наружу холодным липким потом.
Неупраляемый аппарат нес его в черную ледяную неизвестность. Вот она - бесконечность мироздания - Вселенная! И он - один. Один во всей этой зловеще молчащей бездне. Все вокруг чуждо, неосязаемо, невидимо, непонятно.
Потом страх исчез, вернее, он постепенно обернулся невыносимой, неописуемой тоской. Хотелось рыдать, выть, рвать на себе одежду, кожу, крошить все вокруг, разрубить стенки аппарата и вылететь в черную бездну, и задохнуться ее неземным содержимым. Быстрой кинолентой в мыслях пронеслась вся его жизнь, лица и голоса родителей, друзей, жены и дочери, эпизоды и поступки, за которые всегда стыдился и тяжело переживал.
Так бывает перед смертью.
Он всегда был против одиночных полетов. Многие психологи в последнее время указывали на опасность для ним пилотов работы в космосе в одиночку. Но такая работа давала большую экономию. А государство, наконец-то, кое-чему научилось, вышло из экономических и политических кризисов хотя и дорогой ценой. Канули в прошлое разрухи, экономическое рабство, всемогущий криминал, коррупция, освободительная борьба, унесшая миллионы жизней, но родившая умелых лидеров. И все-таки человеческий фактор, как говорили раньше, во все времена оставался на задворках внимания.
Строжайшие, казалось бы, медицинские комиссии не проверяли их на «устойчивость к одиночеству».
«Одиночество - это не болезнь, - сказал ему однажды профессор, возглавляющий многочисленную медицинскую лабораторию при Управлении космических исследований. - Одиночество только способствует продуктивной работе, и какой-либо компенсации не подлежит».
Инакомыслящих специалистов он всякими путями выживал из лаборатории.
Одиночество не компенсируется. Это точно. Так было всегда.
Кинолента жизни кончилась. Но он был жив со спазмом в горле и тянущей тупой болью в груди. Так болит душа, зажатая костлявыми руками тоски одиночества. Одиночества неземного. На земле можно хотя бы посмотреть на людей вокруг. Тут нет никого. Черная ледяная неизвестность. Даже звуков, доступных человеческому уху, тут быть не может. И это все - бесконечно.
В памяти возникли образы старших коллег, о которых ему рассказывали еще в университете. Они однажды после полета попадали в психбольницы. Диагноз был прост - «реактивным психоз» . Но эта реактивность рецидивировала почти до конца их жизни. Инвалиды космоса, увидевшие нечто, от чего высшая нервная система подвергалась полному разрушению. Одиночество в диагнозах не фигурировало. Это невыгодно для государства и для тех, кто за него «очень болеет», кто всецело «отдан и предан народу». Так было всегда. Так будет всегда.
Но ясность мысли еще не покинула его. Теперь хотелось только одного - каким-то образом заглушить в себе эту сатанинскую тоску. Идея пришла внезапно. Он размонтировал блок очистки и потянул в себя из трубки чистейший спирт. Здесь разбавлять было не в чем. Только тюбики и контейнеры с водой и пищей. Спирт обжигал губы и горло, захватывал дыхание, растекался прохладными струйками по бороде и шее. А он жадно глотал его, потом долго запивал водой. Потом...
Потом он погрузился в глубокий сон, как в небытие.
Сон вернул его на Землю. С женой и дочерью они уехали на дачу и почему-то не ссорились, как обычно бывало. Он с удовольствием полол огород, а потом ремонтировал отмостку у колодца. Было мирно и хорошо.
Потом заехали друзья, самые любимые, и привезли копченые свиные хвосты и уши. От выпивки пришлось отказаться - за две недели до полета запрещалось употребление спиртного, а их проверяли каждый вечер. Никто не обиделся. Да никто и не стал пить. Играли в карты и ели хвосты и уши. Он жалел об одном: - в эти две недели попадал его день рождения. Он не любил дней рождения. Трудно переносил торжественные речи и подарки, даже цветы. Всегда вспоминал старый ковбойский анекдот, в котором один герой спрашивал другого: «Ты любишь цветы?». «Да!» - отвечал тот. Тогда спрашивающий выпустил в него обойму из кольта и сказал: «Завтра на твоей могиле их будет очень много». На именинах у своего шефа он однажды пошутил, сказав, что если бы вместо цветов приносили бутылки, то было бы больше выпивки, и имениннику было бы легче. Шутку приняли негативно. Что делать? Надо соблюдать традиции, порой глупые, но....
Сон продолжался. Вот они приехали домой. Он сходил на проверку, потом поужинал и прилёг на диван почитать фантастику, хотя в последнее время всё меньше увлекался ею. Однообразие, тенденция к мистике и ужасам, бесконечные космические войны, схожесть с обычными боевиками, отсутствие психологического элемента - всё это отбивало охоту от глупо¬го чтива.
Красивый сон ушёл. Начались кошмары. Он - уже старик, еле ползает по огороду. К нему никто не приехал. Друзья постарели тоже.
И раскинуло их время по домам. Закончились встречи, бани, карты, приключения. Молодые пилоты даже забыли его и спокойно летают в одиночку. Никого! Ни письма, ни звонка.
Пустота....
Он проснулся в поту. Тошнило. Жадно хлебнул из трубки - стало легче. Он снова понял весь ужас возникшей ситуации Тоска нахлынула с новой силой.
Он покосился на пульт управления и не поварил своим глазам. Там шустро ползал таракан. Обыкновенный рыжий таракан довольно больших размеров. Он не мог их раньше терпеть. По и этот момент он испытал странное чувство - чувство чего-то знакомого, родного, близкого - чувство земляка. Откуда он тут мог взяться? - вопрос на засыпку. Но это неважно.
Из обломков блока очистки он быстро соорудил вольерчик для появившегося живого существа, чтобы оно не уползло от него. Выдавил туда струйку питательной углеводно-белковой пасты и с удовольствием наблюдал, как таракан суетится у появившейся еды.
Где он мог взяться? Наверное, так тщательно проводили «стерилизацию» аппарата. Ну, и спасибо им.
И странное дело - постепенно уходило чувство тоски. Ему даже стало смешно. Теперь он - не один. И посмотрим, что будет дальше. Может всё-таки разыщут его поисковые команды центральной станции? На место тоски пришла надежда, умирающая последней.
И зажили они с тараканом весело и беззаботно, как в сказке. Сколько длилась эта сказка - потом он вспомнить не мог. Таракан растолстел на его харчах, а сам он уже не думал о холодной чёрной неизвестности, куда уносил его неуправляемый аппарат.
Внезапно вспыхнул и зазвучал сигнал связи: — Отзовитесь, «десятый», вас вызывает «первый». Он думал, ему послышалось. Но вызов повторился, и он понял, что это не галлюцинация.
- Я «десятый». Слушаю вас. - он подспудно отметил, что
с тараканом он разговаривал совсем другим голосом.
- Что с вами, «десятый»?
- Я потерял управление.
— В общем, не волнуйтесь. Мы вычислили вас магнитно-гравитационным радиорезонансом. Мы ведём вас. Через 96 часов вы будете на центральной станции.
- Не беспокойтесь. Мы выдержим.
- Кто это «мы»? - с явным раздражением в голосе спросил «первый».
- Я не один, нас двое. Со мной таракан.
«Первый» долго молчал, потом глубоко вздохнул, промымрил: - «Так...» и деланно спокойным голосом произнёс:
- Успокойтесь, всё в порядке. Постарайтесь уснуть. Через
заправочный штуцер в блоке очистки можно извлечь граммов
сто спирта. Вы поняли меня? Если что, держите нас в курсе,
Всё, До встречи. Конец связи.
- Угу. Привет, - ответил «десятый», и обращаясь к таракану, ласково сказал:
- Ну, давай, поешь хорошенько. Рыжий. Ещё 96 часов полёта.
В правой руке он аккуратно, чтобы не раздавить, держал таракана и «первому» подал левую руку.
— С каких пор ты здороваешься левой? — спросил тот, как-то криво улыбаясь.
- В правой у меня таракан.
- Покажи.
Он расжал ладонь. Таракан быстро сполз на её ребро, не удержался и упал на пол. «Первый» раздавил его ногой.
- Что вы сделали? Зачем? - с какими-то нотками мольбы
спросил «десятый», уставясь отсутствующим взглядом на коричневое пятно на полу.
- Не волнуйся, тараканов хватит на всех. Кто-то писал,
что они живут на Земле со времён динозавров. Я рад, что ты
вернулся невредимый, - «первый» улыбнулся.
- Неправда. Они бы эволюционировали. - о своём продолжал «десятый».
«Первый» вздохнул, сел в кресло и промымрил своё вечное «так». Затем с учительской назидательностью сказал:
- Все теории эволюции и сотворения мира происходят от
человеческой лени реально мыслить. И то, и другое придумали, чтобы всё сразу объяснить. Всё сразу. Никаких эволюции и сотворений не было.
- Тогда, что же? - после долгой паузы, глядя куда-то мимо
шефа, отрешенно спросил «десятый».
- Нечто третье! - почти рявкнул «первый» и сделал какой-то всеобъемлющий жест рукой. - Вселенная! Мы всего-навсего её детали. И - где, что, когда - мы никогда не узнаем. Никогда.
- Тогда зачем все это - летаем, исследуем? - он опять ощущал нарастающую тяжесть в груди и переставал понимать, о чём говорит.
- Из-за нашей. . . - «первый» не договорил и как бы задумался, потом вроде сам себе сказал: - Сначала надо навести порядок на своей планете, чтобы спокойно жить. Ну, а там уже любители пусть летают за свои деньги.
Присутствующие с удивлением смотрели на шефа. Такого от него никто не ожидал.
- Так, - протяжно произнёс «первый» и, повернувшись к начальнику отдела гравитации, спросил - Ты говорил, что у тебя есть водка?
- Да, - ответил тот не очень уверенно.
- Зайдём к тебе. А ты, как и положено после полёта, ложишься на обследование в клинику центра, - сказал он «десятому» как бы между прочим.
Два года с диагнозом «реактивный психоз» он лежал в психиатрической клинике. На первых порах, на свиданиях с женой, дочерью и друзьями всё просил принести ему таракана. Эту идею, какими-то хитрыми методами, докторам клиники удалось ликвидировать из его больного мозга. Появилась другая: - он настаивал на возвращении на службу и одиночном полёте. Трижды пытался убежать из клиники.
Ликвидировали и эту идею. И не стало идей никаких. Ничего. Пустые извилины мозга.
По совету начальника медицинской лаборатории жена и дочь уехали жить в другое место, получив квартиру и приличную компенсацию за «реактивный психоз». Навещали его редко. «Он должен быть один», - говорил профессор. Кому должен - неизвестно. Должен - и всё.
Целыми днями он просиживал на лавочке во дворе своего дома. По всем бытовым вопросам его обслуживала специальная команда из Управления.
И жил с ним замечательный пёс Рыжий, дворняга с умными большими глазами и добрым преданным сердцем, которое не может изменить и предать.
Однажды кто-нибудь из них первым покинет этот мир и уйдёт в холодную черную неизвестность, оставляя другому неописуемую тоску Одиночества.
От автора
В больнице, где я сейчас нахожусь и пишу эту историю далёкого будущего, неимоверное засилье тараканов. У здравоохранения нет средств ни на медикаменты, ни на питание, ни на чистоту. Человек зависим даже от тараканов. Кому нужен больной человек и человек вообще?
Но я не об этом.
Все тараканы здесь какие-то маленькие, невзрачные. И каково же было моё удивление когда именно в момент описания встречи «десятого» с тараканом откуда-то из-за стола выполз большой рыжий и забегал по исписанным листам.
Я говорю чистую правду. Мистика, но факт.
Уже поздняя ночь. Больница погружена в сон. Я далеко от семьи, от друзей. И когда таракан уползает, мной овладевают чувства моего героя. Одиночество! Отхлебнуть бы сейчас из «блока очистки», но мне нельзя. В моём желудке живет
микроб с красивым названием — геликобактер. Он разъедает слизистую оболочку моего желудка, как будто исследует её. Я для него - Вселенная. Каждый из нас - Вселенная. Но мы не думаем об этом, живя в мире иллюзий, то радуясь жизни, то проклиная её. А иные уходят из неё нарочито, придумав себе одиночество. А может, не придумав?
Так ушёл мой коллега, врач — анестезиолог, Володя, введя в себя средства для наркоза и выключения дыхания. Ни в чём невиновный, но придумавший себе вину, он ушёл, непонятый и непонявший, от одиночества в ледяную чёрную неизвестность.
Иллюзии... «Жизнь — обман с чарующей тоскою», — писал Серёжа Есенин. И всё же каждый из нас - Вселенная, со своими функциями в мироздании, и кто-то исследует нас.
Не было эволюции. Не было сотворений. Что было и есть? - не известно. Мы не узнаем этого никогда.
Пусть у каждого в душе будет свой бог, и ему можно молиться в любом месте для успокоения. Религия, вера - лучший метод психотерапии. А возводить храмы можно только при общем благополучии, и возведённые нельзя разрушать во имя памяти о тех, на чьих костях они возведены.
Поздняя жаркая ночь. Нужен дождь.
Таракан продолжает читать исписанные листы. Кто он? Почему появился в такой момент? Тараканы не эволюционировали со времён динозавров. Может они - пришельцы из недосягаемых миров и времён? Может он пришёл познакомиться со мной. Может мы встретимся с ним через сотни лет, когда моя душа вселится в того пилота? Встретимся в далёких точках ледяной неизвестности Вселенной и Одиночества.