Не знаю как в вашей Кадвании, а в нашем Чертополошино вот какая история однажды приключилась. Занесло как-то в местную глухомень столичного князька. Свалился на голову словно пыльный мешок с полатей - беды вроде никакой, а хлопот не оберёшься.
Спасение при таком случае одно – ошеломить незваного дорогого гостя радушным приёмом, усадить поскорей за столы дубовые, скатерти браные, накормить до отвала, напоить и спать уложить, пока набедокурить не успел, да на девку какую видную глаз не положил. Поутру поднимется проезжий с больной головой, не до проказ ему будет – мысли бы в кучу собрать. А там, глядишь, и в путь пора. Вот и хорошо, вот и славно, слава тебе господи отделались!
И всё бы по накатанной колее тихо прокатилось, да оказался в княжьей свите один шустрый молодец. Вроде бражничал накануне со всеми наравне, а утром поднялся бодрячком, всем на удивление, оседлал коня и вон со двора. Воздухом подышать столичному соколу ясному захотелось. Едет эдаким гоголем через городишко, красуется: «Полюбуйтесь, люди добрые, какой я статный да удалый!» Людям добрым и дела до него нет, у каждого своя забота. А его это не волнует, решил видно найти приключение на свою буйную голову. И нашёл.
Вздумалось в ту пору Красе Чернобровке – водицы наносить. А за водицей она, в чём попало, не хаживала. Платье надевала лазоревое, издалека приметное. Любила сплетниц подзадорить, да парней поддразнить. Заприметил её молодец, и не будь дураком, пристроился рядышком, вроде ему по пути. Принялся красавице байки столичные сказывать. Так соловьём и заливается!
За какую другую я бы попереживала, а Краса - щука, палец в рот не клади, по локоть отхватит, хоть с виду не скажешь. Слушает говоруна, а между тем плывёт себе лебёдушкой, ведёрко на коромысле лишний раз не качнётся. Знает девка себе цену. К такой на коне подъехать мало. Полцарства к ногам положи, ещё подумает - глянуть лишний раз или нет. А, кроме того, поговаривали злые бабьи языки – чаровница она. Кого хочешь околдует. Вроде невзначай заглянет в глаза, да словно засмотрится. И всё! Пропал человек! Ходит за ней как привязанный, любую прихоть исполнить готов. Только ей всё потеха!
Бабы её не любили, говорили сердца в ней нет, девки завистью исходили чёрной, а парни так и побаивались. Ну, как приворожит? Кому охота на посмешище выставляться?
Однако приезжему про то было неведомо. А потому вёл он себя смело, решил видно девку с ума свести. Она всё не поддаётся. Только улыбается едва приметно балагурство слушая, к дому особо не спешит.
У сплетниц на лавке от любопытства дух захватило, чуть из сарафанов не выпрыгнули, шеи не свернули, чья ж возьмёт? Даже спорить промеж себя начали, перешептываясь. Одна говорит – приезжий за Чернобровкой бегать станет, другая наоборот - Чернобровка за приезжим вздыхать начнёт, как тот с князем своим восвояси укатится.
Денёк жаркий задался, солнышко припекает. То ли, в самом деле, молодца жажда одолела, то ли решил с девицей покороче сойтись, только обратился к ней с просьбой:
- Что-то палит сегодня нещадно. Не позволишь ли красавица водицы из твоего ведёрка испить?
Краса в ответ:
- Попьёшь, коли с коня сойти не поленишься.
Назвался груздем, полезай в кузов! Спешился говорун, приложился к ведёрку. Напился, пора бы и честь знать, а он с дороги не сходит, дерзко так смотрит на Чернобровку, глаз не отводя.
Да только и она не промах, не из застенчивых, ресниц не опускает, глядит, словно чудо какое небывалое увидела.
Кукушка бы куковать устала, пока они в гляделки играли. Сколько иной раз сказать можно, рта не раскрыв! Так бы, наверное, и стояли на дороге до вечера, кабы Краса первой не опамятовалась:
- Долго будешь дорогу застить? Князь тебя уж обыскался, поди.
Не успел столичный опомниться, она уж вперед прошла. Пока коня под уздцы подхватил, за ней уж и ворота закрылись.
Поговорили. Очухаться добрый молодец не успел – на дороге пыль столбом, гонец ярится:
- Алёшка, где шляешься, кот, князь зовёт! Вечно тебя беспутного с собаками ищу! Ещё раз уйдёшь без спроса – зашибу!
- Хорош горло драть! Зашиби, попробуй!
- Поговоришь ещё, коли жив останешься!
Часу не прошло, на дороге за княжьей свитой пыль осела. Крепкая видать у князя была голова и дела спешные.
***
Видели вы когда-нибудь, как русалки при полной луне в заводи плещутся? Я тоже не видела. Думала и Чернобровку в печали не застану. Однако довелось.
Не сразу, не вдруг, но начала Чернобровка меняться. Чудинка в ней появилась. Поселилась в васильковых глазах тихая, затаённая грусть, как в омуте у старой ракиты. О чём не спроси – ответит невпопад, словно слушала, да не слышала. Людей сторониться начала. Всё о чём-то своём думала. В лес стала чаще ходить по ягоды, по грибы.
Сначала ничего странного в том не видели. Все девушки в лес ходили. Собьются в стайку, шумят, смеются, по лесу разбредутся – аукаются. Днём грибов наберут – вечером на нитку нанижут. Зима длинная – всё подберёт.
Только Чернобровка стала дольше всех в лесу оставаться. Поначалу подружки выговаривали ей, потом рукой махнули.
После она и вовсе от них отбилась. Когда захочет - уйдёт, когда захочет – вернётся. Кто ей запретит? Отца с матерью давно нет, а прочие не указчики. Сама себе хозяйка.
В лесу, недалеко от опушки знахарка-ведунья жила, её за глаза ведьмой звали. Тоже себе на уме. Чёрт его знает, как человеку одному в лесу жить, да ещё бабе? Страшно ведь: вдруг медведь забредёт, или разбойник какой? Этой же всё нипочём. К людям с прохладцей, зато псы дворовые – первые родственники. Да и псы, глянешь – вздрогнешь, вылитые волки. Никого из чужих не признавали, только хозяйки слушались.
В первый раз попала Чернобровка на знахаркино подворье с подружкой. Разболелся у подружки зуб, ничем боль унять не могла. Все средства перепробовала, наконец, решилась к ведьме обратиться. Одной идти боязно. Кого только с собой не звала, все отказались. Лишь Чернобровка согласилась.
Едва к подворью подошли, ворота сами распахнулись, вылетели знахаркины псы, окружили и сели хозяйку поджидать. У подружки с перепугу боль зубная унялась, ноги в землю вросли, а Красе ничего. Заглянула в глаза вожаку, тот и признал за свою. Хвостом завилял, подошёл, ткнулся носом в протянутую ладонь. В Чернобровке страха нет. Гладит пса по голове, приговаривает:
- Ах, ты, красавец, вылитая волчина.
Вышла хозяйка, глянула строго и медленно проявилась у неё на лице улыбка, словно хмурым осенним днем солнце из-за туч выглянуло:
- Волчок, старый дурень, учи тебя, не учи, всё одно! Увидел девку молодую, ласку почуял и растаял. Надейся на тебя! - И уже к девицам: - Проходите в избу, коли пожаловали. Нече собак дразнить.
В общем, зуб знахарка заговорила. Ещё и травы дала, отвар приготовить, если опять шалить вздумает. На Красу же поглядела задумчиво.
- Пустая твоя печаль как талая вода. Водой и сойдёт, едва зелень золотом к ногам осыплется. Зря душу рвёшь. Оставайся со мной. Толку пустые углы в избе считать? Проводи подружку и вертайся. Подучу тебя кой чему. Пригодится.
Стала Краса жить у знахарки. Признали её псы вровень с хозяйкой.
В городе дом стоял брошенный, осиротевший.
***
Промелькнуло лето малинное, земляничное, только видели. Хмурень пришёл. Тёплый, ласковый. Одарил яблоками поздними, попрощался. Листопад пожаловал. Посыпалось под ноги червлёное золото. Птицы в дорогу засобирались. Заскучали поля.
Народу только скучать некогда. Опять князёк пожаловал. Обратной дорогой в стольный град.
Весело на дворе, шум, гам. Дело к обеду. Сели гости дорогие за столы дубовые, скатерти браные. Всем хорошо, одному Алёшке не сидится, не естся, не пьётся.
- Отпусти, княже, со двора.
- Душно тебе со мной за одним столом сидеть, али дело какое есть?
- Зазнобу проведать хочу.
Князь подобрел, усмехнулся в бороду, держать не стал:
- Ступай. Да время помни.
Быстро вернулся назад Алёшка. Сел на прежнее место, да в такой печали, ровно схоронил кого. Посидел недолго, в кубок полный поглядел, да опять вон из-за стола. Кручина же Алёшкина не оттого происходила, что дороги к зазнобе не нашёл. Сердце верно вывело, а толку? Стоил дом брошенный, двор травой порос. Без слов понятно – беда в дверь постучалась. А что за беда, у кого узнать? Кинулся соседей расспрашивать. Те сказали, зачудила девка, в лес подалась к знахарке. Как ту знахарку найти? Никто дорогу показать не хочет, к ведьме без дела ходить – себе дороже. Однако молодец настырный оказался. Уговорил-таки дворового мужичка Евсея. Судя по тому, какие потом Евсеюшка хоромы поставил, не за просто так.
Оседлали коней, поскакали. Солнце в ту пору уже на закат повернуло.
Красе тоже в избе не сидится. Ноет сердце, рвётся, в отчий дом просится. Сорвалась, да бегом по дороге, не оглядываясь. Знахарка только усмехнулась вслед.
Так Краса с Алёшей посреди дороги и встретились. Алёшка мигом с коня слетел. Стоят, глядят друг на друга, слова вымолвить не могут. Да и к чему слова? Без слов всё понятно.
Неловко Евсею. Помялся, помялся, осмелился:
- Поехали, свет-Алёша, дальше. Солнце садится.
Алёшка в ответ, не оборачиваясь:
- Возвращайся назад. Дальше я дорогу к знахарке сам найду.
Мужичок бы и рад повернуть, чёрт с ним, с княжьим баловнем, только совестно. Как девку одну на дороге с чужаком оставить? Беда ведь может приключиться.
Краса поняла. Улыбается:
- Ворочайся, Евсей. Лиха не бойся. Сторожа при мне, - и глазами в сторону показывает.
Глянул мужик – мать честная! Сидят у обочины псы - вылитые волки. Аж мороз по коже продрал. Ну как кинутся? Задерут!
- Ладно уж, Краса, твоё дело. Но попомни, сама меня отослала. На мне греха нет.
Сам же скорей коня разворачивать.
- Но, пошел!
Остались на дороге двое.
Как у них там сладилось, одному Богу ведомо. Ещё может знахарке, да она разве скажет?
***
Спозаранку поднял попа на ноги громкий стук. Хотел было божий человек побраниться, кого нелёгкая в такую рань принесла, да увидев крепких молодцев передумал. Когда же узнал, зачем пожаловали и кошель увесистый за пазуху положил, вовсе возрадовался, точно пасха на дворе.
К условленному часу все уже в церкви были. Краса со знахаркой и подружками. Те рады-радешеньки, все женихи местные им останутся! Алеша с молодцами развесёлыми. Сам князь пожаловал, почтил молодых.
Алёша с Красой обвенчались, честь по чести. Задерживаться только не стали.
Вышли из церкви, молодцы скорей по коням. Попрощалась Краса с подружками, со знахаркой. Усадил её Алёша перед собой, да и тронулись в путь.
Князю время терять было недосуг.
Сдаётся мне, хорошо народ на свадьбе погулял, да уже не на нашем дворе.
Вот оно как бывает.