Зарисовки на неизвестную тему
Моя бывшая теща работает в похоронной конторе. Зайдешь, бывало, в комнатку – она сидит, трудится, а на стене – множество венков с лентами. «Любимой маме от детей». Читаешь и вздыхаешь. А она дуется.
Пятилетняя внучка недавно выучила алфавит. Заглянули в ее альбомчик – а там нетвердой детской рукой крупными печатными буквами выведено – «Дорогому Гаврилову вечная память». Скоро в школу…
Дни рождения тещи тоже запомнились. Накроем во дворе стол, сядем прямо на гробы – и пьем за здоровье именинницы. Вокруг неустановленные памятники, и умершие взирают с овальных фотопортретов на семейное торжество. Такие вот издержки профессии. Сначала было неуютно, хотелось всех поминать, пока хватит сил. Потом чувство вины прошло. Привык.
Тесть, хотя и разошелся с тещей, приглашал к себе в гости в Северную Осетию. Когда приехал и увидел его, сидящим среди венков – подумал, что это уже перебор. Не знал, что он тоже открыл ритуальную контору. Правда, он еще и фермером был. Кролики всякие, утята. Дал мне воздушку, я охранял огород от сорок. Выпил – и на пост… Даже подстрелил воробья и горлицу, потому как сороки не давались и смывались в момент.
У них в станице, к слову, сложная религиозная ситуация: половина населения православные казаки, другая – евангелисты, но какие-то необычные – шарахаются не только от икон, но даже от самого изображения креста. По-моему, они себя неправильно называют. В станице идет суровая борьба за людские души. Но это во многих поселках так.
Самое дурацкое интервью я брал в «Интуристе» у представителей «Газпрома», которые отмечали корпоративный праздник. Это было еще в разгар перестройки. Знакомый чиновник затащил меня туда, уж не знаю, зачем. Он знакомился с нужными людьми и всем представлял меня, как выдающегося журналиста. А потом вдруг заявил какому-то боссу, что я хочу взять интервью. А у меня ни диктофона, ни блокнота с ручкой – я же никуда не собирался. Босс пригласил еще кого-то из-за стола, поинтересовался, как я буду работать. «А у него память хорошая, вы рассказывайте, он все запомнит», - вдруг сказал чиновник.
Такая вот подстава. Говорили мы минут 20, остались друг другом очень довольны, после чего босс широким жестом пригласил к столу и меня, и чиновника. Я крепко набрался, утром же не вспомнил ни слова – так, праздничные обрывки. Думаю, «Газпром» меня давно простил.
Самое длинное интервью я брал у одного известного скульптора. Оно тянулось три дня и стоило потери немалой части драгоценного здоровья. Мы пришли к нему с бывшей женой, которая представляла районную газету. Скульптор ждал за накрытым столом с трехлитровой банкой вина. Сказал, что всегда рад знакомству с прессой. А я по пути взял бутылку водки на всякий случай. Сам ее и выпил. Скульптор все подливал жене вино и с интервью явно тянул. Вскоре оно стало совершенно неактуальным. Так бывает.
Утром я обнаружил огромный синяк на правой голени. В прихожей меня ждал главный сюрприз: пиджак скульптора с его удостоверением от Союза художников во внутреннем кармане. Оказывается, когда он меня провожал, то сам накинул мне на плечи свой пиджак поверх куртки, мотивируя это тем, что вечером похолодало. По пути домой моя спутница посреди ночи вдруг от меня… убежала. Прямо в темную ночь. Ее хорошо накрыло.
С художником мы договорились увидеться вечером. Я вернул ему пиджак. Он понимающе кивнул и широким жестом пригласил войти в дом. Там уже пили его друзья. Ломился угощениями стол. Обсуждали его новую работу. Я немедленно спрятал блокнот.
Выручала жена – она старательно все записывала в тетрадку. Вскоре гости уехали. Мы вздохнули – наконец-то поговорим нормально! Хозяин тоже вздохнул и сказал: «Ну вот, суета позади, можно наконец-то сесть и спокойно выпить». Я снова спрятал блокнот и к вечеру основательно наелся хозяйского самогона. Жена все продолжала записывать разговор, пока скульптор не возмутился – я, говорит, не Бог, а ты не апостол, чтобы за мной все записывать. В итоге жена увлеклась вином и… забыла тетрадь где-то на полке среди солений. Так что на следующий день мы со скульптором снова встретились. Жена еще и подружку привела, чтобы та приняла основной удар на себя. Она и не возражала.
Хозяин был болен, поэтому, завидев нас, сразу пошел «за лекарством». Я уже понял, что это будет самогон от соседской старушки и не менее жуткое домашнее вино. Тем не менее, наконец-то удалось нормально побеседовать, чередуя вопросы со стопками. На третьем часу мои записи стали непонятными. Переглянувшись с дамами, я намекнул, что пора уходить. Три подряд «посошка» дурно пахнущего самогона резко отбили память. Пиджак на этот раз я не унес, но до дома еле добрался, упав в прямом смысле в подъезде. Утром обнаружил в кармане куртки бутылку с остатками вонючей жидкости. Подарок художника «на утро» я вылил в раковину.
Однако интервью оказалось довольно содержательным. Со скульптором я встретился еще раз – он уговорил меня обмыть такое важное для него событие, как выход статьи. На этот раз я сумел вовремя остановиться. Скульптор остался недоволен и приглашал меня снова, но я отказал.
Лучшее лекарство от алкоголя – физический труд. Однажды мой одноклассник переезжал и по старой памяти попросил помочь потягать его мебель. Обещал даже щедрое алкогольное вознаграждение. Остальные тоже согласились. В основном потому, что он хороший парень. Однако по ходу переезда мы вчетвером стали потихоньку материть и этого хорошего парня, и его многочисленную мебель. А все потому, что сначала мы таскали ее вниз с пятого этажа пятиэтажки, где лифтов нет в принципе, потом загружали в грузовик; через 15 минут мы уже выгружали мебель, а потом таскали ее на девятый этаж новенькой девятиэтажки, где лифт еще не работал.
В итоге, когда хозяин богато уставил стол – а точнее, положенную на кушетку дверь – бутылками и закуской, мы не могли даже поднять руки. Пальцы дрожали в унисон сердцам, содержимое рюмок расплескивалось. Осилив пару тостов, мы извинились и разъехались по домам. Хозяин жестоко напился сам.
К слову, с этим же парнем и еще с одним товарищем мы как-то решили сообразить на троих. Повода не было, но мы легко его нашли. В те дни шел чемпионат мира по хоккею. Сборная СССР играла с финнами. Ожидался разгромный счет.
Чтобы не частить, решили выпивать за каждую заброшенную русскими шайбу. Первый период, как назло, прошел в упорнейшей борьбе. Финский вратарь был в ударе – ноль-ноль. В перерыве мы решили упростить задачу и выпивать за каждую шайбу. Но ничего на площадке не изменилось, те же нули.
И тут я предложил выпивать за каждого удаленного финна. Это была политическая ошибка. Наши, следуя тренерской установке, в третьем периоде пошли вперед напролом. Финны, следуя своей установке, косили всех подряд и удалялись каждую минуту, а то и чаще. Мы выпивали строго, не пропуская ни одного удаления – попробуйте просидеть час за столом, ни к чему не прикасаясь, и вы нас поймете. В итоге случилось именно то, от чего мы зарекались: не частить.
Так быстро никто из нас в жизни не выпивал литровую бутылку. А утром никто не вспомнил счет матча. Я потом узнал: наши победили, забросив одну-единственную шайбу на последних минутах. Но мы ее не видели: или видели, но не смогли запомнить.
Удивил один батюшка. Он купил у знакомого самый настоящий арбалет, заплатил, а потом заказал еще 15 стрел. Любовь к оружию, в принципе, понятна. Оплатить стрелы батюшка уже не мог и поразил мастера мирской фразой: «Крестами возьмешь?» Мастер от такого бартера отказался, дождавшись-таки денег.
Батюшки – всего лишь люди. Они тоже разные. Этого священника я вскоре встретил в одном узком кругу, где он начал свой тост следующей фразой: «Я человек другой профессии». Сидевший с ним рядом ученый был поражен – он повернулся к своим коллегам, поднял палец и произнес по слогам – про-фес-сии! И долго еще качал головой.
Самый дурацкий вопрос в своей журналистской карьере я задал в далеком 1992 году, когда писал про музыку. Дело было так. Встретил возле «Интуриста» знакомого. Вид у него был загадочный. Он признался, что знает, в каком номере гостиницы остановилась певица Лайма Вайкуле. И намекнул, что я бы мог сделать неплохое интервью.
Я ему никогда особо не доверял, но тут купился. Через пару минут я уже с волнением стучался в заветную дверь. К слову, в дверь обычного одноместного номера. Странно, что меня не насторожил этот факт.
Поэтому нет ничего странного в том, что дверь открыл старый армянин в поношенном спортивном костюме. «Наверное, это ее администратор», - подумал я.
Внимание, вопрос!
- Вы не скажете, где сейчас Лайма Вайкуле?
Армянин долго и подозрительно на меня смотрел. Тогда я сказал, что я из газеты. После этого человек звонко расхохотался и предложил войти.
- Здесь живет Погос Галустян, который был бы совсем не против, если бы здесь была Лайма Вайкуле, - сказал Погос Галустян, когда я ему все объяснил. И предложил коньяк. Мы выпили его весь, но седой Погос все продолжал смеяться.
Самый дурацкий Новый год, уж не помню, какой именно, был у меня таким. Будучи приглашен встречать его на Фестивальный микрорайон, я зашел к знакомому, жившему со мной рядом, и мы отправились по адресу. Было десять вечера; на праздничный стол мы скинулись заранее, поэтому особых денег с собой не взяли. Приехали, поднялись на пятый этаж. По нужному адресу вовсю грохотала музыка. Стучались, звонили и орали под дверью минут двадцать – бесполезно. Шумная компания веселилась уже давно, и нас не слышали. Не ломать же дверь. Мобильные телефоны, скажу сразу, изобретены еще не были.
Мы решили выйти и посмотреть снизу на балкон пятого этажа – вдруг кто-то выйдет покурить. Стояли еще минут двадцать. Бесполезно. Народ давно курил по всей квартире, и на холодный балкон никто не выбирался.
Тогда мы решили немного прогуляться и что-нибудь придумать. Прогулка заняла минут десять. Вернулись, поднялись, постучались – подозрительная тишина. Стучались еще минут десять, пока нас не обругали соседи. В квартире никого не было! Ничего не понимая, вышли на улицу. Свет в квартире не горел. Товарищ предложил поехать к нему. Я согласился.
Все деньги ушли на такси. Оставшихся хватило на несколько банок пива. Других денег у знакомого просто не было – до получки далеко, он все отдал на праздничный стол, как и я. Настроение давно пропало. Мы печально отсмотрели праздничный концерт, потягивая пиво. Потом легли спать.
А утром снова приехали по тому же адресу. Вся компания была в сборе, некоторые еще даже не ложились. И главное, хозяева нас отругали за то, что мы… не пришли! А друзья вообще обиделись – так хорошо, говорят, посидели, что ж вы? Тут я уже не выдержал и рассказал, в какой дурацкой ситуации мы оказались. Друзья удивились, а потом вспомнили, что за часик до наступления Нового года буквально на полчаса перебрались в соседний дом, куда всех пригласил чей-то знакомый. «Знакомый скучал один за накрытым столом, уговорил хозяина квартиры, своего друга, развеять его одиночество. Вас всё равно нет, вот мы его и навестили».
Выходили они из подъезда как раз тогда, когда мы вдвоем с товарищем в раздумьях кружили где-то поблизости. А что касается первого раза – нас просто не услышали. Но какая-то мистика во всей этой истории была.
Настоящая мистика была, когда я с одной семейной парой, просидев весь вечер в кафе в предпасхальный вечер, решили посмотреть, что есть встреча Пасхи, и ближе к полуночи приехали на такси в кафедральный собор Екатерины. Выйдя из машины, мы увидели огромный темный собор, закрытые наглухо ворота и пустоту вокруг храма. Может, Пасха не сегодня? Мы переглянулись и, весьма удивленные, поехали по домам.
…Утром я, будучи в похмелье, включил телевизор и увидел сюжет о том, как встречали Пасху. И наш кафедральный собор, забитый людьми, тоже показали. Видать, Бог нас туда просто не допустил. Но ведь мы там были…
2008 год.