Человек

Серж Франциско
Он часто думал об этом, смотрел про это в кино. Об этом сообщали в новостях.
Трагедия.
Ужас.
Страх.
Реальность страшна тогда, когда она похожа на сон. Кажется, что сейчас, ты проснешься, и кошмарный сон развеется, как утренний туман под натиском свежего ветра, отдохнувшего  ночью на побережье ближайшего моря. Ты подумаешь всего лишь мгновение о том, что тебе снилось, снова закроешь глаза и уснешь. Проспишь до утра, а утром и вовсе забудешь о том, что тебе снилось. Так все воспринимают реальность. Реальность похожая на сон. Беда в том, что сон похожий на реальность, куда хуже.
Все дело в том, что мы воспринимаем видимое буквально. Мы разучились применять воображение и абстрагироваться от того, что видим. Из за этого мы путаемся в простых повседневных делах, по этому наша жизнь так сложна.
Он видел страх в первый раз. К этой секунде ему было двадцать пять лет, восемь месяцев, двадцать дней, шесть часов, сорок восемь минут и пятнадцать секунд. Невидимый счетчик, работал безошибочно. До места прибытия остается пятьдесят минут, и он чувствует себя счастливым.
Говорят, что жизнь- это длинный марафон. У кого то она похожа на спринтерскую дистанцию.
Как узнать кто ты, марафонец или спринтер?
За окном тишина. Облака плывут без цели. Солнце светит по привычке.
Здесь нет птиц. Для них это слишком высоко и холодно. Здесь только люди рассекающие безбрежие небес. Люди, которым страшно.
-Что вы думаете по этому поводу?
Рядом сидящий с ним мужчина лет сорока, улыбается, задавая такой странный вопрос.
-Я думаю это интересно.
Отвечает он и вновь смотрит в иллюминатор. Там все без изменений.
-Сейчас выпадут кислородные маски. Вы не помните, как их одевать, я как назло прослушал инструкцию по безопасности?!
-Вам подскажет ваш инстинкт самосохранения, за это не беспокойтесь.
Он полон умиротворенности.
-Сколько вам лет?
-Двадцать пять.
-Вы чем то смертельно больны?
-Нет, я совершенно здоров.
-Вам совсем не страшно?
-Бессмысленно бояться неизбежного. Какая разница, умрете вы сегодня или спустя двадцать лет, забытый всеми, в полном одиночестве с осознанием прожитой в пустую жизни.
-Быть может вам нечего терять, у вас нет семьи, дома, друзей, девушки, собаки?
-У меня есть все из того, что вы перечислили, но я не вижу ничего такого, чтобы нас спасло на высоте десяти тысяч километров над землей. Мы в открытом небе. Здесь нет служб спасения, нам не на кого надеяться.
-Как насчет молитвы?
-Молитвы кому, Богу, который это все допустил? По-моему это наивно.
Между ними повисло молчание. Мужчина смотрел в спинку кресла и улыбался, а он снова смотрел в иллюминатор.
-Знаете,- начал мужчина, я летаю уже около пятнадцати лет. Наверное, в первый раз я полетел, в том возрасте, в каком находитесь сейчас вы. С того момента, на моем счету примерно сто рейсов. И каждый раз, когда я заходил в самолет, я надеялся, что он упадет. Это был мой своеобразный ритуал. Если я чувствовал внутри себя надежду на крушение, я знал, что все будет нормально. Сегодня я не ощутил этой надежды. Сегодня внутри меня штиль. Это забавно, не правда ли?
-Может быть. Сегодня мой первый полет.
-Как? Вот это уж действительно ирония судьбы. Куда направляетесь?
-Навстречу с издателем.
-Вы писатель?
-Теперь уже нет. Кому нужен мертвый писатель?!
-Это точно.
-Ну а вы?
-Я архитектор. Ехал навстречу с заказчиками.
-Мертвый писатель и архитектор.
-Звучит, как название повести.
-Может быть.
-Интересно, что мы еще живы, но говорим о себе уже в прошедшем времени.
-Этим следовало заниматься с самых первых дней своей жизни.
-Вот как? Откуда столько цинизма?
-Это просто мое мировоззрение, ни больше, ни меньше. Видите ли, я всегда мечтал стать писателем. Писал с детства. Мне все говорили, что это бесполезное занятие и что мне следует заняться чем то серьезным. Никто не верил в меня. Но я считал, что следует довести начатое до конца, хотя бы потому, что на эту мечту я потратил не один год своей жизни, и расстаться с ней означало бы, просто вычеркнуть эти годы из своей жизни. Я шел упорно вперед и как видите, в итоге добился своего. Пусть мечта не сбудется в полной мере, но по крайне мере я знаю, что она сбылась. Я летел заключать контракт, понимаете? Я выиграл этот бой.
-Оттого, вы так спокойны?
-Быть может да, а может и нет. Я всегда приучал себя не жалеть о прошлом. Прошлое, это то, что случилось с нами, с нами прошлыми. То есть в прошлом были мы, но уже не те мы, которые есть в настоящем. Каждую секунду мы обновляемся. За то время, как я отвечаю на ваш последний вопрос, моя жизнь обновилась восемнадцать раз. Сожаление о прошлом мешают нашему обновлению, мешают нашему прогрессу. Умение оставлять свое прошлое в покое- это высшее мастерство.
-Вы им владеете в совершенстве?
- Наверное. Хотя быть в чем то уверенным наверняка, нельзя никогда. Даже в то, что мы умрем. Да, скорее всего с вероятностью 99, 99%, от нас не останется ни кусочка, но все же, есть одна тысячная на то, что мы выживем. Быть может не все, но хотя бы кто то из нас, понимаете?
- Вроде бы да, но что же получается? Наша жизнь- это теория вероятности?
То есть, можно просчитать любой результат, своего действия или слова? И зная итог, выбрать наиболее удачный вариант?
-Я бы не понимал это все настолько буквально, но если вам так хочется, то пожалуйста.
Их разговор прервал стюард, который дрожащим голосом сообщил, чтобы все успокоились и приготовились надеть кислородные маски.
-Я не буду ее надевать.
Ответил он и в очередной раз посмотрел в иллюминатор.
-Я понимаю, разницы между тем, умрете ли вы от повышенного давления или от удара об землю, практически нет.
-Если быть точным, около пятнадцати-двадцати секунд.
-Вам нравиться считать?
-Это успокаивает. Помогает сосредоточиться.
-На чем?
-На том, что я буду отвечать Господу Богу, когда предстану пред ним.
-Но, если я не ошибаюсь, вы не верите в Бога.
-С чего вы это взяли?
-Из вашего ответа про молитву.
-Так поняли это вы. Я не атеист.
-Вот как? А кто же?
-Человек.
-Я имел в виду, какую религию вы исповедуете?
-Моя религия- человечность. В нашем мире так много христиан, мусульман, буддистов и людей прочих религий, мировозренний, профессий и так мало настоящих людей.
- Вы настоящий?
-Нельзя быть ни в чем уверенным до конца, но я старался им быть.
-В чем же отличие настоящего от всех остальных?
-Он видит в других равных себе.
-То есть равенство?
-Именно.
-Я думаю таких людей немало в нашем мире.
-Правда? Скажите, а вы готовы пожать руку бомжу и улыбнуться ему? Но так, чтобы по -настоящему и искренне? Вы сможете проработать пять лет в центре для детей- даунов, и при этом не думать, что вы лучше них и вам повезло больше?
-Мне кажется это абсурдом. Я считаю, что если вы не братаетесь с бомжем и не работаете волонтером в центре для детей инвалидов, это не делает вас не настоящим человеком, хотя бы по тому, что вы не сделали человека бомжем, и не вы виноваты в генной мутации детей даунов.
-В этом то вся и разница. Вы считаете, что если вы здесь ни при чем, то соответственно вам нет дела и до того, что происходит с другими и, каково ваше отношение к ним. В этом все дело. Вы считаете, что вы лучше. Что дает вам такую уверенность?
-Моя работа. Моя семья. Мои успехи.
-Неплохо. Но с работы, вы однажды уйдете или вас уволят. Ваши успехи прекратятся и начнутся неудачи. Семья отвернется от вас, и что тогда? Кем вы станете?
-Я останусь собой.
-Вот видите. Вы останетесь собой, но не человеком. Нас с рождения учат оставаться собой при любых обстоятельствах, и никто не учит нас быть человеком и оставаться им всегда.
-Мне кажется это спорное мнение.
-Но это мнение, а значит, оно имеет право на существование, не правда ли?
-В этом вы правы.
Снова повисло молчание. В этом реквиеме жизни были слышны молитвы и крики. Шепот и плач. Близился конец.
-Расскажите о своей семье.
Он посмотрел на мужчину, который думал в эту самую секунду как раз о ней.
Мужчина посмотрел на него и снова опустил взгляд.
-У меня есть жена, с которой мы прожили вместе двадцать лет. Моя любимая жена. У нас есть дочь, который послезавтра будет двадцать. Моя любимая дочь. Она учится на филолога. Изучает испанский. Грезит уехать в страну Лорки и Дона Кихота. Похоже, что она счастлива.
Моя жена, как мне кажется, слишком сильно опекает ее. Но ее можно понять, она едва не умерла, при родах. Дорогой подарок, как она говорит про нашу дочь. Это действительно так. Я всегда боялся потерять кого то из них. Потерять безвозвратно. Это был мой самый большой страх и самый ужасный кошмар. Теперь я размышляю над тем, теряю ли их я или они теряют меня?! Быть может, мы теряем друг друга в равной мере. Только им больнее, чем мне. Моя боль прекратится очень быстро, а их будет тянуться и тянуться. Я говорю так, по тому, что знаю их слишком хорошо, чтобы ошибаться. Надеюсь, это не разобьет им сердце. Надеюсь, пройдет время, и они по-прежнему будут счастливы, как прежде. Я молю об этом Бога. Мои любимые…
Мужчина заплакал. Закрыв лицо руками, уткнувшись в колени, он тихо всхлипывал.
-Вам страшно?
Он смотрел в спинку впереди стоящего кресла. Перед его лицом болталась кислородная маска, ему было жарко и хотелось пить, но он был спокоен.
Мужчина вытер слезы.
-В смысле боюсь ли я смерти?
-Как вам угодно. Боитесь?
-Да. Это похоже на то, как будто самый лучший день твоей жизни оказался просто сном. Я чувствую себя разочарованным.
-Жизнью?
-Смертью. Я всегда считал, что для нее должны быть причины. Болезни, войны, катаклизмы, глупость людей. Но наша смерть- нелепа. Мы просто жили и теперь, совсем скоро будем мертвы.
-По-вашему это несправедливо?
-Скорее всего, не заслуженно. Мы не можем попрощаться со своими родными, сказать о том, как мы их любим, закончить все свои дела, а уж потом спокойно умирать.
-Для вас важен акт окончания, полноты?
-Верно.
-Что ж, в чем то вы правы. Но я, скорее всего с вами не соглашусь.
-Например.
-У меня есть старшая сестра. Наши родители замечательные люди. Они всегда любили нас. Но с самого раннего детства, мы с сестрой считали, что родителя любят одного из нас больше. Мы постоянно пытались найти тому доказательства, устраивали из этого скандалы. Родители на наши претензии отвечали просто, когда вы вырастите, вы все поймете. Когда мы выросли, достаточно для того, чтобы узнать всю правду, родители объявили нам, что мы не родные их дети. Они взяли нас в детском доме. То есть меня они взяли в доме малютки, а затем разыскали мою сестру и забрали и ее. Всю жизнь мы прожили, пытаясь понять, кого из нас родители любят больше, а потом в один миг поняли, насколько мы были глупы. Мы рыдали, просили у них прощение. Тогда я понял, кто такой настоящий человек. Тогда я понял смысл любви.
Моя девушка, замечательный человек. Она мой ангел. Лучше девушек, чем она, я не встречал. Она художник. У нее большое будущее. Но карьера ее беспокоит в меньшей мере. Она работает волонтером в центре для детей даунов, от которых отказались родители. Там мы с ней и познакомились. В ней меня привлекла не внешность, нет, хотя она, безусловно, очень красива, но не это главное. Я полюбил ее душу, а уже потом плоть. Ее жертвенность и любовь к этим детям убедила меня окончательно в том, что не важно чего ты добьешься в жизни, сколько будет у тебя денег на лицевом счете в банке, будет ли о тебе говорить весь мир и носить на руках. Важно то, стал ли ты человеком по отношению к другим людям! Без этого понимания, все остальное не имеет совершенно ни какого значения.
Через три месяца мы должны были пожениться. Мы на это надеялись и верили в это. Но нельзя, ни в чем быть уверенным точно. Я не сожалею о том, что не имею возможности попрощаться с родными и сказать им о том, как я их люблю. Они знают об этом. Они не будут страдать. Они будут сожалеть о том, что моя жизнь оборвалась так рано, но не более. Боль обойдет их души стороной. Потому, что в них живет любовь. Любовь преодолевает любую боль. Я не боюсь смерти, потому что я люблю. Люблю эту жизнь, этот мир, этих людей. Мне дорога, каждая секунда, ибо она больше не повторится и останется в прошлом навсегда. Сожалею ли я об этом? Нет, что было, то было и этого уже не изменить. Главное, что будет впереди. Все остальное нас уже не касается. Все прежние поражения и победы, принадлежат не нам, а нашему прошлому. Наше настоящее открыто для новых свершений. Вот, что дает мне веру. Обновление. Наша жизнь обновляется. И будет обновляться и после нашей смерти, потому что мы остаемся жить в сердцах тех, в ком оставили добрый след. Злые следы стираются быстро, их затаптывают другие следы. Но добрые, не затоптать, они ведут к одной цели, к человечности, к равенству. И пока эти следы есть в наших душах, человек будет жить. Ибо друг без друга, наша жизнь не стоит ничего. Лишь вместе мы можем остаться настоящими. И я не знаю другого выхода.
Он замолчал. Кровь текла из его носа. Лицо покрылось потом. Глаза мужчины горели, каким- то светом, он ощущал его внутри себя. Как будто кто -то зажег внутри него лампочку, осветил его тьму, изгнал все страхи и боль. И теперь ему не страшно.
Он протянул ему руку. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Внутри них была тишина. Вокруг них были слышны последние крики, стоны, мольбы…
Взявшись за руки два человека летевшие на борту самолета, который потерпит крушение через двадцать секунд не бояться смерти. Не бояться расставания с жизнью и теми, кто их любит. Не бояться, потому что они вместе. Вместе они в последний раз посмотрят в иллюминатор и убедятся в том, что там все по-прежнему.
Облака плывут, солнце светит.
Здесь нет птиц. Для них это слишком высоко и холодно.
Здесь только люди, которые не понявшие смысла жизни стремительно падают вниз, полные страха и отчаяния, не замечающие двух человек, таких же как и они…но только счастливых.
Невидимый счетчик работает безошибочно.
5
4
3
2
1
Говорят, что жизнь- это долгий марафон. У кого- то она похожа на короткую спринтерскую дистанцию.
Как узнать кто ты, марафонец или спринтер?