Территория Миссури.
Солнце садилось, когда караван из десяти повозок шел в направлении холмов Кроули в Арканзасе. Касаясь края горизонта, оно светило прямо в усталые глаза, сидевшей на козлах девушке. Иногда солнце совсем ослепляло ее, мешало смотреть. Горизонт заволокла дымка, и от однообразной поверхности прерии, словно двойники солнца отсвечивали круги черных пятен. Девушка решила не смотреть вперед, пока не сосчитает до пятидесяти, потом до ста, но результат был все тот же – она снова видела лишь пустынную, безбрежную прерию, солнечный диск, который, опускаясь за горизонт, становился все багровее, да зарево, которое занималось от этого диска, и больше ничего.
– Сегодня, по крайней мере, теплее, – заметила она, глядя как погонщики, переправляются через мелкий ручей, понукая волов и мулов.
Караван находился в пути более месяца, и за это время она уже стала ненавидеть ручьи. Накануне один из тяжелых фургонов застрял в грязи у самого ручья, и мужчины потратили три часа, вытаскивая его, а все остальные их ждали.
– Кажется, ты права дорогая, – согласился с ней молодой мужчина, сидевший рядом, и поправил ниспадающую на глаза шляпу.
Но самое худшее в путешествии, как показалось ей, это совершенное отсутствие уединения. Тому, кто чувствовал позывы природы, приходилось на глазах у всех выпрыгивать на ходу, бежать в кусты или в овраг и облегчаться под открытом небом, а потом снова догонять свой фургон.
В равной степени девушку приводили в уныние и проблемы поддержания чистоты. Она до сих пор не представляла себе, как можно обходиться без еженедельной ванны, к которой она так привыкла за последние два года. Во-первых, тот самый молодой мужчина перед отъездом принудил ее оставить лохань. Во-вторых, у нее не было чана, чтобы нагреть столько воды, сколько требовалось, чтобы целиком вымыться. И наконец, проводник не всегда выбирал такое место для привала, где поблизости имелась вода из-за боязни встречи с индейцами.
Миссисипи имела огромное количество различных притоков, которые приходилось пересекать.
И вот опять чей-то фургон, шедший впереди обоза, застрял посередине ручья. Те, кому уже посчастливилось перебраться на другую сторону, вылезли из своих фургонов и собирались небольшими группками.
Девушка глубоко вздохнула. Во всем караване не было ни единой женщины, которую она сочла бы равной себе, никого, с кем она могла бы общаться. Она привыкла к такому положению вещей и даже гордилась этим, но иногда, когда она видела, как женщины весело болтают и смеются, ее грудь тоскливо сжималась – ей хотелось с кем-нибудь подружиться. Неожиданно ей пришло в голову, что у нее никогда не было близкой подруги.
Нахмурившись, она старалась разглядеть, что же происходит впереди. И для того, чтобы удовлетворить свое любопытство соскочила с козел и направилась вперед, доверив управление фургоном тому самому мужчине.
–Ты куда, любовь моя? – выказал непонимание мужчина.
Она не ответила, махнула рукой и, подобрав полы юбок, пошагала по росной траве.
Дойдя до места, она увидела как четверо мужчин, толкали повозку, а двое других тянули за ярмо волов, которыми повозка была запряжена.
–Долго еще будем стоять? – спросила она, поправляя шляпку и взглянув на широкие спины волов.
–Думаю, вы могли бы нам немного помочь, – злобно произнесла женщина – хозяйка застрявшей повозки.
Она сидела на козлах повозки, которую тянули два вола, прислонившись спиной к плетеной корзине с картошкой. В одной руке она крепко сжимала козырек от солнца, в другой держала вожжи. Она скорее походила на ведьму: загорелая от солнца кожа и пшеничного цвета растрепанные, грязные волосы, блеск которых был лишен женственности и уничтожен дорогами, по которым ей пришлось пройти. На ней были солдатские лосины, застегивающиеся под коленом и мужские сапоги, выглядывавшие из-под края ситцевых юбок. Из-под тента выглядывали три замученные детские мордашки.
–То есть как это? – непонимающе спросила девушка.
– В караване трудиться каждый, – бурчала женщина, – мне казалось, что вы знакомы с этим правилом.
– Но это не моя повозка, – не соглашалась она. К тому же для этой работы у нас есть мужчины.
Черные брови женщины сошлись на переносице.
– Мужчины погоняют мулов или идут рядом по очереди, – пояснила она, – Хорошо, если у кого есть мужчины. Вот у вас, например. А у меня даже нет возможности пройтись и размять ноги, я постоянно держу вожжи. Посмотрите на эти мозоли. У меня нет времени на отдых даже вечером, потому что я занята стиркой и стряпней. Обхаживаю детей, а потом еще устанавливаю палатку и все такое прочее.
– Да я в жизни не таскала тяжестей. Я не рабыня, – проговорила упрямо девушка.
И вправду она не утруждала себя приготовлением пищи в этом походе, и вообще избегала какого-либо физического труда.
Затор впереди рассосался. Фургон вытащили из грязи, и он захлюпал в направлении пологого берега на другой стороне ручья. Все остальные обрадовались, так как движение возобновилось.
«Злобная» женщина ударила волов вожжами, и ее фургон поехал.
– Когда настанет ваша очередь переправляться через ручей, не нервничайте. Не погоняйте животных, пусть идут ровным шагом, – посоветовала ей она. – Если вы напоите своих волов сейчас, они вряд ли остановятся посреди ручья.
Она еще с минуту смотрела ей в глаза, а потом представилась:
–Меня зовут Лорна. Лорна Синклер.
– Я, Руфь Аддерли, мэм, – также представилась девушка.
Очень приятно, леди, – покладисто молвила Лорна, и стеганула вожжами по крупу волов. – Увидимся.
– Непременно, миссис Синклер, – радостно произнесла Руфь и отправилась к своему фургону.
Думая о том, что она совершенно бесполезный для всех путешествовавших в караване переселенцев винтик, Руфи на мгновение стало стыдно от того, что она с самого начала пути проявляет абсолютную безучастность к общественным нуждам и потребностям. Но почему так? Да потому, что всю жизнь, отец и мать внушали ей, что Аддерли избранные Провидением, на голову выше обыкновенных людей. Аддерли – это история Америки. Предки Аддерли сами всего добились. Мужчины их семейства были первыми и в бизнесе, и в политике, а женщины украшали высшее общество и выходили замуж за мужчин, похожих на их отцов. Поэтому ее и оправили в Европу, для того, чтобы она нашла себе там достойную партию, так как в алабамских и луизианских владениях семейства не нашлось достойного мужчины, который был бы достаточно хорош, чтобы жениться на ней.
Выйти же замуж за человека ниже себя по положению родители ей не позволяли. А оставаться старой девой и посвятить всю жизнь отцу и матери Руфь, конечно же, не желала. Природа создала ее женщиной. По настоянию отца, Руфь отправилась в Париж на два года, а теперь возвращалась, чтобы выйти замуж за совершенно нелюбимого ей, но довольно-таки состоятельного иммигранта княжеского рода из Юго-Восточной Европы. Такое решение она приняла, чтобы угодить отцу. Это путешествие было единственной ее возможностью почувствовать вкус приключений и понять, на что она способна. Ценой станет замужество. Все это казалось ей нереальным, невозможным...
–Подайте фургон вперед, мисс! – прокричал проводник.
Вздрогнув, Руфь очнулась от своих печальных мыслей и смахнула слезу с ресниц. Она позвала своего избранника дремавшего под тентом на тюках. Мужчина с хмурым видом взобрался на сиденье и принял от нее вожжи, ударив волов по спинам. Фургон перебрался через ручей без всяких проволочек. Вскоре все фургоны восстановили строй и вернулись к колее, вьющейся по прерии зелени, которую постепенно накрывал вечерний сумрак.
Проводник выбрал место для ночевки у воды. Фургоны выстроили в форме каре, по четыре с каждой стороны. Животные же находились в середине точно в загоне. Возле фургона полыхали костры, озаряя место ночлега искрометными бликами, отражавшимися в безоблачном ночном небе. Сквозь раздвинутые полы палаток и тенты фургонов было заметно, как суетились люди, обустраивая свои походные жилища на ночь.
– Странный фургон у вас, мэм, – сказал незаметно подошедший проводник, обращаясь к Руфи.
– Правда? – отреагировала девушка несколько взволновано. – И что же в нем странного вы находите?
Борта и крыша фургона, в котором передвигались Руфь и ее спутник были отделаны светлыми деревянными панелями, в то время как на обычные фургоны переселенцев ставился просто сводчатый каркас, обтянутый парусиной, а еще здесь была застекленная дверь и открывающееся окно, дававшее доступ свету и воздуху.
– Все в нем странно, – отметил проводник, изобразив улыбку. – Просто странно и все.
– По-моему такой же, как и у всех, – отрезала Руфь, и принялась копошиться в кульках с продуктами.
– Наш кук (повар) в караване один из самых лучших в Сент-Луисе, – добавил проводник. – Он знает все секреты готовки на открытом огне. Если у вас возникнут какие-нибудь кулинарные вопросы, он будет рад помочь и даст совет. Доброго вечера, мэм, – сказал он и удалился.
– Странный тип этот проводник, – заметила Руфь, взглянув на своего спутника устанавливавшего на углях сковородку.
Спутник Руфи был высоким мужчиной, – это было заметно, когда они стояли рядом. Руфь оглядела его широкие плечи и мощную грудь, узкие бедра и длинные сильные ноги. На нем не было ни верхнего платья, ни жилета. Одежду, состоявшую из белой с длинными рукавами рубашки без воротника, черных свободных бридж чуть ниже колен и чулок из серой шерстяной материи, дополняли простые кожаные сапоги с квадратными носами. Голова не покрыта, а волны кудрей, казалось, бросали вызов пуританской скромности и внезапно напомнили Руфи о человеке, которого она изредка, но все еще вспоминала.
– Все мы со странностями, дорогая. Зато он превосходно знает свое дело, – высказался мужчина. – Его нам рекомендовали как одного из самых лучших проводников на всем Западе. Он уже совершал подобные переходы.
Руфь мало общалась со своим спутником по имени Иштван Маркиянович, потому что еще не успела привыкнуть к нему. Он совершенно недавно стал ухаживать за Руфью, хотя знакомство их продолжалось довольно-таки продолжительное время. Как-то при встрече она обмолвилась, что собирается через месяц вернуться в Америку. С той поры, мужчину словно подменили. Иштван стал настолько пылким воздыхателем, что Руфь не смогла отказать ему, чтобы не принять предложение о замужестве. Спешно объявив о помолвке, Маркиянович бросил все свои дела в Париже и отправился в Америку с Руфью.
Глядя за неуклюжими стараниями жениха изобразить в походных условиях нечто похожее на ужин, Руфь раздумывала, как бы устроить так, чтобы отыскать в кругу повозок место фургона Лорны Синклер. Девушке непременно захотелось пообщаться с этой женщиной, так как ее разумению в обществе остальных женщин следовавших в караване, она больше других годилась ей в подруги. Хотя Руфь представляла себе, что годы видимо не сладкой жизни на Востоке наложили на эту женщину неизгладимый отпечаток. Более того, ей еще казалось, что Лорна Синклер, может приготовить более приличный ужин, нежели суженый.
Незаметно исчезнув из поля зрения возившегося с фасолью жениха, Руфь, обойдя полукруг, добрела до места, где остановилась Лорна и ее трое мал, мала меньше детей.
Двое погонщиков помогали женщине устанавливать шесты, и натянуть веревки, хотя прошлой ночью женщина делала все сама.
У одного из погонщиков была подвязана рука, а другой ему не совсем сподручно приходилось действовать. Заметив потуги мужчины, Руфь подошла к нему и обеими руками схватилась за веревку, сильно потянув на себя.
– Не стоит, мэм, я справлюсь, – неловко произнес мужчина.
– Нет уж, позвольте я помогу, – настояла Руфь и продолжила тянуть, что есть мочи.
Когда палатка была установлена, Руфь предложила женщине свои продукты, из которых можно было приготовить ужин.
Лорна Синклер была тщедушной, но жилистой, с выражением лица, не предвещавшим ничего хорошего, однако говорившим о ее продолжительном знакомстве с тяжелым физическим трудом. Она пронзительно осмотрела Руфь, потом ухмыльнулась и с высокомерием спросила:
–Хотите есть?
– Очень, – ответила Руфь
В считанные минуты в руках этой маленькой женщины все горело. Дух гостеприимства пронизывал все ее существо. Румянец ее лица говорил о кулинарных склонностях и пылком темпераменте, а от ее улыбки чертополох мог бы зацвести в декабре месяце.
Она уверенно добавляла в муку то одно, то другое, что Руфь не успевала следить за ее движениями. «На худой конец, я хотя бы знаю, что она там смешивает», – решительно подумала девушка, и взялась помогать женщине, на глаз всыпая пекарский порошок и дрожжи. Довольно скоро комковатое тесто очутилось в походной духовке Лорны, и Руфь, довольная собой, прикрыла металлическую дверцу.
Лорна болтала всякую всячину: о климате, о черносливе, о нехватке баранины и, в конце концов, пожелала узнать, откуда Руфь явилась.
– Слушайте-ка, милочка, а вы случайно не родственница тому самому Аддерли у которого все мы, – и она жестом руки указала на людей в караване, – купили наделы в Арканзасе.
–Я, его дочь, – тихо ответила Руфь, доедая содержимое плошки.
Лорна бросила взгляд на расправленные плечи Руфи, заметив, как в ее глазах отсвечивают языки пламени. Закинув голову, Лорна вдруг рассмеялась. Смех был на удивление веселый и заразительный.
– Я смеюсь не над вами, – сказала она, наконец, почувствовав обиду Руфи. – Я смеюсь, потому что допустила глупейшую ошибку. Мне не следовало понукать вас тогда. Я поняла вас и прошу прощения. Вы не против в знак примирения выпить кружку сидра?
– А я вовсе на вас и не обижаюсь, миссис Синклер, – робко произнесла Руфь. Вы мне указали на то, что я должна делать.
Лорна вытащила пробку из бочонка с сидром, который находился у нее в фургоне, и наполнила две жестяные кружки.
Они выпили и рассмеялись.
– Проводник говорил, если мы сможем передвигаться с такой же скоростью, то доберемся до холмов Кроули в начале следующей недели, – сказала Лорна.
Она вытащила ветку из костра и прикурила трубку. Пуская дым, она прислонилась к заднему колесу фургона, обозревая лагерь. Прежде чем выбросить из головы мелкие дневные заботы, она прислушалась, уснули ли дети.
Вокруг доносились людские голоса. Кто-то травил байки у костра, рассказывал бесконечные небылицы. Кто-то пел и плясал, под звуки скрипки и губной гармошки. Четверо погонщиков смеялись и шутили. Все они были молоды, поэтому верили, что нет на свете таких препятствий, которые они не смогли бы преодолеть.
Да, да, уважаемый читатель, кроме забот при следовании каравана, у переселенцев были и счастливые моменты. Например, вечерний костер был центром веселья, местом для общения, где путешественники играли на скрипках, пели песни и танцевали, где женщины обменивались рецептами приготовления блюд из фасоли и сушеных яблок и даже вязали при полной темноте. Мужчины чаще всего разговаривали о будущем, о том, как они устроят свою жизнь, когда доберутся до места назначения. Покорение Дикого Запада в закрытой повозке было незабываемым переживанием.
В настоящих сумерках костры разгорелись еще ярче. В воздухе витали аппетитные запахи.
– Прошу, прощение, мисс Руфь, – продолжила Лорна, выбивая из трубки пепел, – Не мое это конечно дело. Но ваш-то, даже и не удосужился искать вас.
Руфь невольно поежилась и поплотней, укуталась в шаль.
– А я об этом и не думала, – сказала она. – Право я не красиво поступаю. Бросила его одного. Неловко как-то.
– Да, ладно, вы не переживайте, захочет, найдет. Вы не иголка – резюмировала Лорна.
Бесшумной, хищной походкой к костру приблизился мужчина. Он внимательно посмотрел на Руфь, обжигая ее пламенем похотливых глаз, затем произнес:
–Добрый вечер, дамы, – сказал он.
Он обратил внимание на бадью с водой, стоявшую возле фургона Лорны. Зачерпнул ладонью воду и умылся.
– Ах, хорошо! Разрешите представиться…
– Не стоит, – оборвала его Лорна. – Знаем. Ты Том Флин «Золотые руки» – кузнец.
–Точно, мэм, – восхищенно бросил мужчина. – Я отвечаю за подковы ваших лошадей и мулов. А также за оси и колеса ваших повозок. И вообще починю все, что угодно при необходимости. Любую упряжь.
–У нас все нормально, слава Иисусе, – лениво сказала Лорна. – Мы будем иметь в виду, если что.
– У нашего костра замечательная оленина, – продолжал Том Флин, – не желаете ли откушать ляжечку? – и он искоса посмотрел на Руфь.
– Мы не голодны, мистер Флин, – парировала Лорна.
– А вы мисс? – не обращая внимания на слова Лорны, докучал Флин.
– Разуйте, глаза, мистер Флин, – вмешалась Лорна, заметив, что бродяга положил глаз на Руфь. – Мисс не одна с ней следует муж.
–Так ведь его здесь нет, а я есть, и почему она мисс, если замужем, – нагло болтал Флин.
– Ну, хватит, сэр! – вскрикнула Руфь, поднявшись с места, – Вы изрядно видимо выпили и несете всякую чушь.
Не успел Флин, что-либо сказать, как из-за фургона появился проводник, который дернул его за плечо, развернул к себе и саданул кулаком в челюсть.
– Иди, проспись, – грубо рявкнул он.
Флин поднялся на ноги и спешно удалился.
– Мисс, вам следовало бы находиться рядом с вашим… Не стоит дразнить моих подвыпивших парней. Они тоже люди и, конечно же, мужчины. Ну, вы меня понимаете?
Руфь кивнула.
Проводник с широкой белозубой улыбкой сделал шаг вперед и наклонил голову к Руфи. Она отчетливо рассмотрела, что на нем был сшитый из тонкого сукна костюм и белоснежная сорочка, хотя обычно он носил одежду из оленьей кожи.
– У меня сегодня день рождения, – пояснил проводник, уловив видимо любопытство Руфи.
– Поздравляю, робко произнесла она.
Распрощавшись с проводником и Лорной, Руфь удалилась в направлении своего фургона.
Завидев невесту, сидевший у костра жених, вскочил.
–Дорогая, где же ты была так долго? Ужин давно готов, – сказал он.
Руфь из уважения попробовала обугленные лепешки с твердыми полусырыми бобами и, сделав пару глотков кофе, по вкусу, напоминавшему воду из ручья, слегка окрашенную в коричневый цвет, пожелала «любимому» приятного аппетита, и заодно спокойной ночи, и отправилась отдыхать под тент фургона.
Прошла еще неделя. С восходом солнца одного из дней караван тронулся в путь.
Руфь смотрела перед собой. Где-то вдали на ветру развевались полотняные верха впередиидущих фургонов. Синева небесного полога, зеленая прерия и медленно передвигающиеся белые пятнышки, производили на нее ошеломляющее впечатление. Такая красота!
К полудню караван остановился у широкого бурлящего ручья.
Мужчины протянули веревку до ручья, чтобы люди переходя его, не поскользнулись и не упали, и прорубили дорожку через чащобу ивняка, которым заросли берега. Были найдены отдельные места для купания – одно для женщин, другое для мужчин.
Немногочисленные женщины, следовавшие в караване, признавали, что мужчины относятся к ним почтительно, они знали, что молодые погонщики – большие шутники, поэтому выставили караул, чтобы гнать любого, кто будет бродить слишком близко около женской купальни.
Лорна Синклер сложила в одну кучу сковороды, и наполнила большой чугунок водой из бочки. Кинув в чугунок бобы для супа, чтобы они отмокали, она рассортировала одежду для стирки в стопки и отыскала кусок мыла.
– Куда подевались наши полотенца? – с раздражением бормотала она, обращаясь к старшей дочери лет десяти.
Девочка не могла выпрямиться во весь рост, чтобы добраться до саквояжей, сложенных в задней части фургона. И вот теперь стояла, нахмурившись, пытаясь вспомнить, кто упаковывал белье.
– Не могла же Кэтти упаковать полотенца в чемоданы! – сказала она матери.
– Посмотри под куртками, – требовала Лорна у старшей.
– Где эти полотенца, пропади они пропадом? – ругалась девчонка.
Через минуту из-под тента раздался радостный голосок:
– Нашла!
Увидев Руфь, заходившую в воду, Лорна поприветствовала ее и помахала рукой.
– Сегодня тепло, но ветерок прохладный, – отозвалась Руфь.
Она завернула ворох грязного белья в пыльные юбки и уставилась на воду.
– Быстренько окунайся, – сказала Лорна старшей дочери. – Это только взбодрит тебя.
– Мне никогда не приходилось купаться на природе. И на виду у людей, – сообщила Руфь.
– Но если Августа сможет купаться в ручье, смогу и я, – сказала Кэтти - младшая дочь Лорны.
– Конечно, сможешь, если не хочешь быть грязнулей. Господи, никто не знает, когда нам еще представится такая возможность, – констатировала Лорна и принялась за постирушку.
Руфь помогла Лорне развесить мокрые нижние юбки и платья на ивовых кустах для просушки под солнышком, а потом поспешила, к месту для купания.
Она резвились в прохладной воде, как молодая выдра, плескалась, кричала и смеялась, и ее кожа покраснела от холода. Потом Руфь в белой рубашке и панталонах стояла по колено в воде и мыла голову. Лорна же изучала семейство песчаных черепах, которое обнаружила неподалеку от ручья. Девочки Лорны, опекая младшего братишку, гонялись друг за другом на берегу, с содроганием глядя на журчащую воду, и солнце сияло в их распущенных волосах.
– Пусть бесятся так хоть целый день, если им нравится, – сказала Лорна, указывая Руфи на своих чад. Потом она сбросила платье и нижние юбки и, оставшись в рубашке и панталонах, бросилась в воду.
– Господи, Господи, как замечательно! Несравненное ощущение! – кричала она, подзадоривая Руфь.
Омыв водой руки и плечи, покрывшиеся гусиной кожей, Лорна опустились в воду с головой. Она радостно засмеялась, когда холодные струи закололи голову ледяными иголочками. Если бы не ее почтенный сорокалетний возраст, она бы присоединилась к своим двум барышням, брызгающимся и бегающим наперегонки на отмели.
В это время Руфь выпрямилась, чтобы с волос ее стекла вода, и ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Резко обернувшись, она никого не заметила, но в это же мгновение стала ощущать чувство тревоги. Она быстро выбралась из ручья, вытерлась, наскоро просушила волосы и поспешно оделась.
Тревога усилилась, сердце почему-то учащенно забилось. Но более всего Руфь терзало любопытство, с которым она осторожно стала переправляться через ручей в густые заросли ивняка.
– Эй, мисс! Вы куда?! – окликнула ее Лорна.
Руфь ничего не ответила и ускорила шаг, раздвигая перед собой ветки ивы.
Она споткнулась и вынуждена была остановиться, чтобы не упасть ничком. Идти дальше она не могла, потому что подкашивались ноги. Справа от тропы оказался пригорок, где можно было присесть, не переставая бдительно следить за горизонтом. Но, дойдя до пригорка, она увидела, что это лишь заросли высокой травы, и вошла в них. Трава хоть и мешала ей видеть прерию, все же оказалась удобным местом, чтобы продолжить поиск чего-то, что успело ее насторожить. Руфь не то присела, не то опустилась на колени, упираясь одной рукой в землю, и, полускрытая высокой травой, напряженно смотрела в пустоту.
Вдруг она вздрогнула. В нескольких ярдах, от нее неожиданно появилась движущаяся тень! Она так отчетливо вырисовывалась на спокойном светлом небе, что казалась от этого еще ближе. Это была человеческая фигура, но вся такая взъерошенная, такая причудливая и вместе с тем такая зловещая и нелепая в своей необычайности. Это был всадник, но он так нелепо выглядел на своей маленькой лошадке, чьи стройные ноги словно вросли в землю, что его можно было принять за, отставшего от каравана бродягу. На голове у него была французская двууголка – высокая шляпа без донышка и полей, подобранная где-нибудь среди отбросов цивилизации и украшенная орлиным пером. На плечи было накинуто рваное и грязное одеяло, едва достававшее до татуированных ног, словно обтянутых засаленными узкими чулками. В одной руке он держал ружье; другую козырьком приставил к глазам, жадно вглядываясь куда-то в даль, на запад от того места, где притаилась Руфь. Потом лошадка бесшумно сделала десяток быстрых шагов, и всадник передвинулся вправо, причем взгляд его уже был прикован к той точке, откуда доносились визги, купающихся женщин. Раскрашенное лицо, большой нос с горбинкой, выступающие скулы, широкий рот, глубоко посаженные глаза, длинные, спутанные волосы выдавали в нем типичного индейца. Руфи стало не по себе, она насторожилась, но не испытывал страха. Презрительно, с превосходством цивилизованного человека она продолжала разглядывать полуголого дикаря с тупым, грубым лицом. Через мгновение индеец резко рванул лошадь и в одно мгновение оказался лицом к лицу с Руфью.
–А-а-а! – закричала она, встрепенулась и побежала обратно к ручью через ивняк.
Индеец бросился вдогонку и сразу же настиг ее, перегородив путь к тропе. Руфь остановилась, и начала в растерянности еще громче орать. Индеец в прыжке свалил Руфь на землю и ладонью закрыл ей рот.
Как только он выхватил нож и приставил острие к ее лицу, то вдруг обмяк и завалился на бок.
– Вы целы, мисс? – спросила возникшая неоткуда Лорна.
Она была в мокрых панталонах и удерживала за ствол ружье, прикладом которого и огрела индейца.
– Да, спасибо, Лорна, – ответила Руфь, дрожа от страха.
Когда женщины рассказали о происшествии мужчинам и проводнику, те сразу же бросились в ивняк за ручьем. Но когда вернулись, то насмешливо пошутили, выказав недоверие к Лорне и Руфи.
– Нет там никого, да и нее было, – сказал, улыбаясь, проводник, – даже трава не примята. Все первозданно и незыблемо как в Эдемском саду. Мы оценили вашу шутку, дамы. Да и, правда, скучновато идем, нет приключений.
Странный холодок пробежал по спине у Руфи. Она и не подозревала, что за этим, казалось бы, безобидным на вид призраком, этим раскрашенным краснокожим, мимо нее прошла сама смерть, во всем своем ужасном величии.