С любовью к чечне

Гумер КАРИМОВ

С ЛЮБОВЬЮ К ЧЕЧНЕ

ДОРОЖНЫЙ ДНЕВНИК ЮФИМА САНИИ ИЛИ ЗАПИСКИ ТРЭВЕЛОГА


1. ВОЯЖИ 2008 ГОДА

В наше время, да с нашими доходами, да по огромной стране Россия не очень разъездишься, однако мне повезло.
Сначала друг мой, однокашник по альма-матер, чеченец Муса Ибрагимов позвал на свой юбилей – было это в самом конце апреля – начале мая. И я видел не только полуразрушенный и полувосстанавливающийся Грозный, но и весь Северный Кавказ от Минеральных Вод до вод Терека. Что примечательно: сейчас, после кровавых разборок на Кавказе южном, за Цхинвалским перевалом и Кадарским ущельем та поездка и «политические» разговоры, что мы вели с представителями чеченской интеллигенции, воспринимаются почти пророчески…
Потом меня позвала моя совесть в родные места, в Уфу, на мою не такую уж малую родину, где «блудный сын» Юфим Сания не был долгих 19 лет…
Я вернулся в мой город
Знакомый до слез…

После того, как я, наконец, поклонился могилам матери и отца, своих родных, будто камень с души свалился. Побродил в старом дворе, куда меня в тысяча девятьсот сорок седьмом привезли из роддома на Пушкина, где, между прочим, за шесть лет до меня в сорок первом родился Сергей Довлатов. Там один из героев моего романа «Девять жизней»  – Толик по прозвищу Шаляпин сидел на скамеечке, такой же, как пятьдесят лет назад, будто время совсем не властно над ним…
И, наконец,  вояж последний – в дорогую моему сердцу Вологодчину, где другой однокашник по философскому факультету Виктор Астахов много лет рулит гуманитарным факультетом Вологодского Теханологического… Где могила Николая Рубцова. И воспоминания, потому как с Вологдой меня многое связывает…
Но подробнее об этих поездках в Уфу и на Вологодчину я рассказал в другом месте, а здесь вернусь к своей первой поездке в Чечню на юбилей моего друга Муссы Ибрагимова четыре года назад, с которой и началась моя любовь к этой удивительной земле и ее людям, оставившим в мое душе неизгладимы «чеченский» след…


2. В ГРОЗНЫЙ, НА ЮБИЛЕЙ К ДРУГУ

«Юбилей – дело отнюдь не серьёзное и не повод для размышления о жизни, раньше надо было размышлять, юбилей нужен для того, чтобы вас всех собрать, и не тех, кто зачем-то нужен, а только тех, кто необходим…»
Даниил Гранин

Муса Ибрагимов прислал письмо по е-mail из Грозного. Пригласил на свой юбилей. В конце апреля 2008-го моему другу юности исполнилось 60. Дело в том, что в начале декабря прошлого года он приезжал на такой же юбилей ко мне в Царское Село. Так что,  с меня причитался ответный визит…
Ещё одну цитату от Даниила Александровича я мог бы легко не брать в кавычки. Ведь это обо мне написано:

«Когда я сидел на чужих юбилеях, я ждал, что скажут сами юбиляры, это было самое интересное, потому что я надеялся узнать, как надо жить правильно, как живут красиво, деятельно, ибо все, кому отмечают юбилеи, конечно, достойны восхищения, то есть, достойны или не достойны, я не знаю, но говорят о них обязательно с восхищением.
Однако юбиляры своих секретов почему-то не открывают.
И вот так, ничего не узнав, я добрался наконец до своего юбилея.»

Но речь сейчас не о себе веду, а о своём друге…
Для человека любознательного, а тем более, для человека пишущего, любая поездка в радость. Сменить обстановку, уйти, хотя бы ненадолго, от обыденности и, самое главное, набраться новых впечатлений – это ли не притягивает? Да и то: ни куда-нибудь, а в Чечню! Знакомые звонят, спрашивают: «Как ты на это решился?» Люди все еще воспринимают сей Кавказский регион как зону повышенного риска. Но разве я об этом  думал?
Стартанули в 11- 05, на стареньком ТУ-134. На таких я летал  тридцать-сорок  лет назад. Я в воздух давным-давно не поднимался. Последний раз лет 10 назад, путешествовал на Канары. Только на «Боинге» и это совсем не из этой жизни…
Сидим в салоне экономического класса, в самом хвосте самолёта. Лёту до Минеральных Вод – три часа. Там нас встретят и повезут в Грозный.
Женька забыл Приглашение от  Мусы (красивую бумагу с парламентскими печатями и подписями официальных лиц) а Юрка его за это беззлобно ругал.
Мужики уткнулись в газеты. Чудаки, будто газеты нельзя почитать на земле. А она сверху – загадочна и неисчерпаема. Меня дочка просила снимать её с высоты полета, и я добросовестно пытаюсь выполнить ответственное задание. Реки образуют причудливые змеиные тропы, непредсказуемые, как и всё у искусителей, а дороги – грубо прямолинейны.
Многокилометрово и высокомерно тянутся огромные леса, они «кочевряжатся» вокруг водоёмов. А пашни кажутся залысинами на черепе Земного шара.
Безоблачно, солнечно и синева, тут, наверху – до рези в глазах.
Из-за шума двигателей, а мы сидим с ними рядом, ибо они встроены в корпус, как уши у Чебурашки, всё слышится приглушенней, и поэтому надо постоянно сглатывать, чтобы что-то слышать.
Все эти забытые ощущения мгновенно вернулись из памяти: со студенческих лет я много летал.
С парнями, что сидят за мной, мы учились на философском факультете ЛГУ. Жизнь разбросала нас по свету, Муса – в Чечне, из-за войны, хлебнул всякого… А те парни, что сидят в креслах позади меня, далеко не «дураки».
Юра Бойцов, самый младший из нас, сейчас преподает философию в Академии живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина в Санкт-Петербурге. Доцент, кандидат наук. Готовится к защите докторской диссертации. У него, между прочим, одиннадцать детей. И только двое из них – его собственные. Однако это другая история, если я остановлюсь на ней, не напишу задуманной.
А Женя Елинзаров, вообще умница! Он защитился как экономист, работает в солидном научно-исследовательском институте, руководит лабораторией. Очень много пишет. А те две книги, что издал, вообще никто написать не сможет. Одна из них – «Философия кошки». Другая – «Античный город», мы с женой готовили её издание, а я даже написал к ней короткое послесловие, чем неимоверно горжусь.
В отличие от моих друзей, не изменивших своей профессии, я стал человеком, «что-то там пишущим», может быть поэтому, они как нормальные люди спокойно читают газеты, а мне положено терзать прихваченную из дома общую тетрадку (хотел взять ноутбук, но жена подняла на смех, сказав, что это выпендрёж).
Тут в небе, я вновь вспомнил Гамзата Цадасу:

«Не говори сто, если знаешь одно. Скажи одно, когда знаешь сто».

Жена будет ругаться, что повторяюсь, но почему не повторить лишний раз мудрые мысли? Как там дальше-то?
 
«Обо всём могут рассказать только все. А ты расскажи о своём, тогда и получится всё. Каждый построил только свой дом, а в результате получился аул. Каждый вспахал только свое поле, а в результате вспаханной оказалась вся земля».

А я летел и мысленно упражнялся в придумывании афоризмов:
«Обо всём может знать только Аллах, да и то, если периодически скачивает информацию по Интернету».
(Потом Муса рассмеётся, когда я ему это скажу).
Я тоже мог бы говорить об Мусе сто, но сейчас скажу одно: Я потерял его 30 лет назад. Последний раз видел в Башкирии у себя на Родине. И вновь обрёл своего друга в декабре прошлого года, когда мне исполнилось 60…
Муса, твой народ, твоя земля и ты сам хлебнули горя. Здесь на небесах, по соседству с Аллахом, я попросил его, чтобы он не позволил повториться такому никогда.
Итак, мы потихонечку летели на юбилей нашего друга. И знали, что в эти минуты где-то в небе летит самолёт из Вологды с нашим однокашником Володей Асташовым. И его я потерял тридцать лет назад, а он с Мусой на моей родине, в Башкирии много лет проработал в Уфимском нефтяном институте. Они никогда не теряли друг друга. Сейчас он декан гуманитарного факультета в политехническом университете в Вологде.
В декабре мы все собираемся к нему на 60-летие.
Из самолёта хорошо видно землю, правда, попадаются кучевые облака, отбрасывающие на неё довольно внушительные тени.
Когда внизу появилось водное пространство, очень широкое, Женька сказал, что это устье Дона. Времени 13-30.
И вот обозначились разбросанные там и тут, хорошо просматриваемые сверху знаменитые пять гор-лакколитов – Бештау (Пятиглавая гора), «лермонтовский» Машук, Железная…
Смотрел в иллюминатор, а в памяти вставал образ 26-летнего юноши, отчаянного сорви-головы, гениального от Бога и, как говорят некоторые его современники, довольно «несносного» по характеру. Здесь, на Кавказе, он просто «достал» своего сослуживца и выстрел, прозвучавший у подножья горы Машук 15(27) июля 1841 года оборвал его жизнь…

Я счастлив был с вами, ущелия гор,
Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас,
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..

А ещё вспомнил, что перед самым отъездом, работая над повестью о Пушкине и Натали, читал одно из писем к брату Льву: «… жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной…»  И чувствовал, что Пушкина в этих краях ещё не раз вспомню…

Во дни печальные разлуки
Мои задумчивые звуки
Напоминали мне Кавказ,
Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,
Аулов и полей властитель пятиглавый…

Потом, по возвращении, я перечту «Путевые заметки» Александра Грибоедова:

«… Верхи снежных гор иногда просвечивают из-за туч; цвет их светло-облачный, перемешанный с лазурью. Быстрина Терека, переправа, караван ждёт долго. Кусты. Убитый в виду главнокомандующего (конечно -А.П.Ермолова – Г.К.)… Приближаемся к ландшафту: верхи в снегу, но ещё не снежные горы, которые скрыты; слои, кустарники, вышины…»

Заметка озаглавлена: «Моздок – Тифлис. 1-й переход» Датирована 13 октября 1818. А я лечу в 2008-м. Двести десять лет спустя…
А еще «С берегов Куры» Константина Паустовского:

«Сегодня – воскресенье, и я ушёл из нового Тифлиса в старый, на гору Давида, на могилу Грибоедова, заросшую чёрным плющом.
Внизу лежало море плоских крыш, вилась Кура, а за ней синим льдом уже горели вершины Главного хребта.
И глядя на бронзовый барельеф Грибоедова, слушая в тишине и пустынности плеск воды в церковном фонтане, читая стёртые строки о том, что Грибоедов «убит в Тегеране генваря 30 дня 1829 года», я вспомнил, какая это древняя земля, покрытая тысячелетней пылью».

В Тбилиси, по ту сторону Кавказского хребта я был в начале перестройки по приглашению своих друзей-предпринимателей. Увы, сейчас не лучшие времена в наших отношениях с Грузией. Вот и с Чечнёй были еще совсем недавно отношения… Да какие могли быть отношения? Война!
А вот теперь я лечу на эту истерзанную двумя войнами землю и заранее люблю её, потому что люблю своего друга. Мне плевать на политиков, прикрывающихся «великими государственными интересами». Нет у меня никаких интересов, кроме одного: скорее прилететь и обнять Мусу.
Посадка. Аэропорт принял нас радушно – теплом и солнцем, встретили же сын Мусы  тридцатишестилетний Аслан, его я помнил  еще маленьким ребёнком, и Султан, помощник Мусы, закончивший факультет на год позже нас, и благодаря Ибрагимову, мы хорошо знали друг друга.
От Минвод до Грозного по Федеральной трассе «Кавказ» километров триста, а точнее – 276 км. Мы сели в служебную «Волгу» Мусы.  Наш маршрут пролегал через Пятигорск – Нальчик – Эльхотово – Беслан – Назрань –  Грозный.
Нам предстояло не просто пересечь весь Северный Кавказ. Впереди нас ждало нелегкое испытание знаменитым кавказским гостеприимством.
Дорога заняла весь остаток дня, мелькающие названия населённых пунктов,  либо ничего не говорили, либо, напротив, будоражили воображение, заставляя вспоминать то школьный учебник по литературе или истории, то страницу из классика, то газетные и телевизионные репортажи недавних кровавых событий на Кавказе…
Время от времени в машине раздавался звонок мобильного телефона Султана. Это нетерпеливый Ибрагимов интересовался, где мы сейчас?
- В Минводах, куда заезжали «затариваться», и я видел, что в этом старом городе, отмечающем свой юбилей такие же дома, оставшиеся в наследство от Советов – пятиэтажки, хрущовки и брежневки, но встречается и новодел, так же безвкусно кричащий и аляповатый, как везде, как, скажем в Москве и в Питере. 
- Стоим в пробке на подъезде к крупнейшему на Кавказе оптово-розничному вещевому рынку – наследию дикого капитализма, на многие километры растянувшемуся вдоль Федеральной трассы.
- Сидим в уютном отдельном кабинете придорожного кафе за обильным столом, и на наших тарелках дымились шампуры с горячими «настоящими» шашлыками и хорошая водка в доброй компании славных людей согревала нам души…
Потом мы снова ехали по замечательной асфальтовой трассе, обсаженной то пирамидальными тополями, то цветущими в эту пору вишней или сливой, то грецким орехом или каштанами. И было ли это на земле Ставрополья, в Карачаево-Черкесской Республике, в Кабардино-Балкарии или Республике Северная Осетия-Алания… Либо под Карабулаком, на подъезде к Грозному…
В душе жило ещё до конца не осмысленное, но полнокровное ощущение мирной жизни и жажда только одного – чтобы эта жизнь продолжалась на этой многострадальной земле.
Когда подъехали к Грозному, быстро темнело, как везде на юге. Аслан вёл машину по улицам одноэтажной части города с заброшенными или разрушенными частными домами. Безрадостные, печальные картины… В дальнейшем мы столкнёмся с этим не раз. На одной из таких улиц, у дома с высоким кирпичным забором и массивными стальными воротами с барельефом головы льва машина остановилась.
Ворота широко открылись, и перед въездом образовался широкий полукруг встречающих. Выскочив из машины, я шёл к людям, ища глазами своего друга. И оказался в объятьях большого и сильного человека.
- Привет, Муса! – стискивал я его.
- Я – не Муса, - обнимая меня, тихо засмеялся человек, - я – Бека.
Беку, как мы звали Мусалипа – второго по старшинству после Мусы его брата, я хорошо знал ещё в Питере, он тоже там учился в Лесотехнической Академии. И со старшим братом – имел поразительное сходство, из всех братьев особенно. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что я их  перепутал.  Но всё равно было смешно.
Обнял Дети – жену друга…
Годы изменили нас: где та жгучая, стройная горянка, которую я впервые увидел в 1971 году?
- Где твоя жгучая чёрная шевелюра, Юфим? – улыбается верная и единственная на всю жизнь супруга моего друга, родившая ему четверых детей… А теперь у него четверо внуков…
Время не очень-то нас щадит. Появляются болячки. «Возвращение» Мусы через 30 лет для меня первоначально началось заочно: с телефонных звонков, статьи, что он прислал в мой журнал, фотографии, посланной по Интернету. Глядя на фото, я понял, как мы изменились… Впрочем, разве мы внутри себя это чувствуем? Только взглянув в зеркало или , как в зеркало, друг на друга… А так мы не ощущаем ни морщин, ни седин, оставаясь по-прежнему молодыми.
А потом я вздрагиваю от неожиданности, интуитивно чуть не падаю на землю, но лишь втягиваю голову в плечи от пистолетных выстрелов и автоматных очередей салюта в честь «высоких гостей». Традиция, появившаяся в послевоенной Чечне…  Ничего не попишешь – оружия здесь сейчас навалом. Но об этом позже…
Наконец обнимаю Мусу: «Нельзя объять необъятное» - вспомнил я Козьму Пруткова, хотя растроганный встречей и вспоминая того высокого и стройного, как кипарис юношу, которого я знал много лет назад, был по настоящему счастлив сейчас…
Позже, в Приэльбрусье, куда друг увезёт нас  после основных юбилейных торжеств, в сауне отеля, мы взвесимся: У Мусы - 120 кг. – против моих 67... Но высокий рост друга скрадывал его вес.
Обнялись и с Володей Асташовым, прилетевшим через Москву из Вологды прямо в аэропорт Грозного, пока принимающего самолёты только из нашей столицы. Володя тоже уладил как-то свои дела на работе и вырвался на юбилей и вот он стоит у Мусы во дворе дома, и я обнимаю своего давнего друга с такой знакомой застенчивой улыбкой. Идут годы, мы стареем, толстеем, умнеем, а может, наоборот – глупеем, обрастаем детьми, внуками, условностями, но с юности осталась у Вовки эта обаятельная и застенчивая улыбка и от малости этой так хорошо на душе.
Но не только своей улыбкой знатен мой друг. Вернувшись из Башкирии в родные края, Асташов ни много, ни мало в 1989 – возглавил секцию философии в составе большой кафедры, которая объединяла всех обществоведов вуза, затем, в 1993, стал заведующим этой кафедры; от неё потом отпочковались две кафедры. Получилось уже три кафедры, они и послужили основой для создания гуманитарного факультета. Сейчас на факультете – шесть кафедр, ведется подготовка по трем специальностям - впрочем, сказать об этом легко, да поди, сделай, попробуй. И потому о Володе рассказать подробно у меня еще повод будет, ибо юбилей его не за горами – в конце этого года.
Вот так незаметно прошёл этот длинный и суетный день, и, расставаясь на сегодня с Мусой и его добрым окружением, немного грущу, думая о том, что не просто день прошел, а тот, после которого в нашей встрече – на один день меньше. Читай Сенеку, Мусса:
«Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, но и его кто хочет, тот и отнимает». 

Впрочем, мы сами тратим его неразумно и расточительно. То на дурное потратимся, то не на те дела, что нужны, а чаще - просто так – на лень да безделье.
«Все проходит – пройдет и это» - печально вздохну, вспомнив известное изречение мудрого Соломона…

«Свобода общения, издревле присущая выпускникам одной alma mater, свойственная гуманитариям толерантность, эйфория встречи давно не видевшихся друзей — все это вместе рождает какую-то особую атмосферу, когда разные по вере, обычаям, политическим убеждениям люди могут говорить друг другу все, что взбредет в голову. Это не проходит незамеченным: вспоминается былая (вовсе не мифическая) «дружба народов», светлую ностальгию о которой выпитые количества переводят во взаимные подначки. Кто-то бросает пафосную мысль о возрождении былого единства, кто-то из русских, на лету подхватывая идею, ехидно замечает, что всякое единение требует залога, а что взять со старого татарина и чеченцев. Впрочем, находимся и мы: ведь жертвенность должна быть взаимной».

Этот текст вписал в главу Юджин. Мне он понравился и я оставил его.
- Может быть, омусульманить вас, ребята, - говорю Женьке, Юрке и Володьке.
- Вы не волнуйтесь, - подыгрывает мне Муса, - больно не будет, все под наркозом сделаем.
- Пустяковая операция! – солидно добавляет Султан…
Мы устали с дороги, да и водка, какой бы вкусной она не была, не зря плескалась в наших желудках, к тому же, и в доме у Мусы естественно было застолье и продолжение возлияния*.
Так что уснул крепко, снов не видел, а если видел, то не помню: пьяный был.
Это уж потом, вернувшись в свой город и работая над этим материалом, читал параллельно в журнале «Звезда» прозу Даниила Гранина «Листопад». И находил там отклики на состояние своей души. Петербургский писатель старшего поколения в этой своей вещи афористичен как нигде. Поэтому и хочется его цитировать:

«Мое правило: сегодняшний день – мой самый счастливый день в жизни. Потому что большую часть жизни мы живём или вспоминая хорошее, или надеясь на хорошее».

* В 2008 г. в Чечне еще не было «сухого» закона. Когда мой читатель дойдет до поездки в 2012 году, тогда поймет, как с этим строго стало теперь.

1. ГРОЗНЫЙ ГОРОД

На следующий день, всю его первую половину, младший брат Мусы Мовсур знакомил нас со столицей Чеченской Республики. Так теперь она официально называется. Погрузив всех нас в свой джип, медленно повёз по не весёлым улицам города. Действительно, следы недавней разрушительной войны повсюду, но все-таки город оживает, восстанавливается.
Сразу за бурной и быстрой Сунжей, второй после Терека реки в республике, в самом центре столицы возводится огромная мечеть на 10 тысяч прихожан, точная, хотя и уменьшенная копия стамбульской мечети, перестроенной когда-то из знаменитого византийского Софийского собора.
Напротив строящегося культового сооружения разбит сквер, главной доминантой которого, является памятник А. Кадырову – первому президенту
новой Чени. У памятника  два часовых с автоматами. Здесь мы сфотографировались.*
Масштабы восстановления города значительны, они поражают, своим размахом. Но всё-таки многое предстоит еще сделать. Катастрофически не хватает средств, хотя Федеральный центр старается республику не обижать, но что поделать, если Грозному и всей республике нанесён такой разрушительный урон.
Многие микрорайоны города практически стёрты с лица земли. В сотне метров от дома моего друга – знаменитая площадь Минутка: здесь не сохранилось ни одного здания, в памяти оживают жуткие кадры телевизионных репортажей…  Несколько раз проехали под мостом, и вновь смертоносные кадры телевизионной хроники встают перед глазами: «теракт против генерала Романова…»  Того самого, который хотел остановить войну…
На километры растянулся Старопромысловский район столицы,  зрелище не совсем приятное. Вдоль дороги выстроились пятиэтажки, многие из них разрушены, другие – стоят, зияя огромными пробоинами от снарядов, диаметром 5-10 метров. Но и в них живут люди, удивительно: вместо оконных стекол – полиэтиленовая плёнка или наспех заделанные, заштукатуренные стены и проёмы…
В центре города многие разрушенные дома разобраны строителями. В том числе уничтожено и знаменитое здание бывшего Обкома КПСС, при генерале Дудаеве – Президентский дворец.
Разумеется, короткая поездка не может  претендовать на объективность, да мне это и не нужно. Меня волнует другое.
Стало общим местом говорить о том, что История не имеет сослагательного наклонения. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь: так оно и есть…
Утверждается также, что богиня Клио ничему не учит. А вот худо, коли

* К сожалению, этого памятника сейчас там нет, он демонтирован и перенесен в другое место. Г.К.
так. Ведь если чудовищная война на территории нашего государства в конце
двадцатого, начале двадцать первого века, унесшая столько жизней, превратившая в опустошенное, безжизненное пространство, некогда цветущий и богатый край, ничему нас не научит, то что же мы за люди такие, что за граждане Великой страны?
Никогда не смогу я понять ни нравственную, ни политическую сторону мотивов наших поступков ещё вот почему:
Тридцать восемь лет назад двадцатидвухлетним парнем приехал я из далекой Башкирии в Ленинград учиться. В тот же год из далёкой Чечено-Ингушетии в Ленинград приехал еще один провинциал – Муса Ибрагимов. Нам повезло, мы стали студентами «умного» философского факультета одного из престижнейших вузов страны – ЛГУ имени Жданова.
Годы учебы сдружили нас. Мы, как и тогда, и сейчас не очень задумываемся над тем, кто из нас кто по национальности: все скопом - представляли одну страну, единую историческую общность, во всех общественно-политических монографиях самонадеянно и громко называемых – советский народ. Как не иронично сегодня это ни звучало бы, потому что нет такой нации, но скажи нам тогда, что из-за национальной розни, религиозных предрассудков или еще почему-то, огромная многонациональная страна развалится на куски, и часто развал будет сопровождаться «кровавыми» событиями - мы бы восприняли это, как бред сумасшедшего.
За эти годы с нами происходили разные вещи, мы теряли связь друг с другом, потом вновь нашлись.
Но вот прошла война. И что же? Нам возненавидеть друг друга? Стать врагами? Чёрта с два! Мы никогда не предадим нашей дружбы в угоду каких-либо политических игр, хотя в жизни случается всякое: минувшие постперестроечные десятилетия показали нам, как на огромном пространстве великой страны, где народы, веками жившие в братской дружбе, когда смешанные браки – обычное  явление, вдруг становятся кровными врагами. Семьи разрушаются: Что это? Монтеки и Капулетти в межнациональных масштабах?  Как такое могло произойти?
Забегая вперёд, скажу также, что на своем юбилее, Муса подвёл меня к писателю Канте Ибрагимову. Канта подарил мне свой роман «Сказка Востока» о походах и завоеваниях великого Тамерлана. За другой свой роман «Прошедшие войны» Канта получил Государственную премию России. Но и в этом подаренном романе немало страниц посвятил писатель истории своего народа… Я книгу его начал читать, как «Коран» - с обратной стороны, с Послесловия. И там прочёл:

«…любое зло, даже самое страшное, со временем забывается. Любое добро со временем забывается. Остается лишь знание, а оно должно быть истинным…»

Вот про знание и пойдёт речь ниже. Поездка к Мусе дала возможность не только встретиться с ним. Он познакомил нас с чеченской интеллигенцией – интеллектуальной элитой народа. Мы привыкли думать об этой маленькой и мужественной национальной общности на Кавказе, как о весьма воинственной. Но мы увидели других чеченцев – блистательных интеллектуалов, мыслителей, миротворцев: такие сейчас нужны республике как никогда!
Вернувшись в Питер, я получил от Мусы письмо:
«Юфим, привет! Меня все еще не покидает глубокое разочарование. Так было хорошо все эти несколько дней – и вдруг вы уехали. Такая тоска! Но теперь привыкаю к прежнему образу существования… Всех вам благ и счастья. Ваш Муса.»
Нет, мы никогда и ни за что не забудем о нашей дружбе…
Однако, я отвлёкся. Мы с Мовсуром колесили по городу. Вот ещё одно памятное место: кладбище – не кладбище, но я нигде не видел столько надгробных камней, собранных в одну огромную кучу. Сами камни с высеченной арабской вязью я узнал сразу: по традиции мусульман такие надгробные плиты стоят и на наших татарских и башкирских кладбищах на моей родине. Но эти плиты, как нам рассказали, собраны и привезены сюда не с кладбищ. После выселения чеченцев сталинские вандалы разрушили их родовые кладбища, надгробные плиты использовали для строительства фундаментов животноводческих ферм и в качестве бордюрного камня на улицах г. Грозного
Из груды надгробных камней вздымается пронизанная страшной энергетикой, рука, сжимающая кинжал… Все вместе образует легко читающийся знак, но диссонирующая стилистика какого-то слишком искусственного новодела делает неестественным и сам символ. Оставляя в стороне уместность подобного призыва к возмездию, нельзя не сказать, что никакой призыв не может нести в себе принуждения,—  в общей же композиции памятника почти физически ощущается насилие над чувствами зрителя... 
Спрашиваем мнение Мовсура, — бывший министр тоже не одобряет такой символ.* (Через четыре года, побывав снова в Грозном, Юфим не увидел этого памятника, демонтирован). Площадь образовалась во времена Джохара Дудаева и посвящена памяти  сталинской депортации чеченского народа 1944 года…
То была ещё одна большая несправедливая  ложь, каковых, увы, так много в истории нашей страны советского периода. Никакого массового предательства со стороны чеченцев не было. Отдельные проявления национализма, единичные факты предательства возможны у каждой нации: в семье не без урода…
А вот факты массового героизма чеченцев в Великой Отечественной войне хоть и скрывались от народа, но все равно стали известны. Например, героическая оборона Брестской крепости обеспечивалась, в том числе, чеченскими воинами. Их было там около трехсот. Чеченец – воин. Он умеет воевать. Увы, мы это знаем.
Но обвинить весь народ и подвергнуть его унизительной массовой депортации в Казахстанские степи, то есть обречь целый народ на уничтожение – это ли не прямое оскорбление нации, которое не так просто забыть чеченцам… Кстати, мой друг тоже не в Чечне родился. Факт его биографии: Муса родился в Казахстане. Отец и мать работали на шахтах «Актюбинскуголь».
И ещё одна памятная деталь. Мовсур показал место, где был погребён первый президент Грузии Звияд Гамсахурдиа. Первым президентам всегда несладко приходится. Печальный конец Гамсахурдиа, Дудаева, непростая судьба Горбачёва… Может это объединило и сдружило Джохара и Звияда? Хотя, казалось бы, для чеченцев после депортации по приказу другого грузинского вождя всякая дружба представителей этих двух народов вообще невозможна… В прошлом году сын Звияда вывез останки своего отца и перезахоронил на грузинской земле…
Что еще можно сказать о нашем коротком знакомстве с городом? На улицах много молодежи. Девушки ходят в косынках. Лишь в этом отличие от других девушек России. А так, молодежь одета хорошо, красиво, модно, современно.
Чувствуется, молодежь тянется к знаниям. Об этом и Мовсур говорит.
Он рассказывал о возрождении в Чечне среднего и высшего вузовского образования. Впрочем, об образовании мы многое узнали в тот же вечер, на торжествах в честь юбиляра в столовой Нефтяного института, где был накрыт стол более чем на сто человек…
Я заметил, как долго вёз нас Мовсур к этому самому Нефтяному институту. Петлял по городу так, будто заблудился или хотел «замести следы». Я ничего не сказал, только уже на обратном пути обратил внимание, что от института до дома Мусы – всего несколько минут езды.
«В 1975 году был направлен на преподавательскую работу в Уфимский нефтяной институт». За этой короткой строкой – целая история. Я уже сейчас не помню подробности, но дело в том, что у меня была рекомендация в аспирантуру. А я направлялся на учёбу от Уфимского нефтяного института. И надо было возвращаться домой. Муса и Владимир Асташов «выручили», поехали «отрабатывать» за меня.
В 1978 году он вернулся на родину и с тех пор работает в Грозненском нефтяном институте. Начинал ассистентом, затем стал доцентом, в настоящее время профессор, заведующий кафедрой  политологии и социологии ГГНИ. С 2001 года является также профессором кафедры философии, политологии и социологии ЧГПИ. А недавно избран еще и членом-корреспондентом Чеченской академии наук. Когда мы были у него в гостях, Мусса еще являлся депутатом Парламента Чеченской Республики.

4. ЮБИЛЕЙ

Само юбилейное торжество, начавшееся в 4 часа дня, длилось более 6 часов. Проходило оно в классических традициях кавказского застолья. Во главе длинного Т - образного стола, кроме самого виновника торжества восседал тамада и несколько самых почетных и заслуженных людей республики. Остальные гости тоже рассаживались по субординации, то есть по степени своих заслуг и общественной значимости.
Разумеется, на почётном месте выделены и гостевые места для нас. Перед нашими приборами стояли таблички с именами. Кунак на Кавказе – святое. На протяжении всего вечера нам об этом не раз напоминали ораторы,  начиная свои поздравительные речи с обращения к питерским гостям. Конечно, все это было очень приятно, но радовало другое: к своему 60-летию наш друг достиг очень высокого положения в своей родной Чечне.
 
«Тосты за родителей, за удачную дорогу, за детей, за тамаду. Постепенно я вникал в искусство вести застолье – нелегкое, мудрое, весёлое.
Иногда мне казалось, что здесь соблюдают абстрактные законы гостеприимства, подчиняясь обычаям, а не велению души, но всякий раз убеждался, что был неправ. Никто не заставлял их выкладываться. Им не хватало русских слов, они переходили на родной язык…»

Это не я написал. Даниил Гранин. И не о чеченцах, а о грузинах. Но мне казалось, что на том застолье он рядом с нами сидел и всё правильно сказал, а мне не сказать лучше.
А я у него же вычитал одну формулу нашего отечественного историка Николая Новикова:
«Просвещение без нравственного идеала несёт в себе отраву»
Думаю, Муса как историк это хорошо понимает.
В конце 1990 года Муса Муслиевич Ибрагимов участвует в подготовке и проведении первого съезда чеченского народа, где избирается членом Президиума исполкома Общенационального Съезда  Чеченского Народа. Однако, после второго съезда, выразив несогласие с позицией Д. Дудаева, он выходит из его состава. В тот же период был одним из учредителей и лидеров  общественной организации «Ассоциация интеллигенции», выступавшей против действий дудаевцев, направленных на вывод ЧР из правового поля Российской Федерации.
В октябре 1991 года, он - один из руководителей долгосрочного митинга, протестующий против режима Дудаева.
И все же… С 1995 по 2002 года Муса вынужден был покинуть республику, жил в Саратовской области. Страшно было и за семью, да и за собственную безопасность… Сначала, как бы стал «чужим среди своих» - отстаивал необходимость «оставаться в правовом поле России». Но во время военных действий, федеральные войска не очень разбирались, кто есть кто. Мы покривили бы душой, скажи, что Муса стал «своим среди чужих». Он вообще никого из федералов «чужим» не считал, а считал себя всегда гражданином России. Но ведь он был чеченец. А значит был потенциально опасен… Словом, уехал… И там даже грузчиком приходилось работать, чтобы семью прокормить…
Туда в 1997 году много чеченских семей выехало. И тогда мой друг создал и возглавил Саратовскую региональную общественную организацию - «Общество чечено-ингушской культуры «Нийсо». Под его руководством общество помогло обустроиться на территории области тысячам беженцев из Чеченской Республики. Он сумел установить хороший контакт с Администрацией области, лично с губернатором Д.Ф. Аяцковым.
После возвращения  домой, избранный в Совет региональной общественной организации «Интеллектуальный центр Чеченской Республики», Муса с головой окунулся в общественную работу и здесь.  С помощью этой общественной организации способствует поддержке образования, культуры, здравоохранения. Особое внимание уделяет воспитанию молодежи на нравственных традициях чеченского народа. Учреждены и вручаются ежегодные премии лучшим представителям интеллектуального труда. Издаются сборники научных трудов и научно-популярные издания.
Надо сказать, что Центр и его заслуги высоко оценил, вручив ему в день юбилея свою главную награду – медаль «За профессиональную честь». Но не только интеллектуалы республики отметили заслуги своего коллеги и товарища. Указом Президента Чеченской республики Рамазана Кадырова, мой друг был удостоен государственной награды – медали «За заслуги перед Чеченской Республикой».
Однако на вечере отмечали не только официальные заслуги Мусы.  Прекрасно говорил о его семье тамада: «Отец и мать работали в шахте на казахстанской земле и каждый день спускались в забой… Но иногда они всё-таки поднимались на поверхность, и в результате в семье появилось семеро детей: семь сыновей и одна дочь».
В студенческие годы я видел отца Исы, приезжавшего как-то к сыну. Увы, давно его нет на свете, но памяти этого человека надо низко поклониться. Простой шахтёр, он понял, поднимая своих детей, как важно дать каждому из них образование. О том, что нелегко это было сделать, излишне говорить, но тамада напомнил гостям: мало того, что Введенский район дал республике двух докторов наук, профессоров, их дала Чечне – одна простая рабочая семья…
Сейчас как притча звучит запомнившийся мне ещё со студенчества рассказ друга, попавший в мой роман «Девять жизней»:
«Муса, … согласно отцовскому завещанию, унаследовал дерево грецкого ореха. Представляете, наследство – дерево! Со своими братьями он привозил несколько мешков с орехами в Ленинград. Оптом сдавал их на рынке. Потом весь учебный год мог спокойно не думать о деньгах». Своё ореховое дерево досталось от отца каждому из сыновей. И это помогало им учиться…
А теперь у Мусы с Дети своих четверо.
Но вернемся на юбилейный вечер. Долгая официальная часть длинных речей в честь юбиляра, по-кавказски витиеватых, совмещённая с обильной выпивкой для гостей и не менее обильным чревоугодием, подошла к концу, и начались танцы.
На Кавказе, для человека постороннего все танцы одинаковы (мы называем их «лезгинкой»). Гордая осанка, страстные, темпераментные движения джигита и плавные, целомудренные повадки девушки – универсальный принцип танца всех народов, живущих на Кавказе.
«Застёгнутый» на все пуговицы в официальной части, Муса, наконец, позволил себе повеселиться: все-таки вечер-то в его честь. И я вспомнил почему-то «Дэнс, Дэнс, Дэнс» Харуки Мураками:

«…ты звено в этой цепи. А она соединена со всем сущим. Это твоя цепь, связывающая тебя со всем, что ты потерял и чего ещё не успел потерять».
И ещё:
«Ты должен танцевать, пока играет музыка».

Тут и друг детства, ныне фермерствующий на земле Волгоградской, Макс (так его, во всяком случае, звали окружающие, хотя может быть это прозвище его) тому немало поспособствовал, придя на торжество со старой русской балалайкой. Выйдя к микрофону, он рассказал, как в детстве им с Мусой хотелось научиться петь и играть на инструменте. Родители не очень поощряли такое увлечение мальчиков, считая его пустым времяпровождением, но им страстно хотелось заниматься искусством.
Тайком от взрослых они уходили за край деревни и где-нибудь в укромном месте учились вокальному искусству. Те мелодии, те песни  друзья детства пропели гостям на вечере, потом присоединился к ним профессиональный певец  Магомед Ясаев и певица современной чеченской эстрады   Раиса Кагерманова. 
Наконец я дождался заключительного слова юбиляра. Это то, с чего начал автор этот рассказ. Но Муса тоже ничего не сказал про рецепты своей праведной жизни. Он только благодарил всех. И тогда стало понятно, что ни один юбиляр не скажет про себя: вот какой я хороший, дайте мне медаль; он только будет взволнованно стоять перед гостями и немного растеряно благодарить всех за то, что он есть, начиная от отца с матерью и всеми остальными, кого Господь определил ему на дороге Судьбы. И чем больше добрых и хороших людей ты встретишь на той дороге, и они не шарахнуться от тебя в сторону, оставшись навсегда твоими спутниками, тем очевиднее, что какой бы трудной ни была твоя Судьба, в итоге ты победил, потому что не разменял Жизнь на гроши пустых и поверхностных истин, а жил по большому, «гамбургскому» счету…
Образовался широкий круг, и в этот круг вытолкнули юбиляра, и его дочь Элиза грациозно повела своего отца на глазах восхищённой публики.  А затем тоже сделала и совсем ещё маленькая внучка Аймани, не менее грациозно поплывшая под широко раскинутой рукой большого, сильного и такого  надёжного дедушки. И я видел, как счастлив был Иса, потому что с ним были его друзья и коллеги, его братья и сестры, его дети и его верная Дети, подарившая ему этих детей, были мы – питерские посланцы его молодости. И глядя на него, все понимали, что вполне состоялась эта такая трудная, но такая красивая жизнь.
Ты должен танцевать, пока играет музыка, Муса!
Ночью, перед отъездом из Питера,  я написал стишок Мусе:

Все дальше и тише
из юности нашей слышны голоса.
Мы с грустью напишем:
но ты не печалься, Муса.
У каждой эпохи
свои прорастут дерева.
Что толку от вздоха,
что Жизнь не всецело права?
Нас порознь срубят,
а вместе мы просто леса.
Сравнение грубо,
но я торопился, Муса.
Писал эти строчки
за ночь до отлета к тебе.
И если не точен,
прости, что стихом по судьбе
мне как-то привычней.
Строка за строкой - полоса.
Ты начал отлично,
и прожил отлично, Муса.
Хоть было рисково -
шагал без оглядки вперед.
Но был ты фартовым
и выжил, как выжил народ!
Горжусь, небеса,
Всем сердцем - я другом таким.
Будь счастлив, Муса,
Бисмиля, ирахман, ирахим!

5.МАЁВКА В ПРИЭЛЬЮРУСЬЕ

Кажется, коровы на Кавказе также священны, как и в Индии. Бродят, где ни поподя, и никто их не смеет трогать. Мало того, они ещё и экстремалки, то есть, скалолазки – дай бог всякому! Созерцая их на так называемых пастбищах, задаёшь себе три вопроса:
Как они туда забрались без специального снаряжения?
Почему до сих пор не свалились оттуда и не сломали себе шеи?
Кто их оттуда спустит вниз?
Однако, не про них речь. Просто, все эти забавные мысли приходят в голову, когда едешь в Приэльбрусье по Баксанскому ущелью дорогою Прохладный – Баксан – Тырныауз.
Муса хотел сначала повезти нас не в Кабардино-Балкарию, а к себе в горы. На северный склон Большого Кавказа! И хотя чеченская Тебулосмта по высоте в 4493 метра уступает Эльбрусу, но мы ведь не собирались вершины покорять… Однако нет, не повёз. Побоялся. Мало ли что может случиться, решил он, время еще не спокойное, а к весне всякие недобитые остатки банд могут активизироваться…  Ещё не хватало с питерскими друзьями загреметь в какие-нибудь заложники. По этому поводу, ещё там в Питере мы шутили, когда я возмущался:
- Почему это, Женька, у тебя и у Юрки билеты на один и тот же рейс, одного и того же класса на самолёт стоят на полторы тысячи дешевле, чем у меня?
- Понятия не имею, но точно знаю, - когда будем сидеть в яме, с тебя, как заложника, выкуп потребуют в полтора раза больший, чем с нас.
Ехали мы туда на двух машинах: служебной «Волге» Мусы и джипе его друга Макса. Выехали с утра, после юбилейного торжества друга, где много ели, а пили умеренно, чтобы перед многочисленными гостями – местной интеллигенцией в грязь лицом не ударить. И Мусу в неудобное положение не поставить. Но все равно, мы все-таки выпили изрядно, и утром надо было «клин вышибить клином». Благо, друг наш всё предусмотрел: прихватил коробку отборной водки, закуску… Пили мы «С серебром». Знаете такую? И  я не знал до этого. Там на дне бутылки лежит серебряная монетка, вернее, пластинка. Водка, как слеза чистая, а вку-у-усная, зараза!
Саму поездку мы условно назвали «маёвкой», потому как выехали первого мая. Проезжая по Грозному, видели толпы людей, с флагами и шарами, устремившихся на демонстрацию. Но мы проехали мимо.
Идея нашего друга прекрасна: кроме четвёрки однокашников и самого Исы, был ещё его помощник Султан, поступивший на философский факультет на год позже, друг детства Макс и начальник охраны Мусы подполковник, оказавшийся весёлым и добрым человеком, Данил. Он и Макс водку не пили, потому как вели машины, то есть «вели трезвый образ жизни».
Юфим Сания перечитал этот давно написанный фрагмент. Живо представил тот Первомай: ясный, солнечный день на Северном Кавказе. Туда он прилетел со своими питерскими друзьями однокашниками на юбилей своего друга, чеченца Мусы Ибрагимова. С ним они до этого не виделись лет тридцать… Но про юбилей и все, что с ним было связано Юфим написал в другом своем рассказе «На юбилей к другу».
Тогда же, сразу после поездки, он взялся было и за второй рассказ об их путешествии в Приэльбрусье, но дальше одной странички - дело не пошло. Сейчас же, прочтя этот маленький текст, с наслаждением вспомнил то весеннее время, и, может быть, на фоне наступившей осени, настольгически затосковал… Ему даже почудилось, что на губах он ощущает вкус той водки «С серебром». То беззаботное состояние хмельной радости не столько от вкушенного алкоголя, сколько от всего, что сопутствовало выпивке: дорогие его сердцу друзья, серпантин асфальта в кавказском ущелье и эта небесная синь божьей благодати…
Но все-таки он тогда «слегка перебрал». То ли от этого самого «эмоционального перехлеста», то ли от того, что в дороге закусывали мало и небрежно. А может и потому, что годы берут свое, а студенческое «гитарное прошлое» давно позади. Словом, отмахав почти триста верст на машинах и прибыв на место, Юфим почувствовал «усталость». Дело катилось к вечеру. Они долго блуждали в поисках отеля, в котором Муса заранее условился их разместить. И хотя по дороге, они купили на рынке все для шашлыка и везли даже «дровишки», дорога их вымотала настолько, что о шашлыках было лень даже подумать. Они пошли в кафе и заказали ужин. Когда остальные лениво в нем ковырялись, Юфим думал о том, где бы найти врага, которому он с удовольствием отдал бы свой ужин. Но он тоже все-таки лениво в нем поковырялся. Даже в сауну не очень хотелось идти, но все же пошел и был вознагражден с лихвой. После сто десяти градусной жары на деревянных полках они шли в душ, а потом сидели на диване в белых простынях, потягивали пиво и разговаривали. Сауна взбодрила Юфима на какое-то время. Но когда пришло время идти «аиньки», он с наслаждением растянулся на чистых простынях и мгновенно провалился в глубокий и сладкий сон… Ему снился Расул Гамзатов. Может быть потому, что он спал сейчас под сенью голубых гор Северного Кавказа? Сон причудливо повторял давнюю юбилейную встречу в Уфе. В октябре 1969 года там состоялось событие, после которого в библиотеке Юфима долго хранилась книга стихов Расула Гамзатова «Горянка». Издана ещё «Золотой библиотекой школьника». В переводе Якова Козловского. На титуле расписался сам поэт, а ниже - его переводчик. Потом в гостях у Юфима побывал любитель автографов. Он «скоммуниздил» много книг, подаренных Юфиму авторами в разные годы.
Но сейчас Юфиму снился чудесный сон. В Башкирском театре оперы и балета собралось много людей. Они пришли поздравить Мустая Карима с пятидесятилетием. Среди друзей и гостей юбиляра был и он - Расул Гамзатов. Сидел у края стола президиума и, оперши кулачком свою большую с седой гривой голову, внимательно слушал поздравительные речи, зорко следил за всем, что происходит вокруг.
«Голубоглазая скала» - сказал как-то о прекрасном американском поэте Роберте Фросте Эдуардас Межелайтис. Поэт сказал так о поэте, и Юфиму снились «голубоглазые» скалы с палотен американского художника Рокуэлла Кента. «Голубоглазая скала» - подумал, Юфим во сне, глядя на аварца, потомственного поэта, и представил синюю страну Кавказа, будто писанную кистью Мартироса Сарьяна. Две горы встретились. Два фронтовика, однокашника, два бывших студента Литературного института. Будто Кавказ пришёл к седому хребту Уральских гор... Вопреки Корану: «гора пришла к Магомету» - подумалось во сне Юфиму.
Потом он подошёл к трибуне и поздравлял Мустая. Не помнит  этих слов Юфим. Но, наверное, это была хорошая речь - поэт не говорит плохих речей и всегда находит нужные слова в адрес своего друга. А потом он читал стихи на аварском. Если это не были звуки зурны, значит, это были песни пандура, а если это не песни пандура, значит, это звуки зурны.
В перерыве они спустились все в зал. Мустай Карим, Расул Гамзатов, Яков Козловский, Елена Николаевская, Михаил Дудин. Инна Снегова и многие другие известные и не очень поэты и писатели. Робея, подал Юфим Мустаю Кариму книгу его стихов. Мелькнула ручка в его руке. Расулу Гамзатову он подал его «Горянку». Явно польщённый, расписывается и он. А Яков Козловский Юфиму понравился больше всех. Он усадил юношу рядом и сразу спросил в лоб: «Стихи пишешь?» При такой постановки, даже теоретически было не соврать и Юфим потеряно кивнул. «Слышь, Расул, он стихи пишет», - улыбаясь, сказал знаменитый переводчик. И что-то добавил на аварском. Расул Гамзатович на аварском ему же и ответил. Яков Козловский засмеялся и перевел: «Расул Гамзатов сказал: «Это хорошо!» И еще он сказал, чтобы вы, юноша, никогда не показывали свои стихи Мустаю Кариму». «Почему?» - удивился Юфим. «Вот я его тоже спросил, и он сказал: «А вдруг вы стихи пишите лучше, чем Мустафа Сафич, и тогда он будет всячески препятствовать вашей карьере поэта». И они все весело рассмеялись. И Юфим тоже весело засмеялся.
Так это было. Таким увидел его Юфим, будучи ещё совсем юношей, тогда. И запомнил.
 
6. ОТСТУПЛЕНИЕ В СТОРОНУ УФЫ

Утром его уговорили сходить позавтракать, а потом он вновь забрался  по одеяло. И никакая сила, (даже Женька Елингаров, пытавшийся стащить Юфима с кровати за ноги), не смогла его разбудить. Может быть, еще и потому, что ему снова снилась его малая родина.
У Умберто Эко цикл лекций назван «Шесть прогулок по литературным лесам». Далек от каких-либо параллелей, просто ассоциации… Эко такие масштабы и не снились.
Его пятнадцатилетняя дочь, воспитанница Академии русского балета с улицы Росси, ни за что не хотела лететь в Уфу самолетом, боялась.
- Папа, - робко просила она, - поедем лучше поездом.
- Как же так, Юленька, - мягко подтрунивал Юфим, - ты же выбрала себе такую профессию: сплошные гастроли в будущем…  До Америки или Японии поездом не доберешься…
Дочка сердится, ей эти разговоры не нравятся, но она, тяжко вздохнув, вынуждена капитулировать: лететь придется.
Как Сания и предполагал, стоило девочке подняться по трапу и шагнуть в уютное нутро салона лайнера, как детский страх мгновенно улетучивается, уступая место ребячьему любопытству. Тем более, что летели на «Боинге». Так и представила себе, как будет рассказывать подружкам, что летела к папе на родину в настоящем «Боинге»: два часа десять минут и мы приземляемся в аэропорту Уфы.
А самое главное, был ночной полет, дочка прильнула к иллюминатору и не отрывалась от него в течение всего пути: светящиеся ночные города внизу казались ей Млечным путем. А еще, Юля впервые ощутила в полете, какая огромная страна – ее родина - Россия!
Встретили их в аэропорту все юфимовы родственники, хотя он попросил приехать только сына. Тот и повез их в город. Как неузнаваемо похорошела Уфа! Они ехали по ночному городу, по новенькому, грандиозному проспекту имени Салавата Юлаева и Сания совершенно не узнавал новый облик башкирской столицы. Честное слово, даже расстроился, и только когда въехали в старую, до боли знакомую часть его «малой» родины, сердце успокоилось.
Но все равно еще трудно разобраться Юфиму: радуют его эти удивительные перемены или расстраивают… С годами тихая улица Габдуллы Тукая, где до сих пор стоит его 14-я школа, бывшее медресе «Галлия» и липовые аллеи улочки Д.Благоева, где в большом старом дворе прошло все юфимово детство, щемят сердце гораздо больше чем грандиозные масштабы новостроек... Отсюда они бежали в парк Салавата Юлаева, почему-то переименованный впоследствии в парк имени Крупской. Хвала Аллаху, что ныне парку вернули прежнее имя… А по крутым склонам парка, сломя голову неслись к берегу родной Агидели, где пропадали все лето с утра до ночи…
Когда они с женой вышли из редакции «Бельских просторов», где тогда собирались напечатать его рассказы, шел дождь. А Сания радовался, что накануне, в солнечный день они с женой и дочерью совершили долгую прогулку по его родному городу, где он так долго не был. Проходя мимо Уфимского института искусств, вспоминал как на занятиях по актерскому мастерству впервые увидел Шауру Мусовну Муртазину, поставившую в те годы в Башкирском академическом театре драмы имени Мажита Гафури нашумевшую пьесу Вольтера «Магомет». 
Вот заикнулся о дочери-балерине, а ведь для него это воплощенная в ней мечта детства. Он долго занимался хореографией в детстве и отчаянно выделялся среди сверстником высоким прыжком.
-  Соня, - говорила его матери педагог Юфима, народная артистка СССР, дочь знаменитого писателя – Тамара Худайбердина, - твой сын талантливый. Его в Ленинград надо отправить, в Вагановское училище. Ему учиться надо балету.
Ну какая мама отпустит ребенка-первоклассника одного в огромный город? Да и Юфим не нудил: мечта – мечтой, а футбол мальчишке все-таки нравился больше. Может быть и зря, ведь в это время, уже начал свое восхождение к скандальной славе его земляк Нуриев. А его сверстник Миша Барышников усердно отрабатывал у станка.

7. ЧЕГЕТ

И вот он на Кавказе. Спит себе, а друзья его совершают «восхождение» на Чегет на подъемнике…
Юфим очень жалел об этом впоследствии, а тогда очнулся вдруг, увидел спящего по соседству Юру Бойкова и вскочил: «Что же я тут делаю, мать твою!» Впопыхах оделся и бросился к подъемнику. Но было уже поздно: веселые и довольные шли его друзья навстречу Юфиму, прочь от подъемника.
Потом, когда они вернулись в Питер, Женька, приехав к Юфиму в Павловск, показывал ему на компьютере фотографии, сделанные на Чегете, впечатление потрясающее: шикарные виды, снятые другом-однокашником вызвали у Юфима чуть ли не приступ белой зависти. Но когда, среди прочего, появилось «Кафе «Визбор», Юфиму вспомнилось далекое…
Актовый зал на 850 мест заводского клуба имени Козицкого на набережной Макарова на Васильевском острове неспешно заполнялся, прибывающей на концерт бардовской песни публикой. А в кабинете массового отдела Юфима Сании, где аспирант философского факультета попросту подрабатывал, сидел Юрий Визбор, курил трубку, пил кофе и разговаривал. Тогда он уже был знаменит, снялся в «Красной палатке» и в «17 мгновениях весны», его песни, похожие на репортажи, выходили на гибких пластинках в журнале «Кругозор» и звучали на радиостанции «Юность».
Юфиму было не просто уговорить барда приехать из Москвы, он звонил ему несколько раз, «соблазнял» номером «Люкс» в гостинице «Европейская» и действительно снял там апартаменты для Визбора. Правда, Юрий, кажется, так и не воспользовался номером. Сразу после концерта Юфим повез его на остров «Голодай» к Евгению Клячкину. У него они одолжили гитару на концерт, да так там и забурились… Юфим теперь уже не помнил точно, был ли в тот вечер с ними Александр Дольский. Или он был в другое время, ведь тогда Юфим организовал с десятка полтора концертов с участием московских бардов, пару лет назад, повстречав Дольского в Царскосельском лицее на церемонии вручения одноименной премии, Юфим спросил его о том далеком эпизоде и, хотя Александр покивал, да-мол помню, но вид у него был весьма неуверенный.
- Он, небось, и меня-то не помнит, - подумал про себя Юфим, а не то, чтобы тот эпизод.
А первым, кого пригласил Юфим на концерт, был Александр Лобановский. Зрителей собралось человек тридцать. И это даже не в зале, а в каком-то классе по технике безопасности: «Ты вдруг садишься за рояль, снимая с клавишей вуаль, и зажигаешь свечи…»
Или его знаменитое: «…евреи, бля, евреи, кругом одни евреи…»
Это потом уже концерты пошли косяком, Юфим даже абонемент организовал: Евгений Клячкин, Александр Дольский, Александр Абдулов, Юрий Кукин, Борис Полоскин, Александр Городницкий, Валентин Вихорев, Булат Окуджава… Булат Шалвович не хотел ехать. Обидели его в Питере как-то… Но Юфим ему сказал: «Мы же не к питерским снобам вас приглашаем, Булат Шалвович, а в рабочий клуб друзей песни, где вас любят и всегда ждут». И он приехал. Отработал за четвертак. И как отработал!

8. «SIXTEEN TONES»

- Муса, друг, а ты был на этих моих концертах?
- Был, конечно, - отвечает за друга Юфим.
- А помнишь, как Юлька организовала нам «халтуру» в Интуристе? И мы таскали аппаратуру американской группы «Кантри мьюзик шоу»? Ее сколотил Эрни Форд. Старые меломаны знают его знаменитую композицию «Sixteen tonеs». Тогда нам платили баксами. Может быть впервые в жизни мы хрустели этими бумажками. А Полл, руководитель группы, все приглашал нас в бар и угощал водкой. Мы не хотели водку. Мы хотели «Мартини» или еще что-нибудь. Попробовать. Но Полл решил, видно, для себя, что русские пьют только водку. Мы пили, конечно, эту заразу. Не ангелы были. А «Мартини» не пили никогда. Хотелось попробовать. Но нам было неудобно. Ах, Юлька, мои друзья любили тебя! Когда через тридцать лет Иса узнал, что тебя уже давно нет на свете…


9. «САД» в «КОЗИЦКОГО»

Воспоминания, тем временем, гнали Юфима дальше. Ведь они были напрямую связаны с Мусой и их путешествием на Кавказ. В жизни все так тесно переплеталось… И вновь Юфим задумался: а был ли Иса на концерте в «Козе»? Ведь они с Витей Астаховым уже тогда уехали по распределению на Урал, в Башкирию, в город Салават, где работали  в филиале  «Уфимского нефтяного института». Но Сания точно помнил, что ребята приезжали тогда в Питер, но в тот ли вечер? Вряд ли, Юфим бы ни за что не променял вечер с друзьями-однокашниками на вечер даже с такими знаменитостями. Стало быть, друзья были у него в другое время. Быть может, это было заседание Философского клуба «Сад Эпикура», тоже организованного Санией для рабочих и служащих завода…
Об этом клубе стоило бы сказать особо. Как-то в кафе у «Чугунных ворот» в Павловске Юфим столкнулся с Юрием Никифоровичем Солонинным, преподававшем в годы учебы Сании на философском факультете ЛГУ.  Ныне доктор философских наук, профессор Солонин –  декан факультета. А еще сенатор, заседает в Совете Федерации. В кафе мы просидели, может быть, около часа и вспоминали в том числе и «Сад Эпикура». Ведь Солонин тоже часто заглядывал в этот клуб, выступал на заседаниях… Юфим тогда много чего затевал, фантазия у него была безграничная… То Славу Палунина пригласит с его ребятами, поставить спектакль на музыку «Обратной стороны Луны» группы Пинк-Флойд. То позовет молодую труппу бродячих артистов и они импровизируют для Философского клуба «Чайку Джонатана» Ричарда Баха. То сам Юфим, замотавшись в простыню, читает «Диалоги Платона».  Словом, заседания проходили интересно, живо и вскоре стали очень популярны. На одном из таких философских вечеров в «Казицкого» скорее всего и присутствовали Муса и Владимир.

9. «ЧЕБУРЕЧНАЯ» НА 6-й ЛИНИИ И ПОЛОТНА ЧЕЧЕНСКОГО ХУДОЖНИКА

Вот, однако, как далеко увело Санию «клиповое» сознание от Приэльбрусья. И во времени, и в пространстве… И вот он снова сидит в чудом уцелевшей еще с совковых времен «Чебуречной» на Шестой линии Васильевского острова со своими друзьями- однокашниками Вовкой Смирновым, Юркой Боцовым и Женькой Елинзаровым, и они вспоминают Мусу и Володю. Собственно, вспомнить есть чего. Ведь только две недели назад Юфим с Юркой Бойцовым были у Володи Асташова в Вологде на юбилейных торжествах. Тому стукнуло 60.  Туда же подкатил вместе с Султаном Муса из Грозного. Тем самым они как бы завершили годовую юбилярскую программу. Начав еще в декабре 2007 года на 60-летии Юфима в Павловске, куда съехались все его друзья, они продолжили затем отмечать юбилей Исы в конце апреля 2008 года. Наконец, в декабре того же года завершили юбилейные торжества в Вологде.
Но Сания забежал немного вперед. С легкой руки Мусы всюду, решительно всюду проступает у Юфима в рассказе «чеченский след». И проступает он с помощью удивительных ассоциаций. Вот вспомнил, что Вовка Смирнов по прозвищу Наполеон и Юрка Бойцов в «Репинке» преподают.  И, тут как тут, появляется в «Чебуречной» поэтесса Вера Махмудова, первый муж которой – чеченец, двоюродный брат Мусы. Мало того, она еще приносит Сание две великолепно изданные книги о чеченском живописце, выпускнике этой самой «Репинки» Саиде Бицираеве. О нем Юфиму тоже очень хочется написать. Но разве можно о нем написать лучше, чем это сделал художественный критик и профессор Анатолий Федорович Дмитренко? Или автор книги «Испанская Рапсодия Саида Бицираева» Абрам Григорьевич Раскин? Или сама Вера Махмудова, посвятившая Саиду несколько стихов:
Нет, конечно. И судите сами. Вот цитата из книги Д. Дмитренко «Саид Бицираев»: «В жизни Саида было то, что я бы назвал предопределением судьбы, соединившей разных художников, сумевших разглядеть талант Бицираева». В самом деле, его любимый учитель  в «Репинке» - «прославленный мастер», фронтовик Юрий Непринцев. Да и другие его учителя Александ Романычев, Федор Смирнов прошли сквозь горнило Великой Отечественной… Последний, кстати, и пригласил молодого художника на кафедру общей живописи знаменитой «Мухинки». Было это четверть века назад. Так с тех пор Саид Хусейнович там и преподает.
Испанию Саид Бицираев посетил дважды. Был в Барселоне, на Пальмаде Майорке и в городе Фигерос, где побывал в музее Сальвадора Дали: «Эти маленькие глотки испанского неба, моря, природы - пишет о нем в своей книге А. Раскин, - драматизм древней игры-борьбы человека и животного, боя быков – корриды, запали в душу художника. Под небом Северной Пальмиры он вспоминал Испанию».  Впрочем, это ведь не удивительно, национальный темперамент и характер горца-чеченца в чем-то очень близок испанской натуре. Да и в традициях русской культуры всегда было принято обращаться к испанской теме. «Каменный гость» А.Пушкина в поэзии, испанские мотивы в живописи М.Врубеля и  К.Коровина.
А сам Саид, родившись вместе с «оттепелью», в юности зачитывался, ставшими доступными «испанскими» романами Эрнеста Хемингуэя и особенно стихами Федерико Гарсии Лорки. Юфим видел иллюстрации испанских работ Бицираева и ему было так жалко возвращать эту книгу Верочке Махмудовой. У нее Сания прочел прекрасное посвящение художнику:

Пусть растают в синеве небес
Все земные беды и печали!
Чтоб виденья тьмы не омрачали
Этот старый, добродушный лес.
Эту речку, милую, простую,
Не покинет пусть природный блеск,
И зловещий, осторожный всплеск –
Не вспугнет мелодию ночную.
Пусть сады раскинутся окрест,
Там, где ненависть взошла дичками.
И последний, безымянный крест –
Всепрощеньем воспарит над нами.

10. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ЛЮБВИ

На этом месте можно и заканчивать рассказ. А можно продолжать его, приводя все новые примеры «чеченских следов» по ассоциации. Но это было бы уже неким повторением избранного приема. Юфим не хотел этого. Он просто признавался в любви сейчас: седому Кавказу, его жителям – бесчисленным народам, испокон века поселившихся там. Гордые и непокорные, эти народы иногда ссорились между собой, ведь все они были горцами, а, по существу, детьми этих гор. Но дети часто ссорятся между собой. И тогда возникают конфликты, порой кровавые, приносящие боль, страдание и горе народам.
Совсем недавно такой конфликт произошел между Южной Осетией и Грузией, но об этом Юфим уже написал в другом месте. И вообще, не хочет здесь Юфим говорить о кровавых разборках. Он хочет говорить о любви сейчас. Ибо чем дольше ходит по земле Сания, тем больше понимает, что нет ничего более важного и нужного людям, чем любовь. Вот и теперь, заканчивая рассказ «о чеченском следе», он все сильнее ощущает, как живет в нем позитивный образ многострадального народа, многострадальной республики. И дело уже вовсе не в том, что сын этого народа – его лучший друг Иса Ирахимов. Вернее не только в этом. А в том, что проведенные несколько дней на Кавказе – стали неотъемлемой частью биографии Юфима, вошли в его память, как навсегда пережитое, а, следовательно, близкое и дорогое его сердцу.

11. НОЧНОЙ ПОЛЕТ

Так стали дороги Юфиму и удивительные вологодские земли, но об этом – в другом рассказе Сании.
Ночной полет над Россией. Боинг летит в Уфу. Как изменился этот мир! Эта страна… Из высокого стакана, принесенного стюардессой, Юфим сделал большой глоток. Коньяк слегка обжог горло и уютным теплом проник в нутро.
Кажется, задремал, вспомнил мать, отца, отрывок из своего романа о нем… Там где молодой водитель, батин подопечный покупает журнал «Аврору»…
«Батя вышел из машины, пошёл к дому. И вдруг видит: Юрка обогнал его, подбежал к киоску «Союзпечать», сунулся в карман куртки, нагрёб мелочь, полез без очереди, купил что-то.
— Чего это? — спросил возвращавшегося парня Сания.
— А это, Батя, свежий номер «Авроры». Слыхал про такой?
Сания взял из его рук журнал, перелистал машинально. Юрка объяснил:
— Там Горбовского напечатали. Я по радио слышал.
— Да кто ж он тебе, Горбовский этот?
— Как кто? — не понял Юрка.—  Поэт. Стихи пишет: «Когда фонарики качаются ночные, и все прохожие бояться выходить» - пропел Юрка.
«Я из пивной иду, я никого не жду, и никого уж не сумею полюбить» - хотел добавить батя, но тут Юрка спросил:
Ты, Батя, стихи уважаешь?
Сания недоумённо пожал плечами:
— Я «За рулём» выписываю, «Правду», «Политическое самообразование»...
— Эх ты, темнота,—  засмеялся Юрка.—  Ну, побежал, что ли, я?
— Беги. Только машину после работы-то помой. Обязательно! — крикнул вслед ему Сания,—  да так, чтоб сверкала вся!
— Ладно,—  крикнул уже из кабины Юрка,—  сделаю.
Долго ещё стоял Сания, провожая взглядом убегающий ЗИЛ. Стоял, улыбался, покуда тот не исчез за углом, мигнув на прощанье красным сигналом поворота.
«Так-то, Горбовский,—  усмехнулся он.—  Стихи уважает, видишь ли... Дело не вредное, хорошее даже, можно сказать. Bот тебе и Иисус. Да и технику, видно, любит. А раз любит, то и толк выйдет»,—  ещё раз подумал Батя и вдруг запел во все горло: «Я из пивной иду, я никого не жду, и никого уж не сумею полюбить!» Потом осекся, огляделся, не услышал ли кто «хулиганскую» песенку? Кашлянул в кулак, приосанился и с удовлетворённым чувством ладно прожитого дня шагнул к оранжевому свету своих радушных окон».
Глядя на прильнувших к иллюминатору жену и дочь, Сания улыбнулся, прикрыл глаза и подумал: «И все-таки Господь не придумал на этой Земле ничего лучше, чем эта «долбаная» Россия».
И крепко заснул со счастливой улыбкой на губах.

ПУТЕШЕСТВИЕ ВТОРОЕ: ДОРОЖНЫЙ ДНЕВНИК ЮФИМА САНИИ.
НЕУДАВШАЯСЯ ПОЕЗДКА НА КАСПИЙ.

Быстро сделанная работа хорошей не бывает.
Беден, так раскидывай умом!
Богач строит планы на завтра, бедняк – на сегодня.
Японские пословицы

11/07/10/
Дорога, если она «железная», она железная и есть. Ничегошеньки более консервативного в стране просто не найти. Как по ней бегали 30 лет назад разбитые и грязные поезда – так до сих пор и бегают. Что на Север, что на Юг. Сели мы в «фирменный» поезд 313 А «Санкт-Петербург – Баку». И будто не было распада страны, перестройки, развития капитализма в России. Вот он – СССР – во всей своей красе и безграничности: обшарпанные купе, обшитые экологически вредным пластиком, изодранные полки, светильники без плафонов… И все одинаковы, как близнецы, что на Котлас, что в Баку.
Правда, на Московском вокзале стоит фирменный «Сапсан», наверное, и другие поезда на Москву – почище и поновее.
Моя однокурсница (мы с ней по Интернету общаемся), вспоминая давно минувшие времена в махачкалинском поезде, предупреждала: «Вы с собой тряпку возьмите, ни к чему нельзя прикоснуться, все пыльное, грязное, липкое…»
Но не все так однозначно. Жена достала влажную салфетку и провела по столу. Салфетка осталась такой же белоснежной. За нищенскую зарплату трудятся женщины добросовестно и честно: внутри купе оказалось чистым, фирменное пастельное белье «Баки» с поездами на простынях были новыми и свежими.
Зато туалеты традиционно безобразны, в лучшем случае, вы обнаружите жалкий обмылок, и если вам уж совсем повезёт – рулон дешевой туалетной бумаги.
Спросил у проводника азербайджанца: «Как там у вас?»
- Ничего. Только бедно народ живет. Работа есть, а денег не платят. Я за 50 долларов работаю, понимаешь? А надо мне это? У меня одна жизнь. Сахар проводникам продает моя контора – почти 500 рублей за килограмм.
Кстати сказать, проводники с нас по 50 рублей собрали с человека, за что – не знаю,  чая на всем пути не было, ни туда, ни обратно, сами брали кипяток из титана и заваривали свой чай. Так наверно, на бедность мзда. К слову, когда ехали обратно – взяли уже по сто с пассажира. Инфляция.
С утра спали, так как накануне бодрствовали всю ночь. Сначала, естественно, был футбол «Германия – Уругвай». Потом начали упаковываться. А в 5-30 утра надо было уже успевать на первую электричку. В 7-30 мы поехали.
На девочек своих смотрю. Люблю я их. Тошка мая такая беззащитная, все время надо её опекать. А Юлька – напротив, вся «в меня». Целеустремленная, волевая, энергичная. Без лишних комплексов. И в то же время, в 17 лет – сущий ребенок. Мороженое, соки, сладости с консервантами, из-за коих у нас вечные скандалы, мультики по утрам, дурацкие сериалы, и Тургенев под подушкой… Вот и сейчас уголок томика торчит на верхней полке.
- Я тебя люблю! – шепчет она оттуда одними губами и я, счастливый, засыпаю на своей нижней.
Подъезжая к Твери, проснулись. Стоянка пять минут. Успел покурить на платформе. Жара стоит неимоверная! Смотрю в расписание. К 17 часам подъедем к Поварово. От Питера нигде – ни слезинки дождя. Везде сушь и духота!
Зато в купе, в этом смысле, весьма комфортно. Работает кондиционер. Свежо и прохладно. Лежим под одеялами. Дочка заткнула уши наушниками и поет нам все подряд: французское, англо-американское, русское. Интернациональный концерт. У нее хороший голос. Несколько лет в музыкальной школе училась вокалу, пока не поступила в свою балетную академию.
А вот мама наша делает зарядку. Это очень смешно в купе. А я пишу. И не то, чтобы жалею о случайно «забытом» ноутбуке ( мне моя однокашница Наталья посоветовала: «…не бери, будешь всегда думать о работе, а надо отдыхать!», но его отсутствие, заставляет прибегнуть к дедовской технологии ручки и бумаги.
Хотя я не брал этой тетрадки. Пару толстых общих тетради - купила жена: для себя и для дочери. Юлька начала «марать» бумагу еще дома, перед отъездом. С юмором описала, как мы всей семьей принимали решение: ехать – не ехать! «Ну в конце нашей замечательной неразберихи папа решил вручить нашу судьбу в руки лучшего друга Мусы Ибрагимова – и тот сказал: «Едьте, все будет хорошо!»
Долго стояли на узловой станции Поварово. Меняли электровоз. Мы вышли из вагона, но ненадолго, стояла такая жара, что мы быстро попрятались под спасительной крышей вагона. Но и тут не лучше. Во время стоянок почему-то вырубают «кондишн».
Наконец, поехали. Глянул в окно и ахнул: ну где в России природа нехороша? Нигде! Кабы не гадили мы вокруг себя варварски, не было бы на земле краше Родины. А где такой размах? Бесконечные леса! Полноводные реки! Бывал я в Европах, кажется, и мест там первозданных не осталось, а масштабы просто не сопоставимые.
А тут часами можно разглядывать этот пейзаж. Он только с виду однообразен. Ничуть ни бывало! В русской природе, как в умной книге – много подтекста, а часто – тайны.
В десять часов вечера поезд пришел в Ожерелье – крупную узловую станцию. Здесь «электрификация» всей страны кончилась, от нас отцепили Электровоз и прицепили к тепловозу. Процесс автоматического зацепа вместе со мной наблюдали жена и дочь.
Кстати, почему «электрИфикация»? Потому что так дедушка Ленин сказал? По-моему, правильно писать «электрОфикация».
Тем временем, моих женщин отвлекло более привлекательное для них занятие: посудачить с соседками по купе. Удивительные существа! Моментально устанавливаю контакты, неформальные связи. Я лично в курилке-тамбуре три раза пытался разговорить попутчиков мужчин. Тщетно! Буркнут что-то невнятное в ответ, дососут свои соски и бегом из тамбура.
Наговорившись в тамбуре, мои девчонки привели в купе гостью. Юная азербайджанка Шахрун закончила в Петербурге школу и ехала к родным в Баку отдохнуть. Закончила курсы парихмахеров и английского языка. И теперь хочет открыть свой салон в Северной столице.
Шахрун – красивая улыбчивая девушка с длинной черной косой и двумя крупными перезревшими вишнями вместо глаз. Очень бледная!
Моя Тоня сразу поняла: у девушки низкий гемоглобин. Угадала. Слышу, как она учит Шахрун: «На стакан кефира две столовые ложки гречневой муки». Тошка говорит со знанием дела: она вытаскивала меня из безнадёги, я буквально умирал, лежал пятнадцать суток в больнице. Гемоглобин низкий – 60, вместо 120, давление – полный облом. Не мог подняться на третий этаж. После больницы и курса амбулаторного лечения, докторша посоветовала этот рецепт. Накануне, Тоня тщательно размешивала эту смесь и оставляла на ночь в холодильнике. Утром это приятно есть. Более того, я и дочь к этой смеси приучил…
Долго беседовали мы с гостьей. Тоня рассказала свою жизнь – очень нелегкую и описанную в ее книгах.
У нас впереди долгий перегон. В 4-15 прибудем в Елец, где простоим полчаса, а потом, в 6-30 в Липецке будем стоять небывало долго – 1,5 часа.
А тем временем, прошел этот бесконечно длинный день и я поставил новый –
12 июля.

Дети не знают глубину сердца родителей. Если дано с любовью, то хватит и горсточки.                Японские пословицы

12/07/10

Спал сном праведника. Ни снов, ни кошмаров. Проснулся в 9-30. Мои девки уже поднялись. В туалеты длинные очереди. Первая мысль: кто стал чемпионом мира по футболу? Не дано было видеть финал.
Конечно, мысль погулять в Ельце и Липецке, где поезд, в общей сложности, простоял более двух часов, была благополучно похоронена в наших безмятежных снах. Никто не проснулся.
А за окном – степь… Вернее, то, во что она превратилась. – в огромные поля овса, пшеницы, ржи и еще чего-то, что из окна вагона не разглядеть. Мы предположили, что эта сахарная свекла. А еще пастбища. Скот не очень часто встретишь, но мы видели и коров, и овец, и табуны лошадей.
На одном поле – идеально круглая проплешина. Конечно, мы дружно поприкалывались по поводу инопланетян.
А между тем – более суток пути позади. А впереди – еще столько же. Но нам не в тягость. Едим вкусно, гоняем чаи. Юлька занята японскими кроссвордами. Мы с Тошкой играем в шахматы. В последнее время всегда меня обыгрывает. Дома она интеллектуально отдыхает за компом: играет в шахматы по интернету. Научилась!
Иногда играем в подкидного. Мысль о журнале упорно гоню. Отдыхать так отдыхать!
Стоим в Токаревке. Здесь токуют? Или токарят? Бесчисленные названия российских станций располагают к умозрительным этимологическим исследованиям.
Помню, путешествовали на автомобиле по Вологодчине. Тошка записывала названия деревень, встречающихся на нашем пути. Потом прочел в ее повести «Смертные грехи»:
 
Внизу у вагона, мальчик с целым поддоном крупных ракушек. Но моллюски никого не заинтересовали. Да, это не Франция, там бы накинулись. Очень вкусно с лимонным соком. Поезд тронулся. Жаль мальчишку. Представил, как он рано утром, поёживаясь, ползает в реке и собирает свои ракушки. Но бизнес у него явно не удался.
Токаревка проплывала за окном. Большое поселение. Народ обустраивается красиво, широко. Дома кирпичные или обшитые эффектным сайдингом. На многих домах спутниковые тарелки. Не смотря ни на что, Россия поднимается с колен. Радует это.
В тамбуре курильщики разговорились помаленьку. Спросил, кто знает, как Испания с Голландией сыграли? Никто не знает. Но общий разговор пошел. Сокрушались по поводу нашей сборной, не попавшей в финал.
- А что ты хочешь? – с кавказским акцентом спросил высокий седой мужчина, - патриотизма нету. Миллионеры по полю бегают.
- Вон Абрамович расстроился! – вторил полный мужчина с бородкой. – немцы ему весь кайф сломали. Он хотел в ЮАР на своей новой яхте приплыть, а немцы его подвели, не подготовили яхту к сроку.
- Да, у них тоже проблемы, у Абрамовичей. Не сладко им живется с такими деньжищами. Говорят, у его самолета золотые крылья!
- Да, и самолет у него этот – дороже самолета американского президента.
Вот и поговорили о футболе, - подумал я.
А тут на мобильник позвонила Люся Водопьянова, мы учились вместе в универе с ней и её мужем Виталием на философском факультете 35 лет назад. Она-то мне и сказала: испанцы выиграли 0 : 1. Значит, октопус Пауль опять угадал победителя! Феномен, а не осьминог.
Вот и Люси проявилась с Виталиком. Значит, тоже будут на юбилее курса. Я сказал ей, что еду к Мусе на Каспий отдыхать всей семьей. Замечательная пара эта живет в Подмосковье, а теперь еще и в Питере квартиру купили. Такие дела.
Мои девчонки успешно занимаются основной работой в дороге – спят. Посплю и я. А за окном пошли пирамидальные тополя-красавцы. Юг приближается. Но я забыл сообщить urbi et orbi самое главное: сегодня еще на нашем пути ни разу не светило солнце. Но я свято верю: когда мы доберемся до Каспия – оно появится.
Видел сейчас удивительное. Безгранично огромное поле подсолнечника. Чудное зрелище! Никогда подобного не видел. В жизни всегда есть место открытию. По крайней мере, для себя самого.
Прибыли в Поварнино Воронежской области. Стоим полчаса. Девки мои порадовали себя мороженым. А пиво мне не купили. Заразы.
Солнца по-прежнему нет, но на платформе пекло.
Звонит Муса и говорит, что у них в Грозном очень жарко.
- Жду не дождусь вас. Завтра заберу вас из Кизил-Юрта и повезу на море. В Каспии вода теплая. Очень хорошо!
Бойкая станция Поварнино. Стоит рядом с нашим составом поезд из Киева в Астану и пребывает еще один: Балашов – Москва.
Вдоль дороги стройными рядами выстроились пирамидальные тополя. Юлька смотрит на них и говорит:
- Прикольно! Мне эти тополя напоминают чуваков, у которых волосы встали дыбом.
Постояли минутку в Алексикове. Над городком возвышается храм с золотыми куполами. У станции – скромная пирамида братской могилы. На площади старенький львовский автобус, люди выстроились к нему друг за дружкой. Похоже, тут с советских времен ничего не изменилось. Время просто не властно над людьми. Живут, как жили.
И сколько таких городков затерялось в бескрайних просторах нашей родины вообразить трудно.
От нестерпимой жары люди в домах заклеивают окна фольгой, чтобы отражались солнечные лучи.
Кажется, лафа у нас кончилась.. Я барствовал на нижней полке и вообще, от самого Питера мы ехали втроем в купе. Но похоже, проводник «надыбал пассажира». Потребовал освободить место. Мои девчонки боялись, что мужик в купе войдет. Вошла же миловидная молодая женщина Оксана. Работала она под Выборгом на железной дороге, там же, в Зеленогорске, и живет. В общении оказалась тоже интересной, начитанной, наблюдательной, умной. Моя дочь сказала: «продвинутая». С мобильником, связанным с Интернетом.
Едем в мусульманские края. Поезд – бакинский. Зайдешь в туалет, а там стоят кувшины с водой. Я их помню с детства. Точно такой же стоял и у нас в туалете, когда к нам приезжали «старики» отца. По-татарски «кумган» называется. Но дочь-то о предназначении данного предмета ничего не знала. Пришлось объяснить ей, что у мусульман принято подмываться. Это гораздо гигиеничнее.
- Беде в нашем доме помнишь? Так вот, кумган выполняет ту же функцию.
Больше половины пути проехали. Юля достала игральные карты и решила мне погадать.
- Загадай желание про себя.
- Загадал.
Повозилась с колодой.
- На 98% твое желание исполнится.
- Хорошо!
- А что ты загадал?
- Буду ли я космонавтом?
Посмеялись.
- Загадай, мама, и ты.
- Загадала. – Мама, при этом, уплетала котлету с блином.
- На 98% твое желание исполнится.
- Да? Странно. А я загадала: захочу ли я съесть еще одну котлету?
У нас с Тоней нет никаких желаний. Желать лучшего, чем то, что есть сейчас в нашей жизни – бесстыдное нахальство!
- Ну вообще-то, Юленька, - говорю я дочери, - если мы вдруг баснословно разбогатеем и у меня появятся лишние 20 миллионов долларов, я с удовольствием слетаю в космос.
Ощущая «эффект постоянного движения». Закрываю глаза и чувствую: медленно еду. А мы, между тем, стоим. Стояли как раз пару минут в Иловле.
Чем дальше поезд уносит тебя от тех мест, где ты живешь и дышишь повседневностью, тем более нереальной она становится. А когда вдруг вспоминаешь о доме, возникает странное чувство, что все это из какой-то другой жизни, не твоей.
Вольтер выпивал по 50 чашечек кофе в день и дожил до глубокой старости. Я пью много кофе. Не растворимого. И в поезде не изменяю своей привычке. Тоня заваривает мне молотый кофе, но натуральный. И я пью кофе. С утра до вечера.
- Муса, друг, чем ближе до нашей встречи, тем сильнее я ощущаю твою ауру. И будто слышу твой спокойный негромкий голос:
- Ну, хорошо тогда, Юфим.
- Хорошо, дорогой, очень хорошо!
Подобно атому, только не демокритову, прямолинейно двигающемуся, а гераклитово-эпикурейскому, наделенному способностью отклоняться и свободой воли, спешу к тебе, заряженный энергией пассажирского поезда «Санкт-Петербург – Баку». И до встречи менее 17 часов!
Поезд долго, медленно въезжает в Волгоград. И открывается мемориал «Мамаев курган». Гигантские размеры статуи поражают. Теперь уже никто и никогда не поставит в России такого памятника! Что разве неувядаемый Церетели?
Можно по-разному к этому относиться. Но почему-то в голову не приходит трепет памяти о жертвах минувшей войны… Размышляешь о технических и архитектурно-строительных решениях данной конструкции… Неужели ты, Юфим, сын воевавшего отца, так зачерствел душой? Стал киником? И это в год 65-летия Великой Победы? Той страны, за которую воевал отец, больше нет. Да, но ведь Россия осталась. Другая Россия, теперь на ее знаменах совсем иные лозунги. Интересно, о чем думает сейчас твоя дочь, для которой события минувшей войны далекая история? Вопросы. С ответами уже не так просто разобраться…
Сам вокзал – помпезной сталинской архитектуры со шпилем на башне и огромным гербом СССР, подсвеченный снизу, тоже не разочаровывает. Впечатляет. Но на платформе душно и суетно. То и дело подходят и отходят составы. Подошел поезд «Пермь – Новороссийск». Пассажиры наших составов перемешались, обступили торговые палатки. Берут все подряд. Жена набрала кефира.
Наша соседка Оксана посмотрела в интернете через мобильник высоту статуи: 102 метра. А кажется выше. На фоне телебашни – обман зрения:
Их высота воспринимается одинаковой. Но башня конечно много выше.
В Волгограде состав перецепляют, и поезд повернул обратно. И мы снова увидели Мамаев Курган.
- Таких памятников в России, - говорю я в курилке, - теперь никто и никогда не поставит.
- Столба электрического не поставят! – Сказал пожилой аварец, всю жизнь трудившийся школьным учителем математики, - заставят народ скинуться.
- У вас вчера в Махачкале федерального прокурора порешили…
- Это ужасно! – сокрушается мой собеседник, - при этом страдают простые невинные люди.
Я рассказал ему об Мусе, о том, что он пригласил меня с семьей на Каспий отдохнуть.
- В Чечне теперь больше порядка, чем у нас. Там все-таки хоть какой-то порядок наводят.
- Относительный. Когда мы с однокашниками ездили на юбилей к другу, нас из машины в Грозном не выпускали, а если и выпускали, то с автоматчиками. От греха – подальше.
Зашел разговор о Расуле Гамзатове. Рассказал ему, как в 68-м году поэт приезжал в Уфу на пятидесятилетие Мустая Карима.
- Одна моя знакомая ругает Расула.
- За что?
- Пошла, - говорит, - к нему домой. Выходит, спрашивает:
- Что вы хотели?
- Посмотреть на тебя!
Повернулся пару раз вокруг себя.
- Посмотрели? – спрашивает, - тогда идите.
- Даже стакан чаю не предложил, возмущалась она.
- А знаете, его ведь понять можно, - говорю. – Тяжело в славе жить. Глазеют на тебя, как на слона в цирке.
Потом он рассказал о своих детях. Их у него было трое.
- Дочь – формаколог, в аптечной фирме работает, сын – военнослужащим был, да сократили недавно. Оба в Питере живут. А другая дочь – в Уренгое жила… Умерла несколько лет назад. В 37 лет. Тромб. Двое детей осталось: в шестом и седьмом классе. Муж ее новую нашел и детей бросил, забыл. Пришлось воспитывать самому. В одиночестве. Сам я вдовец. Вот старшего в Питер возил. В Военно-космический институт. По математике я его «натаскал», набрал 8,2 бала. А по русскому – 2,8. Не поступил.
Люди в поездах предельно откровенны. Все о себе расскажут. Не столько для соседа по вагону. Для себя. Выговориться, душу облегчить… А то носишь в себе эту боль. И некому рассказать…
Тем временем, наступила полночь, и мы пошли спать. 12 день июля исчерпал себя. До Кизил-Юрта осталось езды шестнадцать часов.Необходимое послесловие. Закончив переносить в компьютер дневник за 12 июня, написанный в поезде, в «Недавних документах» обнаружил файл, названный «Для Юльки». На моей флешке есть такой файл. Стихи о дочери. Думаю, зачем малышке понадобилось читать известные ей стихи папы? Открыл. А там вот:
"Бесславные ублюдки", "Дом летающих кинжалов", "Мемуары  Гейши", "Заточи", "Унесенные призраками", "Аромат женщины", "Ночь в музее", "Александр"- обожаю Колина Фаррелла!!!!!!!!"Телефонная будка", "88минут", "Амадео Модельяни", "Лабиринт фавна", "Война невест", "Жизнь в розовом цвете", "Эффект бабочки", "Коко до Шанель", читаю только то, что интересно))) "Поющие в терновнике"- Колин Маккалоу, "Гордость и предубеждение"- Джейн Остин, "Собор парижской Богоматери", "Алхимик"-Пауло Коэльо, "Дэнс Дэнс Дэнс"- Харуки Мураками, "Айвенго"- Вальтера Скотта, рассказы Тургенева, Зощенко, "Бегущая по волнам"- Грин, "Стоиеновая певичка, или райский ангел" - Наоми Суэнага, "Скарлетт", "Парфюмер", "Анна Каренина"¦Весьма широкий спектр потребительской косметики содержит химические вещества, мягко говоря, не полезные для организма. Несмотря на постоянный строгий контроль за концентрациями этих составляющих и общим качеством продукции, такие компоненты, как фитоэстрогены, фенолы или соли фталевой кислоты, даже в малых количествах способны негативно влиять на состояние здоровья. Так, в юном женском организме указанные вещества могут задерживать, но чаще всего активируют процесс полового созревания.
Я люблю свою дочь. И эту главу посвящаю ей.

Пришла беда – полагайся на себя.
Несчастья превратят тебя в         драгоценный камень.

В жизни бывает семь удач и семь
неудач.

Японские пословицы

13/07/10/

Астрахань мы благополучно проспали. Разбудил звонок Мусы: «По расписанию едете?» Я посмотрел на часы. Десять утра.
А за окном на сотни километров раскинулась выжженная степь. Безжизненной ее, однако, назвать нельзя. Юлька заметила: вдоль дороги бегают зайцы. В поселениях живут люди. Чем занимаются? На крышах сараев – брикеты сена, видны тракторы. Но где тут пасут скот? Какое тут земледелие? Под палящим солнцем вся растительность кое-где сожжена до песка, до пустыни. Нет ни мелиорации, ни полива. Не видно и производственных сооружений. Но что-то собирает людей в поселки. А что?
Вот уж действительно: бытие определяет сознание. Пустынный однообразный пейзаж за окном не будит ни одной мысли, давя всякое желание вести эти записи.
Мотивация только впереди, где нас ждет море, где нас ждет Муса.
Проехали Артезиан. Опаздываем на сорок минут, стоянку сократили. С Мусой нет связи, МТС не берет. Наконец, Юльке удалось связаться с ним. Они с Султаном уже выехали из Грозного.
Все тот же безжизненный пейзаж за окном, но удивительно: люди живут, пасутся коровы и овцы, по дворам бегают куры, ленивые псы валяются в пыли, а по дорогам бегают автомобили. И саранча… Жирная, отъевшаяся. Мно-о-о-го!
Осталось пару станций проскочить, а там и Кизил-Юрт…
- Муса, дорогой, на нас свалилась беда в дороге. Звонит невестка, нашего Сашки жена: отец его и Юльки от первого брака Тошки – в больнице. Лежит в коме после обширного инсульта. Юлька рыдала до истерики, виня во всем себя: если бы я не уехала, ничего бы не случилось. Бред.
А мужик молодой совсем – 52-ой год всего. Сын его уже в бессознательном состоянии дома обнаружил. Весь день на звонки не отвечал. Врачи пророчат 5-6 дней критических…
Вот и закончилась эта главка моих путевых записок. Может быть, хорошо, что я не взял с собой чтиво и ноутбук. Вон сколько страниц исписал!
Мы подъезжаем к Кизляру. До Кизил-Юрта остался один прегон.


Беден, так раскидывай умом!
Богач строит планы на завтра,
Бедняк – на сегодня

Всю дорогу бегом, а у переправы –
нога за ногу
Японские пословицы

15/07/10
Полчаса назад мы сели в Махачкале, на ставший уже родным поезд Баку-Санкт-Петербург, в пятый плацкартный вагон.
Выехать должны были 20-го, но вчера дочь и жена устроили нам истерику.
- Папа там умирает, а мы тут развлекаемся!
Сегодня в 8 часов утра я вошел в Каспийское море и попрощался с ним. Муса с Султаном съездили с Тоней в Махачкалу на такси и поменяли билеты. Мы быстро собрались и на том же такси поехали на Махачкалинский вокзал. Поезд пришел вовремя и в 11-30 мы поехали.
Только что позвонил Муса: «На первой же станции сойди один и давай обратно!» Они позавтракали, выпили и теперь резвятся на пляже. Будь моя воля, я так бы и сделал.
Эту поездку мы долго планировали в семье. И предпринята она была ради Юльки, все твердившей: «Папа, я никогда не была на море, папа, я так хочу на юг!» Мне кажется, они с мамой свернули эту поездку не только из-за отца,
Но и потому, что в день нашего презда в пансионате «Наука» не было горячей воды. Во всяком случае, их присутствие там, в Питере, рядом с человеком, лежащим в коме, не было обусловлено необходимостью. Уже в поезде позвонила невестка и сказала, что им лучше оставаться на море: «Здесь Юльке делать нечего, а маму не пустят». Но никакие аргументы не возымели действия – поездка сорвана.
Я не показываю вида, но очень жалею, что уехал. Мне так хотелось побыть с друзьями. И отдохнуть. Море было чудесным! Очень теплым, ласковым. Из него просто не хотелось выходить. А бытовые неудобства первостепенны для женщин, для меня они не имели никакого значения. Встреча с друзьями, ради меня, поменявшими свои планы на лето – важнее всяких неудобств.
Трудно быть объективным в такой ситуации. Думаю про себя: надо было их отправить, а самому остаться. Вон они, обе спят безмятежным сном, а я маюсь.
Вчера, после ужина, мы вышли втроем – Муса, Султан и я - к морю, сели в беседке кафе, взяли пиво; рыбу ребята с собой привезли. Так замечательно посидели, поговорили под шум прибоя. Вернулись в отличном настроении, а нас огорошили. У меня даже не было времени подумать и принять взвешенное решение. Трудно быть адекватным, когда тебя переполняют эмоции и пары выпитых напитков. Лег и сразу уснул. Утром рано разбудили: езжай с Мусой, меняй билеты. Я послал Тоню, а сам спустился к морю.
- Нужно было ехать самому, - думал я, плывя навстречу волнам, - поменять два билета, пусть бы они ехали, а я бы остался до 20-го. Увы, как говорит сын – «поздняк метаться!»
Долго стоим в Кизил-Юрте, догнали поезд «Баку – Москва». Разносят всякие слухи о диверсиях, о взрывах поездов и полотна железной дороги террористами. Впрочем, те же слухи ходили в вагоне, когда мы ехали сюда. Но желание «выпрыгнуть из поезда и лететь обратно» у меня стало меняться: «Как я бы опустил в обратную дорогу девчонок одних? Места себе бы не находил. Все равно это был бы не отдых!» Но не исполненные до конца желания сопротивляются здравой логике. Позвонить Исе и крикнуть в трубку: «Я – еду!»
А так здорово все начиналось! Подъезжаем к Кизил-Юрту, вижу из открытого тамбура, как Муса мальчишкой скачет через рельсы к нашему вагону: почти двухметровый, со своими стодвадцатьюсемью килограммами. Если бы не проводник, выпрыгнул бы на ходу вместе с чемоданом, что тяжелее меня. Мы долго стоим, обнявшись на платформе. Молча. И переживаем эту долгожданную встречу. Потом я обнимаю Султана, а мои девчонки исчезают в объятиях огромного друга. Это счастье!
Мы выходим на привокзальную площадь и я сразу замечаю «Тойоту-Кароллу» моего друга. В прошлом году они с Султаном на ней приехали на Вологодчину к Владимир Асташову из Саратова, куда Муса заезжал к своему брату. А я из Питера на своем стареньком «Крайслере» привез туда Женьку и Юрку.
Шумно, весело расселись. Заботливый Султан принес девкам мороженое, а мне пиво. Поехали в Каспийск мимо расстроившейся Махачкалы. Юлька щелкает на мобильник Виды кавказских гор. По сути это и не горы, так - холмики.  Но для дочери это горы. Иса показывает Перерезанную шоссе высокую скалу: «Здесь похоронен Гамзатов» Рассказываю байки о нем, услышанные в тамбуре-курилке.
Заехали на рынок, отоварились. Юльке все интересно, побежала за конфетами, женщина-аварка увела ее в свой отдел, поговорила с ней.
В Каспийске временно разместились в восьмиместном номере до завтра. Мой друг выкупил все места, чтобы нам никто не мешал. Первым делом мы пошли к морю. Оно понравилось нам вместе с мягким песчаным берегом. Светило солнце, Каспий был спокоен, вода очень теплая. Погрузившись в нее, не хотелось выходить. Испытанное наслаждение словами не передать.
Потом весело ужинали, доедали мамины котлеты, немного выпили. И снова в море. Хотя уже спустился вечер, оно оставалось все таким же теплым, приветливым, ласковым. Юлька восторженно глядело на небо. Таким темным и яркозвездным она не видела его никогда.
На следующий день мы перебрались в другие номера «Люкс». Но дорогой номер отличался лишь тем, что имел свой душ и унитаз. Правда, воды не было. Нам выдали на троих две простыни. Полотенец не полагалось вообще. Словом, сервиз был сильно ненавязчивым. На «Люкс» никак не тянули. Окна, по всему периметру обрамленные балконом – не закрывались, что встревожило моих девок. Всем этим неуютом они были очень удручены.
Оказалось, меняли насос. Вечером воду дали, но в таком «изобилии», что она текла из крана тоненькой струйкой, как из самовара. Холодильник в номере был, а телевизора нет.
Но зато было море! И мои друзья! Иса снова съездил на рынок. Мы сварили картошку. Мой друг предусмотрительно захватил с собой все, вплоть до газовой плиты с баллоном. Девчонки приготовили обед. Мы ели Куру с картошкой. И много-много овощей. Водки тоже хватало. Все это между многочисленными походами к морю. Оно притягивало и завораживало.
Вечером пошли в кафе. Втроем. Без женщин. Пили пиво и разговаривали.
Но утром пришлось поменять билеты. В душном вагоне мы возвращаемся домой. Не успев соскучиться по железной дороге. И за окном все тот же выжженный солнцем, ровный как стол, пустынный край до самого горизонта.



Воспитай старшего, а младший сам
научится. Если спешишь- объезжай окольными
путями.
Если рыба захочет – вода уступит.
Японские пословицы.

16/07/10
Мы в поезде более суток, час, как уехали из Волгограда. Говорил с Исой, к нему сегодня приедет сын Аслан с детьми. И все о том же: «Надо было тебе остаться».
А как останешься? Вот дочке стало нехорошо. Пожаловалась на боли в животе. Немудрено в этакую жару – что не съешь, все подозрительно. Мама дала ей фистал и активированный уголь.
- В глазах темнеет! Ничего не слышу!
Даже с поправкой на детское стремление к преувеличению, Юлька – большая паникерша! Но побледнела вся. Мама повела ее в туалет.
Нельзя было их одних отпускать. Да и народ в поезде, как известно, едет разный… А в нашем, в основном, южный. И большей частью народ молодой. Но седого папашку южный народ уважает: генетическая привычка поклонения старшему. Поэтому на мою хорошенькую девочку поглядывает издали.
В поезде все также душно, хотя окна открыты, но нечему в них залетать, кроме раскаленного жарой воздуху. От скуки играем с Тошкой в шахматы. Стал изредка ее обыгрывать, но это не радует, так как она сразу требует играть новую партию - реванша.
В Волгограде поезд стоит напротив нашего. То ли на Адлер, то ли в Анапу. К вагону подходит целая делегация ментов с группой телевизионщиков. Среди ментов больше девушек расфуфыренных на высоких шпильках. Оказалось показательное задержание пришли проводить. Поговорили с проводницей, постояли, поснимались на фоне вокзала «сталинской» архитектуры. Выходит проводница: «Он в третьем купе.» И вся эта свора устремилась в вагон. Выводят маленького парня с сумкой. Повели. Карикатурно все это. Вот такая у нас доблестная милиция.
В дороге сознание работает ассоциативно: поводом к мышлению служат либо постоянно меняющиеся пейзажи за окном, либо соседи по вагону – спутники, обрывки их разговоров… Заметил: на обратном пути почти ни с кем не разговариваю. Поведение, обратное тому, что было у меня, когда ехали туда. Тогда хотелось общаться, все было интересно.
А сейчас еще не успел насытиться поездкой, соскучиться по дому.
Мыслями, все еще там, в Каспийске, с ребятами.
В голову приходят бредовые идеи. А что, если в августе повторить поездку? Только не занудным поездом, а быстрым самолетом до Махачкалы? И чтоб туда снова приехали ребята. Встретили меня и мы на неделю забурились бы в Пансионат и отвели душу! Досыта наговорились, понаслаждались морем, попили пивка.
Но ведь и к Асташову махнуть тоже бы хотелось в Харовск! По Владимиру тоже соскучился… Чем дольше живешь на свете, тем больше хочется тратить остатки своей жизни на это: встречи с родными, близкими, друзьями…
А еще писать. Много, каждый день!
Ибрагимов вспоминал роман Вадима Михайлова «Скалолаз», опубликованный нами еще в журнале «Царское Село». А о «Городе Лукашов» сказал, что это фантасмагоричный роман. Мы опубликовали его во втором выпуске «Петербурга».
Хвалил мою повесть о Пушкине. И мягко журил за главы нового «виртуального романа» «В садах Эпикура». За то, что я вставил туда очерк о нем и Чечне.
- Не надо возвращаться. Это уже тобой написано и написано хорошо. И опубликовано. Шагай дальше! У тебя много идей. Надо успеть их воплотить.
Мы сидим в беседке у берега моря, потягиваем пиво с Султаном, Муса отказался, не любит мешать пиво с водкой. Разговариваем.
Вспоминаем однокашников. Вовку Асташова, Женю Елинзарова, Володю Смирнова, Юру Бойцова. «Детский мир» последнего оставил у Ибрагимова двойственное впечатление. Ему дети показались не очень сытыми и веселыми… У него такое же впечатление о «футбольной команде» Бойцова – одиннадцати пацанах и девчонках, которых Юрка опекает, что и у меня. Так и не решили, что думать об этом, ведь речь идет о нашем друге. Но вопрос остался…
- Как написать об этом в романе? – Я даже не спрашивал Мусу, просто размышлял. – Хочется написать о вас добрую сагу. Увековечить всех вас. Все пройдем по Земле. А книга останется.
- Нам повезло, что ты стал писателем, - улыбнулся Ибрагимов.
- Знаешь, брат, - не обращая внимания на ироничный тон друга, сказал я. – Плохой мир – лучше мелкой ссоры. Я про Юрку. Этим детям быть с ним и называть его «папой» - лучше, чем жить сиротами.
- Это верно! Давай не подозревать его в корысти.
- Давай!
Султан, до этого молча нас слушавший, положил мне руку на плечо.
- Муса тебя любит, Юфим. Эти тридцать лет, что вы не виделись, постоянно о тебе говорил: «Куда он пропал?» Ты – то есть. И когда ты вдруг объявился – безмерно счастлив был.
- А я? Ты думаешь, я его забыл? Сколько раз к нему на Петроградскую приходил? Разве можно было забыть нашу дружбу?
Помолчали. Шум прибоя, ночное звездное небо. Млечный путь, похожий на крону ветвистого дерева, завораживает.
- Помню, Ленка З. пришла. Уединился Муса с ней, а потом говорит мне: «Проводи ее». Пошел я. За все время слова не сказала. Злая, как Мегера.
- Ты что-то путаешь, - говорит Муса, - Ленка З у меня не была ни разу. Это Ленка В. была.
- Лена В., Иса, это другой эпизод. Я ничего не путаю. То была З. Помню, в прихожей, как она сапоги надевала. Высокие, на большущем каблуке. И пошла, не оглядываясь. Как сейчас это помню.
Муса спорить не стал. Хотя, наверно, подумал про себя: Почему я этого не помню? Странная штука – человеческая память. Избирательна. Чего не хочет – того не помнит. Выбрасывает в Корзину. Как спам.
- А Лена В. – это другой случай. Я ее к тебе пригласил по твоей просьбе. А у тебя кто-то гостил. Танцор, вроде.
- Да, стал ее клинковать. Она кричит из другой комнаты. Я пошел, того парня выгнал. Успокоил ее. Приласкал…
- Утешил, - смеется Султан.
- Еще бы! Я ведь тогда был «действительный член».
Это предмет наших постоянных шуток. Муса недавно стал членом-корреспондентом Академии наук.
- Когда будешь действительным? – спрашиваю его.
- Когда кто-нибудь из таковых помрет, - смеется он.
- Нет, - говорит Султан. – «действительным членом» он уже был, когда что-то еще мог. А теперь только «член-корр». Недействительный член.
Ибрагимов не обижается. Любит хорошую шутку.
Но разговор уже тек в другую сторону.
- Я прочел вашу с Мовсуром книгу «Через круги Ада». Щемящий ужас! Я плакал.
- Я когда книгу писал, сам плакал.
- Хотел бы главу о депортации народа в журнале напечатать. Согласен?
- Хорошо!
- Тираж-то у книги маленький.
- Да, триста экземпляров всего.
- Главное, в России ее не знают совсем. Пусть почитают.
Пиво было холодное. Официантка нам нарезала рыбу. Южная ночь лежала на земле. Мерный шум морского прибоя действовал успокаивающе. Не мешал течь доброй беседе.
- Муса, ты спрашивал, почему я книгу назвал «В Садах Эпикура», а не «Сад Эпикура». Вот потому и назвал: Сады всюду, где мы встречаемся и разговариваем. Сегодня мы с тобой сотворили наш Сад  в Каспийске, у моря. Потом я заеду в Харовск к Витьке – под Вологду. И мы будем сидеть у Кубены-реки, есть с Астаховым шашлыки у костра и пить за твое здоровье. И там, в яблоневом саду нашего «Мичурина» тоже будет «Сад Эпикура».
- Да, а когда мы все вместе соберемся у тебя в Павловске на юбилей курса –
«Сад Эпикура» будет в Павловском парке. Ты это здорово придумал.
Потом мы пошли спать. И узнали от жены и дочери, что это был единственный и последний наш вечер у моря.
Писал же уже, что поездку я затеял ради дочери, давно просившей свозить ее к морю. Но ее желание быть рядом с родным отцом, лежащим в коме, конечно же, нужно оценить. Однако поступок столь же благородный, сколько бессмысленный… Звонила невестка, отговаривала ее: оставайтесь там с мамой, ехать никакой необходимости нет. А брат Юли Саша? Тот просто наорал на нее: «Достали уже все!»
Но дочь внушила себе: «Надо застать папу живым. Быть рядом, подержать его за руку. Может он услышит ее и придет в себя? И не захочет уходить?» Наивно. Но кто бы смог убедить ее тогда?
Вспомнился еще один разговор с Мусой. Речь зашла о его друге детства – Максуде. Он называет его Максом. О нем я рассказал в очерке «В Грозный, на юбилей к другу». Это был короткий рассказ об их детском увлечении музыкой. Кратко повторю его здесь. Мусе и Максу очень хотелось научиться петь и играть на каком-нибудь инструменте. Но родители не поощряли их нового хобби, считая его праздным бездельем. Тогда пацаны тайком уходили на край аула, где их никто не слышал и бренча на русской балалайке громко орали национальные песни. На юбилее оба продемонстрировали, как они это делали. Было исполнено все весело и одновременно талантливо. Зал бурно аплодировал.
На другой день после юбилея, мы поехали на Эльбрус. Сначала я с Максом ехал на его машине, а потом пересел на машину Мусы. Макс уже не выглядел веселым, сказал, что плохо себя чувствует. На Чегете, куда мы приехали, он все время пролежал на диване в номере.
Разговорить его мне не удалось, хотя нам было о чем поговорить. Ведь Максуд фермерствовал, как я в свое время. В 90-е годы. Фермерство мне вышло боком, наехали бандиты, избили и сожгли хозяйство. Но об этом я тоже писал в одном из своих очерков.
Теперь что-то подобное могло случиться и с Максудом, спаси его Аллах!
- Он купил сто га земли в Поволжье, рассказывает Иса,- взял огромный кредит и засеял все поле. Но весь урожай сгорел под солнцем. Теперь «наехали». А чем кредит отдавать? Отнимут все…
Мусе было жаль друга детства, но он не знал, как ему помочь.
Дочь смотрит в окно и говорит: «Папа, можешь сказать своей Наталье Панфиловой, что на Приволжской железной дороге есть станция, названная в ее честь «Панфилово».
Я рассказываю Юльке о героях-панфиловцах , о боях под Москвой и предполагаю: «Может быть это малая родина легендарного героя Советского Союза?»
Сижу, пишу, пью кофе, смотрю в окно. Слышу, в соседнем купе один дед говорит другому по-азербайджански, думая, что я не понимаю: татарский язык недалеко ушел от языка бакинцев.
- Что он все время пишет?
Его жена, пожилая седая женщина интеллигентного вида, говорит:
- Алексей Толстой тоже писал все время. И пил кофе. И стал знаменитым.
Два дня слушаю байки этих стариков. Сталин для них – святыня. Еще – Гейдар Алиев. И почему-то Паллад Бюль-Бюль Оглы. Все остальные: Горбачев, Ельцын, Путин и сошки поменьше – воры, пьяницы и «враги народа»…
Вот записываю эту байку, заведомо зная, что в книгу она вряд ли войдет, но я все равно ее записываю.
Писатель Валерий Попов говорил мне, что такие микросюжеты, как пазлы в детской игре. Когда-нибудь пригодятся и органично вставятся в какую-то книгу. «Надо уметь ждать. Иногда ждешь двадцать лет».
На платформе Филиппово поезд стоял 8 минут. Мы с Тоней вышли, постояли в тени вагона.. Ветерок продувает. Хорошо! Все мужики устремились на водопой. Но я знаю, что это дает облегчение всего на несколько минут. Потом вся выпитая вода ручьями стекает с тебя через потовыделение. Я закурил.
Прошли 8 минут и мы снова едем в душном вагоне. Я снова иду курить в жаркий тамбур. Не потому, что хочу курить. Просто от этой жары некуда деться. А ехать еще полтора дня.
От скуки пересчитал количество исписанных в дороге страниц. Оказалось, вместе с этой – 53. С ума сойти! Вот графоман!
…В тот вечер мы крепко выпили. Говорю Мусе:
- Ты знаешь, какой тост я скажу на юбилее?
- Ну?
- А вот какой: С точки зрения Основного вопроса философии, - скажу я, - милые подруги, что сидят сейчас в этой аудитории, конечно вторичны по отношению к тем девчонкам, что сидели здесь сорок лет назад. Но эти мне дороже, чем те – из юности. Хотя бы потому, что этих можно потрогать руками. А тех, увы, уже не потрогать ничем.
- С точки зрения Основного вопроса философии, - скажу я дальше, Иса, - те парни, что сидели здесь сорок лет назад, - первичны и ближе мне тех, что сидят сейчас. Потому, что пацаны из юности все были гении! Ты помнишь, что они говорили и думали про себя? Они думали так: «Кант. Гегель. Маркс. И я!» А эти? Хоть и наели за эти годы свои момордашвили, но Мамордашвилями, увы, не стали.
Муса засмеялся. Султан ему вторил.
- А в заключение, дорогой Муса, я скажу:
- Все мы изменились за эти годы. И от тех, прежних почти ничего не осталось. Но есть одна вещь, которую из нас ни вытравить, ни выветрить ничем. Это Дух Философского факультета. Он проник в нас, в наши поры, в наши души, в наши гены. И я предлагаю тост за этот дух!

Куда бы нас ни бросила судьбина,
За эти 35 безумных лет,
Все те же мы. Нам целый мир чужбина,
А отчий дом – наш философский факультет

.Какой-то дурацкий маршрут! Полдня едем в Волгоград и полдня выбираемся из него по одним и тем же станциям. В этакую-то жару! Ну и экскурсия! С учетом дороги туда и обратно, этот заезд стоил целого дня пути.«Дорогой Н. привет! Вот еду в душном поезде обратно и пишу тебе. Ты спросишь: Почему так рано? Ведь мы должны были вернуться 20-го июля, а выехали пятнадцатого.
Еще по дороге туда, звонит невестка Марина. Родной отец Юли в коме – обширный инсульт. Мужику – 52-ой год. Ну чем мы поможем? Ничем. Решили ехать дальше. Приехали 13-го вечером. Муса с Султаном встретили нас в Кизил-Юрте и повезли в Каспийск. Устроились в пансионате. Купались, загорали, ужинали.
А утром начался мой единственный счастливейший день в этой поездке. Муса с утра сгонял на рынок и все привез из жратвы. А мы наслаждались морем. Потом устроили чревообильный обед!. Ну и выпили, конечно.
Потом втроем пошли без девочек в кафе, заняли беседку у самого моря. Пили пиво и разговаривали. О всех о нас, о том, как он пытался найти меня 30 лет, а я – его. О тебе. О Ленке З. и Ленке В. О Юрке Бойцове. О Володе Асташове. О Боре Попове и Олеге Панфилове. О Жорке А. Муса почему-то считает его карьеристом. О тебе ничего плохого мы не говорили. Вспоминали случай «с лошадью». Он, если честно, совсем не помнит этого случая. Только твердит:
- Не мог я упасть! Я же с детства верхом!
А я говорю:
- Ты пьяный был.
- О, это может быть! – Это Султан.
В общем, о чем только мы не говорили в этот вечер. Много шутили, смеялись. И очень довольные пошли спать. А тут нас встретила дочка в истерике.
- Папа, поедем домой. Я хочу к тому папе.
На утро мы поменяли билеты в Махачкале и в 11-30 уехали. Дома будем 18 июля, в 2 часа 52 минуты ночи. Пока! P.S. У меня нет ноутбука. Я внял твоему совету. Муса тоже не взял. Поэтому пишу письмо в поезде. Жена купила две общие тетрадки по 96 листов. Для Юли и для себя. Юля что-то пишет. А Тоня – пару строчек. А я пишу с 11 июля. Как сел в поезд. И знаешь, сколько листов я исписал на этот момент? 30 листов. Практически, готова глава книги «В Садах». Эта тетрадь меня спасает. Не представляю, что бы я делал без неё все эти дни в дороге. И эта постоянная духота! Сидишь все время мокрый. Будто у тебя – сильнейший жар, высокая температура.  А так сидишь, смотришь в окно на эти однообразные картинки и думаешь о своем. Придет мысль – запишешь. Вспомнится эпизод – туда его, в тетрадку. Так и развлекаешь себя. И время проходит. В поезде нет ни радио, ни телевизора. Всю Россию туда и обратно пересекаешь, а что в ней творится – не знаешь. Ни тебе газет, ни новостей.
Кажется, с Махачкалы к нам в вагон так никто и не подсел. Едем в полнейшей изоляции. Всюду азербайджанская речь. Поезд-то Бакинский.

Воспитай старшего, а младший сам научится Выпрямлял быку рога, а свернул шею
В одну ловушку два раза зверя не заманишь
Японские пословицы

17/07/10
Вчера Юлька не спала часов до трех ночи. И мне не дала. Сначала откуда-то сверху на пол грохнулась ее сумка так, что я подумал: сама Юлька упала. Потом на какой-то стоянке спустилась с полки и потребовала у меня колбасы покормить собачку. Затем ей самой захотелось есть. Не найдя в темноте ничего съестного, кроме початка кукурузы, она полчаса ее грызла. Но не наелась и стала грызть остатки зачерствелого лаваша. Периодически, он заползала на свою полку и вновь оттуда сползала.
Потом ей захотелось в туалет, и она попросила ее проводить. Проводил. Через минуту пошла чистить зубы, но я категорически отказался ее сопровождать.
Потом она скачивала фото с маминого телефона - на свой. Гадала на картах. Решала японские кроссворды. Мы уже приехали в Воронеж и вышли подышать. У дочки в телефоне кончилась зарядка и она пошла к проводнику зарядить его. Потом мы болтали о том - о сем.
Я еще забыл сказать, что в Токаревке, где мы простояли 1,5 часа, я показал ей Млечный путь. Таким его в Питере никогда не увидишь.
Наконец, она улеглась, но захотела, чтобы папа ей поцеловал ручку.
Потом проснулась мама и, сообразив, что поезд пошел в обратную сторону, прогнала меня на свое место, чтобы ехать ей по ходу поезда с ветерком.
Сегодня день начался в 9 утра, мы подъехали к Ефремово. Долго вспоминали, какой сегодня день недели? Оказалось – суббота. Через пару часов будет ровно двое суток, как мы в поезде. Хотел написать «едем», но мы больше стоим. У каждого столба. Я мысленно поклялся себе, что если мне когда-нибудь еще доведется быть в Махачкале – я полечу туда самолетом.
Не помню, когда играет Зенит? Если сегодня – не посмотрю его встречу с Сибирью. Надеюсь, завтра. Тогда я посмотрю футбол. Ведь мы прибудем в Питер около трех ночи.
Тоня напомнила, что 19-го у Сергея Конева день рождения. Также 18 июля умер Гена Бацура.
Скажу завтра Сереге, что мы специально сократили отпуск, чтобы успеть на его день рождения. Купил в дороге свои сигареты «Kiss» с клубникой. Привык к ним и стараюсь курить только их.
Но тут меня ждало «новшество». На треть пачки с двух сторон в жутких черных рамках большими черными буквами написано: на одной стороне – «Курение убивает!», а на другой: «Защитите детей от табачного дыма!».
Не знаю, как к этому относиться, но в свои 62 года курить надо бросить. Не знаю, правда, пока, как?
Позже, на остановке, нашел на скамейке пачку сигарет «Ватра» украинского производства «Филипп-Моррис». В той же черной рамке на одной стороне написано: «Куриння викликае iмпотенцiю». А на другой: «Куриння производить до сердцево-судинних захворювань та раку легенiв».
А за окном уже привычный российский пейзаж – буйство зелени.
Удивительное лето нынче! Мы четырежды перерезали страну поперек и нигде ни дождинки! Только синее небо и жаркое солнце. Палящий зной… И только там, в Каспийске, слегка поморосило под вечер. Долго думал, описать ли этот случай в вагоне или забыть? В соседнем купе пожилые люди говорят на свою излюбленную тему: о политике и политиках. Еще они любят поговорить о погоде.
Люди помоложе предпочитают говорить о футболе и женщинах.
Для абсолютного большинства пожилых – ностальгия о Сталине – святое! Светлый образ вождя навсегда поселился в их сердцах! Зато современные политики – для них что-то вроде исчадия ада. Два деда в соседнем купе из этой плеяды.
- Горбачев и Ельцин – «враги народа!» - заявляет один.
- Горбачев и Ельцин – «враги народа!» - вторит ему другой, но уже на максимальной громкости.
- Потише, пожалуйста, можно? – говорит им жена.
Ветераны поняли это по-своему.
- Вы не согласны? Я кому угодно это заявлю.
- Да говорите вы что угодно, только потише, - говорю я, - у нас ребенок спит.
Пожилые люди стали говорить потише. Казалось бы, инцидент исчерпан.
Но эта история имела продолжение на следующий день.
Дочка лежит на верхней полке, а мы с мамой, на стоянке вышли на свежий воздух. А Юля слышит:
- Вон пошли эти двое., - русская крыса и «писатель». «Крыса» – моя жена, «писатель» - соответственно, я.
А фразу изрекла жена одного из пожилых людей.
- Ишь ты! Ни стыда, ни совести! Щеголяет в короткой юбке, будто девочка какая! Это ведь надо: мужчинам рот затыкать! Какая наглость!
Дочка, чтобы не слышать этот бред, спрыгивает с полки и идет к нам.
- Вон и дочка их пошла, вертихвостка! Туда же!
Что тут скажешь? Вот три японских пословицы:

- Каков замок, таков и ключ. – Любят приговаривать жители далекого острова. Еще они говорят: «Каждый калека хромает по-своему». И, наконец, резюмируют: «Ударишь по грязи – брызги упадут на тебя же!»
Мы оставили эти проявления человеческой злобы – без ответа! Забавно!
От нестерпимой жары проснулся! Пот течет ручьями. Осталось ехать 9 часов. Стал искать тетрадку. Все обыскал. Думаю, Юлька куда-то убрала. А тут жена проснулась. Спрашиваю: тетрадку мою не видела?
Показывает на стол. Прямо передо мной лежит тетрадь…
Долго стояли в Поворово, обливались холодной водой, смывали липкий пот, а потом сидели на платформе в теньке, где продувал легкий приятный ветерок. К концу стоянки над нами нависла большая туча. Но очень скупая. Сбрызнула несколько капель и ушла. За неделю поездки – это вторая попытка природы пролиться дождем.Вдруг за окном развернулась во всю ширь великая русская река. Значит, скоро Тверь. Дочь заворожено смотрела на эту красоту и улыбалась. Человеку, начинающему жить, все в новинку, все в диковинку! Вот и Каспийское море она увидела впервые. Впервые – вообще море. Конечно, если не считать Маркизовой лужи.
Вспомнил Каспий и вспомнил Мусу, Султана. И такая тоска нашла на сердце. Не насытился я встречей с другом, слишком коротка была эта встреча…
А по вагону снуют с утра до ночи ресторанщики:
- Кока-кола, пиво, минеральная.
- Горячий шашлик! Сладкий, сочний, восточний!
- Пирожки горячие! Свежий!
- Вароний кукуруза! Кусний!
И разные прочие вкусности и деликатесы, на которые смотреть не хочется из-за этой жары!Кажется, на землю спустился благодатный вечер, солнце отправляется аиньки, вяло освещая и золотя верхушки деревьев. В вагоне уже не жарко и даже ощущается легкий ветерок. Неужели на этом закончились муки ада?
После Твери останется 5 часов пути.
В Твери стояли всего пять минут. Осталось проехать лишь Вышний Волочок и Бологое. А потом – Питер.
В вагоне оживление. Пассажиры начинают покидать нас. В Твери вышли двое. В Вышнем Волочке выходит молодой человек. Все чаще звонят мобильники, слышу, как дед отговаривает близких встречать его в три часа ночи.
- Я подожду, когда откроют метро и сам доберусь. Утром буду дома.
Мы тоже подождем открытия метро или пешком доберемся до Витебского. Это недалеко. Первая электричка отходит в Павловск в 5-30 утра. Еще через полчаса будем дома.Приеду в Питер, узнаю по Интернету сколько стоит билет на самолет до Махачкалы. А потом напишу Мусе: «Если во второй половине августа на Каспии будет хорошая погода, давай снова махнем туда дней на пять. Отведем душу, выполним работу над ошибками. Прилечу один».

В доме счастье – жилище красоты. Несчастья превратят тебя в драгоценный камень
О завтрашних делах будем думать завтра
Японские пословицы

18/07/10
Вечереет. Солнце садится. И зной отпускает.
Домой приехали в 6 утра. Поезд пришел около трех ночи. До Витебского от Московского вокзала прошли пешком. Я вез чемодан на колесиках. Это заняло 15 минут. Потом ждали первой электрички.
Пришли домой, приняли душ и рухнули спать. Весь день отсыпались.
В Питере все также душно. Спасала наша мансарда, но вымотавшая дорога – сказалась: адаптация проходит с трудом.

ДОРОЖНЫЙ ДНЕВНИК ЮФИМА САНИИ.

ТРЕТЬЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ.

"И ВНОВЬ Я ПОСЕТИЛ..."

5.08.12.
воскресенье
4 часа утра.

Пересечь Россию надо с севера на юг:
Вот как далеко живет мой друг!
Отрастут борода и усы:
Далеко от Питера - до Мусы.


Движение... Вечное и неостанавимое. Универсальный принцип существования материи, лежащий в основе всякого развития, всякого прогресса. (Впрочем, и регресса тоже). Всеобщий закон бытия. Диалектическое противоречие, движущая сила, открытая еще античными мудрецами... Начиная с атомарного уровня и кончая нашим извечным стремлением идти, ехать, путешествовать. Для человека пишущего "охота к перемене мест" - естественное ощущение. И для философа. Вспомним Сиддхардху. Вспомним Метрадора из Лампсака, 15 лет его долгого пути к Учителю, Эпикуру. Говорят, Христос, чтоб не жениться в 13 лет по древнееврейскому обычаю, убежал из дома и 14 лет бродил среди брахманов, отдавая себя в ученики и постигая тайну исповеди. А чем закончил свой земной путь Лев Николаевич? Смерть застала его в дороге.
Вот оно, ключевое слово: дорога! Верная спутница движения. Через 12 часов я сяду в скорый поезд № 135-А "Санкт-Петербург - Махачкала". В 16-30 и через 60 часов выйду в Гудермесе, где меня встретят Муса и Солтан.
До этого я вышел из поезда 12 июля, вернувшись из поездки к другому своему другу юности Владимиру Асташову. Та поездка не была продолжительной, а дорога долгой. До Харовска на Вологодчине, где в отчем доме проводит свои отпуска мой однокурсник, всего 14 часов пути. Но дело не в расстоянии, дело в движении. То был путь на Северо-Запад. А теперь на Юго-Восток. Путь от одного друга - к другому. И эта не первые мои поездки. На Северный Кавказ я путешествую в третий раз. Первый раз - в 2008 году мы ездили на 60-летие Мусы. В 2010 он пригласил меня с семьей отдохнуть на Каспии.
Будем считать это Предисловием к "Дорожному дневнику Юфима Сании".

11-20 Между прочим, к Володе Астащову в Харовск я тоже совершил три поездки. В 2008 году, путешествуя с семьей по Вологодчине на автомобиле, мы заехали к нему на пару дней. Через год собрались там большой компанией: Женя Елинзаров, Юра Бойцов, Муса Ибрагимов, Султан. И наконец - моя поездка в июле.
Кроме того, в том же составе в декабре 2008 года мы были в Вологде, на 60-летнем юбилее Владимира.

16-10
Опускаю подробности. Я в поезде на Московском вокзале. Отправимся через 30 минут. Вышел на платформу, пива попить, покурить. Муса звонит. Ждет.
"Друзья и враги, прощайте! Гуд бай, из меня сейчас, со свистом вы вылетаете, и я ухожу из вас!" Кажется так, у Вознесенского?
Люблю плацкартные вагоны. В прошлый раз ехал в купейном: душегубка и скучно.  Кондиционеры отключали ночью, потому что детям холодно, дует. Зарекся. А тут весело, То ветерок гуляет, а если жара - одна на всех. И полная демократия! И куча детей! В моем купе - маленькие дети, двух семейств: во всеоружии. Настенька играет в Defender. А малыш (я пока не знаю, как его зовут), оснащен по полной: у него компьютер и видеоприставка с фильмами. А читать еще не умеет, в садик ходит. Электронные дети! Вспоминаешь свое детство: "КВН-47" с огромной круглой линзой, наполненной дистилированной водой и примитивные детекторные приемники, которые мы собирали по описанию журнала "Юный техник". Вот оно - движение! За одно только поколение, куда шагнула цивилизация!
Узнал, как мальчишку зовут: Кирилл. Мои соседи по купе - молодая семья из Колпино - Александр и Ирина, едут в Дербент, на родину Иры. Детей в вагоне полно. Отпуска! Вот и в соседнем купе ребенок, семейство дагестанцев, а Заур очень забавный, улыбчивый малыш, путешествует по всему вагону, самостоятельный.
Говорят, дорога изматывает. На первый взгляд - 60 часов пути в душном вагоне и вправду многовато... А мне нравится. Я ее, дорогу, практически и не замечаю. Пишу, читаю, смотрю в окно, общаюсь с соседями, пью пиво... Время летит незаметно.
Писать в поезде - значит следовать моему любимому афоризму Фаддея Фаддеевича Белинсгаузена:  "Пишем, что наблюдаем. Чего не наблюдаем, того не пишем". Для полного счастья необходимо дождаться туалета, а он все время занят.
На философском факультете в далекие студенческие годы на лекциях нам вдалбливали в наши глупые головы Основной вопрос философии: отношение материи и сознания. Что первично, а что вторично?
Тогда же у букинистов я купил дореволюционную (домарксистскую) брошюрку. Автора не помню, но не забыл как она называлась: "О смысле Жизни". Помню и первый абзац: "Вопрос о смысле жизни - основной вопрос философии". Тогда я, убежденный марксист, только улыбался. Но чем дольше живу на свете, тем больше убеждаюсь: поиски смысла жизни и есть главный, сущностный вопрос бытия. Вспомнил анекдот: "Доктор, а я жить буду?" Доктор: "А смысл?" На боковой верхней полке маленькая Настя - настоящая террористка бедного отца. У нее папа уже не молодой. Безотказный, выполняет все капризы дочери, а она постоянно его дергает. Он забрался было на свою верхнюю полочку, но она в момент его оттуда сдернула: "Папа, дай это, принеси то, сними (подними) меня..." Жена, полная ленивая женщина, совершенно индифферентна. Легла на нижней полке и отвернулась. Плохо себя чувствует? Или избалована мужем? Дочь к ней вообще не обращается. И это маму вполне устраивает. Кроме Настеньки - у этих родителей - дочь лет 15 и сын - лет 18. И за ними папа неустанно ухаживает: "Юленька, (мою дочь тоже Юлей зовут), хочешь это? Юленька, принести тебе?.., Артем, иди кушать, Артем, хочешь чипсы?" А эти ведут себя так отстраненно. Но все это пока чисто визуальные наблюдения... А Заурчик бродит себе по вагону. Он еще плохо говорит.
Мои соседи - Александр и Ирина работают в системе Жилкомсервисе и занимаются уборкой территории в Пушкине, Павловске и Колпино. Мне даже кажется, что Иру я встречал в оранжевой куртке рядом с нашим домом. Во всяком случае, она хорошо знает наш двор. Мир тесен.
Еду уже два часа. Осталось всего ничего: двое суток и десять часов. Еду на верхней полке, навстречу ветру. Так может и надуть. Окно открыто.
Смотрю в окно. Мимо бесконечных лесов, заброшенных полей, плохо обустроенных поселений. Россия. Огромная. Неисчерпаемая. С большим и ненужным властям народом, который кое-как, как-то живет. Выживает. Знаю по опыту предыдущих своих поездок: эти грустные мысли будут постоянно забивать голову... "Умом Россию не понять, - часто "острит" Тошка, - потому что она - дура!"
Мы уже три часа в пути. До Бологое едем без долгих остановок. А там будем стоять 38 минут. Потом Москва - Курский. Стоять будем полчаса. В Вышнем Волочке не стал выходить. В Бологое позвонил жене. По голосу чувствую - уже скучает. Она не привыкла к разлукам. Мы всегда вместе.

06.08.12.
понедельник
Мы в дороге уже 14 часов. Спал хорошо. Просыпался в Москва-Курская. Сбегал на первую платформу, купил баночку пива и с наслаждением ее выпил. А на нашей платформе наблюдали забавную картинку. Подъезжаем к Москве, проводница открывает дверь и прямо перед нами на скамейке спит бомж. На абсолютно пустой платформе. Под голову положил два полиэтилленовых пакета со своим имуществом. В строгом костюме, на спине, руки сложил на груди. Огромная седая борода лопатой, как у Льва Толстого, лысый череп, как у Ленина. Чуть воображения и ни дать ни взять - вождь мирового пролетариата в мавзолее.
Долго стояли в Ельце. Жарко, попил холодненького пива. Позвонила Тошка. Она одна, Юлька уехала ночевать к брату. Мусе позвонил, спросил, как сыграли "Анжи" и "Спартак"? Первый выиграл 1:0, А москвичи у "Динамо" - 4:0. значит, тоже набрал 9 очков, как "Зенит". 11 августа будут между собой разбираться.
Спокойно прочел, лежа на верхней полке, взятую с собой распечатку текста о Фонякове. Есть еще работа, дома надо будет доводить до ума... Но что-то по-моему получилось.
Через 20 минут минуют ровно сутки, как я в поезде. Чем ближе к югу, тем солнце жарит все нещаднее. Душно. Все окна открыты, но ветерок залетает "горячий". Все что остается делать - валяться на верхней полке. Всего лучше - спать, но я проспал до 11 часов утра. "Чем больше спишь - тем ближе к цели", - сказал Аристотель, валяясь в духоте на верхней полке. Есть совершенно не хочется. Буквально заставляешь себя... Пью кофе.
Намеревался написать письмо Наташе Парфировой. Два года назад, путешествуя с семьей на Каспий, написал в дороге длинное письмо своей однокурснице. Но тогда мы активно общались в интернете, а теперь Наталья "пропала".  На мои письма не отвечает. Ее дочь Оля написала мне, что с переездом на новую квартиру, мама не торопится подключаться к интернету. Какие-то проблемы со здоровьем, перенесла две операции на ноге. Видимо, морально - ее настроение сейчас не очень...
Пишу, лежа на верхней полке. Это неудобно, но сидеть внизу - еще хуже. Жарко! Весь потом изойдешь. Эх, скорее бы добраться до благословенного Каспия! Стояли 20 минут в Россоше. И снова пива попил. Я бы не стал так много употреблять этого напитка, но ведь жарко очень. А пиво из холодильника. Хоть несколько минут наслаждения...
В этакую жару - никаких серьезных мыслей, разговоров с соседями. Все изнываем от духоты. В курилке часто стоим с армянином, водителем автобуса в Архангельске, в отпуск едет. Еще вчера был такой веселый, оптимистичный, а сегодня сник: проклинает жару, "вашу маму" и всех проводников за то, что не открывают вагон и держат нас в душегубке.
Сник и зек. Едет с нами один такой, после очередной отсидки, Витя, весь в наколках. На родину возвращается, говорит "на покой ухожу". Почти все время сидит на корточках в тамбуре, курит и пьет. Почему-то мужики перед ним как будто заискивают. Слышу, один говорит ему: "Мы с тобой не политики, мы с тобой нормальные люди!" А второй: "Ну и что из того, что ты куришь и пьешь, а выглядишь на 36!" На самом деле, Витя выглядит на все 70! Только мой сосед Саша сказал прямо: "А мне насрать, что ты сидел и что ты - Витя! Я не сидел, сидеть не собираюсь, зато я работяга, у меня семья, сын, я еду в отпуск. А ты - один, как перст!"
Я же слушаю всех и записываю. У меня работа такая.


07.08.12.
вторник,
11-00.
Осталось около 11 часов пути до Гудермеса. Немного привел себя в порядок, побрился. Позавтракал, выпил кофе, слил туда остатки коньяка. Спать лег в 2 часа ночи на ст. Лиски. Там стояли полчаса. Тошка позвонила в 10 часов вечера с Павловского вокзала, встречала Юльку из Питера. Все мне докладывает, отчитывается за прожитый день.
Сегодня нет солнца. Облачно. Ехать гораздо легче. В 10 часов проехали Армавир, много людей вышло, стало свободнее. Сижу в соседнем купе. Смотрю в окно, пишу.
Вчера вечером проехали Миллерово. Мужик в тамбуре говорит: "Здесь в 80-х годах была на всю страну известная барахолка". А я говорю: "А немного раньше в подполье действовали молодогвардейцы".
Мой сосед, Александр спрашивает: "А это правда было? Может выдумали все?"
Мобильник разрядился, поставил на зарядку. Тут же жена звонит: гуляет в парке, а дочка спит. Мы, тем временем, в Невинномыск прибыли. Но гулять не пускают, всего пять минут стоим. Когда поезд стоит - сразу душно в вагоне.
Когда Тошка звонила, слышимость была очень хорошая. "Как будто ты рядом", - говорит Тоня. Не привыкла надолго оставаться без меня, ей же надо обо всем рассказать. Что "Новую газету" купила, что переделала все домашние дела... Все это очень греет.
За окном дождь идет мелкий. Хорошо, если я не везу на Каспий плохую погоду... И сразу солнце появилось. Будто Природа успокоила. Пейзаж сильно изменился. Лесов нет, степи, вдоль горизонтов тянутся цепи невысоких гор. Впереди меня ждут насыщенные событиями дни, богатые впечатлениями, интересными встречами, неспешными беседами.
Погуляем по Грозному. С 2008 года, когда я там был - город будет не узнать. Накануне поездки - смотрел в интернете фотографии с видами Чеченской столицы. Впечатляет! Потом, по сценарию моего друга, мы уедем в горы. В 2008 г. поездка была короткой, но Иса, после юбилейных торжеств, увез нас на Эльбрус. Впрочем, все это я уже давно описал в двух своих больших очерках "Поездка в Грозный на юбилей друга" и "Чеченский след". Что в итоге получится из этих записок, я пока не знаю, но они наверняка станут заключительным аккордом при работе над книгой "В садах Эпикура". Хорошо, что удалось  съездить и к Володе Асташову, и к Мусе.
В поезде едет 12-летняя девочка. Путешествует одна. Спрашиваю: "Как тебя мама отпустила?" "Я с детства одна езжу", - отвечает. Удивительные дети пошли! Ведь в прошлом году дочка всю Европу одна пролетела - Францию, Испанию. Ничего не боятся эти дети новейшего времени.
Боялся, что мне в дороге одной общей тетрадки не хватит. Тошка советовала взять запасную, но я и половины не исписал. Ноутбук в путешествия никогда с собой не беру. Во-первых, чтобы полностью изолировать себя от интернета, от контактов. А во-вторых, старомодная привычка - писать от руки. И только потом все переносить в комп.

13-28.
После Невинномысска, на маленькой станции Киан стоим больше часа. Сходил в соседнюю деревню и продуктовом магазине затарился дешевым холодным пивом (всего по 35 р.), кефиром, другими продуктами, даже мороженое купил. На платформах и в вагоне-ресторане бутылка пива меньше 70 рублей не стоит, а то и 120. А кефир... За два дня пути его не находил, а он у меня вместо лекарства. Впрочем, еще будет время о нем рассказать. А теперь нас загнали в душный вагон, а все равно еще долго стоим. И так всегда: проводники перестраховываются. На улице - ветерок, хорошо, а тут - душегубка! солнце, хоть и в мареве, а все равно достает... В 16-30 будем в Мин. Водах. Это веха - ровно двое суток в пути. До Гудермеса останется 11 часов.
- А что Вы пишите? - спросила меня девочка, что путешествует одна.
- Дневник.
Она очень удивилась. А я ей посоветовал тоже все записывать.
- Ведь ты любишь путешествовать.
В вагоне много детей. Сижу в другом купе, два маленьких дагестанца что-то сосредоточено рисуют. Им лет по пять, как и моим Кирюше и Настеньке. Почему-то подумал о Юльке. По ассоциации? Но ей 19! Все равно. Захотелось позвонить ей. Только у меня роуминг все съел: на балансе 1 р. 32 коп. Надо дождаться Мин. Вод и заплатить за мобильник.
Вообще-то такой национальности "дагестанец" нет. Это лишь географическое название местности, где живет множество племен: кумыки, аварцы, лезгины, даргинцы... Вот и ребята-студенты СПбГУ, будущие юристы, мне это подтвердили. Домой едут, на каникулы.
Снова где-то стоим. Чем ближе к югу, тем чаще и продолжительнее простаиваем. Плохо это, вагон сразу накаляется.
Наконец, я приготовил свое "лекарство": «балтушку». Вот ее рецепт: три чайных ложки гречневой муки заливается кефиром и тщательно перемешивается в кружке. Я это пью уже три года. Был "черный" период в моей жизни: куда-то исчезли силы, упало давление, гемоглобин снизился до запредельного уровня. Увезли в больницу и держали под капельницей. Когда выписывался, мой лечащий врач посоветовал это "народное" средство. С тех пор не имею проблем. Приеду на Кавказ, Мусу научу. Он все время жалуется. Может и ему поможет...
Вот и Минеральные Воды. Стоим долго-долго, даже гулять надоело. И пива попил, и мороженое поел... Ничего! Все окупится сторицей при встрече с другом.
Все, поехали! Красивый вокзал проплывает мимо. Какое огромное расстояние преодолел я за эти дни! Но мы еще долго ехали: Георгиевск, я здесь посидел в теньке и познакомился со своим тезкой пятилетним Омаром (Гумер в другой транскрипции). Он - кумык по национальности. Дальше остановка в Аполлоновской - удивительное название. Прохладное... Говорят, все эти названия "придуманы" по легенде Императрицей Екатериной II, проезжавшей по казачьим фортам, призванным защищать южные границы от набегов воинственных вайнахов. Приеду, проверю эти легенды.*
Вот Прохладное. Здесь мы обливались водой из брансбойта, из него заправляют водой вагон. Так что в каком-то смысле название соответствовало действительности. Когда отъехали, начал потихоньку собираться. Предупредил проводницу, что до Махачкалы не еду, выхожу в Гудермесе. Попращался с соседями. Поблагодарил за хорошую компанию. Чтобы не будить их, дорожную сумку выложил на свободную боковую полку. Надо поспать. Пожалуй, это моя последняя запись в поезде. Завтра продолжу писать заметки уже у Мусы.


* Краткую историю Терского казачества можно прочитать в Википедии. Г.К.

08.08.12.
4-50 утра
Сижу в кабинете у Мусы и пишу за его рабочим столом. Здесь же буду и ночевать. Кабинет шикарный, оснащенный всем необходимым. Шкафы с книгами, электроника...

В Гудермесе меня встретили час назад Муса, Султан, а за рулем был сын Мусы Ислам. Ехали по ночным предместьям: Гудермес -  город, районный центр в республике Чечня, расположен в долине реки Гумс (Белка), правого притока р. Хулхулау (бассейн р. Сунжа), преобразован в город из чеченского села Гумсех (Гуьмсех) в 1926 году. Город условно разделён на две части, соответственно, город, который местные чеченцы называют гала (г1ала) – «укрепление» и эвла – «аул», в котором проживают чеченцы различных тайпов. Гумс (Гуьмс), вероятно, сложилось из двух основ: кхум – «песок» и су – «вода», «речка», - «песчаная речка» (тюрк.). Такое название оправдано тем, что вся почва вблизи русла реки Гумс – песчаная. По другой версии, в основе названия топонима  лежит тюркское кхуйдермес, буквально, «несгораемая» (крепость). Но бытует и другая версия народной этимологии топонима Гудермес: Гюнтиймес – «солнце не проникает» (тюрк.).,
Все чисто, дороги отличные. Всюду по - естественное ощущение. И для философа. Вспомним Сиддхардху. Вспомним Метрадора из Лампсака, 15 лет его долгого пути к Учителю, Эпикуру. Говорят, Христос, чтоб не жениться в 13 лет по древнееврейскому обычаю, убежал из дома и 14 лет бродил среди брахманов, отдавая себя в ученики и постигая тайну исповеди. А чем закончил свой земной путь Лев Николаевич? Смерть застала его в дороге.
Вот оно, ключевое слово: дорога! Верная спутница движения. Через 12 часов я сяду в скорый поезд № 135-А строены красивые мечети, они причудливо подсвечены. Въехали в столицу республики.
Завтра с Султаном будем смотреть город. Без Мусы. В машине ему позвонили. Оказалось, умер муж его сестры. Мой друг будет занят. Так непредвиденно начал рушиться его сценарий.
Дома, во внутренний двор вышла жена друга - Дети. Поговорили немного. И разошлись. Мусе не удалось сегодня поспать, а завтра - трудный день. И я тут доставляю им лишние хлопоты.
Ложусь спать. Завтра в 9-00 за мной заедет Султан.

8-50
Проснулся от детских голосов. Не сразу понял: где я? Муса уже уехал в Курчалой, Дети тоже туда собирается. Она зашла в кабинет. Показал ей "гречневую муку". Она мне кефир принесла. Сделаю себе "балтушку".
Удивительно! Сижу и пишу в кабинете своего друга. В далеком Грозном! А ведь еще недавно был так далеко отсюда... Позвонил Тоне. Сказал, что встретили, что все хорошо.

23-10
Сидим с Муой у него в кабинете, смотрим Олимпиаду. Встретились с ним только вечером, весь день мы провели с Султаном, пока Муса был на печальном событии - похоронах мужа своей единственной сестры. Подробности, проведенного дня опишу позже, пора ложиться. Муса ушел спать, у него был трудный день, да и у меня не из легких.

0-43
Все же решил немного пописать. Работает телевизор, в пол глаза смотрю соревнования по легкой атлетике.
Впечатлений много. Но начну с того, что вечером позвонила Тонечка, снова идет на Павловский вокзал встречать дочку с репетиции. Передал трубку Дети, она поблагодарила Тоню за подарок. Жена сегодня закончила свои дела с зубными врачами. Жалуется, что непривычно, режет язык. Жалуется, как ребенок. И вообще, я чувствую по интонации, как она скучает...
Возвращаюсь к сегодняшнему дню. Султан приехал к часам 9 утра на своем УАЗике. Поездили по городу. Я не был в Грозном четыре года и с трудом узнавал его. Широкие, красивые проспекты, залитые солнцем площади. Следов минувших потрясений не видно. По крайней мере, в центральной части города. Много новых жилых домов. Подъехали к знаменитому уже теперь громадному комплексу главной мечети, которую Рамзан Кадыров называет "Сердцем Чечни". Конечно, впечатляет! Не только размерами, но и роскошью, внутренними и наружными интерьерами, убранством.  Султан сделал несколько снимков.
Я тихо посидел на устланном коврами полу, прислушиваясь к себе. Как мусульманину, мне  было интересно, что я почувствую. Вспомнилась маленькая мечеть рядом с двором, в котором я родился и рос. Она была действующей и в советское время. Рядом находилось Духовное управление мусульман Европейской части СССР и Сибири. В атеистические времена, мы - дети, конечно туда не ходили. Но два года назад, побывав у себя на родине в Уфе, я пришел туда со всем свои семейством. И мне там было гораздо уютнее, комфортнее, теплее... Может быть, потому, что старые стены мечети хранили память о молитвах сотен тысяч молящихся за столетия своего существования.
Здесь же мусульманский храм пока не намолен. Не вызывает душевного трепета. Скорее, вызывает пока интерес как архитектурное сооружение, а не культовый духовный центр. Впрочем, лиха беда начало. Пройдет время и станет самая большая мечеть Европы настоящей святыней мусульман Кавказа.
Но вот о чем я пожалел: четыре года назад, напротив строящегося тогда еще "Сердца Чечни" стоял памятник Ахмаду Кадырову. Скромный, сдержанный. Первый президент стоял в полный рост, в руке четки. Я искал его глазами, а Султан объяснил, что скульптурное изображение демонтировано. "У мусульман не принято портретное изображение, - объяснил он. - Были гости из арабских стран и обратили на это внимание".
Памятник Герою России первому Президенту Чеченской Республики Ахмату Абдулхамидовичу Кадырову, как я позже узнал, перенесен в другое место, но объяснение Султана не очень меня удовлетворило. Во-первых, Чеченская республика, как часть России, светское государство, и памятник Ахмаду Кадырову воспринимался не как памятник духовному лидеру, а первому президенту, ставшему жертвой чеченских сепаратистов. А во-вторых, на всех площадях и улицах, триумфальных арках, на выездах и въездах в города и села (я убедился в этом в дальнейшем), всюду вывешены портреты не только  Ахмада, но и Рамзана Кадырова, и Владимира Путина, и Дмитрия Медведева. Причем, в таком безудержном изобилии, что невольно вспоминаешь наше недавнее прошлое с длинными галереями огромных портретов генеральных секретарей и членов Политбюро ЦК КПСС.
Меня это, однако, не раздражало, скорее забавляло. Думаю, сей явный перегиб следует отнести к "детской" болезни обновленной строящейся республики, а не к культу личностей. Надеюсь, эти времена скоро канут в прошлое.  Как и то, что бдительные охранники  почему-то не позволили нам осмотреть новое здание Главы Республики.
Были мы и у нового мемориала - Аллеи воинской славы имени Ахмада Кадырова. Проезжали мимо нового комплекса Нефтяного института им. академика М. Д. Миллионщикова, где работают мои друзья. Кроме этого вуза
В Грозном действуют Чеченский государственный университет и Чеченский государственный педагогический институт. Внушительно и эффектно выглядят высотки Сити, который еще вчера друзья мне показали при въезде в ночной город. Это громадный комплекс «Грозный-сити», состоящий из 8 зданий: жилой дом в 40 этажей, два жилых дома в 28 этажей и два жилых дома в 18 этажей, офисное здание (бизнесцентр) в 30 этажей, а еще Пятизвёздочный отель в 28 этажей.
Проезжали мы и мимо футбольного стадиона Имени Ахмата Кадырова вместимостью 30 тыс. человек. Жаль, что на самом стадионе не пришлось побывать. Я люблю футбол, не фанатею от него, но с 1970 года, как приехал учиться в Питер, болею за «Зенит». Однажды видел Мусу на «Ахмат-арене» по телевизору во время матча. Я ему зенитовский шарф как-то подарил, и он в этом шарфе и пришел на стадион. Тем самым, привлек внимание телеоператоров. Они его много раз показывали. Вообще, в Грозном любят футбол, и на матчах стадион заполняется. И здесь много памятных знаков, посвященных футболу: памятный знак лучшему вратарю мира и олимпийскому чемпиону Льву Ивановичу Яшину, памятный знак выдающемуся игроку Футбольного клуба «Терек» Умару Абдулаевичу Садаеву. Я даже как-то написал стишок, который потом грозненский литературный журнал «Вайнах» опубликовал:

НА ФУТБОЛЕ

Президенту Чечни Рамзану КАДЫРОВУ

Весенний праздник Рамазана
Битком набитый стадион…
Вы видели глаза Рамзана?
Ну разве не был счастлив он?
Ревут неистово трибуны,
У «Терека» идет игра.
По телеку глядим игру мы
И в Питере кричим «Ура!»

Конечно, мы верны «Зениту»,
Но «Терек» лупит-то «Спартак»,
Не зря ворвался он в элиту.
Я бью в ладоши: «Так их, так!»
И подниму глаза к Аллаху,
И сердцем искренне моля,
Прошу: не ведай больше страха
И войн, Чеченская земля!
Сама поэзия – не проза,
Командой этой покорен,
Смотрю, как в Грозном Слава Грозный
Ведет в атаку легион.

Отныне пусть на стадионах
Вайнахи жаркий спор ведут,
И батальоны чемпионов
Из граждан молодых растут.
Веселый Праздник Рамазана:
Битком набитый стадион…
Вы видели глаза Рамзана?
Ну разве не был счастлив он?
11.05.09.

Да, это стихотворение было посвящено главе республики. Кто бы и что бы ни говорил о нем, я знаю одно и в этом убедился собственными глазами: есть такое понятие – менеджмент. Если его применить к целой республике, то Ромзан Ахмадович блестящий менеджер Чечни. Каково это – возглавить разрушенную, поруганную страну, нищую и растерянную и за несколько лет превратить в стабильную, процветающую, бурно развивающуюся республику? Уже четыре года назад, во время своей первой поездки я видел развернувшееся строительство, а сейчас убедился, как за эти четыре года неузнаваемо изменилась Чечня!
Вот и этот стадион… Не знаю, не спросил, тут ли произошла эта страшная трагедия с его отцом… Но помню те ужасные кадры… А сын продолжил дело отца. С грустью сравниваю историю строительства этого стадиона со стадионом в Питере. Экс-губернатор Валентина Матвиенко с помпой заявляла в дни празднования чемпионства «Зенита» - следующий сезон питерская команда будет играть на новом стадионе. Недавно для писателей Санкт-Петербурга устроили прогулку по Неве. Проплывали мы и мимо бывшего стадиона имени Кирова. Там еще и конь не валялся, а городу стройка уже обошлась в многомиллиардную копеечку. Новый Губернатор Полтавченко, предлагает горожанам скинуться. Вот так «распилили бюджет», а стадиона как не было и нет. Рамзан Ахмадович же, без лишнего шума построил великолепное спортивное сооружение и теперь грозненский «Терек» играет себе в премьер-лиге, да как играет!
Не все объекты культуры, архитектуры и памятники мне запомнились. Где-то промелькнул Национальный музей Чеченской Республики, хотелось бы, конечно, в нем побывать. Не видел, но знаю: в Грозном действуют Грозненский русский драматический театр им М. Ю. Лермонтова и Чеченский государственный драматический имени Х. Нурадилова;
Грозненский Русский драматический театр был образован в 1904 году (после революции закрыт, но в 1938 году вновь открылся специальным постановлением Совнаркома ЧИАССР). Первая работа коллектива театра была показана зрителям в ноябре 1938 года, это был спектакль по пьесе Н. Погодина «Человек с ружьем»). В 1941 году театру было присвоено имя М. Ю. Лермонтова. Поэта здесь чтят. Есть в Грозном памятник Михаилу Юрьевичу Лермонтову.
И опять вспоминаю еще один питерский долгострой – вторую сцену Мариинского театра. Сколько денег туда ухлопано, а площадки как не было, так и нет… Такое не мыслимо в Грозном.
Вообще, по городу памятники и памятные места во множестве, даже многие советские памятники сохранены и восстановлены: Мемориал героям, павшим в боях за свободу и независимость Советской Родины в годы Великой Отечественной войны, Мемориал Славы, Памятник Герою Советского Союза Мовлиду Висаитову, памятник «Прометею в танковом шлеме» капитану Маташу Мазаеву и воинам-танкистам, павшим в боях Великой Отечественной войны, памятник «Фронтовая подруга», Вечный огонь Славы, Стела «Победа».
Памятник борцам революции Николаю Гикало, Асланбеку Шерипову и Гапуру Ахриеву, памятник журналистам, погибшим за свободу слова.
Мемориал памяти жертв депортации, даже памятник пожарным, погибшим при тушении пожаров от налётов фашистской авиации на Грозный 10 — 15 октября 1942 года.
В целом, за эти четыре года Грозный конечно похорошел. Ведь я видел тогда еще во множестве разрушенные войнами дома и улицы. Но если честно, я почему-то ожидал большего. Мне показалось, в реконструкции чеченской столицы больше акцента на внешний эффект, на пиар, а не на долгосрочную продуманную социальную программу. Впрочем, побыв всего несколько часов в городе, можно крепко ошибиться. Поэтому не настаиваю на своем мнении, более того, буду рад, если заблуждаюсь.
А мы, тем временем, покинули город и поехали в сторону Шатойского района, в сторону гор. И здесь было самое интересное в этот день. Но об этом в следущий раз. Завтра надо рано вставать.

10.08.12.
пятница
9-35

Все! Мы поехали на Каспий. Покидаем Чечню. Это были два чудных дня, но я не успеваю записывать. Вчера вернулись очень поздно. Я попросился сесть на заднее сидение, открыл тетрадь, попытаюсь наверстывать упущенное. Тем более, что едем через Курчалой, где Исе еще надо поприсутствовать на траурном мероприятии.
По-существу, мне предстоит описать два очень насыщенных дня: 8-го августа после поездки по Грозному, мы провели весь день с Султаном в Аргунском ущелье.  Проезжали Аргун – город республиканского значения в Чечне, расположенный в правобережье одноименной реки, в 20-ти км к востоку от Грозного.

Река Аргун – правый приток р. Сунжи, берет начало с северных склонов Хевсуретского хребта, из-под перевала Датвис-Джварисгале (2870м). Другое название топонима (в данном случае – города) – Устаргадойн-Эвла. В основу последнего названия, вероятно, легло устар – «мастер», «оружейник» и г1арда / г1урда – название особой марки клинка, - «мастера-оружейники» (вайнах.). Устаргардойцы считаются ответвлением от этнического общества белгатойцев. Но все это я потом узнал, вернувшись домой и «закопавшись» в интернет.
  Здесь тоже строится мечеть. Кстати, вот какой разговор у нас по этому поводу состоялся.
- В советское время, - замечает Муса, - в Чечне не было ни одной действующе мечети. Зато теперь по их количеству мы будем впереди планеты всей.
- Султан мне показывал два дня назад проваславный храм в центре Грозного. Отреставрированный.
- Причем, заметь, - вмешался Султан, - он был в советское время действующим!
Так копилось народное недовольство, - думал я, - еще одна ветка в костер того страшного пожара, который пылал на этой земле несколько лет назад: там, где коренное население поголовные мусульмане, не было ни одной мечети, а церковь открыто функционировала в самом центре Чеченской столицы. Впрочем, так было изначально: заложенная еще генералом Ермоловым крепость Грозная и предназначалась для того, чтобы блокировать чеченским горцам выход на равнину через Ханкальское ущелье.
Крепость Грозная была заложена 22 июня 1818 года. Выбранное место находилось в 6 верстах от входа в Ханкальское ущелье (урочище Хан-Кале) — ущелье между двумя невысокими хребтами, которое считалось неприступным.
  Пять тысяч русских солдат возвели крепость за 4 месяца. Это место тогда считалось самой «горячей» точкой на Северном Кавказе, поэтому и крепость назвали Грозной. Крепость представляла собой правильный шестиугольник, окруженный рвом шириной 20 метров. Каждый угол шестиугольника являлся бастионом, на котором стояли пушки.
Уже к 1825 году около крепости поселился форштадт, который, однако, был слабо защищён. В июле 1825 в Чечне вспыхнуло восстание. Горцы во главе с Бей-Булатом овладели постом Амараджиюрт (Аммир-Аджа-Юрт), пытались взять крепости Герзель и Грозную. Однако в 1826 году восстание Бей-Булата было подавлено.
В 1840 году в крепости проходил военную службу поручик Тенгинского пехотного полка Михаил Лермонтов. В октябре 1850 года в крепости побывал наследник российского престола 32-летний Александр Николаевич. В честь его приезда у в крепости появились и «Красные ворота». В 1851—1854 годах в крепости несколько раз побывал молодой Лев Толстой, служивший на Кавказе.
Здесь всегда подчеркивали: Грозный – русский город. Лицам чеченского происхожения селиться в городе было дозволено далеко не сразу… Да и столицей Чечни Грозный не был, первоначально это была столица Терского казачества.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что в центре Грозного даже в советское время функционировала православная церковь. Она и сейчас действует. В Грозном присутствует христианство в виде православной общины. Город — центр Грозненского благочиния Владикавказской и Махачкалинской епархии Русской православной церкви. В 2006 году был восстановлен православный храм Михаила Архангела.
  Может быть поэтому, местные власти так усердствуют в строительстве мусульманских культовых сооружений. Основной религиозной конфессией в городе, как и во всей Чечне, является ислам суннитского толка, который представлен в виде двух суфистских школ (тарикатов) — накшбандия и кадырия. Грозный является местом пребывания муфтията (духовного управления мусульман) Чеченской Республики. В центре города к 2009 году возведён исламский комплекс общей площадью почти 14 гектаров. На его территории находятся мечеть «Сердце Чечни», офис Духовного управления мусульман Чечни, где расположена резиденция муфтия Чечни, Российский исламский университет им. Кунта-хаджи Кишиева, исламская библиотека, общежитие для студентов и гостиница. У мечети есть даже собственная теле- и радиостудия.
Муса - глубоко верующий человек, совершивший хадж в Мекку, но даже у него столь великое усердие вызывает лукавую усмешку.
- Это правда, мы теперь по количеству мечетей, пожалуй, никому не уступим.  Помнишь, вчера в моем родном селе Марзой-Мох в Веденском районе я тебе показывал две мечети? - Муса ведет машину и улыбается. - А в селе столько народу не живет.
И действительно. Народонаселение республики - большая проблема. Все русское население покинуло Чечню. Но республику покинуло и огромное число чеченцев. И этот процесс продолжается. Власть прилагает усилия вернуть население, но процесс идет вяло. Да и если народ и возвращается, то оседает в столице. Младший брат Мусы заново отстроил отчий дом, но ведь все братья живут в Грозном, в родном селе бывают редко. Оба моих друга - И Султан, и Муса в шутку не раз благодарили меня за то, что я дал им повод побывать в родных местах. Но в этой шутке - большая доля истины.
  Родной дом Мусы в Марзой-Мохе я узнал издали по посаженным деревьям грецких орехов, о которых я даже в своем первом романе «Девять жизней» написал, а потом и в очерке о первой поездке в Грозный.
Правда, в отчий дом к нему мы не попали. Мой друг забыл дома ключи. Посидели во дворе, под широким навесом и я вспоминал отца Мусы. Мне довелось его видеть в Ленинграде еще в студенческие годы, когда он приезжал навестить сына. Это был удивительный, крепкий старик, проживший очень трудную жизнь. Он из того поколения чеченцев, что попали  в сталинскую мясорубку депортации целого народа. Муса посвятил этой страницы истории не одну работу. Он и сам, увы, не является уроженцем Чечни, родился в Казахстане, в шахтерском поселке... Свою книгу «Чечня: через круги ада», написанную в соавторстве с младшим братом, историком Мовсуром Ибрагимовым, мой друг посвятил светлой памяти отца и всех своих родных. Книга и открывается портретом отца, Мусли Ибрагимова, который умер 21 ноября 2000 года в Саратовской области, «в великой тоске по охваченной войной Родине, с которой уже не в первый раз был разлучен».  За 82 года жизни он пережил депортацию 1944 года, драматическое возвращение на пепелище родного дома в 1956-ом, войну и вынужденное переселение в Саратовскую область в 1994-1996, а затем и в 1999 гг.
«Отец очень боялся, - пишут братья, - что его последним пристанищем станет чужая земля. Переживал, что смерть может настигнуть его, в период, когда невозможно будет проехать в село Гуни. Но всевышний Аллах, которому он всю жизнь служил, как только мог, был благосклонен к его молитвам. Мусли нашел вечный покой рядом со своим безвременно ушедшим сыном Сайд-Хажи, братом Сайд-Ахмадом, сестрой Савдат и женой Рукият у подножья священной горы «Эрта».В  районе   святым    религиозным   местом     и    местом   паломничества последователей  религиозного   исторического  деятеля  Х1Х   века   Кунта – Хаджи является  село  Первомайское,  где  похоронена  его  мать  Хеди.
Следует   отметить,  что  шейх  Кунта – Хаджи    выступал  против   продолжения  Кавказской  войны.  Он  был  сторонником   мира   и  дружбы  со   всеми   народами   России.  Ему  были  ненавистны  кровопролитные  войны  между  народами.
Прочитав черновик моего дорожного дневника, Муса прислал ряд критических замечаний. Одно из них касалось  Кунта-Хаджи: «Я думал, что ты опишешь наше паломничество в зиярат матери шейха Кунта-Хаджи, поделишься своими ощущениями от увиденного».
Мой друг, видимо не видел это место в моем Дневнике и черновик его конечно же не является законченой работой. О Кунте-Хаджи я сам завел разговор с ним пару лет назад. Поводом послужила повесть Германа Садулаева «Шалинский рейд»: 10 апреля 2010 года:
Кому:
Муса Муслиевич Ирахимов
 
 Привет, дорогой Муса. Сейчас читаю в журнале "Знамя" роман Германа
 Садулаева "Шалинский рейд". Это хороший писатель, я его раньше не читал,
 только слышал о нем. Прочел его большое интервью в Интернете. Он живет в  Питере, юрист по образованию. Я хочу с ним познакомиться. Он не член СП.  Но входит в "Гражданский литературный форум России". Там есть ребята из  нашего Союза. В романе он упоминает коротко о Кунте-Хаджие Кишиеве. Это  не его ты хотел найти в Устюжне? Его секту последователей называют  "белошапочниками", потому что они повязывали папахи куском белого  полотна. В первую войну "белошапочники" поддержали Дудаева и яростно  сражались с федералами. После Хасвюрта ваххабиты все чаще критиковали  Кунта-Хаджи и его последователей. Ведь суфизм для мувахиддунов, как себя  называют ваххабиты, вероотступничество от Ислама. Я узнал, что Кунта  Кишиев был чеченцем, в отличие от аварца Шамиля или от шейха Мансура,  происхождение которого спорно, как говорят. Кунта был из простой бедной  семьи. Я узнал, что проповедь его для современников была необычна и  удивительна. В то время как все имамы и шейхи призвали народ Чечни к  оружию, к джихаду до полной победы над неверными или до последнего  чеченца, Кунта убеждал прекратить бессмысленное сопротивление царским  войскам. Говорил, что ввязываться в битву, исход которой предрешен,  равносильно самоубийству, а самоубийцы не угодны Богу. Он просил  отложить оружие: человек, взявший оружие в руки, уже грешен, так как он  не надеется на милость Всевышнего и не вверяет себя его рукам. Герман Садулаев пишет, что он не был Платоном Каратаевым, хотя его образ,  возможно, Лев Толстой списал именно с Кунты: он в это время проходил  службу на Кавказе. Но пацифизм и смирение Кунты не были безграничны. Он  говорил: если вас заставляют ходить в церковь и даже носить кресты -  носите, так как это просто кусок железа, а в душе вы останетесь  мусульманами. Но если будут осквернять ваших женщин, заставлять вас  забыть язык, культуру и обычаи, уничтожать ваш народ - тогда встаньте и  бейтесь до смерти. Он был первым и настоящим националистом. Он не хотел,  чтобы чеченский народ был принесен в жертву идеям, включая идею о победе  Ислама во всем мире. Он говорил чеченцам: вы все ждете помощи от  единоверцев - арабов и турков. Я был в арабских странах, был в Турции, я  видел - это не царство Бога на земле, там правят такие же деспоты и  лицемеры. Арабам и туркам не нужны чеченцы, мы сами должны подумать о себе. Он учил своих мюридов ненасилию и добру, учил ценить каждое живое  существо, даже растения. Царские власти были в недоумении. С одной  стороны, его проповедь была мирной и неопасной, с другой, его  проповедь собирала тысячи людей, послушных каждому его слову. Это испугало российскую власть и Кунта был арестован. и сослан в вечную ссылку в Новгородскую губернию. В захолустье. Не зная ни слова по русски, он в 34 года умер от голода и болезней в русских снегах. Его  письма ученикам, не отправленные цензурой сохранились в архивах. Его
 могила неизвестна. Так пишет Садулаев. А зачем я тебе это пишу? Ты все
 это вероятно знаешь лучше меня. Просто так. Для себя. Обнимаю, Юфим.11 апреля 2010 года,
 
 Если у меня совсем не отшибло память, книгу такую ты мне не дарил, я и
 не знал, что она у тебя есть. Путаешь меня с кем-то. Что ты знаешь о
 Германе Садулаеве? Он в своем романе, а может быть в интервью очень
 лестно высказывается о Канте Ибрагимове. Я бы книжку с таким названием
 запомнил: "Чечня через круги ада". У тебя есть еще такая? Ты же знаешь,
 меня теперь очень интересует "Чеченская" тема. Я скопировал твое письмо. В тот же день Муса ответил мне:

11 апреля 2010 года

Привет, Юфим! Да, его могилу хотел я найти в Устюжне, но это оказалось невозможно. Да и вообще в этом городке никто ничего о нем не слыхал. Ушло время, а вместе с ним ушли и люди, которые что-нибудь могли бы сказать об этом человеке. С Кунта-хаджи связано много мистического. Его последователи уверены, что их учитель не умер, а скрылся до поры-до времени, и что его жизненный путь определен всевышним не менее, чем в три самые долгие человеческие жизни и, даже говорят о том, что после конца света он будет последним из оставшихся в живых, и что он сам выроет себе могилу, прочитает у края ее заупокойную молитву себе и после этого Гавриил заберет у него жизнь. Белошапочниками последователей Кунта-хаджи никто не называл. Белошапочники-это ответвление от последователей Кунты, во главе которых стоял некий Вис-хаджи. Но об этом можно много говорить. Из твоего письма я узнал, что ты не читал мою книгу "Чечня: через круги ада". Я тебе по-моему ее дарил. В этой книге есть все, о чем ты теперь узнал о Кунта-хаджи и даже намного больше. Сослали его в результате   доносов чеченских мулл и царских приспешников, которые обвиняли его в антироссийской агитации, хотя все было наоборот. Муллы возненавидели его за то, что он распространял ислам непонятный и неизвестный им - тарикат. А богатые чеченцы - купцы и царские офицеры всегда были повязаны с духовенством. Их поддержка обеспечивала определенный авторитет этих людей. Что касается шейха Мансура, то никаких неясностей в его происхождении нет. Он чеченец из аула Алды. Всякие слухи о его иностранном происхождении распространялись во времена нашей научной и образовательной изоляции. Сейчас за исключением некоторых одиозных в научном мире людей никто не сомневается в его происхождении. В прошлом году в издательстве "Молодая гвардия" в серии "ЖЗЛ" вышла книга А.Мусаева "Шейх Мансур". Можешь прочитать ее.
 Всех вам благ, мои дорогие.

12 апреля 2010 года
 
Я думал, что я тебе ее присылал. Эта книжка вышла в 2003 году. Она в соавторстве с Мовсуром. Я тебе ее пришлю. У меня их осталось несколько штук.
 Я забыл ответить тебе по поводу влияния Кунта-хаджи на Толстого. Это -чушь собачья! Толстой,если мне не изменяет память был в Чечне с 1851 по 1854 гг. В этот период о Кунте знали очень ограниченное число людей. Пик его популярности приходится на 58-64 гг., Да и тогда его влияние на притеречные районы было равно практически нолю. А Толстой общался только с жителями притеречного Дойкур-эвла. Все это-попытки некоторых исследователей и писак как-нибудь и через чего-нибудь пристегнуть чеченцев к Великому. А учение Кунты, как суфия, конечно же имеет много общего с тем же Буддой, Ганди, но и Толстым. Но должно быть смешно, и тебе в том числе, слышать что,   философские взгляды Толстого формировались под влиянием никому не известного, и Толстому тоже, чеченского святого. О Германе Садулаеве я знаю только, что есть такой писатель и более ничего.

12 апреля 2010 года
 А ты прочти в "Знамени" № 1-2 - 2010 "Шалинский рейд" Садулаева.
 Интересно, совпадут ли ваши оценки двух Чеченских войн? Юфим.

А теперь пришла пора рассказать о нашем паломничестве в зиярат матери шейха Кунта-Хаджи, которое я совершил в обществе моих друзей и, можно сказать,  братьев – Мусы и Султана. Рассматриваю фотографии, сделанные на этом кладбище (зиярат – это мусульманское кладбище). Это святыня матери шейха Кунта-Хаджи – Хеди «Хедин зиярат», то есть, «могила матери Хеди», которое было открыто в 2009 году.
Хедин зиярат, то есть могила Хеди, матери Кунта-Хаджи, - главная святыня в Чечне. Каждый год в мае, когда ушла Хеди, к селу Гуни Веденского района устремляются тысячи паломников. В 2009 году паломнический комплекс перестроили в классическом османском стиле.
Чеченцы относятся к суннитской ветви ислама. Суфийское направление у них представлено двумя орденами-тарикатами - накшбандийя и кадирийя. Последние в свою очередь делятся на мелкие религиозные группы - вирдовые братства, или вирды, общее число которых превышает тридцать. Самым многочисленным суфийским братством в Чечне являются последователи чеченского кадирийского шейха Кунта-Хаджи Кишиева, или зикристы.
По красивой мраморной  лестнице, украшенной аркадой в восточном стиле, с надписями арабской вязью, видимо, выдержками из Корана, мы поднимаемся на вершину холма, увенчанного просторным мраморным павильоном, кажется, восьмигранником. Это молельня. Я видел, как после нас ее заняла большая группа молящихся женщин, совершавших обряд «круговой зикр», похожий на русский хоровод, когда женщины ходили по кругу и хором вслух произносили слова молитвы…
Кстати, в интернете я нашел справку, что от названия тариката, к которому принадлежал Кунта-Хаджи, происходит фамилия нынешнего главы Чеченской Республики. «Совсем неслучайно на дороге, ведущей к главному чеченскому зиярату из Грозного и Ведено, - говорится в этой справке, - установлен портрет молящегося Рамзана Кадырова с девизом: "Аллах над нами, Кунта-Хаджи рядом с нами"». Я видел этот портрет по дороге в Гуни.
Но меня гораздо больше заинтересовало то, что среди древних могил, Иса показал и ряд могил своих предков. (Уточнить, до какого колена и похоронен ли отец Исы там?).  Так было в скобочках записано в моем дневнике. И я уточнил. Вернувшись домой, вот что прочел в книге «Чечня: через круги ада»: «Например, наша родословная выглядит так: наш отец Муьсли, затем, ИбрахIим, ТIушал, Керим, Iабдулла, ГIирмихьаьжи, Хамбахьад, Iела, Айбили, Уллубий, Iела, Алхаз, Эвриг, Iажмот, Устар, Дата, Гуммалт, Перси, Эски, ЧIодул, Уммалт, Гуннам, Гундал». Так, на всякий случай: я насчитал двадцать два колена, скажите, кто из нас может похвастать знанием своей родословной до такой степени? Вот то то и оно… Они находятся здесь же на спуске с холма, рядом с широкой круглой площадкой, которую я для себя назвал «Храмом неба». Она действительно напоминает «Алтарь неба» знаменитого культового комплекса в Пекине, где я когда-то молился…
Спустившись еще ниже мы оказались рядом с самим святилищем, посвященном знаменитому святому Чечни Кунте-Хаджи Кишиеву.
Но у меня никак не получается последовательно излагать наше путешествие. То бегу впереди паровоза, то безнадежно отстаю от событий. Между тем, из Аргуна мы свернули с трассы на Мескер-Юрт, а оттуда через Цоцин-Юрт и Гелдаган долетели до Курчалоя и Иса с Султаном пошли отдать последние почести покойному, а меня Иса оставил в машине. А на самой церемонии прощания с покойным я побывал накануне. Иса писал мне после поездки: «Я тебя посадил на похоранах в ряд с другими родственниками с целью, чтобы ты увидел и рассказал о том, как ты воспринял сам обряд похорон и все, что связано с обрядностью по этому поводу. Этот обряд называется  "Тезет", но а в русской литературе, с подачи Пушкина и Лермонтова утвердился как "Тазит"».

  ТАЗИТ
1829-1830

Не для бесед и ликований,
Не для кровавых совещаний,
Не для расспросов кунака,
Не для разбойничьей потехи
Так рано съехались адехи
На двор Гасуба старика.
В нежданой встрече сын Гасуба
Рукой завистника убит
Вблизи развалин Татартуба.
В родимой сакле он лежит.
Обряд творится погребальный.
Звучит уныло песнь муллы.
В арбу впряженные волы
Стоят пред саклею печальной.
[Двор полон тесною толпой.
Подъемлют гости скорбный вой
И с плачем бьют нагрудны брони,
И, внемля шум небоевой,
Мятутся спутанные кони.]
Все ждут. Из сакли наконец
Выходит между жен отец.
Два узденя за ним выносят
На бурке хладный труп. Толпу
По сторонам раздаться просят.
Слагают тело на арбу
И с ним кладут снаряд воинской:
Неразряженную пищаль,
Колчан и лук, кинжал грузинской
И шашки крестовую сталь,
Чтобы крепка была могила,
Где храбрый ляжет почивать,
Чтоб мог на зов он Азраила
Исправным воином восстать.
В дорогу шествие готово,
И тронулась арба. За ней
Адехи следуют сурово,
Смиряя молча пыл коней...
Уж потухал закат огнистый,
Златя нагорные скалы,
Когда долины каменистой
Достигли тихие волы.
В долине той враждою жадной
Сражен наездник молодой,
Там ныне тень могилы хладной
Воспримет труп его немой...

Так писал Александр Сергеевич в своей незаконченной поэме, упоминаемой Мусой, начиная свой рассказ с печального обряда похорон. Двор полон тесною толпой…Мы входим во двор усопшего. Здесь расставлены скамьи по периметру двора и очень много родных и друзей покойного, пришедших проститься. Со мной рядом младший брат Мусы Мовсур. Удивительно, но так получается, что Мовсур всегда оказывается рядом со мной, когда его помощь мне действительно необходима! Так было четыре года назад, когда на юбилее Мусы, он весь вечер провел рядом со мной, даже не присев. И вот теперь, он сидит рядом и тихо объясняет мне сей печальный обряд. Тезет длится три дня, а люди все идут и идут… Одни сменяют других. Каждый входящий, встречая которого, все встают, просит прощения у Всевышнего, а затем, обходя всех, приветствует каждого рукопожатием или объятиями. При этом в церемонии участвуют одни мужчины. Женщины собираются на Тезет во дворе напротив, у жены покойного. Кстати, впервые познакомился с сестрой моего друга. Она оказалась обаятельной, очень милой женщиной. Я принес ей соболезнование. Пока мои друзья занимаются своей печальной миссией, попытаюсь восстановить в памяти два минувших дня.
 
Я остановился на том, что поколесив по Грозному, мы с Султаном отправились в Шатойский район, в его родные места. Наш "УАЗик" весело бежал по прекрасному шоссе в равнинной еще части мимо населенного пунка  Старые Атаги, который еще у всех у нас на слуху, после телевизионных репортажей с «горячих точек» прошедших войн. Кстати, они знамениты не только боевыми действиями. Ведь это родина Муслима Магомаева, Махмуда Эсамбаева, Зелимхана Яндарбиева и многих других известных в Чечне людей.
Затем мы пролетаем Чири-Юрт и Дуба-Юрт по пути к  Аргунскому ущелью, дорога змейкой извивалась среди лесистых гор, а внизу серебрился буйный, хотя в эту пору и заметно обмелевший, Аргун. В голове прокручивались воспоминания двух военных чеченских кампаний, имена Хаттаба и Басаева, "ловушки", которые они устраивали федералам,  подробности одного из самых трагических событий второй чеченской кампании 29 февраля 2000 года под Улус-Кертом, где рота псковских десантников приняла неравный бой. Каждому бойцу противостояли до десяти хорошо вооруженных боевиков. Как федеральные войска не заметили передвижение тысячной группировки боевиков? Почему псковские десантники так и не получили помощи? Эти вопросы до сих пор себе задаешь...
- Вот это место боя, - говорит Султан, когда мы минуем указатель "Улус-Керт". И показал мне узкую дорогу между отвесной скалой слева и пропастью справа, когда мы проезжали по ней. Здесь была та страшная мясорубка, в которой погибла 6-я рота Псковской десантной дивизии. И таких мест во время моего путешествия было много.

Писать о войне не хочется. Вся моя философия держится на любви и дружбе. Но что делать, если эта проклятая война постоянно о себе напоминает. До сих пор. Вот Султан в своем ауле Зоны показывает разрушенный отчий дом; вот низко летящие над Кезенойам боевые вертолеты; вот нас останавливает и просит подвести до перевала мужчина, у которого боевики только что убили соседа; вот я лежу на горячем песке на берегу Каспия, а с гор вокруг санатория - то и дело слышны автоматные очереди...

Кошмарный сон

Мусе Ибрагимову

…и один и тот же сюжет:
сну преград нигде не чиня,
как не модный теперь сонет,
все мне снится твоя Чечня.

Что же воду в ступе толочь?
На Кавказе давно весна,
но под Питером белая ночь,
а мне снится в Чечне война.

Кадры в «ящике» просто жуть,
И опять смыкается круг…
Сколько ж можно один путь
проползать через смерть, друг?

Пуля – дура. Скажи, Аллах,
в чем Мусы моего вина?
Просыпаюсь – холодный страх.
Бог с ним, только бы не война.


9.05.09.

Эти стихи я написал в мае 2009 года. В стихах описан сон… Такие сны мне снятся до сих пор.

Вернувшись из поездки и перечитывая письма Мусы, натыкаюсь на будничный рассказ своего друга: (29 ноября 2008 г. 3:30:04 пользователь ibragimov 95@mail.ru) написал:
"В среду ездили вместе с Султаном и Данилом   в Хасавюрт. Базар там замечательный. Собирались поискать подарок для Астахова. Но все обернулось непредсказуемо.   Подъехали к рынку. Слышим автоматную очередь. Думали просто так. Оказывается стреляли в реальную цель. Мы видели этого боевика. Он застрелил военнослужащих в уазике и неторопливо прошел мимо нас, застегивая автомат во внутреннем кармане куртки. Снисходительно улыбаясь прикладывал палец к губам предлагая нам молчать. Данил начал действовать, предлагая застрелить террориста из пистолета, но мы еле уговорили его не стрелять, предполагая, что террориста прикрывают другие люди против которых у нас нет сил противостоять. Ситуация была из неприятнейших. Слава богу, что все закончилось благополучно. Вот такая ситуация. Муса".
Открываю уже упоминавшуюся книгу "Чечня: через круги ада", написанную Исой в соавторстве со своим братом, историком Мовсуром Ибрагимовым. Как можно это читать спокойно? В этих горестных строках - отвратительный лик войны, не знающий ни сострадания, ни жалости: "21 октября 1999 года был нанесен удар ракетами "земля-земля" по центру Грозного, по рынку и роддому. Погибли, по меньшей мере, 137 мирных жителей, в том числе 13 матерей и 15 новорожденных в роддоме. В мечети поселка Калинина во время пятничной молитвы погиб 41 человек, свыше 400 получили ранения. 9 января 2000 года был нанесен удар по центру г. Шали. В этот день, впервые за несколько последних лет, власти обещали начать выдачу пенсий. Масса пенсионеров толпилась в очереди у почты на центральной площади в ожидании начала выдачи. И тут над ними разорвалась боеголовка тактической ракеты. Убило свыше 150 ни в чем не повинных людей, так и не дождавшихся своей многострадальной пенсии..." (Москва-Саратов "Аквариус", 2003).
Есть в цитированной мной книге братьев Ибрагимовых "военный" эпизод об их родном селе Марзой-Мох, где мы побывали накануне: "В ноябре 2001 года в селе... проходила очередная "зачистка". Нужно отметить, что это село является особенным, с точки зрения присущего его жителям ментолитета. Почти все жители села являются потомками почитаемых в Чечне религиозных деятелей. Одна часть - прямые потомки шейха Кунта-Хаджи, а вторая - потомки его ближайшего друга и соратника Керима. Здесь свято чтут заветы Устаза, который предупреждал, что после того, как, по воле Аллаха ему суждено будет оставить своих мюридов, могут появиться люди, которые будут представляться шейхами и имамами. "Не обманитесь, - говорил он, - они не посланники Всевышнего. Но их не надо хулить, они не заслуживают и вашего порицания. Однако, будьте осторожны, не торопитесь идти за ними, сколь высокую цель они бы не декларировали. Они могут привести вас к беде". У морзой-мохковцев все эти новоявленные "эмиры", "имамы", "шейхи" как раз и ассоциировались с людьми, о возможно появлении которых предупреждал Устаз. Поэтому никто из них за эти годы не поддавался соблазну влиться в ряду сторонников новоявленных авторитетов.
Но в действиях федералов, ни в ту, ни в эту войну не было избирательности, что и вызывает недоверие населения к ним.
Во время "зачистки", все мужское население на два дня было заперто в местной школе. Из их числа отобрали около двух десятков молодых людей крепкого телосложения и вывезли в неизвестном направлении. Как выяснилось потом, часть из них доставили на блок-пост на въезде в село со стороны Ведено, а вторую часть в соседнее село Регита в расположение воинской части. Их жестоко били, пытали, добиваясь выдачи боевиков или лиц сотрудничающих с ними (но таковых в селе не было). В конечном счете, заставили родственников выплатить за них выкуп в размере 1000-1500 рублей за каждого и отпустили".
Хаид Сайдалиев, 72-летний старец, увидев избитых до полусмерти двоих своих сыновей, один из которых лишился рассудка, получил инфаркт и через несколько дней умер. А сын Руслан, не выдержав последствий издевательств покончил с жизнью в 33 года, оставив сиротами четверых малолетних детей. Такова трагическая судьба только одной семьи, рассказанной в книге, а сколько таких изломанных судеб по всей Чечне. И не в этом ли кроется одна из причин, побуждающих молодых людей взяться за оружие и уйти в лес?

Но вернемся в Аргунское ущелье. Миновав село Ярышмарды, приехали в Зоны. Здесь, собственно, и начинается знаменитое ущелье. Это малая родина Султана. Он показал разрушенный отчий дом, который мой друг обязательно хочет восстановить и заново отстроенный дом своего здравствующего дяди. Потом, проехав еще немного по дороге, у горного источника, где всегда останавливаются автомобилисты, свернули вправо, а можно сказать "нырнули" в лесную чащу и спустились к реке.
Здесь был оборудован навес, кострище, а горный ручей, загнанный в трубу бросал свою сильную плотную струю. Под эту ледяную струю мы подставили свои тела, охая и взвизгивая в экстазе.
- Вряд ли в раю Аллах допускает столь экстремальные формы наслаждения, - размышлял я вслух и вспомнил Эпикура, - человек может быть счастлив даже на дыбе.
Султан смеялся и удивлялся, когда я, указав на дерево, сказал, что это граб. С помощью двух своих племянников - сыновей дяди быстро соорудил костер, установил мангал и повесил огромный казан, над которыми колдовал с мясом баранины, картошкой, специями и прочими вкусностями. А чтобы я не скучал, выложил передо мной жареную курицу с вкуснейшими ломтями свежайшего хлеба, помидорами и огурцами.
Для высокого гостя, коим я и являлся, были и водка и пиво. Но тут я должен сказать о том, о чем следовало сказать изначально: дни моего визита к друзьям совпали с днями священного месяца Рамадан, днями строгого поста у правоверных мусульман. Себя я к таковым не отношу, а вот мои друзья таковыми как раз являются. Во-вторых, в Чечне сухой закон: водку и пиво тут не продают, но ведь всегда можно найти для гостя, если ему очень хочется...
- Это ли не "Сады Эпикура?" - Вопрошал я себя, сидя под уютным навесом в благословенный солнечный день, когда у ног моих шумел непокорный Аргун.
И был готов очень вкусный густой бульон, я вылакал огромную кружку этого чудодейственного шедевра Султана, заедая горячими кусочками баранины, свежими помидорами, огурчиками и, конечно, запивая чистой как слеза и ледяной как Северный полюс водкой....
Да простит меня Аллах за столь тяжкое прегрешение в священный месяц Рамадан, когда все правоверные мусульмане держат уразу, отказываясь от пищи и воды, несчастного раба желудка, позволившего себе эти гедонические страсти, не сумевшего противостоять "иблисовым" козням Султан-Бека, который сам не притронувшись к еде и питью, дьявольски искушал меня низменными, но такими прекрасными и вкуснейшими чреву - угодными наслаждениями! О, Аллах, прости жалкого раба своего - недостойного не только тебя, Всевышний, но даже имени своего, взятого из священной книги Коран. Эпикур, язычник, злой искуситель, я остался верен твоей теории... Пока я предавался этим близким и дорогим моему сердцу воспоминаниям о событиях двухдневной давности, вернулись в машину Иса с Султаном и мы вновь оказались с вами в Курчалое. Но прежде чем перейти
к другому эпизоду, хочу сказать несколько добрых слов о верном друге моего Мусы, а, следовательно, и моем друге, «преданном оруженосце», который, правда, на Санчо Пансо не похож: высок ростом и могуч в плечах.
Я люблю Султана и дорожу дружбой с ним. Тем более, что мы столько лет учились на одном факультете. А Муса, думаю я, даже и представить себя без Султана не сможет, настолько они за эти долгие годы привязались и прикипели друг к другу, став ходячим выражением «не разлей вода». Вот стихи, написанные по случаю юбилея Султана:

На 60-летие Султана УЛУКБАЕВА

Когда в пути шагать устану,
И на усталость рассержусь,
Я напишу письмо Султану:
По Интернету с ним свяжусь.

Ответом – душу мне согреет
И оптимизмом подбодрит,
Как лишь Султан один умеет,
Шутя, со мной поговорит.

И вспоминая наши встречи,
Над шашлыками дым и пар…
Что ж, 60 – еще не вечер,
Скажу ему: Аллах Акбар!

Но юбилей вполне серьезный,
Не даст соврать наш друг Муса:
Еще хранит ваш добрый Грозный
Его застолья голоса.

Как жаль, ребята, что не с вами
Я за столом сейчас сижу.
Но над кавказскими снегами,
Как ангел мысленно кружу.

И все, чего тебе желаю,
Желаю и себе, Султан.
А то, как нынче выживаем,
Пройдет как утренний туман.

Живи и помни: Питер старый
Твой образ до сих пор хранит.
И в ожиданье - сфинксов пара
Роняет слезы на гранит.

6 февраля 2009 года.
 
- Свернули с дороги в Центорой, родового гнезда Рамзана Кадырова, - сказал мой друг.
Отсюда началась наша дорога к Перевалу. Но прежде чем мы достигли его, мы много повидали удивительного на нашем пути. «Мы побывали в исторической крепости Ведено, - писал мне в письме Иса, - прогулялись по знаменитому здешнему липовому парку, - и ты ничего не пишешь об этом».
Да пишу я, пишу, Муса. Просто надо выстроить композиционно весь материал, ведь даже перед тем как мы попали в Ведено, мы побывали в твоей родной деревне. И об этом надо обязательно написать. Но ведь об этом я пишу в другом месте в связи с войной в Чечне. Надо сказать, что Введенский район для Исы в полном смысле его родные места. Здесь прошло его детство и отрочество, здесь он ступил в пору своей юности.
Потому про Ведено, надо рассказывать подробно. Когда мы приехали сюда, Муса припарковал машину, Султан остался в ней подремать, а мы с другом совершили продолжительную прогулку по городу.
Веденский район  расположен  в горной  части Чеченской Республики, в его территорию, в   основном,  входят   отроги   Черных  гор,  сплошь   покрытых     густыми  лесами, и  часть   Большого  Кавказского  Хребта  с  его   альпийскими   лугами.
Территория  испещрена  руслами  многочисленных  рек  и  речушек,  берущих  свое  начало    у отрогов  Большого Кавказского хребта.
Вдоль русел  рек  расположены  живописнейшие  долины, где и стоят  такие  селения  как  Ведено, Дарго, Тевзана, Элистанжи, Хаттуни, Махкеты. 
Теперь в Ведено как историческую ценность показывают дома Басаева и Хаттаба. Не слишком пострадавшие во время второй кавказской кампании. Друзья показали их и мне.
 Но гораздо интереснее для меня было увидеть школу-интернат № 8, где учился мой друг, общежитие, где он жил в ученические годы. Интересно было увидеть «крепость Шамиля», от которой осталась лишь стена, сложенная из камней, скрепленных яичным белком, глиной и волосом из конского хвоста. Ведено было одним из оплотов имама Шамиля в Чечне.
Вернувшись домой, я закопался в исторические источники, пополняя свои скудные знания по истории этого края: «Исторически район  явился  ареной кровопролитных  сражений в  освободительной  войне   периода  имама  Шамиля. В центре  Ведено   расположена крепость,  названная  «Крепостью  Шамиля»,   построенная    гарнизоном    царских    войск   в  Х1Х   столетии,  местами    хорошо    сохранившаяся    (были   проведены   работы по  реставрации   как  памятника  истории района).   В  райцентре  имеется    старинный     парк,   имеющий    историческое    прошлое».
           Главнокомандующий русской армией на Кавказе князь А. И. Барятинский из своей ставки у подножия окруженного Гуниба в победном донесении венному министру 22 августа 1859 года, за три дня до пленения Шамиля, писал, что полувековая кровавая борьба на Северо-Восточном Кавказе закончилась и русским в течение нескольких дней без выстрелов были сданы «крепости замечательной постройки, взятие которых потребовало бы огромных пожертвований...»
Эта  земля  взрастила  и  немало  замечательных  людей  - поэтов, писателей, ученых, врачей, политиков и т.д. Всему миру  известен  выходец  из  Харачоя  Хасбулатов Руслан Имранович – политик, Бывший  спикер Парламента Российской Федерации. Из  этого  же  села народный герой абрек Зелимхан.  Он  был защитником бедных, оскорбленных  и  обездоленных  людей (в  его честь  названы  улицы, переулки  и  населенные  пункты  района  и  республики).
По дороге на Перевал к Кезеной-Аму мы заезжали в Харачой. Здесь знаменитый водопад «Девичья коса» - великолепное природное явление, полностью просматриваемое от подножья горы: узкий водопад причудливо переплетает свои струи, будто пряди длинной косы девушки… А здесь, у подножья мы с наслаждением делаем глоток холодной родниковой горной воды, фотографируемся рядос с устало опустившимся абреком Зелимханом, на коленях которого всегда наготове покоится винтовка и верный конь стоит рядом с хозяином…
Но продолжим перечислять знаменитости из здешних селений. Из  селения  Элистанжи  поэт  - прозаик  Абди Дудаев, а его  племянник Муса Дудаев    -  известный  киноактер. Многим  известны    некоторые  произведения  уроженца  села  Хаттуни Зайндина Муталипова. Частицу  своего  труда  в  культуру  Республики  внесли жители  села  Махкеты Билал  Саидов,   Сайд-Хамзат   Нунуев. С  огромным   интересом  читаем  художественные  произведения   жителя   селения  Тевзани   Шарпуддина  Ахмадова  -  научного  деятеля,  академика НИИ  ЧР.
Не смотря на лихолетье прошедших войн, власти тщательно сохраняют исторические места, связанные с героическим прошлым. Прогуливаясь по Липовой аллее, мы остановились у  Братской   могилы  воинов,  погибших  в  борьбе  за  Советскую  власть в период Гражданской войны, оллективизации  и Великой Отечественной войны.  Расположена   могила  в   Центральном  парке  села  Ведено, в тени  вековых  деревьев.
Из этой липовой аллеи нам с Мусой уходить не хотелось. Мы долго сидели на лавочке, и мой друг рассказывал с улыбкой о своем «суровом» в полном смысле слова детстве.
- В интернате мы вечно голодные ходили. Привезешь из дома рубль и растягиваешь его на дни, купишь пирожок в столовой за 7 копеек, вкусный!..
Жили в бараке, вот здесь он стоял, кажется… Утром подходишь к бачку с водой и кружкой на цепочке разбиваешь лед… Холодно было, мерзли.
Зашли в дом культуры. Там молодежь пела народные песни и девушки танцевали народные танцы.

А наша цель - жемчужина Чечни: Кезенойам – высокогорное озеро на границе Дагестана и Чечни, во впадине, образуемой горными вершинами Яндин лам и Кхашка лам. Вот что рассказал  мне Муса, предваряя наше путешествие на Перевал.
- О происхождении озера и его названия у вайнахов существует интересная легенда, начал мой друг, - горцы всегда и всюду были гостеприимными и добрыми, у них строилась комната, кунацкая – для гостей, специально для гостей берегли пищу, хозяйка дома, владычица огня и очага, после того, как заправит котел для ужина, бросала несколько кусочков мяса лишнего, со словами: «для нежданного и долгожданного гостя», и если вдруг, даже после полуночи, появится странник, путник, следующий в дальний путь, он не мог оставаться голодным. Его «доля» пищи всегда ждала его. А если этот гость остановился на сутки, или больше, то для него приносилась специальная жертва – резался баран. И вот бог решил проверить, поиспытывать все ли горцы гостеприимны, не слаб ли святой закон гор,  закон гостеприимства и для этой цели послал своего ангела. Спустился ангел в образе странника и нищего и стал ходить по всем аулам гор. И везде его принимали с радушием. Но случилось неожиданное. Пришел он глубокой ночью в один аул и стал стучаться к каждому хозяину и проситься в дом. И везде ему отвечали: «Проходи дальше. Нет у нас для гостя ни постели, ни пищи». Жители этого аула были скупы и негостеприимны. Так и прошел весь аул от дома к дому,  от одного хозяина к другому и везде встречал отказ. Дошел он до самой окраины аула и постучался в дверь бедной сакли. А в этой бедной сакле жила одинокая женщина с малыми ребятишками. Она открыла дверь и на просьбу странника ответила: «Входи, нежданный и долгожданный гость». Собрала она все свои запасы продуктов, накормила и напоила гостя и предложила постель. Но неожиданного гость сказал: «Я не странник и не нищий. Я ангел. Хожу по горным аулам и проверяю щедрость гор и горцев. Везде меня встречали с радушием, но здесь меня никто не принял, кроме тебя. Этот аул будет проклят богом. Он будет потоплен в море дождя. Небо начнет «рыдать» ливневыми дождями после моей молитвы затопит весь этот аул. А ты собери свои пожитки и малых ребятишек и иди вслед за мной. Тебе только и твоим ребятишкам бог  дарует жизнь. И повел он одинокую женщину и ее малых  детей на вершину горы. И как только он вывел женщину и детей на безопасное место, он,  этот ангел, стал молиться, чтобы бог ниспослал ливневые дожди, которые затопят весь этот грешный аул со всеми его жителями. И небо стало «рыдать» до тех пор, пока аул этот не опустился, образовав большую котловину и затопил его слезами неба». Стигла дог1анца къевзина х1оьттина 1ам – называют его горцы. А там, где остановилась одинокая женщина с малыми детьми, появился новый аул под таким же названием, что и озеро – Къоьзуна. И озеро стали называть Къоьзунан-1ам (Кезеной-Ам), а аул стали называть - Къоьзуна.
Вот такую историю рассказал мне мой друг, вспомнив, что еще в школьные годы его послали на историческую олимпиаду, где он и представил эту легенду на конкурс. А мы тем временем проехали границу между Чечней и Дагестаном, где на блок-посту с БТРами и автоматами стоят федералы. Муса о чем-то поговорил по-чеченски, рассмеялся и мы поехали дальше.
- Стоит ли ехать дальше, сколько дороги до того места? - спросил я его, говорит Муса.
- Это далеко и дорога трудная, - ответил мне воин, - но если ты везешь  дорогого гостя, ты уже не имеешь права поворачивать обратно.
- Все эти дороги еще ведут в седую древность, - думал я вслух. - Вернусь из поедки, обязательно поищу источники. Я так и сделал. И нашел немало интересных материалов по истории этой замечательной горной страны. Если бы трэвелог ограничивался в своих заметках путешественника только личными впечатлениями, вряд ли это было бы так интересно. Пока мы забираемся в горы на "Тойотте-королла", почитайте, дорогой читатель, исторические справки в интернете об истории этого удивительного горного края. Не пожалеете.
Смежные   высокогорные  районы  Чечни  и  Дагестана   сообщаются   посредством  автодороги,  проходящей   через   перевал.   Она  проходит    от  селения Ботлих  до  села Ведено,  где  в  свое  время  находилась   резиденция   Шамиля. На   подходе  к  перевалу  со  стороны  Чечни   дорога   проходит     по  берегу  озера  Кезеной - Ам,  у  самого края  отвесного обрыва над  водой. Ее  здесь  называют  «царской  дорогой».  Она  была  вырублена в скалистом  склоне специально  для проезда  Александра II, который в 1871 году  приехал  полюбоваться   Кавказом.
Кезеной – Ам – самое   крупное  озеро  в  горах,   по  своим   размерам  и  высоте  над  уровнем  моря  стоит   в   одном  ряду  с  Голубыми  озерами Кабардино – Балкарии   и   озером   Рица   в   Швейцарии.
В  одно  время  здесь  была  база  Олимпийской  команды  Советского Союза  по  гребле  на  байдарках.  При  определенных  условиях  озеро  может  стать  центром  туризма  в  республике,  в  селении  Харачой  располагалась   туристическая    база    географического  факультета    ЧИГУ.
Особо нужно  сказать  об  этой  базе  и  красоте  этого  района. Здесь  большую  достопримечательность  составляет  уходящий в  гору  серпантин  дороги  Ведено – Ботлих. Впрочем, к Кезеной-Аму мы еще вернемся.
Реки  района  заслуживают  того, чтобы  о  них  сказать отдельно. Это  удивительно  чистые,  прозрачные родниковые  воды, в  которых  водится  редкая  рыба – форель. Чистота и  прозрачность  рек  просто завораживает.  Недаром  в  благополучные «застойные» годы  по  руслу  рек  негде  было  по  выходным дням  поставить машину,  настолько  было  много  отдыхающих  здесь. Свежий  воздух,  девственные  леса,  чистая  прозрачная  вода  и  гостеприимство  местного  населения  притягивало  многих  людей  из  разных  городов  Союза.
В некоторых  местах  русла  рек  образуют  широкие  долины,  где  располагаются  села  Дарго, Ведено, Элистанжи,  Хаттуни, Тевзани  Махкеты  и Сельментаузен.  Красота  и  ухоженность сел  удивляла гостей  края. Все  это  было  до  военных  действий  в  Чечне.
Мои записки за 10 августа заканчиваются въездом в Хасавьюрт, город в Дагестане на нашем пути на Каспий. Это большой город по Кавказским понятиям и здесь сплошные торговые ряды вдоль дороги: примитивные ларьки вперемежку с роскошными торговыми супермаркетами.
А в самих записках я описывал поездку на Кезеной-Ам. Всю дорогу туда снимал на видео, виды там завараживающие, может быть дорога не столь опасна и крута, как в Аргунском ущелье, но седые очертания гор вокруг - не менее прекрасны и величественны! Я не мог надолго отключать камеру, всегда держал ее наготове. Увы, когда мы, наконец, достигли цели нашей поездки и у ног наших легло чудо-озеро, зарядка кончилась. Вот так у меня всегда бывает: самое интересное не попадает в кадр.
Например, когда мы ехали вдоль Кезеной-Ама, над ним низко пролетели два боевых вертолета. Это что-то напомнило из военной хроники недавних лет и впечатляло своей серьезностью.
- Пограничники, - глядя вслед удаляющимся железным птицам, сказал Иса, и помолчав, добавил, -  Эх, друг! Как неузнаваемо изменилась наша страна... Вместо братской семьи народов - блокпосты, погран-заставы... Политика уничтожила не только советские традиции, мы разрушили многовековые узы дружбы с Грузией! Это же преступление! Высокогорное озеро Кезеной-Ам — самое большое и глубокое озеро Северного Кавказа, расположенное на границе Веденского района Чеченской республики и Ботлихского района Дагестана, на южном склоне Андийского хребта, на высоте 1869 метров над уровнем моря. Водоём образовался в результате запруды долины двух небольших рек — Харсум и Кауха. Обвал, запрудивший долину, произошёл с южного склона хребта Кашкерлам, ниже слияния этих рек. Причиной, скорее всего, стало землетрясение.
Естественная плотина, расположенная в западной части озера, достигает высоты более 100 метров. Котловина озера имеет крутые склоны и плоское дно. Максимальная глубина озера в данный момент неизвестна (аквалангисты не могут достичь дна этого озера), средняя глубина 72 метра. Протяженность озера с севера на юг — 2 километра, а с запада на восток — 2,7 километра. Максимальная ширина — 735 метров. Длина береговой линии — 10 километров. Озеро питают впадающие в него речки и ручьи, а также выбивающие в самой котловине ключи. Главную роль в питании озера служит небольшая речка Харсум, впадающая в озеро в его северной части, и Кауха, впадающая в восточной части. Поверхностного стока озеро не имеет.
Температурные условия и уровень воды в озере из года в год изменяется в зависимости от количества выпадающих в его бассейне атмосферных осадков. Вода в озере холодная, летом температура на поверхности не поднимается выше 17-18 градусов по Цельсию. Температура воды в нижних слоях — примерно 7-8 градусов по Цельсию. Зимой озеро замерзает, толщина льда в отдельные годы достигала 70-80 сантиметров.
Нам, однако, озеро не показалось холодным. Стояли жаркие дни и, возможно, у берега вода успевала нагреться, но мы купались в этой ласковой стихии, катались с Мусой на водном велосипеде и нам не хотелось из воды вылезать. Но наш главный шеф-повар Султан звал на барбекю и от исходящих от очага запахов невозможно было устоять. Хотя все это предназначалось только мне, ведь оба моих друга держали уразу.
Пошел дождь, но мы сидели под навесом уютного кафе и пережидая непогоду, погоняли шары: Муса разделался со мной, хотя и отнекивался, что играть не умеет.

12.08.12.
воскресенье
Сегодня ровно неделя, как я путешествую, ведь я уехал из Питера 5 августа. Вчера позвонила жена и сказала, что в почтовом ящике обнаружила письмо от нашей подруги Светы Филипповой с новогодними поздравлениями и с вложенной туда тысячной купюрой. Письмо было отправлено из Питера в конце декабря в Паловск, куда добралось к середине августа! Такова доблестная наша почта!
Все эти дни мне не удается писать. Дни слишком насыщены событиями и про "заветную" тетрадь попросту забываешь. Тоня еще доложила, что Юлька собирается к тетке в Великий Новгород, а сама вчера ходила в Шахматный клуб в Пушкине играть в турнире.
Я же стараюсь чаще бывать на море по утрам, днем, по вечерам, и даже ночью. Позавчера пошли с Султаном ночью - туман - в трех шагах друга не видно. А вода - теплая-теплая. Столкнулись с уливительным явлением: вокруг рук и всего тела, при движении, образуются прыгающие "светлячки", огненые звездочки. Султан говорит, что это микроорганизмы. Не знаю, но это очень загадочно и красиво! А в небе - крупные, яркие созвездья! Как прекрасен мир! Вчера ночью наблюдал очень активный звездопад.
Вечером пошли в кафе при санатории. Ребята разговлялись и могли себе позволить. Муса заказал шашлыки, они пили лимонад, я пиво. Посидели отлично. Вспоминали первый мой приезд на Каспий два года назад. Тогда, в санатории "Дом науки" мы тоже сидели в кафе у моря и слушали шум прибоя.
А здесь шумел горный ручей рядом с нашим столиком.
Вчера мне удалось посмотреть футбол "Зенит" - "Спартак" 5:0!
Муса все время лежит в номере перед ящиком и смотрит Олимпиаду, а я составляю ему компанию. Но все же успеваю много передвигаться в пространстве, бегать к морю, Мусу удается с трудом вытаскивать к воде, он "малоподвижное существо", как в шутку мы прозвали его с Султаном, предпочитающее "горизонтальное положение". А к футболу остыл, матч "Зенит" - "Спартак" проспал. Спит очень много. Настроение тоже неустойчивое, вдруг начнет нервничать, становится раздражительным из-за каких-то пустяков. А душа у него добрая и заботливая. К счастью, эти вспышки быстро проходят, потом сам над собою посмеивается. С Султаном вдвоем они мое пребывание в гостях подготовили с истинно кавказским гостеприимством, выполняя все мои капризы. Сейчас Рамадан, мусульмане держат пост, Султан весь день ни ест, ни пьет, а Мусе с его "сахаром" это вообще противопоказано, но он тоже ничего не пьет. Я привез в подарок "Ирландские виски", фирмы, производящей этот напиток с 1608 года, но они даже не пригубили. Муса вообще "испортился", как совершил хадж в 2009 году, как отрезал, в рот ничего не берет. Я это знаю еще по его приезду ко мне в Питер в начале января, даже на рюмку его не уговорил. Так что "пьянством" и чревоугодием в этой компании занимаюсь один я - старый грешник. Муса же очень строг. На людях курить мне не разрешает: "Вот выедем за деревню, - говорит мне в дороге, - тогда покуришь".
Здесь в санатории "Каспий" трехразовое питание, "шведский" стол, мой друг ворчит, а мне нравится. Мне вообще все нравится, особенно сам Каспий. Сплю мало. Жалко тратить время на сон, да и не хочется. Столько впечатлений, интересных встреч, разговоров, смешных эпизодов... Боюсь только не успеть их все записать.
Муса возит с собой ноутбук с модемом, но подключиться к интернету не получается. Я с собой комп не вожу, люблю писать от руки. И отсекаю лишнюю информацию, хватает своей. Более того, как бы все не забыть. Надо возвращаться к началу приезда на Кавказ. 8 августа мы с Султаном вдоль Аргунского ущелья уехали так далеко, чуть ли не к истоку Аргуна, где на скале стоит бронзовый горный козел и две стилизованные под старинные башни стелы. Бурный, клокочущий Аргун, зажатый в узком ущелье, вообще ныряет под скалу.
Вернулся с завтрака. И вынужден записать этот грустный абзац. Мой друг, мой брат Муса младше меня на 5 месяцев. Но ему надо всегда выбирать, что можно есть, а что нельзя... Ай, Аллах, дай мне пожить еще так: никогда не думать о том, что можно, а что нельзя и есть все то, что хочется.
Султан уже ушел на море, зову Мусу. А он говорит, что на море ему нельзя. И на солнце нельзя. Ходит на процедуры по утрам. А мне не нужны процедуры. Мне нужно море. Эх, Муса, будет теперь весь день лежать перед дурацким ящиком и смотреть на здоровых людей на Олимпиаде.
Я в номере один. Муса вчера надумал позвать сюда жену и дочь Элизу. Они выехали из Грозного в Махачкалу сегодня. Мой друг поехал с Султаном их встречать.
А я только что вернулся с моря. Был там сразу после завтрака. Потом они увезли меня в соседний город Избербаш в 20 километрах отсюда. Там «затарились» пивом и рыбой, продуктами, хлебом и т.д. Забавный эпизод: Султан купил палку полукопченной колбасы, "говяжьей", как его заверили торгаши. Муса прочел этикетку - она свиная.
- Кяфер, возьми, это тебе, - вручил колбасу мне друг. Кяфер - это что-то вроде вероотступника, нарушителя законов мусульманской веры. Кроме того, мой друг вручил мне стеклянную лошадь, полную коньяка. Как я ее довезу?
Когда вернулись, я снова не смог вытащить Мусу на море, пошел один. Вернулся в пятом часу, а их уже нет. Снова пошел на берег. Каспий сегодня неспокойный, "волнуется"- довольно высокие волны с гребешками. Покупался всласть, покачался на волнах: лежишь на волнах на спине, как в гамаке. Позагорал. Взял видик с собой, поснимал. Доказательство моего пребывания здесь. Завтра  мой предпоследний день на Каспии, 14-го вечером отъезд из Махачкалы.

13.08.12
понедельник
Сегодня море не просто "волнуется", штормит. Но я все равно с утра бегу сюда. На завтрак не пошел. Все время забываю, что сметана на меня хреново действует. Голоданием чищу желудок.
На Каспий хожу в одиночестве. Муса с утра на процедурах. Море и его лечебные возможности не признает, а вот эскулапам доверяет на все 100! С утра я трижды бросался в море и забавлялся с волнами. Загорал. И надумал принести с собой тетрадку. Позвонил Тошке, все забываю, что здесь встаю очень рано. Она еще спала. Дал ей послушать шум прибоя.
Пошел за тетрадкой, а навстречу Султан с дорожной сумкой: выписался из номера, искал нас. Вернулись, а ключ на "ресепшн" висит. К нашему приходу в номере сделали уборку. Принял душ и выпил две кружки чая и съел кусочек черного диабетического "йодированного" хлеба Мусы. Тем временем он вернулся и объявил, что от Санатория в Махачкалу ежедневно ходит служебная маршрутка в 15-30. Султан поедет на ней сегодня. У него сын из Лондона приезжает. А я, скорее всего, этой маршруткой уеду завтра. Муса с женой, дочкой и внучкой останутся еще на денек.
Вчера вечером Султан устроил "отвальную" после разговения, и мы выпили, наконец, "Ирландского" вискаря, что я сюда тащил. Сейчас оба моих друга спят в номере, а я снова на берегу. Записываю сегодняшний день. В море никто, кроме меня, не купается, на пляже почти никого. Пошел, искупался, плавать невозможно, слишком сильная волна. Зато весело бросаться в нее... Сегодня довольно сильный ветер. Но небо по-прежнему голубое, солнце светит также ярко и жарко.
Слава богу! Кончилась Олимпиада и Муса начал иногда вставать с постели. А то целыми днями лежал перед экраном. Я составлял ему компанию, но ненадолго, тянуло к воде. Да и грех валяться в номере, когда Каспий рядом.
Пляж совершенно пуст. Сидят под грибком две пожилые женщины, одна из них совершает намаз. Вдали мама с двумя детьми. А в море - никого!
Дети и детей почти не вижу. Вчера встретил их, помог дотащить вещи. Потом ненадолго пошли на море. Поужинали, и больше я их не видел.
Не успеваю все записывать. Отвлекает Каспий. Лишь сегодня догадался брать на берег тетрадь. Я еще не все описал, что видел в Грозном, в горах... Ничего, завтра сяду в поезд и буду ехать домой 60 часов. Тогда и попишу.
Сейчас в санатории обед. Все в столовой. Я не пошел. Не хочу испытывать дискомфорт в дороге. Надо что-нибудь посмотреть в аптеке. На всякий случай. Вот похвастался давеча, что все есть могу - боженька и наказал.
Похоже, я загорел. По крайней мере, на фоне "бледнобелого" Мусы почти негр.

Наш номер стоит 1500 р. на человека. Все включено: проживание в двухместном номере. Есть кондиционер, холодильник, телевизор, ванная, душ, лоджия. Трехразовое питание (шведский стол), медицинское обслуживание. Муса все проплатил сам. Мои предложения о компенсации с негодованием отвергнуты. Султан смеялся надо мной. Кавказцы!
В принципе, приехать сюда на недельку с Тоней - вполне недорого.

Времени - 14-15. Только что искупался. Посижу до 14-30 и пойду проводить Султана. И снова приду на берег. Сильный ветер, поэтому солнце печет не так сильно. Вода стала грязной, волна несет к берегу мусор. И водоросли путают руки и ноги.
Султан держит уразу. Весь день не пьет, не ест. Разговляется после 20 часов. Особая статья - Муса. У него повышенный сахар в крови. Ему держать уразу не позволяет здоровье, но он очень строг. После паломничества в Мекку, как отрезало: ни капли в рот не берет. Это еще я в Питере в январе понял, когда Муса гостил у меня. Конечно, чтобы поддержать компанию, он может пропустить стаканчик пива. Так сам говорит. Но предпочитает лимонад, чай. Пойду, однако. Надо попрощаться с Султаном.
Проводили Султана с Исой. Так быстро пролетело время! Было грустно. Султан - веселый, добрый человек, с ним легко, он никогда не покажет скверного настроения и позаботится о том, чтобы тебе было хорошо. Султан - многолетний верный друг Исы, его незаменимый помощник. Сколько помню, со студенческих лет они всегда вместе.
Муса принес мне тетрациклин из аптеки. Я принял таблетку уже пару раз. Желудок не беспокоит. Даже съел кусочек куры, принесенный моим другом из столовой. Вернувшись в комнату, я навел порядок на столе. Сейчас буду потихоньку поковать вещи. А потом снова уйду на берег. Надо же! Муса вдруг сам встал и сказал: "Пошли на море!" Это было в 17 часов. Я был счастлив. Мы вместе долго "резвились" в воде. Море сильно штормило. Качались на волнах. Потом я загорал, а мой друг сидел на лежаке в теньке.  Муса пытается дозвониться до Султана, узнать, как тот добирается до Грозного. Но у меня на телефоне кончились деньги, а у Мусы телефон разрядился. Пошли не спеша в номер.
Там Муса немного почитал "Вещего Олеговича". После ужина (я не пошел) Муса дозвонился до Султана. Он уже добрался до Хасавьюрта.
Полистал свой дневник. Приеду домой, поработаю над этими беспорядочными записями. Мой друг отнял у меня тетрадь. Прочитал о себе и смеется. Особенно по поводу раздражительности. Вчера на отвальной был с нами Ваха Магомедович Гарсаев, зав отделом Академии наук Чеченской республики. Звонит уже из Грозного. Он с женой сегодня утром уехал из Санатория.

14.08.12,
вторник.
Вот и настал этот последний день. В 15-30 я отбываю из санатория "Каспий". Вчера после ужина совместными усилиями вытащили Мусу на танцплощадку посмотреть как танцует его внучка Марьям. Дети и сама пошла в круг. Я тоже немного оттянулся. Марьям 9 лет, она очень "танцевальная" девочка. Еще в прошлый приезд Мусе говорил: готовь ее в Академию русского балета имени А.Я. Вагановой. А теперь через год ей можно попробовать. Советую другу отдать ее пока в Хореографическую студию и музыкальную школу в Грозном. Пришли с танцев и быстро уснули, но Тошка разбудила. Милая, она чуть не плачет.
- Юфим, ты когда выезжаешь?
- Завтра.
- Ну давай уже скорее, я соскучилась...
Побрился. Муса ушел на завтрак, я не пошел. Все еще боюсь за желудок. Принимаю таблетки. Сегодня безветренный, тихий, солнечный день. Наверно, и море успокоилось. Пойду с ним проститься. Пришел. Каспий, будто чувствуя эту мою грустную минуту, не штормит. Встретил меня спокойно и ласково. Солнце еще щадящее, утреннее, в стайке белых легких облаков.
Муса жалуется на боли в ногах и спине. Он внушил уже себе, что море ему вредно. Во всяком случае, море Каспийское. Хвалил Черное. А Дети сказала, что Каспий ей больше нравится. Для меня же, любое море прекрасно! Я хотел бы жить рядом с морем. Но где-нибудь в теплом месте, на Средиземноморье, например. Может быть, в конце жизни я это устрою для себя и своей семьи.
Тошка не привыкла к долгим разлукам. Скучает. Зовет скорее домой. Я тоже скучаю по ней и по дочери. Но, конечно, рядом с морем и моим лучшим другом - значительно меньше. Ничего! Скоро буду дома. Я очень счастлив, что у меня была возможность провести несколько дней с Мусой.
Вчера с загаром явно переборщил. Вечером даже немного знобило. Но утром встал бодрым и здоровым. Муса дразнится: кожа да кости, а сам, по-моему, завидует. Еще бы - 120 кг. против моих 60! Ему бы сбросить килограммов тридцать. И он бы не болел...
Все лежаки заняты. Я сел на какой-то брус и пишу. Но тут летают  мелкие злые мошки. Больно кусают. Зато в теньке. Мне уже не надо много солнца, я достаточно загорел.
Господи! Уже исписал 127 страниц в общей тетрадке. Осталось 65 страниц чистых. Но мне еще 60 часов ехать. Хватит ли до дома? С другой стороны, как подумаешь, что все это надо еще переносить в комп, обрабатывать... Ну и задал я себе работенки! На всю осень хватит. Зато закончу "В садах Эпикура". Но прежде добью "Вещего Олеговича". Это главное. Мой долг.
А ведь отдыхая, я не перестаю думать о работе. В голове все мысли о творчестве. Ловлю себя на этом. Все - на подсознательном уровне. Видно, привычка уже.
Довольно! Пойду в воду. Море призывно шумит. Прибой. Когда бросаешься в волну, кажется, что твое разгоряченное тело "шипит", как раскаленная докрасна болванка. И это блаженство! Нет, я все-таки безнадежный эпикуреец.
Выходя из воды, на что-то наступил. Мне даже почудилось - донышко от разбитой бутылки. Нагнулся, достал. Оказалось, браслет, усыпанный разноцветными камушками, сам из меди. Широкий. Отдам Юльке, она любит всякие такие побрякушки. Гламурный возраст. Скажу - дар моря.
Как-то, в начале нашего пребывания на Каспии, я оговорился: "Иса, пойдем на речку". А сегодня он мне заявляет: "Я на речку не пойду!" Априори и категорично! Я вырос на реке. Это моя любимая стихия - вода. Как для Пастернака. Слушая шум прибоя, вспоминаю "Сиддхартху" Германа Гессе. Там друг Сида перевозчик Васудева всю жизнь провел у реки. И слушал ее. И стал мудрым. Все ответы на его вопросы дала река. Надо было только слушать ее... Я слушаю шум прибоя.
Купался уже дважды. Порывался уйти, но Каспий крепко удерживает возле себя. Видно, бог и вправду любит троицу. Искупался в третий раз. Пошел было домой, но вижу, лежачок освободился под грибком. Грибки здесь покрыты тростником, как на зарубежных пляжах.
Прохожу мимо двух женщин и слышу реплику: "Мы вчера день потеряли из-за плохого моря". Разве море может быть "плохим"? Штормило немного, но совсем безопасно для купания, даже весело. Кругом стоял детский и женский визг от набегающих волн. Море всегда прекрасно!
Вдоль пляжа на длинных стеблях, похожих на сорняк, растут бледно-желтые цветы-колокольцы. Спрашивал у Мусы, как они называются, он не знает. Сегодня на берегу спросил у пожилой женщины. Отвечала обстоятельно: "Я не знаю научного названия, но в народе зовут "дикая роза" или "дикая рожа"(!?) Они похожи на цветы, что растут в нашей полосе. Только те - розового цвета. (Вернувшись домой, я нашел этот кустарниковый шиповник в википедии, где сказано, что дикая рожа - южнокаспийское растение).
У меня привычка с детства: зажать двумя мизинцами нос, а большими пальцами уши, и опрокинуться в воде навзничь. Тогда волосы откидываются назад. Волос уже нет, а привычка осталась.
Пойду, пожалуй, домой. Надо собираться. Возможно, еще прибегу. А если нет, прощай, Каспий! Мне было хорошо с тобой. Бог даст, я еще вернусь к тебе...
Но я успел и после обеда сбегать и окунуться в море. Все! Через 40 минут сажусь в маршрутку и еду в Махачкалу. Следующую запись сделаю уже в поезде. Пока, Муса!

17-50
А вот и не в поезде, а раньше.  Сижу на скамейке у платформы на вокзале в Махачкале. Приехал около пяти часов. Сначала от санатория до города доехал на служебной маршрутке. В Манас заезжали на рынок. Водитель взял с меня 70 р. А до вокзала добирался на маршрутке № 1. Проехал всю Махачкалу за 13 р. Таких цен в Питере уже давно нет. Мой поезд в 19-37.
Это возмутительно! Сидим, ждем поезда. Никаких объявлений. Наконец, говорят: "На первый путь прибывает поезд 135-А на Санкт-Петербург". Видим, идет. Но за 0,5 км. останавливается. Мне охранник на лавочке сообщает, что к платформе он не подойдет. Надо туда идти. Ладно, у меня одна сумка на плече. И то - тяжело, а другим как? С огромными баулами и кучей детей? Террористов что ли боятся? И вот мы бежим, как цыгане. У меня первый вагон, надо еще весь состав пройти до "головы поезда".
Ладно, прибежал, сел. А духота! Пытаюсь окно открыть - а фиг тебе! Не открывается. Оказалось, в третьем купе аварийное окно вааще не открывается. Моя соседка - молодая женщина с двумя пацанами лет по шесть. Ужас! Эх, Россея!!! Вот и отдых: обратный путь все радости съест - хождение по мукам.
Позвонил Муса. Я ему рассказал, он в шоке. Одно утешение: мой друг заморозил в морозильнике бочонок пива для меня. Он оттаял, но холодный. Пот течет градом. Пью пиво.
Подъезжаем к Моздоку. Будем стоять минут 30. Хоть подышим. Душегубка. Жене позвонил, терпи, говорит.

15.08.12
Это был не Маздок, а Кизил-Юрт. Два года назад Муса с Султаном меня здесь встретили с семьей и сразу повезли на Каспий. А между тем, прошла первая ночь в поезде. Едем уже 15 часов.
В Гудермес прибыли в 23-15, стояли 2 часа 15 минут и отправились в 1-30. Я все это время просидел на лавочке у вокзала и слушал вечернюю молитву муэдзина по динамику с минаретов мечети, что рядом с вокзалом. Мечеть в Гудермесе новая, ночью красиво подсвечена разноцветными фонарями. Восьмого августа ночью меня здесь встречали Муса с Султаном и сыном Мусы. И вот я снова здесь. Муса, я ему позвонил, удивился, что так долго стоим. Я Тоне позвонил и дал Юльке по мобильнику послушать муэдзина. Но звонок прервался. Кончились деньги? Роуминг очень дорог.
Тут ко мне подсел пассажир из другого вагона и развлекал байками. Он из Прохладного, ездил в Избербаш на свадьбу дочери. Это от санатория в 20 км, мы ездили туда на рынок. Прохладное проехали в 10 утра. После Гудермеса я завалился спать и очень хорошо выспался! Даже удивился, в такую духоту!
У меня соседи по купе - молодая женщина аварка Хава с двумя близнецами: Эмилем и Рамилем. Родом из Азербайджана, но живут в Питере. Один спокойный, а другой непоседа. Им по шесть лет.
Позже, на боковых полках оказалась еще одна молодая женщина в мусульманских одеждах с девочкой и мальчиком. Агише 4 года, а мальчику 7 лет. Он перешел во второй класс и учится в частной мусульманской школе.
Едем от Невинномысска, где стояли три минуты. До этого в Минводах за сорок минут стоянки я сходил на вокзал, поел и пива попил. Встречала нас знаменитая гора Машук, где мы были четыре года назад с Султаном и моими друзьями однокашниками из Питера, Женей и Юрой. Хвала Аллаху, с желудком все нормально. Спасибо Мусе за таблетки. Поезд идет с опозданием на час. Времени 21-00. У меня уже исписались две ручки. Эта последняя, но почему-то плохо пишет. После Ростова побежали веселее. Пытаемся наверстать упущенное по расписанию время. В дороге купил журнал "Футбол" и "Спорт-экспресс", свежие номера. Прочитал все. Интересно, как там наша сборная? Любуюсь таблицей - "Зенит" вне конкуренции. (Далее полторы страницы, захлебываясь от восторга, пишу о своей любимой команде. Упускаю здесь эти "слюни радости".

16.08.12.
11-25
Проснулся в Липецке около 9 часов. А сейчас проехали Елец. Позавтракал. Ругаю себя: забыл там купить газеты. Без новостей в дороге худо. Хотел узнать, как наши с Кот-Девуаром сыграли. Да и ручку надо было купить, эта совсем плохо пишет. Зарядка в мобильнике кончилась. Заряжал долго, до самого Ельца.
Вчера заснул было, слышу грохот в купе. Гляжу, Эмиль на полу лежит. Упал с нижней полки. Поднял голову, но не проснулся, положил ее на постель и дальше спит стоя на коленях на полу. Я спустился, поднял его, положил на постель. Поднялся к себе на полку, только глаза закрыл - опять грохот. Эмиль снова на полу спит. Снова спустился, поднял ребенка, уложил, укрыл его простынею. Затих. Утром спрашиваю - ничего не помнит. Спал, говорит.
Все о Мусе думаю. Наша последняя встреча опечалила... Мы ведь не расставались все эти дни. Далек от мысли как-то оценивать его нынешнее состояние, тем более, негативно. Ближе, чем Муса на этом свете у меня друга нет. Пишу, что наблюдаю. Он всегда был легким на подъем. Энергичным, стремительным. В студенчестве, когда после занятий, мы шли с ним с Менделеевской линии через Тучков мост на Петроградскую сторону, я едва поспевал за ним. А теперь – не то, совсем не то. Грустно. Годы меняют нас.
Муса говорит, и море ему противопоказано, и пешие прогулки. А не в другом ли дело? По-моему, он слишком доверился эскулапам. Охотно ложится на всякие обследования, едет по санаториям, принимает всякого рода процедуры и свято доверяет медикаментозным средствам, возя с собой целый пакет таблеток. Наблюдал по утрам, как достав этот заветный пакет и поставив бутылку минералки перед собой, Муса колдует над ними, последовательно отправляя в рот кучу неорганических веществ. Наверное, это все нужно, то, что "доктор прописал". Но сам? Сам для себя что делает? Ничего. Килограммов 30 лишних носит на себе, это ведь целых два пуда! Жалуется: спина болит, еще бы, такая нагрузка на нее! Ведь мышцы спины все время наряжены - держат этот живот. Советовал ему свою "балтушку", даже Дети вняла, а друг мой не хочет. А она бы ему явно помогла. Ведь приняв кружку своего зелья, я часов до 3-4-х ничего есть не хочу. И прекрасно себя чувствую. При этом желудок сокращается и в дальнейшем требует очень мало пищи. А Муса с утра плотно завтракает. Потому и еда в желудке всегда востребована. Даже пост соблюдать в Рамадан не в состоянии. Говорит, что держать уразу ему не позволяет "сахарный диабет". Нет у него диабета, слава Аллаху, просто лишний сахар и понятно, откуда он берется. Мне кажется наоборот: пост ему бы явно пошел на пользу. Вон Султан, за время поста заметно похудел, похорошел и чувствует себя прекрасно!
Душа болит за друга. Вялым каким-то стал Муса. Пробовал заговорить с ним о творчестве, о его новой монографии. Зимой приезжал к нам. Так увлеченно рассказывал о добытых в Москве архивных материалах по истории Чечни. Мы с Тоней слушали, открыв рты. А теперь как-то сказал без энтузиазма, что написал уже довольно много. Возит ноутбук с собой, но его по-моему больше интересуют результаты Олимпиады. Я привез с собой распечатку "Вещего Олеговича", чтобы в дороге поработать. Муса немного почитал и отложил. Почти ничего не сказал. В последний день попросил, а я уже упаковал.
Предлагал ему философско-публицистический журнал начать выпускать, но он особого интереса к этой идее не проявил. Сам-то я все время о работе думаю. Все еще чего-то хочу. Доселе Муса живо откликался... Очень хочется, чтобы мой друг был на позитив настроен всегда. За себя бороться надо, быть всегда в тонусе. А когда глаза не горят...
Приеду, попробую ему написать. Эта моя  тетрадка начата с письма "Из Константиновской Слободы", написанного Мусе. Но я забыл об этом и письмо Мусе не дал прочитать. Отправлю по почте. Но добавлю туда кое-что.
Словом, о Мусе эту беседу "наедине с самим собой" еще долго буду вести. Ведь нет на этой земле у меня друга более близкого, чем он.

ЧЕЧНЯ

Ты покорила сердце разом
Седая, горная страна, -
Вершины гордые Кавказа, -
Хмельная радость без вина.

Я был на родине у друга,
Недавно выйдя из огня,
Прошла по Аду круг за кругом,
Многострадальная Чечня.

О, Ангел – златые власы!
Я видел древнюю икону…
И тот же взгляд был у Мусы,
Хотя Муса суннит исконный.

Не дав душе ожесточиться,
Мой друг так ясен, светел столь,
Что не узришь - как кровь сочится -
Незаживающая боль.

Аллах, скажи, что происходит
С моей российскою землей?
Ведь нечего делить нам вроде,
Мы жили дружною семьей.

Или распалась связь времен,
Господь страну мою оставил,
Грехом тяжелым оскорблен,
К другой земле свой путь направил?

Чему учили нас с тобою
На философском факультете:
Народы связаны судьбою,
Что неразрывны узы эти.

Что «историческая общность» -
Народ советский. Вот те на!
Вкралась в теорию неточность:
Бурлит огромная страна…

Но «дольше века длится день»,
И жить нам надо как-то дальше,
Без злого умысла и фальши,
Нагнавших туч снимая тень.

Пандур играл, звала зурна,
Она легла на сердце разом,
Такая гордая страна,
Седая старина Кавказа.

Как братья, связанные кровью,
Мы обнялись. Прости же, друг,
И в то мгновенье понял вдруг:
С Чечнею связан я любовью.

11.05.09.


Два часа дня. Проехали Жданку. Через пару часов будем в Туле. А потом, к 8 вечера подберемся к белокаменной: Москва-Курский вокзал. Стоять будем 33 минуты. После Москвы из крупных останется только Бологое. Огромная страна Россия! Пью кофе, смотрю в окно и осознаю, что дорога смертельно надоела! Вот такая у нас огромная страна. Жара ушла. За окном ясно, но без солнца. Облака. Словом, все позади. Кажется, я проспал дождь. В тамбуре весь пол залит. Там окно открыто. Чем ближе к дому, тем сильнее осознаешь: как соскучился по Тошке, по Юльке, по Питеру и 
Павловску... Друзья - здорово! Необходимо! Счастье, что они у тебя есть. Но жена, дочь - что может быть на свете сравнимого с ними? Хорошо на душе.
С ума сойти! Эта тетрадь начата 15 июля. Сегодня 16 августа. Выходит, за месяц исписал полторы сотни страниц? Графоман! Осталось чистых 40 страниц. Задал себе работку. Ведь все это надо обрабатывать, в комп переносить, дописывать целые фрагменты путешествия, что не успевал заносить. На Аргунском ущелье остановился. Короче, писать еще и писать. А это есть хорошо!
Вот о Мусе размышлял давеча. А ведь не додумал чего-то, не договорил... Приеду, дам Тоне почитать. Что скажет?
Вот и Тулу прехали. И осталось нам до Питера 12 часов пути. Между тем, знойное лето поменялось на промозглую осень, Тула встретила довольно сильным дождем. Здесь перецепили электровоз, и мы поехали в "обратную сторону". Значит, наш первый вагон на Московском вокзале окажется в хвосте состав.
Дети устали ехать. Все больше шалят. Матери нервничают, ругают и шлепают их. Тоже устали. Тем более, что постоянно просят есть. Не потому что хотят, а потому что томятся. Дорога дорогая, цены очень завышены. Об этом еще надо будет написать. Торговля на платформах - настоящий "дикий рынок". Все в три-четыре раза дороже. Даже старушки, бегающие по платформам со своей "домашней" выпечкой, помидорчиками-огурчиками, давно перестали стесняться. А вагон-ресторан такие цены заламывает! Ходят тетки по вагонам: все есть! Но "кусается". По поезду проносят свои товары торговцы. Несут игрушки для детей, еду, мобильники, смартфоны, женские украшения, шерстяные носки...
И все-таки, у нас в России, если и есть что-то хорошее, так это люди. Добрые и простые в своем большинстве. Независимо от национальности! Мгновенно входят в контакт. И через полчаса об этих людях ты узнаешь все.
Пишу эти заметки "от нечего делать", чтобы убить время в пути. Кажется, пишу всякую чушь. Но проходят дни, месяцы, летит время. Возьмешь тетрадку старую, начнешь читать с любого абзаца - и не можешь оторваться. То же самое говорит моя жена, Муса, Володя Асташов и все, кто читает в моих блогах  выложенные там "дорожные дневники", путевые «непутевые» заметки. Сейчас даже термин такой придумали для подобного жанра в литературе: "трэвелог". От английского to travel - путешествовать. Более того, эти записки оказываются весьма полезными при основной работе, литературной. Ведь чего только не замечаешь в пути. А потом они как пазлы, как говорил мне петербургский писатель Валерий Георгиевич Попов, ложатся в текст в нужном месте и в нужное время.
Сегодня Эмилю сделали "операцию". В самом начале пути он обжегся горячим чаем. Ручка опухла, кожа лопнула, появилась ранка. Женщина из соседнего купе посыпала ее стрептоцидом, наложила пластырь и забинтовала. А мать воюет с близняшками. Когда те совсем уже "распоясываются", она берет мобильник и делает вид, что звонит отцу. Дети дружно начинают выть натуральными слезами. Видно, строг отец, шуток не любит, и они его боятся. Вот из чего состоит мой дневник. Забавно.
"Спорт-экспресс" читаю по второму кругу. Даже про Футбольную национальную лигу, раньше называлась "Первой". Там играет клуб "Уфа" и "Петротрест" из Питера. А мы, тем временем, подъехали к Москве. Сбегал на Курский, купил свежий "Спорт-экспресс" и узнал, наконец, что сборная с Кот-Девуаром сыграла вничью 1:1. Поехали! Теперь только Бологое. А потом Питер!

17.08.12.
6-30 утра. Я в электричке. Поехали в Павловск. Мое путешествие подошло к концу. Через полчаса буду дома.

Эти записки трэвелога были начаты четыре года назад, во время первой поездки на Северный Кавказ. Частично они публиковались в грозненском журнале «Войнах» и в питерских – «Царское Село» и «Петербург». Кое что автор выкладывал и в своем блоге в Живом Журнале. И вот теперь собраны в одну книжку. Я счастлив, что довелось это сделать, пусть даже таким небольшим тиражом. Ведь в ней – вся моя боль и вся моя любовь к этой удивительной стране гор и к людям, живущим в этих непростых суровых условиях. А надо ли говорить о той горькой судьбе, что досталась этому гордому и вместе с тем доброму и умному народу? В книжке об этом сказано довольно много. Расставаясь теперь с Чечней и ее людьми, с оставшимися там моими друзьями, ставшими мне родными, шепча молитвы за их благополучие, я, покуда жив буду, буду хранить в своем сердце и в памяти своей лишь добрые чувства и горячую любовь. Аллах Акбар!

«Чеченский след»

Все говорят «Чеченский след» -
И разумеют в том дурное.
А я вот много-много лет
Храню в душе совсем иное…

Всего лишь раз я был в Чечне,
Но если б не был там ни разу,
То все равно бы снились мне
Вершины гордые Кавказа.

Как скверно мы встречали век:
Война, убийства, реки крови…
Там  самый светлый человек –
Едва не пал в войне суровой.

Там самый светлый человек
Из всех, кого встречал я в жизни,
Был вынужден свершить побег
Из собственной своей отчизны.

Он за Россию там стоял,
И стал чужим – своим, а русским
Опять-таки своим не стал,
Лишь потому, что был «не русским».

Но справедливы небеса,
Они своих не обижают.
Остался цел мой друг Муса:
Всевышний верных приближает.

За то, что чтишь отцов завет,
А сердце – не с замком амбар,
Оставил ты «чеченский след»
В моей душе. Аллах Акбар!

11.06.09

 

29 апреля 2008 - 17 августа 2012
Санкт-Петербург - Северный Кавказ - Санкт-Петербург.