S U U M C U I Q U E
(Каждому своё)
Всё меньше на чёрных улицах нервных всплесков, мечущихся по городским улицам фар машин и рёва их двигателей. Пустеет.
В ядовитом состоянии я покинул ресторан, где был настоящий шабаш «бабьего лета». Больше не мог пить и смотреть на беззащитную, распущенную горечь моих незамужних сверстниц, ревниво и дико отдававших замуж свою более молодую подругу. Я почувствовал, что меня может вырвать от всего.
Немного перебрав из спиртного и никого в этот раз не выбрав из спиртоносящих женщин, я бреду неспешна по тёмному и пустому проспекту в холостяцкую обитель с койко-местом для меня. Бреду по темноте и пустоте, как по лабиринту давних воспоминаний.
У Обводного канала притормозил перед красным светом светофора, будто он горел именно для меня и именно меня пожелал не пропускать к прошлому и к общаге. Мне показалось, что его заклинило на запретном цвете. Не дожидаясь «зелёной дороги», я перешёл улицу, а затем, выйдя на мост, подошёл к вычурным, мрачным перилам и, желая заглянуть в самую глубь воды, опёрся на них всем телом.
Чернота, разгулявшаяся в сентябрьских дождливых ночах, не в силах была поглотить буйствующие краски осени. Смоляная вода в канале и та покрылась ржавыми зарисовками, налетевшей на неё листвы. Листья даже ночью не нарушали фенологического календаря. Они словно летучие мыши проносились надо мною, едва слышно шелестя своим тонким и хрупким существом. Мысли им в унисон стремились в чёрную ленту водной глади, в обход каменной «суеты и маеты», наблюдающей в столь поздний час за мною своими редкими желчными глазами квадратных окон.
Мне бы и сегодня напиться в стельку и по житейской мудрости, пустить ноги в пляс, а руки под подол одной из хорошеньких опадающих самоубийц. А я в этот раз, как клеймённый или загипнотизированный сбегаю по Обводной дуге жизни, боясь нарушить, данный кем-то за меня проклятый обет. Это не значит, что до настоящего времени я сохранял и сохраняю предписанную свыше святость. Я очень часто совершаю ошибки, не учусь на чужих, и это, нет-нет, да напомнит мне в самый неподходящий момент своей исключительной перспективой относительно меня.
Вот и сегодня, в заключительный момент торжества и намечавшейся вакханалии, меня кто-то просто блокировал и выпроводил на улицу, как бы подальше от греха. Завтра я пожалею об упущенной возможности, а пока я смотрю в чёрную бездну канала и сетую на Судьбу или проклинаю её.
Почему она так жестока ко мне и несправедлива? Почему именно мне, выходцу подворотней шпаны, даровано столько способностей, а с ними и столько же запретов от этики и морали?
Я так стану, не то схимником, не то смертником в «одиночке»!
Не все пока смотрят на меня недоверчиво или с опаской, но все стараются жалеть непониманием, именно к проявлению моих способностей.
Я начинаю сам себе ковать цепи. Вот-вот начну трясти ими, что есть силы, а они, как ни странно, будут только увеличиваться и крепчать, всё чаще сдерживая меня от всевозможного соблазна обыденного и мещанского удовольствия.
Получается, что мне нельзя оступиться. Я, как бы меченный некими талантами, и я обязан, как великий грешник нести свой крест на мирскую Голгофу молвы.
Кругом суета живёт потреблением, а я уже мучаюсь созиданием.
За что мне такое?
Мужчина и женщина, давшие мне жизнь, вряд ли просили у высших сил о такой компенсации за свой преступный грех. Но почему же именно мне дана дорога, по которой я обязан передвигаться строго по предписанию неведомых мне соглядатаев? Не дай бог, сойти мне с намеченного пути, сразу же терзания мнимой совести и морали начнут разъедать душу и сознание. Это же тернистый путь, к которому меня не готовили.
Почему я не имею права броситься с обрыва вниз головой и почувствовать дьявольское наслаждение свободного падения? Почему я должен не жить рядовым потребителем сегодняшнего, а обязан постоянно оборачиваться через будущее на прошлое?
Крест, да и только на мне! Но я ведь обычный смертный! Я хочу со своим воспитанием жить среди сегодняшних проблем и забот, среди своей массы, среди своих и чужих соблазнов.
Но, увы!..
SUUM CUIQUE!
Ленинград 10.9.1980г.