В. ФЕДИН
ДАЕШЬ ОБЛЕПИХУ
из сб. "ПРИРОДОЛЮБЫ - СОБИРАТЕЛИ"
Жить на Алтае и не собирать облепиху, - все равно, что в раю питаться макаронамии. Облепиха – самый богатый витаминами дар сибирской природы, а может, и всего царства растений на земле. Когда наши предки жили постоянно в своем родном краю и не страдали нашей охотой к перемене мест, сибиряки выгодно отличались крепким здоровьем. Суровый, но здоровый сухой климат, обилие солнечных дней закаляли их тела, а облепиха, кедровые орехи и черемша с избытком компенсировали невзгоды долгой зимы. В умных книгах облепиху называют сибирским ананасом, хотя такое сравнение мне совершенно непонятно. Мы с легкой руки наших правителей вроде Петра I, якобы Великого, стремимся примерять себя и все, что нас окружает, к чему-то иноземному и даже гордимся, когда находим у себя нечто аналогичное заморским продуктам и явлениям. А почему бы не назвать какой-то убогий, волокнистый ананас со вкусом недозрелой дыни африканской облепихой? Пользы от облепихи для нашего здоровья гораздо больше, чем от ананаса и всех остальных экзотических плодов, вместе взятых.
Растет дикая облепиха на островах и по берегам быстрых алтайских рек, особенно много ее на Катуни. Осенью ее ягоды поспевают, и унизывают ветви облепихи многослойным оранжевым покровом. Если уж говорить о сравнениях, то срезанная веточка облепихи напоминает мне коротенький шампур с толстым оранжевым шашлыком. Только из этого шашлыка торчат во все стороны длинные и очень острые шипы. Местные жители испокон веку собирают облепиху, и на любом рынке можно увидеть груды ее мороженых ягод. Ближе к весне ягоды оттаивают и превращаются в неаппетитную на вид буро-коричневую зернистую массу, но на целебных свойствах облепихи эта метаморфоза не отражается, в ягодах сохраняется все витаминное богатство. Из-за постыдной необходимости скрывать свой товар, продавцы держали цены на облепиху выше, чем на все другие сибирские ягоды.
Облепиху едят в сыром виде, ее можно поглощать в любом количестве, она не набивает оскомину, а привычка к ее специфическому вкусу делает облепиху желанным деликатесом. Из облепихи давят сок, и это - самый лучший и самый полезный напиток в мире. Из ягод делают варенье, и оно сохраняет почти все витамины, несмотря на обработку высокой температурой. Чаще сибиряки просто засыпают ягоды сахаром в банках, и в таком виде это лакомство хранится годами. Но главная ценность облепихи – облепиховое масло.
По насыщенности витаминами облепиха далеко опережает все прочие дары природы. Облепиховое масло в Советском Союзе считалось панацеей от всех недугов, оно помогает даже при лучевой болезни. Облепиховым маслом можно излечить самые запущенные желудочно-кишечные заболевания. Облепиховое масло насыщает организм практически всеми известными витаминами. Оно улучшает ослабевшее зрение из-за невероятной насыщенности каротином. В войне с фашистами наши снайперы получали спецпитание в виде простой моркови, и это поддерживало остроту их зрения, хотя морковь не сравнить с облепихой по содержанию каротина. А при ожогах, даже самых серьезных, облепиховое масло – единственное средство для успешного исцеления.
На наших заводах спецхимии, где ожоги – распространенное явление, облепиховое масло входило в ассортимент обязательных препаратов в каждой мастерской. Только оно успокаивало боль и довольно быстро заживляло раны от ожогов, причем, не только термических, но и химических, то есть от ожогов кислотами и щелочами. В Советском Союзе облепиховое масло выпускал один-единственный Бийский витаминный завод. Оно считалось страшным дефицитом и в открытую продажу не поступало. Достать облепиховое масло можно было только по великому блату, а чаще – за счет мелкой кражи его работниками завода. Когда директором этого завода стал мой хороший приятель, я с большим трудом выпросил у него флакончик целебного масла.
- Я отчитываюсь за каждую упаковку, - жаловался он. – Да и без отчета за каждым флаконом следят десятки бдительных глаз: если не мне, то пусть никому. Донесут тут же.
В демократической России облепиховое масло можно купить в любой аптеке, его сейчас варят десятки мелких фирм не только из ягод, но даже из листьев облепихи. Конечно, такое масло, полученное кустарным способом, по качеству неизмеримо уступает настоящему, приготовленному профессионалами по довольно сложной технологии. Однако даже этот суррогат значительно превосходит по насыщенности витаминами и по целебным свойствам знаменитый ананас.
Сырье, - ягоды облепихи, - Бийский витаминный завод получает в основном с облепиховых плантаций. За десятки лет селекционеры вывели отличные сорта облепихи с повышенным содержанием каротина и гораздо более урожайные. Если дикая облепиха растет не только кустами, но и довольно высокими деревьями, то масличные сорта растут невысокими, раскидистыми кустами с длинными, ровными ветвями, обильно унизанными сочными, темно-оранжевыми ягодами. У них почти нет колючек, и собирать ягоды с таких кустов не в пример легче, чем с дикой облепихи.
Как полагал Ленин, социализм, - это контроль и учет. По дорогам в места произрастания дикой облепихи местные охранители природных богатств вкопали столбы и прибили к ним щиты с грозными запретами неорганизованного сбора ягод несознательными гражданами. Нарушителей ожидали страшные кары. Поэтому на берегах рек, куда можно легко добраться на машине, ягоды никто не собирал, и они просто из года в год бездарно осыпались за длинную зиму без всякой пользы для советских людей. Неорганизованные сборщики из несознательных граждан предпочитали собирать облепиху на катунских островах. Там возможность попасться на глаза стражей закона и порядка практически исключалась.
Несколько раз мы с сыном собирали облепиху на островах. Добраться туда можно только на лодке с мощным двигателем, - течение на Катуни сильное и бурное, на перекатах просматривалось каменистое дно, и хотя мотор ревел на полную мощь, лодка еле-еле продвигалась вперед, камни на дне неохотно, по сантиметрам уходили за корму. Кроме того, с Бии попасть на Катунь можно только через их слияние, а в самом низовье Катуни летом стоял понтонный мост. Просвет между водой и настилом моста составлял меньше метра. В такую щель могла пройти лишь «Казанка» без ветрового стекла, на очень тихом ходу, однако лодка носом постоянно задевала о настил, и слышался леденящий душу скрежет. Пассажиры при этом ложились на дно лодки, чтобы не зацепиться головами. Такой маневр требовал большого, буквально чкаловского искусства моториста, и крепких нервов у пассажиров.
Когда я впервые проходил этот путь на «Казанке» с сыном – первоклассником, и мы оказались в темноте в низкой щели, мой герой маленько завопил от страха и даже пустил скупую мужскую слезу. Но это ему можно простить. Самые прославленные храбрецы тоже иногда испытывают страх, и героями их делает способность преодолевать этот страх. Мне под мостом тоже стало не по себе, но меня отвлекала необходимость удерживать лодку между понтонами и не дать с перепугу большой газ, отчего лодка задрала бы нос, тогда мы могли безнадежно застрять в этой щели. При все при этом мы должны продвигаться вперед против сильного течения с водоворотами. Так что мне просто некогда было увлекаться эмоциями, а сын неподвижно лежал на дне лодки, и ему в этом беспомощном положении достались все переживания.
Медленно, пядь за пядью, лодка выползла из-под низкого моста, и мы помчались по широкой, бурной Катуни. Наши страхи остались позади. А на облепиховом острове все они совершенно забылись. Непролазные облепиховые заросли, обильно унизанные оранжевыми ягодами, вызывали не только восторг, но и некоторую растерянность. Как же ее, проклятую, собирать в этих длинных и острых, как иглы швейной машинки, колючках?
На нашем изобильном острове уже трудились неорганизованные сборщики. С двух сторон острова доносились пронзительные женские голоса и треск хрупких веток облепихи. Но ягод тут хватило бы еще на десяток самодеятельных бригад из несознательных граждан. Мы повесили себе на шею легкие оцинкованные ведра. Чтобы не натирать шею, ведра привязали к вафельным полотенцам. Полное ведро ягод весит не меньше десяти килограммов, и даже на полотенцах можно с непривычки здорово намозолить шею. Облепиху в Сибири не собирают руками по одной ягодке. Мы заранее вооружились проволочными скребками и теперь соскабливали ягоды с веток прямо в ведро. Половина ягод при этом раздавливалась, но сок оставался в ведре, он тоже пойдет в дело. Вместе с ягодами в ведро попадало немало листьев, но их можно выбрать дома, в спокойной обстановке.
Даже при таком полумеханизированном сборе работа продвигалась медленно. Голые пальцы то и дело натыкались на острые колючки, брызги сока летели во все стороны и частенько попадали в глаза. Глаз немедленно начинал невыносимо щипать, едкий сок вызывал обильные слезы. Некоторые облепишники уверяли, что собирают ягоду в защитных мотоциклетных очках и кожаных перчатках. Мы поверили этим рассказам, и на следующую осень запаслись этими средствами индивидуальной защиты. Но это только замедлило сбор. В кожаных перчатках работать очень неудобно, а очки быстро запотевали изнутри и заляпывались оранжевым соком снаружи.
В этот раз я собрал полное ведро часа за два, сын за это время набрал больше половины ведра. Мы высыпали добычу в пластиковый мешок и сделали передышку. Первоклассник устроился на носу лодки с сухарями в каждой руке, а я решил побродить по острову, ознакомиться с успехами неведомых пока соседей. Неподалеку работала бригада из трех женщин. Все трое, по женскому обычаю, безостановочно говорили одновременно. Я поздоровался, женщины настороженно замолчали. Требовалось разрядить обстановку.
- Вот, пришел перенять передовой опыт, - доверительно заявил я. – А то исколол все пальцы, залепил оба глаза, а дело идет медленно.
Женщины облегченно заулыбались и затрещали все разом.
- Да разве ее по ягодке соберешь? – посочувствовала одна. –
- Скребком скребете? – поинтересовалась другая.
- А мы вот веточки ножницами режем, - третья показала самые обыкновенные ножницы. – А уж дома перебираем.
Ведра у них заполняли срезанные веточки, густо усеянные целыми, сочными оранжевыми ягодами. Женщины принялись стричь веточки.
- А это не вредно деревьям? - осторожно поинтересовался я.
Все три сборщицы заговорили еще оживленнее.
- Облепиха любит, когда ее стригут, даже ломают.
- Люди тут до нас сто лет стригли ветки, она только гуще растет.
- А как удобно! За день ого-го сколько настрижешь. И ягоды целые. Дома сиди и перебирай.
- Это мы свеженькую собираем. А лучше собирать ее зимой.
- Это как? – удивился я.
- А по первому снежку, пока неглубоко. Под кустом расстилаешь брезент или там простынки, и колотишь по кусту палкой. Ягода-то уже мороженая, крепкая, сама градом сыпется. Листья к тому времени опадут, ягодка чистая, одна к одной, ни сора, ни листьев. Мешками собираем.
- А где ваши мужчины? – спросил я. – Неужто вы сами приплыли?
- Где мужикам быть? – махнула рукой сборщица постарше. – Сидят в лодке, пьют водку.
Я поблагодарил аборигенок за ценные сведения и вернулся к своей лодке. Резать ветки я все же не решился, да и ножниц у нас не оказалось, и мы продолжали скоблить колючие ветки скребками. Второе ведро наполнялось медленнее, шея уже заметно побаливала от постоянной тяжести ведра, лицо и исколотые пальцы сильно щипало от кислого сока. И вообще мы уже устали продираться через непролазные колючие дебри и скрести нескончаемые плодоносные ветки.
Мы набрали три полных ведра довольно чистой ягоды и рассудили, что этого нам хватит. Обратный путь вниз по стремительной Катуни мы проделали без особых осложнений. Правда, под понтонным мостом мы чуть не застряли навеки. Мощное течение затащило лодку под мост, двигатель пришлось выключить, и лодка оказалась неуправляемой. Ее развернуло сначала боком, потом кормой вперед, и носовая скоба зацепилась за балку наверху. Мы остановились в темном, тесном и низком проходе между понтонами. Сын уже привык к опасностям и на этот раз не испугался, но смотрел на меня круглыми вопрошающими глазами. Вокруг грозно шумел водный поток.
Я прополз с кормы на нос, уперся руками в балку. Нос лодки немного погрузился в воду, мы освободились, и вода потащила нас вперед, к выходу. Но на следующей балке мы опять застряли. Так повторялось четыре раза. Уже потом я сообразил, что вниз по течению надо проходить под мостом кормой вперед и с работающим на малом газу двигателем. Тогда лодка оставалась бы управляемой, и мы прошли бы под мостом без приключений. Но и сейчас мы все-таки кое-как выбрались из-под понтонов, я завел двигатель, и лодка понеслась вниз по Катуни.
Пришло время, когда мне понадобилось много облепихового масла. Его по-прежнему в аптеках не продавали, оставалось изготовить целебный препарат самому. Для этого требовались сушеные ягоды облепихи в большом количестве. Времени на трудоемкий и травмоопасный сбор дикой ягоды на островах не хватало. Мы с сыном, уже студентом, посоветовались и постановили устроиться на месяц сборщиками на настоящую, культурную плантацию облепихи. Идею подал сын по совету своего друга, этот друг с отцом несколько лет подряд обеспечивали себя неиссякаемым запасом облепихи именно таким образом.
- Там нет никакой нормы, - уверял сын. – Сколько сдашь, за столько и заплатят. Они брали с собой 20-литровые канистры и набивали их облепихой. А сдавали всего один пластиковый мешок за день. Мешок – государству, сто литров – себе. Только не попадайся.
Так мы стали профессиональными сборщиками облепихи, а по совместительству – мелкими несунами, расхитителями государственной собственности. Мы поехали на машине на ближайшую плантацию облепихи, с собой захватили четыре 20-литровые канистры под краденую облепиху. На всякий случай, если придется заночевать, взяли палатку и небольшой запас еды. По моим подсчетам, для получения необходимого мне объема масла требовалось минимум десять ведер сырой ягоды.
В конторе плантации начальства не оказалось на месте, мы уселись в холодке на деревянном крылечке и приготовились долго и терпеливо ждать. Вокруг царили тишь да гладь, да Божья благодать. Сияло жаркое алтайское солнышко, чирикали птички. Вскоре к нам подошел мужчина и тоже уселся на крыльцо.
- Собирать облепиху устраиваетесь? – спросил он.
- Да, - признался я. – Вы не знаете, какие тут порядки?
- Порядков никаких. Берут всех. Только платят мало. За кило – восемьдесят копеек.
- Немного, - лицемерно огорчился я. Нас заработок не интересовал, а тут, оказывается, еще и деньги дают. – А норма есть какая-нибудь?
Мужчина насупился. Вопрос ему почему-то не понравился.
- Никакой нормы. Вечером сдают вон у того сарая, учетчик записывает.
Мужчина помолчал и нахмурился еще больше.
- Тут такой народ! Под облепиху дают пластиковые мешки, так есть такие мужики, - в мешки с облепихой льют воду. Мешок на пять ведер, так они по четыре ведра воды добавляют! Представляете?
- Так это же заметно! – удивился я.
- Чего там заметно, - махнул рукой честный и принципиальный сборщик. – Облепиха сама сок дает. Не поймешь, вода там или сок. Ну, одно - два ведра куда ни шло. А то четыре!
- Ужас, - возмутился я.
Мысленно же я горячо возблагодарил случайного собеседника за ценнейшую информацию. Без его совета мне и в голову бы не пришло лить воду в облепиху и тем существенно облегчить себе негритянский каторжный труд на плантации. До сих пор не знаю, почему он завел с нами этот разговор. То ли он на самом деле возмущался нахальными проходимцами, то ли просто здесь таким ненавязчивым и законопослушным образом опытные люди инструктировали наивных новичков.
- Вон бригадирша идет, - воскликнул наш благодетель и помчался к сараю.
Мы с сыном переглянулись, сели в машину и помчались к ближайшей артезианской колонке. Там мы заполнили чистейшей водой все четыре канистры и спрятали их в багажник. Дня на два воды должно хватить. Потом мы отвезем ворованную у родного государства облепиху домой и вернемся сюда за новой порцией.
Бригадирша оказалась раздраженной, хмурой и крайне нелюбезной женщиной средних лет, преждевременно высохшей от жизненных неурядиц. Она велела нам заполнить бланки заявлений, не глядя сунула их в картонную папку и показала рукой в сторону сарая.
- Там возьмите поддоны и мешки. Я отведу вас на делянку.
- Скажите, а ночевать тут можно? – осторожно оведомился я.
- Тут негде ночевать, - буркнула она.
- У нас палатка. - О машине говорить я поостерегся.
- Костров не разводить! – рявкнула бригадирша.
- У нас примус.
- Ну, не знаю, что там у вас. Устроите пожар, - привлеку.
Она вела нас до нашего участка минут десять. Вокруг тянулись аккуратные ряды низких кустов облепихи с ветвями, усыпанными темно-оранжевыми ягодами. Наверное, это та самая селекционная масличная культура. Однако бригадирша вела нас дальше и дальше. Наконец, она остановилась.
- Вот вам два ряда. Собирать все ягоды, ничего не оставлять, а то не приму работу.
Мы с сыном разочарованно посмотрели друг на друга. Вредная начальница выделила нам, случайным новичкам, явно бесперспективный участок. Оба наших ряда состояли из старых, корявых и очень высоких деревьев с редкими ягодами на ветках. Я почесал затылок и робко спросил:
- Как же туда лазить?
- Возьмете стремянку, - отрезала бригадирша, круто развернулась и исчезла за деревьями.
Мы еще раз огляделись. Участочек нам достался еще тот. Может, на такие бросовые участки бригадирша направляла всех новичков. Может, именно мы ей чем-то сильно не понравились. В обе стороны от нас уходили два ряда деревьев, явно давно вступивших в свой климактерический возраст. На каждом дереве лишь несколько веточек плодоносили нормально, остальные сучья усеивали редкие цепочки мелких ягод.
Делать нечего, назвался сборщиком, полезай на дерево. Сын приволок откуда-то высокую деревянную стремянку, мы нацепили на свои шеи плоские поддоны из тонких дощечек и операция «Облепиха» началась. При столь скудном урожае скребки оказались бесполезными, и мы уныло стали собирать ягодки невооруженными пальцами, по одной. За шесть часов светлого времени при непрерывной работе мы набрали пять с небольшим ведер ягоды на двоих. Сборщики с соседних участков уже потянулись с тяжелыми мешками на согбенных плечах к приемному пункту.
Я сбегал к машине и подогнал ее к нашему несчастному участку. Сын приволок наш урожай к машине, мы сели и посовещались. Как делить наш сбор с государством? Пополам – слишком жирно для государства. Забрать себе три ведра, а два оставшихся ссыпать в мешок и залить водой, - могут отловить и крепко взгреть. К тому же при ручном сборе наша ягода почти не дала соку, и вода в мешке будет слишком заметна: ягода отдельно, вода отдельно. Мы почесали затылки и договорились, что кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Мы быстро поставили палатку, занесли в нее наш урожай и пересыпали три ведра ягод в канистры. Одну канистру набили полностью до горловины, вторая наполнилась меньше, чем наполовину. Сыпать липкую ягоду в узкое горлышко оказалось не просто, но мы справились. Два с небольшим ведра ягод мы оставили в пластиковом мешке. Я подумал и немного потоптался по мешку. Сын изумленно смотрел на мои действия. Пришлось объяснять.
- Воду надо хорошо перемешать с соком, а то заметно будет.
В мешок с мятой облепихой мы вылили полную канистру воды и хорошенько потрясли мешок. Получилось очень неплохо. Внизу мешка колыхалась густая оранжевая жидкость, сверху толстым слоем плавала ягода. Как там говорил наш советчик? Даже по четыре ведра в мешок льют? Четыре у нас просто не поместится, а третье вполне можно добавить. Мы вылили в мешок половину другой канистры, свернули лагерь и повезли сдавать свой скромный сбор.
У сарая стояли грузовые весы, и к ним змеилась довольно длинная очередь сборщиков с полными мешками. Люди настроились на долгое ожидание, и многие расположились по-домашнему. Они ужинали, пили чай из термосов, лежали и вели неторопливые беседы. Мы пристроились в хвост очереди, и я пошел посмотреть обстановку. Наш единственный мешок выглядел жалко. Другие бригады сдавали по три-четыре, а кое-кто и по пять мешков. Во всех прозрачных пластиковых мешках основной объем занимала жидкость. В большинстве мешков жидкость имела почти натуральный оранжевый цвет облепихового сока, но в некоторых эта жидкость откровенно напоминала слабо окрашенную артезианскую воду. Прав наш советчик, честный сборщик. Ну и народ в нашей стране! Обманывают родное государство, как только могут. В ближайшем будущем надо обязательно учесть этот передовой опыт.
Свой мешок мы сдали уже в полной темноте. Учетчица записала нам 48 килограммов. На жидкость в мешке она не обратила ни малейшего внимания. С радостью не пойманных жуликов мы помчались в Бийск на ночевку. На следующий день мы не поехали на плантацию. Я решил сразу же заняться приготовлением масла. Мы выдавили сок из ягод. Это оказалось нелегко, при выдавливании ягоды превращались в липкую маслянистую массу, и сок отдавали неохотно. Более-менее отжатую массу я разложил в гараже на просушку. Для приготовления облепихового масла требовалась воздушно-сухая ягода. Как говорил мой опытный знакомый:
- Сушить надо, пока она станет шелестеть.
На плантацию мы вернулись через день, и там нас ждал сокрушительный удар. Пока мы возились с ягодой, кто-то основательно поработал с нашим малоурожайным участком. Неведомые злоумышленники прошлись по нашему участку и ободрали ягоды со всех веток, на которых они росли более-менее кучно. Теперь на наших корявых деревьях остались лишь жиденькие цепочки ягод, рассеянные по колючим веткам.
Тут я увидел неподалеку нашу суровую начальницу, которая выделила нам этот бросовый участок. Я подозвал ее, объяснил ситуацию и попросил выделить нам новый участок. Однако распорядительница отрезала:
- Ничего не знаю. Может, вы сами пенки сняли. Пока не соберете всю ягоду, работу не приму.
Она удалилась. Спина ее выражала непреклонность и осуждение недобросовестных любителей легкой наживы. Все правильно. Не надо хлопать ушами и разевать рот. Но теперь эти наполовину обобранные деревья нам ощипывать до самой зимы. Хорошо, если на этих объедках соберешь за день пару ведер ягод. А нам еще надо сэкономить для себя семь с половиной ведер. Мы чесали затылки и мучительно искали выход из безнадежного положения. И тут сын нерешительно промолвил:
- Вон там, за дорогой, такие кусты! Усыпаны ягодой. Говорят, специальный масличный сорт. Только туда никого не пускают.
И выход нашелся. Мы ввели разделение труда. Сын остался на нашем обобранном злоумышленниками участке. Он взобрался на стремянку и принялся терпеливо ощипывать ягодку за ягодкой. А я с поддоном под мышкой по-воровски, за кустами, с озиранием перебрался через дорогу в запретную для новичков часть плантации. То, что я увидел там, потрясло меня.
Вокруг расстилалось безбрежное пространство, густо заросшее ровными рядами кустов облепихи. Такой облепихи я никогда не видел. Это и в самом деле какой-то особый сорт. Облепиха росла аккуратными раскидистыми кустами не выше меня ростом. Ровные длинные ветки без сучков и почти без колючек сгибались под тяжестью невероятного количества ягод. Темно-оранжевые, крупные ягоды усеивали ветки так густо, что почти скрывали узкие, длинные зеленовато-серебристые листья.
Некоторое время я боролся с совестью. Заниматься откровенным браконьерством в таком заповеднике, в облепиховом раю весьма нехорошо. Но потом я разозлился и победил голос своей совести. Дура-начальница заставляет таких простофиль, как мы, щипать по ягодке на давно постаревших и почти бесплодных деревьях, а чудовищный урожай с этих богатейших кустов уйдет под снег, ягоды все равно наполовину осыплются в снег и сгниют. И я стал злостным браконьером.
Я спрятался между кустами, встал на колени и начал быстро соскабливать ягоды скребком. Минут за 15 я очистил десяток веток, и ведерный поддон наполнился доверху. Со всевозможными ухищрениями я перебежками от куста к кусту доставил добычу на наш участок. Сын чуть не свалился с дерева, когда увидел полный поддон необычайно крупных, темно-оранжевых глянцевых ягод.
- Давай вместе?
- Нет уж. Не хватало, чтобы тебя застукали. И вообще это нехорошо. Ты уж тут отдувайся за нас обоих.
Целый день я бегал, как торопливый воришка, на изобильный участок и обратно. Пару раз я видел, как вдали на дороге маячила та злая дура – начальница, приходилось долго выжидать, пока она не уйдет. Совесть же меня почти не беспокоила. Заканчивались восьмидесятые годы, в стране стараниями нашего разговорчивого лидера Горбачева воцарился абсолютный бардак. Даже самый непросвещенный житель от Москвы до самых дальних окраин видел, что мы катимся к какому-то неприятному концу, что дальше такое продолжаться не может.
Народная легенда гласит, что при встрече Брежнева с Фордом оба президента двух сверхдержав заспорили, чья страна богаче. Брежнев, якобы, уверенно заявил:
- СССР богаче, чем США. У нас населения 230 миллионов, каждый ворует, а страна держится.
Теперь, при Горбачеве, в воздухе, будто поветрие, разливалось предчувствие, что все эти его эксперименты с ускорениями и перестройками добром не кончатся. Правители, начальство, цеховики уже без всякого стеснения растаскивали богатство страны. Остальные тянулись за ними, каждый в меру своих возможностей и способностей. Каждый хватал то, до чего мог дотянуться, не воровал только ленивый.
Я опасался других сборщиков. Что поделаешь, человек от природы завистлив. Даже невинный младенец заходится в реве и пытается отобрать у другого сосунка более яркую игрушку. А уж когда доходит до взрослых дядей и тетей, тут надо держать ухо востро. Один мой друг не раз с горечью говорил об этой человеческой черте:
- Мне ведь когда хорошо? Мне ведь не тогда хорошо, когда мне хорошо. Мне хорошо, когда другому плохо.
Мой друг не одинок в такой оценке. Мы, русские люди, в приступе самокритики частенько приписываем себе все смертные грехи. Дескать, мы – ленивые бездельники, завистливые и падкие на чужое благо. Увы, мы наговариваем на себя. Жадность – не наша исключительная черта. Еще древние индусы сложили печальную притчу. Один древний индус оказал какую-то немалую услугу Будде. Признательный Будда сказал этому благодетелю:
- Проси у меня, что пожелаешь. Я все тебе дам. Но с условием: твой сосед получит в два раза больше.
Несчастный древний индус взял тайм-аут до утра и всю ночь не спал. Его терзали страшные сомнения и колебания. Попросить у Будды мешок золота? Но сосед получит два мешка золота. Попросить корову? У соседа прибавится две коровы. Просить новый дом? У соседа окажется два новых дома. Утром измученный благодетель пришел к Будде и попросил:
- О, святой Будда! Выбей мне один глаз!
Есть другой вариант концовки этой душераздирающей притчи, когда благодетель попросил Будду лишить его одного из своих парных детородных органов.
Я очень боялся своих соседей. Уж если они заметят мои махинации, то обязательно донесут. И тогда генетически злобная начальница развернется по полной, вплоть до статьи УК РСФСР. Маловероятно, но возможно, что соседи не донесут, но тогда они непременно захотят сами попользоваться запретным изобилием. А уж при массовом набеге кто-нибудь обязательно попадется, и тогда плохо придется всем сборщикам.
Каюсь, наши советские люди оказались гораздо лучше, чем я о них думал. Когда я со вторым поддоном ворованных ягод пробирался на свой бросовый участок под прикрытием кустов, то, к своему ужасу, вдруг натолкнулся на кого-то. Сердце у меня, мелкого расхитителя государственной собственности, ушло в пятки. Но мой испуг быстро прошел. На меня налетел точно такой же браконьер с полным поддоном таких же запретных темно-оранжевых сортовых ягод. Коллега по ремеслу улыбнулся с великим облегчением и добродушно сказал:
- Чуть не помер от страху. Не бойтесь, тут все так делают.
В следующие рейсы я уже осмелел и частенько видел за элитными кустами коленопреклоненных браконьеров. Они с завидной быстротой скоблили скребками длинные ветки, поникшие от тяжести изобильного урожая.
Все обошлось. За световой рабочий день я приволок в палатку 18 полных, с горкой поддонов. Сын за это время набрал почти два ведра мелких, бледных ягод. Мы закрылись в палатке и принялись делить добычу. Чтобы не возбуждать подозрений, решили сдать государству всего три мешка. В каждый такой мешок мы высыпали по два с половиной ведра ягоды и вылили по три ведра воды. Восемь ведер отборной облепихи мы засыпали в четыре канистры. Остаток поместили в два «лишние» пластиковые мешка и засунули под заднее сиденье. Сдача урожая прошла без сучка, без задоринки.
На этот раз я уже освоился со здешними порядками, боязнь разоблачения почти полностью исчезла. Здесь и в самом деле все так делали. Лишь некоторые принесли мешки с бледно-оранжевыми мелкими плебейскими ягодами. Это наверняка такие же законопослушные новички, какими оказались мы в первый день. Ничего, завтра, от силы послезавтра они отбросят робость и освоят передовой народный метод. У большинства же сдатчиков на толстом слое разбавленного сока плавала темно-оранжевая, сортовая, запретная масличная облепиха.
Больше мы на плантацию не ездили. Я почти до весны перерабатывал ягоды в облепиховое масло. Совесть меня не мучила и не мучает до сих пор. И дело не в том, что «все так делают». Свой грех я полностью переложил на наше родное государство, которое поступает в точности, как гоголевский Плюшкин. Поскольку государство – понятие растяжимое и безликое, но очень вредное для отдельно взятого человека, то я в качестве конкретного козла отпущения выбрал злую и глупую бабу–начальницу. Работа у нее, конечно, нервная, но не надо срывать свою злость на других.
А месяца через три, уже глубокой зимой, мы с сыном получили по 82 рубля за сданную государству облепиху.