Моя однокурсница Нелли Азизова умерла совсем молодой. Я даже не знаю, когда и при каких обстоятельствах это произошло. Утонул в суете, вовремя не расспросил. А теперь и спрашивать некого.
Но я хорошо помню хлопковую страду пятьдесят шестого года и всё, что было связано в том октябре с именем Нелли.
Она представляется мне с высоты прожитых лет странной девочкой. Совсем не могу нарисовать по памяти, как ни включаю воображение, что-либо, связанное с ней, происходившее в студенческой аудитории, на лекциях или в семинарах.
Я вижу её только в лыжном костюме, на хлопковом хирмане, с кудряшками, произвольно падающими на лицо из-под вязаной шапочки, слышу её задорный голос, смех, неисчерпаемые шуточки и подначивания кого-либо.
Нелли являлась взору абсолютной красавицей, в ней очень удачно смешались две крови. Она поражала восточной утончённостью, как будто сошла со старинной миниатюры – смуглая кожа, миндалевидные томные глаза, пухлые алые губки, стрелами разбегающиеся чёрные, ни капельки не насурмлённые брови. И в то же время она была по-русски бесшабашна, лишена всяких предрассудков и внутренних запретов. До неё я не встречал такой раскрепощённой, вольной метиски.
Мы приехали в том году на хлопковые поля уже третьекурсниками. Нас поселили в большом сарае, где имелось два отсека. Слева расположились девочки, справа – мальчики. Между обоими помещениями существовал широкий коридор, перейти который было непросто. За тем, чтобы мы вечерами не общались чересчур уж активно, следили кураторы. Нами, ребятами, руководил аспирант Рашид, у девочек была тоже аспирантка, некая Наиля.
Рашид – высоченный, вдумчивый и очень скучный, Наиля, наоборот, представляла собой образец маленькой, кругленькой хохотушки. Она вела у нас на курсе семинар по старославянскому языку. Предмет этот, как я теперь понимаю, был ей самой не до конца ясен. Мы месяц блуждали в дебрях Панонской теории, речь шла, кажется, о происхождении славянской письменности, но никто из нас ничего не усвоил. Панонская теория так и осталась в головах страшным сумбуром.
Рашид и Наиля, очевидно, были неравнодушны друг к другу. Встретившись на хлопковом поле, они прилипали одна к другому и ничего вокруг уже не замечали.
- Она ему доказывает Панонскую теорию, – мрачно шутил Серёжа Карнеев.
Кстати, Серёжа, всё понимавший в стихах и рифмах, был абсолютно туп, когда дело касалось языков. Он и не мечтал одолеть старославянские причуды. Более того, когда речь шла о простом английском. он путался в орфоэпии и выдавал такие перлы, что они становились легендами.
Однажды преподавательница попросила его прочесть какой-то английский текст. Там встретилось слово society. Серёжа долго выдавливал из себя неопределённые звуки и, наконец, произнёс:
- Сосайте!
- Что? – изумилась преподавательница.
Серёжа напустил на себя страдальческий вид и отчаянно выпалил в лицо растерявшейся женщине:
- Сосите!
Преподавательница покраснела и выбежала из аудитории. Мы легли на столы
Но я отвлёкся. Просто хотел сказать, что мрачная шутка Серёжи была вымученной.
- Она доказывает ему Панонскую теорию, – произнёс наш уязвлённый друг.
Мы молча согласились и, бесконтрольные, пошли на дальнюю межу, чтобы отдохнуть от нудной работы, покурить и поболтать от души.
Совсем не так вели себя девочки. Они окружили злополучную парочку и прямо в уши выдала ей частушку:
Говорит Рашид: «Поля –
Не поля, а труляля!»
А сам смотрит на поля,
Где гуляет Наиля.
Пропев это, проказницы разбежались, заставив аспирантов смутиться.
Сочинительницей частушки и запевалой выступила Нелли Азизова.
В ту осень она пустила в свет не менее десятка фольклорных произведений. Они были на слуху и, буквально у всех – на устах, как свидетельство её несомненного поэтического таланта.
Но Нелли было не до стихов. Она целиком ушла в любовные забавы.
Каждый вечер приходил какой-нибудь «геолог» – так мы называли парней с геологического факультета – и уводил её в поля. Из синего вечернего тумана долго доносились пылкие возгласы и хохот.
Нелли жила весело.
Однажды я стоял на хирмане и обдумывал очередной стих. Нелли возвращалась с полей с ухажёром.
Проходя мимо меня, она насмешливо бросила:
- Презираешь?
Я не успел ответить
Нелли приблизилась вплотную и сказала:
- А мне плевать! Понимаешь – плевать!
На следующий день, во время обеденного перерыва, я услышал:
- Маргулис, поди-ка сюда.
Звала Нелли. Она сидела в окружении девчонок на сложенных в ряд курпачах.
Я подошёл.
Нелли сделала уморительную гримаску и пропела:
- Девочки интересуются, почему вы, господин поэт, ни на кого не обращаете внимания?
Не зная, что ответить, я молчал. У меня не было никакого опыта вольных бесед с женским полом.
Нелли поняла это и повела тонкую игру, подталкивая меня к позору.
- Может быть, мы не хороши для вас, господин поэт?
Я встал и хотел уйти. Но Нелли схватила меня за руку и дёрнула.
От неожиданности я свалился прямо на неё. Обхватив меня за шею, под визг свидетельниц этой нелепой сцены, она принялась меня тормошить и целовать, приговаривая:
- Хочешь я дам тебе несколько уроков любви?
Я вырвался, весь красный.
- Ух ты! – потешалась Нелли. – Телёнок! Право, телёнок! Иди, милый, попроси у мамки титьку.
- Иди! Иди! – поддержали её подруги и стали меня тискать и щипать.
Вне себя от бешенства, я закричал:
- Вы не смеете! Я вам ещё покажу. Вы все будете валяться у моих ног!
Что тут началось! Девчоночий визг перешёл в настоящую вакханалию. Громче всех хохотала сама Нелли. Она каталась по курпачам и дрыгала в воздухе ногами.
- Спешите! – кричала она. – Спешите упасть к ногам Маргулиса. О, вы несчастные, ещё не испытавшие этой радости!
Я вырвался из кольца беснующихся однокурсниц и убежал в поле.
Ненависти моей не было предела.
До самого вечера я переживал свой позор. После ужина, уединившись в дальнем уголке хирмана, я продумывал планы мести и восстановления своего доброго имени.
Подошла Нелли и опустилась рядом со мной на старую корягу, которую повара приготовили для растопки мангала.
- Обижаешься? – неожиданно мягко спросила Нелли.
Она приобняла меня за плечи и заглянула в глаза.
- Милый мальчик! – сказала Нелли. – Наивный поэтический мальчик! Ты не говоришь похабщину, не лапаешь руками, не лезешь целоваться. Не то, что эти балаболы.
- Кому это понравится? – пробормотал я.
- Любой девчонке понравится.
Нелли погладила меня по голове и добавила:
- Ты сам ещё не знаешь, сколько в тебе нерастраченной мужской силы. Кому-то это принесёт счастье.
Мне хотелось заплакать. Едва сдерживая слёзы, я спросил:
- А зачем тогда…?
- Зачем я смеялась? – Нелли стала серьёзной. – Я не смеялась. Во мне клокотала обида.
На себя, понимаешь, на себя.
Мы помолчали.
Нелли спросила:
- А ты мог бы меня полюбить?
Моё сердце рванулось навстречу ей.
- Конечно! – вскричал я. – Ты такая хорошая!
Нелли выпрямилась.
- Мне не надо твоей жалости! – произнесла она внезапно севшим голосом. - И вообще, что я тут рассиживаюсь с тобой? Вон мальчик идёт. За мной! За мной!
Из темноты приблизился «геолог» Марат Кравцов, высокий, наглый, цыганистый парень.
- А, вот ты где? – воскликнул он и схватил Нелли за руку. – Пойдём, что ли.
Нелли победоносно посмотрела на меня, но внезапно её лицо покрыла бледность. Она пошатнулась и села на корягу.
- Больно, – выдохнула она. По лицу девочки заструился пот. Я видел сквозь пелену вечера, что её прихватила острая боль.
- Сердце, – мелькнула мысль. – Надо за врачом.
Вскочив с коряги, я хотел бежать в медпункт.
Но Марат опередил меня.
- Брось кочевряжиться, – презрительно бросил он Нелли, – от меня не уйдёшь. Или новый хахаль объявился?
Марат с подозрением посмотрел на меня.
Потом он рывком поднял Нелли и прижал её к большому карагачу, росшему поблизости. Руки девушки он распластал по дереву, как будто распинал её на кресте.
- Оставь её! – крикнул я. – Ей же плохо!
- Кто это тут вякает? – удивился Марат. – Это ты, сосунок? Ещё одно слово, и я развешу твои ноги по веткам.
- Оставь её! – уже не помня себя, заорал я в отчаянии. – Она больна, не видишь, что ли? Какая ты сволочь, Марат!
На мой крик из сарая выскочили ребята. Впереди бежал огромный, гороподобный Витя Савченко.
Вмиг оценив ситуацию, он закричал:
- Топай отсюда, Марат! Топай по-хорошему.
Марат рванулся к нему навстречу и насмешливо произнёс:
- Что нынче б… запрещено выполнять свою работу?
Витя сгрёб его за воротник, как котёнка, и швырнул на хлопок, рассыпанный для просушки.
Все ждали. Марат медленно поднялся, но не кинулся в драку.
- Имеешь! – сказал он Вите. – Вы все имеете!
И исчез в темноте.
- Какой негодяй! – воскликнул Серёжа Карнеев
Я подошёл к Нелли. Боль уже отпустила её. Она сидела, вся съёжившись, на коряге и беззвучно всхлипывала.
С тех пор прошло более пятидесяти лет. Многое забылось. Потускнело в памяти. А девочка с миндалевидными глазами и тонкими стрелками бровей живёт там.
Была ли она счастлива в своей короткой жизни?
Хочется верить в это.
Р.Маргулис