Какое-то время еще буду чувствовать. Какое-то время, но время пройдет.
И я пройду этот путь, поднимаясь и спускаясь по ступенькам дней,
Сбиваясь в счете, ритме, дыхании. В панельном изгнании
Не сразу попаду скользким ключом в скважину английского замка.
И вытру ноги с другой стороны такой чужой двери «на автомате».
Растянувшись на чистой кровати, дам возможность себе расслабиться.
Положив подушку под голову, включу на полную громкость
Черный, потрепанный твой «Пионер». «Ока» во дворе уснет на целую зиму.
В корзину – колготки, стихи, бижутерию.
Вот пример, когда думать не надо после укуса железного гада,
Когда тьма окутала голову и дрожь от яда настигла.
«Энигма»…
Тихие древние звуки из груди говорящего колокола. Холодно.
Спускаются к городу бледные тени монахов.
Расплывчаты очертания улиц и стерты лица домов.
Горожане устали от грохота труб. В глазах их тлеет зола.
Они не слышат чудесного пения с гор.
Только тление трупов да смердящий позор разорения
Разносит порывистый ветер с обрывками резких команд
Молодого седого капрала.
За время войны он успел позабыть, что его ждет невеста и мама.
Он мечтает стать командиром, найти свое предназначение.
В назначенное время уходит отряд на другие квартиры.
Солдаты, шатаясь от ветра и голода, ни о чем уже не мечтают.
Летают обрывки листовок – путевок на тот свет.
Начинается бред. Большего унижения я не испытывала, когда под кожу –
Инъекцию, якобы, от гриппа. Игла входит со скрипом.
За стеною бушует толпа желающих получить бесплатную вакцину.
Никогда не верила в медицину. И фельдшер, почувствовав это сомнение
Маленькой женщины, разуверившийся в исходе заранее…
Надо восстановить дыхание.
Тишину барабан разрывает, как шкуру больного барана,
Выплевывая потроха горячего ритма,
Чтоб никто не отстал, не сбился, не усомнился…
Говорите, прививка от гриппа?
Не держите меня, я по собственному желанию.
У Вас руки трясутся, рассеянное внимание, шприц разбился.
А теперь, отпустите меня, и скорее дайте одеться.
Зачем Вы так больно - под сердце…
Молчат солдаты режима.
На этот раз игла входит легко, без нажима
В пустой утробе города лают собаки, кричит воронье,
Разрывая остатки вечернего неба. «Хлеба» – плачет грязная девочка.
Уходят солдаты, привычно чеканя шаг.
На изрытой спине дороги плевки человеческой боли.
Черной лентой, свиваясь легко и скорбя, с гор спускаются мирно монахи.
Их рясы, как эхо вбирают кровь павших. Прекрасны
Эти стройные юноши в длинных печальных одеждах.
Как прежде эти два странных отряда могут идти по кругу,
Никогда не видя друг друга, соединяя прошлое и настоящее,
Объединяя тебя и меня. Да будет нам земля пухом – это уже будущее.
Так косарь ходит вслед за косой и так пахарь идет вслед за плугом.
Исцеляя себя от недуга, свою душу от скорби и зла, Матери Божьей с Сыном
Отсылаю свое сердце с посыльным в белоснежном халате.
Ради чего мне с тобою теперь воевать? Все еще держится температура,
Плавает облако в комнате, судно, кровать…
При приступах сильной боли бывает рвота. Ослабление памяти, воли.
Свернувшись в трещинах ДНК, зализывает раны иммунитет. Любви больше нет.
Но сердце стучит барабаном, подгоняя красных солдат своей крови.
Не выключай, пусть «Энигма» рыдает в черном колоколе «Пионера».
Помнишь, ты говорил, что колонки хорошие: дорогое дерево, не фанера...
04.11.2002