ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ
Рассказ
Электричка остановилась на станции С… Дверцы раздвинулись и Зинаида Павловна вышла из вагона. Её ноги утонули в белоснежном, пушистом снегу, а в легкие ворвался свежий, холодный воздух, тот особенный воздух, который способен превратить избалованного горожанина в сильного, могучего дикаря.
Зинаида Павловна стояла среди белоснежного великолепия, дышала, слушала, смотрела по сторонам и чувствовала, как в ней наступает радостное ощущение бытия, предчувствие счастья и молодости.
Электричка отошла от станции и скрылась за поворотом, а Зинаида Павловна пошла к своей даче. Идти по дороге было нелегко. Снег был глубок и пушист, пронизан холодным, чистейшим воздухом. Зима только-только начиналась. Не было еще крепких, сковывающих все, морозов. Все было бы чудесно, если бы не тяжелая сумка, которую Зинаида Павловна почти волокла по снегу. Слава Богу, дача находилась недалеко от станции. Вот она. Небольшой домик. С трех сторон по окошечку, а с четвертой - входная дверь на застекленную веранду. Дверь не заперта. Зинаида Павловна прошла веранду и открыла дверь в жилую комнату. В комнате было очень холодно и темно. Глаза на какое-то мгновение перестали видеть, а когда она пригляделась, то увидела большую нетопленную печь, дрова, в беспорядке наваленные перед печью, стол у окна, заваленный грязной посудой, хлебными крошками, объедками. Возле стола на тумбочке расположились рядышком старенький радиоприемник и такой же древний и заслуженный черно-белый телевизор. У двух противоположных друг другу стен стояли две кровати. Одна её Зинаиды Павловны, другая – её сына, Игната. Сын лежал на своей кровати под старым ватным одеялом в телогрейке, в ватных штанах и в валенках. Его голова в вязаной шапочке утопала в цветастых подушках. Лежал он неподвижно, лицом вниз. Зинаиду Павловну охватил внезапный ужас. Жив ли он? Она поставила сумку на пол и подбежала к кровати. Чуткими пальцами она ощупала шею и голову сына. Жив! Сын, недовольно ворча, повернул к ней голову, но в глазах его мелькнул довольный и радостный огонек. Мелькнул и тотчас же погас.
- Здравствуй, сынок, – говорила между тем Зинаида Павловна звенящим от нежности и радости голосом. Она не видела его целую неделю. Она жила предвкушением встречи со своим ненаглядным сыночком. Он у нее был один на белом свете. Муж давно уже умер и был затерян где-то далеко в прошлой жизни.
- Здравствуй, сыночек. Вот я и приехала. Продуктов тебе привезла.
- Здравствуй, мама, - ответил сын. Он поднялся, сел на кровати и огляделся вокруг себя. Он увидел созданную им грязь, запустение в комнате и ему стало стыдно. Украдкой он взглянул на счастливую, улыбающуюся мать и ему стало еще тяжелее.
- Прости меня, мама. - Пробормотал он. Встал и принялся торопливо убирать со стола, одергивать свою всклоченную постель. Время то времени он взглядывал на мать и видел, что она радуется ему и гордится им. Радуется тому, что он жив, гордится потому, что он не утратил способности стыдиться и работать. Покончив с кроватью и столом, он схватил веник и смел мусор с пола к печке. Хотел, было, затопить печь, но почувствовал, что уже иссяк, обессилел, руки у него опустились. Он присел на край постели, голова его покинула. Зинаида Павловна испугалась, увидев, как он вдруг потух и съежился.
- Сынок, Игнатушка, - проговорила она как можно ласковее и беззаботнее, - когда ты приедешь домой? Я уж заждалась тебя. Скучно без тебя, неуютно. Я вот тебе продуктов привезла, папирос. Она принялась вынимать из сумки пакеты с продуктами. Тут были и сахар, и молоко, и хлеб, и чай, и печенье, и рыба, и папиросы. Все, что могла собрать Зинаида Павловна на свою тощенькую пенсию.
- Кушай, сыночка, - приговаривала она, вынимая пакеты из сумки.
- Как живешь, мама?- Приговаривал Игнат, закуривая. Папиросам он обрадовался, а остальное не возбудило его интереса. Жаль было, что мать так потратилась и тащила все это из города к нему. Он уж два дня жил на одной картошке, но это его не огорчало. Он утратил тягу к съестному.
- Живу хорошо, - бодро говорила Зинаида Павловна.
- Денег хватает?
- Не то, чтобы очень, но хватает. Я тут, было, работу нашла. Сторожем в детском садике. Хотела, было, пойти, да передумала.
- Почему?- Сын вскинул голову. Он знал, что его, все еще не старая мать, скучала на пенсии без работы.
- Работа не трудная. Что там делать? Заперлась внутри, да и спи себе или книжки почитывай.
- Да, спи, - проговорила Зинаида Павловна и засмеялась. Сторожем страшно работать. Грабят везде, воруют. Получишь по затылку за чужое добро, так уснешь на веки. Нет уж, не надо. Да и не нужно. Меня подружки на прежнюю работу позвали. Опять в институт на кафедру. Я уж оформляться начала. Правда, там сейчас не платят, но все- таки я там буду на людях, среди своих. А деньги… Ну, что ж, когда - нибудь же заплатят все - таки. Хорошо хоть у меня пенсия есть. Другим - то хуже приходится. А ты когда вернешься, сыночка? Знаешь как без тебя плохо.
- Я не вернусь, - тихо проговорил Игнат и отвернулся.
- Почему?
Он не ответил.
- Сыночек, - Зинаида Павловна подсела к сыну на кровать и взяла его за плечо. - Игнатушка, я, наверное, очень виновата перед тобой. Жизнь какая –то пошла….. Да она всегда была для меня тяжела. И знаешь, я лично незнаю ни одного человека, которому бы легко жилось. Всем было трудно. Ты был маленький. Я работала. До чего же я не любила эту работу. Работаю, бывало, и все о тебе думаю. Как ты там в школе? Не подрался ли с кем? Поел ли? Не потерял ли ключи от квартиры? Все мне представлялось, что ты один скитаешься по городу голодный. Рабочий день кончится, я сломя голову бегу домой. Подбегу к дому, гляну на окна, а они светятся. Ах, какая это была радость: увидеть свет в окнах. Значит ты дома, в тепле. Приду домой, а ты там ждешь меня. Еда разогрета. Как это было хорошо! Помнишь, как мы читали книжки, играли, смотрели телевизор. И никого- то мне не надо было кроме тебя. Помнишь ли ты все это?
- Помню, - ответил Игнат.
- Конечно, сейчас нас все обвиняют: не так жили, не тем верили, не тех любили. Но где же были те, кому надо было верить? Ах, я так старалась, да где-то, что-то получилось не так. И вот ты здесь, не работаешь, живешь так неприглядно, словно бич какой-нибудь.
- Я и есть бич, – ответил Игнат и усмехнулся.
- Нет, ты не бич! – Воскликнула Зинаида Павловна. - Ты институт закончил. Ты много читал, работал. Только почему-то ушел с работы. С начальником поругался и ушел. Да бог с ним, с начальником. Стоит ли из- за него жизнь себе портить? Ты знай свое дело. Получай зарплату, а все остальное тебя не касается. Ни он тебе, ни ты ему ничего не должны. Делить то нечего.
Игнат опять усмехнулся. Только на этот раз злобно.
- Конечно, начальство может довести. Мне это хорошо известно- Продолжала Зинаида Павловна, заметая его усмешку.
- Помню я одну свою начальницу. Ты еще в детский садик ходил. Я тебя утром одену сонного, взвалю на плечо и на автобус. Везу тебя в садик, а потом на работу в другую сторону еду. Тороплюсь, бегу, а она, стерва, стоит на вестибюле с секундомером в руках. Отмечает, кто на сколько запоздал. Я как мышь мокрая, вся в поту, а она рижскими духами благоухает. Я почти никогда не опаздывала. Меня не ругали. Но как же я ее ненавидела. Такая холеная, красивая и с секундомером в руках. Конечно, детей у нее не было, мужа тоже, можно было и себя холить, и по работе расти, не то, что мы грешные. Ну, так что же, сыночка, вернешься ты домой?
- Я сам не знаю, - проговорил Игнат мне здесь лучше. - Я не хочу в город. Там таки скучно, тяжело. На людей смотреть не хочется.
- Нельзя так, Игнатушка,- помолчав немного, проговорила Зинаида Павловна. - Надо вернуться на работу. Надо потребовать, чтобы тебе зарплату отдали. Тебе ведь должны уже за полгода. Это же большие деньги. Потребуй. Ну что же?.. Ты уже две недели живешь здесь. А ведь дачи ограбили, говорят. - Она уже плохо понимала, что говорит, и только чувствовала, что почва уходит из- под ее ног.
-У меня грабить нечего, - ответил сын.
- Как это нечего. А радиоприемник, а телевизор!
-Старье! Нынче ни чем не брезгуют. И старье берут. Что за народ пошел! Ничего не пойму. Не жизнь, а какой-то тяжелый кошмарный сон и я все не могу проснуться. Люди, какие - то стали, то сожрать друг дружку готовы, то, наоборот, жалеют. Вернись, сыночка, вернись.
Игнат не ответил. Что он мог ответить матери. То, что он потерял нить жизни, что ему не для чего стало жить на свете. Что прежняя жизнь такая ясная, надежная, целеустремленная вдруг оказалась совсем другой. Оказалось, что в прошлом не было ничего хорошего и в будущем надеяться было не на что. Оказалось, что все врали и врут, что все рвут одеяло каждый на себя, что все обманывают, предают друг друга. Так стоит ли жить на свете? Лучше уж уйти из жизни тихо и незаметно. В городе это невозможно, а вот здесь на даче, когда ты один и никого нет рядом, на лоне такой прекрасной природы, среди снегов под сосной от голода или холода. Это уже было решено. А мать тормошит, тащит его обратно в этот вонючий, ненавистный город. Мать. Мама. Матушка. Жаль ее, очень жаль. Недолго, без него она протянет. Но как заставить себя жить? Как?
Мать робко заглядывала ему в лицо, а он все тускнел и мрачнел. Наконец, собравшись с силами, он сказал ей:
-Мама, иди, езжай домой. Не приезжай больше, ничего мне не надо. Я не вернусь. Постарайся понять меня. Я не хочу в город. Я не хочу к людям. Они мне противны. Они виноваты во всем. В прошлом, настоящем и будущем они ничего не стоят. Я не хочу к ним. Прости.
Зинаида Павловна молча встала и пошла к выходу. Она прошла веранду и вышла из домика. На пороге она чуть было не наступила ногой на какую - то кошку, которая яркой молнией выскочила из-под ее ног в самый последний момент. Все было кончено. Она потеряла сына. Она потеряла все. Тихо брела она к станции, думая, что если не станет ее сына, то она сумеет уйти вслед за ним из этого постылого и отвратительного мира. Слезы заволокли ей глаза, она пошатнулась и опустилась в снег на колени. Ей захотелось закататься в этом холодном, пушистом снегу. Она зачерпнула горсть снега и бросила его себе в лицо. Талая вода и слезы заструились по ее щекам. В этот момент она услышала, как кто-то зовет ее по имени:
-Зинаида Павловна! Зинаида Павловна!
Зинаида Павловна повернулась на голос и увидела высокого, полнокровного, красивого мужчину в дубленке и меховой шапке. Мужчина сочувственно и со страхом смотрел на нее и протягивал руку, чтобы помочь подняться ей с колен. Зинаида Павловна устыдилась своей слабости, своих слез. Она оперлась на его руку, поднялась с колен и отряхнула снег с пальто.
-Кто вы? - Проговорила она.
- Я Лоскутов. Предприниматель. Вы не узнали меня? Ваш сын Игнат у меня работал. Он не приходит на работу уже две недели. Пропал. Я ищу его. Он мне нужен. И зарплату ему надо получить за полгода. Деньги недавно поступили, а его нигде нет. Ребята сказали, что он на даче живет. Вот я и приехал к нему. А дача-то его пятая с краю? Верно?
- Верно, - Зинаида Павловна посмотрела на Лоскутова, и слезы опять заструились по ее щекам.
- Он там, - проговорила она, - ему плохо. Он не хочет вернуться в город. Кажется, он не хочет жить.
Больше она не в силах была говорить. Слезы душили ее. Да больше и не надо было говорить. Лоскутов все понял.
-Я знаю, - сказал он, - мне ребята говорили, что он жестоком миноре. Но вы не расстраивайтесь. Идите на станцию и ждите там. Я буду не я, если я не вытащу его отсюда.
Зинаида Павловна кивнула головой и пошла к станции. Ей стало как-то легче и теплее от красивой, ласковой улыбки Лоскутова, то его ровного, уверенного и сочувственного голоса. Она шла и оглядывалась на него, ей захотелось перекрестить его.
А Лоскутов шел к указанному домику. Он шел и невольно любовался. Дачные домики находились на возвышенном месте. Всюду, насколько хватало глаз, тянулись горы, покрытые густым, темным лесом и этот лес был завален, засыпан свежим, пушистым снегом.
Тусклое солнце блеснуло сквозь просвет между снежных туч и все осветилось вдруг, вспыхнуло на миг и опять застыло в матовой неподвижности. А главное воздух, чистейший в мире воздух, которым невозможно было надышаться, окружал его.
- Ей богу, - пробормотал Лоскутов, - Игнат тысячу раз прав, что поселился здесь. Может и мне бросить все и зажить с ним в этом раю. Вот было бы славно. Но умирать здесь… Нет, уж извините, - Лоскутов усмехнулся и покрутил головой.
А между тем в домике у Игната происходили странные события. Едва только Зинаида Павловна покинула холодный домик своего несчастного сыночка, как на пороге появилась рослая, пушистая кошка с рыжими и черными пятнами по белой шерсти. Она вошла в комнату, села у ног Игната и уставилась на него печальным, скорбным, обреченным взглядом. Игнат слегка разинул рот.
- Это что за явление? – Проговорил он .
- Откуда ты?
Он протянул руку и погладил кошку по спине. Его рука ощутила дрожь несчастной скотинки, ее костлявую худобу .
- Да ты замерзла и дрожишь вся. Откуда ты взялась - то? А… понимаю, понимаю, хозяева бросили. Сами уехали в город, а тебя оставили. Не нужна стала. Вот так оно и с людьми бывает. Ну, ладно. Это мы исправим. Я сейчас печку затоплю.
Игнат быстро растопил печь, а входную дверь закрыл плотнее, чтобы тепло не выходило из домика. Комната начала быстро нагреваться. Игнат подошел к столу, на котором лежали пакеты с продуктами, привезенные Зинаидой Павловной, налил в миску молока, накрошил туда хлеба и поставил миску перед кошкой. Та с жадностью накинулась на еду. Уши ее прижались к затылку, острые лопатки заходили под пушистой шкуркой. Она быстро вылакала молоко, съела хлеб, успокоилась, облизнулась, прыгнула на Игнатову кровать, свернулась в клубочек и замурлыкала довольно громко. Игнат был потрясен.
-Быстро же ты очухалась,- сказал Игнат. - Наелась, согрелась и песенки поешь. Давеча так было уж и помирать собралась, так на меня смотрела. А я вот умирать собрался, а тут ты. Принесло же тебя.
Игнат закрутил головой и вдруг почувствовал сильный непреодолимый голод. Ему вдруг так захотелось есть, как еще никогда не хотелось. Он налил в чайник воды и поставил его на печку. Кошка подняла голову и внимательно посмотрела на Игната. Игнат улыбнулся.
- Что смотришь? - Спросил он.
- Интересный я парень? Да?
- Да, - ответила кошка.
Игнат чуть не свалился с табурета. Он был так потрясен, что начал дышать коротко и часто. Наконец он смог заговорить.
- Что? - Сказал он. - Что ты сказала? Или мне показалось, что ты что - то сказала?
-Я сказала «да», - ответила кошка.
- Говорящая кошка!- Воскликнул Игнат. - Феномен. Сказать кому, так не поверят. Скажут, совсем уж рехнулся. В психушку посадят.
Игнат расхохотался и крепко потер одну ладонь о другую.
- Это здорово, - продолжал он, - теперь я не пропаду. А то меня эти, - он указал кивком головы на телевизор и радиоприемник, - совсем уж достали и надоели! Все твердят про одно и тоже, про одно и тоже: все мы никудышные, все у нас плохо. А все почему? А потому, что эксперимент у нас не удался. Слыхала? Эксперимент.
Игнат поднял вверх указательный палец и медленно опустил его.
-Не страна, а лаборатория какая-то. Верти ею как хочется: то туда, то сюда. А мы в этой стране подопытные мышки. А мне ни туда и не сюда не хочется. Ты как насчет этого?
- Мне хочется,- ответила кошка, - чтобы всегда было тепло, чтобы всегда была еда и чтобы ты меня не выгнал. Ты ведь не прогонишь меня? На улице так холодно, у меня мерзли лапы и уши. С едой стало так плохо, как снег выпал. Летом-то как хорошо было. Меня привезли сюда весной. Я еще котенком была. Я ловила мышей. Все были довольные, даже хозяин. А осенью хозяева уехали в город, а меня не взяли. Пока еще тепло было, они приезжали, овощи увозили домой, а потом они, когда все вывезли, не приехали. Сперва было терпимо, только грустно очень. Дачи пустели, люди уезжали. А потом выпал снег, много снега и стало холодно, очень холодно. - Кошка содрогнулась, перевернулась всем телом, встала и прыгнула к Игнату на колени. Она присела у него на коленях на все четыре лапы и ее роскошный хвост обвил ее всю до самого носа. Кто-то постучал в дверь. Игнат невольно вздрогнул.
- Кто там! – Крикнул он.
- Свои, Игнат, свои. Не бойся, открой. Это я Лоскутов.
- Это Лоскутов, - прошептал Игнат, - ну, красотуля, ты при нем своих талантов не показывай. Целее будешь. Позарится еще.
-Конечно, - ответила кошка, - я знаю с кем можно говорить, а с кем нельзя.
И она спрыгнула на пол, а Игнат пошел открывать дверь. Лоскутов вошел в комнату и был приятно удивлен. В комнате было тепло. Пахло распаренной, душистой травкой. Возле стола на полу сидела, разглядывая его, красивая, пушистая кошка. Все это было так не похоже на мрачные предположения Зинаиды Павловны, так не вязалось с ее слезами, что это не на шутку озадачило Лоскутова и он не знал о чем говорить. Наконец он нашелся.
-Ну, Игнат, ты я вижу, хорошо устроился. Я тебя понимаю, понимаю. Я бы и сам так хотел . Господи. Хорошо - то как! Чайку бы только, Игнат. А? Угостишь меня чаем?
- Конечно, - ответил Игнат, - вот он и закипел.
Мужчины уселись за стол и занялись чаем.Игнат налегал на закуску. Он сильно оголодал за последние дни, но только сейчас понял это. Когда с едой было покончено, Лоскутов приступил к делу.
-Игнат, - сказал он, - я ведь тебе зарплату твою привез за полгода. Деньги поступили и я всем отдал все, что они заработали. Ты только исчез куда-то. Вот твои деньги - сорок две тысячи. Я их на твое имя положил в Сбербанк. Вот твоя книжка, - с этими словами Лоскутов достал из внутреннего кармана куртки новенькую сберкнижку и отдал ее оторопевшему Игнату.
Тот осторожно взял книжку, открыл ее, прочитал запись и прямо взглянул в глаза Лоскутову.
-Не ожидал я этого, - проговорил он.
-А что ты ожидал? Ты думал, я обокрал тебя. Нет, я не крал. Я все всем честно отдал. Раньше не мог рассчитаться. Денег не было. А ведь я за тобой приехал, Игнат. Ты мне нужен. Очень нужен. Я просто не могу без тебя обойтись. Привык я к тебе, к твоей манере работать. Так что давай выходи на работу. Место твое занять некому.
Игнат задумался. Он понимал, что погружение в небытие не состоится. Сначала мать его расшатала своими любящими, молящими глазками, потом погибающая от голода и холода кошка заставила его затопить печь и прикоснуться к еде, почувствовать ее запах, а теперь вот этот полнокровный, жизнерадостный, деятельный красавец Лоскутов, со своей сберкнижкой и с дружескими излияниями - все они потянули его к жизни.
- Я тут мамашу твою встретил, - говорил между тем Лоскутов, - страдает она. Ждет тебя на станции. Поедем, а? А сюда, как только позволит время, будешь приезжать. Я сам буду с тобой ездить. Мне здесь нравится.
Игнат молчал. Лоскутов передохнул немного от своей эмоциональной речи, вздохнул и с грустью продолжал:
-Думаешь, я не понимаю, что с тобой делается? Думаешь, мне легче твоего? Ничуть не легче. Ты хоть сам за себя отвечаешь, если не считать матери, а я вот… Сорок человек у меня под началом. Всем платить надо, а денег нет. Работу сделали, сдали, а денег нет. Как им в глаза смотреть? Я, ведь, Игнат, не дурак. Я экономику знаю, знаю, как можно деньги из ничего сделать. Теоретически знаю, а практически не могу. Сидит у меня вот здесь, - Лоскутов ударил себя кулаком в грудь, - табу. Сидит и не дает мне слукавит, не дает. Понимаешь? Ты честный, порядочный парень. Для меня это так важно. Не могу я без тебя. Пропаду я без тебя, поедем.
- Кошку надо с собой взять. - Пробормотал окончательно сокрушенный Игнат.
- Конечно, само собой разумеется. Замерзнет здесь она. Зима-то подступает со всех сторон. Ну, значит, собирайся и едем.
Игнат поднялся, вышел из-за стола, достал из-за печки помятый рюкзак, сложил в него свои немногочисленные пожитки продуты. Собрав рюкзак, Игнат загасил печь. Надел рюкзак на спину, взял на руки кошку, и они все вышли из домика. Игнат запер входную дверь и пошел вслед за Лоскутовым на станцию, где у каря платформы стояла Зинаида Павловна.
2008