Множество потоков впадает в Миссисипи и такое же множество течет рядом с ней.
Когда начиналось дождливое время, потоки быстро прибывали вследствие сильных дождей, выступая из берегов и разливаясь во все стороны. С быстротой хорошего скакуна затопляли они равнину, распространяя всюду опустошение и ужас. Скоро затопленная часть превращается в необозримое море, покрытое обломками и трупами всевозможных животных.
Для асьенды Аддерли близ Рейнджпоинта было выбрано безопасное от ежегодных наводнений место. От востока к западу и на юг простиралась бесконечная равнина. Асьенда протянулась по лесистой долине более чем на три мили и уходила к югу в прерию на шесть миль. С севера она окаймлялась грядою невысоких холмов. Местоположение асьенды было необычно и, несомненно, выбрано из соображений обороны.
У излучины одного из речных потоков, в форме подковы в три четверти круга, на ровной террасе стоял хозяйский дом с одной стороны который заслоняли высокие деревья, окаймляющие берега реки. Фасад дома был обращен в сторону прерии, которая расстилается перед ним до самого горизонта. Одноэтажный дом, с плоской крышей, обнесенной парапетом, был спроектирован в мавританском стиле. Вымощенный дубовыми плитами двор – «патио», лестница, ведущей на асотею, массивные деревянные ворота главного входа, по обе стороны от которых имелись три окна, защищенных железной решеткой – все это говорило о предпочтениях владельца, нежели следованию моде. Позади дома находился другой двор, где помещались кухни и кораль, а дальше – огромный, устроенный по английскому образцу сад, в котором росли экзотические растения и деревья.
За домом возвышались длинные, далеко раскинутые постройки асьенды, задняя сторона которых примыкала к верхней части холма, а четырехугольная колокольня возвышалась над его вершиной. Высокая и крепкая каменная стена соединяла задние постройки асьенды с жилищами слуг и хлевами, и только через толстую массивную дверь в середине этой стены можно было попасть во внутренний двор.
Таково было имение, недавно построенное плантатором Аддерли в арканзасских землях, ставшее к тому времени благодаря напористости ее владельца и преданного ему управляющего, одним из самых богатых хозяйств во всем графстве за правобережьем Великой реки.
Не смотря на то, что поместье включало в себя значительную территорию, но приносило пока самую незначительную пользу, преобладающая часть земель закрепленных за Аддерли оставалась не возделанной и отчасти являлась помехой для заселения.
Из-за неопределенности споров с населением Рейнджпоинта, держатель патента – мистер Аддерли, каждый день увеличивал свои претензии, ввергая в страдание и разорение бедноту, переселившуюся сюда с Востока, которая приобрела участки рядом с его асьендой.
Оставалось около часа до солнечного заката, когда колокол на вершине асьенды прозвонил к вечерней молитве, и при этих звуках, возвещавших об окончании дневной работы, пеоны, пастухи и рабы возвращались с плантаций, под присмотром надменных надсмотрщиков, пощелкивающих кнутами.
На асьенде, справлялась помолвка дочери Аддерли. По распоряжению патрона в этот день забили пару мэвериков (молодых бычков). Скотники устроили загон в нескольких шагах от ворот дома, пригнав туда бычков и, отделив двух самых толстых и жирных от остального стада. Они выпускали животных по одному из ограды, где у выхода забойщик большим зазубренным серпом необыкновенно ловко и быстро подрезал им животным сухожилия над суставами задних ног.
Элвин Аддерли стоял, прислонившись к портику, попыхивая трубкой. Легкая шляпа из панамской соломки, защищала его лицо, выражавшее в этот момент глубочайшее раздумье от лучей заходящего солнца. Черные глаза глядели кротко и добродушно, но от времени на смуглом лице вспыхивал румянец, что говорило о его явном раздражении. В эти минуты все, кто его хорошо знал, не осмеливались обращаться к нему, так как не выносили пронзительного, отдающего блеском взгляда.
Повсюду звучала музыка, негритянские мотивы наполняли отходящую ко сну природу, казалось, опровергая сложившееся предубеждение, что рабство аля Аддерли – это несчастье.
Заметив патрона и, определив его состояние, на сей момент, Уильям Гарт, приглашенный на помолвку самой мисс Руфь, бессмысленно слонялся по двору, в поисках подходящего занятия.
–Уилл! – окликнул его Аддерли. – Все ли готово к торжеству?
–Да, сэр!
–Как думаешь, Уилл, какое наказание придумать, для предателя? – спросил Аддерли, не с того не сего.
–Отрубите ему руку, сэр, – безразлично выпалил Уильям.
–Издеваешься?
–Тогда не знаю, сэр.
– Не нравишься ты мне, последнее время, Уилл, – заметил Аддерли относительно настроения Уильяма.
– Я сам себе не нравлюсь, сэр.
– Что так, сынок?
– Ошибаетесь, сэр, сынок для вас этот мадьярский гусь – Иштван Маркиянович, – дерзил Уильям.
– Обиделся, значит, – заключил Аддерли. – Мне почем было знать, что там Руфь в кого-нибудь влюбиться, – оправдывался Аддерли. – В конце концов, это ее решение. Я не могу давить на нее.
– Влюбиться! Давить! – явно дерзил патрону Уильям, – Вы обманули меня, мистер Аддерли! Вы надругались над моими чувствами к вашей дочери! Неужели нельзя было мне обо всем сказать заранее! Я, по-вашему, похож на тряпку? Или вам необходимо было унизить меня? Да, да! Именно, унизить! – перешел на повышенные тона Уильям.
– Не забывайся, щенок! – одернул его Аддерли и взглядом бросил в него несколько искрометных молний. – Ты сейчас ведешь себя как тряпка, а не как кабальеро! Держи себя в руках!
– Простите, сэр! Помолвка Руфь… Мне не следовало бы присутствовать сегодня, – осекся Уильям и нервно потер ладонью лицо.
– Поди, на кухню, пригляди там, – жестко сказал Аддерли.
Уильям склонил голову и сделал, было, шаг, но Аддерли остановил его.
– Обожди. Мне нужна встреча с твоим отцом, Уилл.
– Это еще зачем? – удивленно спросил Уильям, но в душе не удивился, так как быстро понял, что Аддерли задумал купить авторитет отца у населения Рейнджпоинта.
– Вверх по реке я собираюсь запустить первый пароход для доставки рабов на мои плантации. В гавани Нового Орлеана судно ожидает своего часа. Лучшая местность для пристани – поля фермеров Рейнджпоинта, прилегающие к берегам реки. Я намерен выкупить эти земли за очень хорошую цену.
– Боюсь, сэр люди не согласятся, – робко ответил Уильям.
– Мне плевать на людей и их несогласие! – грозно заявил Аддерли, не отводя взгляда от Уильяма, – достаточно согласия твоего отца. Ради этого я готов сделать всю вашу семью своими партнерами, если же конечно, твой отец, да и ты, очень хорошо посодействуете мне в решении проблемы с населением Рейнджпоинта. И вообще, этот поселок можно перенести за линию болот в лучшем случае, или присоединить к фактории Арканзас-Пост. Я даже готов на равноценный обмен с жителями Рейнджпоинта в моих владениях у форта Смит и Арканзас-Пост. Никогда не понимал ваших фермеров, за, что там держатся? За болота и малярию в июле?
– Сэр, вы во многом правы, и многие ваши проекты имеют смысл, – сказал Уильям, – но убедить людей бросить все и начать сначала…. Это сложно, сэр.
– Согласен, сынок, непросто. Поэтому мне и нужна встреча с твоим отцом.
– Я поговорю с ним в ближайшее время, – заверил Уильям и удалился, оставив патрона наедине со своими думами.
Уильям намерено искал «случайную» встречу с Руфью. Он полагал, что она находиться в доме и тщательно совершенствует свой праздничный туалет.
Распахнув двустворчатые двери, он вошел в ту часть залы, которая была напротив входа и несколько возвышалась над остальным полом покрытым ковром. Там стояли низенькие, украшенные старинной резьбой табуретки, крытые пунцовым бархатом, с подушками для ног, и маленький квадратный столик, высотой не более восемнадцати дюймов. Потолок был украшен резьбой, а по стенам висели в золоченых рамах старинные фамильные портреты в натуральную величину. Во второй части залы, очень большой, стояли старинные кресла и диваны, покрытые тисненой кожей. По одной из стенок залы стояли обитые пунцовым бархатом стулья, в другой была дверь в спальню.
Приоткрыв дверь, Уильям поинтересовался, нет ли там кого. Робко всунув голову в проем, он осмотрел спальню. На возвышении, в алькове, находилась роскошная кровать с парчовым занавесом, украшенным золотым и серебряным позументом и такой же бахромой. Простыни и наволочки были изготовлены из самого тонкого полотна и обшиты широкими кружевами.
Не найдя там Руфи, он вновь вышел во двор. Затем, держась в тени полосы молодых дубков, стал пробираться вдоль продолговатых террас усадьбы, чтобы подойти к дому со стороны сада и кораля.
Пока он стоял у стены сада, вслушиваясь в отдаленные голоса и звуки, то вспомнил то мгновение, когда впервые обнял Руфь: легкий поворот головы, нерешительность, один взгляд ее томных глаз…Ему стало неловко, что сейчас он крадется, как шпион, выслеживающий собственное бесчестие. С горькой улыбкой он снова взглянул на сад. Несколько темно-красных кастильских роз с мокрыми листьями сгибались и качались на ветру. Он внезапно представил себе, как мог бы целовать ее, если бы не обстоятельства. Он чувствовал благоухание ее розовых щек. Он потянул к себе цветок и долго-долго вдыхал его аромат, пока не почувствовал слабость и не прислонился к стене. Потом он опять улыбнулся, на этот раз со злорадством, и представил циничный план своей мести.
Когда окончательно стемнело, и можно было незаметно перейти через аллею, ведущую к входу, и пробраться к задней стене дома, Уильям начал действовать. Его первым естественным побуждением было намерение открыто войти в заднюю дверь, но после, подумав, он поддался искушению подслушать разговоры. Ему казалось, что одно объясняющее слово или жест, извинение, просьба или даже испуг Руфи, при виде его, способны смирить его гнев и разрушить его замысел. Прекрасно зная расположение дома, и пользуясь тем, что Иштван Маркиянович – жених Руфи, развлекает байками понаехавших гостей, Уильям все-таки решил встретиться с Руфью на темной галерее, где она по его предположению должна была появиться, чтобы проследовать к гостям.
– Мисс Руфь?! – тихо произнес Уильям, выйдя из кустарника розы, и тем самым преградив путь девушке.
Он резко повернул Руфь лицом к себе.
– Мистер Гарт?! Осторожно! Мне больно! – запротестовала Руфь, пытаясь отстранить от себя руки Уильяма.
Она уперлась ладонями ему в грудь. Но даже сквозь грубую ткань рубашки Руфь ощутила его силу и властность и почувствовала твердость мускулов под своими пальцами. Легкая дрожь пробежала у нее по спине.
Ей показалось довольно странным это ощущение – находиться в объятиях Уильяма. За последнее время ее никто так не обнимал. Конечно, ее целовал Иштван, но он никогда не держал ее в объятиях, по крайней мере, так долго, чтобы ей это запомнилось. Руфь находила поцелуи жениха всегда приятными, но далеко не столь волнующими, как она того ожидала. Иштван хорошо умел сдерживать свои чувства.
Руфь слегка напряглась, отстранившись от твердой груди Уильяма, когда он почти вплотную прижался к ней своим пышущим от страсти телом.
Руфь вздернула подбородок и посмотрела на Уильяма. Мысли о нем заставляли ее сердце биться быстрее. Тело наполнялось нежной болью – какой-то особенной БОЛЬЮ ЛЮБВИ.
Вот так, в ослепительной вспышке прозрения, Руфь понимала, что по-прежнему влюблена в Уильяма. Опасно влюблена. Но достаточно ли сильно, чтобы отбросить обиду, чувство вины и жажду мести? Руфь сомневалась. Чаши весов колебались, и желания, возлежавшие на них, были одинаково сильны.
По телу Руфи пробежал озноб, хотя поздний летний вечер был теплым. Ее пальцы дрожали. Ей казалось, что впервые она по-настоящему поняла, насколько сильно любит Уильяма. На миг она представляла себе, как он обнимает другую женщину, и этот образ вызывал у нее невыносимые страдания. Мучительная боль в груди не оставляла больше никакого сомнения: она любила этого парня всем сердцем всегда.
Уильям вытянул руку, придвинувшись еще ближе.
– Что произошло Руфь!? За что мне такой плевок? – начал Уильям.
– Об этом я хотела бы спросить тебя, Уилл, – ответила Руфь, – Боже мой! – воскликнула она. – Какой же дурой ты должен считать меня! Я так внимательно слушала весь твой вздор насчет того, что нужно честно следовать своему слову, и сама молола подобную чепуху! А ты даже не счел необходимым оставаться верным мне и данному обещанию хотя бы в течение оговоренного года!
– Руфь, я никогда не обманывал тебя, никогда, разумеется, я не нуждаюсь в твоем прощении.
– Ты лжешь, Уилл! Я получила письмо от отца!
– Какое письмо, Руфь?
– Письмо, в котором отец сообщает об Элмире Уилкс и ее ребенке от тебя. – Ты даже представить не можешь, чего стоило мне сдерживать себя и улыбаться ей с момента встречи в фактории и потом по дороге сюда.
– Я был с ней только раз. Не знаю, что на меня нашло. Это не были чувства. Я сразу же признался ей, что мое сердце принадлежит тебе.
Девушке казалось, что он говорил искренне: «О, Господи! Как он мог казаться таким искренним»? Руфь почувствовала, что к ее глазам подступают слезы, и постаралась сдержать их. Он не заставит ее плакать! Никто не заставит Руфь Аддерли плакать!
Уильям сделал попытку придвинуться ближе.
– Отойди, Уилл, или я, клянусь, убью тебя!
Слезы застилали ей глаза, она едва видела Уильяма.
– Умоляй же меня, Уильям! Умоляй простить тебя! Если ты этого сейчас не сделаешь…
Руфь из-под подола вытащила было пистолет, нацелив его в сердце Уильяма.
–Пусти меня! – чуть не крикнула она.
– Я отпущу только после того, как ты выслушаешь меня, и не раньше! – пообещал Уильям.
Руфь снова безуспешно попыталась вырваться и, наконец, оставив попытки, уперлась руками ему в грудь с яростной обреченностью.
– Вот так-то лучше! – одобрил Уильям.
Руфь попыталась не обращать внимания на Уильяма, но его сильные бедра прижимались к ее юбке, и она ощущала их жар даже сквозь складки плотной замши.
– Слушай меня, Руфь! Я никогда не лгал тебе. Никогда.
– Я тебе не верю!
– Почему? Из-за какого-то письма, которое ты прочла?
– Да.
– Я хочу взглянуть на это письмо. Дай мне его!
– Я разорвала его и пустила по ветру.
– Руфь, я говорю тебе правду. Я никогда не лгал тебе. Да, я переспал с Элмирой, – он даже позволил себе улыбнуться. – И с тех самых пор, у меня никогда не возникало ни малейшего желания быть с другой женщиной, кроме как с тобой. Ты можешь знать, что мне хорошо с тобой, как ни с кем никогда не было хорошо, и нет у меня нужды искать женщин на стороне, Руфь!
– Но ты…, ты изменил мне сразу же, после того как мы расстались! Ты был зол на меня из-за покойного Рабле, и поэтому… – она не смогла закончить.
– Как бы ни был я на тебя зол, Руфь, ты все равно владела моим сердцем. Хочешь ты этого или нет, но я твой. Ты ведь можешь спросить свое сердце, и оно откроет тебе правду.
Руфь чувствовала биение его пульса на своей руке и видела нежность в его глазах. Здравый смысл подсказывал – он не лжет, но он изменил ей однажды.
Уильям приподнял ей подбородок и захватил ее губы в нежнейшем поцелуе, и поцелуй сказал Руфи все лучше слов.
– Спроси свое сердце, – прошептал Уильям.
И Руфь спросила свое сердце и получила радостный ответ.
– О, Боже, Уилл! – она обвила его шею руками, и лишь крошечная песчинка сомнений удержала ее от признания в любви.
Горячие слезы скатились по ее щекам, и Уильям стер их с лица Руфи подушечкой пальца.
– Все хорошо, – сказал он. – Доверяй мне, и я обещаю тебе, что ты никогда ни о чем не пожалеешь.
Он поднял Руфь на руки и понес под навес кораля, где лежа копна сена для лошадей.
Руфь нагнулась, покорная движениям его рук, зову своего сердца и женской природе. Она только и мечтала о том, как бы поцеловать его. Их губы сомкнулись, и Руфь закрыла глаза. Прикосновения его губ были такими мягкими, нежными, воздушными! Как будто не губы прижимаются к губам, а происходит нечто более возвышенное.
Уильям скользил губами вдоль ее губ. Руфь отвечала ему с таким пылким чувством, которое, должно быть, всю жизнь накапливалось в ней.
Страстный стон исходил из кораля, презренно врезаясь в стрекотание сверчков вокруг, который привлек случайного наблюдателя, затаившегося под навесом и нервно, в отчаянии, покусывавшего себе губы.
Руфь удивлялась сама себе. Вместо строгой чопорной девушки появилась чувственная, вожделеющая распутница, переполненная странными желаниями, вовсе позабывшая о назначении сегодняшнего вечера. Руки ее блуждали по его телу, в то время как Уильям целовал ее. Ей казалось, что каждое его прикосновение возбуждает ее все сильнее и сильнее, и всякий раз она поднимается на ступеньку вверх по лестнице вожделения. Когда рука его скользнула по ее телу и успокоилась груди, весь мир, казалось, замер, воздух вокруг них стал горячим от вырвавшейся на свободу страсти.
Руфь прикрыла глаза и застонала. Неужели она полностью потеряла контроль над собой? Боже! Что она наделала?
Когда все закончилось, она молвила:
– В жизни себе не прощу.
– Чего именно? – ровно спросил Уильям, откинувшись на спину.
–Того, что поддалась своим порывам.
–Так это же замечательно, – едва улыбнулся Уильям.
– Нет, Уилл, – отрезала Руфь, – я оставляю все как есть.
–Ты с ума сошла?! – выпалил Уильям, вскочив на ноги.
–Тише. Не надо кричать! Еще чего доброго кто-нибудь услышит или увидит, – одернула его Руфь. – Извини, но мне надо идти к гостям. Ты же присоединишься к ним позже.
–Это приказ хозяйки?
– Просто просьба, – равнодушно ответила Руфь, поправляя платье. – Забудем это наваждение. Отец все равно отправляет меня в Луизиану. Мама болеет. Да и вообще там кому-то же надо вести дела.
– Но Руфь, все же можно исправить? – умолял Уильям. – Мы же оба хотим этого.
– Прощай Уилл. Мне было хорошо с тобой. Подумай лучше о том, как осчастливить Элмиру Уилкс и своего сына. Мой тебе совет, выбрось меня из головы. Я твое прошлое, – решительно молвила она и направилась к галерее.
– Не выходи за него замуж, – вдогонку бросил Уильям.
От неожиданности Руфь остановилась. Настороженно взглянув на Уильяма, она переспросила:
– Что ты сказал?
Уильям медленно надел шляпу, потом так же медленно перевел взгляд на девушку. Сколько Руфь ни старалась, она не могла прочитать на непроницаемом лице собеседника ничего.
– Я сказал: не выходи за него замуж.
Руфь смутилась. Она боялась спросить, почему, но знала, что должна узнать причину.
– Я дала клятву. Почему, по-твоему, я должна нарушить обещание?
Уильям молчал. Он смотрел сквозь нее, как будто собирался с мыслями, «А может, он собирался с духом», – понадеялась Руфь.
– Он обманывает тебя. Он вовсе не любит тебя.
– Не придумывай. Ты просто цепляешься за то, что вернуть уже не возможно, – резюмировала Руфь, удаляясь в темноте. – Я стану женой Иштвана, и мы вдвоем отправимся в Луизиану.
Когда она оставила его, проворно перемахнув через ограждение кораля, Уильям рухнул в копну сена. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким побитым и опустошенным. Никогда раньше ему не приходилось беспокоиться о своем будущем, хотя он, конечно, задумывался над тем, как жениться на Руфи и, кто у них родится: мальчик или девочка. Он также гадал, удастся ли ему увидеть в реальности свои грезы. Но тогда ему казалось, что все образуется само собой. Теперь будущее без Руфи было перед ним. С горечью Уильям вынужден был признать, что к этому печальному финалу их отношений подвел ее отец. На секунду Уильям почувствовал ненависть к Аддерли. Но от этого ему стало только хуже.
– Мистер Гарт! Мистер Гарт! – раздался девичий голос из темноты.
– Кто здесь!? – всполошился Уильям.
– Не переживайте, так. Она слишком самодовольна и не достойна вас, – комментировал этот же голос.
–Ты кто?! – не понимал Уильям. Но голос казался ему знакомым. – Эй, ты где?!
Но никто не ответил. Обшарив весь кораль, Уильям никого не нашел и отправился во двор.
Из дома доносились веселый хохот, звон бокалов, звуки скрипки и переливы гитары. Аддерли отмечал помолвку дочери.
Вдруг ворота во двор открылись, и Уильям при свете факелов заметил несколько повозок запряженных мулами, которые медленно поскрипывая колесами, въезжали во двор, за ними последовало несколько вооруженных всадников. Приблизившись к ним, Уильям отметил людей Аддерли, прибывших из Луизианы. На козлах одной повозки его взору предстал мужчина, в разорванной куртке и сильно заросшим щетиной лицом, в телодвижениях которого Уильям безошибочно определил Хитча.
– Хитч дружище! – воскликнул Уильям и вскочил на козлы одним прыжком.
– А, Уилл! Рад тебя видеть, – вяло ответил Хитч. – Только прошу без обнимания. У меня плечо простреляно.
– Патрон ждал вас еще два дня назад, – доложил Уильям, – что же случилось?
– На индейцев нарвались. Еле ушли. Четверых пришлось оставить, – перчащим голосом рассказывал Хитч.
–Индейцы!?
–Да, куапо.
–Неужели куапо встали на тропу войны!?
–Похоже, что так, малыш, – ответил Хитч. – Помоги-ка мне слезть с этого гроба на колесах.
–Пойдем, быстро в дом, женщины осмотрят рану, – сказал Уильям и, прихватив Хитча в охапку, повел к парадному входу.
– А, где Туссен? – спросил Уильям, не обнаружив рядом с Хитчем его верного натчеза.
– Парня тяжело ранили куапо, когда мы огибали Рейнджпоинт, – пояснил Хитч. – Копье прошло насквозь, раздробив ребра, и вышло под лопаткой. Бедняга даже звука не произнес. Ранение тяжелое, боюсь, не выживет. Пришлось его оставить на ферме Уилкса. Твоя Элмира любезно согласилась его выходить.
– Боже, правый! – воскликнул Уильям. – И ты туда же.
– Не злись, – скрипел от боли зубами Хитч, – Элмира достойная молодая женщина. Будь я помоложе, то наверняка приударил бы за ней.
Передав Хитча в руки заботливых негритянок, Уильям отправился доложить патрону о прибытии его компаньона. Получив указание ожидать его в личном кабинете вместе с Хитчем, он искоса бросил взгляд на искусственную улыбку Руфи, адресованную своему избраннику и, не дождавшись ответного взгляда, отправился выполнять распоряжение хозяина.
Через полчаса Уильям, Хитч и Аддерли выпивая виски и закусывая стейком с кровью из только что забитого мэверика, слушали рассказ Хитча о его недавних приключениях.
–Такое ощущение, что индейцы готовят восстание, – говорил Хитч. – Краснокожих по всей вероятности подтолкнула к этому эпидемия холеры, свирепствующая на юге. Мы прошли по местам, где дизентерия – обычное явление. Воровство скота у фермеров индейцы взяли за правило. Старик Абрахам, сообщил, что вооруженных нападений на Рейнджпоинт пока немного. За Рейнджпоинтом, индейцы по-прежнему ведут мирную торговлю, меняют рыбу и дичь на ружья. Настораживает, то, что только на ружья, свинец и порох. Сковородки, одеяла, резко перестали интересовать их. Я привез карабины с порохом, сэр. Чтобы беззаботно добраться до Рейнджпоинта я отдал индейцам фургон мелассы, хотя они требовали ружей.
– Отлично Хитч, – заметил Аддерли.
– Мы все были заинтересованы, чтобы доставить груз по назначению, – продолжил Хитч, чуть скривившись от боли в плече. – Прибыли от продажи хватит на то, чтобы построить каждому из нас по дому.
–Я теперь понимаю, почему бандиты перевернули повозку мисс Руфь верх дном. Похоже, не то искали, – высказал свои соображения Уильям.
– Нет, сынок, бандитам нужны были не ружья, – загадочно произнес Аддерли, – они знали, что тогда искали. Им нужно было вот это, – и Аддерли достал из кармана несколько золотых монет номиналом 2,5, 5, и 10 долларов превосходной чеканки с изображением белоголового орлана на реверсе с надписью «UNITED STATES OF AMERICA» и символа свободы на аверсе с каноническим – «LIBERTY».
– Груз в полном порядке, сэр, – улыбаясь, произнес Хитч. – Ни Башка, ни его кодла, так ничего и не заподозрили.
Хитч и Аддерли рассмеялись, тронув бокалами.
– Не смотри на нас так, сынок, – хохоча, молвил Аддерли, глядя на непонимание Уильяма, и вытер на глазу слезу смеха. – Сейчас расскажу.
Тот, кто полагал, что я буду перевозить сокровища в фургоне своей дочери, просчитался. Если бы я так поступил, то обрек бы малышку на смерть. Золото находилось в фургоне одинокой женщины с тремя детьми, которая следовала на Рейнджпоинт в том же караване, что и Руфь. Она купила этот фургон у моих людей в Кентукки. Точнее будет сказать, мои люди почти бесплатно предложили ей его. Ты спросишь меня, знала, ли об этом Руфь? Конечно же, нет. А зачем?
– А как груз попал к Хитчу? – все еще не понимал Уильям.
– Мистер Аддерли поручил мне встретить караван в Рейнджпоинте, а тебе встретить Руфь у Ридж Кроули, – пояснил Хитч.
– Хочу заметить, что вы оба отлично справились, – отпустил похвалу в адрес Уильяма и Хитча Аддерли.
– Эта женщина сущий дьявол, – продолжал Хитч, – Она послала нас ко всем чертям и сказала, что ни за какие деньги не продаст нам фургон. Тогда, ночью, пока она со своими чадами спала в палатке, Туссену пришлось «одолжить» у нее повозку.
– Как же ей переселенке без повозки? Да еще с детьми? Это жестоко, Хитч, – сетовал Уильям.
– Не думай обо мне плохо, малыш, – сказал Хитч, – может я и сволочь, но не настолько. Мы оставили ей взамен новый фургон, с амортизирующей подвеской, а ее развалюху, набитую золотом, пригнали сюда.
– Кто же те люди, что напали на мисс Руфь? – спросил Уильям, – мой брат следопыт Шукас полагает, что это могли быть переодетые военные из форта Смит.
Хитч, ястребиным взглядом посмотрел на хозяина.
– Со временем я выясню это, – задумчиво сказал Аддерли. – Если мои предположения относительно предателя подтвердятся, то ему не повезло. Ох, как не повезло!
– Вот эту штуку Шукас подобрал на месте стоянки бандитов, где они подожгли прерию, – и Уильям плавным движением руки из-за пояса достал пистолет «Норт-Чини» с металлическими накладками на рукояти, на одной стороне которой имелась затертая гравировка на латыни: «Aquila non captat muscas». Аддерли с интересом взял пистолет в руки и начал пристально всматриваться в сие начертание на рукояти. Хитч тоже привстал и наклонился над патроном.
– Орел не ловит мух – продекларировал Аддерли, относительно содержания гравировки, – Вот уж по истине правда!
– Такими пистолетами вооружены офицеры драгун, сэр – заключил Хитч.
– Это еще ничего не доказывает, – заметил Аддерли, – пистолет мог принадлежать кому угодно, не обязательно драгунскому офицеру. Как бы там ни было, я вскоре все выясню. А теперь, к гостям, джентльмены! – бодро воскликнул Аддерли. – Да, Уилл, распорядись, чтобы повозку с золотом перегнали до утра на задний двор.
– Слушаюсь, сэр, – сказал Уильям.
Когда Хитч вышел, Уильям задержался.
– Что, еще, Уилл? – нервно спросил Аддерли.
– Зачем вы отписали Руфи, об Элмире Уилкс? – жестко поставил вопрос Уильям.
Аддерли улыбнулся, щелкнул пальцами и произнес:
– Затем, чтобы моя наивная девочка, при случае не стала разменной монетой не догулявшего самца.
– По-вашему, я тупой похотливый самец, сэр?
– Я этого не сказал, – ретировался Аддерли. – А как прикажешь мне надлежало поступить? Представь, сынок: Руфь честно ожидает встречи с тобой, отказывает именитым женихам в парижских салонах, а когда возвращается, то видит, что все ожидания напрасны, а ее Уилл женат на другой, и успешно плодит потомство. Каково было бы ей? Больно было бы! Я этого допустить не мог. Откуда мне знать, что у тебя на уме, какие планы относительно моей дочери?
– Вы могли бы сначала поговорить со мной, сэр, если доверяете мне. Но не посчитали нужным и распорядились сделать по-своему, не спросив ни меня, ни тем боле Руфь. Что вы наделали, мистер Аддерли?!
Уильям резко развернулся и, хлопнув дверью, удалился.
Близился рассвет, но Уильям никак не мог заснуть.
Перед рассветом внезапно пошел дождь. Крупные холодные капли яростно стучали по террасе. Было очень тихо вокруг. Но потом какая-то собака видимо проснулась, выскочила во двор, и безудержно начала лаять. Вскоре послышались крики, визги и гвалт чернокожей прислуги.
Уильям лениво встал с кровати и глянул в окно. Несмотря на проливной дождь во дворе суетилась челядь.
«Что еще там»? – произнес Уильям вслух.
Потом быстро запрыгнув в штаны, накинул куртку, прихватил пистолет и выскочил во двор.
Во дворе, через перекладину перед воротами двое парней перекидывали веревку, сооружая на ней петлю.
–Эй, Луис, – окликнул Уильям одного из них. – Что случилась?
– Как что?! – недоумевал парень. – Дочь патрона зарезали.
– Ты, что несешь, болван!? – крикнул Уильям и бросился бежать к входу парадной.
Когда он добежал до спальни Руфи, то заметил там скопившуюся толпу людей. Распихав зевак, он прорвался к кровати, на которой лежала Руфь. Кровь сочилась из-под тряпочного тампона на плече девушки. Рядом суетился лекарь, нервно похаживал Аддерли, и в растерянности поглядывая на свои окровавленные руки, стоял Иштван Маркиянович.
–Ты-ы-ы!!! – заорал Уильям, и бросился на Иштвана с кулаками.
–Уймите его, – гаркнул Аддерли, и двое мужчин оттащили Уильяма от жениха Руфи. – Уилл! Ты слышишь меня, Уилл!? – кричал Аддерли. Это не он! Не он это!
Потом появился Хитч и, взяв Уильяма под локоть, вывел наружу.
– Ничего страшного, рана не глубокая через неделю заживет, – сказал Хитч, раскуривая трубку, – Представляешь, утром в ее спальню врывается какая-то фурия из прислуги, несет всякий бред, потом достает нож, и вонзает ей в плечо. Руфь вскрикнула, и в спальню вбежал этот ее мадьяр, слава Богу, оказавшийся рядом. Он то, и урезонил фурию.
– Фу, дьявол! А, я его чуть не убил! – буркнул Уильям.
– Послушай, малыш! Желания убивать женихов Руфи становиться у тебя навязчивым и может перерасти в дурную привычку, не находишь? – молвил Хитч.
Уильям бросил злобный взгляд на Хитча и прихватил его за грудки.
–Все, все, малыш! Прости! Болтнул не подумав! – извинялся Хитч.
Они некоторое время молча курили.
– Патрон приказал вздернуть девчонку на воротах, – нарушил молчание Хитч.
–За что она ее, так? – спросил Уильям.
– Поди, спроси, пока не повесили, – с долей сарказма советовал Хитч.
У ворот собралась толпа. Все ожидали хозяина. Аддерли вышел в длинном промасленном дождевике и встал рядом с Хитчем и Уильямом.
С той стороны асьенды, где располагались хозпостройки, на веревке, словно собаку несколько парней вели девушку. Уильям был готов поставить последний доллар за то, что ее жизнь не стоит теперь и горстки бобов. Девушка держалась хладнокровно и попыталась пошевелить руками, но кисти перевязанные веревкой, видимо занемели и не повиновались. Ее тело казалось истерзанным, трепещущим от страха куском плоти, а холод и проливной дождь еще больше усиливали ее страдания. Встав лицом, напротив петли, девушка бросила страдальческий, умоляющий взгляд на Уильяма.
«О, Боже правый! Онора»!? – вырвалось у Уильяма.
Ему казалось, что этот взгляд, может быть, подтверждает то, что он сейчас слышал о ней, а может быть, говорит о чудовищном предательстве и обмане с ее стороны. Может быть, она и сейчас тайный эмиссар какого-нибудь шпиона в семье Аддерли или состоит в сношениях с каким-нибудь предателем из окружения патрона, а ее умоляющий взгляд выражает только лишь страх быть разоблаченной. Или, с другой стороны, она может искренне раскаивается в своем поступке.
Эти рассуждения взволновали Уильяма до такой степени, что он даже сам удивился. В его душе сменялись надежда, страх, недоверие и отчаяние.
Потом он вдруг вспомнил о неизвестной девушке в корале, вчера вечером, которая по всей вероятности подслушивала или подсматривала в момент его встречи с Руфью. Он отчетливо вспомнил ее слова относительно Руфи. Сомнений не было, то была Онора Махер.
Аддерли махнул рукой и парень, исполнявший функции палача набросил петлю на шею девушки и крепко затянул ее.
Уильям бросил косой взгляд на патрона. Лицо Аддерли было жестким и невозмутимым. Просить пощадить девушку в эту минуту показалось Уильяму совершенно бессмысленным, и он решился идти ва-банк.
Уильям мгновенно выхватил из-за пояса свой «Харперс-Фери», взвел курок и резко встал за спину патрону, приставив к его виску ствол пистолета, потом сильно прихватил Аддерли за шею другой рукой, и громко произнес:
–Останови все немедленно!
В толпе прошел мушок.
–Уилл, опомнись, – вскрикнул раздосадованный Хитч, – ты в своем уме!?
– Я не шучу! – кричал Уильям. – Останови расправу!
Аддерли молчал. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
– Уилл, ты вынуждаешь меня стрелять тебе в спину! – не унимался Хитч.
– Плевать! Стреляй! Но, прежде я отправлю на тот свет его!
–Нет, Хитч! Луис, развяжи девушку! Дайте ей коня, и пусть проваливает ко всем чертям! – раздался голос Руфи, появившейся за спинами зевак.
Она подошла к дрожащей, словно осиновый лист Оноре и довольно зычно произнесла:
– Я не держу на тебя зала. То, что произошло между нами, умрет во мне.
– Луис, делай, как она говорит! – отдал распоряжение Аддерли, после чего парень начал освобождать Онору от смертельных пут.
– Дай слово, что не будешь мстить ее семье! – требовал Уильям от Аддерли.
– Может мне ей и денег еще дать? – начал огрызаться Аддерли.
– Дай слово, так чтобы все слышали! – настаивал Уильям, тыча патрона пистолетом в висок.
– Даю слово, черт бы меня побрал! – крикнул во всеуслышание Аддерли, сжав зубы.
Когда Онора скрылась верхом на лошади за воротами, Уильям опустил пистолет от виска патрона и обессиленный от нервного напряжения плюхнулся задом прямо в лужу, опустив смиренно голову.
– А теперь делай со мной все что хочешь, – сказал он, хриплым голосом обращаясь к патрону.
– Подбери сопли, щенок! – только и молвил Аддерли, удаляясь, прочь.
–Ты в порядке? – тихо сказал Руфь, подойдя к Уильяму. – Я все знаю. Девчонка успела мне объяснить.
– Что объяснить?
– То, что ты – «мистер ходок», «гребаный сердцеед» и «кровавый рыцарь»!
Она отвесила Уильяму подзатыльник, словно нашкодившему мальчишке и удалилась вслед за отцом.