ЛЕГЕНДА О ЧЕРНОМ ДЕЖПОМЕ
Мистический триллер
ЧАСТЬ 1. СЕМИНАРСКАЯ ПРЕМУДРОСТЬ
Семинария, в которой учится Артур, а также и мир, в котором происходит действие повести, являются вымышленными. Устройство семинарии и учебная программа не обязательно соответствуют жизненным реалиям; всякое совпадение с реальными лицами носит случайный характер.
Посвящается моим братьям
ПРОЛОГ
Стрелы молний прорезают ночную мглу. Ветхий деревянный дом посреди заросшего парка трепещет от ударов грома. Бешеный ливень заглушает голоса нескольких человек в доме, которые поднимаются по скрипучей лестнице со второго этажа на третий и тащат с собой еще кого-то, сопротивляющегося...
-Трое на одного!.. – слышны приглушенные выкрики. – Не стыдно вам?.. Это по-мужски?..
-А сам ты по-джентльменски поступил? – обрывает его другой голос. – Сам-то ты знаешь, что такое вести себя как мужчина? Хотя боюсь, что отныне тебе это будет недоступно, и прошлого ты не вернешь уже никогда.
Длинный коридор. Струи дождя с размаху хлещут по окнам. Тревожный страх все сильнее.
-Куда вы меня тащите, твари?..
-Туда, где ты получишь по заслугам, хренов надзиратель. Ты еще не забыл, что я обещал сделать с тобою, если ты прикоснешься к ней?..
Небольшая белая комната. Вдоль стены – ряд кабинок с приоткрытыми дверцами... Пол холодный и твердый.
-Держи крепче, Гермес! Смотри, чтоб эта крыса не ускользнула!
-Отпусти немедленно! – в гневном крике жертвы слышны молящие нотки. – Инспектор узнает о вашей выходке этой же ночью. Не страшно?!
-Ты меня инспектором вздумал пугать? Да пугай хоть сатаной! Тебе все равно не избежать расплаты, - звучит холодный насмешливый ответ. – Ребята, приступаем.
Шуршание. На пол со звяканьем кладутся какие-то инструменты.
-Подожди, брат, - испуганно и торопливо начинает уговаривать первый. – Я должен тебе сказать кое-что важное... Я... я отказываюсь от нее...
-Вот это правильное решение, - спокойно произносит второй. – Но, увы, слишком позднее.
-Ты не сможешь!..
-Еще как смогу. Я ведь знаю, какой ты урод и позорище. И с этой ночи ты для всех будешь уродом и позорищем. Что, Крон, ты готов??
-Готов, - отвечает зловещий голос. – Давай ножницы.
-Нет!.. Не надо!.. – звучит вопль, полный панического ужаса.
Вспышка молнии, необычайно яркая. Притаившаяся за окном фигура с кривыми перепончатыми крыльями бросает тень на трех человек, крепко удерживающих на полу четвертого...
Начинается ночь, опускается тьма
И с усмешкою злой наблюдает луна,
Запирайтесь в домах и не суйтесь за дверь –
Под луною блуждает зверь…
Александр Калимуллин
ЖЕРТВА НАМЕЧЕНА
…Маленькая аудитория, за ближайшими партами сидят несколько молодых людей и одна девушка, на стене позади них – большой плакат с профилем Владимира Ильича Ленина на фоне знамени черно-багрового цвета (а если смотреть человеческими глазами – то ярко-красного). Такие же значки на рубашках каждого из ребят. За преподавательским столом высокий парень с аккуратно стриженым затылком. Его лица из зеркала, висящего у двери, не видно.
-Сегодня работаем с главным источником – Библией. Домашку все выполнили? Дочитали Новый Завет?
-Я не дошел до конца, запутался, - отозвался очкарик на первой парте. – Послания Павла до того заумные, что мозги вывихнешь. Или это переводчик такой неумеха? Зато Иоанн сплошь банальные мысли пишет, да еще и по сотне раз их повторяет.
-Это не имеет значения, - строго ответил ведущий. – Чтоб увидеть слабую сторону противника, его надо вывернуть наизнанку. Итак, приступим. Оставим в стороне языковые трудности библейских книг, оставим в стороне крайнюю ненаучность, к которой относится, к примеру, мифическая космология: в первых же строчках книги Бытия «Божественное слово» утверждает, что небо представляет собой твердый купол, выше которого находится вода. В этом куполе есть окна, которые могут открываться, и тогда на Земле начинается всемирный потоп. Эта же нелепица повторяется и в книге Псалтирь...
-Но такое представление типично для сознания ветхозаветной эпохи, - возразила девушка.
-Апокалипсис – это уже не Ветхий Завет, а первый век нашей эры, - ответил ведущий, - но и в этой книге промашка: Земля плоская и четырехугольная. Однако наивность космологии – это лишь самая безобидная особенность. Что в первую очередь поражает нас? Крайняя жестокость. Страницы Библии буквально пропитаны кровью. Елисей натравливает на детей лесных медведей, Илия небесным огнем сжигает сотню человек, Иисус Навин развязывает беспощадный геноцид, разгневанный Господь топит в воде весь род человеческий...
-Но это... – опять начала девушка.
-Я знаю, - остановил ее ведущий. – Дело в том, что в Новом Завете по сути дела остаась та самая жестокость. Тот, кто хочет последовать за Христом, должен возненавидеть родителей, близких, друзей, и бросить их – в противном случае он не годится для Царствия Небесного. Необходимость отвергнуть любую родственную привязанность метафорически выражается приказом отсечь даже собственную руку или ногу, если они вводят в соблазн. Но самое страшное – даже не эта жестокость. А что?
Он вопросительно посмотрел на слушателей.
«Совсем неплохо… Действительно широко эрудирован. Умеет грамотно выступать. И удачно подбирает примеры – особенно этот, про отрубленную руку. Но все-таки недостаточно разбирается в материале – чересчур поверхностно. И понимание несколько однобокое. Ему бы подучиться еще…»
-…Подумайте, что называет добром и что называет злом верующий человек? Вот вам два примера. Авраам решается на убийство своего единственного сына по приказанию Божию и за это удостаивается высшей похвалы, вера его ставится в образец всем последующим поколениям. А вот царь Саул, наоборот, вопреки повелению Божию проявляет милосердие к заклятому врагу и за это лишается престола, а потом гибнет. Что это означает?
-Это означает, что критерием для различения добра и зла для христианина является только воля Божия, – ответил парень на второй парте.
-Именно так! – согласился ведущий. – И сразу грань между добром и злом размывается, из абсолютных категорий они превращаются в относительные. Зарезать сына – это добро, если это совершается по воле Божией. А пощадить целый город, да что там – пощадить несколько народов – это зло, если воля Божия состоит в их истреблении. Но как же узнать ее, эту волю Божию?
Молодые люди опять молчали.
-Здесь мы уже подошли ближе к практическим вопросам, - продолжал он. – На самом деле воля Божия нам хорошо известна. Благодаря кому? Кто нам ее возвещает?
-Духовенство! – ответили слушатели дружно.
-Конечно же! – подтвердил ведущий. – Епископат и прочие священнослужители уполномочены открывать своей пастве волю Божию. И тут начинается необыкновенный полет фантазии! По воле Божией разворачиваются крестовые походы, готовится Варфоломеевская ночь, создается святая инквизиция...
-Инквизиция и ведовские процессы – это ведь тема твоего диплома? – сразу отозвался рыжий парень с правого ряда. Ведущий в ответ засмеялся:
-Как ни трудно представить, что на кафедре научного атеизма кто-то может выбрать тему про застенки инквизиции, но так и есть! Исключительно ради эстетического удовольствия. Просто меня с детства привлекала эпоха Средневековья... Темные камеры, освещенные факелами, орудия пыток, таинственные ночные следственные процессы, костры – всё это настолько очаровало меня, что я не смог побороть искушения…
«До чего любопытный экземпляр! Такого нельзя упустить. Что ж, приступим…»
Мобильник на преподавательском столе разразился громким ликующим гимном «Взвейтесь кострами, синие ночи!» в исполнении детского хора. Ведущий, увидев, что за номер высветился на экране, поспешно схватил телефон и отвернулся к входной двери. Его лицо наконец отразилось в зеркале - красивое, уверенное лицо, прямой взгляд ясных серых глаз. Этому юноше было не больше двадцати пяти.
-Я слушаю, Павел Иванович! – с радостным волнением ответил он.
-Артур! – отозвался телефон. – Сразу после окончания семинара подойдите в Отдел! У меня для вас важные новости!
-Есть, товарищ майор! – отчеканил парень. Чуть нахмурился: в трубке, кроме голоса его руководителя, слышался еще какой-то непонятный звук, вроде тихого вкрадчивого рычания. Но разобрать, что это за звук, он не успел: раздались короткие гудки.
СЕКРЕТНОЕ ЗАДАНИЕ
Артур Сперанский, выпускник философского факультета с красным дипломом, вошел в здание Пятого управления КГБ и направился к знакомому кабинету, где находился Четвертый отдел1.
За широким дубовым столом сидел невысокий, полноватый мужчина в форменном кителе и что-то писал, при виде Артура он поднял лысую голову, и его лицо осветилось приветливой улыбкой.
-Здравствуйте, дорогой Артур! Садитесь скорее! Сообщаю вам, что с этого дня вы из теоретиков переведены в боевую группу!
-Наконец-то! – воскликнул парень. – Неужели мы наконец переходим к силовым методам?
-Нет, мой друг! – ответил военный. – За прошедшие годы мы убедились, что в данной области силовое давление неприменимо. Церковь – это такая Лернейская гидра, у которой сразу же вырастают две новые головы на месте одной отрубленной. Репрессированные окружаются мученическим ореолом и превращаются в героев. А между тем пустить ситуацию на самотек недопустимо. Церковь активно претендует на роль идеологического лидера в стране и неустанно пытается расширить сферу своего влияния на возможно большее число советских граждан.
-Значит, извне церковь разрушить невозможно? В таком случае остается действовать изнутри?
-Да, мы пришли именно к такому выводу. И сейчас, Артур, мы решили впервые использовать новый метод.
-Какой же?
-Внедрение, Артур. Поэтому мы и вызвали вас.
-И куда же Отдел направит меня?
-Вы будете направлены в духовную семинарию вашего родного города. Вы станете одним из студентов, будете жить в общежитии семинарии. Таким образом мы получим возможность контроля за главным инкубатором церковных кадров в регионе.
-Вот это да!.. О работе шпиона я мечтал всегда. И какие задачи будут поставлены передо мною?
-Операция долгосрочная, Артур! Поэтому на первых порах никаких особых задач вам поручено не будет. Просто учитесь, осваивайтесь – вы будете глазами и руками Отдела в семинарии.
-Это слишком легко…
-Вы ошибаетесь, Артур, так может показаться только с первого взгляда. Отдел может лишь поспособствовать вашему поступлению в этот вуз, но там еще надо удержаться. Вы столкнетесь с мощным идеологическим и психологическим прессингом. Семинария отличается не только напряженной учебной нагрузкой, но и строжайшей дисциплиной. Вы наверняка знаете, что это единственное учебное заведение, где сохранились архаичные дореволюционные методы воспитания – вплоть до телесных наказаний. В этой атмосфере даже просто находиться – далеко не простая задача.
-Но в таком случае, быть может, Отделу лучше привлечь более опытных бойцов?
-Нет, Артур! Вы – лучшая кандидатура на роль студента семинарии. У вас отличная теоретическая подготовка, вы зарекомендовали себя как компетентный и опытный специалист. Даже ваша фамилия произведет там благоприятное впечатление, - улыбнулся майор.
-Моя фамилия ассоциируется у меня не с семинарией, - возразил Артур, - а скорее с известным государственным деятелем XIX века…
-На самом деле, Артур, это типичная фамилия семинариста, - объяснил майор, - потому что выпускникам семинарии до революции было принято давать фамилии в зависимости от их успеваемости или поведения. Двоечнику могли дать фамилию типа Малификов или Иродов… А вот семинариста с похвальными результатами, подающего большие надежды – вполне могли назвать Бенелявдовым или Сперанским2. Так что все говорит о том, что никто не справится с этим заданием лучше вас.
Майор поднялся с кресла, Артур тоже встал.
-Секретарь сообщит вам о дате и времени вступительных экзаменов в семинарии, - сказал военный. – Готовьтесь, Артур! Сегодня вам дано настоящее задание, выполнение которого реально послужит делу спасения нашей Родины. Мы с вами не должны позволить церковникам повернуть колесо времени в обратную сторону и столкнуть нас во мрак средневековья. Можете приступить к выполнению задания!
-Есть! – с радостью воскликнул Артур. Выходя из кабинета, он по привычке взглянул в зеркало и чуть вздрогнул: он ясно разглядел какую-то странную тень, на мгновение промелькнувшую в его глубине. Однако, повнимательнее вглядевшись в стекло и не увидев никого, кроме себя, он хмыкнул, пожал плечами и вышел.
ПРИХОД В СЕМИНАРИЮ
По свинцово-серому небу ветер гонял рваные тучи. Лил холодный сентябрьский дождь, размывая грунтовую дорогу и все больше превращая ее в кашу. Черная «Волга» с трудом двигалась по берегу озера, направляясь к лесу.
Длительный путь из столицы был позади, Артур вновь на короткое время увидел свой родной городок. Но дома он надолго не задержался. На следующий день после приезда пора было отправляться на вступительные экзамены, а еще через несколько дней наступило время собирать вещи и ехать в семинарию уже как на постоянное место жительства.
-Одну из двух бед России мы скоро преодолеем, а вот с другой тебе придется мучиться еще очень долго, приятель, - сказал Артуру водитель, тот самый рыжий парень, что спрашивал его про тему диплома.
-Неужели в семинарии все настолько скверно? – спросил Артур.
-Мне приходилось общаться с парнями, которые провели какое-то время в семинарии, - мрачно ответил его товарищ. – Впечатление у меня неизменно оставалось самое удручающее. Семинария – это учреждение, предназначенное для выбивания мозгов и воспитания безоговорочного послушания. Догматы, труд и розги в конце концов трансформируют нормальную психику в рабскую.
-Все дело в идеологии, Рыжик, - отозвался Артур. – С их точки зрения, наш мир – это царство дьявола. Христиане не должны любить ни мир, ни того, что в мире. Запрещается привязываться к чему-либо слишком сильно, отрицаются простые человеческие радости. Таким образом воспитывается сектантская замкнутость. А если на этой идеологии построен вуз закрытого типа, то он вообще превращается в ковчег, огражденный от мира непроницаемой стеной и непоправимо калечащий душу находящихся внутри него.
За туманной дождевой завесой вырисовалась, наконец, семинария – величественное трехэтажное здание с колоннадой, с небольшим куполом и крестом.
-Ты молодец, - произнес Рыжик. – Поступить сразу на второй курс, наверно, не каждому под силу.
-Тоже мне вступительный экзамен, - отмахнулся Артур. – Старый добрый Закон Божий и церковная история. В тех библейских книжках, которые они меня спрашивали, я мог бы не только пересказать сюжет, но и перечислить по порядку все ошибки и ляпы. К тому же Отдел помог. Павел Иванович связался с руководителем приемной комиссии и хорошенько поговорил с ним, так что после этого ко мне предпочитали не прикапываться. Этот тип, правда, долго выступал. Не помню фамилию его - то ли Веретенников, то ли Тетерников... Ну, Павел Иванович надавил на него как следует, пришлось ему заткнуться.
-Ты бывал уже в семинарской общаге? – поинтересовался Рыжик.
-Разве студенты живут не здесь? – удивился Артур, посмотрев на здание, в котором он несколько дней назад блестяще сдавал экзамены.
-Это только учебный корпус, - улыбнулся Рыжик, проехав мимо семинарии и направив автомобиль в лес. – Это лишь красивый фасад, с которым до сих пор ты был знаком. А сейчас познакомишься с оборотной стороной медали – с настоящей семинарией, с этим унылым дремучим клоповником.
Началась еще более скверная дорога. Ее и дорогой-то назвать было трудно. Скорее это была широкая, полная колдобин и ухабов, тропинка, которая петляла через лес (когда-то бывший, наверно, сильно заросшим парком).
И вот впереди показался древний трехэтажный дом. Его правое и левое крыло сходились под тупым углом друг к другу, так что здание с его растрескавшимися стенами и тусклыми пыльными окнами напоминало мертвеца, распахнувшего свои костлявые объятия навстречу подъезжавшей «Волге».
Артур достал свой рюкзак и вылез из машины, ступив прямо в большую лужу. Рыжик тоже вышел под дождь и подошел к Артуру.
-Удачи, дружище. Желаю тебе остаться в здравом уме и твердой памяти. Звони чаще как ты там.
-Нет, Рыжик, звонить я не смогу. Одно из условий операции – свести телефонные разговоры до минимума. Нельзя, чтобы они просекли мои контакты с сотрудниками Отдела. Только с самим Павлом Ивановичем можно будет общаться, и то с крайней осмотрительностью.
-Так ты же сам говорил, что тебя приняли под давлением Отдела, неужели они не просекут, что ты из КГБ?
-Не должны, Рыжик. Семинария подотчетна Пятому управлению, и Отдел регулярно пользуется этим, но он просто держит поток поступающих под своим контролем, а внедрение сотрудника КГБ никогда ранее не практиковалось. К тому же не думаю, что этот тип будет очень уж болтать о том, как он прогнулся под Отдел, и вряд ли меня быстро раскусят, если я буду соблюдать меры предосторожности. Так что обними ребят за меня, пожелай им удачи.
-Ну, держись, - ответил только Рыжик. Он стиснул Артуру руку, крепко прижал его к себе на прощание, после чего залез в «Волгу», развернулся и исчез за пеленой дождя.
По скрипящим ступеням Артур поднялся на крыльцо общаги и распахнул дверь, которая взвизгнула, как дикая кошка.
Слева за окошком смотрела на него глазами бассет-хаунда вахтерша – безобразная как смертный грех старуха в мятом черном платке.
-Здравствуйте, - вежливо поздоровался Артур. – Где я могу найти коменданта?
Старая ведьма прошамкала что-то невнятное и указала ему на коридор.
Артур отыскал комнату коменданта. Угрюмый и неразговорчивый тип внес его фамилию в журнал, выдал ему комплект белья и пробурчал под нос: «…келья девятнадцатая».
Комната, в которой ему отныне предстояло жить, находилась на втором этаже.
-Здравствуйте, товарищи! – поприветствовал Артур обитателей кельи, переступив порог.
В келье было восемь человек. Ребята оказались хорошими и приветливыми. По крайней мере, так показалось Артуру на первый взгляд. В них совсем не было видно той забитости, о которой толковал Рыжик.
-Здорово, брат, - отозвался крупный парень, который лежал на ближайшей койке. – Заходи, располагайся. Вот почти все уж собрались. Еще одного новичка только ждем.
Артур познакомился с ребятами. Почему-то никто из них не сказал ему своего имени – все называли исключительно прозвища, причем какие-то непривычно старинные, вроде «Феогност», «Экумений» или «Амвросиаст».
По келье было расставлено пять старых двухэтажных кроватей – три у окон с плохими безвкусными занавесками, и две ближе к дверям. Артур увидел, что на крайней слева койке у окна верхнее место не занято.
-Заползай, брат! Специально для тебя оставлено, – разрешил ему худой длинноволосый хозяин нижнего места, прозвище у которого было византийское – Лакапин3.
Артур залез наверх и занялся выкладыванием на полочку своих книжек и предметов первой необходимости, не забывая поглядывать периодически на своих соседей и стараясь незаметно изучить их.
Через некоторое время ребята включили чайник и начали выкладывать на маленький деревянный столик печенье и баранки, у кого-то нашлась банка сгущенки. Артура тоже позвали пить чай, хотя у него ничего и не было припасено. Артура позабавил нож, которым ребята резали хлеб – огромный и длинный, как тесак мясника. Во время угощения в дверь постучался еще один новичок – робкий и заикающийся. Выделили и ему место на верхней койке, только в дальнем от Артура конце, и тоже усадили за стол.
Смеркалось. Дождь кончился, и небо начало мало-помалу проясняться. Без пяти десять из динамика, висящего над дверью, раздался удар в колокол.
-Через пять минут вечерняя молитва, - объяснил крупный парень, который оказался старшим по келье и которого называли Феликсом. – Поднимаемся на третий этаж, братья.
Все ребята, кроме Артура и новичка, надели поверх рубах строгие черные кителя. Поднявшись по скрипучей лестнице, Артур с ребятами прошли по коридору в большую комнату, скорее даже зал, темный, освещенный лишь несколькими свечами. На стене висело несколько картонных икон. Зал постепенно наполнялся семинаристами в черных кителях. К удивлению Артура, пришли и девушки – их было около десяти. Артур знал, что священниками в православной церкви могут быть лишь мужчины, и не ожидал, что в семинарии учатся не только молодые люди.
Наконец в зал скорым шагом вошел молодой человек в подряснике, звякнул в колокольчик, приказал: «Начинаем!» и один из семинаристов стал быстро читать молитвы.
Когда правило закончилось, семинаристы хором пропели несколько строчек какого-то песнопения, в котором Артур разобрал: «…утверди, Господи, Церковь…» и которое заканчивалось словами «…Твоею Кровию».
Девушки первыми вышли из зала. Артуру показалось странным, что никто из парней не подошел и не заговорил с ними – девушки держались особняком. Вслед за ними потянулись и ребята, хотя несколько семинаристов остались в зале читать еще какие-то молитвы, а кто-то даже опустился на колени.
Артур сходил в туалет, умылся и почистил зубы, после чего вернулся в келью и забрался на свою койку. Как объяснил староста, в одиннадцать часов в семинарии наступает отбой, после которого строго-настрого воспрещается покидать келью, зажигать в келье свет и даже переговариваться. Пока оставалось немного времени, кто-то из ребят отжимался и качал гантели посреди кельи, кто-то чистил щеткой китель и брюки, другие, как Артур, полулежали на койке и задумчиво листали книжки или электронные читалки.
Ровно в одиннадцать раздалось два удара в колокол. Староста тут же погасил свет, защелкнул дверной замок, и ребята улеглись по койкам.
ЛЕГЕНДА О ЧЕРНОМ ДЕЖПОМЕ
Ночь была тихой и ясной. Луна ярко светила в окно.
-Не хочется спать, - первым нарушил молчание коротко стриженый семинарист, который лежал по соседству с Артуром на верхней койке. – Да и все равно после каникул сразу в режим не войдешь. Давайте лучше страшные истории рассказывать.
-Вечно неймется тебе, Сократ, - проворчал его нижний сосед. – Про че рассказывать-то? Может вспомнить прошлогодний неожиданный визит в общагу Владыки-ректора?
-Или может вспомнить, как Савл в дежурство Филча решил куда-то отлучиться ночью после отбоя и со второго этажа по веревке попытался спуститься? - отозвался кто-то с противоположного конца кельи.
-Или может вспомнить, как Великим постом в трапезной угощали непостным супом с белыми червячками? – подхватил еще один бурсак.
-Или может… - начал кто-то, но тут староста оборвал его громким шепотом:
-Атас!
Раздался звук поворачиваемого в замке ключа, дверь распахнулась, и по койкам забегал луч карманного фонарика. Однако никто из ребят не шевелился. Даже те, кто читал электронные книжки, успели закинуть их под подушки и старательно изображали глубокий сон.
-Только не думайте, что я ничего не слышал! – с добродушной иронией усмехнулся вошедший, и Артур узнал по голосу того молодого человека в подряснике, который дал знак начинать вечерние молитвы.
Дверь захлопнулась, послышался звук закрываемого замка и удаляющееся звяканье связки ключей.
С полминуты семинаристы лежали тихо, потом староста сказал:
-Все в порядке, ребята. Леголас сегодня добрый. Можно дальше выбирать страшную историю.
-Когда я предлагал страшную историю, - сразу же отозвался Сократ, - то я имел в виду не те потрепанные анекдоты и детские байки, которые сейчас были названы и которые давно никого не пугают, а настоящий, брутальный триллер. Видите, какая сегодня яркая луна? Когда в наше окно светит полная луна, я всегда вспоминаю один такой хоррор.
-И что это за история? – застенчиво поинтересовался новичок с дальнего угла.
-История Черного дежпома, – тихо, но отчетливо произнес Сократ.
Темнота в келье ощутимо напряглась и задрожала. На несколько мгновений наступило тревожное молчание. Даже Лакапин, который давно уже мирно посапывал под Артуром, чуть сбил ровное дыхание и потом засопел заметно погромче.
-Свихнулся ты со своим Черным дежпомом, Сократ, - проворчал скептик на нижней койке. – Большая ученость довела тебя до сумасшествия. Дрыхнул бы уж лучше, что ли.
-Загради уста, окаянный! – отозвался Сократ. – С нами двое новичков. Пусть они с самого начала узнают, с чем они могут столкнуться.
С другого угла кельи послышался вздох и цитирование: «…негодных бабьих басен отвращайся…» - «…и не отвечай глупому по глупости его…», но никто не запретил Сократу рассказывать его историю, к чему он и приступил.
-История эта произошла много лет назад, - так начал Сократ. – Передается она из уст в уста, живых свидетелей уже, наверно, и не осталось. Разве один только Дарт Вейдер – он в то время еще простым бурсаком был. Учился в то время, значит, на пятом курсе один брат – настоящий мужик, крепкий такой, бывший десантник. На гражданке его звали Сашка Звездный, а у нас просто Астерикс. Было у него два товарища – Крон и Гермес. И была у него девушка на регентском отделении.
Артур вспомнил девчонок в зале для молитв и сделал для себя вывод, что регентское отделение – это что-то вроде особого факультета в семинарии специально для женщин.
-А еще, - продолжал Сократ, - был тогда в семинарии молодой дежурный помощник. Ключи ему дали, конечно, рановато, потому что зануда и придира был страшный. И трепло к тому же. Ну а звали его Игорь Викторович Лазарев.
И снова Артур ощутил еле слышное дрожание в воздухе. Никто не сказал ни слова, но чувствовалась, что фамилию эту ребята раньше слышали и что произносить ее вслух было чем-то вроде нарушения табу.
-И вот как-то раз познакомился Лазарев с девушкой Астерикса, - рассказывал Сократ. – Она ему приглянулась. Да и Лазарев ей понравился – чесать языком красиво умел. Начались у них прогулки под луной, благочестивые разговоры, трогательные стихи. Астерикс про все это долго не знал. Но потом уже начал что-то подозревать. А они тем временем обнимались, целовались, в конце концов дошло у них до брачного ложа теплой осенней ночью на берегу озера: ложем им была мягкая зеленая трава, кровлей им были кедры, потолком – кипарисы…
-Ты вроде собирался ужастик рассказать, Сократ, - заметил староста, - а у тебя какая-то мелодрама выходит.
-Вы правы, достопочтенный Феликс, - отозвался Сократ. – Перехожу к главным событиям. Когда девица возвращалась в свою келью, то по дороге, как назло, наткнулась на Астерикса. Так-то он и узнал, что его подозрения подтвердились. Он пришел в бешенство и поклялся отомстить.
Помолчав несколько, Сократ продолжал:
-Следующей ночью разразилась страшная гроза. Лес так и гудел. В эту-то ночь Астерикс, Гермес и Крон подкараулили Лазарева в коридоре и скрутили его. Он, правда, пытался сбежать от них, но не удалось – бегал он плохо, к тому же прихрамывал. Вот затащили его в женский туалет на третьем этаже, и там они… его…
-Что? – испуганно спросил новичок. Артур знал, что бурсаки в прежнее время были народом с грубыми нравами, и гадал, что за мерзость могла прийти им в голову, когда они теряли над собою контроль.
-А вот что… - отозвался Сократ. На стене, освещенной яркими лунными лучами, появилась тень руки Сократа. Два его пальца вытянулись в форме буквы «V», а потом резко сошлись, причем Сократ издал громкий хруст и затем пояснил: - Ножницами. Знаете, котам так делают…
Артур увидел, что новичок не отрываясь смотрит на Сократа расширенными глазами. Кто-то из ребят издал приглушенный возглас отвращения. Пятикурсник, лежащий в дальнем углу кельи у двери, задумчиво прокомментировал:
-Сократ опять начитался Абеляра…
-И что было дальше? – дрожащим голосом спросил новичок.
-Закончилось это вот чем… - ответил Сократ. – На Лазарева после той ночи жалко было смотреть. Да и в самом деле: знать, что у тебя никогда не будет ни любимой женщины… ни вообще женщины. Но инспектору он, однако, стучать не решился. Сидел у себя в келье и ныл несколько дней, а потом повесился.
-Утопился, - проворчал сосед снизу.
-Где утопился-то? – рассердился Сократ на непрошеного комментатора. – В озере, что ли?
-Нет, блин, в унитазе! – сварливо отозвался тот.
-Пошел ты, - ругнулся Сократ. – Повесился в каморке на первом этаже. Прошел месяц. Горе-дежпома было, конечно, жаль, но после его кончины ребятам стало жить поспокойнее. Астерикс с компанией были только рады – считали, что очистили семинарию от мусора и теперь им никто дорогу поперек не перейдет. Но радовались они рановато… Настало полнолуние…
Артур заметил, что даже старшие ребята отложили свои читалки и тихо лежали, внимательно смотря в потолок.
-В ту ночь проклятие Лазарева пришло на семинарию, - и тут голос Сократа чуть дрогнул. Неужели он и сам поверил в историю, которую выдумал? – Страшной была та ночь. Особенно для братьев из одиннадцатой кельи, где Астерикс и дружки его жили. Никто из них не смыкал глаз в ту ночь. Жуткие, страдальческие, мучительные стоны доносились до них, а откуда – было непонятно. А еще никто не знал, где Крон. Ложился спать вместе с братьями, потом вроде бы около полуночи вышел и не вернулся. И вот парни лежали, боясь пошевелиться, и слушали, как кто-то недалеко от них стонет, мычит и безуспешно пытается что-то сказать…
Наутро стали искать Крона. Нашли его в каморке, которая прямо под одиннадцатой кельей. Был он уже холодный, причем тело его так ужасно было скручено и изуродовано, что на тех, кто выносил труп, лица не было. Очень нехорошо стало тогда Астериксу с Гермесом. Почуяли, что и им придется отвечать за свою хирургию.
-Следствие-то проводили? – спросил кто-то.
-Ничего не нашли, - ответил Сократ. – Кем бы этот мститель ни был, после себя он никаких следов не оставил. Дело зашло в тупик. Одно было ясно: никто чужой в семинарию в ту ночь не приходил. Убийца скрывался в общаге.
-Прошел еще месяц… - шепотом продолжил новичок.
-Да, - согласился Сократ. – И опять пришло полнолуние. На этот раз исчез Гермес. Утром начали его искать и в той же самой каморке его обнаружили. Он сидел, забившись в самый дальний угол, лицо белое как бумага, глаза пустые... И все время повторял что-то бессвязное. Просил какого-то Черного дежпома пощадить его и отпустить. Вот тогда-то семинария и услышала в первый раз это имя: «Черный дежпом». Больше ничего они от Гермеса не добились. Разум его покинул. Его осталось только отправить в дурку на всю оставшуюся жизнь.
Прошел еще месяц, - произнес Сократ ожидаемые слова совсем тихо. – Настала ночь перед Рождеством. И пришла очередь Астерикса, – он таинственно замолчал.
-Доканчивай уж, - обратился к нему староста. – Что с Астериксом-то было? Тоже умер? Или тоже сошел с ума?..
-Тоже сошел с ума… - наконец ответил Сократ. – Только как-то странно… очень странно. Последние несколько суток перед той ночью он себе места не находил, всё дергался. И когда наступило полнолуние, он зачем-то отыскал мешок из-под просфор, напялил себе на голову и носился по общаге. Кто его знает зачем?.. Двое братьев видели его – на башке мешок просфорный с двумя дырками для глаз и мчится сломя голову по коридору. А потом как-то ухитрился забраться в гараж, стащил там канистру с бензином. Ушел подальше в лес. И там, в самой глуши, сжег себя. Обнаружили только обгорелые кости и рядом – пустую канистру.
-Кошма-ар!.. – пролепетал новичок.
-Достал ты уже, Сократ, - потерял терпение пятикурсник с того угла. – Хватит трепаться. Людям спать нужно, у нас завтра литургия на греческом.
-Подожди ты, дай доскажу, - отмахнулся Сократ. – С тех самых пор и говорят, что в полнолуния Черный дежпом вылезает из преисподней и бродит по семинарии. Слышите, новички? Если дорога вам душа – в лунные ночи из кельи ни ногой. Потому что эта тварь люто ненавидит всех студентов, и если попадетесь – будет мстить вам...
Невозможно было понять, тонко издевается ли Сократ или на полном серьезе предупреждает об опасности.
– Еще нужно знать, каких мест особо остерегаться – той каморки внизу и еще туалета на третьем этаже, что в нашем крыле. Он, конечно, женский, мы его и так не посещаем, но лучше даже и мимо не проходить лишний раз…
С того угла, где лежал пятикурсник, вылетел башмак, пролетел по красивой траектории над койкой Сократа, чуть не задев его, но вместо этого врезался в боковой край койки Артура и свалился на тумбочку, где стояла кружка Лакапина с остатками чая и его открытый ноутбук. Кружка опрокинулась, едва не залив клавиатуру.
-Иеронимус, твою налево, ноут двадцать пять штук стоит! – заорал немедленно проснувшийся Лакапин. – Ты у меня сожрешь этот башмак! В афедрон тебе его затолкаю!
Артур улыбнулся, перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
ПЕРВЫЙ УЧЕБНЫЙ ДЕНЬ
Ранним утром, едва начало светать, сам собой зажегся свет. Грохнул удар в колокол. Из динамика чей-то козлиный тенор проорал: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» - и мощный оперный хор запел что-то торжественно-победное (позже Артур узнал, что это произведение называется патриаршим великим славословием). Но в тот момент Артуру было не до названия песнопения – он вскочил и ошарашенно сидел на верхней койке. С таким же испуганным видом озирался и новичок.
-Это что?.. Пожарная тревога?.. – заплетающимся языком спросил Артур у Лакапина, который, как и большая часть обитателей кельи, уже успел одеться и теперь аккуратно складывал ноутбук и конспекты в рюкзак.
-Да нет, брат, это просто подъем, - ответил тот. – Так что привыкай...
-Какой кретин придумал такой маразматический подъем? – выругался Артур, сползая вниз.
-Раньше просто бабка-вахтерша со звонком по коридору ходила, - пояснил Лакапин. – А потом Дарту Вейдеру надоело, что кое-кто по утрам в постели нежится, и распорядился этот автоматический будильник по кельям провести.
Помянув крепким словом незнакомого Дарта Вейдера, Артур натянул брюки с рубашкой и отправился умываться и чистить зубы.
Как Артур уже знал, по утрам семинаристы тоже собираются на общую молитву. Поэтому без напоминания он поспешил на третий этаж и едва успел зайти в зал, как молодой человек звякнул колокольчиком.
После молитвы пора было отправляться на учебу, и семинаристы небольшими стайками потянулись по тропинке к главному корпусу, куда необходимо было явиться к половине восьмого. Артур, закинув на спину рюкзак, сбежал по скрипучим ступеням с крыльца и приткнулся к группе, где было побольше знакомых лиц. Солнце еще только выглядывало из-за горизонта, в лесу было сыро и зябко, впереди виднелось окутанное туманом озеро, от которого веял прохладный ветер. Артур плохо выспался и думал, что в аудитории надо будет сесть на место подальше, чтобы можно было подремать.
Наконец Артур и семинаристы добрались до желтого здания с колоннами. Прежде всего они направились в просторную столовую на первом этаже. Прозвенел сигнал к молитве – на этот раз в колокольчик звякнул не вчерашний молодой человек, а какой-то старикашка в рясе, с маленькими крысиными глазками. Артур знал, что перед едой верующие читают «Отче наш», но молитву почему-то прочитали по-латыни: «Pater noster, qui es in caelis…» На завтрак была овсяная каша, бутерброд с маслом и крепкий сладкий чай, который придал Артуру бодрости и поднял настроение. Он вспомнил, что сейчас он присоединится не к первому курсу, а сразу ко второму, и решил показать преподавателям, что они не зря скостили ему целый год.
Однако в коридоре Артур ознакомился с расписанием и, увидев там много незнакомых названий предметов: «гомилетика», «литургика», «патрология» (которую он сначала принял за «патологию»), вспомнил, что комиссия гоняла его в основном по библейским книгам и церковной истории, которые он и так знал отлично. Не факт, однако, - подумал Артур, - что на первом курсе ограничивались лишь этим. Наверняка были еще и какие-то практические дисциплины.
Подходило восемь часов. Артур вошел в аудиторию второго курса, глянул на задние ряды и сразу заметил долговязую фигуру Лакапина, в одиночку сидящего на камчатке за любимым ноутбуком.
-Свободно у тебя? – спросил Артур, подойдя к его парте.
-Падай, дружище! Специально для тебя оставлено, - так же, как вчера, великодушно позволил Лакапин, не отрывая взгляда от экрана. Там у него начиналась очередная миссия какой-то исторической стратегии – на стены приморского города со зданиями в греческом стиле лезли воины в турецких тюрбанах. Артур сел рядом с ним, достал стопку своих новеньких чистых тетрадей и надписал на первой: «Литургика» - как он узнал из расписания. Прозвучал троекратный удар в колокол – в каждой аудитории тоже были динамики.
«Препод, наверно, какой-нибудь поп, - думал Артур. – Зайдет, поздравит с началом учебного года, пожелает чего-нибудь хорошего, небольшую проповедь ввернет к месту…»
В аудиторию вошел, действительно, поп в рясе с крестом. Студенты быстро поднялись, один из них начал по-латыни: «Rex caelestis, paraclite, spiritus veri…» Помолившись, все уселись, и поп, не глядя на аудиторию, не тратя времени на приветствие, перекличку или поздравление, невнятно промычал:
-Тема сегодняшней лекции – «Антиохийское литургическое пространство в IV-V вв.» - После этого он раскрыл толстенную папку с бумагами и, высморкавшись, забубнил лекцию. Пока Артур записывал название темы и подчеркивал его, поп гудел что-то про императора Константина и его реформы. После этого началось нечто непонятное. «С каждым из центров церковных и административных центров Империи связано формирование особой литургической традиции… определяющей особенностью являлась структура евхаристической молитвы… диоцез «Азия» с центром в Ефесе и диоцез «Понт» с центром в Кесарии Каппадокийской… взаимообмен литургическим материалом между Иерусалимом и Константинополем, который осуществлялся через Малую Азию при посредничестве Антиохии…»
Артур с трудом успевал вытаскивать из потока загадочной информации знакомые слова и фиксировать их в конспекте. О чем вообще это? Он остановился, пытаясь постигнуть смысл. Мало-помалу он стал догадываться, что речь идет об историческом развитии христианского богослужебного культа. Но зачем все эти сложности?
Поп тем временем бубнил про религиозные памятники константиновой эпохи – сначала про «Апостольские постановления», потом про «Завещание Господа», потом про «Восьмикнижие Климента»... Артур подумал, что в универе такого лектора давно бы прогнали взашей, потому что анализ одного текста у него ни паузой, ни вводным словом не отделялся от анализа другого, и порой Артур спохватывался, что они уже перешли к следующей подтеме. Артур опять приостановился и огляделся по аудитории, кто вообще конспектирует этот бред. Записывали только несколько человек, особенно старался кучерявый парнишка на правом ряду – он почти уткнулся носом в конспект. Остальные студенты кто задумчиво смотрел в окно на озерную даль, кто читал книжку, кто, подобно Лакапину, сидел с ноутбуком и резался в стрелялки, а кто и попросту дремал, удобно улегшись головой на тетради.
«…Необходимо подчеркнуть, что монашество, в том числе и киновиальное, развивалось в Сирии, Месопотамии и Палестине параллельно с развитием монашества в Египте и не зависело от последнего...» – монотонно гудел поп. Артур спохватился и включил диктофон, однако вскоре понял, что вследствие невнятной дикции лектора на записи он услышит разве что назойливый гул. – «Согласно сорок первому правилу Маруты, епископа Майферкатского, общины «дочерей завета» должны были под руководством опытных наставников упражняться в чтении Священного Писания и особенно в псалмопении…». Артур представил, как изнуренные монашки слушают длительные лекции бубнящих попов, и стал гадать, чем сейчас занимаются семинарские девицы с регентского отделения. Наверняка у них какое-нибудь пение или дирижирование, в любом случае что-то намного более увлекательное, чем эта резиновая тягомотина.
Спустя полтора часа голова у Артура гудела, а глаза слипались. Ударил колокол. Прочитали: «Dignum est ut vere glorificare…», начался перерыв. Артур сбегал туда-сюда по широкой лестнице, побродил по коридору, посмотрел еще раз сегодняшнее расписание и подумал, что если остальные предметы будут такими же как этот, долго ему тут не продержаться. Интересно, насколько строго в конце семестра будут спрашивать материал?
К счастью, вторая пара – латинский язык – оказалась намного легче. В университете Артур какое-то время изучал латинский на факультативе, поэтому грамматика была ему знакомой и материал давался нетрудно, хотя объем его был изрядный и на дом студенты получили пару серьезных текстов вместе с несколькими упражнениями. Вела занятие на этот раз высокая сухопарая дама с аккуратно убранными под платочек волосами, похожая на тетю Полли из «Тома Сойера».
Спустились в столовку (которую тут называли трапезной), и получили по небольшой булочке с чаем. В половине двенадцатого началась третья пара – история древней Церкви. С историей у Артура тоже было хорошо, друзья с истфака когда-то даже уговаривали его перейти к ним, так что канва событий представлялась Артуру неплохо, на нее удобно ложилась информация о разнообразных ересях, соборах и расколах, которой щедро одаривал их лектор, иногда даже позволяя себе вставить один-другой забавный исторический анекдот.
Опять явилась «тетя Полли», уже на лекцию по греческому языку. Его Артур никогда в жизни не учил, но он знал, что греческий в отличие от латинского начинается по программе семинарии не с первого, а со второго курса, и поэтому был спокоен. Однако греческий оказался крепким орешком. Начали не с алфавита, а с окситонов, парокситонов и пропарокситонов (это была классификация слов в зависимости от положения ударения), записали по нескольку примеров и перешли к энклитикам и проклитикам. Артур с трудом перерисовывал незнакомые буквы и жалел, что он учился не на физфаке, потому что физики всякие «хи», «пси» и «омеги» употребляли постоянно. Задание тоже имело немалый объем.
Наконец ударил долгожданный колокол. По лестнице застучали башмаки семинаристов. Артур проголодался как на первом курсе универа после сдачи трехкилометрового норматива по физкультуре и с аппетитом уплетал первое, второе и компот. Кучерявый полноватый парнишка с правого ряда во время трапезы стоял у какого-то мольберта и старательно читал вслух нравоучительную книжку. Старичок в рясе расхаживал по рядам и строго посматривал своими маленькими глазками на тех, кто шептался с соседями. Когда большая часть бурсаков наелись, он звякнул в колокольчик, все поднялись на молитву, после чего гнусавым голосом старик объявил:
-Все свободны… кроме студентов первого и второго курсов. Они направляются на хозяйственные работы по благоустройству аудиторий на третьем этаже.
Соседи Артура завздыхали и тихонько заворчали.
Поднявшись на третий этаж, они по указанию старичка разделились на группы по четыре человека и получили по аудитории. Группе Артура досталась аудитория, действительно нуждающаяся в ремонте – особенно бросался в глаза ветхий линолеум с драными измочаленными краями полосок.
-Вынести все парты, - стал отдавать команды старик. – Потом отрезать рваные края и сдвинуть полосы друг к другу. А на освободившееся место еще одну полосу, новую, положим.
«Что за скряжничество?» - подумал Артур. А Феликс, который тоже попал в эту группу, громко спросил:
-А почему бы не выбросить весь этот рваный линолеум и не постелить новый?
-Делаем как я сказал! – окрысился старикан. – Сейчас не царское время. Безбожная власть нас содержать за свой счет не собирается, так что учимся бережно относиться к имуществу!
«Скажи спасибо, что наша власть вообще терпит уродов вроде тебя… пока!» - подумал про себя Артур. А старик продолжал:
-Окна вымыть, стены вымыть, пол вымыть, парты затащить обратно и вымыть!..
Злорадно усмехнувшись, он пошел к оставшимся жертвам. Ему вслед полетел насмешливый комментарий Феликса:
-А Спаситель учил не приделывать новые заплаты к старой ткани…
-Ты в системе, брат, - похлопал Феликса по плечу его товарищ. – Так что отложи плотское мудрование.
Оставшееся до вечера время Артур с ребятами провели в компании щеток, ведер и тряпок. Артур вспоминал сегодняшние лекции и размышлял над ними.
-Феликс, - спросил он старосту, отскребая пятна грязи с пола, - а литургика важный предмет?
-А как же! Один из самых важных, – отозвался тот, вытирая насухо оконные стекла. – Как ты собираешься служить, если не знаешь службу?
Артур закусил губу. Дерзкая мечта быть священнослужителем и в то же время секретным сотрудником КГБ манила его как маяк. Сейчас он убедился, что для этого потребуется нешуточный упорный труд и не факт, что задача окажется ему под силу.
Закончив, наконец, уборку, они отмыли с рук въевшуюся грязь и отправились вниз на ужин. После ужина кто-то из ребят пошел в читальный зал, несколько бурсаков двинулись по направлению к городу (окраина начиналась примерно через полчаса пути, и там можно было заглянуть в магазинчик), а большая часть не спеша направилась в общагу.
По дороге мобильник Артура запел: «Взвейтесь, кострами…» и сразу замолк. Артур обрадовался: это был условленный сигнал. Он свернул с тропинки и отошел подальше в лес, а там набрал номер Отдела.
-Здравствуйте, дорогой Артур! – По голосу майора было ясно, что настроение у него отличное. – Как прошел ваш первый учебный день??
-Спасибо, Павел Иванович! – отозвался Артур. – Все прекрасно, правда, я начал тревожиться, справлюсь ли я с некоторыми предметами…
-Ага, я вам говорил, что нагрузка там серьезнее, чем может показаться вначале! – засмеялся майор. – Не бойтесь, я верю, что с вашими способностями вы обязательно справитесь! А как вы поладили с инспекцией? Не повторилась, надеюсь, история Карася из книжки Помяловского?4 Не заработали экзекуцию в первый же день?
-Нет, Павел Иванович, - немного удивился Артур, - пока мы еще не конфликтовали.
-Учтите, отношение к вам будет особым! Они все равно будут чуять в вас нечто чужеродное – но если вы будете вести себя правильно и нигде не допустите ошибки, то сумеете встроиться в эту систему. Лишний раз на глаза им не попадайтесь и на рожон не лезьте!
-Благодарю за советы, Павел Иванович! – ответил Артур. – Какие задачи вы ставите мне на ближайшее время?
-Задача только одна, мой друг! Учитесь, осваивайтесь, привыкайте! – так же, как в Отделе, сказал майор. - Операция долгосрочная, так что к серьезным действиям мы перейдем значительно позже. За это время вы должны стать органичной частью семинарской системы. И помните: вы наша надежда – не забывайте свою фамилию. А я отправляюсь завтра утром в командировку по Европе! – похвастался он. – Будем обмениваться опытом с нашими западными коллегами!
-Поздравляю вас, Павел Иванович! – воскликнул Артур. – Счастливого пути!
-Благодарю вас, Артур! – ответил майор. – Вернусь не скоро. Но сразу же позвоню вам. Уверен, что вы справитесь!
В общаге Артур залез на свою койку и счастливо вздохнул. «Прорвемся!» - подумал он. Положив подушку повыше, он достал с полки любимый томик Маркса. До вечерней молитвы оставалось еще больше часа, и можно было спокойно отдохнуть.
Так прошел первый учебный день Артура в православной духовной семинарии…
МУШТРА
Семинария, где оказался Артур, сильно смахивала на воинскую часть. Причем не на подразделение, находящееся недалеко от линии фронта, где царит образцовый порядок и все кругом приведено в состояние полной боевой готовности. Нет, скорее это можно было назвать частью, расположившейся где-то в Богом забытой глубинке, в которой, к тому же, полковник уже длительное время не выходит из запоя, а младшие офицеры, почуяв власть, со вкусом принялись строить солдатню каждый на свой лад. И Артур очень скоро ощутил, что такое тот дисциплинарный прессинг, о котором ему толковали Павел Иванович и Рыжик.
Главным лицом, отвечающим за дисциплину в семинарии, был инспектор. Но этот человек по большей части представлял собой некую гипотетическую фигуру, поскольку был слишком важной персоной и в семинарию заглядывал крайне редко. На практике всем заправляли дежурные помощники инспектора, которых называли не иначе как краткой кличкой «дежпомы». Их было трое и они ежедневно сменяли друг друга. В их задачи входило следить за порядком в семинарии, назначать бурсаков на работы (неоплачиваемый труд семинаристов здесь назывался благообразным термином «послушания») и регулярно отправлять их на богослужения (на третьем этаже здания семинарии располагался собственный храм, в котором каждый день шли службы), а также, разумеется, раздавать взыскания. У дежпомов полагалось испрашивать разрешения на все подряд: на прогулки, на поездки домой, на любые перестановки в келье. Считалось, что таким образом студенты отсекают своеволие и воспитывают смирение.
Самым спокойным и вменяемым из дежпомов, а следовательно, наименьшим из трех зол, был Леонид Гаврилович Ласкин, или просто Леголас. В семинарии он сам отучился недавно, потом два года провел в столичной академии, после чего вернулся сюда заниматься научной работой и дежпомить по совместительству. Леголас отличался ровным характером, тонким чувством юмора и ценным умением входить в положение семинаристов. За это ребята относились к нему с теплом и уважением. Правда, нередко у Леголаса просыпалось ослиное упрямство. Обычно это случалось, когда у него пробовали отпроситься с богослужения. «Леонид Гаврилович, - обращался к нему хриплым голосом бурсак, - у меня температура. Разрешите не идти завтра на литургию». – «Как же вы собираетесь лечиться? – осведомлялся у него Леголас. – «Горячим молоком, витаминами, арбидолом...» - объяснял студент. – «А что же вы считаете лучшим лекарством – арбидол или молитву?» - интересовался Леголас. – «Молитва, конечно, это главное...» - начинал заболевший. – «Ну вот я ее вам и советую», - невозмутимо заканчивал Леголас и шел дальше, оставляя раздосадованного бурсака, у которого горло болело не так уж и сильно, зато мучительно сильным было желание поваляться на родной койке. Или же: «Леонид Гаврилович, завтра у нас экзамен по Ветхому Завету...» - «Разве не разумно будет попросить помощи Божией перед началом экзамена?» - поднимал одну бровь Леголас, и дело этим заканчивалось.
Полной противоположностью его был отец Филипп, более известный как Аргус Филч. Это был противный сварливый старикашка, в точности соответствующий своему литературному прототипу. Любимым занятием его было шпионить за студентами и выискивать нарушения. После отбоя Филч обязательно задерживался, чтобы выследить запоздавшего бурсака, не успевшего дочистить зубы или вымыть ноги, а порой не стеснялся подслушивать разговоры под дверью у кельи. Отличительной чертой его, за которую он снискал всеобщее презрение, была любовь к розгам – чуть что он звал секундаторов, а когда случалось, что таковых не было в наличии, он с удовольствием сам брал на себя экзекуцию. Когда-то он вел догматическое богословие, но его убожество и некомпетентность были столь явными, что учебный отдел наконец решил прекратить позорище и, отобрав догматику у Филча, поручил ее Леголасу, за что Филч жутко невзлюбил и Леголаса, и всех студентов заодно.
Последним и самым страшным представителем этого уродливого триумвирата был отец Даниил Ведерников. Громадного роста, с растрепанными волосами и нечесаной бородой, этот мрачный тип обладал утробным голосом с неприятным металлическим отзвуком (как будто он говорил нахлобучив на башку железное ведро), за что и получил кличку – Дарт Вейдер. Артур встретился с ним на второй день своего обучения, и с первого взгляда они возненавидели друг друга. Пришло время лекции по философии, и Артур, сидя в аудитории, по обыкновению старался представить себе преподавателя: «Наверно, чудаковатый очкастый дядя, похожий на сказочного колдуна или профессора Брауна из кино про машину времени...» И тут в аудиторию, подобно ходячему дубу, тяжелой поступью ввалился Дарт Вейдер с угрюмой рожей и красноватым носом. После молитвы он начал перекличку своим жестяным голосом и, когда дошел до новой фамилии «Сперанский», поднял голову от журнала и долго смотрел на Артура налитыми кровью глазами. И Артур понял, что перед ним находится не кто иной, как председатель приемной комиссии семинарии. Физиономия Вейдера была на редкость отталкивающей и сильно смахивала на морду неандертальца. Затем он опустил голову и продолжил перекличку, но Артур понял, что от этого человека ничего хорошего ждать не придется, и не ошибся.
Философию Дарт Вейдер вел в общем-то неплохо. Но его дикий нрав не поддавался никакому описанию. В свободное от своих обязанностей время Дарт Вейдер пребывал в глухом молчании, неспешно листая книжку или апатично уставившись в пространство. Когда ребята подходили к нему отпроситься куда-либо, он иногда милостиво позволял им, а иногда продолжал хранить угрюмое безмолвие: это означало отказ и то, что он не считает нужным утруждать себя словесным ответом. Однако периодически в него словно вселялся кто-то чужой, и у Вейдера начинался приступ жуткой активности, наводившей на семинаристов ужас. Артур помнил, как один раз после вечерней молитвы он с ребятами присел к столу выпить по кружечке чаю. Внезапно дверь в келью распахнул Дарт Вейдер. Прорычав: «...развели антисанитарию... на режим плевать...» он с размаху перевернул стол вместе со стаканами и блюдцами, после чего раздал каждому обитателю кельи по послушанию, и отмывать коридоры и туалеты они закончили лишь за полночь. Поэтому если вечером в келью заглядывал сосед и сообщал: «сегодня Империя наносит ответный удар» - все обитатели кельи без дальнейших разъяснений затихали и старались избегать даже малейшего нарушения режима, чтобы не дать повода психопату.
Стоит ли пояснять после этого, что у каждого из дежпомов имелись собственные представления на образцовый порядок в семинарии, а потому, как лебедь, рак и щука они неутомимо тащили бурсаков каждый в свою сторону.
Работать приходилось на самых разнообразных послушаниях. Частично они были вписаны в график, висевший на первом этаже. Например, когда Артур видел в колонке «дежурство в трапезной» под таким-то числом свою фамилию, он знал, что этого числа должен будет первым явиться в учебный корпус, чтобы успеть накрыть на столы и нарезать хлеб, потом разносить ребятам тарелки с кашей, а после трапезы еще и чистить картошку с морковкой, в результате чего он наверняка пропустит не одну пару. Но часто послушания были внеурочными. В любой момент могли отправить на уборку, ремонт, всевозможные хозяйственные работы…
Леголас гонял студентов, особенно первый и второй курс, ничуть не меньше остальных дежпомов. Приходилось и разгружать грузовики, и красить стены, и мотаться в город с какими-то посылками или за просфорами для службы. Но у Леголаса все это никогда не переступало разумных пределов, к тому же он и сам нередко, накинув рабочую куртку, трудился наравне со студентами. Причуды Филча, напротив, могли вывести из себя кого угодно. Артур помнил, как однажды вечером старикан отправил их в погреб, где в лужах и сырости стояли мешки с картошкой. Бурсаки под надзором Филча вытащили наверх все мешки, перебрали картошку, гнилую выкинули, а хорошую просушили на осеннем солнышке, загрузили в мешки и отнесли обратно в сырость и лужи. Что же касается Дарта Вейдера, то в этом случае все зависело от его настроения: в период апатии Вейдера семинаристы чувствовали себя как во время затишья перед грозой, ну а приступы одержимости напоминали скорее Курскую дугу или Перл-Харбор.
Еще полбеды, если на послушания посылали после обеда. Но вполне могли послать и с утра, сразу после завтрака, и опять пропускаешь лекции, а потом восстанавливай их как хочешь. Артур же очень не любил пропускать занятия, поскольку убедился, что следующая лекция в этом случае превращается в темный лес. Приходилось выпрашивать конспекты у братьев и разбираться в них.
Ребята никогда не отказывали Артуру в помощи. Но, несмотря на их дружелюбие, Артур ясно чувствовал некоторую отчужденность с их стороны. Он понимал, что еще не стал своим для них, а это огорчало его, поскольку препятствовало выполнению его миссии. Прошел месяц, Артур и семинаристы вместе учились, вместе трудились, вместе пили чай по вечерам, но ни с кем из них Артур не сошелся близко.
Только один раз они разговорились по душам. Как-то раз, когда до вечерней молитвы оставался еще час и Артур по обыкновению почитывал Маркса на своей койке, девятнадцатую келью навестило несколько соседей, и зашел разговор о жизни до семинарии. Стали расспрашивать и Артура, где он учился раньше. Он решил ничего не скрывать:
-На философском факультете, кафедра научного атеизма.
-С корабля на бал? – удивился Сократ, приподнявшись на своей койке и внимательно глядя на Артура. – С кафедры атеизма в семинарию?
-Как видишь, - улыбнулся Артур.
-Так ты и в комсомоле был?
-А что плохого в комсомоле? – перешел в оборону Артур.
-Ну как же, - процитировал Сократ Устав, - «член комсомола обязан вести борьбу с религиозными предрассудками …»
-Но ведь это же моя первая обязанность как христианина! – нашелся Артур.
Сидящий внизу в кресле широкий добродушный парень громко засмеялся. Артур знал, что его зовут Андрюха Кураев и что он постоянно записывает в блокнотик перлы преподавателей и студентов, так что прозвучавшее его высказывание обязательно попадет туда же.
-Что ж, брат, - подумав, изрек Сократ. Подмигнул Лакапину, тот кивнул ему в ответ. – Тебе наверняка известно, что каждый новичок в бурсе обязательно получает новое прозвище. Учитывая твое антиклерикальное прошлое, думаю, что имя Вольтера подойдет к тебе лучше всего.
-Благодарю за честь, - прижал руку к сердцу Артур. Он был совсем не против того, чтобы носить имя великого философа-просветителя.
Артур не переставал незаметно изучать своих соседей и одноклассников, мысленно уже составляя досье на каждого из них. Самую большую загадку для него составлял Сократ. Все студенты знали, что Сократ обладает отличной смекалкой и широчайшей эрудицией, между тем учился он из рук вон плохо и не раз оставался на второй год. Зная наизусть все молитвы и все православные праздники, он тем не менее обожал скабрезные истории и фривольные анекдоты за бутылочкой пива в компании Лакапина и весельчаков со старших курсов.
Другому новичку, застенчивому трусишке, тоже присвоили кличку: его стали звать Юлием Цезарем.
ПОСВЯЩЕНИЕ В СЕМИНАРИСТЫ
Девятого октября, когда после занятий Артур направлялся обедать, к нему подошел Минуций с третьего курса.
-Месье Вольтер! – довольно улыбаясь, обратился он. – Имею честь сообщить вам, что сегодня в половине одиннадцатого его высокопреподобие падре Магнус будет ждать вас в тридцатой келье для совершения над вами ритуала посвящения в семинарское братство!
Артур возликовал в душе. Магнус, как он уже знал, был староста пятого курса.
-В половине одиннадцатого? – уточнил он. – Как же отнесется к этому дежпом?
-Не извольте беспокоиться, - похлопал Артура по плечу Минуций. – Их темное величество Дарт Вейдер отправляется на юбилей архиерея, откуда если и вернется, то в таком состоянии, в котором будет не до обходов и проверок. Так что ждем вас без опозданий!
-Премного благодарен! – ответил Артур. – А как необходимо подготовиться?
-Купите конфет побольше, - посоветовал Минуций. – И бутылочку хорошего вина.
После обеда Артур, отпросившись, направился в город. Решив не экономить на важном деле, он выбрал в винной лавочке элитную вещь – кагор «Южнобережный», не забыв и про конфеты «Вдохновение».
Вечером на молитве, действительно, ни одного дежпома не было. Сразу после правила Цезарь шепнул Артуру: «Меня сегодня тоже принимают» и убежал по направлению к кельям пятикурсников.
-Феликс, а как проходит посвящение? – спросил Артур старосту, спускаясь рядом с ним по лестнице.
-Ой, эти затейники каждый раз что-то новое выдумывают, - отмахнулся Феликс. – Главное, не принимай ничего всерьез. Им просто подурачиться иногда охота, вот и изобретают всякие церемонии и прочие глупости.
Когда приблизилась половина одиннадцатого, Минуций наведался в келью Артура:
-Достал что требуется?
-Вот гляди! – показал Артур бутылку.
-Класс! – одобрил Минуций. – Хоть кто-то позаботился, не то что этот салага Цезарь… Собирайся, тебе пора!
Вино он унес с собой. Через несколько минут Артур направился в тридцатую келью. Навстречу бежал счастливый Цезарь.
-Меня приняли! – крикнул он отдышавшись.
-А что это ты за живот держишься? – подозрительно спросил Артур.
-Да уже неважно, - переведя дыхание, радостно ответил Цезарь. – Давай, удачи тебе!
Артур постучал в дверь кельи. Оттуда выглянул Лактанций – друг Минуция – и впустил Артура, забрав у него пакет с конфетами и бросив на тумбочку у порога.
Просторная келья была полна бурсаков, в основном со старших курсов. Из своих сокелейников Артур узнал только Сократа и Лакапина. В центре комнаты на высоком стуле восседал Магнус собственной персоной.
-Повели! – громко провозгласил Минуций, стоящий тут же у порога, и положил руку на плечо Артура.
-Повелите! – откликнулся Лактанций и тоже положил руку на плечо Артура со своей стороны.
-Повели, высокопреосвященнейший владыко! – возгласил Минуций, обращаясь к Магнусу. Вместе они подвели Артура к трону Магнуса и заставили опуститься перед ним на одно колено.
Магнус поднялся со своего седалища и спросил у Артура, глядя на него сверху вниз:
-Имаши ли, чадо, благое и непринужденное намерение вступити в ряды братства семинарскаго?
-Имам, честный отче, - вспомнил Артур, как принято отвечать в таких случаях.
-Не будеши ли страшитися искушений и обстояний? – задал Магнус второй вопрос.
-Не буду, честный отче, - доверчиво улыбнулся Артур.
Бурсаки дружно зааплодировали. Лактанций и Минуций подняли Артура с колен, и Магнус, взяв в свои руки кисти рук Артура, начал поучать:
-Чадо, приклони ухо твое и внемли словам моим. Многоразличнии искушения и лютии скорби бурсака сретают, по речению пророческому: мнози скорби праведным; и по апостолу: вси же хотящии жити благочестно о Христе Иисусе гоними будут; и по изречению премудраго: чадо, аще приступаеши работати Господеви, уготови душу твою во искушение. Яко имамы страшных и вселукавых врагов, злых дежпомов, и с ними вступаем во брань, яко тойже апостол рече: несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тьмы века сего. Вездесущи суть сии дежпомы, могучи и всеведущи. Возвращаеши ли ся в келлию свою по благословной вине во вторую стражу нощи – обаче супротив прага келлии твоея дежпом окаянный обретается. Хощеши ли с братом твоим в дубраве лесной вина добраго, еже веселит сердце человека, испити – абие пред вама дежпом, яко из недра земнаго, является и тяжкое взыскание налагает. Восхощеши ли сидяще на афедроне, еже есть место отхожее, благоуханное курение воскурити – внезапу же дежпом, входяще и дым видяще, со воплем велиим: пожар! - чрез стенку тебе на главу ведро воды изливает. Тако кийждо дежпом яко скимен рыкаяй бродит, иский кого поглотити. Но не убойся их, не всемогущи бо суть, противостой же им твердою верою и держись братий твоих, по речению псалмопевца: что есть добро, или что есть красно, но еже жити братии вкупе! Сим бо образом возможеши преодолети вся искушения лукавых и постигнути всю премудрость семинарскую, силою Христа Иисуса Господа нашего, Емуже слава подобает со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков!
-Аминь! – закричали бурсаки.
-Премудрость! – Испытание первое! - Вонмем! – возгласили Минуций и Лактанций.
-Рече Господь апостолом Своим: егда поведут вы предающе царем и воеводам, не пецытеся прежде, что возглаголете. Ты же, чадо, должен учитися дежпому зубы заговаривати, и язык твой аки меч остр должен быти, яко возмощи тебе в час лют оправдание хитрословесное изобрести и неосужденным от дежпома изыти! Готов ли еси?
-Готов! – ответил Артур.
-Готово сердце мое! – возгласил Минуций.
-Дарт Вейдер, гряди вон! – приказал Лактанций.
Двери большого шкафа для одежды с грохотом распахнулись. Оттуда шагнула фигура крайне странного вида, ростом под два метра и широченная в плечах, в рясе греческого образца, в подобии монашеского клобука и с напяленным на башку противогазом. Хотя физиономии этого чуда-юда не было видно, Артур тотчас же узнал его: из всей семинарии только Вовка по прозвищу Вавилон с четвертого курса обладал столь мощным и крепким сложением. В руках он держал лазерный меч, коим служила стыренная из тренажерного зала палка.
-Так! – замогильным голосом изрек пришелец (очень похоже на настоящего Дарта Вейдера). – Интересно мне было бы знать, почему Сперанский опоздал на лекцию на целых тринадцать с половиной секунд?
-Даждь ответ окаянному, чадо, - сказал Магнус, - с кротостью и благоговением.
Артур понял, что от него требуется блеснуть умением молоть языком. Он живо представил себе путь от общаги до аудитории второго курса и пустился излагать увлекательную историю о том, как он до половины третьего ночи повторял философию, утром не услышал славословия и, вскочив, увидел, что пара начнется совсем скоро; поскольку пешком в семинарию было уже не успеть, он решил добраться до учебного корпуса на Звезде Смерти, однако во время полета на них напали повстанцы, и Артуру пришлось прыгать с парашютом; он долго плутал в лесу, наелся мухоморов (так как на завтрак в трапезную он точно не успевал, а голод не тетка) и наконец выбрался к семинарии, но, когда он был уже у дверей аудитории, у него страшно скрутило живот от съеденных мухоморов, поэтому он поспешил в туалет; как назло, из унитаза перед ним вдруг начал вылезать Черный дежпом, и пришлось сперва шваброй запихивать мертвеца туда, откуда он появился, а потом…
-Хватит, убирайся с моих глаз долой! – заорал наконец «Дарт Вейдер», потеряв терпение, и указал палкой на дверь.
-Исполнися и совершися, брате, - поздравил Минуций, отдышавшись от смеха, - сумел еси навешати супостату лапшу на ушеса.
-Воистину, брате, возмогл еси нечестивому очки втерети, – отозвался Лактанций. В подтверждение своих слов они с Минуцием достали каждый по черному маркеру и наскоро закрасили стекла Вавилонского противогаза. Вавилон повернул голову к Артуру и (как показалось ему) хитро усмехнулся.
-Помяни и товарищей своих, брате, - обратился к Артуру Минуций.
-Да не оскудеет рука дающаго, блаженнее есть даяти нежели приимати, - откликнулся Лактанций. По выразительному взгляду Артур понял намек и, подхватив свои конфеты, лежащие на тумбочке в пакете, вручил их Лактанцию.
-Блажен еси и добро тебе будет! – приняв дар, сказал Лактанций, кивнул Минуцию, и они тщательно докрасили маркерами стекла. Вавилон помотал головой.
Пошли следующие испытания, которые Артур запомнил уже не очень хорошо – многое смешалось у него и растворилось в настроении радостного предвкушения и увлекательной суеты. Магнус изрек что-то про героических друзей царя Давида, под вражеским обстрелом добывших ему воды из колодца, а ослепленный Вавилон, встав посреди кельи, завертел двумя руками свой меч как Дарт Мол. Нужно было принести с другого конца кельи им же, Артуром, купленную бутылку кагора, не разбив ее и самому не попавшись под палку Вавилона. Артур убедился, что Вавилон чутко реагирует на любое поскрипывание половиц, придумал оглушить его включением на максимальную громкость своего мобильника, мышкой проскочил мимо лазерного меча и под радостное «Взвейтесь кострами» и аплодисменты семинаристов торжественно вручил Магнусу бутылку. Она была тут же откупорена, и Артуру первому налили полный бокал. Самым последним испытанием было страшноватое подобие игры в жмурки, когда Артуру самому крепко завязали глаза и долго крутили его то в одну, то в другую сторону, распевая «Исаие ликуй», «Святии мученицы» и «Слава Тебе Христе Боже». После этого ему пришлось вслепую красться к выходу из кельи, всячески стараясь не наткнуться на Вавилона, который бродил рядом с палкой наготове. Помогало лишь то, что «Дарт Вейдер», как и подобает дежпому, при каждом шаге звенел связкой ключей.
-Ура-а-а!!! – взорвалась радостным кличем келья после того, как Артур наконец схватился за дверную ручку и другой рукой сорвал со вспотевшего лба повязку. Под звон бокалов и овации Магнус подошел к Артуру и, возложив правую руку на его голову, провозгласил:
-Принимается брат Вольтер в члены братства семинарскаго!
Минуций проорал «Многая лета» Вольтеру, а Лактанций – «Вечную память» Дарту Вейдеру, после чего Вавилона повалили на койку, сорвали рясу и стянули противогаз. Он, радостно хохоча, сдавил Артура в дружеском объятии, после чего, намочив рубаху водкой, принялся оттирать стекла противогаза. Послали за Цезарем, поставили чай, достали пирожные и начали развеселую пирушку с гитарой и песнями, которая затянулась далеко за полночь. Артур наконец-то ощутил себя своим в этой компании и понял, что давным-давно уже не чувствовал себя таким счастливым.
МИСТИКА НАЧИНАЕТСЯ
Проснулся Артур на своей койке в самый глухой час ночи от того, что количество выпитого настоятельно понуждало его посетить известное место. Потянувшись и продрав глаза, он поднялся и осторожно слез со своей койки. Все братья мирно сопели и похрапывали.
Артур надел брюки, щелкнул дверным замком и вышел в коридор. Ночь была лунной. Лучи мягко струились в окна коридора и превращали его в причудливое чередование тьмы и света.
На мгновение Артур задумался, в какую бы сторону ему пойти. Вообще-то девятнадцатая келья, где жил Артур, находилась совсем недалеко от туалета в правом крыле, нужно было только пройти мимо лестничной площадки. Но этот туалет уже второй день был заперт. Дело в том, что первокурсники Авиценна и Аристотель (бывшие работники химзавода), решив отточить свои экспериментаторские навыки и заодно насолить Филчу, устроили следующее: чем-то закупорив сточную трубу одного из унитазов, они высыпали туда полкило порошкообразного сульфида алюминия. Разумеется, тут же пошла необратимая реакция полного гидролиза, в результате чего все правое крыло второго этажа (в том числе и дежпомская келья) наполнилось густым ароматом тухлых яиц. Филч довольно быстро сумел вычислить террористов и распорядился всыпать им по первое число, но придумать, как устранить вонь, мозгов у него не хватило. Единственное, что он сумел сделать – это локализовать источник запаха, наглухо закрыв злополучный сортир.
Можно было бы пойти в туалет в противоположном конце здания. Но терпеть время такого долгого пути Артуру не хотелось. К тому же этот путь лежал мимо кельи дежпома. Маловероятно, конечно, что Дарт Вейдер вернулся с архиерейского юбилея в два часа ночи, но все-таки поостеречься лишний раз не мешало. Поэтому Артур выбрал другой путь – если подняться на третий этаж, рукой было подать до ближайшего сортира. Ничего, что он был женский – все равно регентши смотрели свои музыкальные сны.
Стоило Артуру сделать пару шагов по лестнице, ступени зарычали и застонали под его ногами как живые. Днем этот жуткий скрип был не так слышен, но сейчас Артур всерьез начал опасаться, как бы ему не перебудить всех близлежащих братьев, и стал подниматься крадучись.
Вот и третий этаж. Направо по коридору были регентские кельи, зал для молитв, тренажерный зал, две больших рекреационных комнаты, где семинаристы (и изредка регентши) отдыхали или сидели над домашними заданиями. Но Артур сразу повернул налево и наконец добрался до женского туалета. Он был ярко освещен лунными лучами. Артур зашел в кабинку и опустился на сиденье.
-Черт побери, какое счастье! – тихонько прошептал он.
Далеко внизу хлопнула чья-то дверь. Видимо, кому-то тоже не спалось в эту ночь.
Артур, расслабившись, с улыбкой вспоминал успешно пройденный ритуал посвящения. Давно он так не веселился, как в этот вечер. Интересно, почему же Рыжик уверял, что все семинаристы – замкнутые типы со сломленной психикой? Может, он имел дело только с неудачниками, которые не сумели сжиться с коллективом и вылетели из семинарии в озлоблении на нее? Наверно, так и есть. Рыжик ведь говорил: «общался с парнями, которые провели какое-то время в семинарии…»
Размышления Артура прервал скрип и визг ступеней. Кто-то вслед за ним поднимался на третий этаж. Это не обеспокоило бы Артура, если б не одно настораживающее обстоятельство: каждый шаг поднимающегося человека сопровождало негромкое позвякивание. А то, что человек носит на поясе связку ключей, могло означать лишь то, что он был дежпомом.
«Неужели Дарт Вейдер все-таки вернулся с банкета?» - нахмурился Артур.
Скрипение лестницы прекратилось, и шаги стали приближаться. Дежпом тоже направлялся к женскому туалету. Артур вслушался в звуки шагов и ему стало не по себе. Это не была тяжелая поступь Дарта Вейдера. Но это совсем не походило и на старческое шарканье Филча. Шаги были легкими, как у молодого человека, однако и Леголасу они тоже вряд ли могли принадлежать, потому что незнакомец чуть прихрамывал. Леголас же никогда не хромал, да и вообще ни у одного студента в семинарии Артур прихрамывания не замечал.
«Кто же это?» - терялся в догадках Артур.
Шаги пришельца послышались совсем близко – они ступали теперь по плитке туалета. И одновременно с этим в привычный туалетный дух неслышно вплелся еще один, тонкий, но явственный запах, и лишь только Артур учуял этот новый запах, по спине у него забегали колючие мурашки. Он узнал его. Это был запах трупного тления. Когда Артуру было пять лет, у него умер любимый котенок Ларик. Вместе с братом они оплакали любимца, отнесли его на лужок за домом и накрыли старым одеялом. Лето было жарким. Через несколько дней они решили приподнять одеяло и взглянуть на усопшего Ларика. Долгое время после этого маленького Артура преследовали кошмары в образе кишащих червей, а запах тот он запомнил на всю жизнь и сегодня с содроганием вновь ощутил его.
Артур замер и затаил дыхание. Лунные лучи проникали в щель под дверью кабинки. И вот на секунду они затмились, а потом полились снова. Судя по тени, человек, проходящий мимо кабинки, был в каком-то длинном одеянии до пола. Артур расслышал теперь, что при каждом шаге пришельца не только позвякивают ключи, но что-то еще тихонько клацает по полу. А еще незнакомец еле слышно шептал какие-то непонятные слова. Вслушавшись, Артур различил:
«…пойдем и мы за нашими телами…
…но мы их не наденем в день суда…»
Закрылась дверь в соседнюю кабинку. Щелкнула задвижка. Артур сидел на своем унитазе, боясь пошевельнуться.
«…не наше то, что сбросили мы сами…» - расслышал он.
Вдруг тяжкий, мучительный вздох раздался в ночной тишине, перешел в тихий стон – так рыдают от невыносимого горя. В соседней кабинке дернули рычажок. Громко зашумела вода, изливаясь из бачка в канализацию.
В туалете воцарилась мертвая тишина. Кроме Артура, в нем не было ни одной живой души.
Наверно, с минуту Артур продолжал сидеть затаив дыхание и вслушиваясь в непроницаемую тишину. Потом, спохватившись, он оторвал кусок бумаги, наскоро вытерся, натянул брюки и помчался вон из туалета. Около умывальников он задержался и оглянулся. Луна освещала ряд приоткрытых дверей, лишь одна кабинка так и осталась закрытой на задвижку.
Артур сбежал по лестнице. Его уже не волновало, что жуткое скрипение может перебудить полсеминарии. Он хотел лишь поскорей оказаться в безопасности, в родной келье. Захлопнув за собой дверь, он повернул замок и запрыгнул на койку.
***
Проснулся Артур рано. За окном только-только начало светать. Многие братья уже поднимались и одевались, пока еще не грохнуло дикое вейдеровское славословие.
Сколько Артур ни ворочался на койке перед тем как заснуть, сколько ни напрягал он мозги, пытаясь найти разумное объяснение происшедшему, ничего у него не получалось.
«Может быть, это такая бурсацкая шуточка, традиционный розыгрыш новичка в ночь посвящения? – опять стал раздумывать Артур. – Что-то вроде последнего и самого главного испытания?..» - Но, подумав, он отмел это предположение. Ни Магнус, ни Сократ при всей своей буйной фантазии не смогли бы так искусно инсценировать то, что произошло с Артуром ночью.
«Надо проверить!» - решился Артур и соскочил с койки. Наскоро одевшись, он побежал на третий этаж. Прокравшись в туалет, он заглянул туда, где был ряд кабинок.
Туалет был пуст. Дверца той кабинки снова была приоткрыта, как и все остальные. Ничего необычного он не увидел. Либо ему всё это приснилось, либо… тот, кто проходил мимо Артура ночью, успел вылезти из унитаза и побрел дальше… куда?..
-Ничего себе!! – неожиданный возглас заставил Артура подскочить на месте.
На пороге туалета стояла заспанная девчонка лет двадцати, тощая и очкастая.
-Молодой человек, вы уже не новичок, больше месяца учитесь в семинарии! – голосом строгого кондуктора в трамвае произнесла она. – Вы все еще не в состоянии запомнить, где мужской туалет, а где женский?
-Прошу прощения, мадемуазель, - сквозь зубы ответил Артур, злясь на себя за свой испуг и заодно на девчонку. – Я не знал, что это место имеет для вас столь важное значение.
У девчонки округлились глаза.
-Да вы нахал, сударь! – воскликнула она.
-Премного благодарен, сударыня, - отозвался Артур, сам удивляясь своей наглости. – Не буду мешать вашим любимым занятиям. – С этими словами он прошел мимо регентши и направился к лестнице.
Девица с шумом втянула в себя воздух и открыла рот с явным намерением припечатать Артура самым крепким эпитетом своего лексикона, но видимо не успела подобрать подходящее выражение, а Артур уже скрылся из виду.
Ударил колокол. «Слава Тебе, показавшему нам свет!!» - взвыл доставший всех тенор. В семинарии начался очередной учебный день.
СЕМИНАРСКАЯ ПРЕМУДРОСТЬ
«…Константинопольское происхождение Типикона патриарха Алексия Студита и соответственно Студийского синаксаря не вызывает каких-либо сомнений, однако формирование Студийского синаксаря относится к середине IX века, а в этот период иерусалимский богослужебный устав еще имел параметры типа «Иерусалимский ранний», а не «Иерусалимский поздний – Константинопольский поздний»…» - заканчивал бубнить очередную лекцию препод по литургике.
Артур в очередной раз клюнул носом, встрепенулся, больно ущипнул себя за руку и заставил себя накарябать в конспекте: «9 в: ИР, а не ИП-КП». Буквы сползали у него в конце строчки, а голова его опять упрямо склонялась на парту.
«…следовательно, Иерусалимский типикон вторичен по отношению к Студийскому синаксарю и представляет собой адаптацию последнего к обычаям палестинских киновий, произведенную, вероятно, в X столетии», - закончил поп. Закрыл свою огромную папку. Все встали на молитву.
Артур пошел умыться и окатить голову холодной водой.
«Как ты собираешься служить, если не знаешь службу?..» - зазвучали в его памяти слова Феликса.
«Так дело не пойдет, - подумал он стиснув зубы. – Я должен во что бы то ни стало разобраться в этом бреде. Иначе завалю сессию и выкинут меня отсюда пинком под зад».
Артур вернулся в аудиторию и направился прямо к кучерявому упитанному парнишке, который сидел в правом ряду с краю – Роме Медведеву. Он был простой до наивности и настолько бесхитростной личностью, что даже прозвище у него было совершенно не героическое – Медвежонок. Способности у него были так себе, зато усердия не занимать. Каждую лекцию он конспектировал с редкостной старательностью, и Артур часто обращался к нему, когда пропускал пары. Однако аккуратные, как у первоклассника, конспекты Медвежонка соответствовали ограниченному уровню его понимания и к тому же выводили Артура из себя множеством орфографических ошибок. Тем не менее Артур знал, что с богослужением Медвежонок знаком гораздо лучше его.
Завидев идущего к нему Артура, Медвежонок сразу же поднялся со стула, в глазах его читалось уважение. Он благоговел перед человеком, сумевшим окончить университет.
-Медвежонок, ты какой литературой пользуешься? – начал Артур.
-Вот, смотри! – с готовностью протянул ему Медвежонок увесистый фолиант. Артур недоверчиво поглядел на книгу. Это был «Толковый Типикон» какого-то Скабаллановича. Артур полистал том, и ему стало плохо.
-Слушай, - вернул книжку Артур и чуть покраснел, - а нет чего-нибудь попроще, для начинающих?
Медвежонок усадил его рядом с собой, и они стали вместе выбирать из списка литературы самые доступные книжки. На большом перерыве после полдника Артур сбегал в библиотеку и получил их. По счастью, за обедом дежпом никуда не отправил его. Артур пришел в общагу, поднялся на третий этаж в рекреационную комнату и засел за книжки.
Очень медленно и не сразу перед ним начало вырисовываться то, о чем он прежде не подозревал.
Артур понял, что богослужение в православной церкви – это не просто тупое повторение «Господи помилуй», «Паки и паки» и «Иже херувимы» вкупе с однообразным чтением устаревших текстов. Оказывается, богослужение представляло собой сложнейшую и причудливо устроенную систему, которая подчинялась множеству закономерностей и правил.
Артур узнал также, что для характеристики богослужений применялись понятия дневного, седмичного и годового кругов. Дневной круг содержал в себе собственно богослужения, которые были назначены на разное время дня и назывались по-всякому: утреня, вечерня, повечерие, полунощница, часы. Материал седмичного круга добавлялся в эти службы в качестве песнопений, распеваемых на особые мелодии – «гласы», которые менялись каждую неделю. А материал годового круга тоже входил в определенные службы, привнося в них характер или праздничный, или, наоборот, постный. Календарь тоже имел сложнейшую структуру, включая в себя множество праздников с фиксированными или плавающими датами, от которых зависели периоды и продолжительность многодневных постов.
-На ужин опоздаешь, Вольтер! – крикнул из коридора Лакапин.
-Satur venter not studet libenter!5 – усмехнулся в ответ Артур.
-Смотри, ботаником станешь и будем тебя звать Оригеном! – пригрозил Лакапин уходя.
Упоминание Оригена6 воскресило в памяти Артура легенду об Игоре Лазареве, и перед спуском по лестнице Артур невольно бросил тревожный взгляд на женский туалет. Но с той самой ночи ничего подозрительного Артур не видел и не слышал. Наверное, ему все-таки приснилось.
***
Новичкам – Артуру и первокурсникам – наконец-то сшили и выдали новенькие черные кителя. Артур с удовольствием примерил обнову – теперь он ничем не отличался от настоящего семинариста.
С этого времени к их регулярным послушаниям добавились еще два. Согласно графику раз в неделю Артур начал петь на клиросе (так назывался хор, сопровождающий богослужение). Кроме того, по особому графику он прислуживал священникам в алтаре – «Святая святых» семинарского храма.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло», - довольно скоро понял Артур. Свободного времени стало меньше, но зато он в реальности видел и слышал то, что изучал по книжкам, и это намного облегчало ему задачу.
Техника пения на клиросе преподавалась на специальном предмете – «церковное пение». Музыкальное образование у Артура имелось (до университета он учился в музыкальной школе), так что клиросную премудрость он постигал быстрее многих своих однокурсников. Он взял в библиотеке методичку с нотными примерами гласов, в течение недели подолгу сидел вечерами в аудитории за пианино и наконец в общих чертах запомнил их мелодии.
Сложнее было научиться читать по-церковнославянски. Артура не только сбивали с толку разные фиты, ижицы и омеги (напоминавшие к тому же нелюбимый греческий), но и озадачивали разнообразные титла – закорючки, обозначавшие сокращения сакральных слов. Артур достал «Псалтирь» на церковнославянском и, представив себе, что это попавшая к нему в руки шифровка, текст которой нужно сообщить по рации в Отдел, старательно декламировал псалмы по дороге в общагу, возвращаясь после ужина. Обгонявшие его старшие братья крутили пальцем у виска, а первокурсники, напротив, взирали с восхищением на проявление такого благочестия и молитвенности.
Зато в результате таких тренировок Артур научился бегло шпарить по-церковнославянски не хуже Магнуса. Благодаря практике в универе и семинарам в КГБ голос у Артура был поставлен хорошо, и все чаще на службах ему поручали читать псалмы или каноны. А вскоре он даже стал занимать место регента, если Бенедикт, регент их клиросной группы, опаздывал или под благовидным предлогом ускользал со службы. За это Бенедикт, не слишком интересующийся богослужением, крепко пожимал ему руку и предлагал обращаться, как только понадобится помощь. Правда, Артур все еще нуждался, чтобы рядом обязательно находился уставщик – знающий брат, который освоил порядок службы и пальцем указывает на то, что сейчас нужно читать и петь. Таким уставщиком в их группе был Медвежонок.
С началом клиросной практики Артур стал чаще встречаться со студентками регентского отделения. На некоторых праздничных службах они даже пели вместе: или стоя на одном клиросе, или разделившись на мужской и женский хоры. Его по-прежнему удивляло, что парни избегают разговаривать с девушками, а если рядом находится кто-то из инспекции, то даже и не смотрят на них. В этом плане семинария сильно отличалась от казармы с солдатами, у которых все мысли – только об одном.
ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ
Дарт Вейдер своим металлическим голосом вел очередную пару по философии. За этот семестр полагалось пройти философию Средневековья. Прошли блаженного Августина, который так опрометчиво променял свет логического разума на тьму религиозной веры; прошли злосчастного Пьера Абеляра7, чья трагическая судьба столь сильно напоминала историю дежпома Лазарева, и двинулись дальше.
Артур думал, что уж по своей-то собственной специальности он, Артур, будет щелкать лекции как орешки. Однако вскоре он убедился в обратном. Философия, которой кормил их Дарт Вейдер, совсем не походила на ту ясную, справедливую и честную марксисткую философию, к которой он привык в универе. То, что называли «философией» в семинарии, скорее представляло собой историю религиозных исканий и заблуждений различных экзальтированных личностей. Взгляды известных мыслителей излагались с однобокостью и субъективизмом. За то, что Дарт Вейдер так искажал его, Артура, любимую науку, Артур возненавидел лекции Вейдера так же, как его самого.
«Это вообще не философия. Это неуклюжая помесь философии с примитивными богословскими предрассудками», - решил Артур и стал смотреть, чем занимается сидящий рядом с ним Лакапин. Тот, как обычно, открыв ноутбук и делая вид, что конспектирует лекцию, резался в свою любимую «BYZANTION». В миссии, над которой он бился сейчас и которая относилась к эпохе Юстиниана8, у него сложилась не самая лучшая обстановка. Он по оплошности пропустил через кордон монофизитского иерарха, который, оказавшись вне пределов его досягаемости, сразу же развернул подпольную деятельность. Маги неустанно колдовали заклятия, а клирики – анафемы, с трудом поддерживая равновесие. Артур знал, что если Лакапин упустит еще одного епископа, то вдвоем они сумеют рукоположить параллельную иерархию, что чревато для империи самыми тяжелыми последствиями. Головной боли Лакапину добавляли наседавшие с запада варвары, нужно было срочно устанавливать дипломатические отношения со славянами…
-Так! – прозвучал резкий окрик Дарта Вейдера. – Хотелось бы мне знать, чем сейчас занимается Сперанский?
Артур, вздрогнув, обратил взгляд на философа.
-Встаньте, Сперанский! Озвучьте вывод, который я только что попросил аудиторию законспектировать. Специально для вас повторяю его тематику. В чем выражается аверроизм9 у Сигера Брабантского10?
Артур лихорадочно стал отыскивать в памяти, что им в университете рассказывали про Сигера, но не мог даже вспомнить, был ли у них этот проклятый Сигер в учебной программе. «Наверняка и не философ вовсе, какой-нибудь теолог-недоучка», - решил он, но делу это мало помогало.
-Очевидно, в вашем университете с материалом должным образом не знакомили? – сделал свой (глубоко ложный) вывод Дарт Вейдер. – Но хотя бы элементарную эрудицию вы можете включить? Вы что, даже «Божественную комедию» Данте не читали?
-Читал, - сквозь зубы ответил Артур.
-Читали, значит! Где же Данте поместил Сигера?
«Он просто издевается надо мной», - подумал Артур. Он попытался вспомнить, где у Данте сидели разные еретики.
-В шестом круге Ада? – предположил он.
-Ничего подобного! – торжествующе провозгласил Дарт Вейдер. – Вот что, Сперанский. Вам уже давно пора было понять, что ваше университетское образование и рядом не стоит с семинарским. Но вы не только упрямо закрываете на это глаза, вы еще плюете на лекционный материал и ловите ворон. Я вынужден взяться за вас по-настоящему. Сегодня после службы вы должны будете вымыть пол в храме и вычистить все подсвечники. В противном случае придется угостить вас березовой кашей. Вы меня поняли?
-Да, отец Даниил! – яростно ответил Артур.
-Если же ваше отношение к учебе не изменится, я пишу докладную инспектору. Вы можете сесть.
-Копроним11… - прошипел Артур, присаживаясь, любимое семинарское ругательство.
-Что вы сказали?! – тотчас же поднял на него свой пристальный взгляд Дарт Вейдер.
-Ничего, отец Даниил! – громко ответил Артур поднявшись.
-Прекрасно, - заключил Дарт Вейдер и продолжил лекцию. Артур же был вне себя от злобы. Он не столько был обижен на то, что весь вечер ему придется драить пол в храме, сколько на то, что Вейдер так незаслуженно опустил ниже плинтуса университетское образование, которым Артур гордился. «Мракобес дремучий, зашоренное меднолобое убожество», - мысленно честил его Артур. Кроме того, теперь он окончательно убедился, что философ решился преследовать его и любыми средствами довести дело до отчисления. Ведь он придрался именно к нему, Артуру, а не к Лакапину, который меж тем умудрился проворонить и второго монофизита, так что ему оставалось меланхолично наблюдать, как от империи отпадают Сирия, Палестина и Египет.
Продолжение следует…
Словарь непонятных терминов
(предназначенный для читателя, который еще не имел счастья учиться
в православной духовной семинарии)
1 Пятое управление КГБ занималось контрразведывательной работой по борьбе с идеологическими диверсиями. Его 4-ый отдел работал по линии религиозных организаций и курировал Церковь.
2 Латинское слово «sperare» означает «надеяться».
3 Роман I Лакапин – византийский император (920-944). До прихода на престол был друнгарием (главнокомандующим) флота.
4 «Очерки бурсы» - повесть Николая Герасимовича Помяловского (1835-1863) о семинарии XIX века, отличающаяся большим критическим пафосом.
5 «Satur venter not studet libenter» - крылатое латинское выражение, означающее: «Сытое брюхо к ученью глухо».
6 Ориген (185-254) – греческий христианский теолог, философ, ученый. Отличался колоссальной эрудицией и прилежанием, а также крайним аскетизмом в жизни (оскопил сам себя, чтобы избежать искушений со стороны женщин-учащихся Александрийской школы).
7 Пьер Абеляр (1079-1142) – французский философ-схоласт, теолог и поэт. Был влюблен в юную Элоизу, племянницу каноника Фульбера (от их союза родился сын). Ненавидевший Абеляра Фульбер приказал наемникам проникнуть ночью к нему в дом и оскопить его. Закончил свои дни Абеляр в монастырской обители.
8 Юстиниан I Великий – византийский император (527-565). Во время его правления епископу Иакову Барадею удалось впервые основать параллельную монофизитскую иерархию и создать, таким образом, новую церковь, получившую название Сиро-Яковитской.
9 Аверроизм – направление западноевропейской средневековой философии, восходящее к воззрениям арабского философа XII в. Ибн Рушда (в латинской традиции – Аверроэса). Является натуралистической переработкой учения Аристотеля.
10 Сигер Брабантский (1240-1284) – французский философ, основатель латинского аверроизма. Интересно, что Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» помещает этого еретика среди обитателей Рая, рядом с его злейшим врагом св.Фомой Аквинским; почему – до сих пор не ясно (даже сами католики не могут этого объяснить).
11 Копроним («навозоименитый») – издевательское прозвище византийского императора-иконоборца Константина V (741-775). Согласно одной из версий, кличка намекает на то, что ребенком он обмарался в крещальной купели.