Открытое письмо редактору отдела в газете «Досуг».
Дорогой и уважаемый Миша Пундик! Ты мне нравишься, и не в последнюю очередь именно способностью задраться по любому поводу. Я и сам был таким - лет пятьдесят назад. Может быть, даже сорок пять. Уже трудно установить с абсолютной точностью. Пишу это, однако, по поводу замечания, читанного в одном из предыдущих номеров (цитирую по памяти, не взыщи): "К Маяковскому отношусь с нескрываемой гадливостью" - за смысл, во всяком случае, ручаюсь. Я ни в чем не собираюсь тебя убеждать. Я думаю, что никого ни в чем убедить нельзя (а кого можно, тот и трудов не стоит), зато можно предоставить человеку разумному повод самому продумать вопрос и убедиться. Или не убедиться, это уж как выйдет. Все же, попробую сформулировать задачу. Дано: Маяковского разные и совершенно чуждые его духу поэты называли: Пастернак и Бродский - гениальным, Цветаева - равным себе ("здорово в веках. Владимир"), а Марина Ивановна, признай, комплексом неполноценности не страдала. И, наконец, Мандельштам назвал его "первозданным поэтом". А Владимир Владимирович, у которого и родные ЛЕФовцы нечасто получали мёду, признавал большим поэтом Александра Николаевича Вертинского. Тебе, Миша Пундик, известна, я думаю, книжка Юрия Карабчиевского "Воскресение Маяковского". Мы с этим сочинением виделись дважды. В первый раз, эдак, году в восемьдесят третьем (не нужно объяснять, что экземпляр был ротапринтовский). Маяковский в ту пору был еще элитен, гранитен и монолитен. А Карабчиевский, автор уже многих произведений, даже думать не мог о публикациях. Во всяком случае, дома и по-русски. А лет через пятнадцать увидел я книжку, опубликованную уже достаточно известным и уважаемым писателем о поэте, которого многие хотели бы сбросить с... (средство транспорта - от парохода до ракетоплана - выбери по вкусу) - так вот, главное - хотели сбросить. И не в последнюю очередь те, кто некогда сделал на нем диссертации. Чем отличались эти два издания? Мелочью. В книге появилось предисловие. И в нем замечено, что теперь бы автор написал о Маяковском иначе, но старого текста менять не будет. Ну, это его авторское право. Есть еще одна ступенька в этой лестнице: незадолго до смерти (ты наверняка знаешь, что Карабчиевский, как и Маяковский покончил с собой), так вот, незадолго до смерти он будто бы сказал, что теперь написал бы эту киту прямо противоположным образом. Факт этот, однако, не документирован и потому не может быть утверждаем. Таково условие задачи. Следуют вопросы: 1. Может быть, вышеперечисленные знали о поэзии нечто, неизвестное пока Мише Пундику? И это знание позволяло им оценивать Маяковского не "с неприкрытой гадливостью", а иначе (см. выше)? И после решения этого вопроса неминуемо встанет: 2. Что именно они знали? Впрочем, жизнь можно прожить превосходно, и не решая задачек. Это уж дело твоего собственного вкуса.
Александр Селисский, Акко.