Наша жизнь похожа на танец, у каждого свой: длинный-короткий, быстрый-медленный, спокойный-азартный, весёлый-тоскливый. Но, к сожалению, даже самый длинный заканчивается скоро, а самый жизнерадостный иногда заставляет грустить. Наши детские забавы – всего лишь несколько движений в таком танце, но как дороги воспоминания о них! И вот оно, моё ясное стекло памяти.
За железнодорожной одноколейкой тянулся пригорок, который мы называли Горкой. По весне, когда ещё везде лежали кучи грязного спрессованного снега, и не видно его таянию конца-краю, на Горке нашей вылезала первая травка, зацветали золотинки гусиного лука. Место это целый день прогревалось солнышком и его обдувал ветерок.
Поезда в нашем тупиковом городке ходили не часто, поэтому и взрослые, и дети были спокойны: даже мысль не возникала о том, что играть возле железной дороги опасно.
Нас не останавливало и то, что у подножья под треугольником столба связи, увешанного массой проводов разного диаметра, напряжения и назначения, разлили то ли битум, то ли гудрон, одним словом – смолу. Казалось, что она застыла навечно, превратившись в сплошной камень. Но в особо тёплых, припекаемых на жгучем солнце местах, смола начинала блестеть, и появлялся резкий запах. Испачкаться в этом гудроне было легко. Так что лучше не подходить к такой притягательной, но коварной луже. К тому же, я так раз влипла, что с большими усилиями еле освободилась, едва не оставив в смоле подошвы моих сандалий.
С горки можно было покататься по свежей зелёной травке. С верхушки вниз, к щебёнке, насыпанной под самые рельсы, катишься то кувырком через голову, а то и просто «бревном». Горка была нашим экстримом.
И что за порода такая человеческая?! Обязательно тянет туда, где опасно и даже гибельно. Нет бы, играть во дворе, на мягкой траве-мураве, или на огромном крыльце раскладывать своих кукол и наводить им домашний уют. Тянет, тянет на эту горку!
А дощатый забор, подпёртый для надёжности толстыми брусьями, опирающимися на гребень горки, стал вожделенной нашей Меккой, местом паломничества. Мы легко взбирались по ним на самую верхотуру. Это же так интересно посмотреть, что за тайные дела творились за забором. А там ничего! Только бесконечное заасфальтированное пространство и ряды зерновых складов. За ними высилась громада элеватора.
Была своя притягательность взбираться нам на эти брусья. К концу рабочего дня охранник приводил огромных овчарок, сажал их на цепь и они охраняли территорию. Дразнить овчарок, стоя на подпорках, было признаком смелости. Мы взбирались на верх каждой подпорки, махали руками на злых псов, страшно кричали, кидали в них щебёнку, заманивали их хлебом, и были рады, если они его ели. Чаще собаки жадно заглатывали наш простой чёрствый хлеб, прихваченный специально из дому для этого развлечения. И никому ни разу не могла прийти в голову мысль, что если бы кто-то из нас свалился за забор, собаки легко могли его загрызть.
Было у нашей чудесной Горки ещё одно «достоинство», которое мы приспособили для своих опасных игр. Когда вам говорят, что тарантул – житель пустынных выжженных солнцем краёв, не верьте. Они прекрасно размножались на нашей Горке тоже. Даже больше скажу, что как-то и в нашем доме, стоящем по другую сторону железнодорожного полотна, появился такой гость. Я сидела за столом что-то там малевала в альбоме для рисования. Отец в это время зачёсывал перед большим висевшим на стене зеркалом набок свои волосы, собирался на работу в смену. В тишине стало слышно, что кто-то затопал по полу в соседней комнате. Я повернула голову и увидела, как в щель из-под двери пролезло огромное чудо-юдо: лохматое, когтистое, многолапое. Я заорала от страха, у отца реакция оказалась отменной. Он швырнул расчёску в него и, не глядя, попал моментально. Когда мы рассмотрели, что это, то оказалось, что тарантул. Как он попал в дом? Картинка пренеприятнейшая, а если учесть, что я любых членистоногих боюсь, то можно понять мое тогдашнее состояние. Правда, поверженное насекомое было небольшим и напоминало обрывок воздушного шарика. Но когда паук бежал на всех своих лапах, то размером был с экзотического птицееда.
Так вот, наша Горка была сплошь утыкана норами этих жутких существ, и когда мы катились «брёвнышком» по нежной зелёной травке, мы рисковали, ведь паук мог проявить агрессию и цапнуть не хило. Тарантул однозначно – паук ядовитый, а много ли ребёнку его яда нужно, чтобы уложить дитя либо надолго в постель, либо отправить навсегда в иной мир. К тому же, мы были уверены в этом, тарантулы прыгают, чтобы вцепиться своими челюстями в самые уязвимые места. Например, все знали страшную историю про Толика Ореха, которому прыгнувший паук повредил глаз. Рассказывали, что глаз от укуса вытек, а вместе с ним и яд, и только благодаря этому обстоятельству парень остался жив.
Наше единодушное убеждение в том, что тарантулы вредны и их следует уничтожать, ни разу и никем не оспаривалось. Поэтому на пауков шла постоянная охота. Говорили, что их можно выливать водой, но где же это возьмёшь столько воды на Горке, если там никогда и луж никаких не было, кроме огромной, смоляной. Как-то попробовали вылить в нору бидончик воды. Ничего из этой затеи не получилось. Нора оказалась глубокая: вода вся была вылита, но никто из отверстия не показался.
Способ отлова тарантулов, придуманный нами, был прост, и естественно – гениален, никаких усилий и затрат не требовал.
Берёте обыкновенную чёрную нитку десятого размера, длиной так сантиметров тридцать, на конце закрепляете кусочек смолы в виде небольшой конфетки. Тут и сокрыта тайна успеха. Пока вы мнёте смолу, придаёте ей нужную продолговатую форму, она разогревается и становится мягкой. Эту бомбочку на чёрной нитке опускаете в норку и ждёте, когда глупый паук цапнет за смолу и влипнет.
Отчего-то у меня все пауки были умными, и ни разу ни одно животное не попалось. Я недоумевала, в чём же дело. И нитка была чёрная, чтобы паук не заметил её в своей норе – это я так рассуждала, и смола была мягкая: бери, кусай и ты уже пойман. Так нет! Паук только следы своих зубов оставлял, это легко можно было проверить, при осмотре пустой ловушки.
Пауки попадались только Лёхе Рублёву. Он был мастер по вылавливанию тарантулов. Выдёргивал из норки нитку, а на конце обязательно распускал свои мохнатые лапы пленник, который намертво впивался в смоляную колбаску.
Лёха умел подначивать паука в норе, дразнил его грузиком, доводил до ярости. Тарантулы кидались на опасный предмет, запускали ядовитые челюсти в смолу и уже не могли освободиться. Ловец сразу чувствовал, как тяжелела его нитка, и вытаскивал подземных жителей на свет.
Пока паук ярился, мы с Людкой готовили ему домик в смоле. Камешком, железкой или что ещё попадёт в руки, выкапывали ямку, клали на дно несколько одуванчиков – для еды и мягкого спанья пленнику. Но все наши старанья были напрасны без кусочка стекла, которым потом прикрывали эту лунку. Поэтому важно было заранее где-нибудь на помойке подобрать подходящее стекло, а потом идти на отлов тарантулов.
Хочешь-не хочешь, а Лёхе надо было угождать. Мы его боялись, потому что слава о нём шла дурная. Отчаянный, жёсткий, без снисхождений, он мог и за шиворот посадить паука, или выдернуть нитку так, что паук отлетал в того, кто стоял рядом. Такого ужаса я пережить бы не смогла. И когда присутствовала на этих игрищах, исполняла свои обязанности по выкапыванию нового паучьего жилья старательно, иногда даже голыми пальцами выколупывала застывшую смолу.
Отловленных тарантулов Лёха сажал в консервную банку и старательно прикрывал жестяной крышкой, а потом всем скопом высыпал их в подготовленный домик. Как он так ловко управлялся сразу с двумя, а то и тремя пленниками, не понятно. Пауки старались тут же разбежаться, но он их отработанным и точным движеньем рук в момент накрывал стеклом.
Учительская дочка Наталья была постарше нас и, как я тогда считала, самая умная. Она называла это замуровать паука. Наверное, скормить муравьям, думала я. И у меня было такое представление о замуровывании: чтобы в смоле и под стеклом, как тарантула.
После извлечения законного жильца из его норы нам чаще было не до наблюдений за дальнейшими муками пленника. Наши игры на Горке походили на азартный танец тарантеллу, которому не было окончанья. Всех пауков за раз не выловишь, а хотелось ещё полазить в зарослях кустарника, покачаться на переплетённых ветвях старого карагача. И так в заботах детских и забавах пролетал день. До самой темноты скакали и бегали на улице.
А когда собирались на следующий день у подножия Горки, то ни смоляной лунки, ни пауков в ней, ни даже стёклышка не находили. Всё затягивалось смолой бесследно, как в чёрную дыру попадало…