МбурувичА. Глава первая

               

                Посвящаю памяти русских добровольцев, сражавшихся за свободу Парагвая в войне  с Боливией  1932-1935 годы.

               

      Утром 10 мая 1932 года,  Павел Орлов, по раскачивающимся деревянным сходням,  сошёл со старого колёсного парохода на пыльную набережную  Асунсьона.  Он с удивлением посмотрел по сторонам. Десяток тощих коз щипали жухлую низкую траву у большого кирпичного склада с проломленной крышей. Вдалеке виднелись глинобитные хижины, крытые камышом. На высокой пальме громко орали большие зелёные попугаи...

   - Господа! Господа! – послышалось по-русски. – Подходите ко мне! Подходите ко мне!
    У покосившегося штабеля, из чёрных гнилых досок, стоял  невысокий мужчина с аккуратной бородкой.  Одет он был в военную форму  цвета зелёных оливок.
  - Это, наверное, и есть легендарный генерал-майор Иван Тимофеевич Беляев, основатель русской колонии в Парагвае! – догадался Павел.

  - Дамы и господа, здравствуйте! Я, генерал Беляев, от имени президента страны, имею честь   приветствовать всех вас на гостеприимной парагвайской   земле! – обратился мужчина  в военной форме к группе людей, окруживших его.

   Подошёл и Орлов. Но он не слушал генерала. Его вниманием завладел хромой босой дед, черпавший воду из реки и наполнявший её  деревянную огромную бочку на колёсах.
  - Что-то не нравится мне здесь. Что скажешь, Павел? – Прошептал, стоявший рядом с ним, бывший капитан дроздовского полка Владимир Маковский.
  - Поживём –увидим! – ответил ему Орлов.
 
   Беляев быстро закончил свою вступительную речь, пообещав через день встретиться с ними, группой из пятнадцати человек русских иммигрантов, прибывших искать лучшую жизнь в Парагвае. Затем все, погрузив свои чемоданы и баулы на телегу, пешком пошли в город.

     Они шагали по грунтовой дороге, ведь тротуаров здесь не было. Павел Орлов, тридцатисемилетний мужчина ростом один метр девяносто пять сантиметров, широкоплечий, с военной выправкой шёл легко,  с любопытством смотря по сторонам.

   Земля здесь была почему-то красной. Вдоль улицы, ползущей куда-то вверх стояли дома, построенные из досок или тонких брёвен, крытые камышом. Редкостью было увидеть кирпичное строение с черепичной крышей.

   Стяла жара. Листья деревьев и кустарников сникли под толстым слоем красной пыли. Орлов с любопытством отметил, что окна всех домов не имели стёкол, а просто были затянуты противомоскитными сетками.

   Полуголые дети, сидевшие на обочине дороги вместе с тощими, сонными от жары, собаками, открыв рты глазели на большую группу, необычно  одетых для них людей. Женщины в длинных юбках, в белых блузках держали над головами цветные зонтики. Мужчины - в ботинках, в пиджаках и галстуках.

  - Павел, мне кажется, что мы не туда попали! – нарочито-удивлённым тоном воскликнул Маковский.
  - Да, ты прав! Получается, что ехали к Фоме, а попали к куме! – согласился с ним Орлов.

   Маковский, сухощавый сорокалетний брюнет, с тщательно причёсаннами волосами, неисправимый циник и бабник от досады даже кашлянул.

   Вскоре они вышли на широкую улицу с булыжной мостовой. По ней, страшно скрипя, медленно ехал допотопный деревянный трамвай, до отказа забитый людьми. Было очевидно, что сейчас они находились в центре Асунсьона. Высокие старинные дома. Вывески банков, витрины магазинов, каких-то контор. Но все они были  неухоженные:  фасады с облупившейся краской, некрашенными дверями, выщербленными мраморными ступеньками. Большинство прохожих, шагавших по узким тротуарам, были босыми, одетыми в простую одежду из хлопка.

   Маковский потёр свой нос с горбинкой, почесал тоненькие усы- «щёточки» и, скривив в ехидной усмешке тонкие губы, заметил:
  - Ты смотри, Орлов, это совсем не похоже на то, о чём нам с таким упоением рассказывали в Европе!
  Да и правда! Но поживём-увидим! – мудро ответил Павел, хотя у него самого на душе давно уже  «скребли кошки».

   Среди их группы из пятнадцати русских колонистов, приехавших осваивать  земли Парагвая, было всего три холостяка: Орлов, Маковский и Филипп Пахомов, двадцатидвухлетний недоучившийся студент. Им выделили комнату в небольшом кирпичном доме стрелочника железнодорожной станции Хосе Мессы.

   Дом находился на краю оврага, заросшего бурьяном. Вокруг – лачуги разного размера, сбитые из досок, и кучи мусора.

   Хозяин, обрадованный дополнительному, хотя и небольшому заработку за наём комнаты, стал суетиться. Почёсывая свою лысину, он принялся бегать по дому. Принёс им два больших жестяных ведра с водой. Протянув Филиппу обмылок тёмного цвета и застиранное полотенце, Хосе принялся что-то говорить. Орлов и Маковский  уловили только одно слово «пожалуйста».
  - Филипп, что сказал этот добрый человек? – поинтересовался  Владимир.
   Пахомов, который в их группе считался знатоком испанского языка, поскольку долго учил его на  специально организованных курсах, почесал свои большие оттопыренные уши и, покраснев от волнения, объяснил:
  - Говорит, что вода свежая, речная. Сегодня утром он купил её у водовоза.

   - Это очень хорошо! – удовлетворённо произнёс Маковский, снимая свою белую рубашку. – А, ну-ка, Филиппок, полей ка мне!

    Не успели они обмыться, как хозяин дома принёс кувшин воды и маленькую тыковку с измельченными зелёными листьями. Из неё торчала металлическая трубка, покрытая в некоторых местах пятнами ржавчины.

   Хосе, широко улыбаясь, налил в тыковку воды из кувшина. Затем, сделав маленький глоток, протянул её Орлову. Павел, морщась от брезгливости, пригубил  немного горькой жидкости со вкусом ржавчины и передал её Маковскому. В этот момент Месса, взмахнув  руками, что-то закричал и выбежал из комнаты.

  - Филипп, ты мужчина? Или кто? – поинтересовался Маковский и вручил тыковку Пахомову. – Пей! Потом расскажешь мне о всей гамме вкуса этого местного напитка. Кстати, как он назывется?
  - Терере или холодный мате. – С видом знатока объяснил Пахомов и  с шумом всосал своими большими губами содержимое тыковки.
  - А вы знаете, господа, очень вкусно! Горьковатый, но если добавить немножко сахара...

  - Ой, простите совсем забыл! – влетел в комнату хозяин с блюдом лепёшек, - вы  ещё не ели ничего! Кушайте! Это лепёшки! Очень вкусные из кукурузной муки. Их моя невеста сегодня утром испекла. Да и сахар к терере я вам совсем забыл предложить. Старею...
  - Филипп, переведи, пожалуйста! – попросил Орлов.
   Пахомов, очень медленно, раздумывая над некоторыми словами, объяснил суть длинной речи хозяина дома.

  - Не-ве-ста! – удивился Маковский, делая такую глупую физиономию, что Месса сразу же догадался, что же спросил один из его постояльцев.

  - Да, невеста. Ведь моя жена умерла три года назад. Дочь, ей 16 лет, замужем. Сыну 18 лет и он служит в армии. Я же не могу жить один. Вот у меня, как у каждого здорового парагвайского мужчины есть невеста. Ей 15 лет. Зовут её Габриэла, ласково – Габи...
  - Услышав возраст невесты, Пахомов поперхнулся терере. С трудом откашлявшись, он рассказал об услышанном своим спутникам.

  - Да-с, когда я увидел его физиономию, то сразу же понял, что хозяин дома – извращенец! – Сделал ехидное заключение Маковский.

  - Ну так она ещё совсем, совсем, совсем  юная? – сказал Филипп по-испански, с удивлением уставившись на Мессу.

   - Почему же она юная? – обиделся хозяин, - это уже совсем зрелая девушка. Как раз для меня, которому через неделю исполняется 37 лет. А вообще, вы не знаете истории Парагвая. Я кратко расскажу, что в прошлом веке после очень страшной войны с со странами Тройственного союза, в которую входили Аргентина, Бразилия и Уругвай, в Парагвае совсем не осталось мужчин. Прошло уже 60 лет, но женщин у нас по- прежнему очень много, а мужчин, особенно таких, как я, сильных и готовых любить, по-прежнему очень мало.

   Пахомов перевёл. Орлов промолчал, а Маковский, жуя лепёшку, заметил:
  - Это уже становится очень интересно!
  - Пейте терере! – обратился к гостям хозяин,- я его из хорошей дождевой воды делаю. Вот добавляйте их этого кувшина!
 
   От услышанного, у Филиппа побелели губы.
  - Вода, говорит, в кувшине хорошая: дождевая... – прошептал он.

  - Так, молодой человек, и дезинтерию можно подхватить! Вы, кстати, Филипп, никогда не болели дезинтерией? – озабоченно осведомился Маковский.
  - Не..нет... – прошептал тот в ответ.
  - И не советую, очень опасная и мерзкая болезнь. – Объяснил Владимир.

    Для ночлега Месса предложил своим гостям одну из комнат, выходившую окном ( без стекла) на овраг. Маковскому и Орлову достались  узкие деревянные кровати с продавленными матрасами, а Пахомову - старый топчан.  Поправив противомоскитную сетку на окне,  они задули керосиновую лампу и легли спать.

    Маковский  мгновенно стал храпеть. Пахомов вдруг неожиданно вскочил и, держась руками за живот, направился к двери.
  - Скрутило! Побегу в уборную! – тихо пожаловался Павлу юноша.

  Орлову не спалось. Он слушал комаринный писк и лаяние собак где-то за оврагом:
  - Сказал бы мне  кто-нибудь, лет так двенадцать назад, что я приеду в  далёкий Парагвай искать лучшей жизни... Никогда бы не поверил! А вот ведь как судьба складывается. А от неё не уйдёшь! – с горечью подумалось ему.

   Орлов стал вспоминать свою жизнь.
 
   Он родился 1 октября 1894 года в Нижнем Новгороде. Когда ему было всего 10 лет, при обороне Порт-Артура погиб его отец, подполковник Фёдор Павлович Орлов. Его вдова, Анна Максимовна, осталась одна с двумя детьми: Павлом и восьмилетней Ольгой. Жили они в просторном деревянном доме с мезонином, из окон которого открывался живописный вид на Волгу.

   Анна Максимовна умело вела хозяйство, а помогала ей в этом домработница Маша. Сколько лет было этой простой русской женщине, Павел никогда не знал, Ему казалась, что Маша никогда не старела и всегда была в одной поре. Её муж давно умер от чахотки, своих детей не было. Маша очень много лет работала в доме Орловых, и эта  семья стала для неё родной. Она вынянчила сначала Павла, а потом Ольгу. Кроме  очень интересных сказок, Маша знала огромное количество пословиц и поговорок. Она их употребляла в нужные моменты своей жизни: чтобы прямо не отвечать на поставленный вопрос, чтобы высказать кому-либо своё неодобрение или для того, чтобы похвалить кого-либо. Эту  привычку  своей няни, с самого детства, перенял и Павел.

    В пятнадцать лет он уже был высоким и невероятно сильным юношей.
  - Павлуша  в деда своего пошёл, тестя моего, Павла Никифоровича! - с гордостью кивала Анна Максимовна на портрет бородатого офицера в эполетах, висевший у них в зале. Я его хоть не видела ни разу, он ведь во время штурма Плевны погиб в 1877 году, задолго до нашей с мужем свадьбы, но все кто его знал, восхищались его силой. Рассказывали, что он екатерининские пятаки пальцами гнул, кочергу, играючись, на узел завязывал. Подковы разламывал!!!  Мой сын и похож на деда: волосы русые, глаза зелёные, подбородок волевой. А плечи!!! Плечи какие широкие!

   Павел тоже  уже легко мог завязать кочергу на узел. Подковы, правда, не разламывал, но гнул их, не особенно напрягаясь. В гимназии он страдал от латыни и французского языка. Эти предметы стали для него величайшей мукой! Но зато он очень любил математику и геометрию. Была у Павла одна страсть – это столярные работы. Родной брат его мамы, Пётр Максимович Тишков, имел большую мастерскую, где делали двери, рамы, резные наличники  на окна и простую добротную мебель.

   Почти каждый день, после гимназии, он приходил в эту столярную мастерскую и что-нибудь делал. Павлу нравились запахи дерева, смолы, клея.. Ему едва исполнилось девять лет, а он уже с  помощью дядиных столяров,  смастерил прекрасную табуретку. Но особенно нравилось Павлу работать на токарном станке. Эта деятельность поглощала его полностью: он забывал о времени, еде и домашних заданиях.

  - Ну что, племянник, как закончишь гимназию, так и  приходи ко мне компаньоном! Мы с тобой наше столярное дело  вперёд так двинем, что  от конкурентов только тень  останется! – Не раз, вполне серьёзно, предлагал  Павлу Пётр Максимович.
  - Нет, дядюшка, я офицером буду, как мой отец, дед и прадед. – Вежливо отказывался мальчик.

   С первых дней Великой войны, выпускник Владимирского училища, подпоручик Павел Орлов командовал взводом в 1-й бригаде, входившей в состав 37 дивизии. Он участвовал во многих кровопролитных сражениях на Юго-Западном фронте, в атаки всегда ходил впереди своих солдат, схватывался с врагом в рукопашных боях...   И не разу не был ранен.
  - Тот побеждает, кто смерть презирает! – твёрдо отвечал подпоручик Орлов на выговоры своих командиров  на неразумность его поведения.

   Но  в конце октября 1914 года, в боях за город Кельцы,  осколки  разорвавшегося «чемодана» ( так в русской армии называли снаряды крупнокалиберной немецкой артиллерии)  тяжело ранили  обе ноги Павла.

   Когда его оперировали, хирург, с горечью, произнёс:
  - Очень большая потеря крови. Жаль будет, если этот русский богатырь умрёт.

   Но Орлов, благодаря своей молодости и крепкому здоровью, выжил! Павел лежал в госпитале в Кельцах, страдая от собственной беспомощности и от тошнотворного запаха нечистот, исходившего из забитой канализации. Днём и ночью, повсюду, раздавались вопли и стоны раненых...

   Во время очередного обхода, хирург долго осматривал его ноги, после чего тихо сказал старшей сестре милосердия:
  - Этому богатырю срочно требуется повторная операция левой ноги. Её могут сделать только в Киеве, Москве или Петрограде. С первым же санитарным поездом отправляйте его в тыл.

  - Ничего страшного, доктор, до свадьбы заживёт! – бодро сказал Орлов, хотя сердце его почему-то сжалось от слов хирурга.

   Через несколько дней, ночью в госпитале поднялся шум. Бегали санитары, старшая сестра милосердия громко кого-то отчитывала...
  - Немцы, немцы наступают! – раздался чей-то истеричный крик.
   Поднялась паника. Раненые, которые были в состоянии ходить, вставали со своих коек и собирались в коридоре. Кто не мог подняться жалобно просили:
  - Братцы, братцы, не бросайте нас! Не бросайте! Богом просим!

  - Прекратить панику! – раздался раздражённый голос начальника госпиталя, -  немцы не наступают! Просто сейчас мы начнём готовить всех тяжелораненых  для эвакуации в глубокий тыл. Сегодня должен подойти санитарный поезд.

   Около сотни подвод, гремя по булыжной мостовой, медленно двигались через Кельцы к железнодорожной станции. На одной их них, на охапке соломы лежал Орлов. Рядом с ним сидел капитан с загипсованными руками. Хрипели кони, кричали от боли раненые, матерились извозчики...

   На станцию прибыли, когда уже встало солнце. Павел, приподнявшись на руках, посмотрел по сторонам. Сожжённый кирпичный пакгауз.    Рядом  с ним –кирпичная водонапорная башня с  огромной дырой от попавшего в неё снаряда. Слева одиноко стояло здание вокзала с обвалившейся от пожара крышей.

  - Курить хочется... Сил уже нет терпеть. Подпоручик, вы не могли бы достать из  кармана моей шинели папиросы со спичками и помочь мне прикурить? – попросил Орлова капитан с загипсованными руками.

  - Конечно же, давайте!
Павел достал папироску, прикурил и вставил потом её в губы кпитана.
  - Благодарю вас! Хоть вкус табака почувствую! Соскучился, знаете...

   Стало резко холодать. Подул сильный ветер, и с неба посыпались маленькие снежинки. Температура падала...
  - Как бы нам здесь не околеть, – озабоченно пробормотал капитан, - пойду  узнаю, где наш поезд.
   Он слез с подводы и ушёл. Вернувшись минут через двадцать, собщил:
  - Железное полотно в двух километрах  от станции взорвано. Работает ремонтная летучка. За ней и наш поезд идёт. Держитесь, подпоручик!

   Постанывая, в комнату вошёл Филипп Пахомов.
  - Ой сил нет, как живот крутит! – тихо пожаловался он.
  - Филипп, ты здоровье- то береги! Не знаешь откуда вода – не пей! Не знаешь  откуда еда – не ешь! И вообще, всегда старайся пить воду только кипячёную. Потерпи до утра, я в аптеку схожу куплю тебе порошков каких-нибудь. А может сразу к доктору? – высказал ему Орлов.
  - Ой, не надо, Павел Фёдорович! Думаю, что до утра пройдёт. У меня так уже бывало. – Ответил Пахомов, устраиваясь на своём топчане.

   Орлов снова вспомнил тот холодный ноябрьский день на станции Кельцы.
  Сначала послышался мощный паровозный гудок, а затем и шум локомотива. Павел поднял голову. На станцию медленно вкатывался  железнодорожный состав из белых лакированных вагонов. На каждом из них - сверкающие золотом императорские вензеля. Орлов закрыл глаза, подумав, что он бредит. Через минуту открыл их. На станции стояли  новенькие белые  вагоны.
  - Подпоручик, это же личный  санитарный поезд императрицы Александры Фёдоровны! Ну и дела?! Мы спасены, подпоручик! – громко закричал капитан. - Мы спасены! Скоро ты сам увидишь, что  значит находиться в этом поезде.

   Первым на перрон из поезда сошёл высокий моложавый генерал.
  - Я, генерал Риман - начальник собственного военно-санитарного поезда государыни императрицы Александры Фёдоровны. – Громко объявил он.
   Затем посмотрев по сторонам, гневно закричал:
  - Где начальник станции? Ко мне его немедленно! Где начальник госпиталя Кельцы? Почем я его не вижу? Ко мне его! Срочно!

   Перед генералом появился начальник станции без фуражки и распахнутой шинели.
  - Вы кто такой? Начальник станции? Да какой вы начальник станции в таком виде!!! Привести себя в порядок! Немедленно!!! Старший поездной врач! Архипов! Вы почему стоите? Замёрзли что-ли? Начинайте погрузку раненых!

  Санитары занесли   Орлова в вагон. Павел сразу же понял смысл  слов капитана с загипсованными руками. В вагоне была идеальная чистота. Приятно пахло цветами. Павла положили во втором купе на белоснежную  простынь. На столике в маленькой вазочке стоял букетик свежих фиалок. На окне - тёмная толстая штора и накрахмаленные голубые  занавески.

   Сразу же появился молодой человек в белом халате, надетом поверх офицерского кителя.
  - Здравствуйте! Я подпоручик Унский, заместитель старшего поездного врача. Дело в том, что все раненые и больные этого собственного поезда государыни императрицы Александры Фёдоровны подлежат особой регистрации. Поясняю, она нужна для того, что бы вы получили специальное пособие от канцелярии государыни.
 
   Унский открыл толстую тетрадь и  записал в неё все данные Орлова.

   Раненых грузили до самой ночи, после того как все купе и, даже, коридоры были заполнены, поезд направился в Киев.

   Рано утром в купе, где находился Орлов, появилсь две сестры милосердия. В накрахмаленных белоснежных передниках и платках с вышитыми красными крестами. Лица до самых глаз закрыты марлевыми повязками . Одна из них была стройная и высокая, вторая - чуть ниже и покрупнее телом.
  - Доброе утро! Как вы себя чувствуете? – обратилась  высокая  ко всем находившимся в купе.
   Выслушав ответы, она тоном приказа сказала Орлову:
  - Так, юноша, начнём с вас. Сейчас мы поменяем вам повязки!
  - Я не юноша! – вдруг обиделся Павел, - я подпоручик!
  - А что подпоручик не может быть юношей? – искренне рассмеялась высокая сестра милосердия и нагнулась к Павлу.
   И в этот миг Орлов увидел её глаза. Это были два глубоких синих озера. Именно синих! Именно глубоких!  Он смотрел в них и не мог оторваться.

   -Нина Константиновна,- сказала вторая сестра милосердия, я зафиксирую ему левую ногу, а вы попытайтесь снять старый бинт.
  - Давайте, Зоя! – согласилась высокая.

   Сёстры милосердия принялись перевязывать Орлова. Павел не чувствовал боли,  он вообще ничего не чувствовал! Он «утонул» в глазах Нины! Павел внимательно наблюдал за её лицом.  В один момент она  на мгновение приподняла свою марлевую повязку, и он увидел её красивые чувственные губы и правильной формы носик.

  - Господин подпоручик, вам бинты  сейчас не давят? Вам не больно? – спрашивала Нина.
  Но  Орлов её не слышал, он  видел только глаза этой женщины.
  - Юноша, юноша! Очнитесь! Вам плохо? –  смеясь спросила Нина.

  - Нет, спасибо! Мне очень хорошо! – ответил Павел и почувствовал, как его  кинуло в жар.

   После обеда в купе вошёл генерал Риман.
  - Господа, вы счастливые люди, потому что удостоились чести ехать в поезде императрицы Александры Фёдоровны! Она назначила меня начальником этого своего поезда, благословила меня и лично передала мне иконки – её благословение вам. Я их раздам каждому. Господа офицеры, вы должны повесить себе эти маленькие серебряные образки на грудь, хранить их, как зеницу ока. Помните, что у вас благославение матушки-царицы, которая молится за всех вас. Ура, господа!

  - Ура! Ура! Ура! – громко закричал Орлов и ещё три офицера, находившиеся с ним в этом купе.

   Вечером снова пришла Нина. Поздоровавашись со всеми, она сразу же обратилась к Орлову:
  - Господин ПОДПОРУЧИК, давайте измерим вашу температуру!
Слово подпоручик она произнесла медленно,нарочито выделяя каждый слог. Павел снова смотрел в её глаза. Они по-доброму смеялись.

  - Давайте! – согласился он.

   С этой ночи ему стали сниться её синие бездонные глаза.
   Когда поезд прибыл в Киев, в купе вошла Нина:
  - Прощайте, господин подпоручик! Желаю вам скорейшего выздоровления! Да, хранит Вас Господь!

  - Благодарю вас, Нина! Скажите, пожалуйста, вашу фамилию. – Попросил он.
  - Петрова,  – ответила она, - а зачем вам?
  - Я письмо вам напишу.
  - Юноша, ну разве можно писать письма замужним женщинам?! Мой муж, полковник, на фронте, а я буду вести переписку с вами? Так не делается, юноша! Напишите  лучше своей невесте!  - довольно резко объяснила она.

   В купе вошли санитары с носилками. Когда Орлова  выносили из вагона, он в последний раз увидел её необыкновенные синие, самые красивые глаза на свете.