Мои женщины. Сентябрь. 1962. Разрыв.
Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
Иллюстрации из открытой сети Интернет.
Продолжение: Мои женщины. Сентябрь. 1962. Стенгазета.
Стенгазета под названием «3-а – Класс!» имела не просто успех, а произвела настоящий фурор. Толпы учеников и учителей ломились с утра понедельника 17 сентября 1962 года в наш класс.
Народу было так много, что завуч распорядилась вывесить нашу газету на втором этаже на стене между стендом с изображением В.И.Ленина (там, где раньше стоял огромный бюст Сталина) и стендом с расписанием уроков.
Первоклассники и первоклассницы трогали пальцами маленькие тряпичные куколки, приклеенные к стенгазете, ребята постарше рассматривали рисунки и шёпотом или громко спорили, какой из рисунков лучше всех, старшеклассники оценивали газету в целом.
Все сходились во мнении, что «придумано здорово, а исполнено ещё лучше»…
Мы все, кто принимал участие в создании этой стенгазеты крутились поблизости и жадно ловили каждое слово в адрес нашей газеты и, особенно, в адрес каждого произведения.
Мне тоже было интересно, как оценят мою работу и мой рисунок ребята, но почему-то на центральный рисунок, изображающий бой советских космических кораблей-истребителей с американским ракетным самолётом, никто внимания не обращал…
Больше всего внимание уделялось рисункам-картинкам, вышивкам, отметкам, куколкам…
Мои друзья и товарищи из класса гордились вниманием к их работам. Особенно задирала нос Валя Антипова. Она каждую свободную минуту словно случайно появлялась возле стенгазеты, подходила ближе к ребятам, слушала, что они говорят и вклинивалась в их разговор, поясняя и рассказывая, как всё это делалось с её личным и непосредственным участием…
Я к стенгазете не подходил.
Вместе с моим другом Славкой я стоял у большого окна, расположенного на противоположной от стенгазеты стороне школьного зала. Я только издали наблюдал за реакцией и поведением ребят и учителей.
Из них только один директор школы подошёл ко мне и, положив свою огромную тёплую руку мне на голову, сказал: «Молодец. Нарисовал всё правильно и точно. Только преждевременно. Не все это поймут так, как надо. Держись…».
- Стенгазета ваша получилась лучше лучшего, - сказал громко мне и Славке директор школы.
Немедленно, толпа качнулась от стенгазеты к нам и окружила директора школы. Валя Антипова протиснулась к директору поближе, подобралась к его руке и втиснула свою ладошку в его ладонь.
- Стенгазета получилась большой, разнообразной, богатой на выдумку, необычной, красочной, информативной, – громко, как на выступлении сказал директор школы.
- Очень хороши рисунки, особенно центральный рисунок космической войны, - продолжал говорить директор школы. - Очень желательно, чтобы такой войны никогда не было, но готовиться к ней обязательно нужно. Для этого требуется очень немногое – хорошо учиться, получать «пятёрки» и «четвёрки», быть любознательным и настойчивым в учёбе.
- Сами понимаете, - заговорщицки пояснил он собравшимся, - управлять такими космическими кораблями и самолётами в далёком космосе нужно не просто уметь, а хорошо уметь, да ещё прицельно стрелять…
- Поэтому, - заявил директор школы, вскинув голову вверх, - Я поздравляю всех создателей этой стенгазеты, всех учеников 3-«А» класса. Объявляю всешкольный конкурс классных стенгазет!.
- Ваша стенгазета, - обратился директор к сияющей Вале Антиповой, - действительно получилась классная!
Последние слова директор школы произнёс с нажимом и все дружно ему зааплодировали.
В окружении ребят с Валей Антиповой рука в руке директор отбыл по лестнице вниз на первый этаж в свой кабинет.
Славка, который не отходил от меня ни на шаг, потащил меня в класс, потому что резко и звонко прозвенел школьный звонок.
Так разорвали и увели друг от друга меня и Валю Антипову…
Она пошла по пути общения «с сильными мира сего»…
Я остался «в одиночестве с простым народом»…
Эти слова говорил мне в ухо жарким шёпотом мой чуткий и умный школьный друг, товарищ и брат – Славка Юницын.
В середине урока вернулась от директора гордая, высокомерная и сияющая Валя Антипова. Она скромно попросила разрешения войти и занять своё место. Учительница разрешила.
С этого момента урок пошёл не так, как надо. Все хотели знать, что же сказал и передал нам директор школы. Учительница тоже не выдержала и разрешила Вале сообщить классу новости.
- Нам поручено издать стенгазету к празднику 7 ноября. Все, кто примет активное участие в создании этой газеты, и кто будет иметь хорошие оценки, те досрочно будут приняты в пионеры! – выпалила скороговоркой Валя Антипова.
Все заорали, зашумели, задвигались, завертелись…
Учительница немного переждала этот шум и напомнила, что «всем нужно иметь хорошие оценки». Сразу взметнулся лес рук. Все хотели выйти к доске и отвечать на вопросы учительницы по теме урока.
С этого момента в 3-«А» классе начался бум погони за отметками или как выразился мой друг Славка Юницын – «золотая пятёрочная лихорадка». Все стали соревноваться в количестве полученных «пятёрок» и «четвёрок».
На каждом уроке «по делу» или просто так – «на удачу» - ребята и девчонки просились выйти к доске, ответить на вопросы, доложить домашнее задание, выступить, высунуться, показаться, чтобы получить хорошую оценку.
Успеваемость в нашем 3-«А» классе резко подскочила и встревоженная завуч провела вместе с нами несколько уроков, бдительно наблюдая за классом с задней парты.
Подвоха не было. Мы действительно хорошо учились, усиленно занимались дома, проверяли и перепроверяли свои домашние задания на переменах, оставались после уроков на дополнительные часы занятий.
Все учителя терпеливо занимались с нами и безропотно оставались на дополнительные занятия. Всех заразила эта погоня за хорошими отметками и стремление к будущему празднику – дню 7 ноября и досрочному принятию нас в пионеры.
Дома мой старший брат недовольно сказал мне: «Вы своим поведением и своей стенгазетой взбудоражили всю школу. Теперь нам нет житья от наших учителей. Все ставят вас нам в пример и требуют, чтобы мы учились также хорошо, как вы».
Отец только посмеивался, мама тревожно улыбалась, а брат с каждым днём становился всё мрачнее и мрачнее. Десятиклассникам действительно было труднее всего, потому что с них требовали, как со взрослых.
Наша стенгазета провисела на стене всего неделю. Потом её заменили стенгазеты других классов. Потом уже все стены школьного зала на втором этаже были увешаны стенгазетами и на переменах толпы ребят чинно прохаживались вдоль этой галереи газет и делились впечатлениями. Итоги конкурса стенгазет должны были быть подведены 7 ноября 1962 года.
Когда нашу стенгазету сняли со стены и принесли в класс и положили на парты, мы сначала молча стояли вокруг неё, а потом вдруг все стали забирать, отрывать, отдирать свои рисунки, куклы, вышивки…
Меня в этот момент не было в классе, и я застал только обрывки нашей первой стенгазеты…
Кто-то оторвал и унёс с собой мой рисунок-картину космической войны. Кто-то разорвал на части смешные рожицы «отличников» и «хорошистов». Кто-то безжалостно или нечаянно разорвал даже название нашей стенгазеты «3-А – Класс!»…
Я стоял над останками нашей газеты и усиленно противился слезам, которые давящей силой поднимались у меня изнутри.
Валя Антипова сидела, как обычно на своём месте, и делала вид, что её ничего не касается…
Мой друг Славка хлопнул меня по спине и заявил, что «всё к лучшему, потому что мы сделаем газету ещё лучше, а эта своё дело сделала».
Славка был умным, гораздо умнее и находчивее меня. Он всё сказал правильно, а я разнюнился, как мальчишка…
Я оглядел притихший класс, молча сгрёб рваные остатки нашей стенгазеты и бездумно вышел из класса. В спину я услышал чьи-то слова: «Пошёл к директору жаловаться»…
Нет, я не пошёл к директору. Я скомкал потуже бумагу стенгазеты и в сопровождении недоумевающего Славки Юницына пошёл на улицу.
За углом школы у гаражей курили старшеклассники. Я деловито и сумрачно попросил у ребят спички.
Что-то в моём облике было такое, что мне не отказали и не прогнали, как обычно, а дали коробок спичек и даже пошли вслед за нами вглубь школьного сада.
Я нашёл ямку, положил туда развернувшийся тугой клубок обрывков стенгазеты, достал из коробка сразу три спички и чиркнул ими о тёрку. Вспыхнул вонючий огонь. Медленно и неохотно загорелась плотная белая бумага и огонёк, сначала неохотно, а потом всё быстрее и быстрее стал пожирать то, что недавно торжественно красовалось на стене школьного зала.
- Не жалко? – спросил меня голос моего брата. Его руки взяли меня за плечи и по-братски прижали к себе.
Я молчал, потому что не знал, что говорить. Внутренние слёзы давили мне горло, сжали его так, что я не мог произнести даже звука.
Жаркий огонь пожирал бумагу. В огне исчезали буквы, фамилии, цифры, оценки, рисунки и картинки цветов, оставшиеся смешные «рожицы». Чёрный пепел скукоживался, становился серым, отрывался и улетал вместе с языками пламени в холодное осеннее небо.
Странно, но мне почему-то становилось всё легче и легче. Как будто вместе с этими языками пламени и улетающим пеплом во мне что-то освобождалось, становилось лёгким, воздушным, трепетным.
- Не горюй, Сашок, - сказал сзади голос моего брата. – Знаешь, сколько ещё будет в твоей жизни этих и других стенгазет? Много! Пойдём…
В сопровождении больших ребят, поддерживаемый братом, с моим верным другом Славкой, мы вместе вернулись в школу.
В класс я уже входил спокойный и хладнокровный. Во мне всё уже сгорело и перегорело. Теперь я чувствовал себя совершенно обновлённым, очищенным, свободным.
Поэтому я совершенно спокойно воспринял скандал и конфликт, который разразился в нашем классе и в школе. Шло горячее и нервное следствие на тему пропажи нашей стенгазеты…
Завуч и наша учительница требовали от ребят и девчонок признания и выдачи виновных в пропаже нашей стенгазеты…
Все стояли навытяжку за своими партами и молчали…
Мы со Славкой попросили разрешения войти в класс. Нам разрешили и мы тоже встали возле наших мест за нашей партой.
- Ну! Я повторяю свой вопрос, - грозно и строго сказала с вызовом завуч школы. – Где стенгазета? Куда она пропала? Кто её украл?
Вопросы завуча, как гвозди пригибали головы учеников всё ниже и ниже.
- Она сгорела в пламени жертвенного костра, - произнёс чей-то звонкий и взволнованный голос.
Я очнулся и огляделся по сторонам. То же самое делали все ребята и девчонки в классе. Валя Антипова с удивлением резко обернулась и посмотрела на меня. Но я ничего не говорил…
Это сказал Славка Юницын.
Он теперь стоял с застывшим от испуга взглядом, и я видел, как мелко дрожала его штанина на коленке.
- Почему сгорела? В каком ещё жертвенном костре? Что ещё за «жертвенный костёр»?! – каждый вопрос завуча по тону поднимался всё выше и выше. – Ты её сжёг?!
- Нет! – испуганно и быстро сказал Славка Юницын. – Я только видел, как она горела.
- Ничего не понимаю, - устало и обречённо сказала завуч. – Может мне кто-нибудь толком рассказать, что произошло?
- Стенгазету кто-то снял со стены и принёс в класс, - сказал я негромко и спокойным тоном. – Здесь её разобрали на сувениры. Остатки газеты я отнёс на задний двор и сжёг, потому что в таком виде её оставлять было нельзя. Теперь наша стенгазета на небесах…
Последние слова я адресовал уже ко всему классу и увидел в ребячьих глазах понимание и восторг.
- Та-ак, - протянула завуч, строго взглянула на нашу заплаканную учительницу и отвернулась к окну.
- Это моя ошибка, - сказала завуч. – Я приказала снять вашу стенгазету, чтобы сохранить её на память в истории школы и дать место для других газет. Вместо того чтобы принести её в учительскую, её принесли вам. Вы подумали, что она уже никому не нужна и взяли каждый своё. Может быть вы и правы…
С этими словами завуч вышла из класса, а мы остались. Все с облегчением вздохнули и стали садиться на свои места.
Точку, как всегда, поставил школьный звонок. Урок кончился…
На перемене нас со Славкой окружили ребята и девчонки. Славка красочно рассказывал, как горела наша порушенная стенгазета, как улетали в небо кусочки ей пепла.
Я молчал, слушал его ликующий голос и ничего и никого не видел. Я просто был – пустой, чистый и свободный, как пепел, растворяющийся в голубом холодном сентябрьском небе.
- Что ты так переживаешь! – услышал я самоуверенный и небрежный голос Вали Антиповой. – Подумаешь, стенгазета. Мы ещё такую стенгазету напишем и нарисуем, вся школа ахнет! И жечь её не надо было. Надо было просто выкинуть и всё.
Мне стало холодно. Где-то глубоко внутри проснулся тот, второй Я, холодный и спокойный. Ему стало интересно. Он взглянул моими глазами в глаза Вали Антиповой…
Она смотрела на меня своими прекрасными выпуклыми и блестящими глазами и её очаровательные губки нервно кривились то в улыбку, то в скорбную гримасу.
Я увидел, что у неё в глазах идёт борьба между грустью, печалью и сожалением и гордостью, независимостью и упрямством. Она смотрела на меня одновременно с нежным сожалением и упрямой насмешливостью…
Мне стало одновременно тепло и холодно, щемяще грустно и жгуче тревожно. Я кожей и всем телом сейчас ощущал, что она рядом со мной и в то же время страшно далека от меня.
Между нами была крышка парты, вокруг нас столпились ребята и девчонки, рядом со мной упирался боком в меня мой друг Славка Юницын, а я видел только себя и Валю Антипову. Только её лицо чётко проступало в смутном окружении чьих-то лиц…
- Ты так считаешь? – услышал я из себя чей-то спокойный и ясный голос.
- Да, я так считаю! – твёрдо и с вызовом ответила громко Валя Антипова.
Почему-то наступила тишина, и даже Славка Юницын ослабил свой нажим своим плечом мне в бок.
Я снова ощутил очищающую пустоту и свободу внутри себя и снова услышал мои, сказанные не мной слова:
- Ну что же... Каждый выбирает то, что выбирает!.
В этот миг всё вокруг завертелось, закружилось, зашумело с невероятной скоростью. Все стали что-то говорить, спрашивать, спорить друг с другом.
Я снова ощутил тепло и близость надёжного славкиного плеча. Лицо Вали Антиповой исчезло, смешалось с другими лицами. Ко мне протянулись руки и стали меня тормошить, пробуждая к жизни…
Ко мне вернулась речь, дыхание. Сердце забилось ровно и наполнено. Руки и ноги обрели силу. Даже вновь засвербило в попе от долгого сидения на жёсткой скамье парты.
Я встал, потянулся что есть силы, размял косточки и мышцы. Только я собрался выйти из класса, как снова прозвенел звонок. В класс вошла другая учительница.
Начался новый урок и новая жизнь…
Это был первый разрыв в моих отношениях с моими женщинами.