СОСУЛЬКА
В Интердоме, особенно в младших классах, я учился успешно и легко. Меня даже включили в состав особо отличившихся и отрядили в Москву на кремлевскую ёлку. Помню, приехав в столицу, нас разместили в санатории «Сенеж», что в Солнечногорске. Запомнил я это название на всю жизнь, поскольку морозы тогда стояли в Москве лихие, санаторий не отапливался и Солнечногорск превратился для нас в Ледяногорск. Нас укладывали одетыми и под тремя одеялами.
На следующий день я выстоял с моими соотличниками длиннющую очередь в мавзолей Ленина. Ног я не чувствовал, окоченел до костного мозга, к тому же жали ботинки, а это, как известно, усугубляет ощущение холода. В общем, вспоминаю эту премиальную поездку как сосулечный кошмар.
- Почему не послали двоечников?,- спрашивал я вполне серьёзно у тех, кто нас сопровождал. Но в ответ они крутили пальцем у виска:
- Ты ничего не понимаешь, это же столица, Кремль!.
Елка в Кремле действительно поразила, всё было роскошно и на широкую ногу. Особенно запомнились лакированные жестяные овальные сундучки с лакомствами, которые вручал нам импозантный Дед-Мороз. Будучи взрослым, я долго искал их в «Детском мире» и других магазинах, но не нашел. Не в наших силах вернуть детство, ни вернуться в него.
/////////
ВОЛЕЙБОЛ И РУКА ЛЕНИНА
Если подниматься из нижнего зала ( с самоваром ) по широкой лестнице, что вела в актовый зал, первое что бросалось в глаза - это белый памятник Ленина в типичной позе с протянутой вперед рукой увлекающий массы к чему то революционному. Памятник был большим, метра два высотой и протянутая рука ...служила нам сеткой для игры в волейбол. Как видит читатель, мы не упускали никакой возможности заняться спортом. Все сходило с рук, пока нас не видели воспитатели. Но в один прекрасный день, как говорится, доигрались. Кто-то в прыжке, ударив по мячу, сильно задел руку вождя. Рука надломилась и сиротливо повисла, но не упала, а осталась висеть под прямым углом, на какой-то бечевке спрятанной в гипсе. Из локтя торчал железный арматурный прут. Мы побелели больше, чем памятник. Наше пионерское воспитание сказалось и перешло в мелкую дрожь в коленках. Не помню, кто из ребят там был, но все единогласно выбрали меня, как «дипломата» ответственным за оправдательную речь, которую я должен был произнести перед директором Вяткиным. Я предложил не откладывать и пойти к директору домой. Все- таки, дома он будет добрее и можно будет сгладить вину за столь кощунственный поступок.
Дверь открыла жена Зинаида Федоровна, учительница русского и литературы, она же - наш классный руководитель. Степень моего мандража возросла настолько, что я не мог произнести даже “Здрасьте ”. Зинаиду Федоровну мы побаивались, уж больно строгая, да к тому же, супруга “главного”. Весь мой заготовленный спич ушел куда-то в желудок, где уже, как выражаются на чужеземном, “порхали бабочки”. Тем временем, из-за её плеча выглянул улыбающийся Михаил Александрович:
- А, ребята, очень рад вас видеть! Проходите. Зина, поставь-ка нам чайку, видимо что-то срочное у ребят, и смотрит на меня с любопытством.
А у меня, как позже пел Высоцкий, щеку на сторону ведет. Не помню, кто меня сопровождал и сколько нас было, но на всю жизнь зарубилось в памяти, как преобразилось лицо Вяткина, когда я, наконец, смог из себя выдавить:
- Мы там,это самое …, помяли Ленина немного, перелом у него ...
- Какой такой перелом ? У кого?- не понял директор, уж больно невероятным казалось ему все это.
- Открытый перелом правой руки,- попытался неудачно пошутить я.
- Так, ну-ка садитесь ребята, сейчас чайку попьем и вы мне все расскажете, - спокойным уже голосом добавил директор. Он уже научился хорошо разбираться в нашей хрупкой психологии.
Зинаида Федоровна звенела посудой на кухне, красавица дочка нарисовалась в дверях, с любопытством и не без ехидства, разглядывая необычную делегацию. У меня немного отлегло от сердца и я, как смог, рассказал о случившемся. Директор выдержал паузу и изрек, не терпящим возражения, голосом:
- Значит так, сейчас вечер, у вас вся ночь впереди, найдите, где и как хотите скульптора и, чтобы к утру рука была на месте.
Не сказал чья рука. Даже у него, преданного коммуниста, ветерана войны, появилось беспокойство за последствия. Мы вышли подавленные, но в то же время, с облегчением: худшее позади.
Руку вождю восстановили в ту же ночь (ещё бы!) на сброшенные деньги интердомовского пролетариата. Видно деньжат было негусто, плохонький и дешевый скульптор халтурно наживил руку, к тому же ещё слегка вывернул её, да на на локте образовался набалдашник. Это хоть привлекало внимание, но как временная мера, сходило.
Позже руку Ленина восстановили такой, какой она была до инцидента, и вождь, похоже, даже улыбался, как архаическая греческая скульптура. Мне даже показалось, что наши греки, с той поры, почему-то особенно зауважали Владимира Ильича. У меня же к нему, с того времени, чувство участливого сострадания.
//////////
СПУТНИК и ГАГАРИН
Помню также черные ворОнки радиоточек, из которых я услышал, однажды, новость о запуске первого спутника земли. Сообщение меня поразило и наполнило гордостью. Нет, не за Советский Союз , несмотря на его авторство, а за всех людей на земле. Что мы, люди, способны на такое, на внеземное, на что –то совершенно отличающееся от до сих пор нормального или даже сверхъестественного. Запуск этого шарика меня взбудоражил, и я ещё долго пребывал под впечатлением услышанного. Помню, что тогда промелькнуло в моей детской голове совсем не детское заключение: - «Как же просто нам всем договориться, чтобы не было войн, ни нищеты, ни несправедливости, ни эгоизма. Если мы способны на такое, то остальное - пустяки».
То же самое - и с полётом Гагарина. Это было что-то потрясающее.
Я понимаю теперь, что в мои 11 лет (спутник) и даже в 15 (Гагарин) впечатлительность ребенка или отрока являются особо острыми и склонны к преувеличению, но то ощущение гордости за все человечество мне больше не пришлось испытать никогда, по крайней мере, в той же степени.
Прошлый и нынешний век наполнены открытиями громадного значения, которые превосходят все предыдущие столетия. Но более значимые для меня события, чем те, о которых рассказываю выше, вряд ли повторятся. Даже высадка американцев на Луну меня так не всколыхнула, как те два взрыва в моем сознании.
/////
КРОХОБОР, КО МНЕ.
Утро в тот день выдалось теплое, солнечное и предвещало полновесный удачный день. Как обычно, в восемь утра, у столовой уже бурлили массы. Срабатывал рефлекс Павлова, а если проще, текли слюни в ожидании завтрака. Пацаны, оттеснив бабцов, давили на дверь. Синдрофис Такис(преподаватель по греческому языку), поддерживаемый Хулио (препод по испанскому) и парой воспиток сдерживали толпу, как могли. Завтрак задерживался по каким -то причинам. Молодые нахрапистые жеребцы стучали копытами, предвещая цунами.
Наконец, учитель греческого дал отмашку, и пацаны нашего класса - старшие, а стало быть, властьпредержащие - рванули к столам, забыв о всякой галантности в отношении к дамам (на танцы приглашать-кавалеры, а в борьбе на выживание-волки, нехорошо, товарищи-пацаны !) .
Обычно, я добирался до стола не в первом числе входящих и довольствовался тем, что достанется. Всегда был тихоней. Но в тот день, видимо, прилив энергии был повышенным, или надоело быть аутсайдером, и я оказался у накрытого стола первым. А это давало право (по законам джунглей) на первообладание самым вкусным. Я сразу же хорошенько прошелся стаканом по горке сахарного песка на тарелке (запас на три или четыре стакана чая), насадил на вилку четыре розочки сливочного масла(полагалось по одной на нос), хватанул пяток горбушек черного ржаного и пару тарелок с баклажановой(крещенная впоследствии «заморской» )икрой .
Смолотил все это все в считанные минуты, даже не заметив слез на лицах моих одноклассниц, которым не досталось и трети положенного(остальные пацаны нашего класса тоже орудовали, будь здоров). Набив пузо, мне, вдруг, стало стыдно(легко это говорить после содеянного) и я тише воды, ниже травы, последовал в класс.
Мое место в классе было в левом ряду, на последней парте, у окна. Сидел я вместе с иранцем Гахом, весельчаком и крайне вертлявым соседом. Справа, в среднем ряду - кореец Аркаша Ким, впереди Карамян, ну и так далее.
Идет урок - не помню чего - и, вдруг, открывается дверь, и в класс входит директор Вяткин. На нём лица нет и при всех указывает на меня, поманивая пальцем и тихо так произносит :
- Крохобор, ко мне.
Тихо то, тихо, но мне показалось, что грянул гром в ясную погоду. Весь класс (мужская половина , а Гах больше всех) заржал как табун зебр. Наши бабцы с видом «победителей не судят» - отомстили узурпартору завтраков-ехидно ухмыляются. Я опустив голову и под улюлюкание толпы в 20 человек, направился, как на Голгофу, в кабинет директора, благо находился он недалеко. Вхожу, а там сидят учителя, чуть ли не весь педсовет. Ну думаю, влип. Один раз стибрил и вором назовут. Родителям напишут. Лучше уж пусть казнят на рассвете.
Вяткин : - Даже в тюрьме умершему узнику кладут на грудь его паек, а ты, крохобор, своих девчонок лишил завтрака и даже прощения не попросил.
Людмила Владимировна (наш любимый завуч) : - Как тебе не стыдно, Томас, такой хороший ученик, а оказался жалким узурпатором (это я уже сочиняю, поскольку не помню дословно её обвинительной речи).
Короче, песочили меня по полной программе. А я без адвоката. Закатили строгий выговор, с занесением не знаю куда и отправили обратно в класс. А мне туда, ой как не хотелось.
- Лучше уж пошлите три машины шлака разгружать, Михаил Александрович(это было его стандарное наказание, когда кто-то сачковал), только не в класс,- говорю и стараюсь выглядеть, как можно жалобнее, потупив взляд.
- Нет уж милок, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Ступай к своим и попроси прощения у девчонок. При всех.
До сих пор, мой друг Гах, который тоже живет в Испании, не преминет при встрече напомнить мне, как бы невзначай : «Крохобор, ко мне», -и ржет как конь Пржевальского.
///
ВСПЛЕСК ПОЗИТИВА
По природе своей я растение тепличное, поэтому когда наступали первые признаки весны, во мне происходила метарморфоза позитива. Понятно, что, практически, всем нравится весна и долгие зимние ночи приедаются любому, но весну в Интердоме я всегда ждал с особым нетерпением. Даже такие слабые признаки, как следующий день за самой длинной ночью в году (22 декабря) являлись для меня проблеском надежды. Я говорил себе: сегодня разменяли минус на плюс, отныне будет лучше, чем вчера.
И когда, наконец, начиналось пробуждение природы, появление набухших почек, журчание первых ручейков и мы выходили играть в «чижика» на залитый солнцем двор у фонтана, мне казалось, что счастливее нас на этом свете не было никого.
На фото: Ребятишки пяти разных национальностей играют в снежки. Анголец(справа)видит снег первый раз в жизни. На заднем фоне - физ.зал, боковая часть фасада здания Интердома, построенного в стиле конструктивизма в 1933г.