Как-то под Новый год, когда мне было от силы лет семь, бабушка сшила всем нам – пятерым своим внучкам длинные ночные рубашечки из байки. Материя у них была очень нежная на ощупь и жёлтенькая, как цыплячий пушок. У каждой рубашечки была своя изюминка: у одной кружевце особое на рукавах, у другой застёжка фигурная, у третьей рукавчики и низ подоткан рюшками их светленькой ткани, у четвертой – кармашек смешной, похожий на цыпленка, а у пятой – аппликация в виде солнышка. Внуки нам завидовали, ведь им достались обычные подарки, но виду старались не подавать. Ведь какой уважающий себя мальчишка наденет ночную рубашку с солнышком или цыпленком?
- Мальчикам дам ещё на мороженое по три рубля, - говорила бабушка. Она верила, что мальчиков надо баловать, а девочек любить, тогда из них вырастают счастливые люди.
- Квочка, - смеялся папа, - собрала вокруг себя выводок и радуется этому.
Она и не отрицала.
- Цыплятки мои, - звала нас, а мы сбегались отовсюду, прыгали ей на живот, залазили под руки, обнимали за шею.
Мы всегда были с ней, вокруг неё, мы всегда были за неё. Летом она вывозила нас в Евпаторию, водила выводок на пляж между морем и лиманом. Часами играла камушками – голышами на детских животах, а к обеду натирала свежие огурцы морской солью, оставшейся на нашей коже после купания. Брала огурчик, разрезала его вдоль и прислоняла слегка влажным нутром к чьей-то щечке или ручке. Нам очень нравилось, просили у неё, мол, посоли, бабушка, огурчик об меня.
- Твоя сестра умнее тебя, образованная, слушай её, - как-то сказал ей дед.
Бабушкина старшая сестра, действительно, получила каким-то чудом после войны высшее образование, что значило очень много. Поклонников у неё были толпы чуть ли не до старости, вот только своих детей Бог так и не дал.
- А мне и не надо такой ум, ведь у меня есть счастье, - ответила тогда бабушка и прижала меня к себе. Правда, сказала она это очень тихо. Дед, наверное, так и не услышал, зато я запомнила. Навсегда.