Головоломка Странный сон - путешествие

Макс Чернышин
     Стена белого кирпича шла от горизонта до горизонта. Высотой метров 15. Кирпич старый, больше обычного, хорошо потрепанный временем и непогодой. Ясный день. Передо мною в стене большие белые ворота, наглухо запертые. Где то там за стеной – тропа, ведущая к железнодорожному вокзалу. Вокзал находится сравнительно далеко – километрах в десяти от этих ворот.
     Возле стены трое: я, пожилая женщина и девушка. Перед нами три автомата. Очень странные эти автоматы: похожи на большие белые холодильники или на автоматы, торгующие газирован-ной водой, те, которые раньше на улицах можно было встретить. Но значение у этих автоматов иное. Нужно решить какую-то необычную головоломку, набрав правильное сочетание клавиш на панели, и тогда автомат выдаст тебе ключ от тех больших белых ворот, что в стене.
     Я понимаю, что мне очень хочется добыть этот ключ, попасть на тропу за воротами, добраться до вокзала… Сесть на поезд до дома. Я набираю комбинацию на панели автомата – ошибка, ещё раз – снова ошибка. Но очень скоро в моём автомате что-то щёлкает, и заветный ключ падает в мою ладонь. Я вопросительно смотрю на женщин, но очевидно, что им везёт меньше. Никак не могут угадать они правильной комбинации. Подойти, помочь? Нет. Я знаю – человек должен сам угадать что-то своё: такие вот особенные автоматы. А ключ даёт право прохода через ворота только одному человеку. Начинаю нервничать. Мне кажется, что если захотеть, искомая комбинация родится в сознании сама собой и пальцы послушно наберут её – вот и всё! И мысли лезут в голову, что не хотят они просто проходить через эти ворота и отправляться на вокзал.
     Плюнул на всё – не стал их дожидаться. Сжимая в ладони свой ключ, направился к воротам в стене. Ворота открылись сами собой, каким-то чудесным образом узнав, что ключ уже у меня. Я вышел на тропу. Ворота бесшумно закрылись за мной, а ключ исчез, как будто и не было его никогда.
     Я не просто пошёл, побежал по этой тропе, знал, что времени до поезда осталось не так много. Тропа шла между двух стен, одну из которых я видел ещё до выхода на тропу, и другая, как оказалось, такая же. Странным образом стены скоро расступились и исчезли. Я вдруг вспомнил, что с той стороны наблюдал, как стена с обеих сторон исчезает где-то за горизонтом. Конечно, никто не знал, что же там дальше, но пробежать за 1-2 минуты так далеко я бы вряд ли успел.
     Отсутствие высоких белых стен меня успокаивало – я сменил бег на ходьбу. Не потому, что устал – бежалось мне на удивление легко. Ни одышки, ни усталости в мускулах, даже весил я как будто раза в два меньше обычного.
     Тропа петляла по пересечённой местности, огибая кочки, кустарники и всё чаще встречающиеся деревья. Лес, в котором я скоро очутился, начался как-то незаметно, постепенно. Потрясающей красоты лес. Солнце пробивается через хвою и листву и придаёт ярко зелёной траве золотистый отлив.
     Красив и немного странен был тот лес. Почти каждое дерево имело развесистую крону, будто бы выросло отдельно стоящим посреди какого-то поля, а потом его уже специально пересадили сюда. Пересадили, или может быть оно само «пришло»? Никогда не мог поверить, что деревья не умеют ходить. Трава была не выше колена, одного вида, очень густая и зелёная, как будто искусственный газон. Света, по всей видимости, хватало везде. Лес был будто пронизан светом, едва уловимо сияя изнутри. Подобный лес, наверное, можно увидеть в каком-нибудь цветном полнометражном мультфильме Уолта Диснея.
     Вскоре во внезапно начавшемся овраге обозначилась асфальтовая дорога. Тропа, по которой я двигался до этого, пролегала чуть выше, по склону. Вначале я шёл параллельно, стараясь не сбиваться с тропы, но дорога приближалась ко мне и выглядела всё более авторитетно. Всегда думается, что раз уж не поленились построить, то уж точно куда-то ведёт. Тем более покрытие в хорошем состоянии, даже разметка имеется: по одной полосе для движения в прямом и обратном направлении. Тропа за ненадобностью ликвидировалась как-то сама собой, видимо свернула в глубину леса. Я уверенно шёл по дороге. Странным было то, что полосы на ней были слишком маленькие. Даже двум легковушкам было бы на них не разъехаться.
     За поворотом обнаружилась остановка. Что интересно, земля в этом месте была засыпана побуревшей палой листвой.
     Через мгновение я уже ехал в маршрутке, которая по обещаниям кондуктора, должна была довезти меня до вокзала. Окон в ней не было. Вернее были открытые проёмы, без стекол, как в детском паровозике на какой-нибудь карусели. Пейзаж менялся быстро и непредсказуемо. Словно бы мы не просто двигались, но и сам лес вокруг менялся. Неожиданно появился глухой зелёный деревянный забор, наподобие тех, которыми огораживают приусадебные участки именитых персон. Однако дорога пролегала чуть выше, и было видно, что находится за забором. Там была тропинка, только очень широкая: по ней без труда в один ряд могли бы идти человека три-четыре. Через несколько десятков метров тропинку эту скрывала опушка леса, очертания которой показались мне знакомыми.
     Ни с того ни с сего кондуктор начал мне объяснять, что в этом месте находится особенный заповедный лес, и что если пойти дальше по тропинке можно выйти к так называемому Одинокому озеру.
        Говорят, озеро это необыкновенной красоты,   продолжал свой рассказ кондуктор.
        Я уже бывал там,   с уверенностью ответил я.   В этом озере ещё никто никогда не утонул, поэтому оно называется Одинокое.
     Я вспомнил, что когда-то давно во сне уже бывал там, около этого озера, проходил по этой тропинке. Вот только никакого зелёного деревянного забора тогда не было.
     Маршрутка-паровозик неожиданно оказалась на окраине района Крылатское, в сосновом бору возле подстанции скорой помощи. Я вышел в том месте, где был врыт в землю «лабиринт» - нехитрое сооружение из последовательных барьеров, зигзагом огибая которые человек мог пройти его.
     Возле меня появился мой старый друг Пётр. Как и всегда хорошо сложённый и полный оптимизма и планов на светлое будущее. Завязался ничего не значащий, но приятный диалог, как это бывает у старых друзей, которые давно не виделись. Я посмотрел на часы и отметил, что до поезда, на который хочу попасть ещё больше часа. Мы решили сходить в какой-то местный ресторан. Вообще я не помню, чтобы в Крылатском были какие-нибудь рестораны. Вернее будет сказать, что они там наверняка есть, но ни в одном из них я не был ни разу.
     Как и всегда денег у меня было в обрез, чего нельзя было сказать про Петра. Стол был необычно большим, метра два на два, не меньше. Пётр сидел в противоположном от меня углу, так что находился сравнительно далеко от меня, что однако, не мешало хорошо слышать его. Несмотря на это расстояние, складывалось ощущение, что он сидит рядом со мной, его присутствие ощущалось совсем близко. Крахмально белая, идеальная скатерть из плотного материала закрывала всю поверхность стола так, что края её с каждой стороны свешивались ещё почти до самого пола. Ни одной складки на ней не было. Создавалось ощущение, что её гладили, не складывая, как обычно гладят пододеяльники или что-то вроде этого.
     Я отвернулся посмотреть в одно из небольших решётчатых витражных окон, но ничего не смог увидеть. Мир извне будто бы полностью был погружен в густой светло-серый туман. Несмотря на это, общий свет в ресторане не включали, лишь кое-где мерцали двурогие канделябры с настоящими свечами. Это было приятно, сколько лет подряд я если и наблюдал такую стилистику, то свечи были лишь электрическими лампочками. Мягкий золотистый свет создавал уютную атмосферу.
     Повернувшись к столу, я отметил, что он очень обильно заставлен одинаковыми большими белыми тарелками с разнообразными блюдами. Каждое из них было очень красивым, как некий необычный натюрморт. Именно красивым, так как об их вкусе ничего сказать я не мог, не попробовав. Дело не в том, что я не принимаю на веру чужую кулинарию, а в том, что блюда эти были мне незнакомы. Сколько не вглядывался, не мог сделать даже малейшего предположения о том, из каких продуктов они были приготовлены: было ли то мясо, или рыба, овощи или фрукты, ничего нельзя было понять. Однако взглянув на Петра, я отметил, что он ест с удовольствием, и после недолгих колебаний решил присоединиться к нему. Вкус, который я ощутил, тоже был совсем необычным, ни на что не похожим, но понравился. Причём понравился сам по себе, а не лишь потому, что был незнаком.
     Через пару минут к столу подошла официантка. Молодая женщина, лет тридцати, наверное, не больше. Надо сказать, что никогда я не умел точно угадывать возраст женщины или девушки. Что же касается их, то им всегда удавалось внушить о себе желаемое ощущение на счёт своего возраста, да, пожалуй, и на счёт всего остального тоже. Одета была эта девушка, как и подобает. Идеально выглаженная белая сорочка, или кофточка, или как это у них там ещё называется, строгая чёрная юбка без излишеств, заканчивающаяся по линии колен. Такие юбки у меня всегда вызывали чувство подчёркнутой официальности. С того момента, когда начал взрослеть, думал о юбках так: если выше колен, то в зависимости от того, насколько она коротка ощущал что-то от едва угадываемого полунамёка на кокетство до навязчиво заявляющей о себе распущенности. Если ниже – то опять же в зависимости от длины, видел в женщине кого-нибудь от скромницы до ханжеской монахини.
     На груди сверкал золотой, отполированный до зеркала маленький бэйдж с указанием её имени. Почему-то глядя на него, искал в нём отражение развешанных по стенам ресторана канделябров, а прочесть имя так и не удосужился.
        Что-нибудь хотите? – она предупредительно раскрыла блокнотик и вертела в руках остро оточенный карандаш.
        Водки, пожалуйста, двести граммов. – Я суетливо достал кошелёк, сверяясь с количеством наличности.
        Давайте посмотрим,   она аккуратно наклонилась надо мной и раскрыла винную карту. Названия напитков были мне абсолютно незнакомы.
     Я искал что-нибудь известное, но найти так и не сумел.
        Джимнара, ольвеска, криминес…   зачитывала она названия напитков, которые я слышал впервые.
        А почём это всё? Что-нибудь рублей за сто есть? – мне было как-то не по себе.
        Есть за 140 и за 200. Хотя, может, и нет. Надо посмотреть, надо узнать. Вроде бы за 140 есть, а за 200 нет, а может быть, наоборот. – Она задумчиво закусила кончик карандаша и смотрела куда-то в потолок.
        Ну что же вы? Сами не знаете, что у вас тут есть, а чего нет? – начал раздражаться я.
        Надо узнать, надо почувствовать, надо спросить у кого-то… А что спросить? – эти странные фразы не столько удивляли, сколько злили меня ещё больше.
        Ну, принесите что-нибудь не дороже 150 рублей. – Сказал я.
        Это надо посмотреть. Есть ли, нет ли? – Кажется, она всё-таки поняла, что от неё требуется.
     Она пошла куда-то в глубину зала, а я стал наблюдать за ней. Вот подошла к барной стойке и обратилась к молодой девушке, стоящей возле неё. Девушка, наверное, тоже работала в ресторане. На ней была та же белая форменная рубашка, но не юбка, а чуть расклешённые и очень аккуратные чёрные брюки.
     Девушка присела и исчезла под барной стойкой. Но я продолжал видеть всё происходящее, как будто находился рядом с ней.
     Под стойкой было кем-то организовано много маленьких беспорядочных полочек. Все они были пусты. Лишь на одной из них стояла колба ёмкостью где-то на пол-литра. В ней было около 200 мл жидкости. На внешней её стороне была маленькая белая этикетка с размытой надписью. Девушка взяла в руки колбу и, прищурившись, пыталась разобрать надпись на белой бумажке. Но разобрать ничего так и не смогла. Поднявшись, она вопросительно смотрела на официантку и долго с ней говорила о чём-то. Обе говорили очень эмоционально, жестикулировали. Но речь их была такой странной, что я не мог разобрать не слова. Наконец, официантка взяла хрустальный графин и, перелив в него содержимое колбы, направилась ко мне. Графин стоял на подносе серебристого металла. Женщина изящно поддерживала его снизу одной рукой, как этого и требует ресторанный этикет. И вот графин очутился на моём столе.
     Я налил себе граммов пятьдесят в рюмку и с опаской сделал из неё маленький глоток. Вкус мне показался отвратительным. Он не был похож на вкус обычной водки, был более резким, чем вкус чистого спирта, отдавал привкусом какого-то растворителя, который пить вообще ни в коем случае нельзя. Я выплюнул жидкость на пол, но отвратительное вкусовое ощущение не покидало меня. Более того, оно усиливалось, заполняя носоглотку. Голова тяжелела.
        Унесите это! – Голова наливалась свинцом и раскалывалась. Я вспомнил о времени. Мне же надо ещё успеть попасть на поезд.
        А как же деньги? – Глаза официантки наполнились самым искренним удивлением.
        Я заплачу, сколько скажете. – Я стал подниматься со стула. – Вот ваши деньги…   Я положил на стол триста рублей и вышел вон.
     Прошло неизвестное количество времени. Разум мой был погружён в чёрную яму небытия. Биологические часы остановились и потом пошли вновь. В общем, я не знал, сколько времени прошло.
     Я стоял в пустом вагоне пассажирского электропоезда. Вагон был обшарпанным, всюду грязь, мусор, как обычно. На мне было старое коричневое пальто. Явно не по сезону и явно не моё. Несмотря на свои габариты, я тонул в нём. Было ужасно неудобно и жарко. Снимать, однако, я его не стал, а пошёл меж рядов сидений по вагону. В руках у меня был старомодный кожаный портфель, очень похожий на те, что используют в солидных организациях.
     Открыв его, я обнаружил в нём кучу полупустых разноцветных склянок с непонятными жидкостями. Все – без этикеток. Вдруг на полу возле одной из скамеек я увидел другую кучу склянок, очень похожую на ту, что была в моём портфеле. Не знаю, зачем, но я открыл портфель и стал складывать их в него. При этом одна из них раскололась. Мутная бурая жидкость вытекла наружу, заливая содержимое портфеля. Я перевернул его, не думая о том, что всё может вывалиться на пол. Но ничего не вывалилось. Лишь разлитая жидкость вытекала на пол, растекаясь по нему грязной вонючей лужей.
     Я пошёл в другой вагон. На лавках в каком-то оцепенении сидели редкие пассажиры. Дед, мусоливший в морщинистых руках какую-то бумажку, женщина в ужасного вида шляпе, и немногие другие, вообще ничем не примечательные.
     Голова гудела. Я понимал, что в ресторане мне дали какую-то гадость, и отравление до сих пор не прошло. Я словно был оглушён. Смотреть было больно, двигаться не хотелось совершенно. Внутренности точила какая-то тупая боль, а мозг, как заноза терзала мысль о том, куда я еду и который сейчас час.
     Из другого вагона неожиданно вышла девушка. Я понял, что это проводница, и почему-то совершено не удивился тому факту, что в обычных электричках проводников вообще не бывает.

        Куда я еду. Помогите мне…   Я сунул руку в карман пальто и достал из него скомканный железнодорожный билет. Разобрать самому, что в нём было написано, я никак не мог и передал билет девушке.
        Хм-м-м…   Девушка с любопытством, несвойственным её статусу проводника развернула его. – Ща-а-ас, пасмотрим…
        О! Написано: «Ельники – Клюево». – она вежливо протянула мне мятый билет, так и не погасив его надрывом золотистой голограммы.
        А откуда и куда я еду? – моя голова раскалывалась, я не мог вспомнить ничего: ни как я оказался в этом поезде, ни почему маршрут его следования оказался таким неожиданным. На той станции, к которой я добирался изначально поезда с таким маршрутом не ходили вовсе.
        Вы едете в Клюево! – звонко отрапортовала она. Короткая клетчатая юбка почему-то плясала вокруг её бёдер сама собой, как будто девушка крутилась. – Поезд прибудет к месту назначения ровно через… м-м-м, два часа и одну минуту! – Уверенность в её голосе не оставляла повода для сомнений.
     Пошатываясь, я пошёл дальше по вагону. Молодая проводница осталась за моей спиной, но я знал, что она смотрит мне вслед. Взгляд её одновременно выражает и сожаление и оптимизм. Как будто она столкнулась с маленькой неприятностью, которая просто удивила её, но ничуть не расстроила. И вот она поднимает руку и одной лишь ладонью игриво машет мне на прощанье, как будто мы с ней старые, но не очень близкие знакомые.
     Я вышел в тамбур. И бросил портфель в угол напротив. Хотелось закурить, но сигарет не оказалось…