Звездочтец. Дворцовая наука. Глава 7

Алексей Терёшин
В предыдущих главах: за пару дней тихая, мирная жизнь принцессы Тисы меняется до чрезвычайности. Ей встречается таинственный маг ; на неё нападает жуткая живая тень; её спасает чудесная музыка подземельца Такоба Искры. Да ещё домочадцы что-то скрывают. После назначения её майтр-гард - командующей авангардом - наставница принцессы Бриэль Бешеная предлагает ей быть шпионом в предстоящем походе, и использовать потустороннюю магию. А пока принцесса из кожи во лезет, чтобы стать матерью солдатам, - толпе мальчишек не старше её. Начальник стражи Моран Колун сообщает ей о серии убийств, захлестнувшей 
доселе сонный город.







Обычно животрепещущие вести от неоперившихся юнцов пытаются скрыть, оградить от дурных мыслей. Дети, конечно, злятся и всеми правдами и неправдами пытаются уловить хоть толику запретного. Всё это таинственно и интригующе. То, что разговор зашёл о подробностях убийств и Тису не выгнали вон – о многом говорило. Нет, не прав этот выскочка Эдар Клык, думала принцесса, она уже не ребёнок.

Суть истории молодого стражника Тиса уловила плохо. Убийства всколыхнули район беженцев из числа степняков.

Падёж скота, междоусобица или иная нужда заставила несколько тысяч человек из числа кочевников просить милости шуадье. Периш Златоносец даже даровал им отдельное место в квартале переселенцев, или бесправных, но единственная работа, которая была им уготована – рудное дело. И беженцы взялись за кайло, может и потому, что оно напоминало их оружие – клевец  или топор. Кто знает, сколько привыкали они вместо бескрайней степи к кривым городским улочкам, угольным подземельям, но спустя два поколения, если и не стали зажиревшими горожанами, то обзавелись домами и худо-бедно поддерживали связи с иными людьми. Впрочем и местные не горели подставить им плечо и уж тем более обидеть, кого бы то ни было из них. В пылу гнева рудознатцы хватались за кайло, лом и молоты, причём разом; бывало, на свару сбегалось несколько десятков степняков, едва знакомых друг с другом. Миром дело удавалось решить далеко не всегда. Умудрённые таким поворотом дел, стражники надевали кожаные кирасы, прадедовские шапели, брали в руки крючья и короткие палаши. Тиса с безымянными мальчишками видели разок, как вопящую толпу рудознатцев пытался разогнать конный разъезд, орудуя плетьми. От вида крови, казалось, они и вовсе озверели. Но усмирили их не плети стражников, а окрики старшины. Подчинение оказалось в чести, и Тиса подивилась этому. Так повелительно кричать мог только старый горный король и как бы  ни был нищ или убог, мысли не появлялось не подчиниться ему.

От деда же она знала, что кочевники называют своих старшин – отец. Старшин Храма Сынов прихожане зовут похоже – отче. Прознав об этом, служители веры не без успеха привлекали в лоно Храма беженцев, но не они останавливают суматоху, а окрики «отцов».

Старшины беженцев едва отличались от иного люда: ни нарядом, ни наличием лошади, ни иным признаком власти. Их освобождали от работы в шахтах, за них платили налоги, им отделяли в братском доме небольшие отдельные покои. Если умирал кто-то из старшин, это считалось большим горем всего квартала. Вой, именуемый скорбным плачем, порой доносился и до дома горных королей, хотя расстояние от убежища рудознатцев было немаленьким.

Ныне выходило, что за неделю убили двух старшин. Кем мог быть злоумышленник, едва ли возможно сказать.  Как незамеченным проник в братский дом, всегда полный людей, – загадка.

– У степняков хорошие кобели, знатные, – задумчиво, ни к кому не обращаясь, заметил Моран Колун. – Не учуять чужого не могли.

– Ну так стало быть, зельем обмазались, – участливо предполагал, загибая пальцы, молодой стражник, – либо из своих кто-то.

– Они преданы старшинам, как нам не понять, – вставила своё слово Тиса, ничуть не смутившись, поймав взгляд возмущённого такой наглостью стражника. – А что касается их собак, так мне дед рассказывал, как хотел купить одну такую зверюгу. Говорил, что нюх у них не чета гончим собакам шуадье. Да и такой пёс на чужака набросится, разорвёт в клочья. Чем они их только кормят.

– Верно говоришь, дочка, – кивнул старый гард. – По зельям у нас дознаватели мастаки. А нам выходит убивца вязать, кем бы ни был.

– Кого вязать-то? – в недоумении пожал плечами Эдар Клык. – Кого уличить?

– А вот теперь я свою сказку буду баять, – вдруг недобрым голосом начал Моран Колун. – И вам её, дети, рассказываю только затем, что вы из числа тех людей, кому верю. Помните животрепещущую любовь к уличной торговке?

– На рынке об этом только и говорят, – кивнул Эдар Клык. – Разумеется, только оттого, что жертв этой любви убили. Накануне говорили особенно охотно.

Первое тело обнаружил точильщик ножей на Тенистой улице. Седа Кожистая – розовощёкая майтра из числа вечных невест, торговка зеленью на дневном рынке. Была в этом деле горласта, несколько спесива, имела под стать себе подруг – жён цеховых работников. Накануне собственной смерти извела себя горячащими напитками, и едва была доведена до дома в маленькую камору под лестницей. Точильщик, изрядно раздосадованный тем, что придя в назначенный срок, его не встречают, перешагнул через порог. Седа Кожистая полулежала у очага и, казалось, уснула, уткнувшись в жёсткий ворот бесформенного с дешёвыми, словно рваными, рюшами платья. Но в груди нелепо наискось почти по деревянную рукоятку торчал кухонный нож. Оставив дверь нараспашку, точильщик кинулся до ближайшей сторожки. Квартальный стражник немедля арестовал беднягу. Пока работали дознаватели, минуло два дня и ещё одна странность.
В Лещадном переулке в кабаке после пустяковой словесной колкости схватились за засапожные ножи кожевники. В общей куче никто и не понял, как Рион Пустомеля, поскользнувшись, ударился о табурет и больше не поднимался. Тот же квартальный стражник, что арестовал ни в чём неповинного точильщика, из-за собственной лени, не спешил записывать смерть Риона на волю случая и отдать родственникам для сожжения.
 
Один из дознавателей, заодно после допроса точильщика, осмотрел тело кабацкого пьянчужки. Он-то и обнаружил, что помер кожевенник не от случайного удара, а от ловкого поворота шейных хрящей. Было ли это на диво трагическая случайность или нет – мэтр-дознаватель затруднился ответить.
Допрос точильщика ничего не дал. Зато, пока дознаватели опрашивали жителей, на другом конце города близ камнедробильных механизмов обнаружили подмастерье Нута Живца, повесившегося на одной из балок Кривой штольни.
Нашлись свидетели указавшие, что мальчишка Нут частенько бегал до весёлой торговки, но она предпочитала крепких мужчин. Был вхож к ней и преставившийся кожевенник. Хозяин кабака припомнил недавнюю ссору мальчишки и ремесленника. Все видели, как Рион Пустомеля на ругательства подмастерья задал ему тумаков, выгнал на улицу и там извозил палкой. Кое-кто поведал, как злющий, с одутловатым от синяков лицом, Нут Живец промеж скверных слов поклялся отомстить.

Розыск был прекращён досрочно. Разговоры о несчастной любви подмастерья к гулящей майтре и юном несчастном убийце не прижились в людных местах, лишь торговки на рынке перешёптывались. А как известно достаточно шепотка майтры, чтобы слух оброс небывальщиной и домыслами. Вскоре мрачному событию, прошедшему в Горилесе, настал черёд перейти в собрание многочисленных городских сказок.

Но несколькими днями ранее по рынку разнёсся слух, что на теле Нута Живца обнаружили следы удавки. Вспыли некие свидетельства, что и кожевенника умертвили. Начались шепотки, а то и откровенное волнение. Шуадье не на шутку встревожился и поручил Морану Колуну не только усилить отряды стражи, но и сообщать все, что удалось выяснить дознавателям.

– И я про эту любовь слышала, – сообщила, желавшая участия принцесса, но видя неудовольствие мужчин, спросила: – А этого Нута Живца действительно убили?

– Отсюда, нужно, – не обращая внимания на вопрос, подытожил старый гард, – искать не только убийцу, но и подстрекателей.

– Прошу прощения, мэтр, – отвёл глаза в сторону молодой стражник, – Но почему именно нам вы это рассказали? Какой прок от женщины, хоть ей и прочат место полковника.

– Ах, ты!.. – замахнулась на него Тиса.

Эдар вяло качнул головой, отклоняясь от затрещины. Но не успел уйти от удара под колено жёстким мыском башмака.

– Принцесса, – примирительно поморщился молодой стражник.

– Тиса, – несколько строже, чем обычно прикрикнул гард, – в самом деле… Успеешь досыта оплеух раздать – у тебя толпа кавалеров в услужении. 

Принцесса, хмурясь, уселась на лавку. Глазами поискала, чем бы таким запустить в дружка, если он вновь надумает язвить.

– Рассказал вам, – вполголоса повторил сказанное Моран Колун, – потому как люди вы мне верные. Приказ-то шуадье тайный.

Эдар даже оглянулся на двери – не мелькнёт ли кто, а Тиса вцепилась накрепко пальцами за край лавки.

– На тебе Клык остаются свидетели. Так или иначе, пересечёшься с дознавателями, так изловчись их расспросить. Ты на лицо смазлив, простодушен, тебе доверяться и без буллы дознавателя.

Тиса хрюкнула в кулачок: дядюшка в своём прямодушии бесподобен. Не нужно быть зрячим, чтобы понять, как вспыхнул молодой стражник, радеющий о своей значимости. Эдар Клык сдержался, но недовольно заёрзал.

– А ты, дочка, знавалась с безымянными мальчишками. Так? Были среди них те, кто звались Вшивым Братством.

Настал черёд вспыхнуть принцессе: откуда дядюшка это знает.

Вшивым Братством звались те беспризорные, бесприютные дети, промышляющие мелким воровством от ягод в саду до кошелька на поясе ротозея. У местных горожан даже присказка появилась: «Что упало, то вшивцу нужно». Приписывали им кражу скота, но Тиса точно знала – не они. Немало в свете говорили, что братство следует переловить и отправить в работные дома, как это сделали в  соседнем городе. Но услугами маленьких бродяг часто пользовались имущие власть – дети оказались умелыми соглядатаями и наушниками.      

 Верховодили в их обществе уже юноши, и даже бедовые девушки, и только те взрослые, кто вышел из Братства. Порой, как командира уличных мальчишек, Тису пускали в общинный дом, затерянный в квартале бесправных, в котором, как известно, свои законы. Редкий квартальный стражник, хотя бы заглянет в тесные закоулки. В общинном доме бывало весело, ребята соперничали в остроумии, баловались бражкой и припасами, взятыми в вечный долг в обжорном ряду. С одним из командиров братства принцесса связалась так прочно, что позволяла не только целовать, но и запускать пальцы под нижнее платье мять грудь.

Наверняка кто-то из оборванцев за медный куивр наушничал дядюшке. Тиса исподлобья недовольно поглядела на гарда, но тот и ухом не повёл.

– Вызнать надобно, кто распускает слухи об убийствах.

– Это стоит денег, – проворчала принцесса.

– Ну теперь ты полковник на жалование шуадье. Казённые харчи и серебро. Побогаче меня будешь.

Обрадованная было нищая принцесса, приуныла. Накануне она проиграла сто серебряников, а долг игры честен, как во дворце, так и в нищих городских кварталах.   
      
Невдалеке протяжно зычно загудело. В городах трубили и звонили служители Храма Сынов, призывая к почитанию Владык пять раз на дню. Но этот  звук глубже, как если бы сильный трубач без такта выдувал медь, глубже охотничьего рожка горного короля. 

– Сигнал войскового сбора, — недовольно хлопнул ладонью гард, – Ну теперь в городе не затоскуешь. Иди, Тиса. Тебе в дом городского Купеческого Совета, там уже вывесили охровые штандарты. Да поторопись, у Янтарной с опоздавшими разговор короткий. После возвращайся сюда, это отныне твоя комнатка. Мы с тобой соседи. 

Тиса подскочила было, но замерла, разглядывая платье. Казалось, едва ли прилично появляться в таком виде в обществе. Она подхватила шляпку и нехотя натянула, стягивая непослушные локоны. Жаль, не было в комнате зеркала, но принцесса представила себя со стороны: со шпажкой – ни дать, ни взять уличная актриса. Нет, не зря посмеивались над ней мальчишки.   

– Ну, что же вы? — нахмурился гард. В недовольстве он частенько переходил на вы. — Слуг вам для сопровождения что ли кликнуть? Идите, живо.

Он сам сопроводил – считай, вытолкал вон – до двери. Эдар Клык попытался предложить себя в провожатого, но Моран Колун властным жестом указал ему на лавку, шепнув, что разговор не окончен. В возникшей на пороге сутолоке явился и верный Шнурок. Он заговорил о верности оруженосца, но раздосадованная принцесса послала его вон.   

Полесье конца лета – благодатное время. Нет, не права Валери Янтарная. Даже в морозное утро пригревают светила Северных Сестёр. Застройки из камня в тенистых аллеях бука и высокой танцующей зеленью акации, не успевали за день нагреться, и не источали жар душными ночами. Там, где мостовыми покрыли сочные предгорные луга, тем не менее, сквозь камень пробивалась мясистая зелень. На неё приятно взглянуть в полуденный зной. Вдобавок широкие черепичные крыши домов укрывали тротуары спасительной тенью.
Вдалеке от Дома всадников, где-то внизу под деревянными аркадами бурлит городской рынок. В дни урожая он не будет замолкать ни на мгновение, и, кажется, остальная часть улиц замрет в томительном ожидании. От старых казарм, выложенных из тёсаного камня до высокого, с бойницами, дома Совета, похожего на пузатую башню с многочисленными двускатными крышами, покрытыми фальшивым золотом, одна кривая улочка. Но в свободные праздные дни, хозяйки затеяли стирку. На струганных поперечных жердях сквозь свет Сестёр, полощутся простыни и покрывала. Пахнет мылом, а кое-где и варёной тканью, как если бы веяло прогорклым мясным супом. Всюду на мостовой бляшки сияющей пузырями воды.
 
Спасаясь от настоящего мыльного дождя, терзающего тяжёлыми каплями казённый плюмаж, и заливистого смеха молодых хозяек, к дому Совета, несколько неуклюже, уткнувшись в жёсткий ворот замкнутого фибулой плаща,  спешила майтр-гард.

Она ни за что не уклонился бы от ушата воды, который неловко плеснула вслед, охнувшая от промашки румяная майтра, если бы её, довольно грубо,  не одёрнули ближе к стене дома. Шляпка, подвязанная лентами, слетела, рассыпав кудри.

– Гляди по сторонам, девчонка, – с отеческой досадой, громыхнуло над ухом.

Тиса, раскрасневшись от скорого шага, гневно уставилась на говорившего. Незнакомец не отпускал её и откровенно рассматривал. Принцесса вспыхнула, рука сама собой потянулась к шпаге.

– Вот оно как! – зачем-то воскликнул он и стянул роскошную, утопающую в перьях, шляпу, — Прошу простить меня, майтра. Я несколько поспешил со словом.

Это был столичный щёголь побережий. Завитые в аккуратные кудри волосы, напомаженные острые усы, умащённая маслом кожа, дорогого бархата камзол, рассеивающие взгляд жабо. Глухого алого отлива бриджи, того же оттенка чулки, начищенные до блеска башмаки с золочёными пряжками.

Если бы щёголь посмел вставить слово «о дерзком наряде» или «прекрасных чулочках, что идут прехорошеньким девушкам», Тиса без раздумий выхватила бы шпагу. Он даже мысленно понукала его: скажи, скажи. То, что она в отличие от истинных кавалеров, мэтров, едва ли владела клинком, она не думала. В мыслях она так часто срезала врагов шпагой, что произошедшее казалось продолжением сладких дум о боевой славе.

 Но в холёных, облачённых в тончайшие перчатки, пальцах щёголь изящно сжимал округлый набалдашник трости, которая принята в Побережном королевстве. Никакого намёка на оружие.
 
– Позволите, – побережец склонился ещё ниже, отчего его каштановые кудри примяли тончайшее жабо, – Дин Пёрышко, кавалер, советник при конт-маршале Валери Янтарной, — прибавил он со значением.

– Я тороплюсь, мэтр, – несколько сварливо оттого, что ей не понравился побережный щёголь, выпалила Тиса и попыталась было обогнуть его.

– Принцесса не будет гневаться, – не оборачиваясь, проронил Дин Пёрышко, – если я дам ей один совет.
 
Тиса остановилась как вкопанная. Пальцы вновь скользнули к эфесу шпаги.

– Совет? – рассеяно пробормотала она.

– Да, принцесса. Юная командующая авангардом не сильна в дворцовой науке, а ей придётся вариться в этом котле. Вот вам совет – наденьте маску лжи и фальши. Будет время, вы её сбросите, и честь, и поступки ваши не оспорят.

Тиса недовольно и недоуменно закусила губу: она не понимала.

– Или как говорят законоучителя, – сменил вкрадчивый голос на дружеский побережец, – слушай, смотри, молчи и дано будет тебе. А ведь мне так и описывали майтр-гард: юна, прекрасна, груба и растеряна в затруднительном положении. Простите за вольность, принцесса. Идёмте, нас ждёт главнокомандующая.

– Мэтр, – никак не могла собраться с мыслями Тиса.

– Как советник конт-маршала, – мгновенно понял причину растерянности Дин Пёрышко, – я осведомлён о многом в жизни войска. Разумеется, я знал о назначении полковником юной принцессы Гор. Вы в наряде риважской фехтовальщицы, появление которых имело место быть и в Горилесе. Но отряд давно распустили. А теперь вы в этом наряде, да ещё в охровом плаще. Вряд ли совпадение. Но если бы не плащ, о, я мог бы поклясться, что вы телохранитель некоей богатой особы. Тот же норов дикой кошки. Вы так неприкрыто пытались вызвать меня на дуэль.

И вновь принцессу бросило в жар, заклокотала по жилам горячая горская кровь. Она сделала недвусмысленный шаг к насмешнику. Дин Пёрышко покачал головой, и в голос его вернулась учительская нотка.

– О чём мы говорили, принцесса. Маска лжи и фальши. Прячьте ваши жгучие глаза, прячьте. Будьте умнее чьих-то слов и обращайте в свою пользу.

Принцессе ничего не оставалось, как опустить очи долу. Едва знакомый советник конт-маршала оказывал на неё влияние, сравнимое с властью старшего родственника. Это тем более оскорбительно, что побережец назвал имя, причисляя себя к Свободным. Он не мог быть выше цехового ремесленника, а тут выбился в кавалеры. Он красив, изящен и, скорее, не советник конт-маршала, а любовник. Тем не менее, принцесса послушно отправилась вслед побережцу.

Рог Храма Сынов возвестил время молитвы – полдень. 
   
Сводчатые потолки парадной залы дома Купеческого Совета уходили высоко вверх, и, казалось, терялись ещё в падугах, от которых шли резные деревянные, размером с человеческий рост, листья клёна. При дневном свете, что падал из узких окон, слегка рябило в глазах от выстланной мозаики на полу из светлого и тёмного дуба. Широкая мраморная лестница юзом уходила на следующие этажи, располагающиеся здесь аркадами.

В зале холодно и пусто. Привратник – высоченный детина в затёртом кафтане, но с выпушками, невероятной бахромой и вышитым гербом Полесья – листьями дуба – указал на шпагу. Тиса, рассматривая бордовые чулки Дина Пёрышко, скользнувшего на мраморные ступени, возилась с ремнями портупеи. Пока парадное оружие переходило в руки слуги, новый знакомец успел скрыться. Тиса торопливо взбегая по лестнице, вдруг поняла, что потеряет время, разыскивая нужный кабинет. Она уже было выискивала глазами шагающего этажом выше слугу, и боролась с желанием обратиться к привратнику, но по аркадам прокатилось гулкое эхо, при слабом напряжении слуха, складывающееся в гневное восклицание:

— Послание?! Вместо провиант-мастера послание! Пламя его забери!

Тиса поёжилась. На лестничных пролётах, не в пример парадной залы, ещё холоднее. Казалось, сама башня источала жгучую знобу. Купцы, на чьи деньги строили дом, не стали излишне затрачиваться на каминные порталы в коридорах, и выделили золото лишь на обивку стен деревом, ничуть не хранившим тепло. Вот почему, вопреки некоторой робости, Тиса живо разыскала раскрытые настежь двери, за которыми разливалось едва заметное глазу тыквенного отлива марево. Оттуда доносилось мирное воркование мэтров.

Кабинет, где проходило собрание, было лишён каких-либо изысков. Стоящие вразнобой буковые кресла, занятые, казалось, дремлющими мэтрами, хотя собрание началось недавно. Ближе к окну, подобно конторке, дощатая кафедра преемственная более для учебной комнаты; каминный портал без решётки, изредка плевал искрами, отчего полы близ него седели от пепла. Некоторый домашний уют придавали плотные занавеси с бархатной подкладкой и статная майтра, в запахнутом по горло охровом кафтане. Валери Янтарная сегодня убрала бронзовую косу, в золоченый гребень из раковины, несколько схожий с причудливой короной. Майтра сосредоточено читала, очевидно, доставленное письмо, скрывая лицо. Но это не помешало ей коротко глянуть исподлобья на новоприбывшую.

Тиса в смущении пожевала губы, разглядывая кабинет в поисках свободных кресел. Неужели придётся стоять в присутствии мэтров? Тиса вспыхнула.

– Майтр-гард, – низким голосом обратились к ней.

Тиса вздрогнула. Мэтры, сплошь чужаки, судя по одеждам, с любопытством, откровенно обратили на неё своё внимание.
 
 – Майтр-гард, – вновь без нажима обратилась к ней Валери Янтарная, ожидая чего-то.

Тиса густо покраснела, чувствуя, что тело её деревенеет – что-то нужно сделать? На глаза попался недавний щёголь. Дин Пёрышко как бы между прочим побарабанил пальцами по тулье своей шляпы, покоившейся на его коленях.

Тиса, на этот раз побледнев, тем же деревянным движением сорвала с головы убор и неловко склонилась.

– Займите место провиант-мастера, – с удручающим неудовольствием кивнула Валери Янтарная.

Мэтры несколько потеснились: свободное кресло задвинули ближе к окну. Чтобы его занять Тиса скользнула мимо главнокомандующей. От неё, в отличии от полесских майтр, использующих душистые травы, пахло потом, немытыми волосами и чем-то более мерзким, из-под запахнутого кафтана. Принцесса перевела дух, неловко усевшись в лоно кресла, не решившись отстегнуть фибулу плаща. Несмотря на пылающий камин, от окна дуло. Если на кривых улочках было тепло и полное безветрие, дуновения горных потоков струились по флигелям, крышам и башне Купеческого Совета. Минуло, казалось, немного времени, а колени ныли от режущего холода и тонкого полотна чулки ничуть не спасали.

Валери Янтарная не торопилась со словом. Она повторно пробежалась по письму глазами, постояла с несколько отсутствующим видом, коснувшись промежности занавеси, высматривая неведомо что на улочке.

Мэтры без особой почтительности неслышно шептались. Кресло Тисы находилось близко от замершей главнокомандующей, поэтому как не хотелось навострить уши, она смиренно рассматривала кованые каблучки Янтарной. А над ухом витали прелюбопытные слова: «морские разбойники», «послать туда войска», «сражения будут».

– Мэтр Дин, – не отворачиваясь от окна, как траченная, не смазанная ось коляски, подала голос Валери Янтарная, – в письме указано, что король Побережий, почтенный Мирнэль II, обеспокоен набегами на корабли Торгового союза. Так ли серьёзно положение?

Бесшумно, изящно поднялся столичный щёголь, слегка склонил голову, будто спрятал глаза.

– Да, главнокомандующая. Морская стража не справляется. Едва ли возможно снарядить один конвой. Необходимо больше людей. При этом проклятые разбойники прекрасно осведомлены о  явных и тайных путях. И этот их проклятый предводитель, Король-Без-Имени, не даёт никому покоя. Ни дурман,ни пытка не дают сведений. Если бы не смута, которую порождает его имя, я бы подумал, что он – сплошное надувательство. Конечно, его величество, преславный Мирнэль, понимает, что военный сбор…
    
– Вздор, – слабо улыбнулась главнокомандующая. – Подрядите людей из числа побережцев на помощь морской страже. Сами следуйте в столицу. И сообщите непременно, что к зиме мы с ними разберёмся.   

– Дерзну напомнить, – без особого, впрочем, трепета отозвался Дин Пёрышко, – я был приставлен к юной майтр-гард, – Тиса заметно вздрогнула, – дабы помогать ей в военной науке. Впрочем, это не ваш приказ.

Валери Янтарная решительно отмахнулась.

– Если понадобится, я найду, кого приставить. Отправляйтесь сегодня же…. Хотя нет – с утра.

Тиса позволила себе незаметно ухмыльнуться. Всё-таки – любовник. Не раз среди взрослых девочек в школе она слышала разговоры, что плоть и чужую страсть можно использовать в своих целях. Девушки хихикали, а маленькая ещё Тиса злилась: о постыдных глупостях шепчут, хотя скрывать нужно.
   
Наконец, Валери Янтарная отклонилась от занавеси, чуть сгорбившись, уткнулась глазами в пол и шагнула к каминному порталу. Тиса вдруг представила саму себя, как она бормочет под нос заученный урок перед законоучителями. Неужели главнокомандующей нечего сказать?

– Мэтры, – глубоким, скорее задумчивым, нежели вкрадчивым, голосом заговорила Валери Янтарная. – Многие из вас знают меня с колыбели, многие с игр и состязаний, а некоторые с первых клятв. Будучи совсем юными, мы застали то время, когда клялись в верности первому клинку. Мы присягали дедовским мечам!

Вслед последней фразе, произнесённой на высокой ноте, разлилось по залу одобрительное ворчание. Валери Янтарная, чьё лицо заметно осунулось со вчерашнего дня, казалось, просветлело. Тиса едва заметно заёрзала: ей эти речи были непонятны.

– Некоторые присутствующие здесь, – окрепшим голосом продолжила главнокомандующая, – последние настоящие кавалеры. Те, кому ведомо последнее войско этой земли. Ныне, это войско не более чем потешное. Придворные майтры желают принять участие в походе, щебеча также беззаботно, как в своих садах. Мы, воины пограничий, в прошлый поход, когда командовал мой отец, а я была зачислена в первый гвардейский полк, с изумлением наблюдали, как эти слабоумные особы устраивали балы и празднества на кромке границы. Каблуки изнеженной знати из Побережного королевства топтали заповедные рощи, которые разбивали на местах кровавых битв прошлых лет. Верно ли?

Тиса невольно скосила глаза на притихших кавалеров, избегающих смотреть в угольные глаза Янтарной. Лица некоторых, особенно при нелестных словах о побережной знати налились нездоровым румянцем. Дин Пёрышко  лишь безмятежно улыбался в напомаженные усы и всем своим видом показывал скуку.

– Верно, майтра-командующая, – подобно не смазанной оси отозвался старческий хрип.

Тиса с плохо скрываемым удивлением вгляделась в кавалера сидящего под руку с ней. До того сонный, он поднял тёмное, изрезанное, как кора дуба, лицо. Кисти рук, хоть и были сморщены и напоминали куриную кожу, были не намного меньше, чем у Морана Колуна. Поначалу, Тиса приняла их за часть какого-то украшения, но могучий кавалер опёрся ими на поручни кресла так, что бук жалобно заныл.

– Верны ваши слова, — повторил он. – Король приказал гвардии усилить конные разъезды. И сожри меня пламя, если мы не наткнулись на кочевников невесть что забывших на границе. Молодые сосунки, но не менее сотни голов. А нас с десяток. Вот когда мы изготовились к смерти.
 
Глаза старика подёрнулись дымкой воспоминаний, косматые облачные брови коснулись щёк. Тиса, заслушавшись редкой сказкой, не сразу поняла, что кавалер впал в дрёму.

– Уснул, – беззаботно пустил смешок Дин Пёрышко. – А ведь мэтр Эрлан Камень был стар и немощен, когда я сражался с крапивой деревянным мечом.

– Когда вы сражались с крапивой, – урезонил щёголя один из кавалеров в охровом плаще, – или мочились в люльке, косматый Эрлан Камень в одиночку мозжил головы зверолюдам. Хоть и твердили все, что он делал это по старческому скудоумию. Но он всего лишь плевал на смерть, она его не берёт, на то он и Камень.

Тиса всмотрелась в говорившего. О зверолюдах не слышали уже лет двести. Сидящий рядом старик не настолько иссох. 

– Вы забывайтесь, верховинцы! –  брызгая слюной, привстал молоденький розовощёкий кавалер в лиловом камзоле, с простеньким орденом на бронзовой цепи, что означало принадлежность к интенденсии, – слова остры, но острее ли шпаги?

В угоду его слов одобрительно подбоченилось несколько мэтров, упершись кистями рук к кожаным ремням портупеи, что было более чем угрожающим.

С жутким скрежетом лязгнул металл, и лишь сморщившись, Тиса поняла что это чей-то голос. Невероятный, будто прутом скребут по ржавой кирасе, но всё же человеческий голос. Голову этот кавалер скрывал за капюшоном из тонкой шерсти.

– Здесь говорит принцесса Побережий! Её голос – голос власти!

Возражать у кого-либо не хватило духу. Недавние крикуны даже как-то осели и лишь беззаботный Дин Пёрышко зачем-то добавил:

– Мы это не оспариваем Бреон Серый.

Странный мэтр с покрытой головой едва заметно дрогнул, но не проронил более ни слова. Валери Янтарная не пыталась разнять крикунов и стояла с несколько отрешённым видом. После слов столичного щёголя, обвела пронзительным взглядом кабинет и задержавшись на опешившей Тисе, обратилась к тому самому кавалеру от интенденсии:

– Тирий Дароносец, у вас, верно, есть что сказать по запасам похода?

Кавалер от интенденсии с достоинством поднялся, кашлянув, приподнял глаза к молочным падугам, уходящим к сводчатому потолку. И скорее на память, наверняка длиннющего списка, начал речь. Было в ней мало слов, много цифири. Тиса почувствовала невероятную тяжесть век. Она силилась задержать взгляд на своих пальцах, и еле сдерживала зевоту. Помимо воли, глаза подёрнулись дымкой. Рядом участливо сопел старик Эрлан Камень. Если глядеть на кафтан главнокомандующей, то он походит…

– Майтр-гард, – будто в жерло бочки кричит её мать, – Принцесса Гор!

Тиса сонно заморгала на тягучий изжелта-бледный обшлаг кафтана. Её тормошили крепкой рукой.

– Спите вы что ли? – раздражённо проговорил голос майтры с очень похожей льдинкой, какая была в минуты гнева у королевы Гор. – Ну, конечно!

Резко пахнуло рыбой из под полов кафтана. Тиса окончательно проснулась, но ещё не поняла, где сделала промах.

– Очнитесь, майтра, – голос Валери Янтарной крепчал, – Я спросила вас: полон ли передовой отряд? знаете ли вы науку конного боя?

– Я… мой дядюшка… — окончательно растерялась Тиса, перетирая в пальцах плюмаж шляпы.

– Потешное войско, – холодно усмехнулась главнокомандующая, – Шуадье знал, кого мне подсунуть, вместо настоящего полковника. Зачем же вы шли на Совет, если не знаете положение дел во вверенном отряде?

Тиса вспыхнула, на веки набежала предательская влага. Сидящие рядом мэтры ухмылялись в платки.

– Будь это в дедовом войске, не миновать вам розог перед строем, несмотря на девичество. Что скажете нам, майтра?

Вместе с влагой застучало в висках, кровь, казалось, забурлила в жилах. Слова столичного щёголя пропали втуне, да и сам вид его вызывал отвращение. Кулаки сами собой сжались. Тиса не встала – вскочила, отбросив кресло. За этот дикий норов ей не раз влетало от матушки, не понимавшей жгучую кровь горцев. Зато король-дед и Моран Колун скупо умилялись, не забывая, впрочем, про шлепки.

– Я наследница короля Верховий, Тиса Горная! Мой удел – каменный трон и боевой колун в руках. И если кто-то сомневается!..

– Сядь, безумное дитя! – тепло, по-отечески, прикрикнули на неё со спины.

Тиса повела плечом, но могучая ладонь сомкнула его и потянула к поднятому креслу. Исполосованное морщинами лицо Эрлана Камня лучилось слабым добродушием. Остальные мэтры безучастно всматривались в главнокомандующую. Дин Пёрышко неодобрительно качнул головой.

– Недурно, – качнула головой Валери Янтарная, – Как я и говорила: есть ещё те, кому ведомо войско. А незнания поправимы. Хоть и вас вырвали из воздушных замков в звание полковника, я ожидаю от вас подчинения, хотя и титулы наши равны. Майтр-гард к завтрашнему дню я жду от вас доклада о составе отряда. Эй, служки, несите дров и вина. Работы ещё много.

Совет распустили ближе к вечеру, когда на флигель легла сумрачная тень, а животы почтенных кавалеров жалобно урчали. Валери Янтарная так и простоявшая близ кафедры, более в молчании, нежели участливо, кивнув, вдруг вышла вон.

– Наконец-то, – с шумом выдохнули из числа побережцев, — К чему такие собрания? Кашу что ли завариваем?

На них зашикали. Мэтры, не сговариваясь, высматривали кого-то у двери. На это лишь Дин Пёрышко рассмеялся:

– Кавалеры, старина Бреон упорхнул ещё до последнего слова Янтарной. Ему, выродку псов, собрания ни к чему.

Тиса даже задохнулась от неожиданности: слышать из уст щёголя подобные оскорбления. Но мэтры лишь одобрительно загудели, пробираясь вон из кабинета. Тиса обдумывала: как бы ей попасть сегодня к Бриэль. Дин Пёрышко, отстав от остальных, по-своему истолковал выражение её лица
   
– О, северные ветра, — как бы невзначай бросал он слова, оправляя рассыпавшийся по томно блестевшим бархатным плечам роскошный плюмаж, – вы, принцесса, не слушаете советов и не желаете их принимать.

Тиса недобро покосилась на побережца. Румяна на впалых щеках его облупились. Чувствуя это, он вынул из кармашка камзола матового стекла футляр и щёточку с тонким ворсом из рыбьего уса. О подобных вещах королевская особа только слышала, поэтому с интересом наблюдая, лишь нечленораздельно буркнула, поминая бранные слова:

– Сами-то… маску свою… не сдержали.

– Маскарад нынче удался на славу, – ни к кому не обращаясь, будто сам себе, возразил кавалер, аккуратно помавая щёку свежими румянами. – Даже развалина Эрлан Камень держался уверенно. Если не считать молодых сосунков из вашего числа, разговорить никого не удалось. Вот только зачем Янтарная завела песнь о дедовских клинках…

– Подите в пламя! – грубо оборвала его речь Тиса. – Если угодно… выясним дело не на словах – на деле.

На Дина Пёрышко вызов не произвёл ни малейшего впечатления. Он продолжил накладывать румяна, рассматривая себя в махонькое зеркальце. Закончив щегольской туалет, скрыл футляр, обмахнулся платочком, кротко вздохнул. Легко склонившись и не удосужившись ответом, в молчании неторопливо вышел.
Тиса в это время боролась с желанием схватиться за несуществующий эфес. Когда кавалер вышел, желание драться ушло, будто на бешеную кошку набросили покрывало, и она вновь обратилась в ласковый пушистый комочек.
 
Северные Сёстры начали кланяться к верхушкам леса, что распушился в предгорьях ворсистым гардинам. Где-то внизу разливалась музыка. Там, наверняка, явились уличные музыканты и точно пляшут, и показывают представления и потешную магию балаганщики. Денег, конечно, в карманах никогда не водилось, но можно хотя бы глянуть. Принцесса в нерешительности остановилась. С одной стороны конт-майтра никуда не убежит, с другой – и нутро пустое, и ноет.

— Принцесса Тисария Горная!

За прошедшую едину, она не желала и не мыслила слышать этот каркающий голос, хотя бы за то, что за вежливостью – она ещё не получила взрослое имя – скрывалось его презрение к неучу. Уж лучше пусть Бреон Серый поёт. Переваливаясь на ходу к ступеням парадного башни, приближался мэтр Вилен Водонос, законоучитель, преподаватель пяти изящных искусств. Несмотря на это, ничто не мешало ему топить несчастных учениц на экзаменах. Тиса внутренне сжалась – уж очень тяжела была его рука, – но напустила на себя больше надменности.

– Никуда это не годится, – встряхнул складками жира законоучитель, — Экзамены на носу. А готовы ли вы к испытаниям, принцесса? Дворцовую науку одолеете?

Тиса едва не прыснула. В чём, в чём, а в дворцовой науке она уже подвизалась.

– Вот оно как? – смешинка не укрылась от глаз законоучителя, – А вот мы вас попытаем майтр-гард.

 Он толстыми, но крепкими пальцами ухватил её за рукав куртки. И ни посулы, ни угрозы, ни упоминание об обязанностях командующей не действовали на Водоноса. Он вёл её к придворной школе, минуя улочки рябые от зевак и гулящих людей, веселья и музыки.

Школу для благородных девиц, одну на всё Полесье, выстроили близ флигеля коттеджа наместника. Ранее здесь разбивали сад побережных фруктовых деревьев, но он не прижился на каменистой почве предгорий. Зато горные потоки образовали трещины под полом и залы школы продували все ветра. В учебных кабинетах, топившимся особенно рьяно, зяби не ощущалось, зато коридоры, в короткие перерывы, посещать было нестерпимо. Неугомонная принцесса, дочь горных королей, у которой, казалось, в крови переносить холода, излазила все углы флигеля. В отличии от подружек выбегавших по надобности, она знала, что под полами скрываются глубокие лабиринты горных разломов. Тёмная, мёрзлая комната наказаний могла послужить входом туда, но без огня там делать нечего.

Дворец наместника от города отделяла невысокая из некрупного тёсаного камня стена, густо поросшая ядовито-зелёным плющом. Так называемая школа для благородных девиц ещё сохранила черты сада. Приземистые округлые купола, подобные тем, что лепят дети из глины, некогда служили беседками – ныне здесь просиживали слушательницы изящных искусств. Беседки соединялись глухими коридорами, кое-где заместо окон зияющие заросшим трельяжем. Местом игр и роздыха служила густо поросшая зеленью лужайка, с высохшими фонтанами, выходившая под мрачную фланкирующую башню без окон и бойниц. Узнать что там – навязчивая идея юности.

Вилен Водонос вёл её коридорами, минуя учебные залы. Наконец, несколько грубо толкал в невысокие сквозные тёмные кабинеты, невесть для чего использующиеся. Когда проходили книжную залу, Тиса вдруг почувствовала, что законоучителя рядом нет, до того он был навязчив. Обернулась – и впрямь, никого. Что ещё за шутки?

И без того сумрачный отлив немногочисленных зажженных свеч сократился до узких всполохов. В коридоре появилась закутанная в бесформенный плащ высокая фигура. Тиса онемела на мгновение, ужас сковал её. Рука потянулась не к эфесу. Фигура стремительно подплыла к ней, тонкие пальцы откинули несоразмерный капюшон. Тиса невольно зажмурилась – почудилось неживое, вылепленное из глины, лицо.

– Началось, – шипящим шепотом протянула побледневшая Бриэль Бешеная, – Не знаю что это, но оно началось. Говори всё, Тиса Горная.