http://www.proza.ru/2004/11/15-228
Аллея Керн
Феликс Россохин
С какого-то времени старик ходил туда, чтобы побыть в одиночестве. За отдыхом для души. Там его никто не беспокоил. И не было раздражающих его в городе звуков. Дорога туда была в гору, и это сначала тревожило: поднимется ли он. Но постепенно он приспособился к своему маршруту и выбрал участки пути несколько длиннее, но положе.
Искать одиночества старик ходил на Аллею Керн. Так ее он называл только про себя. А
для других, это была просто – Березовая аллея.
В его жизни было три аллеи, которые аллегорично можно было бы называть Аллеями Керн.
Первая Аллея Керн – это та, по которой давным-давно действительно гуляли Анна Петровна Керн и Александр Сергеевич Пушкин. Аллея была посажена раньше, и садовник – крепостной крестьянин, может быть, тоже посвящал ее в душе кому-то и думал об этом, любуясь своей ра-ботой. Но так уж случилось, что время и последующие события изменили задуманное садовни-ком предназначение, вернее, судьбу посаженных молодых лип.
А Анна Петровна Керн – это та, которую большинство людей, и в прошлом, и сейчас, и в буду-щем, согласились бы назвать прекраснейшей из женщин. Потому что ей Александр Сергеевич Пушкин посвятил неповторимые стихи.
Я помню чудное мгновение:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное видение,
Как гений чистой красоты.
Старик ходил ко второй своей Аллее Керн. Тропа, по которой шел старик, тянулась поперек до-вольно крутого склона и затем выходила на узкую террасу, опоясывающую неглубокое продол-говатое ущелье. Сама терраса вела «в никуда», и по ней ходили мало. Поэтому она заросла тра-вой-муравой. Такой, что старик любил иногда пройтись по ней босиком. Вдоль террасы и зеле-нела березовая аллея, к которой направлялся старик. Здесь же заканчивалась тропа. По склонам ущелья росли другие одиночные деревья, но было видно, что эта аллея – рукотворная.
История этой аллеи была проста. Была одна молодая супружеская пара, молодая не по возрасту, а по продолжительности супружеской жизни. Он - прежде долго не женился, как-то не получа-лось. Она – была уже раз замужем, но неудачно, с ней остался ребенок от первого брака. И вот они образовали семью, и были втроем, с ребенком, счастливы. Потом у них появился и свой ре-бенок, мальчик. И решили они в память о своем счастье посадить в уединенном месте несколь-ко берез. Березы прижились и дружно росли. А вот любовь двух людей разрушилась. Она на-шла себе другого, так все просто. А он остался верен ей. И каждый год досаживал несколько берез вдоль террасы. И делал это с любовью. В память о любви.
И, может быть, поэтому березки все дружно прирастали, а затем и росли как на дрожжах. И дышалось здесь всегда спокойно, свободно и легко.
Старик любил сидеть под первой березой. То ли она была первой посажена, то ли исправно ис-полняла функции правофланговой, как в строю. Но она была всех выше, всех раскидистей. Ко-гда старик смотрел на нее, ему хотелось еще сказать – всех кудрявее. И уступчик для сидения под ней был удобный. И полежать можно было, всегда почти в тени. И еще, почти всегда здесь был ветерок, потому что склоны ущелья усиливали и направляли сюда движение воздуха свер-ху.
Сидя под березой, старик думал. Когда он был в силе, когда он работал, ему некогда было ду-мать. Нужно было делать всякие дела. А сейчас – думай хоть целый день.
Про сегодняшнее думать не хотелось. Это раньше представлялось, что Русь, как птица тройка, несется, летит мимо, и сторонятся, и дают ей дорогу другие народы и государства - это по Го-голю.... А сейчас больно было видеть страну слабую, разрушенную, бедную.
Из прошлого у него были только счастливые воспоминания. Наверное, старик прожил счастли-вую жизнь. Или, может быть, так память наша устроена, что держит ближе к поверхности толь-ко радостное.
Вот и Аллея Керн, старик любил о ней думать. Только воспоминания о ней были больше - на эмоциональном уровне.
Тогда случилась командировка в Псков, и задержка на выходные дни. А, может быть, старик, тогда еще совсем не старый, и специально так подстроил все по времени, чтобы задержаться. Потому что узнал, есть на воскресные дни туристический маршрут по Пушкинским местам, в Святые Горы, в Михайловское, в Тригорское. Ему тогда захотелось побывать, хотя бы вирту-ально, рядом, вернее, как бы рядом, с человеком, который из простых, обычных слов умел иг-раючи создавать шедевры.
«Редеет облаков летучая гряда…».
Или еще:
«Роняет лес багряный свой убор…».
Или еще и далее:
«Под хладом старости угрюмо угасал…»,
«Под небом голубым страны своей родной…».
И конечно, это:
«Я помню чудное мгновение:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное видение,
Как гений чистой красоты».
Из Святых Гор, где в пушкинские времена был Святогорский монастырь, и где сейчас могила Великого поэта, и скамья, на которой, по преданиям, любил сидеть Пушкин, автобус повез ту-ристическую группу в Михайловское.
Въезд туда на транспорте запрещен, и довольно большой отрезок пути нужно было идти пеш-ком. По старому сосновому бору, лесной песчаной дорожкой. Старик забыл уже многие детали, но в голове его прочно сформировался свой образ тех мест, может быть, и не совсем верный.
Лесная дорожка – такая, по похожим на которую старик много раз ходил во времена своего дет-ства, юности. «Надо же, и Пушкин ходил по такой же дороге, как и у меня в детстве!» - тогда подумалось старику. «И, наверное, он тоже удивлялся чистоте соснового леса, трогал и гладил моховой теплый ковер, как будто вылепленный из чудесной светлой глины. По которому сно-вали туда – сюда муравьи и другие букашки».
Общая панорама пушкинского Михайловского представилась ему образцом типично русского пейзажа: слева лесистые холмы, перед которыми извивается небольшая лесная речушка. Спере-ди - пойма этой речушки и заливные луга. За ними розовеют дали, вьется дымок, там – Тригор-ское. Справа – золотистая роща. Ближе – капустные малахитовые огороды….
Многие ожидали увидеть богатую барскую усадьбу, дом с колоннами, с парадным подъездом и ухоженным парком. Но все оказалось не так. Простой одноэтажный дом, с большими окнами. Старику дом представлялся похожим на дореволюционную школу, в каком либо селе. Незамы-словатое крыльцо, на которое по утрам, как рассказывал экскурсовод, полураздетый и зимой, выскакивал Пушкин с пистолетами и палил, стрелял в цель, в дверь расположенного напротив погреба. Он был очень метким стрелком, тогда это было не только полезно, но и модно. Хотя и не хватило его умения метко стрелять в дуэли с Дантесом….
Но больше всего старику запомнилась аллея, которая тянулась от дома к хозяйственным по-стройкам и, дальше, к золотистой роще справа. Вековые липы, это сейчас, а тогда они могли быть еще молодыми деревьями. «Аллея Керн!» - говорили все. «И любви!» - думали некоторые. Сейчас Аллея была пешеходной, и толстые корявые корни пересекали ее в некоторых местах. И по ней любили гулять Анна Керн и Пушкин. Оба молодые. И беседовать. И волноваться. И ду-мать о счастье и любви.
«Ну, вот почему мне так хорошо было на той аллее?» - думал старик. «Что меня так сильно то-гда волновало? Ну, если бы я был тогда совсем молодым, и пришел бы на эту аллею со своей девушкой, которую бы очень любил, тогда бы было все понятно. Было бы приобщение к «чуд-ному мгновению». А, если ты уже не юный, и у тебя семья, и жена, которую любишь, и дети, и все это приносит радость, удовлетворение, спокойствие. И вот все равно бьется сердце совсем по-другому, когда на этой аллее».
И у многих из туристической группы чувствовалось волнение. Все старались говорить, спра-шивать – потише, благоговейно. Наверное, у всех людей, как бы счастливы они не были, оста-ются в душе какие-то незавязанные, неоконченные душевные веревочки, конечики, которые просыпаются, оживляются, когда ты там, где было сильное чувство. У кого-то эти конечики ко-ротенькие, у других – длиннее…
Старик не знал, как приходила Анна Керн сюда. Может быть, просто говорила заранее: «Я при-ду!» И Пушкин ждал ее. Так же, как и у всех простых людей. Как и у старика бывало в молодо-сти. «Я приду!» - и сердце ожидало и билось радостно.
Душе настало пробуждение:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное видение,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Старик, грешный человек, не всегда выполнял одну из Христовых заповедей – хотеть и радо-ваться счастью других людей. Но вот на этой Аллее такой радостью он был переполнен. Да и не только он один. Наверно, от любви, которая случилась здесь давным-давно, почти двести лет назад, что-то изменилось здесь так, что людям здесь хорошо, радостно и благодатно.
Сейчас много говорят о национальной идее, которая сплотит нацию. Старику казалось, это так просто. В школах нужно учить ребятишек так, чтобы они полюбили Пушкина Александра Сер-геевича, и других, конечно, великих русских людей. А потом всех россиян, по очереди, конеч-но, свозить в Михайловское, на Аллею Керн. И тогда, тогда … все в нашей стране будет хоро-шо!
Еще одна аллея, тоже дорогая ему, была в жизни у старика. Она, прозаично, должна была за-щищать его дачный участок, и другие участки, от пыли сельской песчаной дороги. Снизу, как бы по нижнему этажу, дачи защищала давно посаженная, и разросшаяся, сирень. Да и дикий виноград оплетал заборы. А вот сверху защиты не было. Сомнения тогда были. Не любит липа пыль, она – чистое, благородное дерево. Еще и очень сухая почва здесь была, а липа – влаголю-бивое растение.
Но старик решил, все должно быть как на Аллее Керн. Только называться она должна была по-другому – Нинина Аллея. В честь жены. Ему, тогда еще не старику, хотелось хорошее, краси-вое, нужное для людей, посвятить своей жене. Что тут особенного?
Но не получалось все, как задумано. Не росли липы в трудных для них условиях. Старик ста-рался и в ущерб помидорам, огурцам и другим дачным культурам, полол, рыхлил, поливал ли-пы. Но поливать раз в неделю, по выходным дням, для лип было мало. А ездить среди недели на дачу было нельзя - он тогда не был на пенсии. А дождей, природной влаги – было недоста-точно. Да еще все кто-то ломал саженцы, особенно зимой, смотришь – опять вершина облома-на. Приходилось постоянно подсаживать деревья, хорошо хоть в соседнем лесу молодой порос-ли лип было много, и густо они там росли, можно и полезно было их прореживать.
Иногда некоторые саженцы в Нининой Аллее почти засыхали, уже листья скручивались от жа-ры и безводья. Но, старику казалось, какие-то высшие силы ему помогали. Когда молодой аллее совсем становилось плохо, приходил долгожданный дождь, ливень, который насыщал землю влагой. И на липах среди лета появлялись молодые листочки, деревья оживали. Для старика это было как праздник. Он ходил по аллее и гладил, нюхал молодые листочки.
Для защиты, уже лип, старик параллельно посадил вязы - менее прихотливые деревья. Вязы росли быстрее, и постепенно, своей тенью, защищали от солнца молодую аллею.
Сейчас старик уже почти не ездил на дачу, не было здоровья. И не ухаживал за липами. Но знал, что липы растут. А несколько из них - уже стали похожи на большие деревья. И вязов рас-тет - много. Аллея – не аллея, но маленький лесок на даче старика вдоль дороги появился, и существует.
Вот о чем думал старик, когда он приходил к Березовой аллее. Он любил сидеть здесь долго. И не спешил никуда. И был уверен, что бы не случилось, а березки эти останутся, и Аллея Керн останется, и Нинина Аллея – тоже. Пусть деревья растут. Будут всегда живыми.
© Copyright: Феликс Россохин, 2004
Свидетельство о публикации №204111500228