Из цикла «Природа человека»
Количество – 1
Или Человек-Абсолют
Несколько вступительных слов
Немного истории. Лицо советского общества (государство + хозяйство) = план, плановое начало.
Где оно, это плановое начало? Должно быть, по соседству с народом, на том же уровне.
Каким образом «выйти» к этому плановому началу, все-таки общество – не человек, не поговоришь? «В условиях советского хозяйства плановое начало олицетворяется в органах Советского государства, в их действиях и мероприятиях» (Семенов, с.252). Так утверждали советские экономисты, еще в конце 20-х. Его Величество План передал свои полномочия государству. Разумеется, в реальной жизни "поток" силы идет в обратном направлении, от государства – к плану, от субъекта ; к объекту. Но считается, за государством – стоит само плановое начало. Еще не План, но что-то около. В свою очередь, государство, даже в лице своих органов, тоже не человек, и с ним так просто не поговоришь. Очередной шаг, в чем олицетворяются органы государства? В людях, других вариантов пока не придумано. В людях, которые и представляют эти славные органы государства, народу. Вот к этим занятым людям уже можно обращаться, посылать письма, получать отписки. А можно даже встретиться, если удастся пробиться, и поговорить, по важному вопросу.
Наверное, так и должно быть, люди говорят с людьми, обычно, разговаривают два человека.
Но эти два человека как будто по разные стороны некоей разделительной линии. Первый человек, он планирует, Плановое начало – через действия этого человека – воплощает себя в реальности, в форме Плана. Второй же человек этот план выполняет, реализует, по крайней мере, так считалось. Выполнить, в заданный срок, отчитаться в выполнении. Но почему первый планирует, а второй начинает выполнять этот план?
Потому что есть организация, есть единая норма, обеспечено ее строжайшее соблюдение.
Но если так? Жизнь сразу начинает переворачиваться, общество становится организованным. Но уж если общество организовано (государственный субъект + подчинение людей + единая норма), то на выходе обязательно будет План. Как и у предпринимателя, различие лишь в масштабах. Предприниматель (он же и есть субъект) создает план в масштабах фирмы, социалистическая организация распространяет план на все общество, на каждую Единицу. Даешь плановое начало, оно везде, следовательно, везде государство.
1.
Несколько слов о тяжестях, точнее, о весах, о весе.
итак, два человека разговаривают, между ними стол, на столе несколько бумаг. Может быть, это даже не разговор, не просто разговор, а игра, скажем, игра в мяч. Тогда и бумаги не слишком нужны, и стол тогда не слишком требуется, раз нет бумаг, зачем стол. Можно просто поиграть, подача – прием, бросай – лови.
В таком случае, куда полетит мяч? Мяч или закон?
Мяч летит в ворота, на то он и мяч.
Но этот мяч должен попасть в ворота, это уже закон. Ворота, понятно, метафора. На деле, речь идет о цели, цель должна быть достигнута. Тогда саму цель можно представить в виде мяча, в чьей корзине будет мяч? И вот он, закон, мяч должен быть в государственной корзине. Как этого добиться? Очень просто, надо сделать мяч тяжелым, очень тяжелым. И тогда рядовому обывателю такой мяч будет просто не под силу, он не справиться с таким тяжелым мячом. А кто же справиться? Государственный орган, этот орган организует (создает) государственное предприятие, затем предприятие начинает увеличиваться в размерах. Все больше, еще больше, и еще больше: «Гигантомания – единственная возможность сделать саму работу директивного планового управления выполнимой» (Семенов, с.253). В итоге, тяжеловес (= ПО, НПО, ВПО, Главк ), и этот тяжеловес поймает любой мяч. Понятно, в хозяйствах не столько ловят мячи, сколько поднимают штанги. И наш тяжеловес поднимет любую штангу, выполнит любой, самый напряженный план. На этом метафоры не то чтобы кончаются, обрываются. Далее начинается жизнь, начинается грустная, местами грубая, временами невыносимая реальность.
Цель государства или цель отдельного человека.
Начало, потребности государства или потребности этого отдельного человека. Но каким образом эти потребности соотносятся с плановым началом? Самым простым, самая простая связь. Если плановое начало вытекает из организации (= организованное общество), то вот он, закон: чем больше (крупнее) организация, тем крупнее цель, к которой она будет стремиться, и тем меньшее количество этих целей организация будет ставить перед собой. Или иначе, она не может остановить увеличение своих размеров, но может ограничить или даже уменьшить количество целей/заданий, подлежащих обязательному выполнению. А что в пределе? «Идеал государственного и политического механизма – стабильность», масштаб, ВЕС (Семенов, с.253).
Социализм начинается с организации, а с какой потребности начинается организация?
2.
Грянула, сошла первая русская революция, но она перевернула сознание многих.
Вот одна из них, девушка, совсем юная, приехала в Тифлис, ей уже приготовили «удобный паспорт», уроки «для заработка». Она агитатор + пропагандист, получает рекомендательное письмо, и направляется к человеку, который руководит этой работой на Кавказе. Его зовут Коба . «Маленький, худощавый, черный, говорит еле слышно» (Русов, с.135). Зачем, что надо, берет записку, читает, «осматривает с ног до головы».
Время разговора, о чем, о пропаганде.
Занимались, да, со стажем.
Ведь это такое ответственное дело, тем более в Тифлисе, известно ли вам? Да, это дело ответственное, такое же оно и в Баку, и в Петербурге, в других местах. Почему-то в Тифлисе должно быть труднее? Всякие пустяки, приехали, откуда, когда. Вот газеты надо читать. Конечно, надо читать, а не устраивать экзамен. И тогда следует что-то похожее на заключение, вы не похожи. "Не похожи" = не сможете работать агитатором. Не странно ли, на кого я похожа? На барышню, мол, подумайте, барышня выходит к рабочим? Не приговор, но близко. Что может отменить приговор, биография, особенно героическая. Есть такое, арестована дважды, в кармане волчий билет. И вот здесь, начинается внутренний монолог девушки, вопросы к самой себе.
В самом деле, зачем «я все это рассказываю?»
Послать этого зануду подальше. Что у него, брошюрки, программки, неужели без этого не обойдется. Не впервые, нашлась бы. Какая-то канцелярия, пусть сидит, перекладывает. И вдруг девушка обрывает себя, мысленно, разумеется. «Что я собственно? Существует же партийная дисциплина. Человека назначили для руководства…» (Там же, с.136). Похоже на осознание, что признает и в чем дает себе отчет эта девушка? В существовании чего-то, что больше ее самой, это большое = организация, она должна подчиниться. Без этой организации она будет только школьницей, именно об этом дал ей понять Коба: «позволила разговаривать с собой как с какой-нибудь школьницей» (Там же). И вот, маленький, и говорит еле слышно, но ведет себя как большой человек. Напротив него, пропагандистка, имеется опыт, попадала в передряги, но едва ли не сошка. Откуда это? Не сам по себе он велик, через него на нее глядит организация, «для руководства».
Для чего этот вопрос, самой себе: зачем я это рассказываю, об этом?
Почему такая досада, внутреннее недовольство, протест, я не школьница. Но почему так получается? Один представляет организацию, другой должен считаться с подобным представлением. Разве мы не равны как члены одной организации, как революционеры, как товарищи? Она протестует против обращения с ней как со школьницей. Но соглашается с дисциплиной, с руководством, заданиями, соглашается рисковать. Не для того же рискует, чтобы ей как школьнице указывали. Необходимость, какая, в чем? Неужели «дыхание свободы»? Опалило, может быть, даже поманило и вдруг, ты сброшен, куда, зачем?
3.
Спокойные советские времена, недолгие, но были, как ведут себя советские люди?
Стихийно, спонтанно, "первичная стихийность" (Семенов), пытались побороть, не смогли.
Это в обществе-то, охваченном плановой организацией. Или плановой паникой? Стоит ли торопиться с окончательными выводами. Плановая организация, где твое жало? Плановая паника, где твоя победа? Все же, почему именно плановая паника? Если «правильной научной работе неизбежно сопутствует ошибочная» (Капица, с.87)? Почему бы не распространить эту неизбежность на любую работу, на планирование, и далее на общество, на планово организованное общество?
Если План = полная рациональность (первый полюс!), то на другом полюсе ему сопутствует столь же полная ошибочная организация, вернее ей отсутствие, это и есть паника. Но все же? Продержалась более 70 лет? Значит, удавалось гасить, удавалось собственную панику переводить на уровень человека, отдельного советского человека. Нужно просто создавать паническое настроение в отдельно взятом человеке.
Поддерживать в человеке человеческую же панику.
Еще одна девушка, уже советская, 18 лет, позади интернат + школа, впереди?
Вернулась к матери, но живет в общежитии, рядом завод, там и работает. И потянулась жизнь, смена, норма, общежитие, вернее, комната в общежитии. Зарплата? «Разве на 100 рублей проживешь без чьей-либо помощи?» (Червакова, с.203). Одна, создать семью не удается, каждый день слушает пластинки. Что-то надо делать, иначе такая жизнь может уйти в бесконечность, а уходить не хочется. Что-то надо делать.
Делает попытку: «Ходила сегодня к начальнику насчет жилья. Обещал помочь, перевести на работу с окладом 140 рублей» (Там же). Да, была на приеме, обещает помочь, надежда есть, но почему так невесело, что на душе? «Но все в таком тоне, будто он барин, а я его крестьянка. Мне даже стыдно было его одернуть» (Там же). Но почему? почему вступаться за себя, стыдно? «Взрослый человек, неужели он не понимает, что он говорит? Я ушла от него, наревелась» (Там же). Может быть, напротив, тот начальник понимает, хорошо понимает? Понимает правила игры, соблюдает эти правила, и прочим предлагает играть по правилам.
Далее решающий момент, уже известный, встречался.
«Зачем я ему рассказала, что я детдомовская, что меня мать бросила?» (Там же). Порыв, или отчаяние, или надежда, что-то ею двигало. А получилось, «Я ему жизнь свою, судьбу доверила» (Там же). А ведь у нее это последнее, ее судьба, ее личная судьба, и больше ничего нет. В этот самый момент, ничего, кроме одной судьбы, той самой, о которой было сказано, «судьба человека». И доверять свою жизнь и судьбу стороннему человеку, потому что больше некому? Последний аккорд: «Зачем же так унижать?» (Там же).
Действительно, зачем?
4.
Две девушки, совсем юные.
Обе мечтают о новой жизни. Одна делает эту новую жизнь, не только для себя, но для всей страны. И делает это, рискуя собой. Другой девушке делать новую жизнь не надо, она ведь живет этой новой жизнью, той самой жизнью, о которой мечтала девушка первая. Между ними десятки лет, но обе задают один и тот же вопрос: зачем я рассказывала, зачем я все это рассказывала? Что за этим вопросом? Нет, в самом деле, не на исповедь же они приходили, пусть по личным делам, но это такие личные дела, которые трудно отделить от дел общественных. Ведь сами-то они живут и работают ради этих дел общественных.
исповедовались, открывались, являли свою человеческую суть.
И вдруг увидели: школьница, крестьянка, они увидели, не то показали, не то ткнули.
Что же им открылось, поблизости как всегда, биолог, вернее, этолог.
Что несет нам этология? «…решающее значение имела моральная структура его личности», так ли? В конце концов, демократия есть право «выражать, защищать и реализовывать свои интересы», право? Между тем, «держиморды давили и либералов, и крепостников», за что? Хотя бы потому, что само «...общество не в состоянии принимать решения», кто же их принимает? Понятно, все эти наблюдения – не этология, скорее, вступление к ней. Этология начинается там, где начинаются камни и прочие простые предметы.
Вот простое наблюдение, этолога: «Заставить подчиненных смотреть на тебя снизу вверх – простое и действенное средство дать им почувствовать свое превосходство» (Дольник, с.139). Наши девушки, где они обитали (= жили)? Одна, в низовой партийной организации (= первичка), товарищи, соратники. Другая, она в интернате, дети, младше, старше, воспитатели. Одно, общее дело. Всегда вместе, все общее, друг за друга, где вы мои дорогие, «Я помню все. Я помню всех и многое» (Червакова, с.203). И вдруг, девушки оказались в иерархическом пространстве, чем оно замечательно? Тем, что люди в таком пространстве изменяют свои размеры, вместе с изменением своих размеров, им приходится менять и свои представления, о самих себе. Не всегда это приятно. Считала себя успешной, взрослой, вдруг школьница. Думала о себе, как о личности, достойной уважения, и вдруг какая-то крестьянка. Настоящие чудеса, "маленькие и черненькие" становятся большими, неприступными, они = носители высокого иерархического ранга. Напротив, высокие, достойные, умные и уважаемые превращаются в маленьких, согбенных, безоружных. Вот это особенно противно, когда ты безоружен, бессилен, беспомощен. И приходится молчать, опускать голову, кланяться, потом реветь.
Большие = сильные, малые = слабые, а в самом низу? Подонки, на то и дно.
Чем же отличается сильный? Тем, что «много и умело угрожает», а сам выдерживает угрозы. Кто же тогда обитает на самом верху?
Я – не этолог, камни пока отложу, перейду к метафизике.
Повседневная жизнь, текучка, мелочи, вещи. В какой-то момент различаем «общие признаки вещей». Не упростить ли эту пеструю жизнь? На месте кучи вещей – немногие признаки, ими легко оперировать. Но теперь другая трудность – трудно остановиться, мы снова обобщаем, теперь уже признаки. И вываливаемся, переходим в какой-то другой мир, «в сверхчувственный мир». Вещи куда-то сгинули, растворились, теперь мы имеем дело с какой-то странной реальностью, с законами. Их нельзя потрогать, можно познать. Но есть трудность. Если мы признаем, что эта странная реальность = законы, приходится признавать, что они от нас не зависят, напротив, мы от них зависим. Бросаемся на поиски выхода (= утешение), он есть, законы можно использовать, по отношению к чему? По отношению к самим себе, кроме нас – никого, опять инверсия.
Что же начинается? Самопознание.
Не странно ли, едва перебравшись в сверхчувственный мир, мы оказываемся лицом к лицу со своей собственной природой. Если мы крадемся среди законов, то там найдутся законы и нашей природы, нашей сущности. Соблазнительно, увидеть свою сущность. Кто я, тварь дрожащая, зачем же унижать самого себя? Зачем самому себя распинать, сбрасывать все ниже, ниже, куда-то в темноту. Говорят, дух «умеет возродить себя», нужно лишь пасть, в самое пекло, чтобы возрождение могло состояться. Вот также и мы, бросаемся к своей сущности, чтобы оторваться от нее, не дает, мол, взлететь, воспарить. Так почему бы не оторваться от своей человеческой природы, от человеческого? И куда податься, в сверхчеловеки. Но есть другое, обратное направление, не отрываться от человеческой природы, а довести ее до предела, в самом себе, а что останется на долю прочих? Идти, шагать, бежать, за таким носителем чистой человечности, куда деваться.
Концентрация человеческой природы, предельная, в отдельно взятом человеке.
Что есть предел, к которому стремится сильный, он же большой человек = Человек-Абсолют.
5.
Зачем нам законы мира иного? Слаб человек, хочется стать сильнее, ох, как хочется.
Как будто там, в сверхчувственном мире можно обрести силу, чтобы явить ее этому грешному миру, склонись, смирись. На сей счет выдумано много слов, мы их как будто не слышим: мелкий, низкий, павший, повергнутый, униженный, лежащий. Набор – от Дольника. Как же мы узнаем свою мелкость и униженность, свое грехопадение и существование дна? Вот еще один жизненный пример, считается, эта жизнь прошла, но она недалека.
Ведомство, государственная организация, масштаб.
Частная (= личная?) история: «Один из моих знакомых продержался три квартала (до язвы желудка на нервной почве) в номенклатуре…» (Воронов, с.133). Что же с ним делали? Вызывают в Москву, срочно, все время проверяют, напоминают, надо быть во время, в точно назначенное время, не забудьте. Понятно, после такой накачки (на жаргоне – прокачка) служащий находится «на взводе». Подгоняя сам себя, он прибывает в столицу, понятно, заблаговременно. Куда дальше, приемная. Кто такая секретарша, клерк, мелкая сошка. Ее обязанности = быть рупором, просто передавать. Но вот в этой приемной, но эта секретарша «разговаривает сухо, хотя наверняка знает, для чего тебя вызвали» (Там же, с.134), пользуется случаем, зараза.
Куда деваться, сидит, сидит, а ведь было назначено время, сроки для тебя.
Наконец, приглашают, начальник освободился, можно входить. «Прямо с порога тебя встречает град возмущенных восклицаний и не совсем печатных выражений» (Там же). Да, с ходу, в лоб, как приговаривал Штирлиц. Поздороваться, пригласить присесть, о чем речь, стой и слушай, стой и слушай. Нет уж, найди в себе силы выслушать. «Не дай Бог возразить, тогда оскорбления не посыплются, а польются» (Там же). Что остается, мысленно писать объяснительную, такой разнос. И вдруг, «Иди, работай». Как будто эта работа в соседней комнате, выйдешь, перекуришь, и с новыми силами.
Кто-то называет эту процедуру шлифовкой, я – обдиркой.
Обдирать будут не менее года, скорее, побольше. Пусть докажет, что свой, что можно доверять. Пока еще в простых вопросах. Что здесь, в этом большом, почти пустом кабинете? Тот самый, сверхчувственный мир. Но там нет места людям, их не было. По традиции говорят, субъекты. Так вот, в кабинете пребывал или утверждал свою реальность всего один Субъект. А другое существо? скорее, что-то вроде сырого материала. Это новое существо было еще на пути к реальности, к статусу реального субъекта. Глядишь, скоро начнет с секретаршей говорить на равных. Прямо-таки миг творения.
Подниматься или падать, молчать, наклонять голову, как говорит Дольник.
Если ты доказал подчиненному, что ты выше и больше, тогда у тебя действительно подчиненный.
А начнет упираться, как упирался Серпилин у Симонова, в «Живых и мертвых», как бы он закончил?
Если не можешь сам подняться по лестнице, можешь сбросить ближнего. Для начала немного, потом побольше, а то и вовсе на самый низ. Да, выше я не поднимусь, но в сравнении с этим неудачником, я буду большим человеком. Можно надуваться, топтаться, проявлять надменность. Да мало ли возможностей таит иерархия для изобретательного индивида.
6.
и вот аудиенция закончена, можно работать.
Вот какая беда, нужно работать, как будто ничего не случилось.
А значит, тащиться в аэропорт, билета нет, «не знал, зачем и насколько вызывают». Была, окружала и давила неопределенность. С вызовом, срочно, точно. В душе, случилось, промах, прокол. А всего-то и надо, несколько обстругать, пластичен человек, примет нужную форму. А будет нужная форма, будет ему и место на иерархической лестнице. Привычный оборот, большое и малое начальство. Просто уважаемый человек – и отсюда наверх, туда, где обретается очень большой человек, глыба, как сочно и резко выразился создатель социалистического реализма. Обстругать, ободрать и отшлифовать – это вопрос о количестве, один человек устраивает другому человеку «прокачку» именно потому, что хочет быть большим. Его первое человеческое стремление – стать большим, в конечном счете, это решается именно с точки зрения количества.
Но это человеческое количество мы всегда переводили в качество, каким образом? Очень просто, для этого нужно услышать несколько слов: «жизнь нужно прожить так, чтобы не было…», знаменитые слова. И вот героиня одной, давно забытой книги говорит: «Ты знаешь, что они вызывают у меня? Желание идти по жизни гордо, решительно, добиться многого, стать большим человеком» (Кузнецов, с.79). И все, человек как качество состоялся. Будет, обязательно будет большим человеком. Еще бы, героиня пошла в рыболовецкую бригаду, она отработает «положенные два года», это стаж, можно будет поступить в вуз. И тут невероятное, старый рыбак объявляет приговор: не дадим документа. Разве бригада дает справку? Реально, никто бы и не стал интересоваться мнением какого-то там рыбака. Но таковы правила социалистического реализма, самый большой человек – на самом рядовом рабочем месте. Поэтому слова рыбака – это слова большого человека, ставшего таким большим по воле автора. А воля самого автора? Как и сердце, принадлежит партии, об этом рассказал в назидание потомкам другой классик социалистического реализма. Говоря коротко, упор должен быть сделан, так считалось, на качественный рост, на рост в человеке человеческого = идейность, чуткость, убежденность, подлинно гражданская нравственность. Нового человека вели к новому качеству.
Можно возвращаться, к количеству, сколько его? Для простоты постулирую.
Человек не только качество, но и количество. Каким же образом устанавливается его количество? Или вернее сказать, в какое количество мы готовы поверить? В такое, в которое поверить легче. То есть, в такое количество, которое лучше согласуется с нашим опытом, если угодно, с нашим здравым смыслом. Подобное очевидное количество определяется очень древним, простым, хотя и грубым действием – Большой Человек. Фараон, Тиран, Деспот, Император, Диктатор, и далее, вплоть до Троекурова. На противоположном полюсе, излюбленный персонаж русской литературы, маленький человек. Не странно ли? Там, где мы наблюдаем, не привычка ли? – единственное лицо абсолюта (= носитель абсолютной власти), на самом деле присутствуют два абсолюта! Или два лика одного Абсолюта?
И оба норовят вырваться (= прорваться) в бесконечность.
Или сорваться в пропасть? Чем больше Большой Человек, тем больше и маленьких людей, винтиков. Это значит, Большой Человек не может усложняться до бесконечности, напротив, по мере роста должен все больше упрощаться, по песку шагать гораздо легче. Большой песок? тогда можно засыпать любую пропасть. Это значит, нужно наладить производство песка, для этого нужна пирамида, есть такая Пирамида. Но и сама Пирамида начинает расти. Тем самым структура Большого человека становится сложнее, а не проще, песок уходит на ее собственное развитие. Обычно говорят (как правило, о бюрократии), работает сама на себя.
А на кого она должна работать? Вернее, на кого должен работать Человек-Абсолют?
Действительно, смешно. Но вот итог работы Главного Человека?
Советский человек = явление чисто качественное, поэтому-то советские люди равны. Вернее, должны быть равны. На самом деле, сделать их равными можно единственным способом, ; уравняв количественно, превратив их в равные количества. Тот же песок, бесчисленные песчинки, те же люди, ничтожно малые, они равны в своей количественной ничтожности перед Человеком-Абсолютом.
Вместо заключения
Но причем тут организация? И причем тут плановая паника?
Так уж устроен Большой человек, ему нужно становиться все больше, постоянно. А значит, нужен все новый материал для строительства своей «сверхчувственной» реальности. Поэтому его начало, его основная Потребность = Организация + Плановая паника ; Тотальная плановая организация. Ее суть = выращивание единственного Субъекта, но какого! Субъекта, способного занять, закрыть весь земной шар. Это значит?
Тотальная плановая организация есть способ существования столь же тотального Субъекта.
Вернее, инструмент, открывающий путь к тотальному Субъекту, если бы он возник?
Тогда бы он стал причиной своего существования.
Это то конечное состояние (всесильность), к которому стремится любое образование, будь то Субъект или Единая теория. Почему же наш Субъект, "Человек–Абсолют", рухнул? Он живет, пока растет. А бывает, не часто, но бывает такое, мы слышим волшебное слово, ЗАКОН. Когда же эта безличная, но законная сила начинает действовать? Когда мы видим свои остановившиеся глаза и слышим: вы спасены!
А если спасать уже не надо, просто потому что все спасены?
Все, рост кончился.
Литература:
1. Воронов Ю.П. Миф о командно-административной системе // ЭКО, 1990, № 5.
2. Дольник В. Непослушное дитя биосферы. – М.: Педагогика-Пресс, 1994.
3. Кузнецов Ф. Гражданин или мещанин? // Юность, 1964, № 12.
4. Лафта Дж. К. Теория организации. – М.: Проспект, 2005.
5. Садовский Я. Письмо Я.А. Садовского Л.И. Брежневу 30 июня 1967 г. // Известия ЦК КПСС, 1989, № 6.
6. Семенов Б. План и стихийность // Новый мир, 1987, № 12.
7. Русов А. Письмо // Знамя, 1987, № 9.
8. Червакова И. Кров // Новый мир, 1987, № 12.