Пробуждение

Венеамин Страхов
Андрюха вышел из подъезда и пошел быстрым шагом прочь от дома. Он всегда по привычке ходил быстро, даже когда не нужно торопиться, как сейчас. Его маршрут не имел цели, просто он понял, что если еще хотя бы ненадолго останется в квартире – то наверняка сойдет с ума. Андрюху давил потолок, сверлил висок звук капель, падающих из крана, стискивали грудь стены, раздражали вещи, разбросанные в беспорядке и укоризненно взирающие на него из своих углов, угнетали обрывки беспорядочных от тяжелого сна мыслей.
Хотелось отгородиться от всего и лежать в темноте и тишине, как под одеялом. Но под одеялом было душно, кровь начинала шуметь в ушах. Андрей блуждал по квартире, как лунатик, брал и откладывал книги, включал и с отвращением выключал музыку. Заглянул в холодильник и зачерпнул рукой что-то холодное, равнодушно съел, не заметив вкуса, вышел на балкон. Ничего. Пустые дворы. «Жаль, что я не курю – наверное, сейчас было бы самое время» – пронеслось вдруг в его голове. Вспомнил, как курил последний раз, и к горлу подкатил рвотный ком. Нет, не сейчас.
Была поздняя осень. Андрей опять проснулся разбитый, с отвратительным привкусом во рту. Даже если не пить этот привкус появляется постоянно, и, сколько не стараться, меньше, чем за пол дня он не пропадает. Вот и сейчас Андрюха его явно чувствовал, сильнее – только холод, который свободно проникал под его куцее пальто и беззастенчиво щупал собранное в комок тело. Спрятать свое тело себе во внутрь, чтобы не было так холодно, а голову оставить снаружи и так перемещаться по бессчетным улицам. Быть похожим на устрицу. Но пальто он никогда не застегивал на все пуговицы – еще одна с детства оставшаяся привычка. Безлюдно. Кое-где только затихшие старики на лавках – часть привычного пейзажа и бродячие собаки в своем неутомимом поиске. Андрюха шел по родному району и чувствовал себя отвратительно.

Скука. Одиночество. Безделье. Достаю телефон, смотрю на контакты и понимаю, что ни хочу ни с кем из них говорить. По крайней мере, звонить и  рассказывать, как там что, хорошо ли, плохо - болтать о всякой чепухе. В сотый раз одно и то же. Дрянь. Вспоминаю навязчивую картинку, которая настырно лезла ко мне, пока я еще лежал под одеялом. Толпа разномастно одетых людей по сторонам, помост на колесах. Помост тянет группа безобразных уродов, единым комом пробивая себе путь в клокочущей массе людей. Шишковатые великаны, волосачи, горбуны, карлики, визжащие и пускающие слюни идиоты, припадающие на изуродованные конечности калеки. Ползающие и валяющиеся в пыли, подминающие друг друга, на каждом – кожаный ремень к помосту. На площадке стоит огромный чан, наполненный липкой тестоподобной массой. Я стою  внутри чана. Я не могу переносить действа. Я не могу спрятаться. У меня кружится голова от колышущейся публики, сотен искривленных лиц, бесконечного барабанного боя. Я пытаюсь выбраться из чана, но масса внутри его удерживает меня, растягиваясь и не отпуская. Пытаюсь выдернуть руки и ноги, извиваюсь всем телом, но не могу освободиться. Обессиливая, танцую свой танец отчаяния, которому сосредоточенно-восторженно вторит толпа и гоготание уродов, все быстрее тащащих меня куда-то на холм. На холме угадываются очертания замка, и я ясно понимаю, что по какой-то причине ни за что не должен попадать к нему, что это смерть, хуже смерти. Я пытаюсь перевернуть чан и скатится вместе с ним с помоста – ничего не выходит. В отчаянии я решаю утопить себя в поганой жиже, и опускаю в массу  голову, но на мне ошейник – и голову вырывают наружу…Замок неотвратимо приближается.
- Будь первым!!! Властелин! – визжит толпа.
Именно в этот момент я открыл глаза и понял, что мне срочно нужно вставать. Даже сейчас утренняя картина кажется мне до ужаса реалистичной и липкий тенью следует по пятам. Так…Как же мне страшно. Черт! Как страшно. Страшно! Нет, хрень, просто башка разыгралась…блин. Непонятное что-то твориться. Я болен. Болен ли? Кому я расскажу эти видения и сотни таких же, которые приходят ко мне каждый день и никогда не отступают совсем, а обступают невнятной массой, подтачивают стену, которой я себя ограждаю, будто бы ждут момента, чтобы ринуться на меня скопом? Не воспримут, не поверят, отправят к врачам. Черт, я бы и сам не поверил. Молчать. И терпеть. Отвлечься. Пошло оно все.
Да, отвлечься. Выпить хоть чего-нибудь. Ничего страшного, что алкоголь становится постоянным, фиг с ней с прерванной учебой и забытой работой. Не обломятся. Нужно взять себя в руки. Собраться. И, в конце концов, если выйдет, что надерусь пьяным – все лучше. Пьяный бред оправдан. Скорее. Надерусь наверно. Вот он. Приземистое строение. Как эпитафия надпись, которую никогда не снимают «С праздником!», кучки алкоголиков. Когда-то в школе только здесь можно было всегда раздобыть алкоголь. Светлые времена. Тьфу. Тогда тоже хотя голову рвало частенько. Синтетические коктейли в пластиковых баклашках. Стоят как кока-кола.
Внутрь. Взял портвейна, водки, сока, посеменил прочь. Продавщица одарила меня не то укоризненным, не то разочарованным взглядом. В соседнем дворике залезаю на мерзлую лавку, неуютно ежусь, срываю зубами целлофановую обертку с крышки, ключом срываю пластиковую пробку. Как-то раз я погнул ключ, пытаясь открыть очередную бутылку. Теперь он не откроет никакую дверь – зато со мной всегда мой штопор. Глотнул портвейна. Мерзкая жижа проскользнула в пищевод, оставляя почему-то привкус сухофруктов. Дрожу. Холодно. Холодно блин. Долбанный холод. Меня раздражает этот холод. В подъезд ни хочу, домой не хочу – буду мерзнуть. Выпил еще. Комок первого глотка растворяется, портвейн расходится по организму, немного бодрее. Хрен с ним со всем. Справлюсь. Назло всем, себе на зло.
Выкидываю бутылку с остатками портвейна, достаю водку и сок.  Пусть смеются бывалые алкоголики, а чистую водку не запивая мне пить сложно. Легонько мутит при виде сока. Если даже пить его без водки, он все равно наверно уже всю жизнь будет ей отдавать. «Добрый…», ага, не злой. Пью. Водка обжигает, сознание проясняется еще больше. Шаг за шагом уходят безумные образы, мысли, чувства, мозг работает четко и деловито. Надо думать, что делать дальше. Если держать себя в таком состоянии, до завтра доживу молодцом. А дальше, пфф…проблемы по мере поступления. Набрал номер первого из попавшихся друзей. Как вышло – Диман.
- Здаров! Вылезешь?
 - Здаров. Че, прям сейчас?
- Ага, я на улице уже.
- И уже?
- Да, есть немного. Давай, выходи, бахнем невозбранно.
- Невозбранно? Ну лан, я скоро. Где?
- Как обычно.
- Окай.
Диман, наверно, мой самый давний друг и то, что мне нравится в нем все это время – ясный взгляд на вещи и быстрая соображалка. Как раз то, что нужно сейчас. В ожидании купил еще две банки какого-то пойла – себе и ему. Встретились. Обсудили всякие мелочи, общих знакомых, последние события. Выпили. Основательно подмерзли и решили продолжить в помещении. Недалеко была рюмочная «Вторая жизнь», куда мы и направились. Неприметный вход. Узкая лестница в подвал – и мы попадаем в небольшой зал со стоячими столами и стойкой в углу. Осколок прошлых времен. Народу уже много, хоть и дневное время, клубами витает сигаретный дым, отдельные разговоры сливаются в пеструю многоголосицу. Берем по водке, еще по одной, еще с пельменями, еще с бутербродом, и пошло…Болтовня давно уже сошла с накатанных рельс, а время как будто прекратило свой ход. Я размахивал руками, задевал других посетителей, кто-то задевал меня, Диман что-то жестикулировал в ответ. Кто-то пил с нами, иногда мы всех посылали подальше и смотрели как расплывались их блинные лица. Стучали ладонями по залитому столу. Я заляпал пальто маслом и сметаной, залил штаны водкой и не стесняясь утирался рукавом. Ерошил волосы. В голове бродило ощущение, что эта рюмочная чуть ли ни дом мой родной. А посетители – близкие и дальние родственники.
Наконец, речь дошла и до моих кошмаров. Они казались сейчас далекими и нелепыми, как детям перестает казаться страшной темная комната, когда туда входят родители и включают свет. Я с улыбкой пересказывал видения, с хохотом говорил о том, что иногда верил им. И только когда в шутовской манере излагал о том, как пытался держать себя в руках во что бы то ни стало, немного екнуло в груди. Как небольшой укол, когда ребенок говорит с родителями в светлой комнате и вдруг приходит мысль, что ведь скоро они уйдут…но разговор слишком приятен. Как и ласки родителей. Ха-ха, гоним дальше! Сегодня великий день. Диман удивлялся и хмыкал, восклицая иногда:
- Андрюх, вот ты упоролся тогда реально! Жестишь!
Напились в итоге мы оба безобразно. Потом был бар, какие-то безумные пляски до небес, песни по подворотням, взгляды охранников в спину, странные разговоры, бессвязные междометия, незнакомые искаженные лица. Бег от полиции. Темные улицы, неровный волнистый свет фонарей сквозь дымку, ларьки, девицы, грязь, обосанные углы и неизвестно чьи машины…кричали на перебой:
- Да ведь как же круто – все, все это наше! Все еще будет!
- Ха-ха, а жлобство пусть жалуется! Жлоообство!
- Молодость и дерзость мира!
Где-то там, в дороге, я потерял Димана, а вскоре и сам потерялся.

Я сосредоточенно ползу. Меня не должны увидеть. Я чувствую это каждой клеточкой тела. Пытаюсь спрятаться между пучков травы, поминутно оглядываюсь. Тишина, слабый лунный свет. Усталость во всем теле. Мышцы не слушаются, но я не должен останавливаться. Меня ищут, по моему следу бегут. Скорее всего, недалеко дорога. Я мечтаю раствориться и расстелиться туманом в корнях травы. Я слышу зловещие заунывные крики:
- Властелиииин…!!!Престооол…!!!
Я знаю, что это мне, но что имеется ввиду понять не могу. Я когда-то это помнил, но сейчас забыл. Нет! Что же делать? Черт! Сколько их? Не уйти. Гоню эти мысли и ползу дальше. Теперь под уклон. Что это? Какое-то шуршание сзади. Показалось? Нет и правда, что-то надвигается. Может, собака? Замираю, пальцы впиваются в землю. Секундное замешательство – я вскакиваю и бегу со всей возможной скоростью. Прятаться больше нет сил. Меня заметили:
- Властелин!
Погоня на пятках. Я несусь что есть мочи. Где-то в глубине вибрирует надежда, что вот еще немного и я вырвусь. Да. Вон поблескивает река. Они не смогут перебраться через реку. Там они не властны. Только до реки. Шум за спиной ближе. Хрен вам, я добегу. Я оборачиваюсь, спотыкаюсь и качусь кубарем к берегу реки. Совсем немножко осталось. Вдруг я с размаху врезался во что-то, прямо у берега. Шум погони стих. Все умолкло.
Зажегся ослепительный свет и резко обрушился звук криков, свиста, улюлюканья, хрипов, клекота, рева, аплодисментов. Я оказался на небольшой сцене, ограниченной сзади стеной с рисунком реки. Меня окружали зрители. Они неистовствовали. Хлопали, кувыркались, подпрыгивали на месте и подбрасывали одежды. Среди людей в толпе находились огромные, гипертрофированные животные. Я видел туканов, слепышей, гигантских лангустов, обезьян,  павлинов. В ногах сновала всякая мелочь – выдры, бескрылые птицы, змеи и ящерицы. Во всеобщем хаосе все давили друг друга, сквозь крики радости прорывались вопли боли и смерти. В глазах толпа сходилась в единое пульсирующее тело и как на пиксели разваливалась на отдельные фигуры, извивающихся в конвульсиях.
Я оглядывался – пути выхода не было. Толпа окружала с трех сторон, а сзади была стена. Я закрыл глаза, заткнул уши, чтобы не видеть и не слышать этого, я катался по полу с плотно стиснутыми зубами. Это раззадоривало толпу. Гвалт усиливался. Откуда-то сзади донеслось:
- Властелин!
Приоткрыл глаза. Увидел, что толпа перешла в наступление. Вопль подхватили. Что-то надломилось во мне – я кричал, я умолял не трогать себя. Я вжимался в стену, а потом набрасывался на омерзительные лица, рожи, рыла, я хватал волосы, шерсть, щетинки, кусался и беспорядочно молотил руками и ногами. Толпа сбрасывала меня с себя и все теснее сжимала вокруг. Наконец, я прижался к стене и беспомощно выставил руки вперед. Все. Не вырваться. Снова стемнело, толпу как будто занавесили пологом, крики стихли, и за спиной я вдруг почувствовал пустоту.
Обернулся. Передо мной был подвесной мост. Он свободно висел в воздухе и начинался почти от моих ног. Свет наподобие вечернего бил в лицо. На мосту стояло несколько фигур. Они медленно развернулись. Я тер глаза, зрение плохо фокусировалось. Среди них я увидел одутловатого человека в костюме кардинала с жестяным колпаком, крота, павлина, свинью и многоножку. Страшная мысль кольнула меня. Нет! Все что угодно. Только не это. За что?! Фигуры расступаются и приветливыми жестами указывают мне путь вперед на мост. Я поднимаю глаза и уже знаю, что там увижу. Вдалеке показываются очертания замка. Я вхожу на мост, фигуры смыкаются сзади.

Просыпаюсь. Еще не открывая глаза, чувствую, что вчера опять была какая-то жесть. Глаза и не хочу открывать. Не хочу видеть ничего. Но накатывает страх, тревожность. Срочно нужно что-то делать. Что-то произошло. Нельзя терять времени. Все же открываю глаза. Ага, у себя дома. Уже хорошо. В одежде, на диване. Свет вокруг, за окном – ночь. Беспорядка вроде прибавилось, может нет, какая разница. Есть что-то намного важнее…
Странное ощущение. Я почти уверен, что не один в квартире. Может, Диман тоже припер. Вряд ли хотя. Может, по дороге кого-то цепанул. Надо посмотреть. И тут я понимаю, что не могу, просто не могу выйти из комнаты. Не могу. Лучше здесь сидеть. В углу. На кровати. Столько, сколько понадобится, только не туда. Меня там ждут. Черт. Что за бред.
Встал, подошел к двери, уставился в нее. Нет, и правда стремно. Мамочки, я что, правда схожу с ума? Обратно, на диван, подождать. Я слышу шепот, звуки передвигаемых предметов за перегородкой. Вжимаюсь в стенку. Помню, меня забыли в квартире лет в пять. Я также забился в самый дальний угол. Спина выгнулось дугой. В голове несуразно – «Уйдите…Валите! Я не могу так. Я не причем. Уйдите!». Только хуже. Комната наполняется мелким звоном, мысли путаются, руки и ноги дрожат. Я весь дрожу. Перебираю в руках покрывало, блуждающим взглядом смотрю вокруг. Что-то лопнет во мне немедленно, если не выйду. Надо.
Иду к двери, медленно открываю ее. Ничего. Тихо, по стеночке ползу к кухне.  Голый стол, раскрытые занавески, темный дом напротив, вроде ничего, все как обычно. Жадно пью из графина. Даже забыл, что хочу пить. Все наверное нормально, завтра заканчиваю…Чего? Да со всем этим заканчиваю. Пойду на балкон на свежем воздухе остужусь. Надо пройти через другую комнату. На пороге встаю как вкопанный, не верю своим глазам и одновременно понимаю, что этого и опасался. Все. Приехали. На диване и старых, бабушкиных еще, стульях сидят знакомые фигуры, приветливо жестами и улыбками встречают меня. Кардинал в жестяном колпаке, крот, павлин, свинья и многоножка, все примерно одинаковых размеров. Чего-то ждут от меня.
Вас нет. Вас не может быть.
- Путь был долгим? – заботливо спрашивает Кардинал.
Молчу.
- Ты старался – небрежно говорит Свинья.
- Кррррааасссиво! Кррррассссиво! – щебечет Павлин.
- Долго ломался,  трусом, трусом восходишь – зло выплевывает Многоножка
- Разглядел…разглядел – шепчет Крот
Все ждут от меня чего-то. Мне уже все равно. Я могу и говорить.
- Ты должен стать властелином – говорит Кардинал.
- Власть! Власть! Смерть! – хрюкает Свинья.
- Ищущий, да обрящет. Слепой прозрит. Безногий дойдет. Сильный сломится – шуршит Крот.
- Как же, укажи им, покажи им всем, кто ты! Мантия! Богоподобие, венец! – скрипит Многоножка.
- Все имеешь! Всех имеешь! Кррррассссиво! – неистовствует Павлин.
- Нет – как будто я правда могу стать Властелином, слабо говорю я – шли бы вы, я не властелин.
- Что за чушь? – Свинья.
- Вперрред! Вперред! – Павлин.
- Властелин над разумом. Над хаосом. Властелин над землей. Над землею ростками взращенными. Над всеми властелин, над собой… - Крот.
- Ты! Ты! Только ты! – Многоножка.
- У тебя нет выбора – Кардинал.
- Что надо мной? Как нет выбора. Я говорю – я не буду, я отказываюсь, скажите им всем, пусть будет другой властелин. К херам все это!
- Ха-ха-ха-ха – заходится Свинья – отказывается.
- Не представляешь, не знаешь, не слышишь, ты мышь – кто есть Властелин – шипит Многоножка.
- Не дуарк, не дурак, никогда был не дурак – скороговоркой подхватывает  Павлин.
- Не властен, над властителем ни разум, ни племя. Шлак ползет, страхи стелятся, Властелин всегда Властелин. Власть принявший, нищих принявший, сильных принявших всех насилующий, благословения раздающий… - мантрой читает Крот.
- Знаком отмеченный да будет Властелином, так или иначе мы просим. Момент грядет.
Кардинал снимает жестяной колпак и ставит на столик. Все примолкают, Крот шепчет про себя. Кардинал:
- Говори. Мы, делегаты мира внутреннего и всеобщего, просим милости, воцарствления на престол. Тебя требуют, мы же склоняемся.
- Нет – я еле ворочаю свинцовым языком, комната идет кругом. – Нет!
Бегу прочь из комнаты. Сзади беспорядочные крики:
- Вернись!...Так и знали…Властелину да откроются…Испугался, кролик…Открывший глаза да увидит…Ха-ха-ха…Не уйдет…Кррррасссиво!!!
Я проваливаюсь в забытье.

Я иду по пустыне. Еле волочу ноги. Жажда стягивает горло, руки безвольно повисли, губы слипаются, глаза запорошены пылью. Пустыня бесконечна. Я иду давно, очень давно. Но долго так продолжаться не может. Скоро свалюсь на неровную глинистую почву и все это наконец кончится.
В голове, перед взглядом – фантастические образы. Я к ним привык, я научился их различать. Есть злые, есть просто навязчивые, есть пугливые, есть тупые, есть едкие. Неважно, какую форму они принимают, их всегда можно узнать присмотревшись. На дрожащих козлиных ножках, с маленьким искривленным тельцем и клювастой головой за мной семенит создание, которое пытается мне помочь, но все, что может - постоянно обещать, что все будет хорошо. Человек во фраке с жабрами и щупальцами более суров – он твердым голосом говорит, что я должен идти вперед, что еще немного и я пройду. Он протягивает щупальца, я стремлюсь к нему – он растворяется. Иногда хлюпает мимо жаба или прокатывается рыбочеловек, увещевая, что близко вода, прозрачные прохладные водоемы. Бабочки порхают и поют о садах, но могут больно укусить, если отмахиваться от них. Если я встаю надолго, меня больно щиплют оживающие колючки. Вообще, все они скорее желают добра – просто по своему подбадривают, чтобы я не остановился и не умер. Иногда надо мной кудахчет целая свита, со мной идут, летят, прыгают, ползут, плывут мириады существ. Иногда я остаюсь совсем один, но ненадолго.
 Бывает, рядом идет древний старик с провалившимся ртом в робе из мешковины и ременчатых сандалиях. Он перебирает четки и шепчет, что осталось еще немножко, и что все рано или поздно должны пройти этот путь. Я спрашиваю, а что здесь делает он – старик встряхивает головой и исчезает в радужном воздухе. Несколько раз налетали ужасные бестелесные создания, единственные, которых я боюсь. Они заполняют уши воем, их речи без слов разрывают изнутри, заставляют сердце неистово колотиться, а тело искривляться, как будто его по живому мясу растягивают на палочки. Они заставляют меня бежать из последних сил, когда мне кажется, что я уже выжат окончательно. Они толкают сзади, тащат за волосы спереди, я их не вижу, но я чувствую, как растет их сила. Разверстые глотки, распростертые пальцы. Бум-бум-бум – кровь в висках. Материализуются слова:
- Вперед! Вперед! Вперед!
Они пропадают, а я в ужасе ползу вперед. Если эту пустыню перейти можно, умереть мне не дадут, это я понял. Хотя мне все равно, мне давно уже все равно.
Хмммм...Что это? Мираж? Я что-то вижу впереди, на возвышении. Может, еще выживу. Появляется давно забытая надежда. Через несколько часов я отчетливо различал контуры высокого здания на скале. Чуть позже – увидел очертания замка. Спасен! Спасен!!! Я не умру. Всем на зло. Я буду жить.
Мои спутники окончательно покинули меня. Я один иду на самой быстрой скорости, на которую способен, надежда подгоняет меня.  Разбитые пожеванные губы, растрескавшееся горло, распухший язык, короста по телу уже не так мучают меня. Скоро все кончится.
Перед горой – заросли чахлого кустарника и низких деревьев, дорога вьется сквозь них. Небольшой поселок, все пусто. Не страшно, в замке точно кто-нибудь есть, вода есть в любом случае. Почти бегом вбегаю по мощеной улице на кручу. Легкие работают как два обожженных мешка, с трудом полощущие жаркий воздух, но откуда-то берутся силы бежать. Я на горе. Дома расступаются перед огромной площадью, за которой громадой стоит замок. Никого.
Наконец, я увидел то, что мне нужно – посреди площади работал фонтан. Бегом. Зацепившись за парапет, упал в белую чашу. Пил. Обливался водой, шлепал руками, плескался, плевался. Лег. Перевел дыхание. Все в норме. Нужно пройти в замок и отдохнуть там, а потом решу что к чему.
Зашел под сумрачные своды, решил осмотреться. Через вереницы роскошных комнат, поднимался выше и выше. Мне здесь нравилось. Наверное, останусь на несколько дней отдохнуть. Как прекрасно все здесь. Красиво, добротно, с умом. Я никогда не был в замках, но именно так представлял жилище императора. Но где же все? Да фиг с ними на самом деле, слишком много всего было, чтобы теперь задавать вопросы. Найдутся. А если нет – ничего страшного, что-нибудь придумаю.
За массивными воротами открылся колоссальный тронный зал. В конце – на золотом возвышении, под бархатным балдахином сверкет пустой трон. Внезапно очень захотелось залезть на него и немного посидеть. Может и поспать здесь. Точно. Залезаю, сажусь. Закрываю глаза…
Глухой шум заполнил все вокруг. Я подскочил на троне. Шум доносился с улицы. Я распахнул двери и выбежал на балкон. Площадь, все подходы к ней, гора и все вокруг было заполнено людьми, животными, гибридами, монстрами, в воздухе витало что-то неосязаемое. Толпы прибывали. Все были в восторге. По окраинам готовились пиршества, ярмарки, аттракционы, представления. Все взгляды были устремлены на меня. Вопли восхищения, призывные крики. Давка, сумбур, флаги, костры, бочки с вином, туши над жаровнями. Свинья жарит другую на огне. Волнами наплывают. Паук лезет по головам толпы, карлик пытается взобраться на голову великана, вцепляясь зубами в его дубленую кожу. Переворачивают лавки, выдавливают витрины. Фонтан заполнен, фонтан раздавлен. Только перед входом в замок немного свободного места.
Я убегаю в зал и залезаю на трон и, вжав подбородок в колени, бешено соображаю, что же это значит. Что делать? Как это…? Распахиваются входные двери. Выдвигаются двое, - один, судя по всему, Император. Он в красной мантии и несет перед собой на подушке огромную мерцающую корону. Рядом с ним Кардинал в торжественной одежде. За ними сверкающая свита, которая сливается в единый ком перед моими глазами. У меня нет ни сил, ни желания бежать или рассматривать вошедших. Я так и сижу, обхватив колени руками на троне и смотрю, как ко мне подходит Император.
Перед ступенями Император останавливается и склоняет голову. В низком поклоне застывает кардинал. Свита падает ниц. Шум за окном смолкает. Император смотрит мне прямо в глаза и говорит:
- Пришло счастливое для нас время. Властелин всходит твердой поступью на престол. Одолевший мириады, прошедший сквозь сумрачные миры, победивший отчаяние и взрастивший надежду. Народ склоняется в ожидании Властелина. Народ ждет мудрости Властелина. Народ стелится пред Великим. И если его велением будет поставить жернова и истереть все в прах – народ будет только славить Властелина. Знаком отмеченный да будет Властелином!
Я теряю последние крошки соображения. Все молчит предо мной. Император прячет взгляд. Опускаю ступни на ступени, мелкими шажками спускаюсь. Смотрю на корону. Кардинал и свита приподнимают глаза, Император склоняется еще ниже. Я протягиваю руки, поднимаю корону и одеваю ее на себя.
Крик заполнил все  вокруг. Улыбался Кардинал, воплями радости колыхалась свита. Император отполз на коленках, сорвал с себя одежды и, путаясь ногами в зацепившейся мантии побежал к балкону, не останавливаясь, выпрыгнул вниз. Сквозь открытую дверь я видел, как его подхватила безумствующая толпа и он носился по рукам, обливаясь вином из мехов, пожирая куски мяса, лобзаясь с каждым встречным, жирный, весь вымазанный в жиру.
Волнами:
- Властелин..!! Да будет...!!
Я спокоен. Я все понял. Я сказал про себя: «Да, Властелин». Я, в рубище и короне, смотрел с балкона на свое новое владычество. На лице застыла улыбка.

Андрей очнулся в разбитой квартире и, охватив все туманным взглядом, босиком и полураздетый вышел на улицу. «Не властен над властителем ни разум, ни племя…» - шевелилось в голове. Немедленно! Андрюха читал свою волю. Ему внимали.Его слушали. Но скоро неведомым образом Андрюха остался совсем один. В маленькой вонючей комнате. Связанный полотном. Мелькали картины как кто-то хотел воспрепятствовать ему. Картины его гнева. Никто не смеет заточать Властелина и перечить ему. Осквернять. Бунтовщики поплатятся … знаком отмеченный…

Мозг Андрея так и не вышел на нормальную работу. Никто не мог понять, как так получилось. Врачи разводили руками, говорили сложными терминами и увещевали, что делать серьезные выводы еще преждевременно. Кто-то рыдал и до боли сжимал кулаки и веки. Кто-то вскоре забыл обо всем, временами только мелькало: «…а ведь и правда с ума сошел парень. Пипец…». Только Диман все чаще задумывался, и ему становилось все страшнее. Он вспоминал беззаботное пьяное лицо со сверкающими глазами, быструю, но внятную речь, звенящий смех. Как где-то, прервавшись, пили, а потом Андрей не мог вспомнить, о чем была речь. Как изображал толпу руками. Говорил, как о смешном курьезе. Балясничал. Искренне. Только на дне зрачков, паучками расползался страх, и что-то чужое старому Андрюхе, самому Диману, рюмочной и всем вокруг, и страху тоже. Тогда он подумал, что это спьяну кажется. Теперь – не находил себе места. Устремив тяжелый взгляд в стену, на продавленном диване со стаканом в руке в сотый раз слушал строки одной из любимых песен Андрюхи:
«…И карабкаясь по скалам,
Познав истину, дошли,
До блаженного безумства
Альпинисты-короли».