Весенний день был в самом разгаре. Воздух уже прогрет, снег сошёл и повсюду распускалась свежая зелень. Я и мой друг шли мимо общежития к Строгинскому парку, где привыкли проводить свободное время ещё со времён средней школы. Разговор налаживался многообещающий и решено было взять по бутылочке пивка, как обычно. Возле Неманского проезда стоял небольшой магазин, в котором продавалась всякая всячина: от «домашней выпечки» до мороженных полуфабрикатов.
Я подошёл к прилавку. За ним стояла девушка особенной, свойственной какому-то племени красоты. Большие чёрные глаза, распущенные чёрные волосы и аккуратные черты лица навевали мысли о чём-то забытом и романтическом. Движения её были плавными и зазывными, чувствовался в них скрытый подтекст. Едва уловимый язык тела, ненавязчиво повествующий о свободе и неудовлетворённости и воспринимаемый мною легко и желанно.
— Бутылку «Старого Мельника», пожалуйста. – Я протянул женщине тысячерублёвую купюру с изображением Ярослава Мудрого.
— А у меня как раз нет сдачи, – парировала она, демонстративно открывая пустую кассу. Это показалось мне странным для данного времени суток: в кассе не было не только ни одной разменной купюры, не было даже мелочи, будто бы она до моего прихода сдала её инкассации.
— Наверху есть сейф, в котором лежат деньги. Но у его двери стоит тяжёлый ящик. Если бы ты помог мне отодвинуть его, я смогла бы рассчитаться с тобой. – Она отошла от кассы, прошла в угол торгового зала.
Я последовал за ней. В углу, за одним из холодильников со стеклянной дверцей обнаружилась вертикальная лестница хромированного металла, о существовании которой я никогда не подозревал.
«Интересно… Для чего она и куда же она ведёт? Магазинчик-то одноэтажный… Может, на какой-то маленький незаметный снаружи чердачок?» - Я пытался найти объяснение поразившему меня факту. Подняв голову, увидел едва заметный квадратный люк в потолочном перекрытии.
Она поднялась первой, толкнула люк и исчезла в проёме над ним. Помедлив немного, я поднялся за ней.
На чердаке было темно. Люк захлопнулся, и через некоторое время, постепенно привыкающие к полумраку глаза стали различать очертания чердака. Ничего из того, что я ожидал бы увидеть, не было. Ни сейфа, ни стоящего перед ним тяжёлого ящика не оказалось. Ощущение было, что я нахожусь на чердаке старого деревенского дома. Пол присыпан землёй и соломой для теплоизоляции. Надо мной – высокий свод крыши. Чердак оказался достаточно большим по площади, а двускатная крыша довольно круто поднималась вверх, так что расстояние между полом и коньком было метра три-четыре. Снаружи, по всей видимости, крыша была выстлана ветвями и соломой. Через образовавшиеся от времени и ветров щели едва улавливались всполыхи ниизвестно откуда взявшихся костров, окружавших дом на расстоянии метров пятидесяти. Складывалось ощущение, будто бы вокруг дома толи шабаш, толи какой-то национальный обряд, включающий в себя прыжки парами через огонь и прочие игрища. Приглушённо слышалась музыка, исполняемая на неведомых мне каких-то народных инструментах. «Тамтамы и дудочки…» - подумал я улыбаясь.
Осмотревшись, понял, что стою один. Но вдруг на покрытом редкой соломой полу как-то сам собой образовался стог сена. Довольно высокий. Из тех, в которых, наверное, случается первая близость у влюблённых деревенских невест с залётными городскими ребятами. Девушка, бывшая пять минут назад продавцом в магазинчике лежала на этом стогу в недвусмысленной позе, topless. Из одежды на ней были только синие обтягивающие… джинсы. Босые, чуть согнутые в коленях ноги были расположены с некоторой зазывной небрежностью, но безо всякой пошлости. Свои руки она подняла к голове, расправляя чёрные волосы, словно бы раскрывала лепестки большого мохнатого цветка. Взгляд чёрных глаз на меня был направлен «сверху вниз», несмотря на то, что она лежала на сене, а я стоял над ней рядом. Полуоткрытый рот обнаруживал ровные белые зубы. И её дыхание… Прекрасной формы грудь вздымалась и опадала. Дыхание было нечастым и глубоким. Во всей этой её позе чувствовалось неукротимое желание, чертовски соблазняющее, бескомпромиссное.
— Максим. Иди ко мне… - она согнула одну ногу в колене, будто бы предлагая её мне. Эти движения всегда рождали во мне какой-то первобытный инстинкт.
— Подожди, а как же сдача, сейф, пиво, в конце концов? — не унимался я, — и откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Я искала тебя очень давно. Знала, что ты есть где-то в этом мире, но не знала где. А когда узнала, устроила всё это… Теперь ты здесь, со мной. Ничто не должно разлучить нас. – Её живое, полное огня тело, говорило со мной, вызывая отклик где-то в тех недрах, монополия на которые должна быть только у супруги, подобно монополии государства на недра земли.
— Хммм… - я закашлялся, не ожидая такого поворота событий, - мы знакомы?
— Да! Ты же сам искал меня, но забыл об этом… — её лицо тронула едва уловимая печаль, но выражение сладкого томления не уходило.
Она, то опускала руки, закрывая и лаская свою грудь, касаясь талии, запуская тонкие изящные пальцы под обтягивающие джинсы, то поднимала их, обозначая кистями рук контуры тела и лица. Это было вызывающе. Я подошёл ближе, роняя робкие взгляды туда, на её талию, где джинсы скрывали её плоть. Между тканью и её телом оставалось небольшое пространство, где во тьме скрывалось что-то зовущее.
— М-ммм!!! – я чувствовал, как мурашки побежали по моим, запястьям. Фронт нарастающего возбуждения уже охватил мои плечи, сердце забилось.
Сено под ней шуршало, как будто нашёптывая мне какие-то заклинания.
— Максим! Мы ведь можем больше не встретиться никогда… – её влажные глаза будто бы умоляли меня. – Мне так тяжело одной… Без тебя…
— Давай лучше сделаем то, зачем пришли и вернёмся, – я чувствовал, как моё сердце гулко наполняет всё моё тело огнём, – меня ведь друг ждёт. Да и это не самое главное…
— Но ты же знаешь, что самое главное? Ведь знаешь, правда? – Она мечтательно закрывала глаза, смыкая длинные пушистые ресницы, – ну что же ты медлишь? Ведь мы должны быть вместе. Разве ты не чувствуешь… Я живу только ради тебя! Ты жил всё это время, мечтая обо мне…
— Есть много условностей. Есть другой мир, там внизу. Мир, где нас кто-то ждёт, кто-то верит нам. Я так не могу. Прости! – Я чувствовал, что моё тело тянется к ней, как магнит.
— И ты сможешь пройти мимо меня? Мимо той, которую ждал и звал в своих снах. Ты сможешь заставить страдать меня, ту, что ждала и искала тебя? Как же это возможно? Отказаться от жизни, от права на счастье?! – Она стала заламывать руки, хватать локти, судорожно сжимая их ладонями. Ощущение было таким, будто бы я только что застрелил её. И вот теперь она лежит, превозмогая боль и отбрыкиваясь от неминуемой агонии.
— Видимо, слишком долго… Я не дождался. Так бывает. – Я отвернулся, понимая, что ещё чуть-чуть, и я не совладаю с собой.
Костры, окружавшие этот странный дом, этот странный чердак, погасли так же неожиданной, как и зажглись. Я по-прежнему стоял в торговом зале магазинчика, скудно освещаемом дневными лампами. Одна из них надсадно вспыхивала и гасла, доживая свою короткую жизнь.
— Вот то, что ты просил. – Она поставила на прилавок бутылку «Старого мельника».
— А как же сдача? – я вспомнил, что она забрала тысячерублёвку. – Хотя ладно, оставь её себе, на память. Может быть, ещё когда-нибудь встретимся, не в этой жизни…
Я понуро взял пиво и вышел из магазина. Друга не было. Видимо уже успел перейти дорогу, и ждал меня где-то в парке, как всегда у памятника воинам-освободителям.
Я пошарил по карманам, и… Двумя пальцами вытащил мятую тысячу рублей. Но эта была уже не та купюра, другая.
«Сдачи не надо!..» - улыбнулся я своим мыслям. Интересно, что сейчас делает она? Едва закрыв за собой дверь, я резко обернулся, но за прилавком никого не было. Свет в магазине не горел. Отойдя на метр от двери, я неожиданной заметил файл, приклеенный к стеклянной двери скотчем, в котором лежал замусоленный, видимо уже не раз использовавшийся лист бумаги с наскоро напечатанной на нём фразой «УЧЕТ».