Господи, сохрани и помилуй!

Ирина Миляновская
 Господи, сохрани и помилуй!
Рассказ
С Таней Вороновой я познакомилась в детском саду. Мы туда отводили сыновей на целый день. В раздевалке и познакомились. Таня была высокого роста, худощавого телосложения. В её облике было нечто недосказанное, приблизительное. Она была почти красива. Портили её глаза – большие, черные, тревожные, недоверчивые и мефистофельские, постоянная усмешка. Она была почти образована. У неё было неполное высшее техническое образование. Она была почти счастливой. У неё был гражданский муж – Витька Татарский, который не жил у Татьяны постоянно, а наведывался к ней в гости по мере надобности. У Витьки была своя собственная однокомнатная квартира. Я почти никогда не встречала у Татьяны её мужа. Однако, я знала, со слов Тани, что он помогал ей материально и, что своего первого сына Мишеньку она родила от него. Вскоре после нашего знакомства родился второй сыночек Сашенька. Таня любила выпить, употребляла в своей речи забористые словечки, была безалаберной и безответственной. Всё она делала махом, почти не думая о том, что она делает, чем приводила в замешательство окружающих её людей и свое начальство. Однако её терпели и даже сочувствовали ей. Что касается меня, то меня влекло к ней. Может быть, потому что о, когда  мне бывало плохо, она не лезла ко мне с советами и нравоучениями. Ни разу она не сказала мне разумно-назидательным тоном: «Я бы на твоем месте…» Нет. Она просто молчала, и это молчание исцеляющее действовало на меня. Я частенько забегала к ней, (жили мы по соседству) чтобы послушать, как она молчит или болтает что-нибудь бесшабашно веселое. Казалось, что так будет всегда, что ничего в нашей жизни не изменится. Но вот однажды…
Но вот однажды Татьяна взяла у себя на работе очередной отпуск и уехала с сыновьями к своей матери в деревню на целый месяц. Дело было летом. Прошло несколько дней после её отъезда, и вдруг я столкнулась с нею на улице нос к носу. Она прошла мимо, не узнавая меня. Лицо её был бледнее обычного, глаза, казалось, ничего не видели, всегдашняя её улыбочка не змеилась на губах. Рядом с нею шел какой-то мужчина. Он поддерживал Таню под руку. От неожиданности я на мгновение забыла как зовут Татьяну, а когда вспомнила, она была уже далеко.
В тот день мне не везло. У меня была температура. Я постаралась скорее закончить свои самые неотложные дела, выпила таблетку аспирина и залегла под одеялом на диване. Мой сын был предоставлен самому себе. Он играл на полу возле моего дивана. Сквозь дремоту я слышала, как к нам пришел старший сын  Татьяны – Мишенька. Мальчики возились возле  меня со своими игрушками. К этому времени они были уже не детсадовскими дошколятами, а учились в школе во втором классе. Вели они себя  по-джентельменски. Только Мишенька время от времени повторял одну и ту же фразу: «Нашего папку убили. Нашего папку убили». Мне казалось, что я эту фразу слышу во сне и мне сделалось тревожно. Часа через два температура спала. Я поднялась с дивана, умылась, причесалась. Мальчики играли по-прежнему и Мишенька больше не говорил своей ужасной фразы. Я решила, что все это привиделось мне из-за нездоровья. Однако, я пошла к Татьяне. Она была дома с Сашенькой, которому уже исполнилось два года. Да, Витьку Татарского вскоре после отъезда Тани в деревню, убили хулиганы в пьяной драке. Витьку уже похоронили, а Витькины друзья, товарищи по работе, были озабочены тем, чтобы склонить свое начальство на то, чтобы Витькину квартиру отдали Тане, так как она оставалась теперь на положении вдовы, имея от государства пособие на обоих своих сыновей как мать-одиночка. Я не верила в успех предприятия Витькиных друзей. Однако случилось невероятное. Витькину квартиру отдали Татьяне. Таня вскоре обменяла обе квартиры, свою и Витькину. На хорошую двухкомнатную квартиру. Друзья также собрали денег для Татьяны, которые она тотчас же употребила в дело. Она всё потратила на покупку мебели и одежды. И правильно сделала, потому что грянула перестройка и прежние деньги утратили своё значение.
Начались тяжелые, тоскливые, вдовьи будни. Началась борьба за существование. Татьяна сажала картошку, подрабатывала торговлей на рынке, мытьем полов в подъездах. Чуть не свалилась в криминал, пытаясь торговать водкой. Тогда я помешала ей. «Твой муж погиб из-за водки, - сказала я ей, - и ты туда же. Детей сиротами хочешь оставить?» Татьяна отказалась от водочного бизнеса. И всё-таки она была по-прежнему безалаберной. Однажды она притащила домой бродячего котенка, в другой раз подобрала на улице щенка, который мок под дождем и трясся от холода. «Что ты делаешь?! - Возмущалась я. – Тебе проблем мало что ли? Что ты всякую живность подбираешь? Чем ты кормить будешь эту ораву? Ну, ладно, мальчишки бы это сделали. Дети. Но ты – взрослая женщина!» Татьяна растеряно улыбалась и пожимала плечами. «Не знаю,  как это я сделала. Мне кажется, что если мне плохо, то и всем остальным тоже плохо». Иной раз она срывалась, плакала и лупила своих мальчишек, а потом обнимала их, опять же плакала и просила у них прощения.
Однажды весной поехали мы с нею на кладбище навестить могилу Витьки Татарского. Был холодный, сырой день. Ещё ни одна травинка не проглянула среди увядшей прошлогодней травы, хотя снег уже весь почти сошел и земля кое-где уже начала подсыхать. Вороны неистово каркали. Деревья, ещё не осенённые первым весенним пухом, качались под ветром как пьяные. Низкие, тёмно-серые облака проносились по бледно-серому небу. Весна с её радостями и хлопотами сюда ещё не заглядывала - на это унылое и пустынное  кладбище. Татьяна не сразу отыскала могилу мужа. Некоторое время мы безуспешно мыкались среди могил, топча мокрую, прошлогоднюю траву и листья. И вдруг на нас глянуло среди безмолвных и чужих могил весёлая, бесшабашная физиономия Витьки Татарского. Татьяна схватилась руками за ограду могилы и устремила свой взгляд на Витькину фотографию. Слёзы хлынули из её глаз и покатились по впалым щекам. «Ну, Татарский, - проговорила она, сжимая край ограды, - ну, Татарский, была бы я Господом Богом, я бы тебя сейчас подняла из могилы да ещё раз как следует тебя …» Далее следовало такое хлёсткое, забористое словечко, которое не в силах появиться в пристойной рукописи. Это было так неожиданно, невероятно и смешно, что (прости меня, Господи, и все остальные тоже простите) я отступила от Витькиной могилы шага на два, повернулась к нему спиной и закатилась в беззвучном хохоте. Так мы помянули Витьку Татарского.
А потом Таня вдруг вышла замуж. Продала свою квартиру и уехала с мужем, детьми, кошкой и собакой в другой город. Всё было бы ничего, если бы её 27 миллионов, которые она  выручила от продажи квартиры, не превратились вскорости в 27 тысяч. Я написала её матери в деревню письмо, в котором содержалась такая фраза: «Ради Бога, ответьте мне, успела ли Таня купить себе какое-нибудь жилище?» Ответа не было.
Прошли годы. Говорили и пишут везде, что у нас опять кризис. Я его не замечаю. Может быть, я так закалилась, что мне уже всё равно: есть у нас кризис или его нет. Но я часто думаю вот о чём. Татьянины сыновья стали уже взрослыми людьми. (Если только они живы). Таня, наверное, постарела. (Если только она жива).  Тревожно делается на душе, когда я вспоминаю о ней, а всё  потому,  27 миллионов вдруг, в одночасье превратились в  27 тысяч. «Боже! Спаси и помилуй тех, кого экономические заморочки застали врасплох!»

Май 2009