Память, не зови меня в детство

               
      Память, не зови меня в детство

 В  Быстром Истоке  не было военных действий, но трудные годы военных лет в глубоком тылу оставили свой след.  Вся тяжесть в отсутствии мужчин легла на женские плечи. Они заменили их в сельскохозяйственных работах на колхозных полях. Сено косили для себя до ночи те, у кого была корова. Трудно было заготовить дрова на зиму, так как не было леса вблизи села. Шли с санками в согру даже в зимнее время. Что там можно было нарубить или спилить, везли на себе.

 Все эти годы наша семья сильно голодала. Работы у мамы было много, а денег и продуктов не было. "Голод - не тётка". Эту пословицу в то время я, конечно, не знала, но что такое голод узнала с раннего детства.

  Шёл 1945 год.  В нашей жизни не было изменений в лучшую сторону. Люди отпраздновали День Победы, но папа с фронта ещё не вернулся. Мы опять жили в доме, который находился за рекой Исток. А во время разлива переезжали на ул. Ленина, в дом  маминой подруги. Половодье прошло, время посадки овощей было упущено, но и семенной картофель и другие семена отсутствовали. Такое повторялось из года в год.

Мама каждый день уходила рано утром на работу, а дед уходил на берег Оби к своей лодке. Он переправлял людей через Обь. За эту работу ему платили люди копейки. Наверное, он обедал на эти деньги в столовой,  на берегу был сельский ресторанчик. Цены в то время были низкие. Иногда он оставался ночевать под лодкой.

У мамы был младший брат – Иван, а если по-деревенски называть  – Ванька Черепанов. Он был старше меня на восемь лет.  Мой дядя присматривал за мной, когда взрослые уходили на работу.  Мне исполнилось уже четыре года.  С утра до вечера мы ждали маму – нашу кормилицу. Она работала в «Заготзерно», производила кладку печи.  Иногда она подрабатывала тем, что клала или ремонтировала печи после рабочего дня жителям села. Во время военных лет освоила это ремесло. За работу платили люди картошкой или мукой, у кого что было, то и давали.  Сами работали в колхозе,  бригадир писал трудодни, денег у людей не было. Осенью выдавали на трудодни зерно, если было что отдавать, после того как рассчитывались с государством.

Когда не удавалось заработать что-либо у людей, то она приходила с работы и варила жидкий суп. В огороде уже росла лебеда и крапива. А весь день у нас был живот пустой. Но дед научил нас пить воду, когда захотим сильно есть. Этот способ утолить голод помогал не всегда.  Однажды Иван сказал мне: «Время обеда, пойдем к Салохе!  Они обедают, наверное. Может быть, нам что-нибудь дадут». И мы пошли по мостику на другую сторону Истока, к дому, где жила Салоха.  Зашли в дом, поздоровались, сели на лавку. Она стояла около  русской печи.  Мать и дочь, моя ровесница, сидели за столом. На столе стоял чугунок с неочищенной картошкой. Они обедали. Обе чистили картошку от кожуры, ели её  и на нас не обращали внимания.

Мы посидели  у двери несколько минут, не проронив ни слова. Наконец,  Ванька понял, что пришли сюда напрасно, сказал мне: «Пойдём домой, Аля!"  –  До свидания!  – сказал он,  выходя за дверь. Желание встретиться с нами ещё раз хозяйка не выразила. Нам в след донеслась тишина.

– Хоть бы одну картошечку нам дали на двоих, – заметил он с грустью.
 Потом мы сидели дома. В ожидании мамы, казалось, что дню не будет конца.  Чтобы выполнить кладку большой печи в «Заготзерно» в намеченный срок,  часто задерживалась на работе.  Она долго в тот день не возвращалась с работы. Иван залез на крышу дома, чтобы посмотреть, не идёт ли мама. Я осталась на земле одна и заплакала. – Не плачь, Аля! Залазь по лестнице сюда на крышу!

 Переступая босыми ногами по лестнице, как это делал он, я быстро добралась до последней ступеньки. Он затащил меня на козырек дома. И вот уже шла по верхушкам досок крыши. Они кололи мне подошвы босых ног. Иван помог пройти по коньку крыши вперёд, посадил меня впереди себя.  Мы сидели друг за другом и  ждали маму. Стыки досок крыши были жёсткие, кололись. Я начала ёрзать. Он  посадил меня на колени,  и мы сидели так долгое время.

Маму увидели издалека. И она заметила нас сразу же. Можно себе представить её состояние, когда она увидела меня, сидящей там. Уже издали она закричала мне: «Аля, сиди спокойно! Не вставай на ноги! Не шевелись! Сейчас я сниму тебя с крыши». Ванька испугался её грозного голоса, вскочил, посадил меня на стык досок  и убежал с крыши. А я осталась сидеть одна наверху.  – Ванька, вернись! Держи её крепко, чтобы не упала с крыши! – командовала мама.  Потом подставила лестницу к стене  против меня, поднялась по ней вверх, протянула руки вперёд и сказала: « Иди ко мне, не бойся! Я тебя буду здесь ловить». Ванька посадил меня на ровную доску, отпустил свои руки, и я покатилась по крыше вниз. А у кромки крыши меня подхватили мамины руки. Она сказала брату, чтобы он по крыше больше не лазил, не ругала его и была довольна, что всё хорошо обошлось.

   Помню, как маму перевели  работать на новое место, и мы переехали на другую квартиру.  Отдельную комнату выделили ей от Райпотребсоюза. Здесь она работала теперь. В этой комнате жили мы с мамой и её младшая сестра, Мария. Однажды папа с фронта прислал нам посылку. Посылки с фронта получали и другие женщины, особенно жёны офицеров, – рассказывала мама. Шёл 1945 год, и это была первая посылка от папы. В посылке были вещи: три шёлковых вышитых платья – оказалось, что это были ночные рубашки, которые носили немки, про которые наши женщины ещё не слышали и носили их, как платья. Ещё лежали в ней красивое покрывало и зимний детский комбинезон.
 – Покрывало и комбинезон мы поменяем на картошку, – заявила мама.
 – Комбинезон-то оставь Альке! – сказала Мария.
 – А есть что будем?
 – Ну, давай, хоть примеряем его?
 – А чего его примерять, раз  ей его не носить!

В этот же вечер она унесла вещи и принесла домой картошку. Забота о еде отступила на некоторое время на второй план. Потом принесла муку, и у нас  появилось новое блюдо – затируха. Мама наливала в муку немного воды и затирала её между ладоней, затем высыпала всё в кипящую воду. Про витамины для детей в то время ничего мы не знали. Шла война, которая проводила свои разрушительные действия не только там, где шли бои, но и в тылу. Редкая семья  у нас, на Алтае, не испытывала чувства голода, которое навсегда отпечаталось в сознании людей. Эти горькие воспоминания из раннего детства я пронесла по всей жизни. И ни чем я не могла их вытравить из себя. Да и надо ли это делать?
Это было моё трудное незабываемое детство,  горькое детство военных лет.


На фото: презентация моей новой книги.