Написано в соавторстве с Тай Вэрден.
Осторожно! Присутствует описание нетрадиционных отношений!
- А мы тут... это... того... - крестьянин переминался с ноги на ногу, - нашли колдуна. Точно колдун. Патлы - во, глаза дикие, бормочет что-то на непонятном языке... а у нас урожай на корню сгнил..
Милостью святейшего Папы, достойнейший сын церкви и вернейший Пес Господа, Андре был послан с отрядом солдат в эту забытую Богом глушь. Конечно, неделю тому назад, барахтаясь в грязи по колено коню, он это назначение милостью не считал. Но теперь, когда и здесь обнаружилась мерзость - долг возобладал.
- Ведите! - резкий, хриплый от недавней простуды голос бил, как кнут. Крестьяне тут же привели посланника Церкви к сараю. Однако внутрь заходить отказались, бормоча что-то про то, что глаза у колдуна дикие, страсть просто, какие дикие. Андре, пожав плечами, снял с пояса любимое орудие вразумления - длинную сыромятную плеть, без которой из кельи не выходил, распахнул дверь и подавил желание отшатнуться от ударившей в нос смеси «ароматов» крови, навоза, рвоты и еще чего-то столь же «благоуханного». Пленник валялся в дальнем углу, перетянутый веревками так, что напоминал колбасу, запасенную к празднику. При появлении Андре он попытался пошевелиться, тихо застонал, но стон оборвался на хрипящем клекоте выдоха.
Инквизитор подошел, стараясь не вступить в особенно крупные лепешки коровьего навоза. В сарае было темно, чтобы рассмотреть связанного, пришлось наклониться довольно низко. Но даже так разглядеть колдуна мешали темнота и кровь, покрывающая лицо пленника. «Патлы» были уже неровно обкромсаны, грубо и торопливо, нож чиркнул по шее, оставив кровоточащую царапину. Андре приподнял его голову концом рукоятки плети. Кровь из царапины побежала тонкой струйкой, солоноватый запах на пару мгновений перебил все остальные, и ноздри тонкого, изящного носа инквизитора хищно раздулись, вбирая этот аромат. Пленник снова тихо застонал, попробовал приоткрыть глаза, но не сумел - ресницы склеились от крови.
- Интересно. Очень интересно, - затянутые в тонкую кожу, пальцы почти ласково прошлись по лицу колдуна, словно бы повторяя его контуры.
- Помогите, - пленник разлепил губы. Шепот был тихим, едва различимым, однако нотки чуждого говора угадывались отчетливо.
- Поможем. Чем сможем, - Андре повернулся к выходу и чуть повысил голос: - Хуан, Жак, забирайте это недоразумение, мы возвращаемся в монастырь!
В сарай с опаской вошли двое верзил в кирасах. «Трусы, - презрительно подумал инквизитор, - боятся связанного и избитого человека. С кем приходится работать, Pater Deus!»
Пленник внезапно засмеялся, зло и хрипло, видимо, по шагам уловил замешательство конвоиров.
- Я не кусаюсь... правда... - губы искривила усмешка. Андре, услышав эту реплику, снизошел до улыбки.
- Это просто прекрасно, а то не хотелось бы начинать день, выдирая зубы.
Он сел в седло, печально посмотрел на угвазданные по колено сапоги, мокрую едва не по пояс сутану и плащ, и подумал, что в монастыре ждет теплая келья, сухое облачение и прекрасное вино из запасов настоятеля, которым тот «любезно поделился» с инквизитором. А проще говоря, трясясь от ужаса, вручил грозному посланнику Папы ключи от монастыря и уже неделю умерщвляет плоть в посте и молитве в одиночной камере монастырских подвалов.
Вытащенный на свет пленник, на которого выплеснули пару ведер воды, отбивая запах сарая, сумел открыть глаза. Светло-золотистые красивые глаза, в которых, кроме цвета, ничего необычного не было... Ни острых ушей, ни клыков, ни крыльев-рогов и прочего супового набора. Даже как-то скучно. И ради чего эти невежды вытащили его, Андре, в промозглую сырость? Ради желтоглазого уродца? Впрочем, справедливости ради, инквизитор отметил, что парень был даже красив. До того, как крестьяне сломали ему пару ребер, разбили в кровавую юшку губы и «украсили» здоровенными синяками по всему телу, которое лохмотья прикрывали едва-едва. Однако солдаты явно боялись этого парня, молитвы бормотать они не прекращали ни на минуту, пока запихивали его в клетку на телеге, прихваченную специально для колдуна. И успокоились лишь после того, как сверху на клетку была накинута какая-то тряпка. Андре же не чувствовал ничего. Ни-че-го. Хотя еще в Барселоне о нем ходила слава, как о священнике, умеющем «чуять» нечисть и ведьм за лигу, с одного взгляда определять одержимость и проклятия. Впрочем, его ссылка в эту глушь как раз и началась с того, что он отправил на костер дочку одного из грандов, а тот не поленился дойти до самого Папы, доказывая, что Пес потерял нюх.
Из клетки не доносилось ни звука, пленник никак свое присутствие не обозначал, только затылок Андре непрерывно буравил чей-то внимательный взгляд. Инквизитор, привыкший ко всякому, только улыбался. Солдаты, которые видели эту нежную улыбочку на красивых губах священника, начинали креститься раза в три истовее, чем даже при виде пленника, и шептали что-то совсем уж неразборчивое, не похожее на молитвы. И то сказать - от Пса Господня Господь защитить как-то не спешил.
- Как вас зовут, святой отец? - через полчаса пути по раскисшей дороге пленнику явно стало скучно, и он решил провернуть любимый трюк всех ведьм и колдунов - заполучить душу священника.
- Меня не зовут, дитя, я сам прихожу, - Андре даже не повернулся, мечтая о теплом вине со специями и свежем хлебе с окороком.
- Но имя же у вас есть?
- Можешь называть меня так же, как все вокруг, - в голосе священника ясно слышалась усмешка. А еще смирение, подобающее служителю божию.
- А как вас все называют? - пленнику явно было очень скучно.
- Пес.
Андре придержал коня и сдернул тряпку, прикрывающую клетку, с одного угла, чтобы видеть своего пленника. Тот лежал, скорчившись в углу клетки, смотрел в направлении Андре, внимательно и немного затуманено.
- Пес? Странное имя... А я... - он явно впал в замешательство, - Я не знаю.
- Это не имя, дитя, - улыбка священника стала шире, - это звание. А твое имя... впрочем, разве оно так важно?
- Звание? - пленник явно не понимал. - Это тоже странно. А мое имя... Наверное. У всех есть имена, а у меня нет, наверное, это неправильно.
- Неправильно, - согласился Андре, - имя дается нам при крещении, и если у тебя его нет, значит, Господь не послал тебе ангела, защищающего твою душу.
- Мне? Ангела? - пленник удивился. - А зачем он нужен?
Андре только головой покачал: кажется, в кои-то веки крестьяне не ошиблись, и перед ним самый что ни на есть одержимый. А то и колдун. То, что не помнит, кто он - так по голове, как видно, тоже били, вот память и отшибло.
Глаза пленника на миг сверкнули всплеском пламени, показалось, что прутья клетки накалились... Андре перегнулся с седла, приближая лицо к клетке, принюхался, как гончая, оправдывая свое прозвание. Пахло кровью, предгрозовой темнотой и какими-то травами, кроме не выветрившейся вони сарая и навоза. Запах манил прикоснуться, почувствовать, как под пальцами бьется ток крови, как пружинит и подается нажиму ногтей или лезвия неправдоподобно-белая кожа, сделать так, чтобы этого аромата - крови и тьмы - стало больше. Пес мечтательно прикрыл глаза, облизывая полные, чувственные губы, неприлично-красивые для священника. Солдаты шарахнулись в стороны, крестясь.
- О чем ты сейчас думаешь? - это прозвучало совсем недалеко от губ священника. Андре распахнул длинные ресницы - черные, загнутые, еще менее приличествующие носителю сана, посмотрел на пленника слегка затуманенными мечтами ярко-голубыми глазами. И честно ответил:
- О пытках, дитя.
Янтарные глаза светились совсем рядом, затягивали в себя сознание, приглашали забыть обо всем.
- Почему именно о пытках?
- Потому что они очищают душу. Через боль помогают прийти к Богу. А квинтэссенция очищения есть огонь, который уничтожает все бренное и грязное, вознося душу в объятия Господа нашего, - Андре почти шептал, с восторгом, как шепчут молитву. Он верил в это, и жаждал приносить очищение всем, кто в нем нуждается.
- А разве прожить жизнь в помощи нуждающимся не есть путь к Господу?
- Не всякая помощь дается силой Его. Бывает так, что мать больного младенца идет к священнику. Тот молится за ребенка, но дитя не выздоравливает. Господь желает призвать его душу к себе, а глупая женщина хочет, чтобы ее дитя осталось в юдоли слез. И она идет к ведьме. Та варит травы, сговаривается с дьяволом, и нечистый прибирает душу ребенка себе, и тот выздоравливает. Какая помощь лучше, дитя? - Андре протянул руку и нежно дотронулся до ссадины на лице пленника, прослеживая кровавую полосу от виска до подбородка, слегка надавил, заставляя подсохшую корочку лопнуть, сочась новыми каплями крови.
- Та, при которой лучше будет матери, конечно же. Не делай так, это больно и неприятно, - попытался отшатнуться пленник.
- Мать отдаст нечистому две души - свою и ребенка, ведьма, которая ей поможет, усугубит свою вину перед Господом. Это лучше? - Андре отнял руку, посмотрел на испачканную кровью перчатку и провел пальцем по губам, оставляя кровавый след. Ему уже не хотелось ни горячей ванны, ни вина, ни обеда. В груди и ниже, в солнечном сплетении, поселился горячий ком, от которого тянулись нити к рукам, к сердцу, к низу живота, заставляя чаще дышать и облизывать сохнущие губы, чувствуя привкус чужой крови.
- Я не знаю, мне трудно судить. У меня никогда детей не было.
- У меня тоже, - улыбнулся Андре, выпрямляясь в седле, - но я знаю, как правильно.
Он подогнал лошадь, сжав бока коленями: на его сапогах никогда не было шпор, а хлыстом он не пользовался принципиально. Лошади - божьи твари, с ними нельзя обращаться грубо, ведь они не смогут ответить, бессловесные и покорные воле человека. Их можно и нужно укрощать лаской. Человек же - иное дело. Ласка развращает, любовь открывает двери предательству, нежность размягчает душу, как гниль - спелое яблоко. С человеком нужна строгость, боль - вот лучшее лекарство от глупости. Пленник умолк, словно потерял все силы за этот краткий разговор, снова откинулся назад, прикрывая глаза.
Уже приблизились стены монастыря, вальяжно расположившегося на холме. Уже заскрипели ворота, открываясь перед кавалькадой и телегой с клеткой. Уже подобострастно кланялся служка:
- Что прикажете делать, святой отец?
- Пленника в подвал, да вымойте - нет желания нюхать вонь, - Андре бросил поводья монашку, решив, что час на приведение себя в порядок он может потратить без особого вреда для души спасаемого.
Пленника увели куда-то вниз, к камерам. Можно было не сомневаться - отмоют в лучшем виде. Когда Андре добрался-таки до своей кельи, там уже исходила паром бадья с горячей водой, на узкой постели лежало чистое облачение - белоснежная длинная рубашка, черная ряса, стояли вычищенные сапоги из мягкой кожи, в которых он любил ходить в помещениях. Мужчина сбросил грязную одежду и с наслаждением погрузился в воду.
Снизу донеслись какие-то странные взволнованные возгласы. Андре, слегка поморщившись, быстро вымылся ароматным настоем мыльного корня и ромашки, ополоснул свои длинные, густые вороные кудри, промывая их от мыла, и встал, обернувшись мягким льняным полотенцем.
- Хосе, что там?
- У него вырваны крылья! Он демон!
- Это причина, чтоб вопить? - поморщился инквизитор, растираясь до красноты, - Мы, кажется, не за невинным агнцем ездили, а именно что за исчадием Преисподней.
- Мы не подойдем к нему! Ни за что! - встрял стоящий за дверью монах.
Андре проглотил вертящееся на языке «Идиоты!» и скорбно вздохнул:
- Овца ты заблудшая, Жак. Если пленник не будет вымыт и как следует прикован... - продолжать он не стал: и без того было известно, что ожидает нерадивого служаку. Тот трясся всем телом:
- Ни за что! Демон! Он демон!
Пес вздохнул еще более скорбно, сбросил полотенце на пол и взял со стола плеть. Его движения были исполнены легкости и нежности, словно бы он не замахивался, чтобы обрушить плетеную из сыромятного ремня змею на спину монаха, а ласкал его страусиным пером. Жак вздрагивал под ударами, всхлипывал, но демона явно боялся больше, нежели боли и гнева инквизитора. Плеть полетела обратно на стол, а Андре шагнул к кровати.
- Пошел вон.
Прохладный лен приятно касался кожи, облекая стройное, сильное тело, гибкое, как у хищника, с выделяющимися под гладкой, чуть тронутой загаром кожей мускулами, с кажущейся мягкой черной порослью на груди, в паху, на лодыжках и руках. Черная сутана скрыла белую рубашку, превратила животную красоту человека в строгую красоту статуи. Андре застегнул на талии пояс, повесил на него плеть, молитвенник, окованный серебром, выпростал из-под высокого ворота крест на тонкой серебряной цепочке и вышел из кельи. На него смотрели со священным ужасом.
Пленника так и бросили в камере, едва лишь сорвав с него рубаху. На узкой спине отчетливо виднелись два шрама под лопатками, словно впрямь с размаху рванули крылья. Он сумрачно смотрел на Андре, не делая попыток подняться или заговорить. Мужчина присел рядом с ним, сочувственно глядя на следы от крестьянских кулаков, дубин и веревок.
- Встать можешь, дитя?
- Попробую, - демон медленно приподнялся на руках, лицо исказила гримаса боли. Андре подхватил его под мышки, как любящий отец, помогающий встать упавшему ребенку.
- Тебя надо вымыть. Идем.
Демон оперся на его плечо, выпрямился. Высокий, красивый, похожий на статуэтку из мрамора. Только очень уж измученно он выглядел... В этой подземной камере было сухо и почти жарко: у дальней стены, за дыбой и наводящими жуть цепями, свисающими с потолка, пылал огромный камин. В его жерле висел внушительный котел с водой, рядом с лавкой стояла бадья и ведро с холодной водой. Андре усадил пленника на лавку, зачерпнул из котла кипяток и вылил в ведро. Попробовал воду, добавил еще горячей. И взял с лавки ком ветоши, погружая его в воду.
- Не бойся.
- Я не боюсь. Просто сил нет на страх...
- Вот и хорошо.
Если бы кто-то из монахов рискнул спуститься в подземелье, то увидел бы совершенно невинную, и в то же время абсолютно неприличную картину: инквизитор моет свою жертву. Андре проводил мокрой тряпкой по телу демона с такой нежностью, словно перед ним был не приговоренный к смерти, а сам Иисус. Впрочем, тот все принимал с отрешенностью - слишком был измучен и устал. Да и на демона походил мало - ни рогов, ни копыт, ни запаха серы, только глаза светятся янтарными отблесками, да два шрама пятнают узкую спину. Вода сбегала с его тела, унося грязь и запекшуюся кровь, и белоснежная кожа начинала сиять в отблесках масляных факелов и камина. Андре восхищенно оглядывал его, любуясь творением, и ему неважно было, кто именно его создал: Бог или Дьявол. Красота ценна сама по себе. Другое дело, что божественную красоту следует славить, а от дьявольской - избавляться. Но любоваться это не мешало.
- Вот и все, - инквизитор бросил тряпку на стол, набрал в ковш горячей воды, смешал с холодной и вылил на голову пленнику, промывая неровно обрезанные пряди.
- Благодарю тебя, добрый человек.
Андре только улыбнулся, его называли по-разному: тварью, палачом, убийцей, Псом, Бичом Огненным. Но никто еще не называл добрым человеком.
- Не за что, дитя.
Он наклонился, поднимая демона на руки, мимолетно поразившись легкости длинного тела. Донес до пыточной скамьи, с закрепленными в блоках веревками, и уложил, как укладывает невесту на брачное ложе жених. Крепкие конопляные веревки обвили тонкие запястья и щиколотки демона, затягиваясь прочными узлами. Андре повращал хорошо смазанный ворот, заставляя пленника вытянуться в струнку, но все еще не причиняя боли. Все еще впереди, и начинать работу - а очищение души это именно работа, сложная и трудоемкая - на ночь глядя, не самый лучший расклад.
- Отдыхай, - инквизитор ласково провел ладонью по напряженным рукам, отметил внимательным взглядом сломанные ребра и распухшее колено, и вышел, оставляя пленника в тишине пыточной, нарушаемой лишь гулом пламени в камине.
Хосе, поскуливая, сидел у пыточной, косясь на дверь, словно опасался, что пленник вот-вот выскочит оттуда с дьявольским хохотом, окутанный пламенем Ада.
- Что ты здесь делаешь? - удивился Андре, выходя из камеры. На его чистой сутане темнели мокрые пятна от воды.
- Но его ж охранять надо, - залепетал мальчик, - Демон же... Читать священные слова... Меня учили.
- Ступай отдыхать, дитя, он никуда не денется, - улыбнулся Пес, мягко касаясь плеча послушника ладонью. Хосе, несмотря на явно плебейское происхождение, трусость и некоторую ограниченность взглядов, был предан, как... как пес. Сравнение Андре насмешило, но он сдержался. Послушник закивал, с обожанием глядя на наставника, вскочил, попятился, исчезая в коридоре. Из пыточной раздался отчетливый негромкий смешок, затем все затихло.
Андре вернулся в свою келью, разделся, снимая и аккуратно развешивая облачение. Взял свою плеть и опустился на колени, глядя на распятие, висящее на стене. Молился он всегда искренне, в тишине своей кельи, не приемля пышности общих богослужений. Считал - храм в душе у каждого, и Господь слышит любое свое создание, обладающее речью. Певучие строки латыни вгоняли его в подобие молитвенного транса. Шелестнула плеть, разворачиваясь гибкой змеей.
- In nomine Patris... - раздался звучный шелчок, на коже вспухла алая полоса, - ...et Filii... - еще удар, - ...et Spiritus Sancti... - плеть отсчитывала слова, как бусины четок, - Amen.
А в пыточной кожу демона ласкало изнутри пламя, целовалось с ранами, заглаживая их. И в горькой усмешке кривились бледные губы, заставляя отшатываться монаха, несущего стражу возле дверей - демон или нет, этот пленник был нужен Псу, а дать нечистому ускользнуть в Преисподнюю было нельзя.
Ночь прошла спокойно, даже неожиданно спокойно, Андре ожидал иного. Впрочем, он привык довольствоваться тем, что преподносит время, и четыре часа спокойного сна счел благом. За окном, на монастырском дворе, хрипло пели петухи, сонно шаркала метла брата, ответственного за чистоту сегодня. Мужчина потянулся, мысленно вознося молитву Всевышнему за добрую ночь и прося сил на многотрудный день. В том, что день будет и впрямь многотрудный, он отчего-то не сомневался. В пыточной его ждет заблудшая душа, здесь - Хосе, которому положено задать послух на день. Пес выбрался из-под тонкого, колючего покрывала, чуть ежась от терпкой утренней прохлады ранней осени. Стукнул кувшином по краю умывального таза. Дверь тут же скрипнула, отворяясь: Хосе, с красными от бессонной ночи глазами, склонился на пороге. Выглядел мальчик и впрямь неважно, словно всю ночь в одиночку сражался с сонмами демонов искушения. И глаз на Андре не поднимал, явно раздираемый виной за то, что недостаточно крепок духом пред дьявольскими посланниками снов. Инквизитор поприветствовал его, голос, за ночь вполне вернувший бархатность, был мягок.
- Что тревожит тебя, дитя? - мужчина стоял у окна, одетый лишь в полотняную альбу, расчесывая роскошные кудри гребнем.
- Грешный сон смущал мой ум ночью, святой отец.
- Расскажи о нем, - Андре отложил гребень, собрал волосы черной шелковой лентой и присел на кровать, ожидая, пока послушник подойдет. Хосе преклонил перед ним колени:
- Демон, что в пыточной, снился мне, бредущий по дороге, святой отец. Он нес в руках нетопыриные крылья.
- Впечатлительность еще не есть грех, сын мой, - Андре улыбнулся: бедные монахи, их так взволновали шрамы на спине пленника, что ни о чем ином думать не осталось сил. - И что же дальше?
- Он шел, и по его спине бежала кровь, а крылья он тащил по земле. И дальше он уронил их... И я проснулся.
- Тебе жаль его? - Андре приподнял голову мальчика, всматриваясь в испуганные круглые глаза. Хосе был на его попечении уже почти год, путешествуя с инквизитором по Испании и Италии. Святые отцы, отдавая его в обучение Псу, надеялись, видно, получить еще одного верного слугу церкви. Но парнишка выказывал рвение только в одном: он впадал во грех и видел в наставнике кумира, не видя за внешним внутреннего.
- Нет, святой отец, но я грешен, ибо сквернословием отягчена душа моя из-за этого сна.
- Прочтешь «Pater Noster» сто раз до обеда, поможешь брату Иосифу в библиотеке, он просил. А то, что сострадания к демону в тебе нет - жаль. Чтобы помочь душе вернуться к Господу, мало просто запытать насмерть. Нужно искренне сострадать, направляя душу к свету через боль и страдания.
- Но он не выглядел так, будто ему больно...
- Это не значит, что ему не было больно, Хосе. Довольно слов, идем, - Андре встал, быстро накинул и расправил рясу, подпоясываясь. Обулся. И снова перед послушником был не человек из плоти и крови, а взращенное отцами церкви орудие для отделения овец от козлищ. Хосе тут же воззрился с немым обожанием, вскочил, забежал вперед, распахивая дверь. Андре только скорбно покачал головой: не выйдет из мальчишки пес господень, не та натура. Быть ему служкой при библиотеке, корпеть над фолиантами, коль грамоте выучится. Брат Иосиф вот говорил, что парнишка способный.
Прошла утренняя молитва, скудный монастырский завтрак из пареной репы, хлеба и воды. Андре задержался на пару мгновений у входа в подвал, перекрестился и зашагал вниз. Следовало еще зайти к настоятелю: авось, напостился уже, старый же человек, а ума не нажил. Если боится, пусть так и скажет, пересидеть пребывание Пса в подземелье - не самая разумная идея.
Настоятель истово молился в своей келье, торопливо крестился, бормотал святые слова, словно пребывал в каком-то трансе.
- Благословите, отче, - Андре вошел в крохотную одиночку, опустился на колени, всем своим видом являя смирение и послушание. Настоятель даже не повернулся к нему, продолжая молитву. Святой транс не прерывался. Бесполезно - слишком глубоко в себя ушел человек, слишком сильно накрыта его душа покрывалом страха. Андре вздохнул и тихонечко вышел, прикрывая за собой тяжелые дубовые двери. Двадцать шагов по сводчатому коридору, мимо вереницы таких же дверей. Монах, стоящий на страже, выглядит насмерть перепуганным, кивок Пса словно сдергивает его с места - и человек убегает в долю мгновения. Хосе последовал бы за ним, но Андре его не отпускал.
- Добрый вечер, святой отец... - голос пленника из-за двери был спокоен и мягок.
- Воистину так, только сейчас утро, - так же мягко ответил Пес, входя в полутемное помещение. Конечно, факелы выгорели, камин погас. Нерадивые сторожа побоялись войти и подбросить в огонь дров, пыточную выстудило за ночь, как погреб, хорошо хоть, вентиляция в подвале отменная - нет спертой вони сгоревшего масла.
Андре подошел к камину, пошевелил кочергой подернутые пеплом угли. Кое-где зарделось, и он плеснул на них земляного масла из баклажки, стоящей на каминной полке. Пламя словно того и ждало - заплясало призрачно на пепле. Инквизитор подкинул туда пару поленьев, еще плеснул масла. Он намеренно не смотрел на пленника, догадываясь уже, что увидит.
- Утро... А я и не заметил, кажется, часа не прошло.
Пленный демон был хорош - тонкие и обманчиво хрупкие кости, белая кожа, янтарный покой взгляда... И никаких признаков ран...
- Утро, - еще раз зачем-то повторил Андре, чувствуя, что к горлу подступает ком. Ах, как же жаль будет портить эту красоту! Как же искренне жаль, что мальчишка оказался воистину отродьем дьявола, а не обычным человеком! Пес вздохнул, прогоняя неуместные мысли, улыбнулся, касаниями пальцев проверяя прочность веревок и натяжение. Путы держали прочно, тело демона, натянутое, как тетива лука, так и манило поскорей вверить эту красоту Господу, вырвав из когтей врага людского. Пришлось строго одернуть себя: всему свое время. Простое убийство никогда не отправит душу к престолу Господню, а особое дознание требует подготовки. Пес чуть довернул ворот блока, скрипнули веревки по дереву. Самую малость туже, чтобы стало неприятно, но еще не больно. Он сел на край скамьи, провел ладонью по тощей груди, проверяя сломанные ребра. Кости были целы. Пленник улыбался, словно его готовили не к пыткам, а к ночи любви. Глаза чуть мерцали.
- Мне нужно в чем-то признаться? - голос был нежней, чем в любовных излияниях. - В колдовстве, порче коров?
- Это будут только слова, ведь так? - Пес ответил улыбкой, ласково, как ребенку, взлохматил рыжие пряди, косо прикрывающие одну половину лица демона. - Как тебя зовут?
- Я не знаю, люди никогда не называли меня по имени. Лишь колдуном и проклятым.
- Я буду звать тебя Эмбер, - Пес посмотрел в завораживающие янтарные глаза, вздохнул. Ну почему Враг рода человеческого всегда старается выбрать себе в слуги или откровенное уродство, или небесную красоту? Если первых еще не так жаль пытать, все равно хуже не будет, то пятнать эту совершенную кожу ожогами и ранами, вырывать эти розовые ноготки на точеных пальчиках? Жаль, жаль - рефреном звучало в голове.
- Эмбер. Это красиво, - пленник снова улыбнулся, светло и открыто.
- Это подходит тебе, - заметил Пес, встал и прошелся по камере, подкинул в огонь еще пару поленьев. - Ты боишься боли, Эмбер?
- Нет, святой отец, боль очищает мысли и дарует мне силы.
Андре не спешил, медленно ступая по каменным плитам, бесшумно в своих мягких сапожках. Трогал руками инструменты, не в силах решить, как начать.
- Ты лжешь, Эмбер, - говорил мягко, будто уговаривал ребенка или животное, - твое тело может восстанавливаться после побоев и пыток за одну ночь, но ты боишься боли. Ты не любишь это чувство, так? Ты привык к другому. К ласке, к поклонению. Так ведь?
- Я не знаю, что такое ласка. Вы первый, кто оказался добр ко мне.
- Это здесь, - Андре прислонился к столу бедром, став так, чтобы иметь зрительный контакт с подопечным. - Но там, откуда родом твой дух, было все иначе. Ты вспомнишь, - и в этом мягком обещании была неощутимая толика угрозы. Хосе, скорчившийся в самом темном углу пыточной, задрожал в ужасе, уловив эту угрозу, как будто это ему предстояло висеть на дыбе и мучиться от раздробленных костей.
- Там... - Эмбер задумался, - Я не помню, как было там. У меня болела спина, а потом я оказался в сарае.
- Это поправимо. Знаешь, зачем нужны такие, как я? - Пес все же выбрал, с чего начать, построил логическую схему дознания, не одну - множество.
- Нет, не знаю. Я многого не знаю...
Сюда звуки не проникали, потому никто не мог рассказать о начавшейся внезапно непогоде, налетевшей средь дня.
- Я врачую души, Эмбер. Через страдания и боль очищаю их. Вот есть же лекари, да? Они причиняют боль, чтобы не дать телу погибнуть. Ведь если гнилая горячка, допустим, с руки перекинется дальше, то человек умрет, а если отнять руку - выживет. Так и я, Эмбер, я причиняю боль, только спасаю не тело, но душу. Отнимаю руки, чтобы душа очистилась от яда. Но все нужно делать вовремя. Если лекарь отрежет кисть, когда заражена уже вся рука по плечо - это не спасет. Душу нельзя очистить, всего лишь раздробив пальцы или выжигая клеймо. Этого страдания недостаточно. Боль должна быть такой, чтобы выжечь все, всякую постороннюю мерзость, всякую бранную мысль из головы, чтоб осталось одно: «Боже, спаси!» Чтоб человек пришел к Господу, как младенец, без ничего, и если у него и тела при этом не останется - тем лучше. Что есть тело, Эмбер? Вместилище скверны. Внешнее неважно. Ты прекрасен, у тебя белоснежная кожа, шелковые волосы. Но если вспороть тебе живот - вывалятся наполненные калом кишки. Боль отрывает нашу душу от этой мерзости, возвышает. Разве я не прав? - голос инквизитора был мягок, ласков, движения рук завораживали, и до сознания не сразу доходило, что эти руки причиняют боль.
- Мне трудно судить, я не из тех, к кому милостивы на небесах.
- Это неправда, - укоризненно заглянул в янтарные глаза Пес, - Господь милостив, и искреннее раскаяние - это путь к престолу его даже из Преисподней.
- Вам видней, святой отец, вы же ближе к Господу, чем я. Но меня боль не очистит, лишь ожесточит...
Это был вызов Андре, как мастеру пыток, совершенно явный и наглый. Он никогда не велся на слабо. Сейчас же отчего-то захотелось поддаться.
- Что же по-твоему, очистит?
Эмбер покачал головой:
- Я не знаю, как из угля сделать алмаз, как отбелить черные крылья, и что спасет демона...
- Желание, - слово соскользнуло с губ, как капля крови. Но ведь правда: желай - и разгадай секрет обращения угля в алмаз. Желай - и борись с соблазнами. Желай раскаяться, и сила твоего желания преодолеет все преграды. А еще - желай, и белоснежное тело прильнет к рукам не оттого, что больно.
- Желание, - прозвучало на выдохе стоном. - Да... Наверное...
«Я понял, кто ты, - смеялись яркие голубые глаза, - я знаю, кто ты. За что тебе вырвали крылья, инкуб? За то, что пощадил жертву, не допил до конца? Не сразу отдал душу пламени? Не ты, так другой, агония продлилась дольше. Или ты понял это сам и нарвался сам?»
Хосе в ужасе зажал себе рот двумя руками, глядя, как склоняется над распластанным, растянутым в путах демоном Пес Господень, как рассыпаются смоляные пряди, закрывая их лица.
У губ демона был привкус огня, крови, вина. И под губами священника они дрожали, несмело отвечая, робко, словно пробуя легко ласкать. В пытку можно обратить все, даже ласку, даже нежность. Так учили Андре, тогда еще мальчишку, шести лет от роду. Учили жестоко - на его собственной шкуре. Все равно за ночь заживали любые следы, синяки и ожоги. Братья не называли его отродьем нечистого, они называли его щенком. И учили.
Ласку тоже можно превратить в пытку. Пес был очень хорошим учеником. Эмбер прервал неумелый поцелуй, растерянно смотрел, кривясь от боли в истерзанных губах. Это было неправильно, а как правильно - Андре не научили. Только сейчас в его голову пришла простая мысль: он оружие, такая же пыточная приспособа, как те клещи и иглы на столе. Не врачеватель, которым от возомнил себя, а ланцет. Потому что лекарь в трудной ситуации найдет нетривиальный выход, а он, Пес, не мог найти, даже подсказанное решение превращая в шаблон.
- Прости, Эмбер, - голубые глаза потемнели от горя.
- Я… Я не понимаю, зачем… Что вы... Почему?
- Такая работа, мальчик. Прости, - и в глазах будто дверцу захлопнули. Отрешиться ото всего. Можно и так - если случай безнадежен, а дело нужно довести до конца. Хосе знает вопросы, которые положено задавать на дознании. Вон, комкает в руках палимпсест. Пусть задает. А работа Пса - пытки.
Мастер пыток может очень долго держать человека на грани сознания, не позволяя рухнуть в спасительную тьму, отрешаясь от боли. Скупыми, отточенными движениями превратить каждый глоток воздуха в пылающий свинец. Андре был Мастером. Голос Эмбер сорвал быстро, вскоре лишь бессвязно хрипел, зажмурившись, из-под век текли слезы. Сколько длилась пытка, не смог бы сказать никто из них троих. А потом демон перестал и хрипеть, лишился сознания. В углах рта запекалась кровь, искусанные губы кривились в подобии улыбки.
- Иди, Хосе. Скажи предстоятелю, что я велел сегодня никому не стоять на страже здесь, - в глазах Пса были усталость и боль, бездна боли. Словно это ему вытягивали жилы и дробили кости. Хосе поспешил умчаться, не желая задерживаться здесь ни на минуту.
Можно привести пленника в сознание, окатив холодной водой: в паре футов от стены колодец, вода в нем ледяная. Но Пес налил в бадью теплой, из котла, взял ветошку, склонился, оттирая белую кожу от крови и пота. Неправильно все. Он все делает неправильно. Неужели, и впрямь, Пес Господень потерял нюх, разучился выполнять свое предназначение? Эмбер снова застонал, тихо, безнадежно, всхлипнул. Инквизитор сел рядом, пригладил слипшиеся сосульками волосы.
- Не плачь, Эмбер.
Пока пальцы одной руки перебирали волосы, вторая ослабляла натяжение веревок, распутывала узлы на связанных запястьях. Рыжий снова тихо вздохнул, успокаиваясь под рукой Андре, задышал ровнее. Тихий голос Андре мог убаюкать кого угодно, если не вслушиваться в слова.
- Меня не учили ласкать, демон. Меня учили причинять боль и мучить, чтобы показать, что ждет грешника там, у вас. Чтобы он прошел через эти муки при жизни, повторив подвиг Сына Божия, очистился. Я не знаю, как перестать это делать.
- Желание, нефилим. Лишь желание.
- Я не нефилим, демон, ты ошибся, - усмехнулся Пес.
- Нет, в таких вещах я не ошибаюсь. В тебе, кроме ангельской красоты, еще и ангельская кровь, - слова давались с трудом, выдыхал их Эмбер скороговоркой.
- Нефилимы были уничтожены еще во время Великого Потопа, демон, - терпеливо повторил Андре, осторожно поглаживая кончиками пальцев растянутые и вывернутые из суставов руки демона.
- Не все, святой отец. Они и сейчас есть на земле, среди людей. Попробуй мою кровь...
Пес помнил вкус его крови - он уже пробовал ее тогда, у клетки. Запреты на кровь не касались палачей и пыточных дел мастеров. Он наклонился, откинув волосы за спину, прикоснулся губами к окровавленному рту Эмбера, не целуя, лишь собирая капли языком. Это было похоже на тот раз - но во много раз сильнее. Внутри скрутилась огненная гадюка, ее яд словно бы растекся по жилам, заставляя кровь гореть. Это было хуже, чем когда непокорная воле плоть бунтовала, заставляя вспоминать, что Андре еще нет и тридцати лет. Хуже, потому что мысли смешались, и невозможно стало вспомнить затверженные слова молитв, чтобы обуздать похоть. Искалеченные руки демона гладили его лицо, чуть касаясь. Из разом пересохших губ Андре вырвался тихий стон:
- Хватит, остановись!
- Тише, нефилим, иди сюда, зачем ты сразу столько... Иди сюда, ближе. Вот так.
Его голову прижали к груди, прямо к свежим ожогам, и Пес почувствовал их губами, горячие, влажные поверх корки сожженной кожи. Не думая, что делает, дотронулся языком - солоно, терпко. Эмбер вздохнул тихо:
- Что ты творишь?
- Тсс... - на Андре снизошло озарение, он осторожно вылизывал каждую ранку на теле демона, не замечая, как они затягиваются следом. Тот чуть вздрагивал, смотрел затуманенным взором.
- Не бойся, - инквизитор наклонился над ним, собирая волосы у шеи рукой, поцелуй получился уже не орудием пытки, а вполне себе лаской - неуклюжей, почти робкой. Эмбер зажмурился и храбро поцеловал инквизитора в щеку. Поцелуй отпечатался огненным ожогом, демон испугался, открыв глаза, сам принялся зализывать дело губ своих.
К удивлению Андре, который давно уже приучил себя к боли, и даже самобичевание не заставляло его вздрагивать, этот поцелуй ощутил в полной мере - как раскаленное клеймо на коже. И жаркий язычок демона только добавил ему ощущений.
- Прости, - шептал демон. - Я не хотел, я нечаянно.
- Не страшно, - улыбнулся занемевшими губами Пес, отодвигая от себя цепкие пальцы, суставы на которых, кстати, уже не выглядели выбитыми и распухшими. Да и вообще, следов многочасовых истязаний на белоснежной шкурке Эмбера больше не наблюдалось.
- Но тебе же было больно. А я не хотел этого.
- Прощаю, - кивнул Андре, только чтоб демон отстал со своими извинениями. Эмбер умолк, глядя на него. - Ты меня тоже прости, - Пес машинально одернул рукава рясы, - я тоже не желал причинять тебе боль.
- Ну... Это твоя работа.
- Я знаю. Мне впервые было неприятно ее делать, потому что это не имеет смысла.
Демон снова погладил его по щеке:
- Твоя вера восхищает. Ты искренен в ней.
- Это моя жизнь, Эмбер. У меня никогда не было иного призвания, я умею чуять нечистоту в душах людских, и искоренять ее. Но... - Пес замолчал, наклоняя голову, завешивая глаза густым пологом черных волос.
- Но..? - Эмбер приподнялся, глядя на него.
- Но я не чую в тебе греха, - тихо сказал Андре, - Ты чист. Убей я тебя сейчас - и душа твоя не вернется в Преисподнюю, а отправится к Престолу Божию.
- У демона нет души, мой святой.
- У всех есть душа, Эмбер. Даже у демонов.
Андре встал, дернул одну из свисающих с потолка цепей, заскрипел барабан, разматывая железную змею. На ее конце болтался широкий металлический ошейник, сейчас разомкнутый.
- Я не буду тебя пытать, но и выпустить не имею права. Побудешь пока так, я что-нибудь придумаю, - Пес надел ошейник демону, взял со стола маленький, почти изящный замок и закрыл его на проушинах, повесив ключ на ту же цепочку, где висел его крест. Эмбер кивал, соглашаясь, затем встревожился:
- А тебе это не повредит? Может быть... все-таки сожжешь? Я вернусь обратно все равно.
- Обратно куда? - уходить Андре не хотелось. Снова слышать обостренным слухом перешептывания за спиной: «Пес, палач, страшный», чувствовать кожей опасливые и ненавидящие взгляды монахов и солдат.
- Сюда, на землю. К тебе вернусь. Ты не бойся, мне теперь не будет больно, - Эмбер неуверенно обнял его. - Я всегда буду рядом, если позволишь.
- Хорошо. Через три дня, - тяжело упали слова, Андре склонил голову, пряча лицо в неровных, пахнущих пламенем и корицей прядях, смыкая руки на спине демона, на лопатках, где чувствовал длинные шрамы.
- У нас целых три дня, мой святой. И целая вечность...
За три дня собрать народ на аутодафе - особенно в такую погоду - нужно постараться. Монахи и старались, отправляя гонцов в каждую деревушку в округе. Перед монастырем, на макушке холма, врыли в раскисшую землю столб, к нему прибили цепи. Под навесом во дворе собирались дрова - влажные, пахнущие мхом и гнилью. Ничего этого Андре не видел: он дневал и ночевал в пыточной, никого не пуская туда, даже верного Хосе, изошедшего уже на слезы. Из-за толстых дверей не было слышно почти ничего. А там, внутри, обнимал нефилима бескрылый демон, неумело целуя, учась ласке. И нефилим касался его осторожно, чтобы дарить не боль, а наслаждение.
- Я вернусь, обещаю... И ты меня узнаешь. Сразу.
- Узнаю, - придерживая связанного по всем правилам, обряженного в серую холщовую рубаху демона, Пес склонился над ним и прошептал: - Меня зовут Андрэ.
Промозглый ветер трепал его волосы, подол сутаны, ворошил мокрое сено под ногами у демона.
- Меня зовут Эмбер, - демон улыбнулся и возвысил голос. - Я еще вернусь, инквизитор... Не думай, что твой костер решит хоть что-то.
- На все воля Божия, - смиренно сложил руки на груди Пес, печально улыбаясь. - Иди с миром, дитя. In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti, Amen!
Пламя шипело, дрова разгорались тяжело, еще и хлынул дождь, гася костер. Демон хохотал. В умирающее пламя подлили земляного масла, огонь, ободренный им, полыхнул до самой верхушки столба, скрывая тело демона за клубами дыма. Оттуда не доносилось ни звука, Эмбер щадил нефилима, умирал молча, закусив губы. А потом сделал резкий вдох... И у столба на пожирание огню осталось лишь мертвое тело. Андре почувствовал, будто натянулись и лопнули незримые струны в ткани мироздания. Тучи над монастырем как-то очень быстро рассеялись, да и не только над монастырем - серое дождливое небо будто поднялось куполом из чистейшего голубого хрусталя вверх, солнце - еще по-летнему теплое, согрело землю.
Нефилим развернулся и ушел в свою келью, за ним тенью поплелся Хосе, которому хотелось досмотреть, как прогорит костер, но оставлять наставника было нельзя. Против обыкновения, Хосе молчал, ссутулившись, даже про демона ничего не говорил.
- Ступай... в библиотеку, дитя, - Андре махнул рукой, отсылая послушника. Ему хотелось побыть в одиночестве. На душе, несмотря на обещания демона, а может, именно из-за них, было тяжко и муторно. Хосе кивнул, побрел к выходу, но не дошел - из коридора донеслись крики.
- Где он? Где инквизитор Андре?
Двери распахнулись, будто их с разбегу открыли пинком. Андре замер посреди кельи, распустив плеть, готовый ко всему: глава Святейшей Инквизиции мог послать за ним в любую минуту, и не только с заданием.
- Боже, скажите, что я не опоздал, - выпалил рыцарь. - Мне нужен рыжий колдун с желтыми глазами. В городах чума... Я привез помилование... Он лекарь.
- Вы опоздали, сударь, - Андре опустил голову, убирая плеть, - на час опоздали.
Рыцарь ахнул, качая головой:
- Кардинал умирает. Он надеялся, что этот юноша спасет его. Что ж, я скажу, что опоздал...
- Да-да... - Пес усмехнулся: едва кардинал Лоренцо узнает, кто лишил его надежды на выздоровление, за ним явятся.
- Господи, сжалься, - завыл в коридоре кто-то, - Хосе!
Андре выскочил из кельи, оттолкнув неповоротливого кардинальского посланника.
- Чума пришла к нам! - рыдал брат Иосиф. Монахи уже уводили Хосе.
- Молитесь, братья, - бросил инквизитор, быстрым шагом проследовав за своим подопечным, обходя пятно кровавой рвоты на каменном полу коридора. Судя по всему, жить мальчику оставалось не так уж и много.
«Как же я проморгал?»
- Вы ведь помолитесь за меня? - слабо пробормотал Хосе.
- Конечно, дитя. Я не оставлю тебя, - Андре уже намочил полотенце и обтирал лоб больного мокрой тканью, - ты поправишься.
- Я слышу голос ангела, он зовет меня, - лицо Хосе осветилось, став почти красивым. - Я вижу его... золотые глаза...
- Как же, ангела, - тихо пробормотал инквизитор, осеняя Хосе крестным знамением.
- Он идет к нам, он за вашим плечом... - бормотал мальчик, - Он пришел забрать меня?
Андре невольно обернулся, ожидая всего, чего угодно. Комната была пуста, однако чувствовалось рядом присутствие Эмбера, как будто трогали инквизитора прохладные ладони.
- Ангел пришел... Я вижу ангела...
- Тише, тише, дитя... Все хорошо, - Андре молился про себя, прося не забирать мальчишку: он привязался к глуповатому, но послушному и исполнительному послушнику, да и не только он.
- Он гладит вас по волосам, он... Он меня благословил...
Чумные язвы затягивались на глазах.
- Слава Богу, мальчик мой, - улыбнулся Пес, погладил послушника по русым вихрам и встал. - Я принесу воды, вымыть тебя.
- Ну вот, ангел тоже ушел… - пробормотал Хосе, прежде чем уснуть.
Странно и удивительно было то, что, кроме Хосе, в монастыре никто больше не заболел. Хотя монахи и солдаты шарахались от Пса и его служки, как от прокаженных, за двери кельи их не выпускали, раз в день кто-то из монахов просовывал в оконце на двери поднос с хлебом и двумя мисками жидкой болтушки, да баклагу с водой. Через три дня Андре решил, что пора это прекращать, но сделать ничего не успел: в коридоре загромыхали шаги закованных в кирасы солдат, дверь распахнулась.
- Инквизитор Андре, послушник Хосе, вы арестованы, именем Господа.
- Почему? - все еще слабый после болезни Хосе попытался приподняться, не получилось.
Его стащили с ложа, поволокли к двери. Переставлять ноги он не успевал, потащили так. Андре шел сам, кнут у него отобрали, руки заломили за спину, крепко связав в запястьях и локтях. Пес только ухмыльнулся, увидев во дворе монастыря ту самую клетку на телеге, в которой везли Эмбера.
- Не бойся, Хосе, это недоразумение. Тебя скоро отпустят, - пытался успокоить мальчишку опальный инквизитор. Хотя уверенности в добром исходе у него не было и на грош. Их обоих втолкнули в клетку, бросили одеяло, видимо, пожалев мальчишку.
- За что? - всхлипнул Хосе.
- Кардинал Лоренцо все объяснит...
Пока телега тряслась по разбитой дороге до Генуи, Андре наставлял послушника:
- Если кардинал или дознаватели будут спрашивать тебя о чем-то касаемо демона, говори, что ничего не видел и не знаешь, что просто сторожил за дверью. И вообще, спирай все на меня. Понял?
Хосе кивал и мелко дрожал всем телом.
- Не бойся. Все, что могут тебе сделать - это отправить в дальний монастырь на строгий послух, и продержать на хлебе и воде пару недель. Ты ни в чем не виноват, - обнять мальчишку, чтобы согреть, Андре не мог - руки ему так и не развязали, он уже не чувствовал их по самые плечи. Хосе подполз ближе, потянулся к веревкам и принялся распутывать их дрожащими пальцами. Стража не окрикнула, видимо, втайне сочувствовали Андре, но и помогать не стали, а сил у Хосе не было. Так что, в конце концов, он принялся веревки грызть, пару раз укусив и самого инквизитора.
- Оставь, дитя, не надо. Лучше сядь и укутайся. Нам еще долго ехать, - Андре отодвинулся, устало прижался плечами к прутьям клетки, мысленно усмехаясь: надо же, как повернулась судьба? Кто бы знал, что ему самому доведется проехаться по стране в арестантской клетке? Однако мальчишка не послушался, и веревки все же поддались. Хосе принялся ледяными руками растирать плечи наставника. Через некоторое время кровь побежала по передавленным жилам, принося с собою боль и огненные мурашки. Еще через час Андре, наконец, смог поднять руки, сгреб громко цокающего зубами послушника в охапку и укутал в одеяло, как младенца.
- Постарайся согреться и уснуть.
Хосе послушно задремал, прижимаясь к нему, мелкий, легкий, как котенок.
На привалах солдаты просовывали сквозь прутья куски хлеба и прогорклого сала, на второй день капитан кирасир сунул Андре флягу с каким-то жутким пойлом. К ним никто не обращался, на вопросы арестованных тоже не отвечали, и Пес вскоре вообще перестал разговаривать, только временами шевелил губами, читая молитвы. Хосе, так и не оправившись до конца от чумы, снова заболел: кашлял до хрипоты и задыхался. До Генуи рисковали довезти остывшее тело. Андре вздыхал, кусал губы, слушая этот надрывный кашель, потом плюнул на все: помирать - так один раз. На очередной ночной стоянке он набросил на себя и Хосе одеяло так, чтобы оно скрывало их по плечи, задрал на мальчишке шерстяную котту и рубашку и прижал к его груди ладони. Он изо всех сил старался вызвать в памяти то чувства обжигающего тепла, которое ощутил однажды в детстве, когда внезапно слег с тяжелой простудой один из монахов того приюта, где Андре рос. Тогда он поставил его на ноги всего за сутки, неотрывно сидя возле постели и грея чуть светящимися ладошками худую грудь мужчины. А через пару недель его забрали в монастырь Святого Доминика.
Кончики пальцев немного покалывало искорками, они впитывались куда-то в грудь Хосе, облегчая дыхание мальчика. Кашель стал менее ужасающим, но на этом все и закончилось. Больше ничего не чувствовалось, лишь худая мальчишеская грудь под ладонями, да хриплый клекот на каждом выдохе.
- Ничего, Хосе, все будет хорошо, я еще попробую завтра, - пообещал больше самому себе Андре, одернул на мальчишке одежду и стянул с себя шерстяную сутану, оставшись в одних штанах да короткой, по бедра, альбе. Укутал в свою одежду послушника, прижал его к себе плотнее и накрыл обоих одеялом.
Утром Хосе долго не просыпался. Хорошо хоть, пытался еще слабо кашлять. Кто-то из солдат сжалился над замерзшим до синевы монахом и больным мальчишкой, и сунул в клетку оловянную кружку с горячим отваром. Андре благодарно улыбнулся и благословил доброхота. Тот испуганно перекрестился, от греха подальше. Отвар почти целиком Андре споил мальчишке, сам глотнул солдатского самогона из фляжки, да постарался размяться, насколько это позволяла высота клетки. Солдаты с завистью смотрели, как вырисовываются под тонким льном тугие мускулы на руках монаха. В конце концов, Пес согрелся и перестал стучать зубами. До Генуи был еще день пути.
Пришедший в себя Хосе обнаружил, что закутан в сутану наставника, тут же принялся, через слово заходясь кашлем, благодарить, пища что-то про то, что теперь Андре простудится сам.
- Молчи уж, несчастье роковое, - отмахнулся от него Пес, - лучше помолись Господу - как раз время обедни.
Хосе тут же ушел в молитву, если непрекращающийся кашель можно было так назвать.
До Генуи добрались только к вечеру следующего дня, к самому закрытию ворот. Стража не хотела пропускать кавалькаду, но капитан пошептался о чем-то с начальником караула, и ворота для них открыли.
- Видно, кардиналу так уж не терпится посмотреть на давнюю занозу в... в лице меня, - откомментировал это Андре, пытаясь ощутить в себе смирение. Голубые глаза смотрели через прутья клетки с неизъяснимой тоской. Он понимал, что из подвалов Ордена ему удастся выйти только на костер или на плаху.
Резиденция ордена «поприветствовала» вернувшегося Пса колодками и тяжелыми короткими кандалами, из-за которых он мог двигаться только маленькими шажками. Словно его здесь боялись. Хосе позволили просто идти рядом, не опасаясь что глуповатый и трусоватый паренек сбежит. Их развели по разным камерам - Хосе остался почти на верху, на первом ярусе подземной тюрьмы. Андре увели глубже, куда не достигал свет солнца и дуновение свежего воздуха. Бросили в каменный мешок, словно в стоячую воду. Вскоре на лестнице прозвучали шаги. Кто-то подошел, остановился. Андре приподнялся, встал на колени, потом кое-как сумел подняться на ноги. Сидеть в жидкой грязи на дне камеры было откровенно тошнотворно.
- Что ты натворил такого? - голос спрашивающего был полон искреннего любопытства.
- Ничего, - ровно ответил арестант, пытаясь найти такое положение, чтобы не касаться склизкой стены спиной, но и прислониться к ней хоть немного. Колодки давили ужасно, хотелось снова сесть.
- Но ведь за что-то тебя сюда засадили...
- За выполнение своего долга, наверное, - отрешенно отозвался Пес, закрывая глаза: в кромешной мгле каменного мешка зрение было бесполезно.
- Я вытащу тебя оттуда, - голос неуловимо изменился, и монах его узнал.
- Эмбер? - Андре почти не верил - и все же надеялся на утвердительный ответ.
- Ну, я же обещал.
- Дурень, сумасшедший, уходи отсюда! - прорычал арестант, - или хочется снова насладиться гостеприимством Святейшей Инквизиции?
- Без тебя я не уйду...
- Убирайся немедленно! Можешь прихватить с собой Хосе, ему вообще не за что страдать. И забудь уже про меня, я не святой, вознестись с места казни и вернуться не сумею.
Сверху донеслись еще какие-то звуки и шаги, потом раздался голос стражника:
- Простите, что тревожу, но кардинал хочет видеть вас.
- Хорошо, - отозвался Эмбер.
Вскоре стражник хмыкнул:
- Сочувствую вам, святой отец. Тут прибыл такой зверь... почище вас будет...
Андре беззвучно рассмеялся: о, конечно, теперь не только он будет зверем. Может, еще и бешеным обзовут. А что - легко обвинить бывшего ревностного борца с нечистью сумасшедшим, и тихо приговорить к удавлению. А то еще лучше: забудут здесь дней на двадцать - и можно будет просто спихнуть тело в отхожее место.
- Говорят, он собственноручно столько душ очистил, что войско Господне пополнилось сотнями новых верных воинов...
- А еще говорят, что он подменыш. Не человек, обычному человеку не под силу так распознавать ведьм с первого взгляда! На то даже трактат написан, мне наш капитан говорил. Вроде, «Малефикус» называется, - отозвался второй стражник. - Страшный он, этот Савл, у меня по спине мурашки бегут от него.
- Тише ты... А то эта желтоглазая тварь тебя услышит. Не накличь его на свою голову, прибыл и прибыл. Кому какое дело, что он тут ищет? Кардинал сам разберется, зачем ему этот волк Господа нашего.
- Волк? - подал голос Андре, едва сдерживая смех. В каменном мешке было дико холодно и сыро. За тот час, что он провел здесь, успел уже окоченеть.
- Брата Савла так все называют, - поделился стражник. - Как в горло вцепится, так и не оторвешь. Страшней вас, святой отец, говорю же.
- Расскажи-ка, добрый человек, какой он? - ноги устали, и Пес все же сполз по сырой стене на корточки, кое-как устроив закованные в колодку руки на коленях.
- Злющий он. Сердца у него нету, не только всех ведьм без жалости на костер загоняет, как-то целую деревню чумную спалил заживо... Ни одной крысе выскочить не удалось даже.
- Разве? А я слыхал, что в той деревне чумы уже не было, мальчишка какой-то всех излечил. Не иначе, как чудотворец.
- Да нет, мальчишка тот другую деревню вылечил, то на западе было. А Савл на юге спалил...
- Да видал я того мальчишку, - хмыкнул второй стражник. - Страшен, что лягуха болотная, конопатый, рыжий. Как на костер только сразу и не сволокли за такие патлы... И глаза желтущие, как у кота. Ладно, монахи его проверяли потом, сказали, что чистый он... Мол, покаялся, от бесов отрекся... и сбежал куда-то потом.
- Боже, какой бред... - Андре постарался отрешиться от леденящего холода, от промокших насквозь ног и альбы, он мерного звука капель, закрыл глаза, вознося молитву. Он не просил за себя, хотя в глубине души теплилась надежда, он просил только за то, чтобы не раскрылся обман Савла-Эмбера, и чтоб Хосе благополучно отослали в дальний монастырь с глаз долой.
А потом сверху снова зазвучал голос Эмбера:
- Тащите сюда вашего Андре.
В яму спустили лестницу, и Пес долго поднимался, с трудом переставляя ноги. Наконец, его втащили на каменный пол коридора, помогли подняться.
- Это и есть ваш хваленый Пес? - хмыкнул кто-то из темноты коридора. Андре повернулся туда, его глаза уже привыкли к темноте, тем более, что на полу у ямы стоял фонарь. На него смотрел недружелюбным золотисто-карим взглядом какой-то мужчина лет тридцати на вид. Рваный шрам через всю левую половину лица - глаз только чудом не пострадал, серебристые волосы, то ли от природы такие, то ли поседел в трудах праведных...
- Доброй ночи, брат, - Андре улыбнулся белыми от холода губами, - если вам нужен Пес, то меня иногда так зовут.
- Тащите его в пыточную, - Савл размял пальцы. - Побеседуем... Об общем деле. И тех, кто предает его.
Пес ничего не ответил на это заявление, покорно переставляя ноги. Вот и придется вспомнить детство в монастыре. Он начал глубоко и ровно дышать, вгоняя себя в молитвенный транс, подчиняя все естество ровному звучанию святых слов в своей голове. Его затащили в пыточную, растянули на дыбе. Палач покорно приготовился выслушивать указания Савла, однако тот мотнул головой в сторону, приказывая всем выместись. Ослушаться не посмели. Инквизитор запер дверь, ключ убрал на пояс. И подошел к Андре. Тот отрешенно висел, полуприкрыв глаза, дышать было тяжело, руки трещали в суставах, колени выворачивались, ныла каждая напряженная жилка в теле. И все же он вскинул ресницы, вглядываясь в звериные какие-то, и впрямь - волчьи глаза. А те все светлели, становясь такими привычно-янтарными, теплыми...
- Ну, так что? - тихий шепот обжег ухо, - Мне все еще стоит спасаться от инквизиции, Андре?
- Да, - хрипло ответил Пес, ухмыляясь, - иначе придется всю жизнь провести рядом с одним из инквизиторов. Сущим зверем, у него даже прозвание - Пес.
- Какой ужас. Но разве Волку стоит спасаться от Пса? - губы Савла мазнули по губам Андре. - А теперь я хочу услышать твой голос... - и веревки плавно пошли натягиваться.
- Если Пес - волкодав, определенно, - Андре оскалился, сипло выдыхая и пытаясь снова протолкнуть воздух в сдавленные легкие. Боль разливалась огненными ручейками, сливаясь в одно пылающее озеро в груди. Савл-Эмбер легко лизнул его в губы:
- Чуть громче.
Андре закрыл глаза и чуть слышно застонал, это было непривычно: даже в обучении он молча сносил побои и тренировки.
- Мне нравится... да... - Савл поцеловал его так знакомо-неумело.
- Ты маленькое мстительное чудовище, - прошептал распятый инквизитор, укусив его за нижнюю губу. Во рту ощущался привкус крови, своей или чужой - он не понимал. Влажно хрустнуло. Андре застонал и обвис, насколько позволили веревки, закусив губы теперь уже точно до крови.
- Я же демон.
В дверь уже стучали:
- Брат Савл! Брат Савл, именем кардинала, прекратите допрос!
- В чем дело? - раздраженно рыкнул Волк.
- Брат Савл, кардинал желает видеть заключенного.
- Придется отдать меня, брат, - шепнул Андре, не открывая глаз.
- Хорошо, - еще более раздраженно прорычал Волк, отпирая дверь. - Забирайте.
- Он сможет идти?
- Я еще ничего не успел с ним сделать... Из того, что намеревался, - прозвучало это многообещающе.
Когда Андре опустили на пол, он не сдержал приглушенного стона: руки из плеч ему все-таки выбило, и поднять их он не мог. Суставы наливались синевой и опухали прямо на глазах. Он вскинул голову и одарил Савла очень ласковой улыбкой. Очень. Тот в ответ чуть приподнял верхнюю губу, оскалившись. И повернулся к стражникам:
- Где тот мальчишка, что был с ним?
- Привести?
- Ведите...
- Нет, не надо! - Андре дернулся в руках стражников, пытаясь вырваться, - не трогайте мальчика, он ни в чем не виноват!
- Я определю степень его вины, - зловеще пообещал Савл.
- Господи... чем вам помешал ребенок?! - Андре уволокли наверх, но и в коридорах канцелярии Ордена он изображал скорбь. Эмбер не обидит мальчишку, в этом он был уверен.
- Здравствуй, дитя мое, - к Хосе Савл обратился ласково, но побледневшие стражники поспешили выскочить за дверь, и впереди всех несся палач.
- Здравствуйте, отче, - мальчишка закашлялся, кутаясь в слишком большую для него сутану Андре, боялся поднять глаза на незнакомого инквизитора. Сутану у него мягко отобрали, самого препроводили опять же на дыбу - похоже, с ней у Эмбера были связаны самые неизгладимые впечатления, а может, остальные пыточные приспособления не внушали такого уважения. Хосе не сопротивлялся, он только старался не встречаться глазами со страшным взглядом Волка. И не кашлять слишком уж сильно - и без того горлом едва не шла кровь.
- Итак, дитя мое, что ты можешь сказать мне о связи твоего наставника с демоном?
- Ничего, святой отец... Демона поймали крестьяне, а мастер Андре только допрашивал... - мальчишка испуганно следил, как его руки закреплялись в петлях дыбы.
- И ничего странного ты не замечал?
- Н-н-нет... а что странное? - Хосе затрясся, когда ворот чуть скрипнул, натягивая веревки.
- Подумай, - пронизывающий взгляд Волка уперся в глаза Хосе.
- Нет, ничего странного - обычный допрос! - мальчишка вдруг глянул на него с отчаянной смелостью, его карие глаза были полны слез, - Мастер Андре - настоящий святой...
- Святой, говоришь? И в чем же его святость?
- В вере. Он никогда не осуждал невинных, и всегда приводил к покаянию! - голос мальчишки сорвался на хрип, он снова раскашлялся.
- В чем же был виноват лекарь, что сгорел на костре семь дней назад?
- Он был демон! И не раскаялся он, сам признался, что демон!
- При тебе признавался?
- Я... я не помню... Но на костре он это прокричал при всех! - спохватился Хосе. Волк снова устремил на него горящий взгляд, ворот немного скрипнул, натягивая веревки:
- Так на допросе признавался тот лекарь, что демон?
- Не знаю, я не подходил близко, а он почти не кричал! - Хосе взвизгнул, закусил губу.
- Он не кричал, говоришь... а что ж ты сейчас кричишь, неужто больно?
- Страшно, - признался мальчишка.
- А чего ты боишься, дитя мое?
- Что вы убьете мастера Андре, - Хосе открыл глаза, умоляюще посмотрел на страшного инквизитора, - прошу вас, отче, Мастер ничего плохого не сделал.
- Полежи, отдохни, - Савл положил руку на грудь Хосе, из-под пальцев брызнуло свечение. Глаза мальчишки закрылись сами собой.
- Вы вызывали меня, ваше высокопреосвященство? - Андре вошел в кабинет кардинала так, как входил всегда - со смирением и некоторой долей робости. Высокие церковные чины вызывали у него оторопь. И, не будь он так измучен, грязен и вымотан, казалось бы, что Пес по-прежнему в фаворе. Кардинал оглядел его, величаво кивнул:
- Да, сын мой. А расскажи мне, как так вышло, что славный сын Церкви не сумел отличить невинной души от нечистой и предал огню спасителя многих жизней?
Андре опустился на колени, покаянно склонив голову:
- Я не знаю, ваше высокопреосвященство. Я больше не могу отличить грех от праведности. Я достоин наказания.
- Отрадно, что ты сознаешь свою вину. И очистить твою душу может лишь одно - выследи и убей ведьму, что напустила чуму на город. Брат Савл вызвался помочь тебе в этом.
- Хорошо... - Андре поднял голову, силясь сложить руки на груди, как для принятия благословения, но выбитые из суставов, они не слушались, - Благословите, отче, на благое дело.
- Господь благословит, сын мой. А теперь иди...
В подземелье Пес почти бежал, стражники едва поспевали за ним.
- Ох, не торопитесь так, отец Андре!
- Там мой ученик. И этот... Савл, - выплюнул имя своего «истязателя» инквизитор. Стражники тут же прибавили шагу. В каземат Андре влетел без стука, быстро оглядывая все помещение. Укоризненно свел брови, видя Хосе на пыточной лавке, правда, руки и ноги его были почти свободны.
- Плохо присматривали за своим подопечным, брат Андре, он был сильно болен.
- Если бы нам позволили одеться перед тем, как везти сюда, он не заболел бы после чумы еще и легочной лихорадкой, - рявкнул Андре, - Вправьте мне руки, наконец, бр-р-рат Савл!
Руки ему тут же вправили, потом еще и выдали успокоительный поцелуй. Правда, у поцелуя наблюдался странный побочный эффект в виде круглых глаз Хосе. Андре улыбнулся ему:
- Тссс, дитя мое, не время для вопросов. Если мы немедленно не уберемся отсюда, то с лихорадкой слягу уже я, а хотелось бы еще и от грязи отмыться.
- Уберемся, - заверил его Эмбер, - прямо сейчас и убираемся.
Двух инквизиторов, непримиримо сверкавших глазами друг на друга, и перепуганного мальчишку проводили к воротам резиденции Ордена и выпустили наружу. Только отойдя на несколько улочек, Андре рискнул обнять своего «конкурента»:
- Ну ты и... демон, Эмбер! Хосе, подбери челюсть!
- А я тебе об этом давно говорил, - хохотнул Савл.
- А я в это давно поверил, теперь имею доказательства, что даже безгрешный демон - все равно с...слишком демон, - Андре покосился на бедного Хосе, у которого явно отнялся язык, руки и ноги, и настигло проклятие жены Лота, хмыкнул и мягко коснулся губ Савла, заканчивая препирательства: - Идем же, тут неподалеку гостиный двор, где меня знают и есть кредит.
- Идем, и мальчишку прихватим... Эй, а он вроде таким зеленым не был пару минут назад!
- Это он просто еще не оправился от болезни. Хосе? - Пес помахал перед лицом мальчика ладонью, вздохнул и вскинул его на плечо, как мешок с картошкой. - Давай, нам на улицу Медников.
Савл кивнул и зашагал рядом, время от времени косясь на Андре все с той же усмешкой во взгляде. В этом облике Эмбер был отчего-то еще соблазнительнее, хотя вроде бы и красотой не блистал. Наверное, все дело было в том, что теперь он выглядел старше, и Псу было не страшно его касаться - не возникало ощущения, что он, со своими навыками изувера-инквизитора, может причинить ему боль. А шрамы... ну что шрамы - так даже красивее. А когда смотришь в глаза - то волчьи, голодные и страшные, то мягкие, обволакивающие янтарным теплом - о морде, то есть, лице как-то не думаешь вовсе.
- Дырку прожжешь, - фыркнул Савл.
- Обязательно, - серьезно кивнул Пес, - только в другом месте, коллега.
- Ваш юный друг уже пришел в себя, кажется, - Савл снова посмотрел на Хосе, хмыкнул.
- А мы уже дошли, - Хосе был отпущен на грешную землю, и Андре придал ему ускорения шлепком пониже спины: - Ступай, дитя, своими ногами.
- Святой отец, - чуть не плача, взмолился Хосе, - Я ничего не понимаю…
Андре положил ему ладони на плечи, проникновенно глядя в растерянные глазищи, и заговорил - бархатный, ласковый голос окутывал отческой заботой и любовью:
- Ты просто ни о чем пока не думай, дитя мое, принимай, как должное. Мы поговорим с тобой днем, когда все отдохнут и придут в порядок. Все хорошо, поверь. Я обещаю, что все теперь будет хорошо.
Хосе закивал, полностью доверяясь своему наставнику.
- Слепая преданность... Как это... странно.
- Савл, ему двенадцать лет, из которых десять он провел в монастырском приюте, а год - со мной. И как тебе кажется, где ему было лучше? Хотя, со мной тоже не мед. Я строгий наставник, - рука Андре легла на пояс, но любимой плети там не обнаружилось. Это удручало.
- Он думает, что ты его отец, видимо.
- О, Боже, нет, конечно, - Андре рассмеялся, шагая к дверям гостиницы, которую держал один старый, мерзкий, богопротивный еврей, которого Пес когда-то спас от костра. Савл покосился на Хосе, хмыкнул озадаченно, затем последовал за Андре.
- Ой-вэй, какие гости! - залопотал хозяин, увидев, кто к нему припожаловал, с опаской глядя на Савла - того, в чье тело вселился Эмбер, в Генуе хорошо знали, и не с лучшей стороны. Эмбер роль Савла поддерживал успешно - хмурился, метал молнии из глаз и обещал всем видом очищающее пламя всем заблудшим во тьме душам, начиная с Андре.
- Нам нужны комнаты, любезный Йозеф, три, и лучшие. И завтрак, желательно посытнее. И воды горячей. И все это - как можно скорее.
Исполнялось все буквально на глазах, практически из воздуха возникли ключи от комнат, преподнесенные с поклонами и уверениями, что для священных воинов господа все будет по высшему разряду.
- Хосе, ты голоден? - Андре был ласков с послушником, как, кажется, никогда. Просто ему вдруг пришло в голову, что обычно мальчишка от него видел не так уж много доброты. Тот испуганно мотал головой, прижимал руки к груди и опасливо косился на Савла.
- Хосе, не бойся, я же обещал, что все будет хорошо. Ступай наверх, я позову, когда будет готова трапеза. Любезный хозяин, помнится, я просил вас сохранить мне кое-какие вещи. Где они?
- Все сохранено, - заторопился хозяин, - Все-все, сейчас принесу.
Через пять минут Андре взял принесенные хозяином тюки и поднялся следом за Хосе - смывать с себя запах пыточных камер Ордена, переодеваться в чистое. Там, в тюках, была и запасная плеть, без которой он чувствовал себя голым. Савл тоже заперся в своей комнате, откуда вскоре донесся плеск воды.
- Что... - запинаясь, начал Хосе, - он...
- Мы поговорим, когда ты поешь и успокоишь свое сердце молитвой, дитя. Все, что тебе надо знать - это что все теперь будет немного не так, как раньше. Но не плохо.
Хосе тут же отправился в свою комнатку молиться, явно предпочтя спасение души еде. Андре улыбнулся ему вслед, раздеваясь. Следы «развлечения» Савла уже сошли, только кое-где еще виднелись желтовато-бурые пятна синяков. Бадья с горячей водой уже стояла посреди комнаты, манила к себе. Андре шагнул в нее, вздыхая от наслаждения. Кто-то мог бы обвинить инквизитора в сибаритстве и грехе себялюбия, но он просто физически не мог долго существовать в грязи, а о его любви к мытью отцы церкви вообще отзывались неодобрительно. Ему было плевать: в Библии не говорилось, что Господу угодны грязные и вонючие животные, а не люди. В дверь вежливо постучали.
- Брат мой, не угодно ли вам будет меня впустить?
- Не заперто, - Андре подогнул длинные ноги, погружаясь в воду по горло, откинул голову на бортик бадьи, прикрывая глаза. Савл вошел, запер дверь за собой, улыбнулся, глядя на Андре. Сам он уже успел отмыться, видимо, тоже не приученный к мысли о том, что нельзя смывать святую воду, в коей его крестили... Да и вообще, демон был чистоплотен.
- Он долго сопротивлялся тебе? - любопытно спросил Пес, садясь в бадье и наклоняясь, чтобы полить себе на голову из ковша.
- Кто? - не понял Эмбер, перехватывая ковш. - Сиди, солью.
- Савл. Ты же не просто так забрал себе его тело. Я слышал о нем, когда был в Риме - страшный человек. Никогда не хотел с ним встречаться.
- Он умирал, там... Ну, в общем, дурная болезнь, как раз по части того, откуда я. И я пришел и предложил сделку - его душа отправляется в рай, а его тело получаю я. Даже странно: пошел на торг с демоном, а попал все равно в святые места...
- Не верится, что его там примут. Насколько я знаю, он... - Андре передернулся, - он использовал данную нам власть неправильно. Не может быть так, чтобы в одной деревне было почти два десятка ведьм.
- Они были очень молоды и очень красивы, Андре... Понимаешь?
- Да. Я далеко не так наивен в вопросах похоти, как может показаться. В монастырях зачастую нарушаются основополагающие заповеди. Но творить такие зверства... - в голосе Пса звучало искреннее разочарование и сожаление. Он жалел сошедшего с пути истины собрата.
- Я получил его тело, теперь оно полно жизни. Только вот, - Эмбер коснулся шрама. - Не умею я заглаживать такие.
- Я могу. Только сначала придется срезать неправильно зажившую кожу. Это больно и очень кроваво.
Андре поймал руку демона, рассматривая его пальцы. Он помнил их несколько часов назад. Сейчас они меняли форму, становились длиннее, тоньше. Эмбер перестраивал тело Савла под себя.
- Так мы будем ловить ведьм? - а улыбка была солнечная, совершенно не подходящая к лицу инквизитора.
- Мы будем искать того, кто принес чуму в город. Чует мое сердце, это не ведьма. Кто-то из твоих, - Пес выразительно глянул вниз. - Подай флакон с мылом, будь добр. Волосы снова мыть.
- Будем, - покладисто согласился демон, вручая мыло Андре. А потом плюхнулся на пол у ванны, уставился на инквизитора светящимися глазами, полными счастья.
- Что? - Андре смутился. Прежде никто не смотрел на него так... жадно, что он чувствовал взгляд, как прикосновение.
- Любуюсь. Ты такой красавец, мой святой.
- Ммм, - инквизитор хмыкнул, занавешиваясь мокрыми волосами, которые вились от воды еще сильнее. Намылил густые пряди энергичными движениями, привстал, с закрытыми глазами нашаривая ковш возле бадьи. Эмбер прикусил губу, разглядывая тело инквизитора. Потом все-таки переключился на помощь в помывке, хотя не удержался от того, чтоб поцеловать Андре в плечо, быстро, почти целомудренно.
- Что ты делаешь? - Андре вздрагивал каждый раз, когда пальцы демона касались его кожи - конечно же, нечаянно. К его стыду, тело реагировало совершенно однозначно, пришлось скрестить ноги, крепко сжав бедра.
- Занимаюсь любимым делом каждого демона - соблазняю священника, - рука Эмбера уже скользила по груди Андре в недвусмысленной ласке.
- Эмбер... это не... не правильно... - Андре зажал себе рот, прикусил ребро ладони, непроизвольно выгнувшись, когда рука демона коснулась живота. Убеждать демон стал не словами - поцеловал. Это было больно, хоть и не так сильно, как тогда, в монастыре, и ожога поцелуй не оставил. И кроме боли, принес всплеск жара в крови.
- Две-е-ерь...
- Да запер я ее, запер, - Эмбер потянул его из бадьи.
- Господи, прости меня, я грешен... - Андре поднялся, прикрываясь руками, сдернул с табурета полотенце, укутывая бедра, хотя узкое полотнище ничего не прикрыло толком. Эмбер посмотрел как-то несчастно и потерянно, демону не соперничать с Господом, а уж за сердце смертного - душа Эмберу была не нужна - и тем более.
Андре плотнее намотал ткань на себя, шагнул к нему, приподнимая голову ладонью.
- Прости, Эмбер, я не видел соблазнительнее тебя в жизни. Но я не могу... Как я смогу исполнять свой долг, если буду нарушать заповеди сам?
Демон покорно кивнул, потерся щекой о ладонь инквизитора.
- Ты совершенен, и потому грязь земная не касается тебя, - Андре гладил его серебристые волосы, ласково глядя в янтарные глаза, - я же всего лишь человек, пусть и с толикой ангельской крови. И грех ляжет на мою душу несмываемой печатью, если я поддамся соблазну. Прости, я не должен был давать тебе надежды...
Эмбер грустно улыбался, кивая.
- Все, что я могу - любить тебя здесь, - Пес прижал руку демона к своей груди, - и еще... - он склонил голову и осторожно коснулся губ демона целомудренном поцелуе. Эмбер просто молча опустился на колени у его ног, так и затих, прижавшись щекой к бедру Андре.
- Прости. Встань, не стоит творить из меня кумира, - инквизитор поднял его, обнял и отпустил. - Я сейчас оденусь, и можно пойти поесть. Найди Хосе, пожалуйста.
- Хорошо.
Мальчик умудрился уснуть, свернувшись на полу, видимо, болезнь все еще подтачивала, лишая сил. Савл поднял его на руки, отнес на кровать.
- Бедный ребенок... Мне иногда кажется, что таскаться по стране за мной - не та судьба, что подходит ему, - Андре вышел из своей комнаты, на ходу сплетая волосы в хвост. Его тело снова прятала строгая черная сутана, из-под которой краешком выглядывала белоснежная альба и носки сапог. На поясе вновь свернулась кольцом плеть, тяжело покачивался окованный серебром молитвенник, а на груди поблескивал крест, украшенный посредине маленьким сапфиром.
- Он счастлив от этого, - Савл выпрямился. - Идем, пускай он поспит, ему это необходимо сейчас. Ты отогнал смерть, но теперь организм мальчика должен сам справиться с болезнью.
- Он еще мал, но детства у него не было. Впрочем, у кого из сирот оно есть? - вздохнул инквизитор. - Начнем поиски сегодня, или мне заняться твоей щекой? - пальцы Андре легонько огладили страшный шрам на лице Савла.
- Сперва спасем людей, а потом уже и займемся этим...
- Тогда нам нужно зайти в канцелярию Ордена за деньгами. Нужны лошади, провизия, плащи, одеяла. У меня осталась здесь только перемена одежды да плащ для Хосе. Остальное, наверняка, уже сожгли монахи в Понтедечимо.
- Сперва неплохо б поесть, думаю. Ты бледен.
- Ну так наш любезный хозяин уже все приготовил, - Андре спустился в обеденный зал, обозрел заставленный яствами стол и хмыкнул: старый еврей высоко ценил жизни своей семьи и свою собственную. Чего там только не было, даже вино, а уж вино у Йозефа было отменным.
- Пост, однако... - с сожалением констатировал инквизитор, подгребая себе тарелку с пшенной кашей и нарезанные крупными кусками огурцы.
- Ничего страшного, брат мой, - Савл улыбнулся. - Ни к чему потворствовать слабостям плоти.
- Умгу, - согласился Андре, ел он быстро и аккуратно, так что через пять минут его миска оказалась пуста. - Я отойду побеседовать с хозяином, брат Савл.
- Я поднимусь к Хосе, - отозвался Савл. - Дорога долгая, юноше нужны силы.
- Пока мы сходим в канцелярию и за лошадями, пусть спит, - покачал головой Андре. - Поест перед дорогой, - он отошел к стойке, хозяин немедленно повернулся к нему, выслушал и закивал, всем видом выражая согласие.
- Не извольте беспокоиться, любезный брат, мальчика я накормлю и одену, у меня младшенький как раз его росточка будет.
Савл осматривался. Внезапно взгляд его потемнел...
- Ведьма!
Андре обернулся, будто его ужалили:
- Где?
- Мяа, - взвыла серая кошка, бросаясь со всех лап спасать свою жизнь.
- Спокойно, брат, это не ведьма, истинно говорю вам, - Пес кусал губы, но в глазах так и плескался смех. Савл прыжком метнулся за кошкой, мурлыка с натуральнейшим визгом изготовилась к бою, поняв, что через закрытую дверь ей не утечь: оскалилась, зашипела, завыла, прижав уши.
- Стой, да стой же! - Андре поймал бешеного брата Савла поперек тела, успокаивающе прижал к себе, делая свободной рукой энергичные знаки хозяину, чтоб выпустил животное из дома. Тот понятливо кинулся к двери, и кошка, получив свободу, рванула на ближайшее дерево, где и окопалась на самой верхушке, будто собиралась при случае упорхнуть.
- Я эту тварь мерзкую все равно достану.
Мурка на дереве рыдала от ужаса.
- Боишься кошек? - понимающе усмехнулся Андре, уволакивая Эмбера подальше от гостиницы, - Если уж ты на каждую так кидаться станешь, тебя быстро раскроют. Держи себя в руках, демон.
- Они страшные, они шипят.
- Она не шипела - просто шла мимо. Ты ее напугал сильнее, чем она тебя. Тссс, тише! - Андре приложил палец к губам Эмбера, погладил по растрепанным волосам, успокаивая. - Идем, раз уж мы вышли, пора по делам.
- Идем, - демон сразу утих.
В канцелярии их приняли быстро, видимо, кардинал Лоренцо выдал насчет двух охотников особые указания. Секретарь выложил перед ними увесистый мешочек с монетами и свиток, запечатанный печатью Ордена:
- Да благословит вас Господь, братья.
Савл молча перекрестился и склонил голову, кивнув своим мыслям. Андре сдержанно поблагодарил, и они покинули резиденцию Ордена.
- Надеюсь, лошадей мой добрый брат не боится? - ухмыльнулся Андре, ведя Савла на живный рынок.
- Нет, только этих... Шипучих.
- Хорошо.
Лошадей Андре выбирал придирчиво, впрочем, как и все и всегда. Савлу-Эмберу досталась стройная соловая кобылка, себе он выбрал рыжего злого жеребчика, а для Хосе - смирную каурую лошадь.
- Теперь только прикупить снаряжение, и к обеду можем выехать. Откуда началось распространение заразы, ты знаешь?
- Откуда-то с севера. Я остановил один случай. Видимо, дальше уже ушло само.
- Значит, нам прочесать деревни с севера на восток, по ходу распространения заразы, - Андре, зацепив поводья на луку седла, достал и развернул свиток, сломав печать. - Тут сказано, что первая вспышка чумы случилась в Кансементо, так что начнем оттуда, согласен?
- Согласен. Надеюсь, там мы найдем хоть что-то весомое.
В гостиницу вернулись как раз к тому моменту, когда Хосе, выкупанный и переодетый в теплую и чистую одежду, заканчивал обедать. Мальчишка вскочил из-за стола:
- Мастер! Я боялся, что вы уехали без меня!
Савл хмыкнул, но комментировать не стал.
- Куда ж я без тебя, - вздохнул Андре, который как раз и подумывал о том, чтоб оставить еще не совсем здорового мальчика в гостинице, под присмотром мэтра Йозефа. - Любезный хозяин, соберите нам провизии на две седмицы, - Пес выложил на стойку стопочку монет - плату за комнаты, еду и провиант. Она, как по волшебству, немедленно оттуда исчезла, а старый Йозеф, кланяясь, метнулся на кухню, откуда донесся его чуть дребезжащий баритон, гоняющий сыновей и жену. Через полчаса перед инквизиторами уже лежали две дорожные сумы, наполненные снедью и баклагами с вином и водой.
- У меня плохие предчувствия...
- А у меня вообще скверные, но это моя работа, - Пес улыбнулся, подсадил Хосе в седло и сел сам, направляя коня к северным городским воротам. К его седлу был приторочен завернутый в замшу меч, лишь тускло поблескивало навершие, украшенное крестом с густо-алым камнем. Савл при себе из оружия вроде бы ничего и не имел, на первый взгляд инквизитор был безоружен.
- Эмбер, - когда выехали из города, Андре подъехал к демону ближе и пустил коня вровень с его кобылкой, - ты же, вроде, целитель?
- Именно так. Ну, насколько выходит. Я как раз тот самый демон, что приходит к матерям лечить детей.
- Тогда вы с Хосе поедете сразу в деревню, посмотрите, кто там выжил, и кому можно помочь.
- Хорошо. Надеюсь, что мы спасем хоть кого-то.
- Д-д-демон? - прозаикался Хосе.
- Да, судя по тому, как быстро началась эпидемия, это дело рук демона, - кивнул Андре, не слишком понимая причину страха послушника.
- В-вот д-д-демон?
- Не бойся, Хосе, изгонять демонов - моя работа, разве не так? - Андре уже пожалел, что взял мальчишку с собой - все-таки, не быть ему инквизитором. Слишком впечатлительный.
- Но он с нами...
- Твой наставник даже демона обратит в веру истинную, - проворчал Савл.
- Эмбер не тот демон, которого стоит опасаться тебе, - хмыкнул Пес, отворачиваясь, чтобы ни Савл, ни Хосе не увидели его улыбку. Сзади донесся смешок:
- Твой личный, не так ли? Прирученный демон...
- Если тебе так хочется, я был бы рад, - не оборачиваясь, ответил Андре, тряхнул поводьями, посылая коня в галоп. Стоило поспешить.
На дорогах, ведущих на север, им встретились заставы солдат, не пропускающие путников и торговцев в зачумленные районы. Но перед тремя всадниками дорогу открывали, стоило показать свиток с печатью Ордена: божьим воинам дорога открыта везде, и если тем охота сложить головы в рассаднике чумы - пусть едут. Андре напряженно вслушивался в себя: внутри него словно натягивалась незримая нить, все туже оплетая сердце. Верный признак того, что он на правильном пути, и демон близко. На Эмбера он так не реагировал. А сам Эмбер тоже хмурился, вслушиваясь. Больные... Их еще можно спасти...
До Кансементо инквизиторы добрались только через два дня. Погода стояла звонко-морозная, копыта лошадей выбивали из подсохших колей комья глины. Утром Андре указал на рассохшуюся шильду с названием городка:
- Вам туда. Хосе, помогай брату Савлу. Если что... Впрочем, нет, все будет хорошо. Я отыщу вас.
- Береги себя, мой святой, ладно?
- Я буду осторожен. Дожил же я до двадцати пяти как-то? - Андре подъехал к Эмберу вплотную, наклонился с седла, обнимая его одной рукой, и шепнул на ухо: - Если все-таки я не справлюсь - присмотри за Хосе? В Турине есть аббатство святого Себастьяна, найди там отца Луку, пусть возьмет мальчика под свое крыло.
- Хорошо. Но ты справишься, мой святой, - глаза демона вновь загорелись янтарем.
- Надеюсь. Хосе, молись! - Андре развернул коня и поскакал к ближнему леску, откуда уже совершенно явно для него несло запахом серы и тлена. Эмбер развернул коня в другую сторону.
- Держись рядом, Хосе.
Андре спешился на опушке леса, стреножил коня и отвязал от седла меч. Это оружие ему передал его наставник, когда юный Пес впервые вышел на охоту за демонической сущностью. С тех пор Андре использовал его всего пять раз. Лезвие клинка было двухсоставным: сердечник из серебра был окован пластинами из дамасской стали, и по серебристо-бурому узору вилась гравировка: «Fidei defensor»(«Защитник веры») с одной стороны, и «Vade retro, Satana»(«Изыди, Сатана») - с другой. Андре преклонил колени, вознеся краткую молитву, и пошел вперед, держа в правой руке меч, а в левой - окропленную святой водой плеть.
- Сам ангел пожаловал к нам, - протянул, усмехаясь, кто-то. Вокруг отчетливо воняло серой.
- Явись, демон, - Андре напрягся, вглядываясь в переплетение кустов и стволов, аккуратно ставя ноги, чтобы не споткнуться. - Явись и сразись со мной.
Демон оказался алоглаз, чешуйчат и рогат. А еще очень недоволен присутствием нефилима.
- Именем Господа, Чума, приказываю тебе - подчинись! - Андре не сомневался, что демона это лишь разозлит, но процедура изгнания нечистого была стандартна и отработана им в предыдущих схватках. Демон расхохотался, прыжком перемещаясь вбок.
- Именем Люцифера, - передразнил он, - Умри!
И дохнул на инквизитора. Андре, обученный лучшими наставниками ордена Псов Господних, метнулся в сторону, уходя от облака зловонного яда, в движении ударив плетью демона. Чума завертелся, завизжал, снова прыгнул. Наземь падали ядовитые капли, прожигая траву.
- Умри! - он опять прянул вперед, хвост рассек воздух. Андре ушел от этого удара в последний момент, взмахнул мечом - хвост твари полетел в траву, сворачиваясь и извиваясь, как змея. Пес снова ударил плетью, стараясь попасть демону по горлу - если не перебить, так придушить. От воя Чумы воздух задрожал. Демон вертелся волчком, разбрызгивая черную кровь. А потом вцепился в плеть, скакнул вперед. И полоснул когтями по руке инквизитора. Андре выронил плеть, но лезвие меча уже нашло путь к сердцу твари, и он всем весом навалился на рукоять, вгоняя освященное оружие по самую крестовину гарды, срывающимся голосом начиная читать «Изгнание».
Подыхал демон мучительно, корчился, на шкуре проступали багровые полосы, светясь и сплетаясь, пока он не рассыпался в черный песок, загоревшийся и развеянный ветром. Андре сел, прислонившись к стволу дерева, измотанный не столько схваткой, сколько напряжением всех сил души. Разрезал рукав, изодранный когтями Чумы, обнажая три страшные, словно опаленные, раны. От них по жилам растекался холодный огонь, обманчиво-медленно. Если он правильно помнил записанное в «Description daemonum entitates» («Описание сущностей демонических») преподобного Камилла Фалернского, от яда, содержащегося на когтях демонов подобного ранга противоядия не существовало. Пес оторвал кусок полотна от подола альбы, плотно перемотал руку, остатками тщательно вытер меч, убрал его в потертые кожаные ножны и вздохнул. Со смертью Чумы болезнь должна прекратиться. Значит, Эмберу и Хосе будет легче вылечить уже заболевших.
- Андре! Что случилось?
Лошадь взрыла копытами землю, Савл слетел с седла.
- Все в порядке, - бледно усмехнулся инквизитор, поднимаясь, - я закончил. Что у вас?
- Все хорошо. Что с тобой? У меня здесь, - он коснулся ладонью груди, - все заледенело вмиг.
- Немного поцарапался, заживет. На мне все заживает, как на собаке, - Андре шагнул к нему, обнимая. Он не мог сказать Эмберу, что не доживет до рассвета - язык не поворачивался. Демон обнял его, выдохнул:
- Я испугался, что ты ранен. Я же только людские болезни умею...
- В городе есть постоялый двор? Мне нужно отмыться - проклятая тварь мне всю сутану угваздала своей кровью, - прервал его Андре, - И я хотел заняться твоей щекой.
«Пока еще могу помочь» - подумал инквизитор.
- Нет, все занято... Придется расположиться здесь. Ручей надо найти.
- А где Хосе? - Андре направился туда, где оставил своего коня, в седельных сумках у него был запас корпии и бинтов, и крепкое вино на травах - для обеззараживания ран.
- Остался с какой-то девочкой, маленькой.
- Что ж, хорошо, - Андре сел в седло, указал на едва заметную тропинку: - Там есть озерцо, если я правильно помню здешние места. Можем заночевать возле него. Согласен?
- Согласен, - кивнул Эмбер. - Едем... Мне б тоже умыться.
Озерцо обнаружилось именно там, где Андре и помнил. По берегам его уже прихватывал первый хрупкий ледок, а камыши стояли в искристом убранстве, как белые рождественские свечи в палестинском Храме. Над головой раскинулось бездонным куполом синее небо, украшенное кое-где золотистыми от лучей садящегося солнца облаками.
- Красиво здесь, правда? Я родился в этих краях.
- Красиво. Я и не думал, что в этом мире есть такое. Как в Раю, наверное.
- Не знаю, как там, в Раю, но здесь сейчас лучше, - Андре рассмеялся. Холодное пламя в его руке дошло уже почти до локтя, пальцы еще шевелились, но с трудом. А значит, надо было спешить.
Инквизитор расседлал своего рыжего и кобылу демона, стреножил их и подвязал торбы с овсом, махнул Эмберу на старое кострище, чернеющее под раскидистым кленом, который высился, как алый шатер над берегом:
- Разведешь костер? Я схожу наломать веток на подстилку.
- Конечно, - и только седая грива плеснулась по ветру.
Когда Андре приволок из лесу солидную охапку лапника, костерок уже весело полыхал. Пес расстелил на ветках одеяло, в изголовье бросил оба седла, достал из сумки все необходимое и принялся раздеваться. Ночи в середине сентября были уже холодные, но вот вода остыть еще не успела. Он сбросил с себя прожженную кровью демона сутану, рваную альбу и сапоги, стыдливо отвернулся и снял штаны.
- Достань запасную рубашку, пожалуйста, - и сиганул с разбегу в озеро, почти беззвучно уйдя на глубину, которая начиналась обрывом у самого берега. Эмбер проводил его печальным взглядом, впервые жалея, что не инкуб, вытащил запасную рубаху, принялся согревать от жара костра.
От воды, намочившей повязку на ранах, стало, вроде бы, полегче, и Андре, выбравшись из озера, благодарно улыбнулся демону, принимая у него теплую рубашку. Натягивать на мокрое тело штаны он не стал, сел поближе к костру обсыхать.
- Иди, умывайся, а то искупайся тоже, вода - как парное молоко.
Эмбер лишней стыдливостью не страдал, раздевался спокойно. Тело у Савла было некогда красивым, теперь его сплошь покрывали шрамы. Чьи-то когти, укусы, следы от мечей...
- Ото всех шрамов я тебя не смогу избавить, - заметил Андре, - но самые заметные попробую убрать. Это просто, но требует много сил. Красивое тело. Как на иконах мучеников.
- Да мне б лицо поправить, а тело... Для кого красоваться? Я в грех плоти не вгоняю.
- Тут уж как получится, - Андре улыбнулся, отводя взгляд, потому что слова демона явно противоречили тому, что было на самом деле: может, и не нарочно, но именно в грех Пса и вводило созерцание обнаженного тела Эмбера. Демон нырнул в воду, принялся плескаться, наслаждаясь.
Андре вынул нож, проверил остроту лезвия, уложил на камень в пламя костра прокаливаться. Пока не видит демон - перемотал руку сухой повязкой, отмечая, что раны выглядят еще более скверно, чем раньше.
- Эмбер, когда стемнеет, я не смогу заняться твоим лицом, вылезай, водоплавающее!
Демон рассмеялся, выходя на берег, подошел к Андре, опустился на плащ напротив.
- Я постараюсь сделать все быстро, чтоб не причинять слишком много боли, - Андре придвинулся ближе, похлопал по коленям, - Ложись, так будет удобнее.
Эмбер улегся, глядя на него.
- Лучше закрой глаза. Будет много крови, - горло у инквизитора пересохло от волнения, хорошо хоть, руки не дрожали.
Демон послушно опустил ресницы.
- Я все еще не боюсь боли, мой святой.
Андре провел пальцами по шраму, обернул руку куском тряпицы и вынул нож из костра. Мысленно вознес молитву Создателю и сделал два быстрых разреза, снимая с лица демона кусок кожи со шрамом. Раскаленный металл прижигал раны. Эмбер все так же улыбался, спокойно и уверенно. Инквизитор отер текущую кровь и склонился над ним, проводя языком по краям раны. В жилы будто влили жидкий огонь, демонская кровь мгновенно одурманила, и лишь усилием воли Андре подавил стон. Он знал, что так будет. И был готов.
- Я не святой, как ты, я не удержусь, нефилим... И все заветы Господа не спасут тебя от грехопадения.
- Молчи, ради Него, молчи сейчас, - хрипло прошептал Андре, продолжая зализывать на глазах уменьшающуюся рану, пока на ее месте не осталась лишь тонкая алая ниточка. И та вскоре исчезла. А Андре наклонился еще ниже, касаясь языком самого длинного шрама от чьего-то меча на груди демона. И Эмбер с коротким вскриком выгнулся навстречу, посылая своей крови приказ - гореть желанием. Андре тряхнуло, словно в его тело попала молния. Рука, на которую он опирался, подломилась, и нефилим почти упал сверху на демона, заключая его в объятия. Тот уже целовал его, руки демона скользили по телу Андре, лаская, быстро и беспорядочно.
- Эмбер... янтарный... мой, - выстонал Андре ему в губы, прежде чем рухнуть с головой в водоворот страсти, безудержной, животной похоти. Через миг рубашка его полетела прочь, и на золотисто-загорелом теле осталась лишь повязка на руке. Демон взглянул на нее, сделал неуловимое движение, и бинт слетел. Эмбер ахнул. Андре закрыл ему глаза ладонью, прижал собой к одеялу.
- Не смотри. Забудь.
- Андре... - демон всхлипнул, - Андре!
- Я сейчас твой, целиком и полностью. Слышишь? Делай, что хочешь, и ни о чем не думай, - Андре впился поцелуем в губы демона до стона, всем телом вжимаясь в горячее, огненное тело Эмбера, лаская его ладонями, губами, языком, чтобы он забыл обо всем на свете. И тот забыл, не думая, стремясь забрать в эту последнюю ночь как можно больше, чтоб навсегда запомнить, не отдавать целиком, оставить себе немного тепла.
Если бы кто-то мог видеть их - разгоряченные, исходящие паром в холодной сентябрьской ночи, сплетающиеся в яростном танце страсти тела - он никогда не смог бы забыть такое зрелище. Но их видела только луна, сияющая золотым флорином над гладью озера. И эхо отражало несдержанные стоны и вскрики, и даже самый тихий шепот:
- Люблю тебя, мой демон...
- Люблю тебя... - эхом повторил Эмбер.
Когда успокоилось бурное дыхание обоих, Андре укутал себя и Эмбера одеялом, набросив сверху оба плаща.
- Спи. Сегодня был трудный день, - осторожно поцеловал в уголок искусанных, припухших губ.
- Я не хочу просыпаться в мире, где нет тебя.
- Помнишь, я говорил, что не смогу вернуться, как вернулся ты? - Андре прижал демона к себе, убаюкивая в объятиях, - Это неправда. Я обязательно вернусь, только верь и жди.
- Я не умею верить... меня не учили…
- Тссс, ты все умеешь. Спи.
Эмбер закрыл глаза, подчиняясь. Андре лежал, слушая, как постепенно выравнивается и замедляется дыхание демона, смотрел, как разглаживается страдальческая гримаса на его лице. Холод от яда Чумы растекался по его жилам, подбираясь к самому сердцу. Инквизитор прочел про себя отходную литанию и взял ладонь Эмбера, переплетая пальцы. Сердце стучало все глуше, медленнее, темная пелена туманила взор, но Андре не отрывал взгляда от своего демона, пока не замерла на вдохе грудь. Дрогнули и разжались пальцы. Из-под закрытых век Эмбера потекли слезы, однако демон так и не открыл глаз, лежал, держа за руку мертвого Андре. И совершенно не представлял, что же ему теперь делать. Впрочем, одно незаконченное дело у него оставалось: Хосе. И ради памяти Андре стоило позаботиться о мальчишке.
Эпилог
Люди расходились после утренней мессы, покидая церковь апостола Андрея, кое-кто останавливался, перекидываясь со священником парой слов. Лишь один человек не вставал со скамьи в глубине нефа, явно дожидаясь, пока выйдут все. Наконец, и он поднялся, выходя из затененной ниши в сноп раскрашенного цветными витражами света.
- Здравствуйте, отец Савл, - поприветствовал его священник, кланяясь и целуя руку. - Вы совсем не меняетесь со временем, все такой же грозный пастырь Господа, как и прежде.
- А ты совсем вырос, Хосе. И, кажется, в этом приходе тебя любят все сильнее, - седовласый, обряженный в строгую черную сутану, брат Савл казался в лучшем случае ровесником священнику, если не младше. На самом деле, он был гораздо старше. Просто кровь демона не давала стареть человеческому телу.
- Я ведь служу здесь с самого пострига, уже восемнадцать лет, да, Мастер?
- Верно, - янтарные глаза Савла затуманились печалью.
Восемнадцать лет назад, похоронив инквизитора Андре в той деревушке, возле которой он погиб, изгоняя демона Чумы, Савл-Эмбер отвез рыдающего Хосе в Турин и сдал с рук на руки отцу Луке, как и просил его Пес. А потом... потом вернулся в Геную, сложил с себя полномочия инквизитора Ордена и отправился странствовать по землям Италии. Через два года его слава летела впереди его коня: брат Савл врачевал самые страшные болезни наложением рук и молитвой. «Святой!» - говорили люди. Эмбер лишь горько усмехался - может быть, для людей он и был святым, но демоническая природа никуда не делась. А еще он ждал. Ждал, не позволяя себе усомниться и потерять веру в чудо. И готов был ждать вечно, скитаясь по всей земле, пытаясь отыскать так рано ушедшего возлюбленного.
- Разделите со мной трапезу, Мастер? - отец Хосе, невысокий, хрупкий, с лучащимися добротой карими глазами, улыбнулся демону.
- С ра...
- Отец Хосе! - прозвучал сзади юношеский голос, в котором Савлу почудились до боли знакомые нотки. Он обернулся и ахнул, прижимая к зашедшемуся болью сердцу руку. По проходу между скамей к ним шел высокий черноволосый юноша. - Отец Хосе, матушка просила... - он замолчал, наткнувшись на требовательный, ищущий взгляд седовласого монаха, неуверенно протянул, шире распахивая ярко-голубые глаза: - Э...Эмбер?