Утренняя почта принесла Факу пакет от Мирбаха. Он разорвал его и нашел там газету «Норддойчрундшау», небольшое письмо и вырезку из швейцарской газеты «Ди тат». Мирбах писал:
«Прошу тебя съездить на Топлицзее и выяснить все, что можно, по этому делу. В Бадль Креуце расспроси хозяина дорожного ресторана Ремагена…»
Фак отложил письмо и пробежал глазами вырезку из газеты «Ди тат».
«Похоже, что те, которые рассылали анонимные письма с угрозами людям, пытавшимся проникнуть в тайну Топлицзее, не шутили. Еще один труп обнаружен в этом сатанинском озере. Молодой, но уже известный водолаз Кемпка, ученик профессора Кеслера — специалиста по глубоководным погружениям, — приехал несколько дней тому назад из Цюриха на Топлицзее. Сегодня его труп доставили на родину в цинковом гробу. Официальная версия этой смерти та же, что и инженеров Краузе и Флика, — несчастный случай. Не слишком ли много несчастных случаев за такой короткий срок в одном месте?» —
спрашивал корреспондент газеты «Ди тат».
В «Норддойчрундшау» Максимилиан нашел корреспонденцию Мирбаха под названием «Коричневый дом перебирается в Бонн». «Да, Мирбах разошелся, — подумал Максимилиан. — Это открытая война».
Он сложил в папку рукопись рассказа «Любовь в марте», который никак не мог закончить. Это был бессюжетный рассказ, рассказ настроения, а нужного настроения в это утро не было. Писать ему не хотелось. На мгновение у него мелькнула мысль, что его решение поехать на Грюнзее — это просто бегство от работы. Так бывало нередко, когда ему не писалось.
В этот час улицы Вены были почти свободны. Задерживали только светофоры на перекрестках. Выехав на Ринг[35], Фак прибавил скорость.
С Ринга Фак свернул на Мариахильферштрассе и помчался по направлению к Западному вокзалу. Промелькнули последние пригородные усадьбы, и Максимилиан выбрался на автобан.
С удовольствием слушал он, как ветер за стеклами кабины свистит все пронзительнее и тоньше, а по сторонам уже не бегут, а мелькают деревья.
Через четыре часа он добрался до Смундена.
За городком Бадаусзее начинался район Зальцкамергута. Дорога серпантином пошла вверх.
День стоял солнечный, и все было пронизано светом. Тени лежали короткие, но резкие, почти черные рядом с изумрудной зеленью хвойных деревьев.
Ниже светло-зеленые луга, а еще ниже, в долине, виднелся маленький курортный городок. А вот и озеро: Клопайнерзее или Фельдзее? Тут их столько, что Фак, хотя и часто бывал в Альпах, путал названия. Уж очень эти озера похожи друг на друга.
Одинокий белый треугольник паруса посередине озера, казалось, стоял на месте. У маленького причала толпились яхточки. Тут же, неподалеку от озера, находился большой отель несколько странной архитектуры, с куполообразной крышей и четырьмя фиолетовыми башнями. Мостики, ведущие с берега в воду, шезлонги под оранжевыми тентами — всюду было пусто.
Дорога снова пошла вниз, и лес придвинулся к ней вплотную. Нагретая на солнце хвоя сильно пахла, а ее иглы блестели.
Но вот наконец и городок Бадль Креуц — небольшой, уютный, тенистый.
Миновав город, Фак остановил машину около дорожного ресторана и, вылезая из кабины, почувствовал, что солнце печет немилосердно. Обычно здесь, в горах, такой жары не бывает, и теперь понятно, почему кругом пусто — все попрятались от зноя.
Ресторанчик был чистенький, но бедный — дешевые плетеные стулья и простые деревянные столы, кое-где цветы с альпийских лугов. Хозяин круглолицый и румяный, но предупредительный и даже заискивающий тон, которым он произнес первые слова, говорил о том, что дела его идут не очень хорошо.
Максимилиан хотел выпить холодного оранжа, но тут же подумал, что надо расположить хозяина к разговору, и заказал бутылку сухого вина.
Хозяин обслуживал его сам, хотя на открытой террасе мелькнула девушка в белом переднике, еще подросток, но уже очень похожая на него.
— Вы интересуетесь этой историей? — выслушав Фака, спросил хозяин ресторана. — Здесь уже были и из полиции, и еще кое-кто. Я мало что знаю об этом. Ведь до Грюнзее отсюда пятнадцать километров. Я бывал на этом озере только раз за свою жизнь. Малоприятное место, да и слава у него дурная. Всегда там что-нибудь случается.
— А что же там случилось еще? — спросил Максимилиан и предложил: — Прошу вас, присядьте, господин…
— Ремаген, — представился хозяин.
— Господин Ремаген, я думаю, что вы не откажетесь выпить со мной немного.
— Луиза! — крикнул Ремаген дочери. — Принеси бокал.
— И еще бутылочку, — добавил Максимилиан.
Когда они выпили, Ремаген сказал:
— Вы спрашиваете, что здесь случалось! Я живу здесь с сорок пятого года. До этого я жил в Зальцбурге. У меня там тоже был небольшой ресторан. Я продал его и с семьей переехал сюда, в эту тихую обитель, как мне казалось. Но я ошибся. Эти места, оказывается, облюбовали эсэсовцы. Тихие лесные дороги вскоре были забиты грузовиками. Уже после войны я узнал, что в Топлицзее были затоплены какие-то ящики, а также военное оборудование станции, на которой велись работы с подводными ракетами. Словом, я искал тихое место, а попал туда, где могло быть очень шумно. Но, слава богу, все обошлось. Боев здесь не было — эсэсовцы убрались отсюда перед самым приходом американцев.
— Почему же все-таки у Топлицзее дурная слава? — снова спросил Фак.
— В сорок пятом здесь при таинственных обстоятельствах погибли два инженера. Были ли они инженерами на самом деле, я не знаю. Слухи ходили разные, но по документам они значились инженерами. Их нашли на берегу с перерезанными глотками. Тот, кто сделал это, добился своего: к озеру из местных жителей никто больше не приходил — перестали там купаться, ловить рыбу… Позже здесь были еще несчастные случаи. Года три назад на Топлицзее приехали два молодых аквалангиста и пропали.
— Как пропали?
— Пропали, и все. Они хотели обследовать дно озера. Чего они там искали? Одни говорили, что деньги, другие — что какие-то документы. Последним их видел лесник Эберхард Шрот. В первый день он проводил их к озеру. Вечером они вернулись и ночевали у Шрота, а утром снова пошли на озеро, и больше их никто не видел.
— Может, они просто незаметно уехали?
— Нет! Потом была полиция. К ней обратились родственники этих парней. Искали, расспрашивали — ничего не нашли, никаких следов.
— Куда же они могли деться?
— Кто его знает? Наверное, они там. — Ремаген сделал неопределенный жест рукой и продолжал: — Если бы их закопали, собаки-ищейки нашли бы. Они тут всю местность в округе облазили.
— А где же — там? В озере, что ли?
— Конечно. Груз привязали к шее, и будут лежать на дне, пока рыбы не съедят.
— Ну а про последний случай вы слыхали?
— Читал маленькую заметку в газете «Ди тат». Водолаз Кемпка — это вы имеете в виду?
— Что с ним случилось?
— Кто его знает? Говорят, шланг у него запутался и он задохнулся, а там кто его знает?
— Скажите, это единственная дорога к Топлицзее?
— Да, автомобильная — единственная. Есть еще тропы, но их надо знать. Мало кто их знает.
— А лесник этот, как вы его назвали?
— Шрот. Эберхард Шрот.
— Он знает?
— Кому же тогда знать, если не ему… Он тут почти всю жизнь прожил.
— Я хотел бы проехать к нему.
— Это можно. Вот эта дорога приведет вас прямо к его дому. Только хочу вас предупредить: человек он неразговорчивый, и, чтобы развязать ему язык, надо его хорошенько угостить брандвейном.
— А вы с ним знакомы?
— Да. Он нередко бывает у меня. Как только у него кончаются запасы спиртного, так он едет ко мне.
— Тогда, будьте любезны, пусть мне положат в багажник две бутылки брандвейна.
Когда Фак, прощаясь, дал щедрые чаевые Ремагену, тот наклонился к кабине и заговорщическим тоном спросил:
— А вы знаете, кто недавно приезжал к Шроту и тоже взял у меня две бутылки?
— Кто?
— Господин Розенкранц.
— Розенкранц? Вывший гаулейтер Зальцбурга? Он что, отдыхал здесь?
— Не думаю. По-моему, он ездил к Шроту.
— К Шроту?
— Ну да. Эта дорога ведет только к домику лесника.
— И вы посоветовали ему взять…
— Нет. Я ведь не знал, куда он отправится. Он взял две бутылки — и все. Вернее, не он, а господин, который ехал с ним вместе. А Розенкранц даже из машины не выходил.
— Но, может, вы обознались?
— Нет. Я его хорошо знаю. Я уже говорил, что жил в Зальцбурге и много раз видел Розенкранца. Правда, он сильно постарел. Но я-то его хорошо знаю.
— А он вас знает?
— Нет. В прежние времена в Зальцбурге я был слишком мелкой сошкой для него.
— А когда точно здесь был Розенкранц?
— Да вот как раз перед несчастным случаем.
— С Кемпкой?
— Ну да.
— Розенкранц был здесь, когда погиб водолаз?
— Нет. Кемпка погиб на другой день после его отъезда.
— Розенкранц останавливался в вашем городке?
— Нет. На обратном пути он не останавливался.
— А вы все-таки не обознались?
— Я его отчетливо видел. Он сидел за рулем, а отсюда дорога, как видите, хорошо просматривается.
— Вы кому-нибудь говорили об этом?
— Да. Комиссару Клуте из Бадаусзее.
— Он приезжал специально по этому делу?
— Наверное.
— Ну, спасибо, господин Ремаген. Рад был познакомиться с вами.
— До свидания.
Максимилиан нажал на стартер и помчался к Топлицзее.