Добрый пёс по кличке Хмурый

Марат Галиев
Авторская аудиоверсия рассказа здесь: Канал "Люди, сказки, песни"

https://www.youtube.com/watch?v=cqAR3EJyl_M
1.
Едва над черными вершинами елей и кедров забрезжил зимний рассвет, как в окне одинокого лесного домика замерцал огонек. Вскоре дверь со скрипом отворилась, из дома вышел пожилой мужчина с дымящейся кастрюлей в руках. Его уже с нетерпением ждали. Оглашая темноту счастливым лаем, большой серый пес, крутя хвостом, словно пропеллером, кинулся к хозяину. Ища мокрым носом руки, он старался обнять того лапами и лизнуть в щеку.
— Хмурый, не балуй! — Мироныч с некоторым раздражением отодвинул от себя любвеобильного пса и сунул ему под нос еду. Выбив из питьевой чашки лед, он сходил в дом и принес теплой воды. Всякий раз пес благодарно сопровождал хозяина и не притрагивался к еде. Лишь когда тот с охапкой дров скрылся в проеме двери, пес с жадностью принялся набивать брюхо.
Несмотря на свои устрашающие клыки и взъерошенную разбойничью башку с короткими ушами, пес имел жизнерадостный и общительный характер. А кличку свою — Хмурый, получил скорее по случаю.

Пять лет назад, на охоте, во время заячьего гона, волки сбили любимую пегую гончую Мироныча. Только услышал жалобный визг, нашел клочья шерсти да несколько капель крови. Собаки как небывало. Жить одному в лесу без четвероногого друга невозможно. Погоревал старый охотник, да отправился в поселок. Решил пошукать нового щенка, да заодно узнать последние новости.
В придорожном трактирчике, куда зашел пропустить, встретил давнего знакомца, местного пьяницу Дмитрия Сычова. Поделился проблемой за стаканчиком.
— Я тебе вмиг другую собаку устрою! — оживился Сыч. — Лайку хочешь?
— Лайку? — Обрадовался Мироныч, — не откажусь! Что буду должен?..
Сыч игриво отмахнулся.
— Проставишься и хватит с тебя!
— Дык, не проблема, Димон!..
Пьяница тотчас ушел и через час протянул Миронычу завернутый в грязную тряпку пушистый поскуливающий комочек. Щенку было месяц, не более.
Старик с укором глянул на Дмитрия.
— Какая же это лайка? Дворняга чистой воды.
— Хочешь лайку, тащи триста зеленых или медвежью шкуру. Дешевле никто не отдаст! – горячо отпарировал Сычов.
Старый охотник раздумывал. Таких денег у него не было. Как и медвежьей шкуры. Пьяница маялся, канючил и дергал за рукав:
— Слушай, какая тебе разница? Дворняга, не дворняга... Рупь за сто, что щенок смешанной породы! А прошу всего-то пузырь!?
Мироныч, словно не слыша, гладил дрожащего щенка и трепал за уши.
— Маленький. Небось, от суки отнял?
Сыч нетерпеливо отмахнулся.
— Наливай, что ты тянешь?! Давай собаку обмоем!
Мироныч заказал еще водки. Держа щенка в ладонях, принялся внимательно его разглядывать. Тот мелко дрожал и облизывал хозяйские ладони. Мордочка у кутя была презанятная. Короткие висячие ушки и прячущиеся под надбровными складками испуганные черные пуговки, отчего казалось, будто щенок хмурится.
— Ты чего такой хмурый-то, сынок? По мамке, небось, скучаешь? — спросил ласково Мироныч щенка. Тот неожиданно жалобно заскулил и еще сильнее насупился.
— Ладно, ладно, — усмехнулся новый хозяин, — будешь у меня отныне Хмурым зваться.
Примерно с месяц старик кормил щенка молоком да рублеными яйцами, и вскоре тот уже уплетал заячьи и птичьи потроха за обе щеки.
Семьи у старика не было, супруга с малолетним сыном погибли тридцать лет назад, когда на гололеде поселковый автобус улетел в овраг. С того времени и поселился он в лесу, в двадцати километрах от поселка. Иначе спился бы, глядя на чужих жен и детей. Сам, без помощников, справил небольшую избу, изготовил нехитрую мебель. Потом пристроил баню, завел небольшую пасеку. Летом старик качал мед, сушил грибы на продажу. Пристрастился к охоте. Так за несколько лет оттаял. Но в поселок уже не возвратился. Обрел в лесной жизни гармонию.

Нового пса Мироныч сразу полюбил. Уж больно тот имел веселый нрав, да и сметливость выказывал почти человеческую. Только хозяин спросонья ноги с кровати опустит, а тот уже тащит ему башмаки. Надумает прибраться, а щенок с половой тряпкой по избе носится. А взгрустнётся старику, тут песик такое вытворит, что невольно вместо слез улыбка наворачивается. Да и за жизнь есть теперь с кем посудачить.
По вечерам Мироныч рассказывал ему сказки. Не довелось сынка потешить, так пусть хоть Хмурый послушает. Вроде животное, но тоже дитя. Смотрит умными глазками, лапками сучит, повизгивает от удовольствия. Все понимает. Видно, нравятся ему сказки, раз хвостиком повиливает. Ну, а если нашкодит, - так спрячется, хитрюга, что днем с огнем не сыщешь. Даром что изба с дюжину квадратов.
Щенок действительно напоминал лайку, только вымахал заметно крупнее. Видимо порода все же присутствовала, так как Хмурый быстро натаскался к охоте. Мироныч соорудил ему новую просторную будку из свежих досок, утеплил и пес зажил в ней свободно, без цепи. Лишь шею его украшал толстый кожаный ошейник, необходимая для охотничьей собаки вещь, если придется схватиться с волком. Да и ни к чему верному псу цепь, гораздо крепче привязывает любовь к своему хозяину. Одинокий дом, окруженный лесом, теперь находился под надежной защитой.

2.
Пес быстро закончил с едой и с задорным лаем носился по двору. Он уже давно понял, что они идут на охоту и с нетерпением ожидал хозяина. Вскоре Мироныч вышел в полной амуниции с ружьем на плече. Зайдя в сарай, снял со стены лыжи, и друзья отправились вглубь леса.
— Остынь, остынь, — осаживал охотник чрезмерно развеселившегося пса, — носишься, словно тебе в зад перцу набуздырили!
Хмурого несло от счастья! Он крутился вокруг Мироныча и с любовью заглядывал ему в лицо.

Стоял морозец, временами сыпала редкая крупа. По холодному снегу лыжи хорошо скользили, и охотники быстро углублялись в редкий смешанный лес, поросший по пояс березово-осиновым кустарником. Сумерки прояснялись. Вскоре спустились в Барсучью балку и пересекли несколько замерзших болот и сосновых перелесков. Вышли из балки на прежний уровень. Мироныч хорошо знал эти места, они удалились от дома на десяток верст.
Лес заметно погустел. Часто натыкались на старые заячьи, куньи и лисьи следы. Хмурый лишь принюхивался, поскуливал, и вел хозяина дальше. Мужчина ворчал укоряюще вполголоса:
— Ищи, Хмурый! Добрый ты у меня фрукт, да ленивый!

Временами пес настораживался и нырял в заросли, исчезая на несколько минут. Мироныч застывал в надежде, что собака поднимет зайца и подаст голос. Но четвероногий дружок возвращался, виновато опускал голову и уносился вновь, пытаясь разгадать звериную мозаику.
— Ищи, мать твою! Ищи! — порскал Мироныч и похлопывал в ладони. – Не то вечером будешь квашеную капусту жрать!
Тут старый охотник лукавил. Запасов у него хватало. Висели в сарае копченые кабаньи окорока, и вяленое барсучье мясо, и копченая рыбка. Тушенка лосиная имелась в алюминиевых бидонах. Да грибов сушенных пару мешков, да соленых груздей с десяток стеклянных банок закатано. При экономии можно пару месяцев жить-не тужить. Но лес, он требует пропитания впрок. Так, на всякий. Такова таежная философия. Но псу-то, чего до запасов? Для него охотничий азарт, ощутить полезность хозяину – вот смысл!
Вскоре идти стало труднее. Все чаще приходилось обходить буреломы и непроходимые заросли ельника. Мужчина чертыхался: подмерзший снег звенел от любого движения и распугивал зверя. Собака без устали рыскала в поисках.

Рассвело. Мироныч то и дело останавливался, брал в руки бинокль и рассматривал деревья, в надежде обнаружить глухаря или тетерку. Но кроме дятлов, белок и шумливых сорок они больше никого не повстречали.
На небольшой опушке, окаймленной густым ельником, старый охотник приметил упавшее дерево и решил отдохнуть. Он начал, было, устраиваться на привал, как вдруг Хмурый сделал стойку и метнулся в заросли кустарника. Охотник снял ружье и внимательно прислушался. Вскоре, по-особому, тявкающему азартному лаю, хозяин понял, что тот поднял зайца. Звуки удалялись, пока почти не исчезли. Стало быть, ушастый пошел накручивать свои знаменитые верстовые круги. Ну, уж Хмурый-то его не упустит! Подведет под выстрел. В этом деле он как часы.
Охотник хорошо запомнил, откуда впервые донесся лай. Там, значит, и находится заячья лежка. Там и надо ждать.

Сколько бы ни петлял длинноухий, сколько бы ни заметал следы, а все равно вернется на круги своя. В этом его древняя хитрость, выстраданная в борьбе за выживание. Против одинокого хищника весьма действенная. Но в этом и погибель. Тактика почти бесполезная, когда охотник работает с толковой собакой.
Продираясь через кусты и подлесок, Мироныч по следам безошибочно вышел на устланную пухом лежку. 
— Ну, косой, иди сюда... — прошептал он, снимая лыжи и занимая позицию у большой сосны.

3.
Неожиданно белая занавесь близлежащего ельника дрогнула. Откуда-то, совсем неподалеку, послышались хруст валежника и низкий глухой звук, похожий на рык. Снег вдруг обрушился и из-за зеленой стены показался огромный медведь. Поначалу, от неожиданности, охотник принял его за заплутавшую поселковую корову. Но тут же осекся: в паре десятков шагов от него, нервно двигая оттопыренной нижней губой и выпуская клубы пара из пасти, на него исподлобья смотрел истинный хозяин тайги. 
«Шатун!» — обмер Мироныч, чувствуя, как зашевелились корни волос на голове. Он вдруг ужаснулся, вспомнив, что в стволах у него заячья дробь. Таким боеприпасом косолапому разве пятки пощекотать.
Зверь же на секунду привстал, демонстрируя свой впечатляющий рост. Затем оскалил клыки, и, угрожающе рыча, двинул в сторону охотника, заметно ускоряя ход. Прижатые уши, торчащая дыбом шерсть ничего хорошего не предвещали. Не остановили зверя крики и хлопки в ладоши. Тот уже мчался огромными скачками, ни на миг не спуская с жертвы своих налитых кровью глаз. Чувствуя, как стынут жилы, охотник сломил ружье. Едва успел вмиг одеревеневшими пальцами выкинуть бесполезный патрон, сменив его заветным, с разрывной пулей, как зверь в три прыжка оказался перед ним. Он вогнал патрон как раз в тот момент, когда огромная лохматая голова с кровавыми глазками и разинутой пастью с большими желтыми клыками, обдав его горячим смрадом, готова была уже вцепиться.
— Хмуууурый! — в отчаянии завопил Мироныч. В последнее мгновенье он инстинктивно выставил вперед руки с ружьем и получил страшный удар, от которого, словно перышко, отлетел на несколько метров, проутюжив спиной кусты и подлесок. От резкой боли в затылке и спине у него помутнело в глазах. Медведь, тем временем, наткнувшись на слетевшую с головы шапку охотника, остановился, принялся нервно обнюхивать.

Лежа в снегу, старик лихорадочно размышлял о ситуации и теребил на ремне рукоятку ножа. Пес в данный момент ему не помощник, он где-то далеко. Носится за зайцем, честно делает свою работу. О медведе даже не догадывается, иначе был бы уже здесь. Надо как-то выкручиваться самому.
Если пустить в дело нож, пузо косолапому, он, конечно, вспорет, да это все равно не спасет. Раненный медведь еще опаснее. Позже, зверюга от ножевых ран издохнет. Только ему, Миронычу, от этого не полегчает. Тот успеет превратить его в месиво из разодранного мяса и перемолотых костей. Хозяин тайги ударом лапы хребет лосю перешибает, что для него человек. Слабое, хлипкое существо, наподобие мартышки. Так что пусть уж лучше сразу убьет. Меньше заморочек. Хуже если покалечит и уйдет по своим делам. Тогда сдыхать придется медленно и тоскливо. Кто будет искать его, одинокого старика, в забытой богом таежной чаще? Разве на останки к лету случайно наткнутся. Еще можно притвориться мертвым, вдруг животное возьмет да и отвалит?.. Старый охотник с трудом приподнял голову и еще раз внимательно посмотрел на медведя. 
«Этот скорее сожрет…», - грустно заключил Мироныч, ловя на себе жадный взгляд животного. Этот явно голоден и зол. Ему сейчас надо брюхо набить. Все равно чем. Человечина вполне сгодится. Даже такая, не первой свежести.

Пялясь на близкую смерть, Мироныч молча прощался с белым светом. Голова, на удивление, работала быстро. Все пережитое, словно кинолента, с огромной скоростью проносилось перед глазами. Он вспомнил детство, родителей, погибших тридцать лет назад супругу и сына. Даже подумал, как будет на том свете рассказывать им о своем последнем приключении. Мальчонке, небось, занятно будет выслушать такую историю.
Одновременно, словно завороженный он обозревал самого зверя. Отмечая на его морде проплешины, застарелые, зажившие раны. Даже разглядел, что у того порванная ноздря. Видать, не поделил что-то с собратьями.
Медведь потерял интерес к шапке, издал глухой рык, хрипя и мотая огромной головой, нервно откинул шапку в сторону; затем тяжело задышал, закашлял, как туберкулезник, и вновь с ревом кинулся на распластанного в снегу человека.
«Теперь точно, хана…» - подумал охотник и вынул нож.

Вдруг, совсем близко, послышался треск кустов и злобный собачий лай. От неожиданности Мироныч вздрогнул. Пес в прыжке пролетел над ним, старик даже успел заметить его светлое брюхо и задние лапы, с налипшими на шерсть льдинками. И с ходу кинулся на могучего зверя. Охотника обдало жаром, застучало в висках: «Успел, таки, сынок!..».
Для Мироныча, не ожидавшего такого поворота, все происходило словно в полусне. Взбешенный медведь и дико рычащий пес схватились не на жизнь. Такой лютой злобы в голосе своего четвероного дружка охотнику слыхать еще не доводилось. Хмурый клыками вцепился в морду врага и повис на косолапом. Медведь с диким ревом кромсал пса передними лапами и старался оторвать от себя. С трудом приподнявшись, Мироныч, сквозь темную пелену перед глазами, к великой радости, в нескольких шагах от себя увидел торчащий из снега приклад. Превозмогая боль, пополз к нему.
В это время медведь подмял пса и навалился всем весом. Вдруг Хмурый взвыл, да так, что хозяин похолодел. Он понял, что его единственному защитнику приходит конец. Понял также, что следующим будет он. Медведь еще несколько секунд злобно помотал лапами неподвижного пса и развернулся к человеку. Теперь жизнь от смерти отделяли мгновения. Едва дотянувшись до ружья, Мироныч успел развернуться и от страха ввалил все, что было в стволах, прямо в несущуюся на него открытую звериную пасть. В то же мгновенье оказался прижат к земле огромной тушей.
Залившаяся под одежду кровь косолапого обожгла. Зверь трясся в конвульсиях с минуту и затих. С трудом выбравшись из-под туши, охотник поспешил отползти подальше. Кривясь и тяжело дыша, он с трудом поднялся на ноги, перезарядил ружье. Хотел было, пальнуть контрольным, как вдруг передумал. Вспомнил разговор с Сычовым насчет щенка лайки.
Даже будучи мертвым, царь тайги наводил страх. Мироныч с опаской обошел поверженного врага, несколько раз ткнул дулом. Косолапый не шевелился, лишь его огромные когти все еще подрагивали. Охотник облегченно вздохнул и тут услышал голос своего пса. Кинулся к нему. При виде того, что осталось от Хмурого, он опустился рядом, схватил себя за волосы и разрыдался.

Пес лежал в кровавой снежной каше на правом боку с высунутым наполовину языком. Голова напоминала бесформенное месиво, под скальпированной шкурой виднелся окровавленный череп, правого уха практически не было. Косолапый также отгрыз часть губы, обнажив клыки. По телу просматривались рваные сочившиеся раны и сквозь одну, самую большую, белели сломанные ребра. Пса трясло, лапы его конвульсивно дрожали. Но глаза! Глаза пса жили! С любовью и без тени упрека они смотрели на хозяина!
— Эх, как он тебя беднягу... Добрый, добрый ты мой песик... Как же нас угораздило на злого шатуна напороться? – глотая слезы, бормотал хозяин. – Как же проглядели-то медведку?..
Мироныч расправил кусок шкуры на голове пса и легонько погладил. Хмурый прикрыл глаза. Лишь по слегка дрожащим бокам было видно, что он дышит.
«Нежилец, — с болью подумалось хозяину, — долго не протянет...».

4.
Мироныч с ненавистью обозревал поверженного зверюгу.
«Разбойник, такого доброго пса мне угробил...», — крутилось у него в голове и слезы темными струйками текли по небритым, впалым щекам.
Шкуру с медведя он решил снять. Требовалось поторопиться, чтобы тронуться к дому засветло. Огромная лохматая туша распласталась на животе. От охотника не укрылось, что, несмотря на размеры, зверь недобирал положенного ему веса. На вид в нем было не больше двухсот с небольшим, когда местные обычно весят до полтонны. «Не нагулял жирку, проклятый, да не смог вовремя залечь…», — размышлял охотник, с трудом переворачивая тушу на спину и подкладывая обломок пня, чтобы не заваливалась на бок. Он вскрыл шкуру от анального отверстия до нижней губы. Затем по внутренней стороне передних лап вывел разрез на грудину. С задними лапами все прошло быстро, а вот с передними и, особенно с головой, пришлось повозиться. Ловко орудуя ножом, Мироныч тем не менее с опаской сторонился огромной клыкастой головы. Закончив все, он с усилием стащил шкуру ковром и бросил на снег. Затем принялся за окорока и вырезал несколько добрых пластов. Аккуратно отделил желчный пузырь, перевязал его и, сложив в мешочек, спрятал в рюкзаке. Критически оглядел трофей. Все это добро тянуло килограмм под пятьдесят, на руках не унести. Мироныч отыскал глазами свои лыжи.

В это время пес подал звук. Мироныч метнулся. Удивительно, но Хмурый до сих пор жил. Редкая снежная крупа падала на его бок и таяла, стекая тонкими струйкам. Он склонился над псом и положил на него ладонь, стараясь не задевать раны. Рука еще ощущала тепло, но жизнь уходила. Красное пятно под ним вдвое увеличилось, он уже еле дышал.
— Еще жив, бедняга… — хрипло проговорил Мироныч, смотря куда-то мимо. 
Пес вдруг жалобно заскулил. Да так тонко и беспомощно, словно малый щенок. Мироныч вспомнил, как пять лет назад принял из рук Сычова дрожащий шерстяной комочек. Задумался. Затем попытался сдвинуть пса, но тот не реагировал. Его передние лапы слегка дрожали, бока судорожно вздымались, из пасти стекала тонкая красная струйка. Вероятно, медведь сломал псу позвоночник. Хозяин с болью наблюдал за агонией. Что-то внутри у него сжалось, окаменело.

Размазывая по грязным щекам слезы, Мироныч принялся мастерить из лыж волокушу. Закончив, затянул на нее свернутую нахлестом медвежью шкуру. Взглянул на небо. Вместо крупы, выписывая замысловатые зигзаги, падал крупный снег. Человек только сейчас понял, что смертельно устал. Он дотащил груз к месту, где лежал Хмурый. Склонившись, бережно поднял и осторожно положил его сверху, бережно укрыв лохматыми краями. Пес не подавал звуков, но бока все еще слегка вздымались.
Снег повалил еще сильнее, задул ветерок. Видимость на глазах ухудшалась. Мироныч впервые всерьез забеспокоился: через час наступят сумерки, если ветер усилится, может начаться вьюга. Он вдруг понял, что промедление может стоить жизни. Идти придется без лыж, тащить тяжелый груз. До темноты, кровь из носу, надо пройти Барсучью балку. Только с того места начиналось подобие дороги и снижалась опасность встречи с хищниками.

Ветер налетал резкими порывами. Охотник запаниковал. Он торопливо нацепил рюкзак, повесил на плечо ружье и впрягся в груз. После первой же полсотни шагов стало ясно, что тянуть будет нелегко. Огромная сырая шкура, утяжеленная псом, цеплялась за любые неровности. Ноги то и дело проваливались в снегу. Еще через сто метров старик вновь в бессилии остановился. Тяжело, не сдюжить…
Хозяин принялся лихорадочно размышлять. Если бы только пса, утащить вполне возможно, Хмурый весил чуть больше двадцати килограмм. Но вместе со шкурой и другими трофеями, выходило под семьдесят. Ага, догадался, лишнее — к черту! Мироныч без сожаления сбросил с поклажи срезанные окорока, облегчив воз на десяток килограмм. Порылся в рюкзаке и выкинул термос, бутылку с водой и еще какую-то мелочь. Еще тройка килограмм. Он вновь впрягся и потянул. Через несколько минут задыхающийся старик остановился. Склонился к псу, тихонько толкнул. Дышит…
— Ну, как ты, сынок? Держишься? Ничего, до свадьбы заживет! — попытался пошутить Мироныч, неожиданно осознавая, что уже жалеет о том, что пес все еще жив. Подивился сам себе.

Вдруг в памяти человека вновь всплыл разговор с приятелем. Триста зеленых или шкуру... Таких денег ввек не собрать. Снова искать медведя? Чур, меня!.. От этой мысли сделалось дурно. Мироныч мучительно размышлял. Наконец, скрепя сердце, решился.
Как-то, совсем по-стариковски, прихрамывая, он подошел к возу, виновато потоптался. Затем тяжело вздохнул и стащил пса на снег. «Пристрелить, чтобы не мучился?..», — вдруг подумалось ему. Он лег и прислонил ухо, с трудом уловил еле слышимый хрип. Снял ружье. «Не могу!» - Мироныч отвернулся и вновь не сдержался, слезы сами потекли ручьем.
Ухватив волокушу с драгоценной медвежьей шкурой, впрягся с удвоенной силой. Но вскоре не выдержал и кинулся обратно. Упал на колени, сложил в молебне ладони.
— Хмурый, прости, сынок! Ну не жилец ты!.. Не дотащить мне тебя... Прости меня, добрый мой песик!..
В последний раз, ласково погладив умирающую собаку, Мироныч до крови закусил  губу и рванул прочь.
На его счастье, он уже не видел, как пес с трудом открыл глаза и до тех пор, пока мог видеть хозяина, с тоской смотрел ему вслед..

5.
Старый охотник добрался до дома к полуночи. Ему повезло, он не заблудился в сумерках и под самый волчий вой пересек Барсучью балку. Шкуру он затащил в холодный сарай, боясь, как бы куницы или росомахи не попортили ценный трофей. Сил хватило лишь пересыпать ее крупной солью. Решил заняться обработкой с утра.
Дома обнаружилось, что у него огромная кровоточащая шишка на затылке. Чуть позже, как отогрелся, остро заныл позвоночник. Да и руки еле двигались, как вывихнутые. Старик, как мог, обработал рану, натер суставы собственным бальзамом из чистотела и прополиса. И рухнул в постель.

На следующий день он растянул шкуру на стене, тупым ножом тщательно выскоблил от мяса и жира, отмыл от крови. Не забыл очистить шерсть от колючек и расчесать специальным металлическим гребнем. Оставил просыхать. Затем протопил баню.
Хорошо прогревшись в парной, старик двое суток подряд отлеживался в кровати. Вставал лишь иногда, чтобы бросить взгляд из окна на осиротевшую собачью будку.
«Как же я его оставил там?..», — в сердцах корил он себя, скрипя зубами и сжимая до хруста кулаки.

Миронычу казалось, что его изнутри разъедает кислота. Он испытывал то озноб, до стука зубов, то его бросало в жар. Руки его, чего никогда не случалось, тряслись как у алкоголика. Он пытался успокаивать себя тем, что Хмурый и получасу не прожил после его ухода. Конечно, не прожил. При таких ранах, сорванном скальпе и торчащих наружу ребрах? Он же сам видел, что сделали с псом страшные медвежьи когти! Ну не смог бы он добраться до дома, если бы не оставил умирающего пса в лесу! Замерз бы, да и всего дел. Конечно, если бы не шкура, он пса дотащил бы, но, ведь, не жилец бедняга... Ясно, что не жилец. Да если бы и выкарабкался Хмурый, какой толк от пса-калеки в лесном хозяйстве?
Эта подленькая мысль не раз всплывала. Мироныч бесился, с усилием пытался выбросить ее из головы, ненавидя себя в такие минуты. Но она приходила еще и еще...

В свои шестьдесят с лишком, он на лыжах мог дать фору молодому мужчине. И впервые за все эти годы почувствовал, что сильно постарел. Сны как назло приходили волнующие, будоражащие душу. Порой, проснувшись среди ночи, старику уже не удавалось сомкнуть глаз. Видения, где непременно присутствовал Хмурый, то совсем  маленьким щенком, то подростком, то уже взрослым жизнерадостным псом, возникали всякий раз, стоило задремать. Иногда снилось и вовсе ужасное. Вдруг как наяву, под страшными ударами рушилась дверь, и в дом врывался огромный взбешенный медведь.
– Хмууурый!.. – кричал старик и просыпался в холодном поту. И будто в продолжение жуткого морока откуда-то снаружи явственно доносился собачий лай. Старик в отчаянии сжимал ладонями уши и скрипел зубами. Ему казалось, что у него вот-вот лопнет голова. 
Почти непьющий Мироныч за два дня влил в себя столько одуряющего пойла, что раньше хватило бы на полгода. Спасительный алкоголь помогал забыться. На третий день он ясно осознал, что сходит с ума. Прочь из леса! На следующее утро, сложив шкуру на сани, старик встал на лыжи и направился в поселок.

Димка Сычов как всегда ошивался возле трактира. Мироныч кинулся к нему как к родному, излил душевную боль.
— Ну, ни хрена себе дела! — нетерпеливо воскликнул Сыч, алчно тараща глаза, — так ты, вроде, как заново родился?! Срочно отметить!
Старик поморщился, замялся.
— Подожди, с водкой успеем. Шкуру надо пристроить, мне щенок лайки нужен. Ты, случаем, не знаешь, у кого можно обменять?
Димон ощерился, театрально всплеснул руками.
— Одичал ты в лесу, Мироныч! Забыл, что ли?.. Если я, Сычов, не знаю что у кого в поселке, то кто тут вообще что знает? Слушай сюды: Макаров, зубник, серьезный заводчик, в реестре числится... У него вольер с лайками, к нему из области приезжают.
— А отдаст за шкуру?.. Шкура-то, так себе, не сахар... — засомневался Мироныч.
— Почему не отдаст?.. Уболтаем! Хочешь, сведу?.. — хитро прищурился Сычов, прикуривая трясущимися руками сигарету.
— Дык, буду обязан премного, — заволновался Мироныч.
— Проставишься и все тут с тебя! — весело подмигнул Сычов, и махнул рукой, приглашая идти за собой.
— Не заржавеет! Но сначала дело, — оживился пожилой охотник, следуя за пьяницей и чувствуя, как теплеет на душе.

Сычов не соврал. Зубник с гордостью продемонстрировал им ухоженный вольер. Мироныч сразу приметил в большом ящике, пересыпанном свежими опилками, ладную суку с детенышами. Макаров поймал его взгляд. Остудил. Оказалось, что у этой весь помет уже расписан. Он указал на другую самку, на четвертой неделе. Щенков надо было ждать еще с месяц, да пару-тройку недель выдержать с матерью. Мироныч в уме посчитал: почти два месяца на все. Деваться некуда.
— Мне бы кобелька, — обратился он к хозяину, передавая завернутую в мешковину шкуру.
Тот развернул, долго и придирчиво рассматривал, нашел дыру от жакана, цокал, качал головой:
– Башка-то подпорчена... Шерсть тусклая, болел, видать, зверюга. Разве что на ковер сгодится… - зубник задумался, почесал затылок.
У Мироныча тревожно засосало под ложечкой.
Обошлось. Макаров принял шкуру авансом за будущего щенка. На душе отлегло. Обрадовавшись, что все так удачно уладилось, Мироныч расслабился и крепко выпил с Сычовым, да с его приятелем, душевным небритым мужиком, представившимся Тимофеем Петровичем. Сыч относился к своему собутыльнику с почтением и называл не иначе как по имени и отчеству. Мироныч дорвался-таки до человеческих ушей, поведал все без прикрас. Не забыл и про то, как оставил умирающего пса в лесу. Стучал в грудь, каялся. Сычов пил с непривычно серьезным лицом. Тимофей Петрович размазывал грязным кулаком слезы, текущие по небритым щекам, и громко всхлипывал. Мироныч тоже еле сдерживался. На повторе всплакнула даже суровая, видавшая жизнь, хозяйка трактира. Что, в прочем, не помешало ей вскорости разогнать компанию, чтобы освободить места для новых клиентов.

Пьяный, что-то бормочущий себе под нос, Мироныч шел к дому в полной темноте, неверной рукой шаря по сторонам фонариком. Подойдя к двери, он открыл замок, и, хотел было, войти, как вдруг похолодел!.. Показалось?!.. Протрезвев за секунду, он вновь развернулся и навел луч на будку. В ней лежала собака! Она повела шеей на свет, и глаза ее отразились горящими угольками.
— Хмурый!.. Ты никак?!.. — вырвалось у Мироныча. Он было кинулся. Затем встал как вкопанный, протер кулаками глаза.
Собака смотрела на него и не откликалась. Вдруг какая-то мысль ворвалась в голову. Старик резко развернулся и с криком ужаса вбежал в дом. Сорвав со стены висевшее на гвозде ружье, он выскочил во двор и навел стволы на собачью конуру.
— Хмурый, ты что ль?.. Или, кто там?! Выходи, не то пальну! — Закричал Мироныч, не узнавая своего голоса. Но внутри уже никого не было.
Всю ночь старик просидел с ружьем у окна, задремал под утро. Но лишь открыл глаза, сразу кинулся к будке. Она пустовала. Все в ней было так же, как и всегда, лишь прежний хозяин отсутствовал. Охотник принялся внимательно изучать следы, но кроме старых ничего не обнаружил. Снежка бы свежего, подумалось ему, сразу все ясно станет.

6.
Весь день с утра он чинил забор. Зверья вокруг полно, мало ли кто забредет? Раньше, когда при Хмуром, как-то и не беспокоился Мироныч за забор. С хорошей собакой, ясное дело, безопаснее. Занимаясь хозяйством, он несколько отвлекся, но, проходя мимо, всякий раз косился в сторону будки.
«Чертовщина, какая-то, никак это Хмурый был?.. Да нет же, умер пес, не мог он выжить!.. Тогда, кого же я видел?», — мучился хозяин. К вечеру, под стакан самогона, к Миронычу пришла истина: прошлой ночью он видел в конуре бродячую собаку. Мало ли таких ошивается вокруг поселка? Конечно — другая собака и всего-то делов! Тьфу!.. Мироныч даже повеселел. Как же он не мог сразу додуматься? С того света, знамо дело, никто не возвращается…

Спиртное подействовало. Мироныч заснул тяжелым, тревожным сном. Вдруг резкий звон разбитого стекла заставил его подпрыгнуть в постели! Мужчина схватил стоящее у кровати ружье и принялся озираться. На столе чадила самодельная долгоиграющая свеча, и все в домике дрожало от ее неверного тусклого света. Окна и дверь на вид казались целыми. Опять приснилось... Когда же это закончится?!.. Мироныч в сердцах выругался. Он тяжело поднялся с кровати и с некоторой опаской поглядел через окно на двор. Никого. От сердца отлегло. Решил проветриться по малой. Взял фонарик и открыл дверь, как вдруг остолбенел! Встряхнув головой, заморгал. Еще раз направил луч. Сомнений не было. В будке опять лежала собака и ее два светящихся глаза внимательно наблюдали за ним.
В полном молчании мужчина метнулся в дом и выскочил с ружьем.
— А вот я сейчас тебя! — заревел он и кинулся в штыковую. Уже подскочив, остановился и прицелился. Жилье покойного пса было пусто. Охотник стоял не шелохнувшись, как каменный истукан, и добрых пять минут глупо пялился в пустоту. Затем кинулся к дому и выскочил с пакетом муки. Размашистыми движениями, пятясь от будки к дому, он рассыпал пакет на всем пространстве перед конурой. В тяжелых думках вернулся к себе.
Добрый домашний самогон в этот раз не помогал. Он забылся уже на рассвете, как неожиданно его посетил ужасный сон. Миронычу снилось, что Хмурого на охоте окружила стая черных, отвратительных росомах. Он пытался отогнать хищников выстрелами, но без толку – осечка следовала за осечкой. Пес ждал помощи, крутился юлой, скулил от боли, но черные бестии, жадно урча, пожирали его живьем. Не выдержав пытки, старик проснулся.
С тяжелой головой он долго сидел в постели. Часы показывали полдень, но окна завесила какая-то мутная мгла. Накинув тулуп, он высунул нос на улицу. Чувствовалось, что погода портится. Прихрамывая, Мироныч поплелся к собачьему домику. На муке обнаружил лишь мелкие следы куницы.
Он выдержал еще несколько ночей. Самым тяжелым наваждением являлись горящие угольки. Он видел их повсюду. Чаще в проеме кухонной двери, когда случайно во время сна открывал глаза. Бывало, обнаруживал их под кроватью. Иногда они выглядывали из-за пучков с травами, висевших на потолке. Он даже обронил связку дров, когда в сарае за спиной послышался шорох. Порой ему казалось, что они заглядывают в окно, и он еле сдерживался, чтобы тут же не запустить первым, что попадется в руку. «Этак в любого пальну...» — тяжело вздыхал Мироныч, переживая приближение мучительной бессонницы. Он начал всерьез опасаться как бы ни застрелить случайного человека.

На девятое утро старик проснулся с ясной головой. Он опять видел сон. На этот раз светлый. Наблюдал он, как сидит на берегу реки с удочкой, а Хмурый таскает из реки живую рыбу и складывает у его ног. Он все пытается приласкать, тянет руки, но пес не дается. Носится вокруг с задорным лаем, кувыркается в траве. Хозяин долго сидел в кровати под впечатлением.
- Вот ты, Хмурый, вроде – пес, собака, а поступил по-человечески. А я, Хмурый, сукин сын… Сукин сын я… – глядя перед собой, хрипло сказал Мироныч.
Как-то само пришло решение.

7.
Через час старый охотник на лыжах уходил в лес. Но не в охотничьих, широких, а в беговых. И на этот раз впервые один, без своего верного друга. Мироныч понял, что должен пойти туда, где оставил пса. Это был единственный выход из пыточной, куда он сам себя загнал.
Небо давило. Темные тучи нависали над верхушками елей и сосен. По лесу сквозил промозглый холод. Старик шел как локомотив — смотря только вперед и размашисто работая ногами и руками. Он быстро добрался до балки и на полном ходу пересек ее. Мгла усиливалась. Не прошло и двух часов, как он уже подходил к своей цели. Вот впереди опушка с поваленным деревом, место последнего привала. За ней начинается густой ельник. Пройдя еще немного, он опознал припорошенный снегом, объеденный зверьем остов медведя. Но где же пес? Он оставил его у тоненькой сосенки в сотне шагов. Ага, вот и молодая сосна!
Мироныч скинул лыжи и принялся осматриваться. Все вокруг заслежено, повсюду клочья серой шерсти, собачьи кости, вот и обглоданный череп с позвоночником. В паре метров наткнулся на кусок хвоста. Тут же лежал изгрызенный ошейник Хмурого. Старик молча принялся собирать останки в прихваченный специально для этого мешок. Тщательно собрав все, что осталось от пса, хозяин затолкал мешок в рюкзак. Посмотрел на небо, и, не мешкая, двинулся назад, к дому.

Внезапно повалил сильный снег. Мироныч поддал ходу, радуясь, что закончил все до снегопада. Задул упругий холодный ветер, хлопья закружило, заметало в разные стороны. Он не прошел и километра, как вокруг потемнело, и ветер разошелся не на шутку. Старый охотник бежал как заправской спортсмен, надеясь пересечь балку до вьюги. По его прикидам до нее оставалось около километра, а там до дома рукой подать. Он еще по инерции двигался в сторону балки, когда вдруг увидел, что все направления превратились в одну белую круговерть, а сам он стал осью снежного гигантского веретена. Видимость сократилась до нескольких метров. Колючий снег забивал глаза и уши, затруднял дыхание.
Мироныч с грустью размышлял, что может ему и не добраться живым. Но не испугался мысли. Все сходилось и соответствовало его размышлениям, — кара Господня неминуема! Боясь остановиться, он решил двигаться вперед во что бы то ни стало. Так прошел еще час. Раз он почувствовал явный спуск и догадался, что вошел в балку. Но после этого дела пошли вон плохо. Он снова поднялся и опять дорога пошла на спуск. Потеряв ориентир, влез в какой-то валежник и упал, сломав лыжу на конце. Мечась в разные стороны, он натыкался то на бурелом, то на деревья, путался в кустах. В какой-то момент в очередной раз упал и не смог сразу подняться от усталости. За те полчаса, пока он отдыхал лежа на снегу, на лес опустилась кромешная тьма. Скрипели деревья, вьюга все усиливалась. Ему послышалось, что сквозь нее пробивается волчий вой. Он вскочил на ноги и вдруг понял, что в таком аду дороги к дому не найти. Силы и желание жить стали ослабевать. Мысль, что волки тоже должны чем-то питаться, показалась мудрой и даже не напугала. Тут же, будто в подтверждение, голоса хищников зазвучали еще отчетливей.

Неожиданно, – Мироныч даже не сразу поверил ушам – совсем рядом раздался собачий лай! Он оживился: никак рядом жилье? Откуда?! Вот заплутал так заплутал! Вытянув шею и крутя головой, старик пытался понять, откуда идет спасенье. Предположив, что это какой-то запоздалый охотник, снял ружье и пальнул в воздух. Но выстрел завяз в снежном аду и прозвучал не громче хлопка ладоней. Вдруг впереди, в нескольких шагах, мелькнула тень собаки. Мироныч даже успел разглядеть завиток хвоста.
— Стой, псина! Погоди! — завопил Мироныч и кинулся за животным. Он бежал спотыкаясь и выкрикивал вдогонку все известные собачьи имена. Собака не откликалась и двигалась только в ведомом ей направлении. В какой-то момент затишья Мироныч выхватил безымянного поводыря фонариком и обомлел! Ему вдруг почудилось, что перед ним волк!
Остановившись как вкопанный, он достал ружье и выпалил в хищника. Перезарядил и снова выпалил. Животное исчезло. Держа в руках ружье и озираясь по сторонам, Мироныч решил держать оборону.
— Давай, давай сюда! — кричал он окружившим его невидимым врагам, предвкушая, как убьет минимум двоих.
Опять совсем рядом он услышал лай.
«Неужто, леший водит?..», — ужаснулся Мироныч, прирастая к земле и вспоминая забытые с детства молитвы. Звук отчетливо повторился. Не имея выбора, он ринулся на него.

Старик решил целиком положиться на таинственного поводыря. Хотя в глубине души опасался, что собака – не более чем плод его больного воображения. «Я спятил, как пить дать...», — грустно размышлял Мироныч, продолжая упорно пробиваться сквозь снежный хаос. Он несколько раз включал фонарик, пытаясь разглядеть животное, но луч высвечивал лишь бешено вращающиеся снежные хлопья. Он чувствовал, что оно бежало где-то впереди. Лай слышался так явственно, что сомнения отпадали, его вела собака. В какой-то момент снова мелькнул знакомый силуэт. Мироныч со всей возможной быстротой рванул из кармана фонарик, но тень растворилась в ночной мгле.

Внезапно луч осветил заметенную снегом стену неизвестного жилья. Сердце Мироныча забилось — спасен! Он кинулся к дому, задыхаясь и кашляя, затарабанил в окно. Никто не отвечал. Подтянувшись, направил свет фонаря вовнутрь, надеясь хоть что-то высмотреть за стеклом. То, что увидел, заставило его вздрогнуть. Старик понял, что светит в окно собственного дома.