Часть 2. Мрак сгущается

ЛЕГЕНДА О ЧЕРНОМ ДЕЖПОМЕ

Мистический триллер

ЧАСТЬ 2. МРАК СГУЩАЕТСЯ

ВСТРЕЧА В ХРАМЕ

Шел обед, Артур орудовал ложкой и выслушивал очередную лекцию. Первокурсник, стоящий у аналоя (так назывался мольберт, на который ставились книжки), читал какого-то Шмемана. Единственным человеком, кто слушал с видимым удовольствием, был сам Дарт Вейдер. В семинарии было заведено во время трапезы слушать какое-либо душеполезное чтение (видимо, во избежание праздной болтовни). Однако у каждого из дежпомов имелись собственные предпочтения. Леголас радовал их тем, что приносил что-то увлекательное типа «Отца Арсения» или «Пасхи красной»; Филч требовал, чтобы читали учебник архимандрита Макария по догматическому богословию (невероятная тягомотина) или поучения Игнатия Брянчанинова; Вейдер же молча клал на аналой томик Лосского, Мейендорфа или Шмемана, явно наслаждаясь тем, что кроме него никто не в состоянии проникнуть в высоту слога.

«Отдохну хотя бы часик перед службой», - надеялся Артур. Завтрашний день был праздником в честь Казанской иконы Божией Матери, поэтому накануне вечером совершалась особенно длинная служба, называемая «всенощным бдением». Продолжалась она, конечно, не всю ночь, а всего лишь несколько часов, но с непривычки у Артура начинали отваливаться ноги уже к концу второго часа. Уйти же с богослужения не позволялось никому, кроме больных и имеющих особые послушания – праздничные службы были обязательными.

К концу трапезы зашел преподаватель церковного пения по кличке Дамаскин и стал вызывать людей на общую спевку.

-Артур, ты тоже с нами пойдешь! – ни с того ни с сего добавил он.

-Я? – удивился Артур. – Я и службу не знаю, и петь не умею!

-Не прибедняйся! – коротко бросил препод и перешел к другому ряду. В другое время это обрадовало бы Артура. Студенты, допущенные в общий хор, который поет на праздничных службах, были на особом положении в семинарии. Это могло бы дать Артуру немало козырей в руки. Но сейчас он нахмурился еще больше. До службы ему отдохнуть не удастся, а после всенощной и ужина предстояло вылизывать храм. «Ночевать я тут должен, что ли?» - уныло подумал он.

К четырем часам большая часть семинарии собралась в храме. Должны были петь два хора – мужской и женский. На мужском клиросе традиционно дирижировал Дамаскин, а на женском очередная регентша – каждый раз девушки менялись. В этот раз на регентском месте стояла та самая очкастая девица, с которой Артур столкнулся в женском туалете. Она была в чистеньком строгом платье, с голубым платочком на голове. Артуру вдруг показалось, что где-то гораздо раньше он ее уже видел. Он присмотрелся к ней повнимательнее. В это время ее взгляд встретился со взглядом Артура, на ее лице появилось презрительное выражение, и она, сжав губки, сразу же отвернулась к своим нотам. Артур усмехнулся.

Началась служба. Девчонка дирижировала старательно и вдохновенно. Чувствовалось, что для нее регентство было не обязанностью, а искусством, дарующим удовольствие. Артур заметил, что она специально стремится не сокращать службу и не допускать никакой спешки, а священники, видимо знающие эту ее особенность, не торопят клирос. Когда регентовал Артур со своими ребятами, они быстро пропевали «Господи, воззвах к тебе, услыши мя» и сразу же начинали стихиры, девчонка же, сделав кивок Дамаскину, дала знак перейти к пению вечерних псалмов, и от одного клироса к другому начали безостановочно летать стихи:

«Положи, Господи, хранение устом моим
     и дверь ограждения о устнах моих,
Не уклони сердце мое в словеса лукавствия
     непщевати вины о гресех…»

Артур знал, что такой способ исполнения назывался «антифонным». При умелом дирижировании звучало это очень красиво, однако, по мнению Артура, было не чем иным, как помпезной формой без осмысленного содержания. Впрочем, это относилось не только к вечерним псалмам, но и практически ко всему богослужению: и торжественно, и благолепно, а до смысла попробуй доберись. Артур понял это еще во время своего штудирования Псалтири. Сплошь и рядом смысл приходилось откапывать из-под нагромождения архаических выражений и ненужных частиц, а зачастую его и просто не было: «испыташа беззаконие, исчезоша испытающии испытания…» или «иже не услышит гласа обавающих, обаваемь обавается от премудра…» Причем Артур по крайней мере часть понимал при внимательном медленном чтении, а вот возможно ли было хоть что-то понять на слух стоящим в храме – Артур крайне сомневался.

Критические размышления Артура прервал Дамаскин: он сунул ему в руки Минею и отправил читать паремии. Времени для подготовки было мало – женский хор уже пел прокимен, поэтому Артур наскоро окинул взглядом ветхозаветные отрывки и, примерно представив их содержание, отправился в центр храма…

Прошла служба быстрее, чем Артур ожидал. Возможно, так вышло, потому что Артур заранее настроил себя на длительное утомительное стояние; или потому что на этот раз он не просто стоял столбиком, но и участвовал в пении; а может, и благодаря полстаканчику разбавленного кипятком вина, который вместе с ломтиком хлеба вручили в начале утрени каждому из стоящих на клиросе. Так или иначе, всенощное бдение завершилось, и семинаристы поспешили на ужин. Дежурные по трапезной разносили аппетитно поджаренную картошку с рыбкой, и заманчивый их аромат сразу поднял Артуру настроение.

После ужина почти все семинаристы отправились в общагу – час уже был поздний. Регентши тоже двинулись за ними отдельной кучкой, хотя некоторые пошли наверх – очевидно, разучивать какие-то новые песнопения, благо аудитории были пусты и инструменты свободны. Артур же, достав из чулана веник, совок, лентяйку и ведро, со вздохом побрел на третий этаж.

Звездочки, глядевшие в окна храма, заволокло тучами – приближался дождик, и за окошками стало совсем темно. Артур вымел весь пол и уже протер половину храма. Тут открылась дверь, и на клиросе появилась та самая регентша. Она, видимо, закончила музицировать и вернулась в храм за оставленными на аналое книжками и нотами. Когда она увидела орудующего тряпкой Артура, ее лицо приняло такое выражение, как если бы она собиралась приняться за кремовый тортик и вдруг заметила, что в центре торта копается жирный таракан. Она сорвала со спины рюкзачок, со злостью рванула молнию и начала поспешно запихивать туда Минею, богослужебный сборник и папки с ксерокопиями нот.

Посмеиваясь, Артур продолжал размахивать шваброй. Вскоре он оказался неподалеку от клироса и бросил взгляд на девчонку, которая почему-то не спешила убраться из храма и над чем-то возилась. Оказалось, что у нее заело молнию на рюкзаке, и она бестолково дергала ее не в ту сторону. В раскрытом рюкзаке под дождиком тащить книжки в общагу не имело смысла, а оставить их здесь на клиросе девчонка тоже не могла – ведь это были ее собственные книжки, в которых тексты службы были заботливо разрисованы карандашными значками и пометками (Артур знал, что регентши кропотливо и подолгу готовятся к службе). Артур ухмыльнулся и как ни в чем не бывало продолжал тереть пол. В учебном здании вряд ли уже оставался кто-то, кроме Артура, девчонки и вахтерши внизу, и ему было интересно, обратится ли к нему эта малолетка-гордячка, ведь больше помочь ей было некому.

Похоже, девчонка и сама поняла безвыходность ситуации. Она вздохнула, немного помедлила и подошла к Артуру.

-Извини, пожалуйста, - с трудом произнесла она, и щеки у нее порозовели. – Не мог бы ты помочь мне застегнуть рюкзак?

Настал черед Артура торжествовать, но, конечно, внешне он ничем не выдал радости от своей маленькой победы. Чуть улыбнувшись, он подошел к скамейке клироса, один сильный рывок – и молния была застегнута. Он протянул ей рюкзак.

-Спасибо… - растерянно сказала девчонка и медленно надела рюкзачок.

-Не за что, - ответил Артур со снисходительной иронией. – Всё для вас.

Девчонка взглянула ему в глаза изучающе.

-Как тебя зовут? – спросила она зачем-то.

-Артур, - отозвался он охотно. – Хотя здесь все называют Вольтер.

-А меня Женя, - сообщила девчонка. – Но здесь называют Тринити.

-Почему Тринити? – удивился Артур.

-А сама не знаю.

Она еще раз взглянула ему в глаза, помолчала секунду, а потом повернулась и скрылась за дверью.

Артур хмыкнул и продолжал дотирать пол.

ТРИНИТИ

С того дня надолго остались злость и обида на Дарта Вейдера. Артур решил доказать самому себе, что память и эрудиция его не подводят. Для этого он сбегал в библиотеку и взял «Божественную комедию» Данте, а после ужина, вернувшись в келью и отдыхая до молитвы, он раскрыл первую часть и пролистал до момента, где начиналось описание адского города Дит. Как Артур и предполагал, еретики сидели именно в шестом круге Ада. Но прав был и Дарт Вейдер: Сигера Брабантского среди них не оказалось. Незаметно красочное повествование о мучениях грешников захватило Артура, и он продолжал не спеша двигаться по страницам дальше. Последний раз он читал Данте в старших классах школы, и теперь все воспринималось совсем по-новому.

Вот и сумрачный лес, в котором томятся превращенные в растения самоубийцы… Тут Артур вздрогнул. Он наткнулся на слова, которые он слышал совсем недавно:

«…Пойдем и мы за нашими телами,
Но мы их не наденем в день Суда.
Не наше то, что сбросили мы сами…»

Где же он слышал их? Ну конечно! Их чуть слышно бормотал незнакомец, проходивший той жуткой ночью мимо его кабинки.

Артур отложил книжку и надолго задумался. Перед его мысленным взором вставал образ одичалого, мрачного, дремучего леса. Вот он, Артур, с трудом пробирается среди густых узловатых зарослей, под угрюмым навесом бурых листьев... Отовсюду слышатся стоны и глухие рыдания… То тут, то там поблескивают глазки хищных коварных гарпий…

От этих тяжелых фантазий Артура отвлек удар колокола, призывающий на молитву. Но ночью в страшноватом сне он вновь крался по сумрачному лесу. Долго-долго он брел среди стонущих деревьев, надеясь кого-то встретить. Тут выглянула из-за туч полная луна, и чей-то отчаянный вопль долетел издалека… Артур пробудился, некоторое время возился на койке и наконец опять уснул.

***

Особо зачитываться художественной литературой времени не было. Надо было разбираться в литургике, штудировать философию, зубрить латынь и греческий. «Тетя Полли» каждый раз заваливала их текстами и упражнениями, так что Артур засиживался за учебниками допоздна.

Через несколько дней после чтения Данте Артур вновь проводил вечер в компании альф, бет, омег и прочих закорючек. Ударили к молитве, и Артуру пришлось прервать перевод очередного текста на греческий. Дежпомил в этот день вновь Дарт Вейдер, и Артуру совсем не хотелось опаздывать на правило. После молитвы он сбегал умыться и почистить зубы, а потом вернулся в рекреационную комнату – до отбоя оставалось еще минут двадцать. За одним из столов сидела Тринити, склонившись над нотными листами, и тихонько напевала что-то.

Артур молча взял со своего стола тетрадь и, ходя взад-вперед, стал повторять свой перевод.

«О фили, у февгете тус понус…»12 - вполголоса читал он, проверяя грамматику.

Неожиданно у него за спиной послышалось:

-Ми февгете.

-Что? – обернулся Артур.

Тринити, так же склонившись над своими нотами, пояснила:

-С императивом употребляется частица «ми».

-Откуда ты знаешь? – уставился на нее Артур. – Вас тоже учат греческому?

-Я же лингвист все-таки, - бросила на него обиженный взгляд Тринити и снова отвернулась.

-Подожди-ка, - Артур подошел и сел рядом с ней.

-Ты что, дежпом увидит! – возмутилась Тринити, но Артур, не обращая внимания на это, продолжал внимательно вглядываться в нее и наконец понял, где он видел ее раньше.

-Ты Женя Троицкая?

-Откуда ты знаешь?! – в свою очередь удивилась Тринити.

-На выпуске в прошлом году тебя видел… - медленно произнес Артур. Он снова сидел с Рыжиком и остальными своими друзьями в центре актового зала университета. Шло торжественное вручение дипломов выпускникам. Им – Артуру с компанией – предстояло учиться еще целый год, а те счастливчики, что были на курс их старше, пожинали заслуженные лавры. Первыми поднимались на сцену обладатели дипломов с отличием. Артур, тихо завидуя, глядел, как ректор жмет каждому из них руку и вручает вожделенный красный документ. Поэтому он и запомнил фамилию единственного человека с филологического, который получил диплом с отличием. Это была тоненькая нескладная девушка в больших очках.

По широко распахнутым глазам Тринити было понятно, что и она вспомнила выпуск. Да и лицо Артура наверняка тоже казалось ей смутно знакомым, ведь им обязательно приходилось видеть друг друга в коридорах универа. Артур понял, что она гораздо старше, чем кажется с виду. Значит, уже год Тринити училась в семинарии, и они с ней сравнялись, когда Артур поступил сразу на второй курс.

Тут со стороны коридора раздалось старческое покашливание.

-Сперанский, - обрадовано прошамкал Филч. – Моем коридор и оба туалета на втором этаже.

-Почему я?! – вырвалось у Артура.

-Потому что я так сказал, - нежно отозвался Филч. – Странный вы народ, ей-Богу! Когда приглашают получить стипендию, никто не кричит: «Почему я?» А как пол помыть, окна протереть, линолеум настелить – сразу: «Почему я? Почему я?»

Повторяя «Почему я?» и похихикивая, довольный Филч двинулся к лестнице.

«Опять вляпался!» - подумал раздосадовано Артур.

-Что тут вообще делает этот вонючий старый сквиб?! – спросил он в сердцах. – Сегодня и вахта-то не его, а Дарта Вейдера!

-Помощник всегда помощник, - пожала плечами Тринити, - только иногда он еще и дежурный. А ты-то на рожон что лезешь? Я же предупредила тебя, что не надо садиться рядом со мной!

-А что тут такого? – огрызнулся Артур. – Монастырь что ли? Почему я не могу присесть к тебе и проконсультироваться?

-Вам не принято общаться с нами, - пояснила Тринити. – Инспекция очень болезненно к этому относится. Это еще со времен той давней истории с Черным дежпомом. Тебе ведь рассказывали ее? Там как раз беда из-за того случилась, что семинарист с регентшей слишком близко сошлись. С тех пор всякое общение пресекают.

-Хм, интересно, - задумался Артур. – А это правда? Ты сама-то веришь в Черного дежпома?

-Честно говоря, никогда его не видела, - сказала Тринити. – А ты?

Артур чуть помедлил с ответом.

-Нет, я во всякую ерунду не верю, - заявил он наконец. – Ну черт с ним, пойду коридор вылизывать.

-Ми февге тус понус, филе му13, - хихикнула Тринити и опять уткнулась в ноты.

КОШКИ-МЫШКИ

Привычным уже движением Артур достал лентяйку и ведро, налил воды. Поднял ведро и почувствовал, что устал и хочет спать. Выйдя из сортира (мужской туалет на втором этаже наконец-то открыли – сантехник дядя Вася разминировал унитаз, а вонь потихоньку выветрилась), он бросил унылый взгляд в даль коридора и, положив на пол швабру, подошел к ближайшему окну. Облокотился на подоконник, подпер голову руками и стал грустно смотреть на ночной пейзаж. За окном была тихая осенняя ночь, огромная полная луна медленно выплывала над загадочным сказочным лесом.

По лестнице с первого этажа поднимался Лакапин.

-Трам-пам-пам, пам-парам, пам-парам! – тихонько промурлыкал он мелодию Имперского марша из «Звездных войн», проходя мимо Артура.

Артур сразу же отшатнулся от окна, схватил швабру, намочил ее и начал усердно тереть пол. Вовремя: по лестнице уже поднимался Дарт Вейдер. Увидев работающего Артура, он расплылся в довольной ухмылке, уважительно обошел его и направился к дежпомской келье, где его, очевидно, уже ждал Филч.

Артур проводил его ненавидящим взглядом. О пристрастии Дарта Вейдера и Филча к дорогим винам и коньякам было всем давно известно, и про их совместные вечерние посиделки ходили анекдоты. То-то у обоих было такое приподнятое настроение. А Артур в очередной раз должен пол драить. Вероятно, семинария запомнится ему исключительно вениками и тряпками. Раздалось два удара в колокол, и в кельях все стихло.

Прошло около часа. (Ближе к полуночи Филч нетвердой походкой покинул дежпомскую келью и убрался восвояси).

Артур вылил грязную воду в унитаз и перевел дух. Подошел к умывальнику, вымыл руки, взглянул в зеркало. Ему в ответ устало улыбнулось его сонное отражение.

«Назло этим уродам я еще жив!» - удовлетворенно подумал Артур. Вытер руки полотенцем и направился к родной келье.

И вот тогда-то и начался кошмар.

Когда Артур выходил из туалета, в тишине ночи вдруг раздался громкий всплеск. Артур резко остановился и замер. Позади него в одной из кабинок слышались бурление воды и затем шумное отряхивание.

Кто-то вылезал из унитаза.

Все ужасы давно прошедшей ночи разом воскресли в памяти Артура. За его спиной послышалось шуршание одежды, а потом приближающееся мокрое шлепанье по плитке и он, не теряя ни секунды, побежал прочь.

«В келью? Нет, не успею отпереть дверь! Он совсем близко!» - пронеслось в голове Артура и он, прыгая через ступеньки, помчался на первый этаж.

Оказавшись внизу, он понесся к вестибюлю. Ему как никогда захотелось увидеть живое человеческое лицо, хотя бы то было морщинистое лицо противной старухи-вахтерши. Но за стеклом почему-то никого не оказалось. Очень странно: ведь Артур знал, что в общаге всю ночь обязан хоть кто-то дежурить. Сейчас же входная дверь, как и полагалось после отбоя, была наглухо заперта, а дежурный отсутствовал.

Ступени заскрипели. Кто-то уже спускался вслед за Артуром.

Артур бросился из вестибюля прямо за угол коридора и помчался к лестнице, которая находилась в конце другого крыла здания.

«Пока он будет проходить первый этаж, я поднимусь на второй и, если не мешкать, успею добежать до кельи!» – проносились в голове Артура лихорадочные мысли.

Он взлетел по лестнице, выскочил с площадки, перевел дух. Перед ним был коридор левого крыла второго этажа. Черные участки коридора пересекались светлыми полосами – лунный свет лился в окна. Артур побежал было вперед, но внезапно остановился, словно налетев на стену.

Из-за поворота кто-то вышел.

Он шагал медленно, чуть прихрамывая, но уверенно. Артур впился расширенными глазами в темный силуэт, приближающийся к первому окну. Видно было только, что незнакомец был в просторном длинном одеянии. И очень странной была его фигура. Она была какой-то сильно сгорбленной, с низко опущенной головой.

«Значит, он смог догадаться, каким путем я попытаюсь убежать?.. Но кто же это?..»

Еще десяток шагов – и лунный свет упадет на незнакомца из окна. Неожиданно он поднял голову, и Артур ясно увидел, как сверкнули его два круглых желтых глаза.

«Это не человек…» - с замиранием сердца осознал наконец Артур.

Нервы его сдали. Он не стал дожидаться, пока это порождение мрака выйдет на свет. Он стремглав кинулся обратно на лестничную площадку.

«Куда теперь?!» - отчаянно подумал он. И тут в его мозгу вспыхнула дерзкая надежда обмануть пришельца. Не медля ни мгновения, он взлетел по орущим и скрипящим ступеням на третий этаж. А затем запрыгнул на перила. Они были, в отличие от рассыпающихся от древности ступеней, еще крепкими и достаточно устойчивыми.

Как можно осторожнее и тише, но не замешкиваясь, он соскользнул с площадки третьего этажа на площадку второго (к которой уже должен был подходить его преследователь), а затем и на первый. Очень аккуратно спустился и на цыпочках прокрался в коридор.

«Услышал? Или нет? – колотилось в сердце Артура. – Теперь надо где-то спрятаться и переждать, пока он будет искать меня».

Но где же? Ребята запирают кельи на ночь, а ни к одному из сортиров Артур и приближаться не хотел.

Артур коснулся ближайшей двери и – вот удача! – она подалась под его рукой. Он тут же проник внутрь и медленно затворил дверь за собой.

«Получилось или нет?» - свербила мысль. Артур вслушался в ночную тишину, затаив дыхание и ожидая, когда раздастся скрип ступеней. Вверх или вниз направятся шаги? Но из-за двери ничего не было слышно.

В комнате было хоть глаз выколи. Запах был явно нежилой – сырой и слегка затхлый. Что это вообще за место? Какая-то пустая запасная келья, а, может быть, каморка или чуланчик.

Артур перевел дыхание. Неужели он оторвался от своего таинственного преследователя?

Он постоял некоторое время в окружающей его тьме. Выходить было пока еще нельзя. Но надо было хоть немного оглядеться. Есть ли тут где-то выключатель? Артур вытянул руку, зашарил вдоль стены.

Его ладонь наткнулась на что-то тонкое и острое, что глубоко впилось в него. Артур отдернул руку, чувствуя, что сильно порезался.

-Какого черта тут торчит всякая хрень? – шепотом выругался Артур.

И тут, к невыразимому его ужасу, совсем близко раздался вкрадчивый голос:

-Ну извини, брат, со своим уставом в чужую келью не ходят!..

Артур облился холодным потом. Сердце его забилось, как барабанная дробь, а ноги словно приросли к полу.

Чиркнула, загорелась спичка. Ее держала не человеческая рука, а чья-то темная мохнатая лапа.

Существо, которое всё это время стояло рядом с Артуром, отошло к стене и поднесло спичку к висящему на ней факелу.

С треском и шипением факел начал разгораться, постепенно освещая сложенную из грубых сырых камней стену. Наконец пламя охватило верхушку факела, и из темноты показались очертания каземата и предметов, находившихся в нем – это были орудия пыток! Посреди камеры находился низкий деревянный стол с колесами и цепями по обеим сторонам – дыба, за ним вырисовывались несколько сидений с различными страшными приспособлениями, а то, что пронзило руку Артуру, оказалось не чем иным, как длинным шипом на приоткрытой двери «железной девы»…

Но не на пыточные орудия смотрел Артур, а лишь на существо, стоящее у факела. Вот оно опять обернулось к нему.

На него смотрела косматая звериная морда, похожая на кошачью. Ярко светились два выпуклых глаза с продолговатыми вертикальными зрачками. Тварь была облечена в подрясник и стояла, немного наклонившись вперед, напоминая своей фигурой кота, которого взяли под мышки и поставили на задние лапы.

-А что тебе тут, собственно, не нравится? – поинтересовалось чудовище мягким, вкрадчивым, почти ласковым голосом и обвело кругом лапой. – Ведь у меня здесь все обустроено по твоему вкусу! Настоящий застенок средневековой инквизиции! Что скажешь, дипломированный магистр? Разве не эти факела, бросающие неверный свет на дыбу, на пресс, на железные клетки и испанские сапоги, очаровывали твое сердце? Разве не таинственные допросы, происходящие в глухой полночный час, пленяли твое воображение? Разве не об этих радостях инквизиторского служения ты стремился разузнать как можно больше?

-Откуда ты знаешь?.. – прошептал Артур. – Ты… ты читаешь мои мысли?

-Нет, - мягко помотал головой монстр. – В душу тебе залезть, к сожалению, не могу… пока не могу… Просто во время твоего последнего семинара я находился рядом с тобой и слышал, как ты рассказывал ребятам про тему своего диплома. И при разговоре в кабинете твоего начальника я тоже присутствовал. Кстати, ты едва не заметил мою тень в зеркале! – засмеялся он, оскалив ряд острых зубов с торчащими клыками. - А что у тебя с рукой?.. – неожиданно спросил он.

Артур поднял свою ладонь и посмотрел на нее. Струйка крови медленно текла из пореза.

-Как интересно… - медленно прошептал монстр, уставившись на его ладонь. – Ты ведь наверняка знаешь, что в Ветхом Завете кровь воспринималась как носитель жизни. Считалось, что душа живого существа находится именно в его крови. Книга Левит повелевает… - и он чуть нараспев принялся декламировать:

«…душа всякого тела есть кровь его,
она душа его;
потому Я сказал сынам Израилевым:
не ешьте крови ни из какого тела,
потому что душа всякого тела есть кровь его:
всякий, кто будет есть ее, истребится…».

В памяти Артура пробежали слова Сократа, которыми он охарактеризовал Игоря Лазарева:

«…и к тому же зануда и страшное трепло…»

-Тебе нужна моя кровь?.. – осмелев, перебил Артур. Почему-то ему вспомнилась какая-то из его детских компьютерных игрушек, герой которой встретился с королем вампиров и был вынужден отдать ему почти всю свою кровь, но зато это позволило заключить с ним союз.

Черный дежпом вздрогнул и поднял на Артура свои желтые глаза. Артур медленно протянул вперед ладонь. «Может, и мне это даст возможность уйти?» - надеялся он.

-Ты сам не понимаешь, чего просишь, - прошептал тот, на его кошачьей морде появилось выражение оскорбленной честности, как у коррумпированного чиновника. – Я не смею. Прикосновение моего языка обернется для тебя самыми страшными последствиями. Ведь сказано же: «Язык – неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда…»

Чудище задумалось.

-А прикоснуться к твоей душе все-таки надо… хотя бы ощутить вкус... Как иначе я пойму, того ли человека я притащил в семинарию или опять промахнулся…

Артур случайно бросил взгляд на «железную деву» и заметил, что на одном из шипов виднеется капля его, Артура, крови. Черный дежпом проследил направление его взгляда и тут же оказался возле «железной девы». Он приоткрыл рот, причем Артур ощутил его гнилостное трупное дыхание, и изо рта у него начал выползать язык – не мягкий кошачий язычок, но длинный, тонкий и раздвоенный, как змеиное жало. И вот он коснулся капли крови Артура.

Черный дежпом втянул в себя язык и замолк на мгновение.

-Вот это да! – вскричал он неожиданно. – Ты тот самый человек, который мне нужен!

И он, запрокинув вверх морду, от души расхохотался. Захлопнулась «железная дева», и оттуда раздался чей-то вопль. Все жуткие пыточные механизмы вдруг пришли в движение – начали вращаться колеса, заворочались рычаги, поползли веревки и цепи. Призрачные стоны, крики и проклятия наполнили каземат. Вне себя от страха, Артур повернулся и бросился прочь, но нога его запуталась в лежащей цепи с кандалами, и он грохнулся на каменный пол.

А когда он вскочил, судорожно дыша, то внезапно обнаружил, что он сидит в келье на своей верхней койке, держась за стенку и безумно вращая глазами. Первые утренние лучи пробивались через занавески, и ребята уже начинали подниматься.

-Что с тобой, Вольтер? – проворчал Лакапин внизу и подозрительно поглядел на его полное ужаса лицо. – Мертвец приснился? От Черного дежпома убегал?

Ничего не ответив ему, Артур повалился на подушку и несколько раз глубоко перевел дыхание, пытаясь успокоиться. Так значит, это был сон? Всего-навсего ночной кошмар? Но, когда он взглянул на свою правую руку, сердце его упало. На ладони красовался глубокий свежий порез. Значит… то был не сон.

РАЗВЕДКА

Несколько дней после этой ночи Артур не мог прийти в себя. Он бездумно сидел на лекциях, механически выполнял послушания, а по вечерам вместо чтения любимого Маркса полулежал, тупо уставившись в стену как Дарт Вейдер. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что в его жизнь вошло нечто мистическое, иррациональное, необъяснимое с точки зрения законов логики.

Иногда он оглядывался вокруг себя и видел, что все идет по-прежнему, обыкновенным путем. Тогда он начинал спрашивать себя, могло ли случиться так, что Черный дежпом всего лишь привиделся ему? Может быть, он, Артур, на самом деле страдает лунатизмом и сам поранил руку где-то ночью в коридоре? Но разум неумолимо подсказывал, что у него действительно появился жестокий, обладающий сверхчеловеческими возможностями враг, который ждет назначенного часа, чтобы вновь вернуться к нему.

Наконец Артур вышел из апатии. В юности он зачитывался детективами Конан Дойля и отлично помнил, что Шерлок Холмс никогда не останавливался в замешательстве даже перед самыми загадочными и непостижимыми феноменами.

«Раз этот враг встал на моем пути, с ним нужно бороться, - раздумывал Артур. – Чтоб одолеть врага, нужно изучить его… нужно узнать его досконально… нужно вывернуть его наизнанку…» - повторял он свое любимое правило, которое он не раз внушал ребятам на семинарах.

«Мне даже не обязательно стремиться разгадать абсолютно все тайны этой твари, - думал Артур. – В конце концов, я не знаю всех законов электромагнетизма. Я философ, а не физик. Тем не менее, электричество находится в моем распоряжении. Я пользуюсь и микроволновкой и электробритвой».

«Мне нужно лишь избавиться от этого врага, который угрожает успеху моей миссии, - решил Артур. – Для этого нужно отыскать его слабое место. Необходима исходная точка. А чтоб ее найти, нужна информация».

«Что я вообще знаю про него, кроме этой смутной легенды Сократа? Знаю, что он появляется по полнолуниям. Знаю, что он способен свободно перемещаться внутри общаги. Но имеются некоторые точки, где он являет себя особенно часто. Это женский сортир… и не только… вообще туалеты. И этот жуткий каземат на первом этаже, в который я угодил. О том же самом свидетельствует и рассказ Сократа».

«В унитаз я за ним не полезу, - соображал Артур. – Значит, остается карцер. Ближайшее полнолуние еще далеко. Можно попробовать проникнуть туда. Но обязательно днем. И, разумеется, не в одиночку. Мне необходим надежный человек».

Но кого из ребят взять с собой? Сократа? Артур почему-то чувствовал, что не может довериться этому эксцентричному чудаку до конца. Лакапина? Он только отмахнется от глупого предложения. Тринити? На такое опасное мероприятие девчонок не берут.

Медвежонка! – догадался Артур. Этот простодушный, но честный парнишка не подведет и никогда не выдаст его. Артур чувствовал, что только Медвежонок может стать его верным другом здесь в семинарии.

Артур решился действовать не откладывая и в тот же день, когда после ужина семинаристы возвращались в общагу, он по дороге подошел к Медвежонку и отозвал его в сторону:

-Слушай, Медвежонок, у меня к тебе один серьезный вопрос.

-Давай! – обрадовался Медвежонок, и они пошли вдвоем.

-Ты веришь в Черного дежпома? – начал Артур.

Медвежонок задумался.

-Ты знаешь, никогда его не видел, - так же, как Тринити, ответил он. – Но вообще-то ребята тайком про него чего только не говорят…

И Медвежонок начал рассказывать о том, как в прошлом году он поступил в семинарию и как первой же ночью в келье кто-то из старшекурсников поведал им легенду об Игоре Лазареве. Артур кивал, слушая несколько иную, но все же узнаваемую версию истории Сократа. Медвежонок признался, что в лунные ночи он так же, как и остальные бурсаки, избегает покидать келью, даже если точно известно, что дежпома нет или он давно спит. Рассказал Медвежонок и о своем бывшем однокурснике Серапионе, который жил вместе с ним в келье. Этот Серапион был глубоко воцерковленный ботаник и первую сессию сдал круглым отличником, но после Рождества что-то произошло, и он стал меняться. По ночам его преследовали какие-то кошмары, нередко он будил братьев воплями вроде «Оставь меня, умоляю!» или «Только не языком!» (Артур сосредоточенно нахмурился). Учебу он начал запускать, подолгу бродил один в лесу или вдоль озера. В мае он неожиданно забрал документы из учебного отдела, поспешно уехал, и больше его никто никогда не видел.

-Видишь, точно тебе сказать ничего не могу, - закончил Медвежонок и огорченно развел руками.

-Хочешь, попробуем выяснить? – предложил Артур.

-Как? – заинтересовался Медвежонок.

-Ты заходил когда-нибудь в каморку на первом этаже? – закинул Артур удочку.

-Нет… - удивился Медвежонок. – И по-моему, братья там особенно и не ходят. В том крыле на первом этаже и не живет никто, кроме коменданта. Говорят ведь, что именно в этой каморке Черный дежпом и повесился.

-А кто-то говорит, что он утопился… - уточнил Артур. – В общем, давай заглянем туда и попробуем хоть что-то разведать.

-А ты не боишься? – опасливо взглянул на него Медвежонок.

-А чего нам бояться, мы же вместе будем, - ответил Артур. – А Господь говорит: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них».

-Точно! – совершенно успокоился Медвежонок. Артур улыбнулся. Он верно рассчитал: Медвежонок был наивно-благочестивым до смешного простачком. К тому же он, будучи гораздо моложе Артура, наверняка не забыл детские войнушки, секреты и тайники, так что предложение Артура его заинтересовало.

Они добрались до общаги и поднялись в свои кельи оставить вещи и переодеться. Вскоре Медвежонок заглянул в келью Артура.

-Пошли?

И они не спеша двинулись к лестнице на первый этаж. Смеркалось, но было еще достаточно светло.

Артур гадал, что произойдет, когда они переступят порог карцера. Что скажет Медвежонок, когда увидит все эти пыточные орудия? С другой стороны, наконец-то у Артура появится свидетель, который подтвердит, что все увиденное им – не плод больного воображения!

Однако Артур сомневался, что этот каземат с каменными стенами и страшными механизмами мог все это время существовать в общаге за незапертой дверью. Неужели никто из дежпомов, сторожей или уборщиков никогда не заглядывал туда? Вполне возможно, что дверь окажется наглухо закрытой. Или же они с Медвежонком увидят всего-навсего обычную пустую келью, а свой настоящий вид она приобретает только в полнолуние…

Но вот они спустились на первый этаж и стояли у двери загадочной каморки.

-Заходи, Вольтер! – предложил Медвежонок.

-Нет, сначала ты! – помотал головой Артур.

Медвежонок послушно толкнул дверь. Она отошла.

Артур и Медвежонок увидели за дверью небольшой чулан, подсобку, куда за ненадобностью была свалена всякая рухлядь. Медвежонок прошел внутрь и остановился посреди каморки, озираясь. Артур тоже перешагнул порог. Оглядываясь, он вдруг заметил справа от себя какое-то движение и вздрогнул, но тут же убедился, что это было его отражение в пыльном зеркале. Окошко не протирали лет двадцать, оно заросло грязью и еле пропускало лучи заходящего солнца. Артур увидел выключатель и щелкнул им. Наверху зажглась тусклая лампочка, опутанная паутиной. Артур прикрыл дверь.

-Ну, давай попробуем найти какую-то улику… - неуверенно предложил Медвежонок.

Большую часть каморки занимало нагромождение старых тренажеров и поломанного спортивного оборудования. Видимо, когда-то это помещение было спортзалом. Сюда же были свалены несколько железных коек. У свободной стены стоял деревянный шкаф, покрытый сантиметровым слоем пыли. В углу прижалась небольшая кушетка, на которую было навалено всякое тряпье. К ней были прислонены пара ветхих аналоев.

Вспомнив сказку про Нарнию, Артур направился к шкафу, Медвежонок последовал за ним. Одна створка со скрипом отошла, другая заела, Артур дернул ее, и она со стуком свалилась на пол. В шкафу тоже была куча рухляди. Справа висело несколько рваных заплатанных ряс и подрясников, слева на одной полке пылились тропарионы, акафистники и ирмологии, на других были запасные оклады для икон, потемневшие кадила, несколько коробок с углем, разные баночки и бутылки со средствами для чистки и блеска.

Несмотря на то, что смотреть было особенно не на что, Медвежонок все-таки нагнулся и стал добросовестно перебирать старье. Артур же отошел от шкафа и начал осматривать стены и пол в надежде найти хоть какую-то зацепку.

-Ух ты, Вольтер, смотри! – За подрясниками Медвежонок отыскал свернутые в рулон большие ватманские листы, развязал веревочку, положил на пол и развернул. Это были древние стенгазеты неизвестно какого года. Преимущественно они были посвящены праздникам и паломническим поездкам. Фотографии, которые были вклеены в них, в основном были еще черно-белые, некоторые уже отклеились и отвалились.

Несколько листов они с Медвежонком, присев на пол, посмотрели вместе. «Как мы начали учебный год», «Рождество Христово», «Мы в Саровской пустыни»… - газеты были выполнены в старательно-официозном стиле, сквозь который проглядывало наивное бабушкино благочестие. Потом Артур, сидя на полу, вновь начал оглядывать окружающие предметы. Тут он насторожился: что-то привлекло его внимание. Он вгляделся в кучу лежащих деталей от спортивной стенки. Клубки веревок, кольца для подтягивания… А рядом лежал обрывок цепи с железным кольцом.

Артур подполз к нему, вытащил на свет, вгляделся и побледнел, узнав его. Именно в этой цепи запуталась его нога, когда он пытался убежать.

-Это от какого тренажера такая штука? – удивился Медвежонок, подняв глаза от газет.

-Это не от тренажера, - медленно ответил Артур. – Это кусок кандалов…

-Правда? – непонимающе переспросил Медвежонок. – Откуда это здесь?

Конечно, Медвежонку ничего не говорил этот тяжелый неуклюжий обрывок цепи. Он не мог напоминать ему, как Артуру, страшную ночь в камере пыток. Поэтому Медвежонок опять вернулся к разглядыванию стенгазет, а Артур все не мог оторваться от нового доказательства, что кошмар ему не привиделся, и по полнолуниям именно эта каморка преображается в подземелье для пыток.

-Гляди, Вольтер! – неожиданно воскликнул Медвежонок. – Отец Даниил тут!

-Где, где?! – метнулся Артур к очередной стенгазете. Она была озаглавлена «Нашим дорогим апостолам». На левой половине была нарисована группа семинаристов, которую составляли, видимо, ребята с одного курса. Изображение их было забавно стилизовано под изображение апостольского лика. Головы апостолов были не рисованными, а вместо них были вклеены фотографии лиц семинаристов.

На правой стороне подобным же образом были изображены студентки регентского отделения в облике жен-мироносиц. «Видимо, это с тех времен, когда юноши и девушки в семинарии еще свободно общались друг с другом», - сразу же заключил Артур.

Вокруг голов и апостолов, и мироносиц были заботливо прорисованы нимбы и маленькими церковнославянскими буквами подписаны фамилия и имя каждого из них. И поэтому Артуру, так же как и Медвежонку, бросилось в глаза имя того семинариста, который возглавлял апостольский лик. В центре их сонма стоял серьезный молодой человек с некрасивым, слегка напоминающим обезьянью мордочку, лицом, сосредоточенно нахмурив брови. Его одежды напоминали святительские ризы, а надпись вокруг нимба была – «Дмитрий Ведерников». Будущий иеромонах Даниил. Он же Дарт Вейдер.

Немедленно в памяти Артура прозвучали слова Сократа: «…из живых свидетелей никого не осталось, разве что Дарт Вейдер, он в то время простым бурсаком был…»

«Раз он был свидетелем истории с Черным дежпомом, то Лазарев должен быть где-то поблизости…» - Артур всмотрелся в фотографии, разыскивая нужную фамилию.

И тут сердце его громко стукнуло. Семинарист, стоящий с краю, ближе всего к девушкам, был подписан:

«Игорь Лазарев».

Медвежонок тоже увидел Черного дежпома. Они с Артуром, едва не столкнувшись головами, низко наклонились над стенгазетой, внимательно рассматривая веселое и беззаботное лицо юноши, который над чем-то радостно хохотал, запрокинув голову и не зная, что ему суждено покончить с собой и после смерти стать кошмаром семинарии. Артур ощутил внутри себя неожиданную жалость. Молодой Лазарев был слегка похож на него, Артура – такой же уверенный в себе, счастливый и жизнерадостный, явно оптимист и душа компании. Но вместе с тем в лице молодого человека безошибочно узнавались те черты, которые Артур видел в чудовищной кошачьей морде Черного дежпома. Например, именно так же, запрокинув голову, хохотал монстр, вкусив Артуровой крови.

Но Медвежонок еще не видел настоящего Черного дежпома и обращал внимание на другие детали.

-Уже получил назначение, - заметил он, ткнув пальцем в рисунок: на поясе Лазарева были изображены пара больших ключей, смахивающих на ключи апостола Петра.

Вообще рисунок был выполнен с чисто девчоночьей усердностью и теплотой. Артур поглядел на девчонок. Кто из них мог бы быть главным создателем стенгазеты? Он посмотрел на сонм мироносиц. Ближе всех к семинаристам стояла миловидная, стройная черноволосая девица с красным пасхальным яичком в руках, как у Марии Магдалины. Случайно или намеренно это было сделано, но чувствовалось, что ее заботливый улыбчивый взгляд устремлен именно на Лазарева. Она была подписана: «Ирина…» - фамилия была заклеена фотографией ближайшей девицы. Артуру показалось, что эта догадка верна и он теперь знает, как звали возлюбленную Черного дежпома и как она выглядела.

-А Астерикс тоже на этом курсе? – вспомнил Медвежонок. И действительно, вскорости они нашли и Астерикса. Крепко сложенный парень с толстой шеей и непробиваемым мрачноватым выражением на широкой морде был подписан: «Александр Звездный». Сократ рассказывал, что Астерикс вернулся из ВДВ, но Артур скорее отправил бы этого увальня в стройбат. Во всяком случае, Ирина с Игорем смотрелись бы куда более красивой парой, чем со шкафообразным Астериксом.

-Что скажешь? – нарушил молчание Медвежонок.

-Они явно уже влюбились друг в друга… - начал вслух соображать Артур. – А что это за праздник? Скорее всего, День защитника Отечества, раз парней поздравляют…

-А самоубийство Лазарев совершил осенью… - вспомнил Медвежонок.

-Неужели Астерикс более полугода ничего не подозревал? – усомнился Артур.

-Ага, такой бык вряд ли будет догадливостью отличаться… - протянул Медвежонок. Он явно попал в точку. Астерикс был настоящим туповатым быком, который может долгое время мирно жевать траву, но если такому перейти дорогу, он способен сорваться с привязи и действительно может расправиться с соперником так, что мало не покажется.

Они еще внимательно рассмотрели каждое из лиц на стенгазете. Попробовали найти Крона и Гермеса, но к окончательному выводу прийти не смогли. Впрочем, у одного из семинаристов светлое одеяние напоминало белый халат. Бывший санитар или хирург? Крон? Не он ли подсказал Астериксу столь изуверский способ мести?

-Что-то еще можешь сказать? – с полным доверием к способностям Артура спрашивал Медвежонок. Артур с сожалением помотал головой:

-Я тебе не Шерлок Холмс.

Он действительно не знал, что полезного еще можно было бы извлечь из этой стенгазеты – последней стенгазеты перед страшной трагедией в семинарии. Да и что толку? Допустим, они вывели бы ряд заключений, касающихся жизни Лазарева. Но не было в живых уже Игоря Лазарева, а было призрачное страшилище, терроризирующее семинарию. Многих других людей на стенгазете, скорее всего, тоже не было в живых, остался лишь угрюмый философ Дарт Вейдер.

Артур с Медвежонком поговорили вполголоса еще немного и стали собираться из каморки – за окном уже совсем стемнело, приближался час вечерней молитвы.

Медвежонок отправился в свою келью перекусить. Артур задержался в каморке и вновь задумчиво оглядел ее – не пропустил ли он чего-то важного.

Казалось бы, ничего особо нового они не узнали. Но Артур понимал, что и незначительный результат может оказать весомую помощь. По крайней мере, теперь они наверняка знали, что легенда о Черном дежпоме основана на реальных событиях. Узнали, кто из нынешних обитателей семинарии был старостой курса, на котором учился Игорь Лазарев и поэтому может поведать им что-то новое. Правда, именно от этого-то человека Артур предпочитал в любом случае держаться подальше и за помощью к нему стал бы обращаться лишь в самую последнюю очередь.

Случайно взгляд Артура упал на зеркало.

Его сердце чуть не выпрыгнуло из грудной клетки. Он хотел вскрикнуть, но смог издать лишь протяжный хрип.

В зеркале рядом с его отражением стоял Черный дежпом, раззявив свою отвратительную пасть в широкой улыбке и одной лапой обнимая его за плечи!!!

Артур опрометью метнулся в сторону, развернувшись и сбрасывая мохнатую лапу со своего плеча… но увидел, что он в каморке совершенно один. Рядом с ним не было ни одной живой души.

Артур вновь лихорадочно обернулся к зеркалу, но и там не увидел ничего, кроме отражения каморки и своей собственной, бледной от испуга, физиономии.

Не медля больше ни секунды, Артур выключил свет, выскочил в коридор и захлопнул дверь.

МРАК СГУЩАЕТСЯ

«Он следит за мной», - крепко засела в мозг Артура пугающая мысль. Мир вокруг изменился. Все шло своим порядком, но теперь Артуру повсюду мерещилась таинственная угроза. Когда ему приходилось проходить мимо зеркала, он невольно втягивал голову в плечи и украдкой бросал в него испуганный взгляд. Сон его стал нарушаться. А через день стало еще тяжелее.

В тот вечер, возвращаясь в общагу, Артур затосковал по дому и по университетским друзьям. Он немного упал духом, захотелось чьей-то поддержки. Наконец, оглядевшись по сторонам, Артур свернул в лес. Вопреки запрещению Павла Ивановича звонить без крайней необходимости он решил связаться с отделом. «Разве у меня не критическая ситуация? Я нуждаюсь в совете», - думал он. Правда, он еще не знал, что скажет майору. Но хотя бы услышать его уверенный голос Артуру было нужно.

-Пятое управление, дежурный слушает, - ответил голос в трубке.

-Здравствуйте! Сотрудник Четвертого отдела Артур Сперанский. Пожалуйста, соедините меня с майором Коршуновым, - попросил Артур.

-Одну минуточку, - отозвался дежурный. Связь была не очень хорошей. Периодически слышалось не то шипение, не то рычание.

-Майор Коршунов еще не вернулся из командировки! – сообщил наконец дежурный.

-Как жаль! – огорчился Артур. – Скажите, когда он должен вернуться? И не оставлял ли он для меня какого-то сообщения?.. – Тут Артур осекся. В трубке явственно прозвучал чей-то вкрадчивый смешок и опять – тихое рычание. Артур похолодел. Это было не рычание. Это было довольное мурлыканье. Кто-то еще был на связи. – Нет, подождите!.. То есть... Я хотел сказать, что...

-Что с вами? – удивился дежурный.

«Что я творю?» - запаниковал Артур. Он торопливо нажал кнопку сброса. Скорым шагом вернувшись на дорогу, он поспешил в общагу. «Он следит за мной. Он даже разговоры мои прослушивает», - повторял он себе.

Кошмары начали преследовать его по ночам, как и Серапиона. То продирался он лунной ночью через стонущие заросли, то играл в кошки-мышки по коридорам общаги с темной призрачной фигурой, сверкающей желтыми глазами, то вновь видел радостную ухмылку на морде Черного дежпома, стоящего посреди камеры пыток.

-Вольтер, ты достал меня своим копошеньем и дерганьем! – пожаловался Лакапин как-то утром. – Койка видишь разболтанная, шатается. Когда ты ворочаешься наверху, она ходуном ходит. И стонать хватит!

Сократ, который собирал в это время учебники и конспекты, обернулся и внимательно посмотрел на Артура.

-Что же мне делать, если по ночам дрянь всякая в башку лезет! – оправдывался Артур, слезая вниз. – Ты представь, что это я тебе колыбельные напеваю и укачиваю тебя.

-Нет, на хрен мне нужны такие колыбельные! – воспротивился Лакапин. – Давай перетаскивай вниз свое барахло и спи там, раз такое дело. А я наверх полезу. Я к тому же и полегче тебя буду.

Артур с Лакапином поменялись постельным бельем и отправились на учебу.

***

Потекли рабочие будни. Учеба спасала. Она не давала сойти с ума от тягостных размышлений и жутких видений. Пока Артур вгрызался в устав пения стихир на вечерне, повторял отличия номиналистов от реалистов, зубрил спряжения и падежные окончания – он забывал о Черном дежпоме и его пыточной камере. Но время шло, и месяц на ночном небе начал неумолимо расти.

Выпал, наконец, долгожданный первый снег. Артур написал прошение на поездку домой на выходные, чтоб взять зимние вещи, а заодно развеяться хоть немного. Но, как он ни просил Леголаса, тот был безжалостен.

-Как это пропустить воскресную службу? Вы сами не понимаете, какой благодати собираетесь себя лишить! Окончится литургия – езжайте на здоровье. Но к вечернему правилу будьте любезны вернуться в общежитие.

Артур не стал объяснять педанту, что каждое воскресенье он и так торчит в храме по два часа и ничего не случилось бы, если б он один раз заночевал дома. Он хмуро забрал свое прошение и пошел в общагу. Выбравшись, наконец, в город, ему показалось, что с плеч у него свалился пудовый груз. Но в родном доме Артур побыл всего лишь несколько часов. Он только и успел что достать и упаковать зимнее пальто, теплые носки и несколько пар перчаток. Старые туфли, в которых он ходил по общаге, уже начали разваливаться, так что он залез на антресоли и отыскал почти не ношеные ярко-красные ботинки. Вскоре уже пора было возвращаться.

Доехав до окраины города, Артур вышел из автобуса и побрел по направлению к лесу. С каждым шагом сброшенная тяжесть словно бы вновь постепенно ложилась на его плечи. Вот впереди сквозь голые ветви деревьев замаячило древнее здание семинарской общаги, и Артур глянул на него с ненавистью. Ветхий дом медленно приближался, щурясь тусклыми окнами, как череп пустыми глазницами. Неприятное ощущение, будто за ним кто-то наблюдает, возникло у Артура. Пытаясь стряхнуть с себя смутное беспокойство, он огляделся по сторонам и вновь посмотрел на здание общаги. В окнах второго и третьего этажей виднелись занавески, книжки на подоконниках и другие признаки жизни, а большая часть окон первого этажа были темными и почти непрозрачными от пыли. И тут Артур вздрогнул: он ясно увидел, что в одном из крайних нижних окон на него смотрели два желтых огонька. В следующую секунду они мигнули и пропали.

Сильнейшее желание повернуть назад, пока не поздно, овладело Артуром, однако он напомнил себе о задании Отдела и заставил себя подняться по ступеням на крыльцо.

Прошло еще несколько дней. У верующих начался Рождественский пост. С этого времени из меню в трапезной пропала любимая Артуром жареная курица и вкусный борщ со сметаной. Осталась только рыба, да и то не каждый день. По утрам Артур уныло глядел на постную кашу с растительным маслом. «Сказано же: Бог есть дух, и поклоняться ему должно в духе и истине, - ворчал он про себя. – Какое дело их Богу до того, что находится у них в тарелке?» Но меню, конечно, было одно для всех и ради Артура никто ничего не собирался менять.

По-прежнему семинаристы, меняясь по графику, дежурили в трапезной, пели на клиросе, прислуживали в алтаре. Снег между тем валил густыми хлопьями, и все чаще дежпом на обеде объявлял, что вокруг учебного корпуса и общаги необходимо разгрести снежные завалы. Разумеется, экскаватора семинария не держала, и его роль выполняли студенты первого и второго курсов.

Наступил очередной великий праздник (с длинным и труднозапоминаемым названием). Как водится, день этот был неучебным. В такие праздники студентам позволялось немного расслабиться – даже в трапезной, как было заведено по выходным, дежурили девчонки. Однако в этот раз отдохнуть семинаристам не пришлось. В храмах и духовных центрах города проходило несколько концертов, на которые уехали все регентши и большинство семинаристов. Артуру удалось избежать этого лишь потому, что в тот вечер на клиросе пела их группа. Правда, и из них забрали немало студентов. На службу остались только Бенедикт, Артур и Медвежонок. Вечерня была будничной: быстро прочитав все положенное, они отправились отдыхать.

Артур спустился в трапезную попить водички. До ужина оставался еще час: впрочем, уехавших в город должны будут накормить организаторы концертов, так что на ужин явятся от силы несколько человек.

КАРТОШКА

В трапезной Артур услышал доносящиеся из подсобного помещения какие-то заунывные песнопения с протяжными трелями в конце фраз. Он заглянул за дверь в углу трапезной.

Там рядом с большим мешком картошки угрюмо сидела Тринити. Перед ней стояло ведро с водой, наполовину заполненное чищеной картошкой. Артур знал, что каждый день необходимо начистить как минимум два или три ведра, так что Тринити предстояло возиться еще очень долго, и она, чтоб хоть как-то скрасить одиночество, слушала через мобильник старинные канты.

-В чем дело? – спросил Артур. – Почему ты одна? Никого в помощь не дали?

-Так некому помочь-то! – раздраженно ответила Тринити, с трудом разогнувшись от ведра и держа в одной руке нож, а в другой недочищенную картоху. – Девчонки поют, парни кресла в концертном зале таскают! Филч, правда, обещал после ужина кого-то прислать, да разве он вспомнит! Всем на меня наплевать!

Артур сочувственно покачал головой. Он повернулся было к двери, но, постояв и подумав немного, вздохнул и направился к ведру. Тринити молча поглядела на него с удивлением.

«Что же я делаю? – думал Артур. – Что будет, если сюда ненароком заглянут Филч или Дарт Вейдер и увидят, что я сижу с регентшей? Сколько ж этажей мне придется отмывать в этом случае?»

Но уходить было уже поздно. Артур накинул рабочий халат, решительно взял второй нож, сел напротив Тринити и потянулся за картошкой.

Некоторое время они работали в молчании.

-Почему в город с остальными не поехал? – полюбопытствовала наконец Тринити.

-На службе пели, - ответил Артур.

-А что так быстро закончили?

-Это ж только вы, синьора, служите бдения по четыре часа! – подколол Артур. – А мы немощные за час двадцать справляемся.

-Эх вы, лентяи! – вздохнула Тринити. – Разве можно так к службе относиться?

-А почему нет? – парировал Артур. – Христос же сказал: «…молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем они будут услышаны…»

-Софист ты, Вольтер, - обиделась Тринити. – Многословие – это когда вы с братанами по вечерам в келье языком треплете. Только и думаете, как бы поскорее со службы смотаться и в город за пивком сбегать. А служба – беседа с Богом!

-Что ж это за беседа, в которой ничего не понятно? – спросил Артур.

-Что значит «непонятно»? – удивилась Тринити.

-То и значит. Апостол Павел учил: «лучше пять слов скажу разумом моим, чем тьму слов на непонятном языке». Так почему для общения с Богом нужно какой-то особый язык изобретать?

-Вот ты сам пораскинь мозгами, - принялась объяснять Тринити. – К Кому мы в молитве обращаемся? Неужели при этом обыденный язык можно употреблять? Когда ты с ребятами дежпому кости перемываешь и когда с девушкой общаешься – неужели ты одними и теми же словами пользуешься? Впрочем, тебя-то я напрасно в пример ставлю. (Очевидно, Тринити вспомнила встречу в женском туалете). Но в разговоре с девушкой даже завзятый гопник будет выражения выбирать.

-Так он будет говорить с нею по-французски, что ли? – усмехнулся Артур. – Выбирать выражения и переходить на другой язык – разные вещи.

-Говорю тебе, не получится на том же языке, - возбужденно продолжала Тринити. – Ты знаешь, что такое диглоссия? Это параллельное существование двух языков, причем носителями они воспринимаются как один язык в двух формах. Обычно между этими языками устанавливается строгая иерархия: «высший», священный, и «низший», профанный. И там, где употребляется одна форма, другая невозможна. Вот смотри. Переводишь европейскую поэзию, возвышенное стихотворение, где появляется ангел. Вот возьми хоть сцену встречи Данте Алигьери с Беатриче! Можно сказать «рот ангела»?

-Нет, криво звучит, - подтвердил Артур.

-А «лоб ангела»? «Глаза ангела»? Конечно, нет! У ангела должны быть «уста», «чело», «очи». Вот эти славянизмы автоматически употребляет переводчик, когда описывает явление герою его умершей возлюбленной в ореоле небесной славы… да и вообще в любом случае, когда он говорит о чем-то возвышенном. А вот в европейских языках диглоссия отсутствует. «Augen» - и глаза и очи, «Mund» - и уста и рот…

-Так пойми, этот язык со временем настолько возвышенным стал, что никто уже его не воспринимает! – заспорил Артур. – Говори что хочешь, но он отжил свое!

-Это тебе так кажется, потому что ты лентяй, - строго заметила Тринити. – Сколько тебе в универе английский приходилось учить? А здесь сколько ходишь и зубришь: «у февгете, у февгете…» И в конце концов запоминаешь ведь! А вот немного поднапрячься и выучить священный язык, который специально для общения с Богом был создан – уже лень!

-Вот ты каждый раз эти вечерние псалмы выпеваешь, - перешел в наступление Артур, - уж наизусть их выучила. Сама-то понимаешь, что поешь?

-А что там непонятного? Давай конкретно.

-Пожалуйста! «Яко толща земли проседеся на земли, расточишася кости их при аде». Что это за набор слов? О ком речь-то идет?

-Подожди… - начала вспоминать Тринити и вполголоса прочитала: - «Яко еще и молитва моя во благоволении их, пожерты быша при камени судии их». О судьях… - неуверенно произнесла она.

-О каких судьях? – не отставал Артур.

-Что меня-то спрашиваешь? – смутилась Тринити. – Лень самому в русский текст Псалтири нос сунуть?

-Совал уже, там совсем о другом говорится, - насмешливо улыбнулся Артур.

-Да ну, не может быть… - не поверила Тринити, вытерла грязные руки о передник и потянулась в свой рюкзачок за карманной Библией. Найдя нужное место и прочитав, она смутилась еще больше.

-Церковнославянский перевод выполнен с Септуагинты, - авторитетно пояснила она, - а русский – с еврейского масоретского текста. Отсюда разночтения…

-Так почему такие разночтения в Священном Писании? В Слове Божием? – победно закончил Артур. Тринити задумалась.

-Христос в Своих проповедях пользовался цитатами именно из Септуагинты, - наконец начала объяснять она. – Святые отцы тоже использовали греческий перевод. Вот на него мы и должны ориентироваться в первую очередь. А что смысл в нем темен – это тебе с твоим убогим кругозором так представляется. Смотри сам: этому тексту три тысячи лет. Это особый архаический язык, принадлежащий к совсем другой, древней культуре. В нем яркие, сильные, непривычные нам эпитеты и сравнения. К тому же это не проза, а священная поэзия. Вот сам попробуй сделать дословный перевод стихотворения русского поэта на другой язык, особенно на восточный. Посмотрим, как тебе удастся адекватно смысл передать!

-Я и не буду этим заниматься, - парировал Артур. – На фига подстрочник делать, если видно, что ерунда выходит. Звучит торжественно и по-старинному – сойдет! Так? Ну и твердите эту бессмыслицу каждый день.

-Всё-то тебе, Вольтер, осмыслить нужно, - покачала головой Тринити, - логически обосновать, своим умишком дотянуться. А между прочим, воспринимаем мы эти молитвословия не столько умом, сколько сердцем…

-Это всё красивые слова, коллега, - снисходительно заметил Артур, – на практике никакого смысла не имеющие. Сердце – это полый мышечный орган, гоняющий кровь по организму. Объясните мне, как вы им молитвы воспринимать собираетесь?

-Тебе что-то втолковывать – как об стену горох, - махнула рукой Тринити и задумчиво протянула: – А вот знаешь… Мне так кажется, если сподобимся войти в Царство Небесное… Вот эти же самые псалмы будем петь… Только они уже совсем по-другому зазвучат – по-настоящему: сложатся в дивную, гармоничную музыку…

-Ну, синьора, на это мне ответить нечего, - насмешливо сказал Артур. – Кроме того, что вы, как мне кажется, ничего не понимаете в настоящей музыке.

Он достал мобильник, открыл папку со своими любимыми мелодиями и положил телефон на стол рядом с собой. Жизнерадостные аккорды гитары Виктора Цоя грянули из Артурова мобильника, заглушив протяжные распевы старинного канта.

-Немедленно выруби свою попсу!! – вышла из себя Тринити.

-Что?! Ты назвала Цоя попсой?! – закричал в свою очередь Артур.

От драки их спас удар колокола, возвещающий начало ужина. Артур и Тринити, оставив недочищенную картошку, вышли в трапезную. На ужине действительно было лишь несколько семинаристов и ни одного дежпома. Впрочем, картошки им оставалось дочистить неполное ведерко, так что никого звать на помощь они не стали. Поужинав, они вернулись в соседнюю комнатку и продолжали работу, периодически вновь начиная переругиваться. Тринити оказалась совершенно несносным человеком: капризной, обидчивой, занудным ботаником и ко всему прочему религиозным идеалистом, к счастью, не до фанатизма.

Через полчаса терпение Артура кончилось. Закончилась, впрочем, и картошка.

-Все! – бросил Артур последнюю картофелину в ведро, забрызгав при этом Тринити лицо. – С вами толковать надо, синьора, гороху наевшись. Я лучше пойду догматику повторю, завтра семинар у нас.

-Погоди! – недовольно заметила Тринити, сняв очки и вытирая брызги со стекол. – Прибраться ж тут еще надо.

-Прибираться – это ваше, женское дело, - отвечал Артур, вставая со стула и направляясь к двери, на ходу скидывая рабочий халат.

-Ну спаси Господи, опустил ниже плинтуса, - обиделась Тринити. Поднявшись вслед за Артуром, она тоже пошла к двери – очевидно, за веником и тряпкой.

В этот момент Артур вспомнил, что на столе остался лежать его телефон, и развернулся обратно. Тринити, еще не успевшая надеть очки, налетела на него. Они были одного роста. И, когда они столкнулись друг с другом, губы Тринити вдруг прильнули к губам Артура.

Они одновременно вздрогнули и отпрянули назад. Медленно и неуверенно Тринити надела очки. Они посмотрели друг другу в глаза – Артур с удивлением, Тринити с испугом.

«И открылись у них глаза, и увидели они, что наги…» - зазвучали в голове Артура почему-то вспомнившиеся слова.

В эту минуту он явственно почувствовал, что душа стоящей перед ним Жени приоткрывается, и он может читать ее мысли и ощущения. Он понял, например, что это первый поцелуй Жени. Понял, что Женя в смущении и замешательстве пытается осознать, как это вышло, кто из них первый сделал это движение головы навстречу другому, и краснеет от мысли, что это она, Женя, повинуясь какой-то неодолимой силе, прижалась к его губам. Понял, что сейчас Женя напряженно раздумывает над тем, грех ли это, и если да, то какими словами ей придется сообщить его священнику на ближайшей исповеди.

Понял Артур и то, что его собственная душа тоже приоткрылась для Жени, и она видит его мысли. Видит его удивление от того, что ему встретилась настолько чистая, скромная и застенчивая девушка. Видит вспыхнувшую в его сердце теплоту и непонятную жалость. Видит, что в его глазах она мгновенно из занудной девчонки превратилась в женщину, и он невольно окидывает взглядом ее стройную фигурку.

Наконец Артур, поняв, что надо что-то сказать или сделать, опять поднял глаза, облизнул губы и чуть протянул к ней испачканные руки. Но Женя, придя в себя, метнулась вперед и мгновенно исчезла за дверью. Через минуту послышалось хлопанье входной двери семинарии.

Артур огляделся. Картофельные очистки были не убраны, грязная вода не вылита, на полу комки земли мокли в лужах. Когда повариха придет закрывать трапезную и увидит это безобразие, она сообщит Филчу, и у Жени будут крупные неприятности. Со вздохом Артур опять накинул халат и принялся убираться.

ЗАПРЕТНАЯ ЛЮБОВЬ

Артур проснулся под утро. Непонятный сон привиделся ему. Будто бы он стоял на опушке странного леса и смотрел вперед. Была ветреная ночь, темные облака неслись по небу, закрывая звезды. Тут яркая полная луна вышла из-за туч, озарив окрестности, и Артуру почудился чей-то далекий жалобный вопль. Перед ним расстилалась долина, припорошенная снегом, кое-где пересекавшаяся холмами, овражками и небольшими перелесками. Вдали блестел под луной купол с крестом, в котором Артур узнал знакомый купол семинарского храма.

Постояв немного, Артур спустился в долину и двинулся по направлению к семинарии. Вскоре он увидел цепочку следов, бегущих туда же. Очень непонятными были они – следы босых человеческих ступней. Кто же их оставил? Почему он не боится холода? Следы явно были совсем свежими. Их еще не успел присыпать легкий снежок.

Артур шел рядом с цепочкой следов. Судя по всему, человек, оставивший их, очень спешил. Они были глубокими и нечеткими – видимо, он мчался со всех ног.

Шагая к семинарии, Артур задумался и не сразу увидел, что следы начали меняться. Они приобретали какое-то иное очертание. Артур вгляделся в них, стараясь понять, на что они больше похожи. Но через пару десятков шагов все стало ясно. Это были уже не человеческие следы, а отпечатки больших кошачьих лап…

Он остановился. Теперь ему совсем не хотелось идти дальше. «Существо, оставившее эти следы, должно быть, где-то поблизости», - тревожно подумал он. Артур испуганно огляделся вокруг, желая оказаться подальше от опушки загадочного леса, в постели своей родной кельи, и тут, открыв глаза, обнаружил, что он действительно лежит на койке под теплым одеялом.

Было еще темно. За окошком круглая желтая луна медленно спускалась к озеру. Можно было перевернуться на другой бок и заснуть опять, но сегодня Артур дежурил в трапезной, и ему надо было выйти раньше остальных братьев.

Тут Артур улыбнулся. После того вечера, когда они чистили картошку вдвоем с Женей, его жизнь наполнилась теплом и светом. Несколько ночей он спал совершенно спокойно, даже учиться стало будто бы легче. Сейчас он вспоминал ласковый взгляд карих глаз Жени и мечтательно улыбался в темноту.

Надо было посмотреть, сколько время. Если до подъема оставалось меньше часа, уже можно было потихоньку одеваться.

Спал Артур теперь уже на нижней койке, поэтому телефон свой клал на столик у кровати, где раньше оставлял Лакапин свой ноутбук. Он протянул левую руку, нащупывая мобильник. Под пальцы ему попадались одни ручки и конспекты (накануне вечером он строчил шпаргалку по латыни, лежа в постели). Пришлось сесть на койке и наклониться к столику, чтобы разыскать телефон.

Лунные лучи полосами лились из окошек на пол, освещая ярко-красные новенькие ботинки Артура.

И вдруг из-под кровати высунулась огромная кошачья лапа. Схватив правый ботинок, она мгновенно уволокла его под кровать.

Артур, захлебнувшись воздухом от неожиданности, отшатнулся к стене и треснулся об нее головой. Как напуганный ребенок, он закутался в одеяло, выставив наружу широко распахнутые глаза. Сердце его стучало, как барабан. Он понимал, что ни за какие коврижки он не встанет сегодня с койки до самого подъема. А еще он понимал, что отныне обречен всю жизнь испытывать глупый детский страх перед чудищем, которое прячется под кроватью.

Он так и не уснул больше. Затаив дыхание, он лежал под одеялом и прислушивался к тишине в келье. В какой-то момент ему почудился шорох внизу, и он замер в ужасе. Но скорее всего, ему просто примерещилось.

Вскоре ребята начали подниматься. Первыми проснулись по пищанию будильника, собрались и ушли те, которые должны были петь в этот день на утрене или прислуживать в алтаре. За ними стали подниматься другие. А Артур все лежал. Наконец зажегся свет, ударил колокол и хор грянул засевшее в печёнках славословие.

-Чё валяешься, Вольтер? – спрыгнув сверху, поинтересовался Лакапин. – Ты ж дежурный сегодня. Беги давай, а то хлеб нарезать не успеешь.

-Лакапин… - медленно садясь в постели, пробормотал Артур. Бросил взгляд на пол. Ни правого, ни левого ботинок там не было. – Пожалуйста… Загляни под кровать, там ли ботинки мои…

-Совсем охренел, Вольтер! – возмутился Лакапин. – Ты сам не в состоянии под койку залезть?!

-Лакапин, будь братом, посмотри! – с надрывом в голосе произнес Артур.

Удивленно взглянув на Артура, Лакапин, ворча, опустился на колени, поднял свисавшую простыню и заглянул под кровать.

-Нет там твоих дурацких башмаков, ясно? – сообщил он вставая. – Сам вспоминай, где их посеял. Или ты, как этот умник Иеронимус, завел моду башмаками швыряться? Тогда не удивляйся, что их по утрам искать приходится.

Мучительно вздохнув, Артур спустил ноги с койки, босиком добрел до шкафа и надел свои старые разваливающиеся туфли.

В трапезную явиться за полчаса до завтрака он все-таки успел. Но с этой ночи страх и жуткий морок привязался к нему еще сильнее прежнего. Он боялся темноты, боялся туалетов, зеркал, боялся ложиться по вечерам на койку и, залезая на нее, поспешно убирал наверх ноги. На лекциях ему становилось все трудней сосредотачиваться: то и дело перед его мысленным взглядом возникала мерзкая ухмыляющаяся кошачья морда. Пытаясь отогнать видения, он усилием воли возвращал себя к лекции и с ожесточением вгрызался в материал.

Однако ему несказанно повезло, что на свете была Женя. Рядом с ней было просто хорошо и все страхи отступали. Артур не мог забыть тот удивительный вечер, когда он после бегства Жени отнес почищенную картошку, прибрался в комнатке и вернулся в общагу. За пятнадцать минут до отбоя, сам не зная почему, он неожиданно решил подняться наверх в зал для молитв. Как обычно, там было темно, горело лишь несколько свечек. Перед иконой Божией Матери одиноко стояла Женя. Услышав, что кто-то вошел в зал, она не спеша перекрестилась, медленно обернулась и увидела стоявшего у двери Артура. Помедлив немного, она подошла к нему.

-Спасибо, что помог с картошкой, - тихонько сказала она, смотря ему в глаза.

-Не за что, - серьезно ответил Артур. – Всё для тебя.

Они помолчали несколько секунд.

-А давай всегда чистить картошку вместе? – изумляясь самому себе, неожиданно предложил Артур.

-Давай, - просто ответила Женя.

Она шагнула вперед, обняла Артура и доверчиво уткнулась носиком в его плечо. Артур задохнулся от волны нежности, прижал ее к себе и стал осторожно гладить ее по голове.

Конечно, у Артура раньше уже были подруги. Но никто и никогда не обнимал его так искренно и ласково, как Женя. Он вдруг почувствовал, что встретил родную душу, которой ему не хватало всю жизнь и которую он искал бессознательно.

С этого вечера они старались каждый день найти любую возможность увидеться и поговорить наедине хоть немножко. При этом они использовали все меры конспирации. Как Женя объяснила, если дежпомы несколько раз замечали, что кто-то из семинаристов в нарушение запрета общается с регентшей, они делали соответствующий доклад в инспекцию, что в конце концов обычно заканчивалось отчислением одного из влюбленных.

Первое время они не могли придумать подходящего места для встреч. Наконец однажды, выходя из трапезной, Женя шепнула Артуру: «Пошли в читальный зал!»

Идея оказалась на редкость удачной. Читальный зал был тихим, спокойным и удобным местом. Ряды мягких стульев разделяли неширокие проходы, и, усевшись на соседних рядах, Артур и Женя могли шептаться без помех, а если в зал заглядывал кто-то из дежпомов или преподов, они немедленно утыкались в лежащие перед ними книжки и конспекты, будто ничто на свете их больше не интересует.

Во время этих посиделок в читальном зале они успели многое узнать друг о друге. Артур рассказал Жене о своей семье, детстве, учебе – вообще обо всем, кроме, разумеется, сотрудничества с КГБ и своего секретного задания. Женя в свою очередь поведала Артуру свою историю. Она родилась в том же городке, что и Артур, тоже училась в детстве в музыкальной школе, а после ее окончания уехала в столицу и поступила на филологический. Однако затем по специальности работать Женя не стала, а, вернувшись в свой родной городок, прямиком отправилась в приемную комиссию семинарии.

-Почему же ты решила все бросить и учиться на регента? – спросил ее Артур.

-Как тебе сказать… - задумалась Женя. – На последнем курсе я вдруг стала понимать, что все это не придаст моей жизни смысла. Что ни элитный вуз, ни престижная работа без Христа мне не нужны. И когда я наконец вернулась и поступила сюда, у меня было такое чувство, что за спиной выросли крылья. Я лучше всю жизнь буду петь в старом деревенском храме, чем сорить десятками тысяч в столице.

Артур глядел на нее с удивлением. То, что она говорила, ему было абсолютно непонятно. Но она явно говорила искренне, от всего сердца.

-А что тебе сказали родители? – поинтересовался Артур. – Неужели папа отпустил тебя сюда?

-Папы нету, - вздохнула Женя.

-Прости меня, пожалуйста, - быстро поправился Артур.

-А мама, представляешь, совсем не возражала, - с улыбкой шептала Женя. – Хотя она у меня и научный сотрудник в институте. Но когда я ей сказала, куда решила поступить, оказалось, что она сама когда-то училась в семинарии, только не смогла закончить ее. И вроде бы как получалось по ее словам, что я выполню дело, которое не удалось ей…

Иногда Артур, условившись заранее, встречался вечером с Женей по пути в общагу, когда было уже темно. Пройдя вместе с ней лесную дорогу, которая всегда оказывалась такой короткой, он, чмокнув Женю в щечку, отпускал ее недалеко от общаги. Она входила туда первой, а потом и он, как ни в чем не бывало, заходил внутрь и поднимался в свою келью. Риск наткнуться на дежпома был в этом случае сравнительно невелик, но зато и одна такая встреча почти наверняка обеспечивала донесение инспектору. Однако Артур и Женя готовы были рискнуть, когда им долго не удавалось увидеться.

Имелся у них и гораздо более безопасный способ. Договорившись при помощи смсок, после обеда они под благовидным предлогом отлучались в город и где-нибудь подальше от семинарии встречались. Тогда у них начинался праздник. Они угощались в кафешке кружечкой горячего шоколада; гуляли по тихой окраине города, держась за руки; могли зайти в маленький кинотеатр, если фильм был коротеньким, или заглянуть на каток. Женя отлично каталась на коньках. У нее была также удивительная способность радоваться крупным хлопьям снега, большим синеватым сосулькам и другим мелочам, на которые Артур в жизни бы не обратил внимания; во время прогулки она могла неожиданно хлопнуться в сугроб и, взмахивая руками, рисовать на снегу ангела. Артур глядел на нее и смеялся, как в детстве. Наконец они тепло расставались, поодиночке возвращались в семинарию и после ужина спешили до отбоя выполнить домашки на следующий день. Жаль, что слишком редко выпадала такая счастливая возможность. Артура и его курс часто загружали после обеда; у регентш, как оказалось, тоже имелась масса своих послушаний, в основном это были всяческие спевки.

Недолгой бывала счастливая безмятежность. Заходило солнце, ночь спускалась на общагу, а вместе с ней приходило жуткое осознание того, что в доме обитает страшная косматая тварь. Может, сейчас она таится где-то глубоко во мраке, а может быть, скалится на тебя из зеркала или по-кошачьи свернулась у тебя под кроватью, сдерживая ехидную усмешку.

ОНТОЛОГИЯ ЗЛА

Приближалась сессия. Артур неустанно работал, и постепенно белые пятна на карте его богословских знаний начинали сокращаться.

Основные проблемы у него были с греческим, философией и литургикой. Греческий он одолевал непрестанной зубрежкой; чтобы практиковаться, он достал текст литургии на греческом и твердил его в свободное время. Постепенно он начал привыкать к дифтонгам и где-то, находя знакомо звучащие слова, даже угадывать смысл. С философией было сложнее. Артур долго размышлял, чего вообще добивается Дарт Вейдер. Он попробовал мысленно встать на его место, припомнить, какие идеи и теории подчеркивал философ на лекциях чаще всего. В результате Артуру показалось, что он кое-что начал понимать. По мнению Вейдера, философы всех времен и народов занимались вовсе не поиском истины, а разнообразным богоискательством. Нащупав этот основной стержень, Артур принялся составлять план-конспект Вейдеровского курса, особо подчеркивая то, что относилось к найденной идее, хотя такое перевирание философии и вызывало у него легкую тошноту.

Дольше всего Артур возился с литургикой. Чем глубже он погружался в материал, тем сильнее она напоминала ему легендарный Кносский лабиринт. Но наконец из темных дебрей выступили какие-то контуры. Артур взял большой лист бумаги, нарисовал два широких круга, символизирующие важнейшие литургические центры средневековья – Иерусалим и Константинополь – и принялся небольшими квадратиками отмечать рядом с ними переходные стадии развития богослужебного устава, соединяя их стрелочками и пунктирными линиями. Затем он вооружился Часословом и, сверяясь с учебником, начал чертить таблицы чинопоследований вседневной вечерни, великой вечерни, вседневной утрени, утрени со славословием и полиелейной утрени. Справившись с этим, он долго бродил из угла в угол, вдалбливая в голову названия богослужебных книг: «Часослов – неизменяемые молитвословия дневного круга. Октоих – изменяемые песнопения седмичного круга. Минея – изменяемые песнопения неподвижного годового круга…» В результате ему начало казаться, что он уловил основную логику построения богослужений, оставалось только разобраться в деталях.

Такие предметы, как ОЦИ (общая церковная история), ИРЦ (история Русской Церкви), ИР (история религии) и тому подобное для Артура особых проблем не составляли. Одним из важнейших предметов было также догматическое богословие. Но Артуру и его курсу крупно повезло с преподавателем. Леголас был артистом своего дела, лекция для него была как для Жени клирос. Он был приверженцем эвристического метода и старался построить занятие так, чтоб студенты своими силами добирались до верной формулировки догматов, а не долбили заученные фразы, как попугай свое «попка-дурак». Пятикурсники говорили, что лекции Леголаса как небо от земли отличаются от тупейших лекций Филча, которому было плевать на уровень осмысления и который заставлял заниматься исключительно зубрежкой.

Поэтому Леголас никогда не возражал против дискуссий у себя на занятии. Один раз и Артур попробовал вступить с ним в спор. Проходили тему о Боге-Творце.

-Вы говорите, что всё создано Богом, - поднял руку Артур. – Значит, Бог создал и зло, раз оно существует. А известно, что наши дела определяют нас самих. Как же это объяснить? – Артур знал, что есть вопросы, на которые верующие предпочитают не отвечать, а отделываться от них уклончивыми фразами.

Но Леголас ничуть не смутился. Чуть подумав, он уточнил:

-А вы уверены, что зло существует?

-Как же можно закрывать глаза на очевидные вещи? – спросил Артур, который накануне ночью вновь мучился видениями самого страшного зла семинарии.

-Тогда ответьте, пожалуйста, - начал Леголас. – Холод существует?

-Леонид Гаврилович, на дворе декабрь! – улыбнулся Артур.

-Это правда, Артур, однако на самом деле холода не существует, - ответил Леголас. – То, что мы называем холодом, в действительности есть не что иное, как отсутствие тепла. Любой предмет можно изучить на предмет того, имеет ли он или передает энергию. Абсолютный ноль – это полное отсутствие тепла. Так что холод – чисто условное понятие, созданное нами для того, чтобы описать наши ощущения при недостатке тепла.

Артур задумался.

-А темнота существует? – продолжал Леголас.

-Да, существует, - ответил Артур, сразу вспомнив мрак в камере Черного дежпома, но уже с меньшей уверенностью.

-Вы опять ошибаетесь, мой друг, - возразил Леголас. – Темнота в действительности есть отсутствие света. Мы можем изучить свет, но как можно изучить темноту? Мы можем использовать призму, чтобы разложить белый свет на составляющие, но нельзя разложить и измерить темноту. Как вы можете узнать, насколько темным является помещение? Вы измеряете количество света в нем, не правда ли?

Наконец Леголас спросил:

-А зло существует?

-Ну, здесь вы не сможете убедить меня в противном! – вскинулся Артур. – Фашизм, по-вашему, это не зло? Насилие, тирания, жестокость – все то, что осуждается в Священном Писании – разве это не зло?

-А вы подумайте как следует, Артур, - улыбнулся Леголас. – И вы неизбежно придете к выводу, что зла как такового не существует, оно проявляется исключительно в его носителях. Злыми могут быть личностные существа: люди и духи. Злого по природе своей нет ничего. Все, сотворенное Богом – добро по своему естеству.

«Зло проявляется исключительно в своих носителях…» - повторил про себя Артур. Он не мог не признать, что в рассуждениях Леголаса была своя логика. Спорить он дальше не стал, и лекция пошла своим чередом.

ОПЕРАЦИЯ БЕЗНАДЕЖНА

Несколько дней подряд семинарию заметала вьюга и заваливал снег. Наконец небо прояснилось. Когда вечером этого дня Артур вышел из учебного корпуса и направился в общагу, то, подняв взгляд, увидел, что месяц сильно вырос и близится полнолуние. Ему стало не по себе.

В общаге с Артуром произошло нечто, еще более встревожившее его: это была всего-навсего незначительная мелочь, но она окончательно лишила его душевного равновесия. Когда после вечерней молитвы Артур, по обыкновению, посетил туалет, чтобы умыться, почистить зубы и справить естественную нужду, то, окончив свои дела и застегивая брюки, он вдруг услышал, как в унитазе за его спиной несколько пузырьков выскочили из воды на поверхность. Артур замер. Показалось или нет? Ничего подозрительного он больше не услышал, но тем не менее поспешил дернуть рычажок смыва и как можно скорее покинуть сортир.

С этого времени ночные кошмары стали посещать Артура все чаще. На лекциях он сидел хмурый, растрепанный и сонный. И в учебном корпусе он чувствовал себя еще неплохо, потому что занятия отвлекали от тягостных раздумий, а кругом все шло своим чередом, как в нормальной жизни. Но стоило ему вернуться в общагу – смутные видения нападали на него с новой силой.

Теперь он вздрагивал при хлопанье дверей и ударах колокола, звяканье дежпомских ключей вызывало у него непроизвольную дрожь, а мимо зеркал он пробегал, стараясь не глядеть в них. Ко всему прочему он начал бояться унитазов. Его мысленному взору почему-то представилась ужасная картина, как он сидит на унитазе, а оттуда внезапно появляются две большие черные лапы, загребают его и утягивают на дно. От этой фантазии ему стало нехорошо. Потом он сообразил, что хотя он, Артур, и не обладает мощной комплекцией Вавилона, тем не менее не такой тощий, как Лакапин, а следовательно, в канализационную трубу не пролезет, и немного успокоился. Но через некоторое время к Артуру пришли еще более скверные мысли. Он вспомнил, что сделали Астерикс и его компания с Лазаревым. Кто знает, не таким ли образом Черный дежпом пожелает мстить ходящим по земле людям? Он представил, как черные лапы тихонько показываются из воды, неслышно подбираются к нему и… Дальше думать Артур не стал. Однако перспектива навсегда лишиться Жени его совершенно не устраивала. Артур был немного знаком с церковным правом и помнил условия, при которых совершение браковенчания не допускалось.

Артур начал избегать туалетов в семинарской общаге. Теперь он ходил туда исключительно для умывания и по малой нужде. В более серьезных случаях он предпочитал или потерпеть, или сбегать до учебного корпуса и обратно, или, в крайнем случае, присесть в укромном местечке в лесу, но только не на унитаз в общаге.

К концу декабря он был утомлен и измучен. Более чем раньше, он ощущал необходимость в поддержке. А майор все не звонил ему. «Бросили меня тут», - уныло думал Артур. Только встречи с Женей приносили ему радость и облегчение, но с ней он виделся теперь нечасто: шла зачетная неделя, близились экзамены.

Наконец к Артуру все чаще стала приходить мысль о том, что ему стоит отказаться от задания Отдела. Первый раз он отмел эту мысль как досадное проявление трусости. Но дальше он начал уже серьезно подумывать, что если Черный дежпом возьмется за него как следует, то он может и не справиться. В этом случае лучше, пока не поздно, благоразумно отступить перед превосходящими способностями инфернального противника.

«Свалить отсюда пора, - размышлял Артур. – Вот только Женю каждый день уж не буду видеть. Ну и что. Будем смсками перекидываться. Может, навещать ее удастся. На каникулы будет ко мне в гости приезжать. Мы с ней из одного города, закончит учебу – поженимся. Я подожду. Подумаешь, каких-то три с половиной года».

Наступил Новый год. Артур гулял недалеко от общаги, стараясь оттянуть возвращение в келью. Хотя зачетную неделю Артур сумел окончить без хвостов, настроение его было сквернее некуда. В этот день, который всегда был любимым праздником Артура, в семинарии не только не устраивали никаких праздничных мероприятий, но более того, дежпомы особо зорко следили, чтоб никто не пронес в келью даже бутылочку шампанского.

И тут наконец мобильник Артура пробудился: «Взвейтесь кострами…»

Артур поспешил свернуть на тропинку, углубился в лес и набрал номер Отдела.

-Дорогой Артур, с Новым годом, наконец-то я вас слышу! – звучал взволнованный голос майора. – Я только что вернулся в город! Скорее докладывайте, как вы? Живы еще?

-С Новым годом, Павел Иванович, - слабо улыбнулся Артур и не очень убедительно сообщил: – У меня все в порядке. Вы знаете… – Тут он спохватился и со страхом замолк, ожидая вновь услышать в трубке вкрадчивое мурлыканье. Но ничего такого не было слышно, и Артур продолжал: - Я тоже так ждал вашего звонка… Не думал, что ваша командировка продлится так долго.

-Артур! Мне тоже казалось, что в процессе сбора статистики ничего особо нового и интересующего нас не выяснится. Но оказалось, что я ошибался! Как только первая информация начала поступать, стали подниматься совершенно неожиданные для нас факты, и результаты их анализа крайне обеспокоили меня!

-Что же это за данные? – с тревогой спросил Артур. – Я правильно понял, что вы совершали поездки по европейскому региону с целью ознакомления с тем, как западные органы госбезопасности осуществляют работу с духовными школами и иными церковными организациями?

-Совершенно верно! Нашей задачей было сопоставить положение дел в Советском Союзе и в европейских странах социалистического лагеря, если проводить сравнение по приоритетным направлениям деятельности Отдела. Артур! Оказалось, что наш опыт несопоставим с опытом наших зарубежных коллег, и теперь, когда реальная картина открылась нам, я бы трижды подумал, чем вслепую отправлять вас в семинарию. Вы готовы услышать информацию, которая может шокировать вас? Я не буду скрывать от вас ничего.

-Да, Павел Иванович! Пожалуйста, говорите.

-Итак, Артур, дело обстоит следующим образом. Когда я говорил вам, что опыт внедрения проводится нами впервые, я говорил вам правду. В нашей стране действительно ограничивались внешним наблюдением и пассивными методами контроля. Однако в западных социалистических странах существуют иные правовые традиции, поэтому к операции внедрения там перешли намного раньше нас и применяли ее достаточно широко. Мы собирали данные по многим духовным вузам различных стран, но в основном статистика говорила об одном и том же.

-Каковы же результаты?

-Результаты пугают. Большинство шпионов, внедренных в духовные семинарии, не выдерживало и года! Моральный прессинг, тяжелые нагрузки, а главное, само содержание учебной программы оказывались для бойцов непосильными! Я предчувствовал это перед отправлением вас на задание и честно предупреждал вас, но не предполагал, что ситуация окажется настолько серьезной.

-Вы сказали «большинство шпионов»? Значит, какая-то часть все-таки сумела выполнить задание?

-Да, Артур, и в этом-то кроется главная загвоздка. Небольшой процент сотрудников, несмотря ни на что, сумели доучиться до конца пятого курса и были рукоположены в священнический сан. Однако все эти достижения оказывались пирровой победой и имели самое скверное завершение.

-Что же с ними происходило?

-Таких бойцов можно поделить на две категории. Те, что попали в первую из них, через более или менее продолжительное время сходили с ума. Да, это так! Оказалось, что каждодневное предстояние «престолу Господню», постоянное повторение одних и тех же молитвенных обращений к Божеству способно превратить нормального человека в шизофреника!

-А вторая категория?

-А попавшие во вторую категорию… становились в итоге верующими.

-Не может быть! – воскликнул Артур.

-Факты неумолимы, мой друг. Игра оказалась опасной: для этих сотрудников она потихоньку переросла в жизнь; вынужденные проповедовать о Боге, они не заметили, как сами уверовали в Него, и в результате спецслужбы навсегда потеряли наиболее крепких и терпеливых бойцов.

-Что же делать, Павел Иванович? – медленно сказал Артур. – Значит, операция безнадежна?

-Мой друг! – ответил майор. – Я сообщил вам информацию, но думаю, что решение лучше принять вам самостоятельно. Могу добавить лишь кое-что, могущее поддержать вас. Да, статистика удручает. Но с другой стороны, на Западе в подавляющем большинстве случаев в семинарии направлялись дилетанты. Как говорят результаты нашего анализа, лишь малая их часть получила надлежащую теоретическую и боевую подготовку; недостаточно внимательно проверялась и моральная готовность к заданию. Совсем другое дело – вы, Артур. Я считаю вас профессионалом в полном смысле этого слова, одним из наиболее умелых и способных бойцов. Поэтому, если можно представить себе человека, который справится с заданием – несомненно, это человек, подобный вам.

-Вы сказали, что мне необходимо принять решение самому?..

-Да, Артур. Если вы проявите благоразумную осторожность и отступите, никто не подумает осудить вас за это. Но лично я считаю, что с вашими способностями можно пойти на риск и попробовать разрушить печальную статистику, однако сам я не имею морального права отдать вам это приказание.

-Товарищ майор! Дайте мне неделю срока на размышление, - попросил Артур.

-Конечно, мой друг. Но, пожалуйста, доложите мне, как у вас обстоят дела. Вы сказали, что у вас все в порядке. Однако голос у вас усталый, это слышно сразу. Какие проблемы беспокоят вас?

Наступила пауза, майор ждал ответа. А перед мысленными глазами Артура опять ухмылялась гнусная черная морда.

«Сказать?.. – думал Артур. – Нет, ни за что! Он моментально запишет меня в первую категорию. Да и кто поверил бы?»

Кроме того… Артур опять внимательно вслушался. Никаких признаков прослушивания разговора он не уловил. Однако в любом случае возможность присутствия Черного дежпома на линии не стоило сбрасывать со счета. Поэтому тем с большей осмотрительностью надо было выбирать ответ.

-Товарищ майор! – отчеканил Артур. – Проблемы есть, в основном с учебной нагрузкой, но надеюсь, что смогу справиться с ними своими силами. К местному коллективу я в целом адаптировался. Поэтому еще раз прошу вас дать мне неделю, чтоб я мог обдумать ваши слова и еще раз оценить обстановку.

-Я всегда знал, что вы смельчак, Артур, - подытожил майор. – Через неделю буду ждать вашего окончательного решения!



Окончание следует…




Перевод иностранных терминов

12 О фили, у февгете тус понус (искаж.греч.) – «о друзья, не избегайте трудностей» (фраза из учебника).
13 Ми февге тус понус, филе му (греч.) – «не избегай трудностей, друг мой».