Жизнь разделилась на две половинки: ДО и ПОСЛЕ.
Маша плохо помнила начало своей новой жизни.
Все происходило будто не с ней, ее взбросило, как былинку, в водоворот чужих страстей. Она не успела ни понять, ни даже разглядеть себя самоё в этой круговерти.
Да и возможности не представилось, она ни на минуту не оставалась одна, все ее теребили, всем что-то надо было от нее, все так искренне радовались за нее и с чем-то поздравляли.
Она смотрела на их счастливые лица и никак не могла понять: что происходит, что от нее надо всем этим людям.
Вот мама ее одноклассника Сергея все что-то хлопочет у них дома, обсуждает с ней подробности каких-то традиций, заставляет примерить белое, воздушное платье, восторженно ахает и вместе с теткой визгливо ругает сына, заглянувшего в комнату.
Сергей при малейшей возможности подхватывает на руки и кружит, кружит по комнате, шепча: «Я люблю, тебя, василечек ты мой. Прости, прости, я голову теряю от тебя, милая, василек».
И всегда тут же появляется его мама или отец, бережно высвобождают Машу из лап его и умиленно качают головами.
Анатолий Игоревич привез из ЗАГСа бланки, и под крики всего семейства и приглашенных «на угощение» соседей, Маша и Сергей поставили свои подписи на заполненных бланках.
Из зыбкости выплывает лицо наклонившегося к ней отца, его внимательные и усталые, припухшие от бессонных ночей (матушке совсем плохо) глаза всматриваются в ее глаза. Он тихо спрашивает: «Машенька, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОЧЕШЬ выйти замуж и уехать?».
О чем это он? Из-за его плеча мгновенно появляется Анатолий Игоревич и говорит что-то ему в ухо. Отец бледнеет, зрачки за стеклами очков расширяются до ободка радужки, на Машу смотрит бездна отчаяния и боли, лица нет, есть безнадежность.
Маше страшно, она понимает, что отец испытал боль от услышанного и, несмотря на градом хлынувшие слезы, говорит с улыбкой: «Со мной все в порядке. Я счастлива, не волнуйся». Анатолий Игоревич берет отца под руку и выводит из комнаты.
Туман, туман… Лица, обрывки разговоров… Всплески эмоций, отчаяние, желание проснуться… Дым, все зыбко и шумно, безумно шумно и - приглушенно…
Маша торопливо собирается бежать на работу, но ее перехватывают Сергей и Анатолий Игоревич, подвозят до магазина, объясняя по дороге, что уже переговорили с Софьей Иосифовной и та ее, Машу, уже уволила.
Маша настояла и они все же подвозят ее к магазину.
Анатолий Игоревич, под предлогом «хочу посмотреть место твоей работы, тебя хозяйка хвалила» идет с ней тенью и незаметно для нее забирает письмо, в котором Маша извиняется перед Софьей Иосифовной за свое «предательство», она именно так и назвала свой неожиданный для нее самой уход.
А работа в магазинчике кипит, все аккуратно делается, видно, что Тамара опытна в этих делах. Вон как ловко она управляется со своими двумя помощниками, да еще один сидит на порожке с улицы, курит.
Всего неделя прошла с того памятного дня. В нее вместилась и шумная свадьба, на которой Сергей танцевал вальс, держа Машу на руках, под аплодисменты присутствующих.
Всех удивил краткий, впечатляющий визит Софьи Иосифовны, которую сопровождал дюжий молодец с маленькой шкатулкой в руках. В шкатулке был палехский гарнитур женских украшений «Сирин и Алконост» - покровители женского счастья и домашнего очага. Сергей покрутил в руках и хмыкнул. А Маше подарок очень понравился.
Она почти не расстается с брошкой.
И печальные глаза отца, хоронившего свою мать одновременно со свадьбой дочери.
И так и не найденный ответ на события этой суматошной, непонятой, осуществляемой невозможности.
***
По-настоящему Маша очнулась, когда Сергей ввел ее в небольшую квартирку и сказал: «Вот мы и дома. Это наш дом. Хозяйничай!».
С этого момента и началась новая жизнь. С этого момента Маша поняла, что все происходящее – не сновидение, не фантом. Все произошло именно с ней и вот она, а вот ее муж, настоящий, только протяни руку и он тут же откликнется горячей обжигающей лаской.
Сергей все это время был внимателен и осторожен с женой, относился к ней как к невесте, как к хрупкой и бесценной драгоценности. Он подолгу держал ее руки в своих, рассказывал удивительные и смешные истории про себя и своих друзей, даже пытался читать стихи, что вконец рассмешило и помирило их.
Молодость, кипящие соки жизни, постепенно брали свое, они привыкали, притирались друг к другу.
На новом месте Маша попыталась было найти работу, но это оказалось невозможным. Специальности у нее не было, а продавцов здесь не требовалось. В здешних местах не было детского сада, а потому большинство женщин занимались домом и воспитанием собственных чад. С утра и до позднего вечера дворы были наполнены детским лепетом, гомоном, криками. Сергей как-то, получив очередное письмо от родителей, обмолвился, что неплохо бы ей все же найти какую-нибудь работу, «деньги лишними не бывают».
Узнавая жизнь соседей, Маша приходила к выводу, что она – счастливая. Сергей не пьет, не проводит время в гаражных мужских посиделках, а все торопится домой, и всегда находит себе занятие, что-то починит, что-то смастерит. Немного омрачало жизнь то, что муж очень уж часто писал письма домой, никогда не делился написанным, а спросить она стеснялась. Ей писать было некому. К праздникам она аккуратно посылала поздравления тетке и более пространные, выдумывая всякие смешные радости, отцу.
Чтобы занять себя полезным делом, и принести в дом свою копейку, Маша пошла на курсы закройщиков одежды. С такой специальностью найти работу возможно.
Потихоньку, не советуясь с мужем, начала мечтать о ребенке. А однажды … однажды она поняла, что беременна. Визит к врачу подтвердил ее надежды. Маша представила, как удивится и обрадуется Сергей, вернувшись из длительной командировки. Наверное, уже зашевелится!
Беременность протекала тяжело, Маша мучилась сильным токсикозом, исхудала. Зато глазищи светились таким счастьем, что встречные люди и соседи останавливались, глядя ей вслед и покачивая головами.
Сергей приехал неожиданно, но Маша, как обычно, услышала его торопливые шаги еще на лестнице. Она широко распахнула дверь и с засиявшим лицом ждала мужа.
«Ну, здравствуй, Василек! Заждалась?!». И он, по обыкновению, схватил и закружил ее по комнате.
Маша побледнела до синевы, вырвалась и еле успела забежать в туалет. Встревоженный муж стоял в дверях и, дождавшись, когда она выпрямится, спросил: «Что с тобой?».
«Сережа, у меня токсикоз» - виновато понурилась Маша, - «не кружи больше, и так тошнит». Муж отупело смотрел на нее, потом спокойно сказал: «Дура!» - и стал переодеваться.
И начался новый виток жизни. Не сумев уговорить жену на аборт, Сергей круто переменился. Он не торопился домой, а приходил поздно ночью, бывало, что и вовсе не появлялся по несколько дней. Она постоянно ходила заплаканная. Руки и лицо ее, белые и тонкие от природы, стали как восковые, тонкими и прозрачными. Она стаивала как свечка.
А полученное мужем письмо из дома разожгло непомерную, непонятную для Маши злость по отношению к ней. Он наорал на нее, что она «б…, как ее тетка». Презрительно глядя на слезы сказал убийственно громко и насмешливо: «Реви-реви, ссать меньше будешь».
Причину такого отношения Маша не могла понять и она решилась: достала и начала читать письма родителей мужа.
Из них поняла, что их брак был хорошо спланирован и подготовлен, что целью была квартира тетки, что «потерпеть немного осталось, она вот-вот подпишет завещание, наркоманка чертова, сами устали», а там, «глядишь, и отцова перейдет, ведь единственная дочка, а у отца-то –рак».
Маша как прочла эту строку, так и осталась сидеть, уронив руку с письмом и сжав его в кулаке до посинения косточек пальцев. Перед ней закружились все картинки последнего времени. Все ложь и обман.
За что?
За теткину квартиру?! Подавитесь вы!
А папа – единственный родной человек…Он скрыл, что тяжко болен, и давно!
Ну и тетка…
Мысли вихрем носились в голове, внутри же все застыло, только голова…
Голова пылает, кажется, дыхну и все сожгу вокруг. Маша опустила взгляд на руку и выбросила смятый бумажный комок, оттолкнув его и ногой, как гадкую слизь.
А, вот еще одно, то самое, последнее …
Глаза уже бежали по строчкам: «…сынок, все сорвалось. Бросай ее или как сам решишь. Эта старая лошадь всех с носом оставила. Устроила пожар и, кроме своей, еще три квартиры сожгла… А завещание, стерва, на какого-то хахаля давно написала….Смысла нет…».
Смысла нет… Смысла НЕТ… СМЫСЛА нет…
Маша выходит на балкон своего тринадцатого этажа. Кладет руки на живот и, ощущая мягкий толчок изнутри, светло и радостно улыбается. Серебристые волосы подхватывает шаловливый ветерок, взвивает нимбом над головой.
Как красива эта молодая женщина с поднятым вверх лицом, освещенным предзакатным солнцем! Какой небесной синью светятся глаза! Они ярче неба, к которому она летит, широко раскинув руки в порыве любви.
Незримые крылья Алконоста вспархивают с груди и подхватывают души.