Тишину в комнате, нависающую бетонной тяжестью надо мной,
ты разрывал своими тонкими, холодными пальцами.
Разрывал, плавно перебирая по клавишам:
черно-белым как наша жизнь, потертым как старые книги.
И до сих пор я просыпаюсь среди ночи в холодном поту,
жадно хватая ртом воздух,
потому что мне слышится еле уловимая багатель Бетховена "К Элизе".
Но понимаю, что кроме толстого слоя пыли на крышке пианино, в комнате больше нет никого.