Украина. Село, в котором прошла большая часть моего детства. Здесь живут все- все- все мои родственники. Жили.
Веранда. Я сижу на старом замызганном диване. Он весь в дырках и пятнах, которые никогда в жизни не отстирает никакой ваниш и прочие моющие средства. Жесткая ткань очень холодная. Не знаю, что надо сделать, чтоб этот диван стал теплым. Пружины совсем просевшие и скрипучие. Рядом со мной мой дедушка, он обнимает меня, а я лежу головой на его груди. от него как и всегда пахнет сигаретами, сеном и старостью. У старости тоже есть запах. Нет, не противный запах пота и гниющих зубов, не запах немытой седой головы. Нет. У старости моего деда был свой запах. Чувствуя его я всегда вспоминала о себе 6- тилетней. Как было тогда здорово. Кстати, на счет волос. У моего деда никогда не было седых волос. Никогда- никогда. Они всегда были черными и жесткими. И щетина у него была. Всегда. И каждый раз, приезжая или уезжая из села, когда он целовал меня в щеку и колол своей щетиной, я называла его колючей грушей.
- Что такое, родная?- дед прижимает меня к себе, гладит по голове, а я реву. Как будто мне снова 6.- Обижает он тебя?
Я молчу. Не могу ничего ответить. Слёзы не дают. Реву, аж захлебываюсь. Даже скулю тихонько.
- Обижает? Ну не плачь, Настюша, не плачь.- мои слезы впитываются в его рубашку какого- то непонятного цвета. Что- то между синим и фиолетовым с сероватым оттенком. Я молчу, ничего сказать не могу. Там, где слёзы впитались, появляются тёмные пятна. Рыдаю, как дура, себя жалко дико.- Слышишь, хорошая моя?- дед всё так же гладит мои волосы.
- Обижает?- снова спрашивает. Он всё время гладит меня по голове. У меня волосы тоже тёмные, почти как у него. И глаза карие. Его глаза. Цвет, разрез- всё то же. И даже горбинка на носу совсем как у него. Я всё молчу, только всхлипываю и рубашку его грязно- синюю в кулак сжимаю. Даже пожаловаться толком не могу. Всё реву.- Ну, Настэнько, ну не надо, перестань.
Деду больно это видеть. Он всегда меня жалел. даже любил меня, наверное, больше, чем все остальные. Больше, чем всех остальных. Нас, родных внуков, у него 6-ро, а любил он меня. Нет, и других он тоже любил, но меня как- то по- особенному. Не так, как других. У него для меня и конфетка всегда была, и печенька, и гривна лишняя, и к книжкам тоже он меня пристрастил.
- Обижает он тебя? Обижает?- спрашивал ведь уже. А я от этого только сильней плакать начинаю, потому что обижает. Обижает, а пожаловаться мне некому.- Ну всё, родная, не плачь. Если что- сразу мне говори.- он встает и идёт к дверям.
- Ты куда?- первый раз голос подаю. А он дверь открывает, смотрит на меня, улыбается и уходит.- Деда!
Я открываю глаза.
Всё как и раньше. С улицы проникает мягкий свет из окна, я вижу свою комнату. На соседнем диване спит брат. Глаза болят дико, щеки мокрые. Я переворачиваюсь на бок и понимаю, что это сон.
В голове по прежнему звучит: "Обижает он тебя? Ну всё, родная, не плачь. Если что- сразу мне говори".
Мой дедушка умер год назад.