Долина реки Арканзас. Фактория Арканзас-Пост.
За всю свою историю существования, местоположение этого самого первого аванпоста американской цивилизации за правобережьем Миссисипи на территории Арканзаса изменялось несколько раз. Арканзас-Пост был к этому времени уже небольшим поселком, беспорядочно разбросанным по левому берегу реки Арканзас.
Поселок заполонили, погонщики скота, заготовщики кож, бродяги, карточные шулера и пограничники из форта Смит. Вдоль главного двора фактории, как грибы, выросли деревянные домики и лавчонки с вызывающе безвкусными витринами. Дюжины крытых повозок ежемесячно снабжали поселок зерном, мукой и прочей провизией, прихватывая на обратном пути кости и шкуры. Шкуры предназначались для красилен на востоке страны, а кости для мануфактур, перерабатывающих их во всевозможные товары – от удобрений до тончайшего фарфора.
Отстрел прерийной живности был основной доходной статьей экономики фактории, поэтому костяк ее населения составляли охотники, которые, как и перевозчики кож, насквозь пропитались специфическим запахом звериных шкур. И те и другие любые замечания по поводу сопровождавшего их повсюду запаха принимали в штыки. По этому поводу частенько возникали жестокие потасовки, нередко со смертельным исходом.
Было уже далеко за полночь, когда, усталый, но по-прежнему полный надежд и радостный духом от долгожданной встречи с Руфью, Уильям Гарт свернул с лесной дороги на безбрежный, колышущийся простор овсюга. Здесь, совершенно скрытый высокими, почти в человеческий рост, стеблями дикого злака, которые сразу же сомкнулись вокруг него, он остановился, привязал лошадь к иве, пригнул к земле несколько стеблей на подстилку, поверх набросив выдубленную шкуру, подложил под голову мешок вместо подушки, завернулся в одеяло и вскоре заснул.
Проснулся он на рассвете, освеженный, бодрый и голодный. Добравшись до воды, он отыскал для костра более безопасное место, нежели поле овсюга, развел огонь и приготовил себе завтрак. В результате его стараний лучше всего удался костер; кофе же получился слишком густой, а свиная грудинка и селедка были почти одинаковы на вкус, поскольку варились в одном котелке. На этом пикнике ему не хватало Руфи, и он вспомнил, быть может, не без горечи, как холодно она с ним рассталась. Однако новизна обстановки, ослепительно яркое солнце, чувство свободы и дорога, заставили его забыть все, кроме будущего. Закрепив мешок на крупе лошади, он бодро вскочил в седло и отправился в путь.
Прохладный и сухой воздух, благодатная тень сосен и пряный аромат луговой и речной растительности встречали Уильяма повсюду, наполняя его душу восторгом и ликованием. Дорога несколько раз углублялась в девственный лес, где птицы вспархивали из-под самых его ног и, как стрелы, пронзали полумрак. К полудню он вышел на другую дорогу, видимо, здешний большак, и с удивлением обнаружил, что она, как и земля, повсюду, где ее тронули лопатой, красного цвета. По обочинам, на склонах и на стволах деревьев, на буграх и кучах земли вдоль дороги, в жидких, похожих на краску лужах, там, где ее пересекал журчащий ручеек, – всюду был тот же кровавый цвет. Кое-где он казался еще ярче на фоне белых зубчатых кристаллов кварца, проглядывавших на склоне горы или слоистыми пластами пересекавших дорогу. Уильям сильно бьющимся сердцем подобрал один такой кусок. Он весь был пронизан прожилками и полосками сверкающей слюды и крошечными блестящими кубиками какого-то минерала, похожего на золото.
Дорога начала спускаться к извилистому ручью, обмелевшему от засухи, вода ослепительно сверкала на солнце у белых песчаных запруд или поблескивала в каналах и затонах.
По берегам, а иногда даже вторгаясь прямо в русло, виднелись глиняные хижины, странной формы деревянные постройки, а кое-где мелькала сквозь листву белая парусина палаток. Пни срубленных деревьев и черные кострища усеивали оба берега. Все это казалось Уильяму таким обыденным и, что хуже всего, давным-давно знакомым, совсем как тоскливые окраины множества самых обыкновенных поселков, какие он видел в отнюдь не романтических местах.
Он внимательно осмотрел ряды развалюх, расположившихся на окраине поселка. Нищета – только это и приходило на ум. Тем, кто жил в этих хижинах изо дня в день, приходилось нелегко.
Уильям подъехал к домику, стоявшему на отшибе фактории, за крутым поворотом реки. Лачуга, сооруженная наполовину из досок, наполовину из парусины являла собой что-то наподобие лавки.
Через открытую дверь были видны полки по стенам, прилавок, в беспорядке заваленный разной снедью, одеждой, бакалейным и скобяным товаром – без всякой попытки выставить все это как полагается или хотя бы просто рассортировать, – и стол, а на нем оплетенная бутыль и несколько грязных глиняных кружек. Двое небрежно одетых мужчин, у которых из-под длинных, спутанных бород и волос под обвислыми шляпами были видны только глаза и губы, стояли, прислонившись к стене по обе стороны двери, и курили.
– Доброго дня Гастон! – весело поприветствовал Уильям одного. – Как дела Персиваль!? – обратился он к другому.
–Бонжур, месье Гарт, – в один голос бросили мужчины.
–Много гостей понаехало, а гвоздопродавцы? – спросил Уильям, привязывая лошадь к коновязи.
–Фермеры Рейнджпоинта, – ответил Гастон.
– Шукас не появлялся? – продолжал интересоваться Уильям.
– Не-а, – сказал Персиваль, – только Парэйпа. Старик прибарахлился кастрюлями и двинул в Рейнджпоинт.
– Знаю, я его повстречал на пути туда, на ферме Трисы Махер.
– О, да он зачастил к ней в последнее время! – лукаво отметил Гастон.
– Лишь бы на пользу, – добавил Персиваль.
Ободренный благопристойной тишиной и расположением эти двух французов, Уильям вошел в лачугу. Там на столе были разложены игральные карты, и на каждой лежала кучка денег. Уильям увидел перед собой пустую карту. Персиваль вошедший за ним, с любопытством посмотрел на Уильяма и положил на карту десяток монет.
– Хочешь предложить мне сыграть? – спросил Уильям француза.
– Месье Гарт, если вы согласитесь с ним играть, то я присоединюсь тоже, – сказал стоявший в проеме двери Гастон.
– Ну, черти искусители! – завелся Уильям и, отстегнув кошелек с пояса, поставил его на стол. – Играем.
Мужчины сорвались с места и заняли места за столом. Несколько часов азартного покера, не прошли бесследно, кошелек Уильяма то пополнялся, то опустошался. В итоге победила дружба и каждый остался при своих.
– Все ребята! – подвел итог Уильям. – Пора. Он нахлобучил, как попало шляпу, вышел на двор, отвязал лошадь, дал ей шпоры и рысью погарцевал в факторию.
На шумном дворе фактории повсюду стояли повозки, запряженные волами и мулами, слонялись фермеры и трапперы, в лужах валялись пьяные индейцы.
Уильям забрел в лавку пекаря, где подкрепился имбирными пряниками с лимонадом. В бакалейной лавочке по соседству он купил селедок, копченого мяса и печенья – припасы, которые положил в заплечный мешок. Меж тем лихорадочное оживление, царившее на дворе, как ни странно, только обострило в нем чувство одиночества, а окружающий разгул наполнял его смутным беспокойством. Он заглядывал на ходу в повозки, где весело кружились фигуры, в которых не было ничего женского, кроме платья. Зайдя в таверну, он обратил внимания на бородатого бродягу, в выцветшей шляпе пытавшегося обольстить рыжую курносую девушку, которая абсолютно не нуждалась ни в каком обольщении и готова была за совсем недорого удовлетворить любые фантазии дедушки.
Он слышал крики и оглушительное «пение», а точнее рев толпы пьяных гуляк, которые толпились у дверей домишек или с веселыми возгласами бегали за женщинами, потом дрались за них, а потом со смехом пытались увлечь их за собой, чтобы предаться интиму. В обществе грубых людей Уильям бывал и раньше, но в этом низком растлении ума и силы – качеств, перед которыми Уильям всегда преклонялся, – было что-то отвратительное и удручающее. А потом где-то в толпе грянул пистолетный выстрел, отовсюду стали стремительно сбегаться зеваки поглазеть на кого-то жалкого и беспомощного у стены; и вот уже толпа снова сомкнулась, – эта сцена, хотя и возбудила в нем любопытство, но по сути дела, меньше потрясла его душу, чем скотские развлечения и распутство.
Когда Уильям проходил мимо одной повозки, то из-под тента высунулась заплывшая жиром толстуха и завопила:
– За два долларов я могу шикарно развлечь тебя, парень!
Уильям взглянул на оплывшую физиономию и решил, что только уж совсем отчаявшийся или свихнувшийся от одиночества арканзасский траппер рискнет искать утешения у этакой бабенки. Он отрицательно помотал головой и прошел мимо.
– Ну и холера тебя забери, задавака! – завопила «красотка» вслед. – Наверняка тебе и развлекаться-то нечем, так, стручок засохший, одно название!
И тут его внимание привлек шум возле одного из фургонов, выстроившихся неподалеку от повозки блудливой толстухи. Несколько мужчин, встав кружком, громко похохатывали, одобрительно вскрикивали и бросали на землю монеты.
«Скорее всего, еще одна драка, – решил Уильям. – Сколько же их случается за день в этом паршивом поселке»! Он медленно развернулся, и пошел было к лавке торговца лошадиной упряжью, но тут заметил, что к зевакам стремглав несется женщина в темном капоре и голубом платье. Он узнал эту женщину. Уильям тут же переменил направление, размышляя на ходу, за каким дьяволом его туда несет: «Неужели захотелось поглазеть на мордобой? Или давно не видел гневного блеска неподражаемых голубых глаз»?
Женщина добежала первой.
Она схватила лопату и решительно раздвинула вопящих и хохочущих мужчин. Парень со скудным пушком на подбородке оседлал высокого блондина и самозабвенно молотил его по лицу.
–Монтерей! – вырвалось у Уильяма.
– Надо же, этот краснокожий пацан отлупил-таки безмозглого здоровяка! – завопил чей-то восторженный голос.
Женщина подняла лопату и плашмя ударила ею побежденного детину.
– Немедленно оставь его в покое, паршивец!
Здоровяк мгновенно сжал кулаки, приготовившись к атаке, но вовремя опомнился и сделал шаг назад. Он презрительно плюнул под ноги, презрительно ухмыльнулся и начал собирать монеты.
– Говорил же вам, что запросто расквашу ему нос! – ухмылялся он. – Я из него отбивную сделал бы, если бы не эта чертова баба!
Мстительница меж тем так и стояла, стискивая черенок лопаты тонкими пальцами. При этих словах она снова угрожающе замахнулась:
– Убирайтесь отсюда, я сказала! Все как один!
– Да ладно, мэм. Мы же только пошутили. Мы ждали, когда вы принесете пирожки, – сказал один из зевак.
– Ах, вы шутили? Вы – жалкая кучка немытых бездельников! Мои пироги не для кретинов, которым от скуки только бы помахать пудовыми кулаками! Убирайтесь с моей стоянки! Вон отсюда!
Мужчины попятились. Они, конечно, не испугались, но и злить эту добропорядочную леди не решились. К тому же скудный на женщин поселок мог наградить за такое дело и петлей на шее.
Пожилой седобородый мужчина с лоснящейся лысиной шагнул вперед:
– Я не с ними, мэм. И мне очень жаль, что так вышло. Я пришел, потому что услышал: вы продаете пирожки. Вот и решил купить несколько штук. Мы не ели ничего подобного уже месяца два, пока добирались сюда из Сент-Луиса, а это долгие мили, мэм.
– Хорошо. Оставайтесь. Но остальные бравые молодцы с кулаками вместо мозгов, – она буквально выплевывала презрительные слова, – пусть убираются в свои вонючие норы, из которых выползли!
– Послушай-ка, как там тебя, краснокожий! Не больно-то задирай нос! – сказал все еще собиравший монеты здоровяк, Монтерею.
–Ты еще не угомонился!? – ответил Монтерей, готовый вновь броситься на противника.
Его слова словно ужалили здоровяка. Он резко вскинул голову, прошипел сквозь зубы очередные проклятия и стиснул кулаки. Его даже затрясло от злости.
– Проклятие! Ты…
Он шагнул на Монтерея.
Женщина не дрогнула, держа лопату, словно боевую дубинку и преградила ему путь.
– Я уже встречала таких, как ты – мелкий задира и пакостник!
Ее голос был полон презрения. Здоровяка так и заколотило от ярости.
– Ты… ты… сука! – прохрипел он. – Тебе лучше поостеречься! Точно говорю! А то, как бы чего не вышло!
– А я тебе советую выбирать слова, дружище! – спокойно, но четко произнес Уильям, так что его расслышали абсолютно все. Они повернулись в его сторону, то же самое сделала и девушка в капоре.
Здоровяк хвастливо улыбнулся своим дружкам и лишь, затем ответил вмешавшемуся в разговор Уильяму:
– А этот еще, откуда взялся? – пижонски бросил здоровяк. – Фу-ты, ну-ты! сапожки блестят, а как дойдет дело до драки, так…., – и он сплюнул под ноги, потом добавил, – Захотелось поваляться в грязи?
– Если считаешь, что тебе это удастся, то вперед, – подбодрил его Уильям. – Это дело займет считанные секунды. Хочешь совет? Лучше всего тебе убраться отсюда подобру-поздорову, как и посоветовала леди.
– Еще чего! – и рука забияки скользнула под ремень за пистолетом.
– Пошевели только пальцем и навсегда распрощаешься с этим миром, – предупредил его Уильям.
– Да, ну их, Мэт. Эти сумасшедшие из Рейнджпоинта. Все южане пришибленные. Пошли, Мэт, – и приятель драчуна в плоской шляпе и кожаных брюках вышел из толпы, потянув друга за руку. – Ты же не хочешь получить пулю в живот?
– Твой дружок прав, – сказал Уильям, глядя на задиру.
– Я этого не забуду, – пробормотал сквозь зубы парень и отвернулся.
– А лучше бы забыть, – крикнула вслед женщина.
– Ну, и….? – вопросительно произнес Уильям, взглянув на Монтерея.
Мальчишка привалился к колесу спиной и обхватил голову руками. К нему подскочила женщина, опустилась перед ним на колени и приложила к его лицу мокрую тряпку.
– Не ругай его, Уилл, – холодно произнесла женщина.
–Уильям, мы приехали, чтобы пополнить кое-какие запасы, – сказал Монтерей, – а этот вот, обозвал меня сыном индейской шлюхи. Вот я и, накостылял ему.
– Кто кому накостылял еще вопрос, – вслух пробормотал Уильям. – Ну да ладно.
Уильям сразу понял, что появление Монтерея с обозом рейнджпоинтовских фермеров в фактории Арканзас-Пост неслучайно. Мать – Гертруда, специально послала мальчишку сюда, так как знала, что в это время в фактории должен был объявиться Шукас. Все в их семье понимали, что мальчишка с нетерпением всегда ожидал встречи с Шукасом, потому что считал его своим отцом. Ну, и мать всячески старалась пробудить в своем старшем сыне, которым был Шукас отцовские чувства к сироте индейцу. Вот и сейчас, таким образом, мать пыталась устроить их случайную встречу.
– Элмира, – обратился Монтерей к женщине зализывавшей его побои, – дай Уильяму пирожок с изюмом, и возьми с него деньги.
– С яблоками или с изюмом? – наконец поинтересовалась Элмира, поправляя капор.
Долгие секунды Уильям непонимающе смотрел на ее бледное лицо. Она так и не сдвинулась с места, лишь грудь вздымалась под мягкой тканью, выдавая волнение. Ее неправдоподобной голубизны глаза смотрели на него так, что он, казалось, утратил дар речи.
– Или ты пришел купить арапник?
Ее голос донесся до него издалека, словно через разверзшуюся между ними пропасть.
– Арапник?
– Арапник или пирожки? Что вы хотите?
– А-а, угу. Тогда – с изюмом.
Она мгновенно вскинула голову. Голубые глаза, не мигая, уставились на него. В эту бесконечную секунду ее лицо было подобно свету в конце темного тоннеля. Уильям сглотнул, тряхнул головой, словно отвечая «нет» на незаданный вопрос, и застыл в ожидании, пока таинственная связь между ними не растает. Затем, он прищурил глаза и, не торопясь, коснулся взглядом бледного лица, вслед за этим тщательному осмотру подверглась ее стройная фигура в голубом хлопковом платье.
Элмира напряглась и замерла под его внимательным взглядом. Румянец, выступивший на ее щеках, заставил его улыбнуться: не было сомнения, что ей очень хочется влепить ему пощечину. Но она справилась со вспышкой гнева, глубоко вдохнула и принялась разглядывать его точно так же, как это только что проделал он.
– Каждого по одному, мэм. Если, конечно, у вас еще есть, – сказал тот седобородый мужчина, который прибыл из Сент-Луиса.
– Что? А-а? Извините, – молвила растерянно Элмира, видно, на сегодня торговля закончена.
– Ладно, мэм, придется сказать всем, что пирожки у вас закончились. Если вы не возражаете.
– Я была бы вам благодарна. А за это, я вам дам несколько пирожков, а возьму как за один.
– Вы очень добры, мэм. – Мужчина сунул монету ей в руку, взял пирожки с подноса и заторопился прочь.
– Четвертак, пожалуйста, – сказала Элмира, подойдя к Уильяму с подносом, на котором лежали жаренные в масле пирожки.
Он покопался в кармане и выложил монетку на поднос.
–Как поживает отец? – спросил Уильям.
–Нянчиться с внуком, – ответила Элмира.
–Ну, а ты сама как поживаешь?
–А, тебя что интересует?
–Все вообще?
–Любовников у меня нет, – резко отрезала Элмира, – и не предвидится, работаю с утра до ночи на ферме, как проклятая, вожусь с Оскаром. Малютка недавно тяжело болел. Если бы не Чун-чи – индианка, что ведет хозяйство мистера Твида…. Одним словом тяжело пришлось бы.
–Болел?
–Да, болел. Твои родители тоже помогают. Монтерей молодец…, из Монтерея вышла бы прекрасная нянька, – оживилась Элмира.
–Т-ш-ш! – и Уильям наложил указательный палец на губы, давая понять Элмире, чтобы она в присутствии Монтерея так о нем не говорила.
–Я все слышу, – отозвался мальчишка.
–А ты заткни уши! – шутя, молвил Уильям.
–Да нет, я пойду за овсом, – буркнул Монтерей, – миссис Герта наказала закупить тридцать бушелей овса. Говорите теперь сколько хотите.
–Ты как здесь, Уилл? – нежно спросила Элмира.
–Шукас должен появиться. Его ожидаю.
–Ты не умеешь врать Уилл, – глядя ему в глаза, сказала Элмира. – Ты ждешь ее.
Уильям опустил взор в землю.
–Элмира, я чувствую себя виноватым перед тобой, но…
–Пойду помогать Монтерею, – улыбнулась она и направилась в противоположную сторону.
Уильям стоял и смотрел по сторонам. Место, где стоял ее фургон опустело. Почувствовав острый укол разочарования, Уильям выругался: похоже на себя. «Элмира, – произнес он в мыслях это имя. – Что за глупость вспоминать, какие у нее волосы, кожа. Два года прошло с тех пор, когда женщина настолько занимала его мысли. Просто тебя привлек ее темперамент, – подытожил Уильям, и усмехнулся, вспомнив, как ловко она орудовала лопатой. – Ох, ну ладно, все равно она никогда не простит».
Вдруг, кто-то внезапно подкрался сзади и своими руками закрыл ему глаза. Руки явно были женскими. Не успев, как следует хрошенько подумать, он воскликнул:
–Руфь!
Женщина отпустила ладони с лица Уильяма и тяжело вздохнув, произнесла:
–Нет, братец. Это я, твоя сестра Марта Хорн.
–Марта! И ты здесь! – обрадовался Уильям.
–Здесь, братец.
– А муж твой где?
–Да ну его. Опять болеет, опухли суставы, остался на ферме, присматривает за Сью.
–Что закупаешь, сестренка?
–Пеньку, патоку, порох, – бодро отвечала Марта. – Все надо.
–А я вот…, мистер Аддерли прислал…, Руфь возвращается из Европы…, Шукас должен встретить.
–Это я уже поняла..., – улыбалась Марта. – Элмиру видел?
– И Монтерея тоже, – ответил Уильям. – Парень успел уже подраться с одним идиотом.
– Да? Когда же он бесенок успел?
–Только что.
–Ты говорил маме, что намерен здесь встретиться с Шукасом? – спросила Марта.
–Да, говорил.
– Вот, поэтому Монтерей и здесь, – заключила Марта.
– Можно подумать я не догадался, – парировал Уильям.
–Вот, что братец, помоги мне грузиться, заодно и поговорим, – предложила Марта.
– Конечно. Идем.
К тому моменту, когда они закончили загружать фургоны, их шатало от усталости.
– Уилл, – окликнула брата Марта, усаживаясь на подножку повозки – подойди, будь так добр.
– Слушаю тебя, сестра? – серьезно молвил Уильям, встав напротив нее.
– Давно, хотела тебя спросить, да все как-то возможности не было, – стеснительно начала Марта, – Сердце не щемит?
– Боже мой, Марта! Умоляю, молчи! – заводился Уильям, – За эти годы я такого наслушался от отца и матери, от друзей и сельчан…
– Как ты можешь так поступать, Уилл, малютка твой. Он Гарт, понимаешь Гарт! Вылитый наш папочка.
–Я все понимаю, Марта, – в отчаянии сказал Уильям, – но сердце мое, и душа моя, не с ней. Понимаешь не с ней! Я ничего не могу собой поделать!
Он хлестнул арапником по своему сапогу, в гневе развернулся и пошел прочь от повозки Марты.
По щекам Марты покатились слезы.
–Тебе не нужно переживать за меня, Марта, – сказала внезапно возникшая рядом Элмира, закидывая тюк в повозку. – У нас с Оскаром все будет в порядке. Мы вспашем и засеем наши пятьдесят акров. Все будет прекрасно.
Пригревало солнце, и женщин одолела дремота. Голова Элмиры поникла, еще немного и она погрузилась бы в сладкий сон, но резкий скрип колес заставил ее вздрогнуть. Сначала Элмира подумала, что ей только пригрезилась громоздкая повозка у крыльца. Но это был не сон. Перед девушкой, действительно, стоял огромный фургон. Большие куски парусины были укреплены на металлических дугах; все это находилось слишком высоко над землей и выглядело таким шатким, что, казалось, малейший ветерок легко опрокинет повозку.
Сидевший на козлах фургона Уильям весело спросил
– Ну, как ты его находишь?
Элмира была так взволнована, что не смогла произнести ни слова. В голове билась одна только мысль: «Как это сооружение выдержит столько миль по бездорожью?»
–Тебе ненужно больше ни с кем делить повозку, – твердо заявил Уильям.
– Деньги, вырученные от продажи хлопка, помогли мне выторговать это чудо у двух ирландцев. Ух, как текли слюнки у них при виде наличных в моем кармане, и они отдали фургон за полцены.
Марта и Монтерей подошли и осмотрели купленный Уильямом для
Элмиры фургон.
– Повозка предназначена как раз для прерий, – защищая свое приобретение, сказал Уильям. – Поверь мне, это устойчивая и надежная повозка. А смешное покрытие, на которое вы таращитесь, защитит от ветра и дождя. В фургоне достаточно места для вещей, и есть укромный уголок, где можно спать.
Уильям подошел к задней части повозки. Элмира нехотя последовала за ним, все еще сомневаясь в надежности этого сооружения.
Уильям откинул полог и отступил в сторону, чтобы девушка могла заглянуть внутрь.
После, того, как пожитки Элмиры перегрузили из повозки Монтерея и Марты, девушка привстала на цыпочки, и ее взору открылась любопытная картина: по обеим сторонам прохода были аккуратно сложены тюки и корзины. Они доходили до самого верха. Для большей надежности их еще прихватили веревкой. В самом углу виднелся набитый соломой матрас с одеялом и подушкой, а на спинке сиденья висело маленькое зеркальце.
Нежная улыбка тронула губы Элмиры.
Она, набрав в легкие побольше воздуха, начал перечислять:
– Мука, сахар, бекон, кофе. Мешки и бочонки заполнены доверху. Кроме того, я взяла веревку, топор, фонарь, нож для разделки дичи. Еще молоток, пила и лопата, оловянные тарелки и чашки, запас семян, свечи, таз, кувшин, кастрюли и кофейник, точильный камень, судя по всему, все что нужно.
–Нужно отправляться в путь, – сказала Марта.
– Может, задержимся еще на денек, – грустно произнес Монтерей, – Тучи вон какие.
Марта прекрасно понимала, почему Монтерею хочется задержаться.
– Как насчет завтрашнего утра? – с улыбкой произнесла она.
–Мы можем переночевать в повозке Монтерея, – сказал Уильям, – Ведь так малыш?
– С радостью разделю с тобой подушку, Уилл, – весело сказал мальчишка, – если ты не будешь храпеть.
Утреннее солнце припекло вовсю, когда изможденное трио – барышня в рванном платье, верхом на лошади и два «респектабельных рыцаря, лишенных наследства» по бокам, наконец, вошли во двор фактории.
В это время, Элмира торопливо натянув через голову нижнюю юбку, и надев розовое платье, наскоро причесалась и вылезла из-под тента повозки, окинув взглядом двор. Она застопорила свое внимание на медленно приближавшемся трио.
Когда, наконец, трио приблизилось к фургонам, люди шумно начали приветствовать одного из них, выражая этим свою радость и возбуждение.
– Рад твоему возвращению, Шукас, и тому, что ты цел и невредим, – крикнул кто-то из охотников.
–А, как я рад, – ответил Шукас, – Хорошо снова оказаться в родных краях, да?
– Заходи, пропустим по стаканчику, – бросил кто-то у сарая, называвшегося таверной.
– Можешь об этом не волноваться, Джон, – замахал руками Шукас. – Я много выручил за эти дни от продажи меха.
И он потряс Джону худую руку.
– Я выпью виски, Шукас, если ты поверишь мне в долг до зимы – улыбнулся Джон.
Раздался веселый смех.
– Присоединяйся к нам, Шукас! Половина поселка ждет начала охотничьего сезона, – зудели охотники.
Остановившись у кораля, Шукас помог спешиться Руфи, передав ее в надежные руки жениха. Расседлав лошадь, разнуздав ее, ударом риаты по крупу он отправил ее в кораль, где находились под длинным навесом другие лошади.
–Все бы сейчас отдала за лохань горячей воды, – молвила Руфь, облокотившись о ворота кораля.
–Валюсь с ног, – молвил Иштван Маркиянович, – ужасно хочется есть.
–Эй, Джонни! – окликнул Шукас дружка, – Уильям не появлялся?
– Вон в том фургоне, – и Джонни указал на развалюху с буро-серым тентом. – Твоя сестра тоже здесь, – продолжил Джонни, – рядом стоящий фургон.
– Спасибо старина, – молвил Шукас.
– Мистер, Шукас, как на счет лохани, – спросила Руфь
– И поесть чего-нибудь, – добавил ее жених.
– Сейчас узнаю. Только разыщу Уильяма, – произнес Шукас, и направился было к фургону, на который ему указал Джонни.
– Нет, стойте! – остановила его Руфь, – Сначала нам надо привести себя в порядок. Вымыться, сменить платья. – Я не могу позволить себе в таком виде предстать пред ясны очи мистера Гарта.
– А, кто такой, мистер Гарт, дорогая? – не понимая, спросил Иштван.
Руфь замялась. Потом ответила:
–Управляющий нашим плантационным хозяйством в Арканзасе.
– И тебя волнует мнение какого-то там управляющего, относительно твоего внешнего вида, дорогая?
– Перестань придираться, Иштван! – осадила жениха Руфь.
–Уильям Гарт сопроводит вас дальше, до асьенды мистера Аддерли, – пояснил Шукас. Я же завтра уйду на запад.
– Доброе утро! – сказала Элмира, подойдя к честному трио новоявленных посетителей фактории. – Меня зовут Элмира Уилкс, я могла бы помочь леди с горячей водой и платьем. Вон мой фургон. Там все это есть.
– О, мисс Уилкс! была бы вам весьма признательна, – радостно пролепетала Руфь. – Я, Руфь Аддерли, это мой жених – мистер Маркиянович.
– Иштван, – представился Маркиянович и джентельменски реверансирвоал головой.
Глаза Элмиры заблестели, и сердце забилось от радостных слов Руфи представившей молодого мужчину своим женихом. В это мгновение луч надежды прочно вошел в ее душу. В одночасье ей показалось, что мир пал к ее ногам. Ее молитвы услышаны…
– Рад встрече, малышка Элмира, – улыбаясь, произнес Шукас, – ты совсем уже леди, тебя и не узнать.
Когда женщины прелестно защебетали, о своем, а потом удались в сторону фургона Элмиры, Шукас, дружески хлопнул Иштвана по плечу, присел на завалинку, потрепал, за шкуру бродячего пса, подумал, и лихо произнес.
– Сейчас попрошу Джона, подыскать вам приличные портки, мистер Иштван. Ваши право никуда не годятся. Умыться сможете вон у той бочки, – и, он показал на сарай-таверну, где стояла огромная бочка с водой, к которой то и дело периодически подходили полусонные трапперы и окунали в нее свои загорелые, щетинистые физиономии, в надежде придти в себя после вчерашних возлияний.
– Черт побери, Шелдон! – воскликнула Марта, выскочив из фургона, на ходу напяливая юбку.
Шукас обернулся и едва успел подставить руки, чтобы схватить в объятия свою названную сестру.
К слову сказать, уважаемый читатель, Марта и Шелдон-Шукас не были родными по крови, хотя и воспитывались в одной семье. Считаясь по праву старшим сыном Гертруды Гарт, Шукас дни напролет возился с маленькой тогда еще Мартой, которая испытывала к нему неимоверную привязанность. Она без него не засыпала, отказывалась есть, и зачастую искала у него поддержки в оправдание своих шалостей, за которые родители ее наказывали. Однажды она была свидетельницей того, как Шукас застрелил парня. То был мускулистый волосатый поддонок, который стал мускулистым волосатым трупом, потому что ляпнул непристойность в адрес Марты, не сочтя принести извинения по требованию какого-то индейца – брата белой девушки.
–Да мимо тебя и мышь не проскользнет! Всегда настороже, – смеялся Шукас, обнимая Марту.
– Почти все семейство в сборе! – подскочил сзади Уильям, бросившись на Шукаса – Наконец-то ты объявился, краснокожий!
–Уилл, бродяжья твоя душа! – воскликнул Шукас, пытаясь сбросить себя брата.
– Осторожно, задушишь! – сеялась Марта, помогая Шукасу сбросить Уильяма.
– Только Моники не хватает, – сказал Шукас, поправляя куртку.
– Отца и мамы тоже, – добавила Марта.
– Шелдон, – обратился Уильям к Шукасу, и выставил перед собой скованного от стеснения Монтерея, – Гляди, кто?
–Черт бы меня побрал! Монтерей! Он ли это! – восхищался Шукас заметно повзрослевшим с момента их последней встречи мальчишкой.
– Доброй день, сеньор, – едва буркнул Монтерей.
– Да, какой он тебе сеньор, – поправила мальчишку Марта, – Скажи ему Шелдон!
– Монтерей, дружище, ты так вымахал. Рад видеть тебя, парень! И Шукас потрепал мальчишку по густой черной шевелюре.
– Вот и все, что можно было ожидать от Шелдона, – с издевкой прокомментировал Уильям. – На большее он пока не способен.
– Помолчал бы, – сделала замечание Марта, – Сам то…
– Вот и мы! – раздался тоненький голосок Элмиры.
Семейство обернулись…
Не обращая внимания на Элмиру, взгляд Уильям молниеносно упал на веснушки, усеявшие бархатисто-бронзовую кожу на лице Руфи. Полные алые губы уголками изгибались кверху, словно она улыбалась во сне. Носик был слегка вздернут. Девушка была прехорошенькой, миниатюрной, женственной. Но что его крайне удивило, так это одежда Руфи. Он никогда прежде не видел ее, одетой в мужскую одежду. В ней было нечто такое, что говорило о скрытой чувственности и неотразимом безрассудстве. Казалось, ими пронизано было все ее существо. Скользнув взглядом от ее губ к изгибам и округлостям тела, Уильям ощутил напряжение.
Руфь заметила, как затвердела линия его скул, и как он сжал кулаки. Уильям сдвинул на затылок шляпу, открыв потокам солнечного света копну густых белокурых волос, и сверкающие искорки заплясали в его волосах, развеваемых ветром.
«Нет, волосы этого блондина не назовешь белокурыми, – решила про себя Руфь, – скорее, золотыми. А еще львиной гривой можно назвать», – думала она, продолжая разглядывать Уильяма.
Превосходно подстриженная борода обрамляла лицо Уильяма, но даже вместе с усами не могла скрыть резких линий скул, словно высеченных из мрамора.
Его физическая сила и красота по-прежнему влекли Руфь к нему и вызывали какие-то необычные ощущения. Не успев сделать и шага, она почувствовала, как рука Иштвана обхватила ее талию.
– О, да ты восхитительна, в этой охотничьей куртке и брюках! – сказал жених. – Добропорядочный хозяин харчевни готовит нам замечательный бекон с яичницей. Пойдем скорей, я ужасно хочу есть!
Уильям, при виде мужчины рядом с Руфью встрепенулся. Его глаза забегали, и на лбу появилась заметная испарина.
Руфь отстранила руку жениха, и хотела было представить его, но за нее это сделал почему-то Элмира.
–Это жених мисс Аддерли, Иштван Маркиянович, – я правильно произнесла ваше имя, сэр?
– Не стоит беспокоиться, мисс Уилкс, – ответил жених.
– Это мистер Гарт, – и она указала на Уильяма, тщетно пытавшегося преодолеть волнение и проглотить подкативший к горлу ком, – сестра Уильяма – миссис Хорн и мой друг Монтерей, с Шукасом вы, полагаю знакомы.
– Весьма рад знакомству! Весьма рад, – отпускал салонные реверансы Иштван.
– Прошу извинить, мисс Руфь, но нам с мистером Гартом надо кое-что обсудить относительно продолжения вашего путешествия, – разрядил обстановку Шукас.
Потом он обратился к Уильяму:
–Пойдем, Уилл, поговорим.
Устроившись за кривобоким столиком сарая-таверны, тогда еще прообраза салунов характерных для эпохи позднего Дикого Запада, чинно поедая завтрак, состоявший из куска говядины и жареного картофеля, сидели Уильям и Шукас, а в отдаленном, противоположном углу, искоса поглядывая в их сторону и, вкушая яичницу с салом – Руфь и «мужчина ее сердца».
–Ты знаешь малыш, – говорил Шукас, – те, которые похитили мисс Аддерли, охотились за каким-то золотом, явно полагая, что сокровища спрятаны в ее фургоне. Иштвану, почему-то тоже так кажется. Не найдя видимо золота, бандиты не стали испытывать судьбу, и решили покончить с дочерью твоего патрона и ее возлюбленным замутив пожарище.
– Черт бы побрал этого Иштвана, – нервничал Уильям, – откуда он взялся!?
–Это меня не касается, – заметил Шукас, – разберешься со временем. Мне кажется мисс Руфь, сама понимает, что может сделать ошибку, выйдя замуж за Иштвана.
Уильям почти не слушал брата. Его воображение поглощали воспоминания тех дней, когда он впервые встретил Руфь. Девушка, которую он так ждал, станет теперь женой другого. Без разоблачений ему придется пережить предательство Руфи. Так вот она, награда за его доверие и преданность! Он рассмеялся горьким смехом. И, как продолжение все того же юношеского самообмана, явилась мысль, что благодаря этому он станет теперь более мудрым и сильным.
– Эй, малыш, – вернул Уильяма к реальности Шукас, – ты чего это, брат!? Что смешного ты находишь в моих словах?
–Извини, Шелдон, – это я так. Ну как мясо? Вкусно?
– Бывало и получше, – ответил Шукас, тщательно подчищая тарелку. – Похоже, что нападение на Руфь совершили драгуны из форта, – продолжал Шукас делиться своими предположениями. – Полно следов от подков. Индейцы подковы не используют. Кому-то понадобилось все свалить на куапо.
–Ты уверен? – спросил Уильям.
–Да.
–Говоришь, им нужны были какие-то сокровища?
–Похоже, что так, брат.
–Аддерли, ничего не говорил о том, что Руфь будет везти нечто ценное. Наверняка патрон принял бы меры. Охрану обеспечил бы достойную… А вот так наобум отправлять дочь с грузом сокровищ? Нет, это на Аддерли не похоже, – рассуждал Уильям.
– Как бы там ни было, я сделал свою работу, – заключил Шукас. – Ты меня попросил, я сделал.
–Да, ты молодец, – оценил Уильям. – Аддерли будет доволен.
–Завтра на Рейнджпоинт идет Джонни, – сказал Шукас, – в тамошних окрестностях будет охотиться на болотах до холодов. Так что с ним в пути вам будет надежнее.
–Да обойдемся без Джонни, – скривился Уильям, – патрон вышлет нам на встречу эскорт.
– Вы-то обойдетесь. Но я больше беспокоюсь о Марте, Элмире и Монтерее. Им дальше ехать, чем вам, – заметил Шукас, – Куапо, думаю, встанут на тропу войны, – продолжил он, – Солдаты из форта Смит громят их поселения на западе. Индейцев хотят отправить в Луизиану. Белый Отец расчищает земли для переселенцев. В прерии сейчас опасно белым людям. Вот я и попрошу Джонни присмотреть.
–Взял бы и сам сопроводил, за одно родителей навестил бы. Сколько лет ты уже не появлялся в Рейнджпоинте? – советовал Уильям.
– Несколько зим, – задумчиво произнес Шукас. – Сейчас грядет сезон охоты. По окончании, когда заготовлю шкуры, то приду лодкой.
– Как знаешь, брат, – молвил Уильям.
На завтра наступило время прощания.
– Вы уже уходите? – произнесла Руфь своим мягким, нежным голосом.
– Да, мисс, я должен идти, – отвечал Шукас.
– Понимаю, – улыбаясь, отвечала она. – Теперь, после того как вы спасли нас, вам больше нечего делать здесь. Не правда ли?
Шукас молча, наклонил голову.
– Но, прежде чем вы уйдете, я попрошу у вас одолжения, сказала Руфь, обращаясь к нему.
– Что прикажете, мэм?
Она сняла с шеи маленький бриллиантовый крестик.
– Возьмите его от меня на память, – сказала она.
Шукас нерешительно взглянул на нее.
– Ради Бога! Я прошу вас! – горячо воскликнула она.
– Извините, мисс, – отвечал взволнованный охотник, надев крестик на шею, на которой висела черная бархатная ладанка. – Теперь у меня будет еще талисман, кроме того, который дала мне мать и, которым я вынужден был поделиться с вашей попутчицей Лорной Синклер.
– Благодарю вас! – радостно сказала Руфь. – Я бы еще желала знать…
– Да, мэм?
– Что думает обо мне мистер Гарт? Ведь вы же его старший брат, не так ли?
–Бьюсь об заклад, мэм, вы ему не безразличны.
– Не безразлична?
– Всего доброго, мисс Руфь. Будьте счастливы.
Простившись с Мартой, Уильямом, Монтереем и Элмирой, Шукас вскочил в седло и дал коню шпоры.
День был в разгаре, когда он скакал среди зеленого моря трав. Потом заморосил дождь, и порывы ветра временами сгущали его в мутную, волнистую завесу, которая мешала смотреть далеко вперед. На него снова нахлынули грустные мысли, и в них потонуло его нервное возбуждение.