© Владимир П.ПАРКИН
ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ
Историко-приключенческий роман
Книга опубликована в изданном Втором томе романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".
Издатель © Владимир П.ПАРКИН. 2012.
ISBN 978-906066-04-6
Историко-приключенческий роман
Продолжение темы романа "Конкиста по-русски"
***
«Меч и крест ротмистра Кудашева»
Цикл историко-приключенческих романов из пяти книг.
Книга первая: «Конкиста по-русски» в двух частях –
1 часть «Разделяй и властвуй», 2 часть «Сильнее смерти».
Книга вторая: «Бирюза от Кудашева».
Книга третья: «Хиндустанский волк».
Книга четвёртая: «Там, за Гиндукушем».
Книга пятая: "Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота".
«Меч и крест ротмистра Кудашева» рассчитан на самый широкий круг читателей. Книги романа будут понятны, интересны и подросткам-школьникам, и молодежи студенческого возраста, военнослужащим всех родов войск, независимо от выслуги и званий, труженикам как физического, так и интеллектуального труда, пенсионерам – всем, кто любит нашу Россию, интересуется ее историей.
*** ***** ***
Глава ХIV
Возвращение в Исфахан. Смерть Гагринского. Встреча с дочерью купца Татунца. Пять марок Рейх Дойче Банка серебром. Совещание у генерала Жилинского. Министр всегда прав!
Сентября, 20 дня, 1912 г. Исфахан.
Возвращаясь из Тегерана, за версту до Исфахана Кудашев встретил грума Кунигунды сипая Музаффара.
Музаффар ехал верхом, ведя в поводу английского жеребца капитана Баррата, который в этом пути использовался грумом как заводная лошадь. «Роллс-Ройс» на скорости в сорок пять миль в час пролетел мимо Музаффара, обдав его облаком белой пыли. Сообразив, кого встретил, Кудашев притормозил и, развернувшись, нагнал верного слугу Кунигунды. Оба остановились, поздоровались.
– С приездом, сахиб протектор, мир вам! – поздоровался сахиб субедар Музаффар. – Как доехали? Все ли благополучно? Чем могу служить?
Кудашев был более расположен задавать вопросы, нежели отвечать на них:
– Спасибо, сахиб субедар, всё нормально. Вижу, вы собрались в дальнюю дорогу. Не к своей ли госпоже направляетесь?
– Вы проницательный человек, сахиб протектор! От вашего взгляда ничто не укроется! Меня вызвала в Тегеран леди Кунигунда Баррат. Ей нужен конь и грум. Меня оповестили из миссии. Туда от госпожи пришла телеграмма.
Кудашев успокоился. Спросил:
– Что нового в городе?
– Скорпионы! – опустив глаза, ответил Музаффар. – Настоящее нашествие. Как саранчи! Продавцы веников и метёлок разбогатели! Ваш помощник Сабу Чандр лучше расскажет…
Кудашев всмотрелся в лицо сипая. Музаффар явно чего-то не договаривал.
– Что ещё? Что случилось, говори!
Музаффар сошёл с коня. Начал невнятно, не поднимая глаз от земли:
– Сахиб должен простить меня за плохую весть…
Кудашев понял, что-то с Гагринским. Повысил голос:
– Говори, наконец! Не спотыкайся, как хромой мул!
– Ваш брат, молодой сахиб мистер Саймон погиб!
– Где? Как? Когда?!
– Позавчера вечером. Вам из миссии в Тегеран посылали телеграмму, но вы уже были в дороге. Мистер Саймон попал под упряжку дилижанса дипломатической почты. Случайно! Возница не смог остановить упряжку. Шесть лошадей!
Кудашев не стал более расспрашивать Музаффара. Молча сел за руль. Рванул с места. Минут через семь гудел клаксонами «Роллса» у ворот усадьбы военно-санитарной службы.
Протектора военно-санитарной службы Индийского экспедиционного корпуса в Персии доктора Джона Котович встретили управляющий Джамшид-баба и новый помощник руководителя службы Сабу Чандр.
У Кудашева не было ни настроения, ни времени на сложившийся военно-восточный церемониал встречи, взаимных витиеватых приветствий с добрыми пожеланиями. Мотор не заглушил. Из машины не вышел. Сказал коротко: «салам всем!». Указал Сабу Чандру на место рядом с собой. Спросил Джамшид-баба:
– Что знаете? Рассказывайте!
– Умер молодой сахиб Саймон, сэр Джон! Погиб, попал под копыта коней почтового дилижанса.
– Не тяните, рассказывайте! Почтовый дилижанс мимо усадьбы не проходит!
– В городе это случилось. На мосту шаха Аббаса Второго – «Хаджу», на том, что в двадцать три арки!
– Как такое могло случиться? Там всегда полно пешеходов, торговцев, менял и нищих! Яблоку негде упасть! Там ни верхом, ни на повозке не проехать!
– Господин, не сердитесь. Вам просто не доводилось проезжать самому. У моста «Хаджу» через Зайенде-Руд два яруса. Верхний – для повозок! Там, обычно, пешеходов не бывает. Конники на всём скаку проезжают. Перекрытие надёжное, каменное, сотни лет стоит… Мистер Саймон гулять по утрам любил в одиночестве. Ни коляску не брал, ни верхом. Только пешком. Я был вчера вечером на том мосту, осматривал место. Пролёт достаточно широкий, можно пешеходу идти спокойно, никакая арба не заденет. Может, толкнул его кто? Я своих людей уже озадачил, ищут очевидцев. Вечером докладывать будут. А я – вам, сэр Джон.
– Где тело? Неужели похоронили?
– Был бы мистер Саймон мусульманином – похоронили бы до захода солнца в день смерти. Его тело поместили на ледник городского морга. Из консульства дали телеграмму в Тегеран на ваше имя.
Кудашев развернул машину. Джамшид-баба распахнул ворота.
Морг долго искать не пришлось. В черте города. В армянском квартале Новая Джульфа. Ранее Кудашеву здесь бывать не приходилось, но карту Исфахана, он знал наизусть во всех подробностях.
От собора Ванк свернул на узенькую улочку. На окраине старого армянского кладбища одноэтажный дом красного калёного кирпича в полтора этажа. Без вывески. Увидев узкие, забранные решёткой, оконца цокольного этажа, Кудашев понял – подвал. Это, видно, и есть морг. Остановились.
Сабу Чандр выпрыгнул из машины, бегом поднялся по высокому крыльцу, стукнул бронзовым молоточком в дверь. На крыльцо вышел мужчина лет пятидесяти. Седая борода, пенсне, длинный чёрный глухой сюртук. На голове чёрная островерхая суконная шапочка, типа монашьей. Креста на груди нет. Значит – статский, без сана.
Мужчина, увидев, Сабу Чандра, поздоровался на английском. Ничего не спросил, только внимательно посмотрел ему в глаза.
Сабу Чандр не смутился:
– Гуд афтенун, сэр! Вчера погиб молодой европеец, брат моего господина. Если у вас его тело, мой господин будет с вами разговаривать.
Мужчина перевёл взгляд на автомобиль, поднял в знак приветствия руку и кивком головы пригласил Кудашева в дом.
Кудашев поднялся на крыльцо. Поздоровался с работником морга за руку. Повернувшись к Сабу Чандру, приказал:
– Садись в машину. Не спи. Управление не трогай. Никого к ней не подпускай. В случае чего вызовешь меня клаксоном. Понял?
– Я патологоанатом, прозектор и владелец этого ритуального заведения. Моё имя Геворк Татунц! – представился мужчина.
«Татунц»! Это имя вспышкой выстрела из браунинга в грудь припомнило Кудашеву прошлогодние события, произошедшие в Санкт-Петербурге. Лавочка купца Самвела Татунца на Литейном проспекте, вооружённый налёт, ранение, стальной портсигар осетинского рода Дзебоевых с рогами тура по дамасской стали, дневник персидских приключений, топографические карты… Господи, как недавно и как давно это было. Словно в другой жизни!
Кудашев кивнул головой. Представился сам. Джоном Котович, разумеется. Подумал: «Татунц, так Татунц. Армян много, имён мало. Совпадение».
Прошли в приёмный покой. Геворк Татунц предложил Кудашеву кресло. Сел сам за рабочий стол. С извинениями попросил предъявить документ, удостоверяющий личность.
Кудашев протянул паспорт. Геворк Татунц по складам прочитал имя, сверил фото с личностью посетителя. Вернул паспорт Кудашеву, спросил:
– Желаете увидеть тело?
Кудашев кивнул.
Татунц продолжил:
– Хочу предупредить, тело вашего брата изуродовано. Будьте готовы. Двадцать четыре конских копыта и четыре окованных железными шинами колеса дилижанса для человеческого тела – это очень много!
Повернувшись лицом в соседнее помещение, крикнул на армянском:
– Каринэ! Подай посетителю халат и бахилы. Помоги одеться!
В приёмный покой вошла молодая женщина в накрахмаленном и хорошо отглаженном белом халате. На её голове белая косынка, из-под которой, выбиваются непослушные смоляные локоны. На косынке красный, вышитый шёлком крест. С первого взгляда видно – сестра милосердия в положении. Беременна.
– Моя сноха, жена сына, – представил Геворк Татунц профессору Джону Котович женщину. И, обратившись к сестре милосердия: – Не стой, Каринэ! Помоги посетителю одеться!
Каринэ стояла, прижав к груди руки. Во все глаза смотрела на Кудашева.
Эти глаза, эти сросшиеся над ними шнурки чёрных бровей, алые губы, румянец щёк были хорошо знакомы Александру Георгиевичу. Менее всего он ожидал увидеть дочь петербургского купца Самвела Татунца в Исфаханском морге.
– Господи помилуй! – по-русски сказала Каринэ. – Господин ротмистр Кудашев! Барев дзес, здравствуйте, Александр Георгиевич!
Подобного разоблачения Александр Георгиевич Кудашев ждал давно. Со дня перехода на нелегальное положение. Со дня получения первого документа с чужой фамилией. Особенно в Тегеране, где на каждом шаге чувствовалось русское присутствие. Всегда держал в уме некий ряд лиц, которые могли бы опознать его, чьё появление в Персии имело бы некое логическое обоснование. Красавица Каринэ Самвеловна Татунц в этом списке ни сном, ни духом не фигурировала. Тем большей неожиданностью стало её появление во плоти в таком месте и в такое время. «На всё – воля Всевышнего», – решил Кудашев. – Чему быть, того не миновать. Но любую неожиданность нужно суметь развернуть в необходимом для себя направлении!».
Господин патологоанатом и прозектор Геворк Татунц недолго был озабочен сложившейся ситуацией. Пришлось объясняться. Вот когда Кудашеву пригодился армянский язык, на котором он научился объясняться ещё подростком, общаясь со сверстниками, сыновьями соседа по дому армянского купца Аванова. Долгий разговор был перенесён из приёмной ритуального заведения в жилую гостиную исфаханских Татунцев. Пришлось отложить поход в «ледник» на опознание тела. От обеда Кудашев отказался категорически, объяснив, что с полным желудком не сможет закончить деловую сторону встречи. Ограничились чаепитием. Познакомился Александр Георгиевич и с мужем Каринэ – священнослужителем Ираклием Татунцем без собственного прихода. Пока. Но есть надежда получить таковый в будущем.
Санкт-Петербургскую историю ранения ротмистра Кудашева, с его ролью героя, спасителя семьи Самвела Татунца от вооружённых «експлаприяторов», в семье исфаханских Татунцев хорошо знали. Смену имени Кудашев на Котович, перемену паспорта и профессии даже не обсуждали. Значит, так надо. Значит, так судьба сложилась! Люди из народа, столетиями гонимого по земле из страны в страну, на подобные мелочи внимания не обращали. Суть – важнее внешних признаков вещи. Не важно, какая шапка на голове. Важно – что под шапкой!
Кудашев знал, эта семья сохранит его тайну.
Прошли в подвал. На каменной скамье покрытое простынёй тело Гагринского. Лицо сохранилось только наполовину.
Кудашев невольно перекрестился по-православному. Прошептал: «Господи помилуй!».
Геворг Татунц спросил Кудашева:
– Узнаёте?
– Да, – сказал Кудашев. – Это он, мистер Саймон.
Вернулись в жилой дом. Каринэ помогла Кудашеву снять халат, шапочку и бахилы. Скрутила в узел и вынесла в прачечную. Вернулась. Кудашев долго мыл руки, Умывался. Думал.
Попросил Каринэ:
– Пожалуйста, отнесите в машину моему индусу что-нибудь поесть. Не разговаривайте с ним! Я скоро уеду.
За столом Кудашев не отказался ни от одного, предложенного блюда, но к спиртному не притронулся:
– При всём уважении к вашему дому, дорогой Геворк! Я за рулём. Вы же не хотите получить ещё и моё мёртвое тело в ваш подвал?!
Говорили на армянском, не стеснялись. Армянский язык не хуже японского или венгерского, если сравнивать его с другими языками на предмет трудности обучения и распространённости. Это не русский и не тюркский, на которых говорит народонаселение почти трети земного шара!
Пришёл черёд Каринэ рассказать Кудашеву продолжение трагической санкт-петербургской истории:
– Вы не думайте ничего такого, Александр Георгиевич, – смущённо сказала Каринэ. – У нас с мужем одна фамилия, как и моя девичья, но мы не были родственниками даже дальними. После смерти папы и тёти пришлось распродать остатки имущества и покинуть Санкт-Петербург. Сначала приехала во Владикавказ к дяде Мартиросу, потом в Тебриз к дяде Петросу. В Тебризе познакомилась с Ираклием из Исфахана. Меня сосватали, вышла за Ираклия замуж. Теперь живу в Исфахане. У нас всё хорошо. Бог даст, скоро рожу ребёночка!
– Что вы говорите, Каринэ?! Ваш папа умер?
– Его боевики эсэры застрелили. За то, что в нашем доме одного из них убили, а второго посадили в тюрьму. Вот второй через месяц с этапа бежал и привел к нам в дом пять человек с наганами. Папу убили сразу. Тётя Ануш сама умерла от разрыва сердца. А я из своей комнаты на втором этаже зимой в одном платье сумела забитое на зиму гвоздями окно открыть, выбралась на карниз и просидела на нём с час, держась за водосточную трубу. Приехала полиция, пожарные, меня сняли. Я месяц в больнице для бедных лежала. Слава Богу, выздоровела!
Кудашев припомнил имена нападавших, ставшие ему известными по докладу полковника Джунковского, проводившего расследование. Стрелявший в Кудашева и получивший в ответ пулю в лоб – «Яшка Ферт», он же крестьянин Семен Иванович Сыров. Второй – «Митька-експлаприятор» – самарский крестьянин Дмитрий Погорелец сын Иванов. Когда это было? 25 ноября 1911-го года! Господи, и года не прошло, а кажется так давно!
Пообедали, поговорили.
– Шнурагх алутюн! – сказал Кудашев. – Большое спасибо.
После обеда занялись делами.
– Как мне называть вас, Александр Георгиевич? – спросил Геворк Татунц.
– Сэр Джон, – ответил Кудашев, – я из Канады, и мой брат Саймон тоже. Паспорта в Англии получили, они подлинные, сомнений быть не может. Вот ещё бумага – могу приехать к вам официально, как начальник военно-санитарной службы. Теперь о деле. У меня просьба. Прошу вас взять на себя заботу о захоронении мистера Саймона. Обмыть, приодеть в последний путь, место на кладбище, гроб, поминальные молитвы. Документы о смерти и прочее.
– Это моя работа. Всё сделаю. Вопрос есть, какого вероисповедания ваш брат? Как его отпевать, каким именем поминать?
– Православного. По паспорту Саймон Котович. Пусть он и по вашим записям пройдёт если не как Саймон, то как Симеон! Вот деньги, тридцать туманов золотом. Не уложитесь, свяжитесь со мной по телефону. Доплачу.
– Что вы, что вы, сэр Джон. Это хорошие деньги. Всё справим, как положено.
– Да, только скромнее, без шума, не привлекайте внимания! И ещё просьба к профессиональному патологоанатому. Я боюсь, что смерть Саймона не случайна. Есть некоторые основания предполагать, что могло иметь место преднамеренное убийство с последующим уничтожением следов преступления. Вам задание: ещё раз самым внимательным образом осмотрите труп на предмет следов умышленного насилия, применения пыток. А именно: нет ли следов ожогов на теле, проникающих ранений под ногтями, переломов пальцев… Возможно, отравление опиумом. Это тайна. Я оплачу результат исследования отдельно.
Геворк утвердительно кивал головой.
Подошла Каринэ. Положила на стол выстиранную и выглаженную одежду Гагринского. Вернее то, что от неё осталось.
– Я не возьму, – сказал Кудашев. – Пустите на тряпки. В карманах было что?
Геворк достал из ящика стола карманного формата потрёпанную книгу, английский паспорт и портмоне. Обратил внимание на содержимое бумажника: две маленькие медные монетки достоинством в один шахи – цена чёрствой вчерашней лепёшки. Сказал, указывая на бумажник:
– Мародёры. Или нищие, или фарраши. Они денег не оставляют.
Потом вынул из ящика и положил отдельно на край стола, ближе к Кудашеву, большую, в две унции, серебряную монету с профилем кайзера Германии Вильгельма второго.
Кудашев заинтересовался, повертел монету в руках. Монета новенькая, сверкает. Фюнф марк – пять марок. Совсем недавно Кудашев видел подобные. В том числе и такими монетами был оплачен ворованный груз нефти с танкера «Девоншир». Немецких марок ни в английском консульстве, ни в кассе санитарной службы никогда не было.
Спросил Геворка:
– А эта откуда? Была у Саймона? Как сохранилась, в кармане нашли?
– Нет, не в кармане, – ответил патологоанатом, – я сам её обнаружил уже в прозекторской. Монета была мёртвой хваткой зажата в правой руке покойного. Мародёры её не увидели.
Кудашев мельком взглянул на книжку. Ещё один сюрприз – текст на русском! Не акцентируя внимания Татунца на книге, сунул её в свою полевую сумку.
– Если всё – будем прощаться?
Татунцы всем семейством проводили Кудашева до машины.
Уже сидя за рулём, Кудашев спросил Геворка на инглиш:
– Говорят, скорпионов в этом году много? Ползут в город?
– Если санитарная служба сумеет заставить власти навести порядок на кладбище домашних животных – не будет скорпионов! – ответил Геворк Татунц.
Каринэ забрала у Сабу Чандра поднос с тарелками и стаканом. Помахала Кудашеву ручкой. Грустно, очень грустно, но улыбнулась на прощанье.
Что ж, первую любовь, даже безответную, никто не забудет и в счастливом браке!
_____________________________________________
* Примечание автора: О приключениях купца Самвела Татунца в Персии и ротмистра Кудашева в Санкт-Петербурге Читатель может прочитать во второй книге романа «Бирюза от Кудашева».
_____________________________________________
***
По возвращению в усадьбу Кудашев от предложения Джамшид-баба пообедать, отказался. Прилёг отдохнуть с дороги. Сон не шёл. Взгляд невольно скользил по комнате. Всё чужое. Чужие стены, чужая постель, чужие люди… Ни одного родного лица. Чужой город… Пора возвращаться домой! Домой!
Эх, Владимир Михайлович, дорогой! Что ж теперь без тебя здесь делать? Мышей кормить и клетки чистить и сахиб субедар Сабу Чандр сможет. Но телеграфная связь с Центром и работа по микрофильмированию информации с сегодняшнего дня невозможна. Кандидатура Сабу Чандра явно согласована с РО Генштаба Армии Индии. Впрочем, этот аспект деятельности уже не главный. Совсем не главный!
Только сейчас Кудашев понял, что для него значил Гагринский, кем он был для него. Вспомнилось: первая зимняя ночь на борту транспорта «Геок-Тепе». Простуда, лихорадка. Гагринский с кружкой горячего чая с коньяком: «Выпейте, Александр Георгиевич, легче станет… Капитан прислал!». А кто в ледяную воду Колчерского пруда нырнул, спасая народного героя Кудашева, потерявшего сознание в этом пруду? Тоже Гагринский! Что теперь делать? Как рассказать о его смерти барышне-телефонистке Гелене Котушинской, теперь уже Гагринской. По срокам, верно, уже родила. А Гагринского так никто и не удосужился порадовать известием. Как и католичка Гелена никогда не узнает правду о его смерти, не оплачет мужа на его могиле с православным крестом, на котором будет табличка с чужим именем буквами армянского алфавита!
Кудашев зарылся головой в подушку, закусил её уголок зубами. Хотелось выть, стрелять, рубить, крушить! Слёз не было. Увидев кровь на белой наволочке, встал с постели. Подошёл к зеркалу, увидел капельки крови на собственном горле.
Кудашев плакал кровавыми слезами.
Вышел к пруду, сбросил с себя одежду, вошёл в тёплую воду. Дважды пересёк пруд по диагонали. Ополоснулся под душем.
Вернулся в дом. Вошел в комнатушку покойного Владимира Михайловича. Осмотрелся. Увидел стопку книг в его тумбочке. Вспомнил, книгу, переданную Геворком Татунцем. Вернулся в свою комнату. Из карманов белого штатского, но скроенного на военный манер, кителя вынул потрёпанный томик, бумажник с двумя шахи и монету в пять германских марок. Последние предметы, которых держал в своих руках Владимир Михайлович. Что они могут рассказать о трагедии, случившейся с их владельцем?
Пароксизм горя миновал. Истерика закончилась. Настала пора думать. Думать. Искать убийцу!
Книга в затёртом картонном переплёте, рисунок на обложке непонятен, но имя автора и название прочесть можно: «Н.Гумилёв, «Жемчуга». На титульном листе то же самое. Плюс дополнительная информация: «Обложка работы Д. Кардовского. Стихи. Кн-во «Скорпион». М., 1910. Ц. 1 р. 50 к.».
Так, Владимир Михайлович, дорогой, незабвенный, как вы были верны себе в своей наивности и непрактичности! Кудашев не рассердился, не обиделся на покойного. Не было даже досады. Был бы Гагринский жив, получил бы нагоняй от своего начальника. Внутренним зрением Кудашев словно видел своего боевого товарища: русский разведчик-нелегал с английским паспортом на имя Саймона Котович в нарушение всех законов конспирации и ежечасно внушаемых самых строгих наставлений гуляет в одиночестве по персидскому Исфахану с томиком какого-то русского поэта на русском языке!
Что же это за поэт такой, чьи стихи нужно было нести с риском провала через весь город?! Ладно, прочтём,с!
Старый конквистадор
Углубясь в неведомые горы,
Заблудился старый конквистадор,
В дымном небе плавали кондоры,
Нависали снежные громады.
Восемь дней скитался он без пищи,
Конь издох, но под большим уступом
Он нашел уютное жилище,
Чтоб не разлучаться с милым трупом.
Там он жил в тени сухих смоковниц
Песни пел о солнечной Кастилье,
Вспоминал сраженья и любовниц,
Видел то пищали, то мантильи.
Как всегда, был дерзок и спокоен
И не знал ни ужаса, ни злости,
Смерть пришла, и предложил ей воин
Поиграть в изломанные кости.
_________________________________________
* Гумилев Николай Степанович (1886-1921), русский поэт и критик, основатель литературного течения акмеизма (греч. akme, цветущая сила).
_________________________________________
Кудашев был озадачен. У него самого под гитарные переборы рождались песни, которые он стихами не считал, как не считал и самого себя поэтом. Его песни были просты, просто повествовательны. А в этих четырёх четверостишиях была магия какого-то ещё не до конца осознанного, но уже прочувствованного глубинного смысла!
Вспомнил, как сам пел на инглиш экспромтом песню о флибустьерах и авантюристах на званом ужине, который устроил покойный полковник Гай Генри Баррат в честь гостей из России! Гагринский, хоть в силу своего положения и не был участником ужина, но песню наверняка слышал…
Перевернул страницу. Удержался, не стал читать. Пролистал. Искал нечто к книге не относящееся, пометку, закладку… Прогладил пальцем корешок. Пусто. Ничего. Всё чисто.
Закрыл книгу.
Думал, мысленно говорил сам с собою.
Что ж, Гагринского понять можно. Увидел томик где-нибудь на барахолке, открыл, прочёл и не удержался от покупки. Вряд ли дал больше медного шахи!
Так, есть одно первое новое знание: Гагринский в день своей гибели где-то купил книгу стихов на русском языке! Купил? Может, получил в подарок? А если эта книга сыграла роль приманки для разоблачения русского агента? И Гагринский на неё попался?! Думать потом. Смотрим вещи дальше.
С портмоне понятно – не мог Гагринский выйти в город с тремя медными шахи в кармане. Геворк прав – это мародёры. Убийство с целью грабежа белого сахиба в дневное время на видном месте исключается.
Теперь самое интересное вещественное доказательство: пять марок Дойче Рейх Банка. За эти полновесные в две унции - "2-OZ" серебра восьмисотой пробы пять марок базарные менялы дали бы туман золотом. С персидскими обшарпанными с неровными краями кранами из дешёвого серебряного сплава не сравнить! Где взял? Кто дал? За что? Почему?! Если оказал кому-то услугу – расплатились бы кранами или даже рублями. Но марками? Редкая монета в этих краях. Немцы ими не бросаются просто так. А не просто так? Если не просто так, значит с умыслом. А умысел простой, хамский: «Смотри, доктор Котович! Это наших рук дело, понял?! И с тобой – то же самое будет!». Эти «фюнф марк» - визитная карточка Клауса Пенка!
Так, Кудашев, только без приступов бешенства. Не трать энергию зря. Побереги себя для боя!
Что ещё?
В тумбочке четыре книги. Две – словари. Они ещё из Европы. Третья – Библия. Название на корешке латиницей, католический простой прямой крест. Открыл, пролистал. Не забыл свои двойки по латыни, гимназист Кудашев?
Прочитал наугад:
– «Scimus enim eum, qui dixit: «Mihi vindicta, ego retribuam»; et iterum: «Iudicabit Dominus popu¬lum suum»…
Повторил вслух:
– Михи виндикта, эго ретрибуам!
Понятно, стих десятый из «Послания к евреям» Апостола Павла. «Аз воздам!» – в каноническом православном тексте.
_____________________________________________
* Лат.
– «Мы знаем Того, Кто сказал: у Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь. И еще: Господь будет судить народ Свой. Страшно впасть в руки Бога живаго!»…
_____________________________________________
Закрыл Библию.
Подумал: «Ничего себе! Эти слова Кунигунда перед отъездом произнесла! Может, знамение мне? Свыше? Нет, не может быть. Так не бывает. Совпадение!».
Библия – книга многостраничная. Издана во Флоренции в 1812 году. За сто лет пометок на её страницах набралось масса. И простым карандашом, и чернилами. Точки, птички, крестики, подчёркнутые стихи, отдельные слова. Пока отложил в сторону. Здесь одним вечером не обойтись.
Вот добрался до книги четвёртой.
На польском. Томик карманного формата в 344 страницы. Краковское издание 1904 года. Поэзия Адама Мицкевича. Том I. Тёмно-зелёного батиста хорошо проклеенный переплёт с тиснением золотом текста и даже с портретом! Дорогая книга, новенькая.
Ах, Владимир Михайлович! Не похвалился мне приобретением. Побоялся. Бедный, бедный телеграфист Гагринский. И сам Кудашев хорош! Только о себе и думал. А Гагринский всё видел, всё понимал. Сам себе пытался скрасить собственное одиночество… Да, вчерашний день не вернуть!
Что тут в книге, кроме стихов на польском? Ничего нет, книжка новёхонькая. Вряд ли Гагринский успел прочитать её целиком. Стоп! На последнем форзаце тёмного серо-зелёного цвета несколько неприметных строк простым карандашом на немецком:
«Liebem Freund Simon von ungl;cklich Rachil!».
_____________________________________________
* Нем.
Дорогому другу Симону от несчастной Рахиль!
_____________________________________________
Симон, это Саймон? Неужели подарок Гагринскому? Или простое совпадение? На немецком, но от Рахиль? Имя, скорее еврейское… Что ж. Есть факт. Факт подлежит исследованию.
По дороге через Францию и Англию Гагринский Мицкевича не покупал. Из Исфахана не отлучался. Посылок не получал. Следовательно, эта книга была приобретена в самом Исфахане. Или подарена. Точка. Нужно искать продавца. Где здесь у нас книжные магазины?!
В комнату постучался Джамшид-баба. Вошёл. Встал у двери, опустив глаза.
– Есть что по делу? – спросил Кудашев.
– Прямых очевидцев произошедшего нет. Есть двое – мужчина и женщина, курды. На ослах ехали, везли в город на продажу крашеную пряжу. Самого столкновения не видели. Услышали сзади крики возницы: «Курррррр! Йя-ха!!!», стук копыт шестёрки лошадей, сами прижались к перилам моста, успокаивали ослов. Услышали человеческий крик. Дилижанс пронёсся, не останавливаясь. Какие-то люди подбежали к сбитому пешеходу. Потом, как всегда, толпа набежала. Настоящих свидетелей отыскать не удалось. Все боятся. А за деньги, понятно, наврут всё, что захочешь услышать. Эти двое поехали дальше, на первом перекрёстке оповестили полицию. Потому я их и нашёл. Больше ничего не известно.
– Так. Понятно. Отдыхайте, Джамшид-баба.
– Есть ещё слова, доктор Джон. В вашем кабинете телеграф звонил. Много ленты на столе.
Кудашев кивнул, прошёл в кабинет. Действительно, стол завален бумажной телеграфной лентой.
Первое сообщение от Кунигунды Кудашев прочел свободно:
«ПЛАЧУ ВМЕСТЕ С ТОБОЙ ЛЮБЛЮ ЦЕЛУЮ ТВОЯ УНА».
Второе тоже не зашифровано – от генерала Фальконера:
«СДАВАЙ ДЕЛА ПОМОЩНИКУ ПРИЕЗЖАЙ ХОРРЕМШЕХР ПОТОМ ЛОНДОН УВЕРЯЮ СПОКОЙНОЙ НАУЧНОЙ РАБОТЫ НА БЛИЖАЙШИЕ ДВА-ТРИ ГОДА НЕ ПРЕДВИДИТСЯ ЕСТЬ ПЕРСПЕКТИВНОЕ ДЕЛО КОТОРОЕ ЛУЧШЕ ТЕБЯ НИКТО НЕ ОСИЛИТ В КОЛЧЕСТЕРЕ У ТЕБЯ ЕСТЬ ДРУЗЬЯ ДЖОРДЖ».
– «Да, – подумал Кудашев, – действительно, пора выпустить на волю наших белых мышек!».
Что-то ударило Кудашева по плечу. Так, будто абрикосом с ветки. Повернул голову, скосил глаза: на его плече сидел песчаного цвета скорпион. Кудашев вынул из-за голенища сапога нож и ловко сбил скорпиона на пол. Раздавил сапогом. Присмотрелся. Ба, вот и второй в уголке затаился, обедает какой-то мухой!
Вышел во двор, знаком подозвал к себе Джамшид-баба, спросил:
– Нет ли у нас «австрийской пыли» доктора Отмара Цейдлера? В Европе этот порошок называют по-английски – «dust». Хорошее средство для борьбы с вредными насекомыми. У нас дуст есть?
– Дуст? – переспросил Джамшид-баба? – Нет, не знаю. Кроме хлорки и карболки ничего нет!
– Тогда попрошу принять любые меры для безопасного отдыха. Кипятите воду, поливайте непрошенных гостей кипятком! Завтра будем дуст делать, спасаться от скорпионов!
Последние слова Кудашев произносил уже сидя в машине. Он знал, куда ехать, что и кого разыскивать. Ему не пришлось терять время, разыскивая книжную лавочку, в которой могла бы работать девушка или молодая женщина по имени Рахиль.
Патологоанатом Геворк Татунц, похоже, знал в Исфахане всё и всех. Да, есть такая лавочка в третьем переулке от «Бозорга». С вывеской на фарси и на инглиш. Русские туда тоже иногда заходят. Хозяин газеты из России получает.
– И что, книжная лавочка в Исфахане приносит доход, на который можно прожить? – спросил Кудашев.
– Какой там, – пренебрежительно махнул рукой Геворк. – Бывают дни – ни листка бумаги не продадут. Книжная лавочка для виду. Хозяин пожилой еврей из Варшавы. Ростовщик по мелочам. Персам религия запрещает заниматься платными ссудами-кредитами. В банк не каждый пойдет. Да и не дадут в банке ссуду в два-три крана на два-три дня! Вот эту нишу и заполняют базарные менялы – евреи и армяне. Здесь конкуренции нет, у каждого своя клиентура складывается…
Кудашев слушал внимательно, запоминал каждое слово. Гагринский мог получить пять марок и у менялы! Спросил:
– Один живёт? Без семьи?
– С дочерью. Хорошая девушка. Как у нас говорят, на выданье. Только кто её возьмёт, красивую, грамотную, но нищую, замуж!
– Имя не вспомните?
– Зачем вспоминать? Так знаю. Рахиль она. Библейское имя.
Кудашев встал, распрощался с Геворком второй раз за день. Поехал к «Бозоргу». Книжную лавочку нашёл быстро. Ветхая некрашеная дверь заперта на тяжёлый висячий замок. Осмотрелся. Обошел дом. Ещё дверь. Полуоткрыта. Заходить без спросу не стал. Постучался. Вышла пожилая персиянка.
– Вы к кому? В книжную лавочку? Закрыто. Хозяин болен.
– Я знаю, пришёл проведать. Вот корзинка, здесь кое-что для доброго здоровья. Передайте хозяину!
Женщина корзинку взяла, вернулась в дом. Через минуту появилась снова, жестом пригласила Кудашева.
Неказист дом снаружи, но квартирка книготорговца произвела приятное впечатление на Кудашева. Чистая. Стены недавно выбелены, полы деревянные, устланы цветными войлоками – кошмами. Несколько шкафов, забитых книгами. Книги на подоконнике, книги стопами у стен на полу. Стол, покрытый цветной скатертью, самовар. На тахте, покрытой персидским ковром, сидит пожилой человек. Давно небрит. Из-под чёрного кепи на щёки спускаются седые пейсы. Большое пенсне зеленоватого стекла в стальной оправе. Книготорговец пытается подняться навстречу гостю.
– Шалом, рэбе! – сказал Кудашев на идиш и перешёл на фарси. – Прошу вас, не вставайте, не тревожьтесь. Я только на минуту, на пару слов!
– Шалом и вам, молодой господин!– ответил книготорговец на русском.
Кудашев развёл было в недоумении руками, но книготорговец жестом не дал ему говорить, продолжил сам:
– Не нужно лишних слов. Я не спрашиваю вашего имени и где вы откуда. Мне достаточно было посмотреть вам в глаза. Я не хочу знать неправду и не скажу неправду сам. Лучше промолчу. Теперь говорите, что привело вас в этот несчастный дом к старому Иегуде Бен-Шломо. Я понимаю русский лучше, чем персидский!
Кудашев вынул из кармана томик Мицкевича.
– Вам знакома эта книга, рэбе?
Иегуда Бен-Шломо повертел книгу в руках, раскрыл, прочёл надпись на последнем форзаце.
– Да, хорошо знакома. Мне принесла её в Варшаве молоденькая курсистка, и я, не торгуясь, заплатил за томик рубль двадцать серебром! О, когда это было! В какое чёрное для всех время. Одна тысяча девятьсот пятый. Люди словно сошли с ума. Кидались друг на друга, как безумные. Красные флаги… Поляки на русских. На поляков – черкесы с саблями в мохнатых папахах. И, как всегда, во всем были виноваты евреи. Боже мой. Я бросил всё своё имущество, забрал семью и бежал из Варшавы… Но от судьбы не убежишь. Потерял сына в Тифлисе, жену в Табризе, дочь в Исфахане. Скоро уйду туда, где они. Я не ропщу. На всё Божья воля! Но почему вы молчите? Я же знаю, что вас интересует! Почему я должен делать за вас вашу работу?
– Мой брат бывал у вас, покупал книги. Позавчера днём он купил стихи Гумилёва. Возвращаясь домой, погиб на мосту через Зайенде-Руд под копытами коней почтового дилижанса. Я не уверен, что его смерть случайна.
– Ваш брат? С таким же успехом я мог бы быть вашим сыном! Впрочем, это не имеет никакого значения. Мне не нужны чужие тайны. Перестаньте ходить вокруг да около, я устал от вашего недоверия. Вы что, не знаете, что их убили? Сначала мою Рахиль, а потом вашего Семена?! Если не умеете задавать вопросы, я расскажу всё сам. Пусть кровь наших детей падёт на головы их убийц! Слушайте…
***
Документ № 75
Александр Кудашев, Персия, Исфахан – Полковнику Дзебоеву Владимиру Георгиевичу, Персия, Тегеран
Донесение.
Совершенно секретно.
«HW-1» – «SG-1»
(Кудашев – Дзебоеву)
Реконструкция событий, произошедших в Исфахане по делу о гибели военного агента «ХР-1» («Экс-Пи-Прим» –Владимир М.Гагринский).
Источники:
Книготорговец Иегуда Бен-Шломо,
патологоанатом Геворк Татунц,
кетхуда Джамшид-баба,
охранник зиндана полицейского участка при базаре «Бозорг» фарраш Кудрат-бий
– все из Исфахана.
Восемнадцатого сентября, в восемнадцать часов десять минут в Исфахане на мосту «Хаджу» (или «23 арки») через реку Зайенде-Руд на его втором ярусе, предназначенном для гужевого транспорта, но не запрещённом и для пешеходов, английским почтовым дилижансом (фургоном), направлявшимся в Тегеран, был сбит агент «ХР-1» (Владимир Михайлович Гагринский). Попав под копыта шестёрки коней, «ХР-1» умер почти мгновенно. Его тело было опознано. Лицо погибшего изуродовано, наполовину разбито, череп проломлен, переломаны рёбра, кости рук, ног, сломан позвоночник.
Возницы дилижанс при наезде не остановили, судьбой сбитого ими человека не поинтересовались. Дилижанс шёл с большой скоростью, предельной для транспорта подобного назначения. По инструкции возницы не имеют права останавливать дилижанс ни при каких обстоятельствах, кроме как в случаях препятствий непреодолимой силы.
Свидетелей-очевидцев самого момента столкновения отыскать не удалось.
Достоверно установить, имело ли в данном случае умышленное убийство, совершённое третьими лицами, которые могли толкнуть «ХР-1» под копыта коней, не удалось.
Достоверно установить, имело ли в данном случае самоубийство, совершённое «ХР-1», доброй волей шагнувшего под копыта коней, не удалось.
Хронология событий 18-го сентября с вероятностью плюс минус 10-15 минут следующая:
Два часа пополудни – «ХР-1» покинул усадьбу военно-санитарной службы. Из предместья шёл в город пешком. Этот путь шагом прогуливающегося человека можно пройти за 35-40 минут.
Два часа сорок минут пополудни – «ХР-1» вышел к центру города, 15-20 минут гулял по крытым галереям Большого базара. «ХР-1» любил гулять здесь, его интересовали кустарные поделки персидских мастеров – столики и кресла из тропических пород твёрдого дерева с инкрустациями латунной проволокой и перламутром, холодное оружие, украшения из серебра… На него торговцы уже не обращали внимания, за покупателя не принимали, между собой называли – «праздношатающийся ференги».
Три часа пополудни – «ХР-1» подошёл к дому в третьем переулке от Большого базара, где располагалась книжная лавочка Иегуды Бен-Шломо. Есть предположение, что его посещение лавочки было заранее согласовано с дочерью книготорговца девушкой семнадцати лет по имени Рахиль. Любовным свиданием их встречи назвать нельзя. В этот день они должны были встретиться всего в четвёртый раз. Однако, «ХР-1» уже получил от Рахиль памятную надпись на форзаце купленного здесь же томика Адама Мицкевича на немецком: «Liebem Freund Simon von ungl;cklich Rachil!» – «Дорогому другу Симону от несчастной Рахиль!». Дверь в лавочку была прикрыта, но не заперта. Обычное дело. Книжная лавочка из двух помещений: побольше – для покупателей и поменьше – контора, в которой с клиентами занимался сам владелец. Вход один из переулка без названия. Жилое помещение располагается на втором этаже, имеет другой вход – с торца дома.
Как правило, книготорговец в это полуденное время отдыхал, спал до пяти-шести часов вечера. Покупатели днём тоже не тревожили своим посещением книжную лавочку. «ХР-1» вошёл в помещение. За прилавком никого не было. Предполагаю, что из малого помещения, называемого «конторой» слышались стоны Рахили. «ХР-1» побежал на помощь. Рахиль была ещё жива, но истекала кровью. На её теле было несколько ранений. Вероятно, «ХР-1» пытался оказать первую помощь сам, начал кричать, звать соседей, отца Рахили. Первыми в книжную лавочку подоспел наряд конной полиции. Рахиль скончалась у них на глазах. Неизвестно, успела ли она сказать что-либо «ХР-1» и фаррашам.
«ХР-1» был арестован и доставлен в полицейское квартальное отделение Большого базара. Его допрашивали с трех часов тридцати минут пополудни в течение двух часов. Возможно, «ХР-1» требовал вызова представителя Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане. Вместо представителя-британца в полицейском отделении появился человек, которого по словесному портрету можно идентифицировать, как старейшину немецкого посёлка в Исфахане Клауса Пенка. Он имел беседу с «ХР-1» без свидетелей. По всей видимости, «ХР-1» был вынужден подписать некоторые бумаги, которые Клаус Пенк забрал с собой. Этот вывод сделал охранник зиндана полицейского участка при базаре фарраш Кудрат-бий, который по окончанию допроса предоставил «ХР-1» возможность умыться и привести себя в порядок, обратив внимание на его испачканные чернилами пальцы правой руки. После этой последней процедуры «ХР-1» был освобождён из-под стражи.
Предполагаю, что Клаус Пенк взял с «ХР-1» подписку о сотрудничестве с германской разведкой. В качестве символической платы за услуги новому германскому «агенту» были вручены пять марок серебряной монетой в две унции.
Предполагаю, что «ХР-1» в результате перенесённых психологических перегрузок находился в невменяемом состоянии нервного шока. Вряд ли он мог дать Клаусу Пенку какие-либо серьёзные сведения о своей нелегальной работе. Десять-двадцать минут их общения недостаточное время для серьёзной работы с разведчиком-нелегалом. Но их хватило на то, чтобы запугать «ХР-1». Он знал, что в Персии казнят очень быстро. Я мог вернуться из командировки и только по приезду узнать о его казни. «ХР-1» дал подписку, рассчитывая выиграть время, выйти на свободу, дождаться моего возвращения, соответствующей помощи и ответных мер против провокаций Клауса Пенка.
«ХР-1» возвращался в усадьбу военно-санитарной службы пешком. Он был в глубоком горе от всего произошедшего. В первую очередь от насильственной смерти невинной ни в чём Рахиль Бен-Шломо, павшей жертвой провокации Клауса Пенка.
«ХР-1» ничего не видел и не слышал вокруг себя. В таком состоянии прострации он и попал под почтовый дилижанс. Он так и не разжал руку, стиснувшую проклятые пять немецких марок.
Скорблю о потерянном боевом товарище. Не сомневаюсь в его честности и преданности долгу.
ОБВИНЯЮ Клауса Пенка, подданного Дойче Кайзер Рейха, в умышленном убийстве подданного Российской Империи вольноопределяющегося военного агента-нелегала «ХР-1».
ПОЛАГАЮ вину Клауса Пенка смерти Рахиль Бен-Шломо и «ХР-1» в совокупности с иными преступлениями упомянутого Клауса Пенка, направленными на провокационное разжигание конфликта между Россией и Британией, в том числе убийства английского полковника Гай Генри Баррата, доказанной.
Не из чувства личной мести, но во исполнение поставленной предо мною задачи защиты моей родины России,
ПРОШУ:
Прошу санкционировать физическую ликвидацию Клауса Пенка!
«HW-1
(А.Г.Кудашев)
***
Документ № 76
Полковник Дзебоев Владимир Георгиевич, Персия, Тегеран – Александру Кудашеву, Персия, Исфахан
На Донесение.
Совершенно секретно.
«SG-1 – HW-1»
(Дзебоев –Кудашеву)
С Донесением ознакомился. Донесение будет передано в вышестоящие инстанции. Ждите ответа по существу сложившейся ситуации.
Буду ходатайствовать о назначении вдове и сыну погибшего положенного пенсионного содержания.
Ликвидацию Клауса Пенка данной мне властью категорически запрещаю.
Предупреждаю: в случае неповиновения, в случае превышения своих полномочий в данном вопросе – будете немедленно отозваны в Россию и преданы военно-полевому суду.
Прошу не горячиться, проявить хладнокровие. Установить с Пенком нормальные нейтральные взаимоотношения. Будьте корректным и дипломатичным. Английские проблемы не должны решаться русскими руками.
Берегите себя.
«SG-1»
(Дзебоев)
***
Октября, 1 дня, 1912 г. Россия, Санкт-Петербург.
Совещание у Начальника Генерального штаба генерала от кавалерии Якова Григорьевича Жилинского.
Присутствуют:
– член Государственного Совета Военный министр генерал от кавалерии Владимир Александрович Сухомлинов;
– Помощник первого обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, заведующего военно-статистическим делопроизводством части 1-го обер-квартирмейстера и особым делопроизводством Главного управления Генерального штаба генерал-майор Монкевиц Николай Августович;
– Начальник Разведывательного отдела при Главном Штабе ТуркВО под прикрытием должности Начальника Военно-санитарной службы ТуркВО полковник Отдельного Корпуса жандармов Джунковский Евгений Фёдорович;
– старшие офицеры ГУГШ, специалисты по направлениям;
– адъютант Военного Министра полковник Отдельного Корпуса жандармов Норденстрем Павел Карлович.
При секретаре стенографисте подпоручике Прилежине.
Только что выслушали доклад полковника Джунковского. Доклад короток, состоит практически из одних тезисов и цифр по его основным положения. Этот доклад в устной форме предназначается, в основном, для ушей Военного Министра. Генералам и офицерам Генерального Штаба этот доклад хорошо известен, они работают с информационными материалами из Персии денно и нощно.
Генерал-майор Монкевиц Николай Августович Монкевиц был мрачен. Он предпочёл бы, чтобы это совещание не состоялось. Доклад Джунковского сам по себе не просто добросовестно подготовлен, он сенсационен. А в разведывательном деле сенсации бывают чрезвычайно опасны. На совещании настоял сам Военный министр. Отложить хоть на несколько часов возможности не было. Ознакомить Джунковского в индивидуальном порядке с иными материалами по делу Монкевиц не имел права. На совещании Евгения Фёдоровича будут ждать сюрпризы. Возможно, не его одного. Интуиция!
– Прошу вас, Николай Августович! – жестом поднял Монкевица с места Сухомлинов.
Монкевиц раскрыл свою рабочую папку. Говорил, не глядя в бумаги, но время от времени переворачивал листы с текстом подготовленного выступления и справками:
– Господа офицеры и генералы, господин Военный министр! 1-е квартирмейстерство ГУГШ России располагает тремя неполными копиями английского «Плана мобилизации» на разного рода носителях и одной полной копией 3-й части «Плана» Вице-Королевства Индии на синемаплёнке. К сожалению, мы пока не располагаем точными сведениями, когда и при каких обстоятельствах военному агенту «HW-1» – «Хиндустанскому Волку» удалось снять с подлинника фотокопии. Ждём от него следующего более пространного отчёта. Первые три донесения, полученные от наших резидентов из разных источников по территориям и ведомствам, сходятся в одном: численность индо-британских войск, которые могут быть в случае начала войны введены в Персию, в Турецкую Месопотамию, на Кавказ и в Закаспий, не может превышать общую цифру в триста восемьдесят – четыреста тысяч человек. В том числе пехота, кавалерия и артиллерия. Однако! Донесениями, отправленными агентом «HW-1», утверждается, что этот контингент должен быть отмобилизован в количестве более одного миллиона человек! Эта цифра подтверждается не только разрозненными документами Генерального консульства Соединённого Королевства, но и подлинным "Планом", выкраденным у германского резидента в Исфахане и попавшем в руки агента "HW-1". Цифры, как видите, разнятся на порядок. Цифры последних донесений не взяты с потолка, они обоснованы серьёзными документами, копии с их подлинников также есть в нашем распоряжении. Нет причин не доверять им. Наши аналитики этот вывод подтверждают. Встаёт вопрос, что из двух чисел является истинным? Умозаключения аналитического характера или документ за подписями десятка высших офицеров и чиновников Вице-королевства Индии? Я не рискну начать строить дальнейшую работу силами Главного Управления Генерального Штаба, в случайном порядке основываясь на одном из имеющихся у нас документов. Нам необходимы точные данные. Истинная информация! Будем работать дальше. Сегодня рано подводить итоги.
Сухомлинов криво улыбнулся:
– Много работали, мало заработали!
Кивнул своему адъютанту:
– Павел Карлович, ваш выход.
Со своего места поднялся полковник Норденстрем. Раскрыл вместительный конногвардейский телячьей кожи ранец, вынул из него синюю коленкоровую папку. Положил её на штабной стол. Объявил:
– Господа офицеры! Ваше Превосходительство! Прошу ознакомиться: пред вами подлинный шестой экземпляр «Плана»! К нему прилагается заключение наших экспертов криминалистов, как химиков, так и графологов. Бумага, чернила, сургуч, карандаш – всё соответствуют тем, что применяются в канцеляриях Правительства и Главного Штаба Армии Индии. Почерки и росчерки подписей должностных лиц соответствуют имеющимся у нас подлинным аналогам. Лица, сомневающиеся в подлинности документа, могут высказать своё мнение. Прошу,с. Пред вами, как мы понимаем, пятый по счёту свод информации. Но на этот раз подлинный, абсолютно достоверный! Читайте, работайте, готовьте новый отчёт!
Сел на место.
Сухомлинов с мягкой ироничной улыбкой скользил своим отеческим взором по лицам присутствующих на совещании офицеров и генералов.
Монкевиц не стал затягивать паузу:
– Мы благодарны за помощь, Ваше Высокопревосходительство! Разрешите только один вопрос?
Сухомлинов, уже поднявшийся с места, обернулся:
– Слушаю вас.
Голос Монкевица не дрогнул:
– Мы должны знать источник, Ваше Высокопревосходительство!
Сухомлинов замялся лишь на секунду:
– Вопрос законный… Если позволите, я отвечу на него лично Государю Императору! Полагаю, совещание окончено?
Офицеры и генералы встали. Военный министр в сопровождении своего адъютанта покинул зал для совещаний. Вслед за ним вышли офицеры ГУГШ. За столом под огромным портретом Государя Императора Николая Александровича остались трое: Жилинский, Монкевиц и Джунковский.
– Позвольте полюбопытствовать, Ваше Превосходительство, – обратился к Жилинскому Джунковский, указывая на синюю папку.
– Шутить изволите, Евгений Фёдорович?! – сердито в полголоса рявкнул Жилинский. – Смотрите, если есть охота. Я содержимое этой папки уже наизусть знаю!
Генерал-майор Монкевиц развязал тугой узел тесёмок, раскрыл папку. Ткнул пальцем в титульный лист. Потом вынул из своей папки распечатанную фотографию с кадра первого листа «Плана мобилизации».
Фотография, присланная ротмистром Кудашевым, по всем параметрам явно была сделана с оригинала листа из синей папки.
И на фото, и на листе одинаковые индивидуальные внешние признаки – пятнышки, замявшийся и разглаженный след на правом уголке листа бумаги. Один и тот же шрифт с покосившейся вправо литерой «Т». Один и тот же текст:
– «План мобилизации Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Индии. Часть третья. Вице-королевство Индия. Военно-оперативное Управление Генерального штаба Армии Индии». Совершенно секретно. Номер 00-6».
– Глазам своим не верю! – не сдержался от восклицания полковник Джунковский.
– Смотрите сами. Именно эту папку держал в своих руках ротмистр Кудашев. Именно с этих документов он отснял шестьсот кадров текста и прислал нам. Именно эти, а не какие другие документы Кудашев возвратил Начальнику РО Главного Штаба Армии Вице-Королевства Индии генерал-майору Уилфреду Маллессону! Шестой экземпляр! – не глядя на документы, набивал табаком свою трубку генерал от кавалерии Жилинский.
– И что теперь? – спросил Джунковский.
– Как что? – переспросил Монкевиц. – Информация, добытая и переданная ротмистром Кудашевым, подтверждена самим Военным Министром! Лучше не бывает. Готовьте представление на Кудашева. На «Владимира» либо на «Анну», решайте сами. Офицерский четвёртой степени «Георгий» у него есть. Третьей степени за шпионство не положен!
– Какой, какой орден, Ваше превосходительство! – Джунковский от волнения начал заикаться. – Вы что, не понимаете?..
Жилинский положил на плечо Джунковскому свою тяжёлую руку кавалериста. Сказал ему в ухо, дыша табачным дымом донской махорки:
– Будет лучше, если и вы, Евгений Фёдорович, ничего не станете понимать. В противном случае нам всем придётся разъехаться по своим деревням, любоваться пейзажами, пить домашние наливки и писать мемуары. Понятно? Вы ведь в Царское Село по собственной инициативе не вхожи при всех ваших связях? А?! Не помню, у вас у самого «Владимир» имеется, нет? Прикажите своему камердинеру обметать на мундире дырочку!
***
Было о чём поразмыслить Евгению Фёдоровичу Джунковскому по дороге в Ташкент.
Дорога должна была занять почти шесть суток. Да, в «литерном» генерал-губернатора, конечно и быстрее, и комфортнее. В четырёхместном купе Джунковский вместе со своим бессменным «дядькой» – вахмистром, которого называл просто Фомичём. Попутчики не досаждали, но о горячем душе и телеграфном аппарате пришлось забыть до самого Ташкента.
Отдохнуть Джунковскому в поезде под покачивание вагона и монотонный стук колёс не удалось. В десятый раз вспоминал он каждое слово, сказанное участниками совещания. Составлял собственную стенограмму. С комментариями, конечно. В официальной стенограмме, разумеется, ироническая улыбка Военного министра генерала от кавалерии не была отражена.
Подводил итог командировки. Итог не просто неутешительный. Для Джунковского, с его собственным пониманием хитросплетений Большой игры, итог катастрофический. Неожиданное одобрение вышестоящим командованием работы группы Дзебоева-Кудашева при всех её трагических моментах почёл фарисейством.
Что в сухом остатке? Установлена, наконец-то, позиция Сухомлинова и, соответственно, Царского Села в государственных политических приоритетах. Всё-таки, дружить будем с Германией. Воевать – с Соединённым Королевством Великобритании, Ирландии и Индии. Что теперь, готовиться к интервенции контингента англо-индийской армии в Туркестан?! Что подтверждает это умозаключение? План мобилизации, побывавший в руках Кудашева, якобы похищенный в одном из ведомств Соединённого Королевства, потом украденный у фон Пенка, возвращённый в руки Уилфреда Маллессона! Что помогло Маллессону выявить цепочку немецких агентов в военном ведомстве. А потом? Вряд ли Маллессон «потерял» по дороге из Исфахана в Нью-Дели эту злополучную папку! Вряд ли Сухомлинов получил эту папку в качестве жеста доброй воли от собственного английского агента. Эта папка – мощная козырная карта для германской разведки, которую можно было бы использовать для развала российско-английского альянса.
Джунковский исписывал страницу за страницей в своём блокноте. Чертил схемы. Вырывал страницы, жёг бумагу в пепельнице и чертил снова.
Следовательно: Сухомлинов мог получить эту папку только из стальных рук германской разведки. Вот её последний маршрут: Уилфред Маллессон, начальник РО Генштаба индо-британской Армии Вице-Королевства Индии – Военный атташе Германского Рейха в Российской империи – Военный министр России! Промежуточные этапы в данном случае значения не имеют. Факт состоялся.
Однако! Не мог Маллессон забросить эти документы в Россию через немецкую агентуру в том виде, в котором их копировал Кудашев! Больно устрашающие цифры. Для чего ещё три российских резидента предоставили в ГУГШ почти идентичные материалы, в которых цифры преуменьшены в три раза по сравнению с теми, что Кудашев отфотографировал из папки, выкраденной у фон Пенка?! Это была старая дезинформация, внедрённая Маллессоном трём нашим резидентам! Четвёртая последняя деза передана самому Сухомлинову. Вывод: цифры в папке, переданной Сухомлинову, должны соответствовать цифрам, полученным ранее. Фотокопии документов Кудашева уже – уже! – не соответствуют документам в папке Сухомлинова! Липа! Что здесь непонятного? Немцам был важен сам факт – англичане собираются отторгнуть от России Закавказье, Апшерон, Закаспийскую область. Вытеснить русских из Северной зоны влияния в Персии! Англичанам важно другое – уверить Россию, что этот «План» направлен против немецкого натиска на Восток – «Дранг нах Остен!». Не могли в нашем РО к совещанию сверить документы на их идентичность, установить разницу! Эта разница может дорогого стоить. Родить новое знание о том, что хотел скрыть Уилфред Маллессон, что хотел навязать!
Это умозаключение стоит проверить. Нужно срочно возвращаться в Санкт-Петербург.
– Фомич! – позвал Джунковский своего денщика. – Собирай вещи, одевайся. Через три минуты экстренная остановка. Возвращаемся в Санкт-Петербург!
Через три минуты Джунковский потянул на себя рукоятку стоп-крана.
*** ***** ***
*** ***** ***