немецкие принцессы в россии

Александр Крылов-Толстикович

ПРИНЦЕССЫ И ГОРОШИНЫ
 
Немецкие принцессы в России
           в XVIII-XIX веках.














               


В книгу «Немецкие принцессы в России» вошли биографические очерки о русских императрицах и великих княгинях, происходивших из владетельных германских домов XVIII-начала XIX столетия.
Героини произведений - малоизвестные широкому читателю персонажи отечественной истории, тем не менее, игравшие заметную роль в политической и дворцовой жизни России.
Любовь, политика, интриги наполняли жизнь этих женщин. Но далеко не всегда, красавицы, примерявшие бриллиантовые короны были счастливы в своей личной жизни...
















НЕОБХОДИМОЕ  ПРЕДИСЛОВИЕ


Открывая книгу предисловием, писатель обычно стремится объяснить причины, подтолкнувшие его к ее написанию, иногда он  приоткрывает некоторые секреты творческой  кухни,  надеясь тем самым  убедить читателя стать долгосрочным союзником и соавтором.
Конечно, ничего зазорного в подобном литературном приеме нет. Более того, во многих случаях читатель сразу становится горячим поклонником таланта сочинителя, их сердца начинают биться в унисон, что позволяет  в трогательном единодушии вынести тот или иной финальный приговор героям романа.   
Композитору в этом отношении еще проще: в увертюре к опере - без всяких слов, лишь тончайшими музыкальными нюансами, он  способен поведать не только  основные перипетии либретто, но и передать сложнейшую гамму эмоций, переполнявших его душу.
Увы, оба приведенных примера не подходят к книге, которая лежит перед вами, уважаемый читатель. Для этого обстоятельства существует, по крайней мере, две веские причины.  Первая заключается в том, что автор, следуя латинской мудрости «Пишут для того, чтобы рассказать, а не для того, чтобы доказать»,  не считает возможным навязывать кому бы то ни было, собственное видение минувшего, равно как  он давно уже отказывается и от попыток  оценивать события и поступки людей, о которых  пишет.
Кроме того, эта книга - не роман или либретто оперы, а рассказ о вполне реальных исторических персонажах – немецких принцессах, связавших с Россией свою судьбу; рассказ,  основанный на подлинных архивных документах, исключающих фантазии и возможность домыслов. 
В то же  время, стремясь отбросить скучную наукообразность, которой в популярных изданиях нередко подменяется историческая действительность, автор попытался максимально дать слово самим действующим персонажам и их близким, и за них часто говорят пожелтевшие страницы интимных дневников  и доверительных писем  героинь книги. 
Любой человек, изучающий историю России, не может не отметить наследственную  приверженность мужской половины царской династии  Романовых к бракам с немецкими принцессами. На протяжении двух столетий именно дочери германских принцев, князей, герцогов чаще всего оказывались супругами русских великих князей, российскими императрицами, а  Россия стала для них второй родиной, где они жили, любили, умирали.
Германофильская ориентация брачных традиций Романовых кажется тем более странной, что на географической карте Европы XVIII – XIX столетий  любое германское  княжество смотрелось всего лишь маленькой горошиной  по сравнению с бескрайними  пространствами Российской империи.
В начале XVIII столетия, Петр I, при всей своей тяге к западной цивилизации и страстном желании  породниться с какой-нибудь европейской  королевской фамилии, всерьез не мог рассчитывать на взаимность со стороны французских Бурбонов или Габсбургов, для которых подобный мезальянс был просто невозможен. Решив женить сына Алексея, Петр I обратил свой взгляд на более доступный рынок коронованных невест, которым издавна славились германские княжества. Немаловажную роль в решение царя  играли  и политические соображения, желание найти новых союзников и партнеров. Следует учитывать и более близкое знакомство тогдашнего русского общества с немецкой культурой, языком, наукой;  именно с немецкими  предпринимателями существовали наиболее тесные экономические отношения; немаловажным фактором было и то обстоятельство, что  в России издавна существовала  значительная немецкая диаспора и из всех иностранцев, немцы были  наиболее привычными для русских людей. Так в Россию приехала принцесса София-Шарлотта  Брауншвейг-Вольфенбюттельская, чтобы стать женой несчастного царевича Алексея Петровича.
Заметим, что подчас  династические браки Романовых с немецкими принцессами,  объяснялись не только давними политическими и экономическими  связями России и Германии, но и чисто практическими соображениями. Среди дочерей многочисленных германских князей в любой момент можно было подобрать подходящую по возрасту невесту  для  подросшего великого князя;  переход из протестантского  вероисповедания в православие совершался более спокойно, чем из католицизма;  да и  скромные запросы небогатых  принцесс,  не могли идти в сравнение с амбициями  королевских домов Лондона, Парижа или Вены.
 Принцесса Софьи-Шарлотта  Брауншвейг-Вольфенбюттельская,  императрицы Мария Федоровна-старшая, Елизавета Алексеевна, Александра Федоровна-старшая,  Мария Александровна, великие княгини Наталья Алексеевна, Анна Федоровна, Елена Павловна - сегодня их имена  известны немногими, а когда-то эти женщины играли  заметную роль в политической и дворцовой жизни России. 
Редкое исключение – имя Екатерины Великой, урожденной принцессы Ангальт-Цербской, знакомое каждому русскому человеку с детства. Однако даже сжатый рассказ о государственной деятельности  императрицы, о  перипетиях  ее жизненного пути, отношениях с близкими и сыном – великим князем Павлом Петровичем - далеко выходит за скромный  формат биографического очерка.  Тем не менее, образ Екатерины II, не редко  появляется на страницах  книги, а ее оценки и характеристики  многих персонажей,  позволяют  лучше понять многие тайны изощренных  дворцовых интриг.
Увы,  очень редко маленькие принцессы,  ложась спать на горошине, просыпаются Екатеринами Великими... Гораздо чаще жизнь вчерашних германских принцесс, ставших членами Дома Романовых, протекала в семейных хлопотах, среди строгого церемониала  дворцовых торжеств, в суете блестящих балов, в злословии светских сплетен. Далеко не всегда, красавицы, примерявшие бриллиантовые короны,  были счастливы в  личной жизни. Трагическая судьба ждала первую европейскую принцессу, приехавшую в Россию - Софью-Шарлотту Брауншвейг-Вольфенбюттельскую; немало душевных терзаний выпало на долю жены Александра I императрицы Елизаветы Алексеевне; разводом окончился брак цесаревича Константина Павловича и принцессы Юлии Саксен-Кобургской; горечь измены отравила последние годы жизни императрицы Марии Александровны, супруги царя-Освободителя Александра II
Когда-то Александр Дюма  сформулировал свое видение прошлого человечества в известном афоризме: «История - это роман, произошедший в действительности». Но, согласитесь,  ни один роман, ни одна история немыслимы без женского образа, без чувства  любви, без красоты и  нежности, которые обязательно ему сопутствуют. Наш рассказ о маленьких немецких принцессах, некогда  проснувшихся  русскими великими княгинями.

       Александр Крылов-Толстикович               
   

               
   

.               








       










           ЦАРСКАЯ НЕВЕСТКА 

            














        СОФИЯ-ШАРЛОТТА  (1694-1715),  урожденная принцесса Брауншвейг-Вольфенбюттельская. С  1711 г. жена царевича, великого князя Алексея Петровича.
Дети: Наталья (1714-1728), Петр (1715-1730).

















 Европа еще не успела привыкнуть к мысли о том, что она живет в новом - восемнадцатом веке, как с востока в столицы цивилизованного мира стали приходить обескураживающие новости о викториях московского царя Петра  I над прославленным и  непобедимым шведским королем  Карлом XII, до того без особого труда покорившего Данию и  Польшу. Послы отписывали в Париж, Лондон, Вену о поразительных переменах,  происходящих в сонном московском царстве.
Русские строили мануфактуры, корабли, лили пушки,  носили пудреные парики,   брили косматые бороды, а их жены примерялись к парижским модам и без устали танцевали на царских ассамблеях. Сам царь Петр Алексеевич, презрев обычаи предков, предписывающие наследнику византийских императоров пребывать в праздности и молитвах,  с топором в руках отстраивал на пустынном берегу Невы новую столицу, носящую его имя - Санкт-Петербург.
Пытаясь создать современное государство, основанное на принципах европейской цивилизации, Петр I реорганизовал всю систему государственного аппарата, учредив вместо архаичных приказов невиданные прежде в России коллегии, а место боярской думы занял Сенат, куда вошли выдающиеся государственные деятели того времени. Была создана стройная административно-территориальная  система,  разделившая всю страну на губернии и провинции. Огромные  средства выделялись на формирование  регулярной армии и флота, с завидным постоянством громивших  воинственных шведов.
В то же время,  многие вековые традиции нещадно искоренялись. Большие перемены произошли в жизни православной церкви: был уничтожен трон  патриарха - второго после самого царя человека в государстве. Отныне  сам государь становился главой церкви, а ее текущими делами стал ведать Священный Синод, составленный из православных иерархов.  Причем надзор за деятельностью Синода  осуществлял обер-прокурор - светское лицо, назначенное из военных или гражданских чинов. Монастыри - былой оплот православной церковности, переживали тяжелые времена.  Черное духовенство - монахи - лишались многих  привилегий: у них отбирали земли, крепостных крестьян, с колоколен православных храмов сбрасывали колокола, чтобы перелить их на пушки, а тысячи странствующих из обители в обитель богомольцев без лишних слов забирали в драгуны.
Реформы Петра I затронули не только государственные институты, судебную власть, экономику или оборону -  с не меньшей энергией царь вторгался в личную жизнь своих подданных, уговорами, а чаще - силой, заставляя их вместе с париками и камзолами, примерять на себя европейскую мораль, обычаи, иноземный стиль жизни.
Отныне иностранный путешественник,  предприниматель, военный  мог рассчитывать на самый теплый прием в России. Со всех концов Европы потянулись сюда офицеры, врачи, инженеры, ученые, желавшие применить на новом месте свои таланты и способности. Многие из них достигли высоких постов, многим суждено было сыграть важную  роль в жизни своей новой родины.
Подобные новшества не могли не вызвать появление мощной оппозиции, волею судеб, лидером которой суждено было стать царевичу Алексею - родному сыну царя Петра от его первого брака с Евдокией Федоровной Лопухиной.
                х х х
Царевич Алексей, родившийся 18 февраля 1690 года, с малых лет познал неукротимый  нрав своего отца.  Его мать -  царица Евдокия Федоровна была насильно заточена в монастырь, а брак, по желанию царя Петра оказался расторгнут. Восьмилетнего мальчика  взяла на воспитание любимая сестра Петра I, царевна Наталья. В 1699 году Петр намеревался послать царевича для образования за границу, но затем изменил свой план и пригласил к нему в воспитатели немца Нейгебауера. Однако тот не сумел ужиться с  русскими приближенными царевича  и весною 1703 года его место  занял барон Гюйссен (1).
  Если верить отзывам Гюйссена, в детстве царевич был прилежен, любил математику и иностранные языки и мечтал  познакомиться с чужими странами. Однако  уроки нередко надолго прерывались, то поездками в разные города, то участием царевича в военных походах. Вероятно, Петр желал, таким образом, на деле  приучить наследника к военным трудам, но частые перерывы в занятиях,  не способствовали  успехам в науках.
В 1705 году Петр отправляет Гюйссена  за границу с дипломатическим поручением, и юный царевич оказался предоставлен самому себе именно тогда, когда наступало время серьезно заняться его подготовкой к той ответственной должности, которую он рано или поздно должен был занять в силу своего происхождения. 
Как обыкновенно бывает в юношеском возрасте, большое значение на формирование характера Алексея имели  люди, окружавшие царевича в повседневной жизни. В большинстве это были ярые приверженцы старого образа жизни и множество православных священников и монахов. “К попам он имел, - свидетельствовал камердинер Афанасьев, - великое горячество”. Особенным влиянием пользовался  духовник царевича  протопоп  Яков Игнатьев (2), не упускавшего случая напомнить юноше, что его мать стала невинной жертвой бешеного нрава Петра. Алексей был очень привязан к Игнатьеву. “В сем житие, - писал он ему в одном из писем, - иного такого друга не имею...”
Все старания Петра I уничтожить влияние этих, по выражению царя,  “больших бород”, и “непотребных людей, которые грубые и омерзелые обыкновенности имели”, не имели успеха, а лишь вызывали озлобление  Алексея.
Не способствовал  сыновей любви и отчаянный страх, который с годами царевич все сильнее ощущал к Петру.    Классическая драма отцов и детей усугублялась царственным положением  этих близких людей. Сыну не хватало понятливости, отцу - терпения. В реформах Петра I  Алексей видел только отрицательные стороны, противные самому духу русского православного человека. От суеты окружающей жизни Алексей искал прибежища в молитве, религиозной обрядности. Он не менее шести раз перечитал Библию, постоянно покупал книги религиозного содержания, делал из них пространные выписки.
Еще более отдалила этих близких по крови, но столь разных по вкусам, убеждениям и мечтам людей,  новая любовь Петра I - Екатерина Алексеевна, бывшая служанка, взятая в плен русскими солдатами (3). 
                х х х
Фантастическая судьба первой русской императрицы Екатерины Алексеевны второй супруги государя Всея Руси Петра Великого может показаться современному читателю русской версией сказки месье Шарля Перро о  нищей сироте Золушке.   
Пожалуй, только  судьба короля Швеции Карла XIV - бывшего солдата французской революции  Жана Бернадота, может сравниться  фантасмагоричностью метаморфозы  превращения жалкого червяка в прекрасную бабочку, то бишь, лифляндской прачки Марты Скавронской в  русскую императрицу Екатерину I.  Дочь крестьянина, жена шведского драгуна Иоганна Рабе, служанка мариенбургского пастора  Глюка, взятая в плен русскими гренадерами и стиравшая солдатские портки в обозе, она была примечена кем-то из офицеров и, сменив не одного любовника, оказалась в палатке фельдмаршала Шереметева. Здесь ее  приметил любимец царя Петра I Александр Меньшиков, ставший первой ступенькой на лестнице, ведущей на русский престол.
 Но даже столь прихотливая игра Его Величества Случая не могла ни стереть, порохом вытатуированной надписи: “Долой тиранов”, обнаруженной после смерти на груди у старого короля Карла XIV, ни искоренить плебейские  привычки  ее императорского величества Екатерины Алексеевны.
Для историков, вероятно, навсегда останется загадкой, чем могла пленить русского царя эта женщина. Сохранившиеся портреты отнюдь не свидетельствуют о необыкновенной красоте русской царицы: круглое, полное лицо, с неправильными чертами,  крупным носом и пухлыми губами.
“Царица была маленькая, коренастая, очень смуглая, непредставительная и неизящная женщина, - описывала впечатление  о Екатерине ехидная маркграфиня Байретская. -  Достаточно взглянуть на нее, чтобы догадаться о ее низком происхождении. Судя по ее безвкусному костюму, ее можно было бы принять за немецкую комедиантку. Ее платье имеет вид купленного у старьевщика; оно старомодно и покрыто серебром и грязью... На ней дюжина орденов и столько же образков и медальонов с мощами, прикрепленных вдоль всей отделки ее платья; благодаря этому, когда она идет, то кажется, что приближается мул”.
Башмаки с царской ноги, долгие годы, хранимые в Петергофе, с очевидностью доказывали, что хрустальный башмачок Золушки  вряд ли удалось бы натянуть даже на большой палец  Екатерины.
Но разгадку триумфа Марты Скавронской следует искать не в ее женских прелестях - в первую очередь, она смогла привязать к себе Петра I  душевным сопереживанием. Скорее сердцем, чем умом, она угадывала его мысли и желания, откликалась на его  бурные затеи, делила не только постель, но и трудности военного похода, терпеливо сносила  грубость и резкие выходки, могла успокоить и унять головную боль, временами, доводившую царя до буйного помешательства. Екатерина Алексеевна разделяла и увлечение супруга дарами Бахуса,  по свидетельствам многих  иностранных дипломатов,  царица слыла “первоклассной пьяницей”,  чем они объясняли - (заметим, достаточно прямолинейно!) - волшебное  превращение неграмотной чухонки  в русские императрицы.  Кроме доброй чарки с вином, Екатерина увлекалась танцами, любила веселье, маскарады, всевозможные праздники и фейерверки.
Была ли она искренна в своем чувстве к державному повелителю России, понимала ли противоестественность, даже абсурдность, своего  появления на вершине власти?  Вряд ли существует однозначный ответ на подобный вопрос...  Легко менявшая мужей и фаворитов,  передаваемая с рук на руки пресытившимися любовниками, Екатерина обрела привычку воспринимать жизнь таковой, какова она есть. Приспосабливаясь к очередному обладателю ее тела,  она, бездумно-органично, без всяких усилий, внутренних переживаний или душевных сомнений, вливалась в новую для нее жизнь, принимала новые правила игры, оставаясь, в сущности, в глубине души все той же прачкой  пастора Глюка - Мартой. Скавронской, каковой ей было суждено явиться в этот мир...
Отношения Алексея Петровича с  мачехой складывались не просто. Вначале между ними возникла даже некоторая симпатия, объясняемая достаточно прагматично: они были нужны друг другу - Екатерина пыталась через царевича расположить к себе нужных  людей, а Алексей не единожды прибегал к  ее заступничеству перед отцом. Но со временем в их отношениях возникает очевидная холодность. Екатерина, подарившая Петру шесть детей, из которых выжили только две дочери, не теряла надежду родить сына, который по ее мысли мог стать престолонаследником вместо нелюбимого отцом  Алексея. Вдохновленная такими честолюбивыми мечтами, она стала то явно, то тайно вредить пасынку.
                х х х
После  безуспешных попыток привлечь царевича к участию в решение хлопотливых  государственных дел,  Петр I казалось, потерял интерес к сыну и предоставил его самому себе.  Алексей с облегчением покинул царский двор и переехал в любимую им Москву, с ее бесчисленными куполами храмов, запахом милой старины, с богомольными старухами и по-византийски пышными долгими церковными службами. Здесь, вдали от петербургского шума, от  строгости царственного отца, Алексей в разговорах с ближайшими друзьями мог строить планы на будущее, мечтать о том времени, когда он займет прародительский престол и все вновь возвратиться к старине, покою и благолепию.
В народе давно шли  смутные толки  о разладе царевича с отцом. С Алексеем связывали надежды на освобождение от жесточайшего гнета Петровских реформ, на ликвидацию страшной рекрутчины, возврат к  обычаям дедов. Деятельными соратниками царевича становились представители старинной знати, обиженные  возвышением неродовитых выскочек,  православные священники, явственно усматривающие в облике царя черты Антихриста.  Постепенно семейный разлад стал принимать форму острой политической борьбы между сторонниками старой и новой России.
 В конце 1706 года царевичу удалось тайком посетить свою мать в Суздальском монастыре. Узнав об этом,  Петр пришел в ярость и  решил принять срочные меры, чтобы еще раз попытаться  перевоспитать юношу, отвратить его от сторонников старины, убедить в притягательности  европейского житья. “Я сегодня или завтра могу умереть, но знай, что мало  радости получишь, если не будешь следовать моему примеру, - убеждал государь наследника. - Если советы мои разнесет ветер, и ты не захочешь делать того, что я желаю, то я не признаю тебя своим сыном: я буду молить Бога, чтобы Он наказал тебя в этой и будущей жизни”.
В  конце 1709 года Петр посылает  сына вместе с несколькими придворными в Дрезден.  Цель поездки состояла в том, чтобы  познакомить наследника престола  с  союзниками, дать опыт дипломатического общения, да и образование цесаревича требовало опытных педагогов, способных восполнить зияющие  пробелы в знаниях Алексея. 
Существовала еще одна причина для дальнего путешествия, о которой вслух не говорилось, хотя все сопровождавшие царевича  князя были прекрасно о ней осведомлены:  Петр I желал, чтобы сын  во время путешествия выбрал себе из многочисленных европейских  принцесс достойную спутницу жизни. 
Еще в 1707 году барону Урбиху и Гюйссену было поручено приискать невесту для царевича. На их вопрос относительно возможности сватовства к старшей дочери австрийского императора, вице-канцлер Кауниц ответил довольно уклончиво. Русские настаивать не стали, а вместо того обратили внимание на принцессу Софию-Шарлотту Брауншвейг-Вольфенбюттельскую.
Путь в Дрезден лежал через Краков, где Алексей Петрович пробыл три месяца. К этому времени относится его характеристика, сделанная графом Вильчеком по поручению австрийского двора. Он подробно описал наружность царевича, характер, манеру держать себя и распорядок дня. По его словам, Алексей Петрович казался весьма задумчив и неразговорчив в незнакомом обществе; скорее меланхоличен, чем весел; скрытен, боязлив и подозрителен до мелочности, как будто кто-нибудь хотел покуситься на его жизнь. Вместе с тем, царевич был очень любознателен, посещал церкви и монастыри Кракова, присутствовал на диспутах в университетах, покупал много книг, главным образом богословского содержания и отчасти исторического, и ежедневно употреблял по 6 - 7 часов не только на чтение, но и на выписки из книг, причем никому своих выписок не показывал. По мнению графа Вильчека, Алексей Петрович обладал хорошими способностями и может оказать большие успехи, если окружающие не станут делать ему препятствий.
В Варшаве Алексей Петрович обменялся визитами с польским королем Августом III, а затем направился в Дрезден. Здесь  Алексей  занимался геометрией, географией и французским языком, брал уроки танцев и посещал театральные представления на французском языке. Отдохновение от наук он находил в обществе своих спутников - князя Никифора Вяземского, управляющего Федора Еварлакова, ключаря  и камердинера Ивана Афанасьева, с которыми "веселиться духовно и телесно, не по-немецки, но по-русски", или, говоря по простому, предавался ежедневному пьянству.
Однако, опасение, что отец прознает о его нескучных досугах, заставило царевича  тронуться в дальнейший путь.  Весной 1710 года, по дороге в Карлсбад, в местечке Шлакенверт, Алексей  впервые  встретился с Софией-Шарлоттой принцессой Брауншвейг-Вольфенбюттельской, которой тогда шел шестнадцатый год.  Время  не пощадило портретов принцессы: сохранилось лишь несколько гравюр немецких мастеров, изображающие ее в детском возрасте и пять или шесть парсун, написанных уже  в России.  Судя по ним,  принцесса была высокой, изящной блондинкой, не слишком красивой, но достаточно милой и приветливой наружности.
 Девушка понравилась русскому царевичу, а, кроме того,  Алексей, останавливая свой выбор на принцессе Софии-Шарлотте, не без основания полагал,  что  отец в любой момент может предложить ему намного худший вариант брака. Об этом Алексей откровенно пишет в Москву  Якову Игнатову, "... и на той княжне давно меня уже сватали, однакож мне от батюшки не вполне было открыто, и я ее видел и сие батюшке известно стало и он писал ко мне ныне, как оная мне понравилась и есть ли моя воля с нею в супружество, а я уже известен, что он меня не хочет женить на русской, но на здешней, на какой я хочу; и я писал, что когда его воля есть, что мне быть на иноземке женатому, и я его воле согласую, чтоб меня женить на вышеписанной княжне, которую я уже видел, и мне показалось, что она человек добр и лучше ее мне здесь не сыскать". 
В конце сентября 1710 года Алексей Петрович посетил принцессу Шарлотту в Торгау и решил сделать ей предложение, о чем и уведомил Петра. В январе 1711 года из Петербурга пришло отцовское благословение, и вскоре  царевич отправился в Вольфенбюттель представиться родителям невесты.
             х х х
Итак, коль скоро разговор пошел о свадьбе, пора представить читателям избранницу русского царевича...
2 августа 1694 года в семье герцога Людвига-Рудольфа Брауншвейг-Вольфенбюттельского и его супруги Христианы-Луизы родилась вторая дочь, которую при крещении получила имя Шарлотта-Христиана-София.   
Конечно, рождение маленькой принцессы небольшого герцогства было делом сугубо семейным, и разве что дежурные поздравления от родственников, да флаги на башнях  замка  отличали этот день от череды других.
Однако предки новорожденной кронпринцессы происходили из династии герцогов Брауншвейг-Вольфенбюттельских - одного из самых древних и  знаменитых европейских владетельных домов,  еще в XII веке оспаривавших корону у германских императоров. Тогда  герцог Генрих Лев, сосредоточивший в своих руках в 1142-1180 годах власть над двумя крупнейшими германскими герцогствами - Саксонией и Баварией, стал самым грозным соперником своего швабского кузена императора Фридриха Барбароссы. Потерпев поражение,  Генрих лишился обоих герцогств, но его сын продолжал спорить за власть с сыном Барбароссы и, в конце концов, в 1209 году был коронован папой римским, став императором Оттоном IV. 
Потомки Генриха Льва сохранили свои владения в части нижнесаксонских земель, став Брауншвейгскими герцогами. В конце  XVI  веке Брауншвейгский дом разделился на две ветви: Брауншвейг-Вольфенбюттельскую и Люнебург-Ганноверскую.
Дед Шарлотты, престарелый герцог  Антон-Ульрих, правил небольшим герцогством Вольфенбюттельским, а для своего сына Людовика-Рудольфа он выделил часть города Блакенбурга.
В шесть лет Шарлотту  взяла на воспитание ее родственница принцесса Мария-Иозеффа, жена  Августа III, курфюрста Саксонского и короля Польского.
Именно те несколько лет, которые девочка провела  под пристальным присмотром королевы, сформировали ее характер, выработали черты, определившие в дальнейшем весь нравственный портрет будущей жены наследника русского престола.   Шарлотта получила  лучшее по тому времени образование:  то есть, она  прекрасно щебетала на французском  и  итальянском языках, знала латынь, играла на лютне,  и клавесине, отменно танцевала,  рисовала и рифмовала стихи. Жизнь при дворе Августа III, одного из самых блестящих королей Европы, способствовала тому, что Шарлотта превратилась в  светскую  девушку, обладавшую любезностью и выдержкой придворной дамы, но совершенно лишенную практической сметки, умения жить, приспосабливаться к обстоятельствам, тем более к таким, с какими ей придется  столкнуться в самом ближайшем  будущем.
Время летит быстро, а в начале восемнадцатого столетия было принято выдавать девушек замуж в совсем юном возрасте. 
Когда герцог Антон-Ульрих впервые получил известие о желании царя Петра женить своего сына на его внучке, он испытал двойственное чувство. С одной стороны, ему льстила мысль породниться с   монархом, владеющим шестой части мира. С другой, смущал непредсказуемый исход многолетней  войны России со Швецией. В случае поражения русских, старый и опытный дипломат Антон-Ульрих  рассчитывал, что в качестве своего нового родственника, он вполне может увидеть и шведского короля Карла XII.
Но сокрушительная победа войск Петра I под Полтавой все поставила на свои места: король Карл XII скрывался где-то у турок, а московский царь  сделался одним из самых авторитетных государственных мужей того времени. Союзник России Август III также был чрезвычайно рад предстоящему браку принцессы Шарлотты на сыне Петра I, и даже услужливо взял на себя свадебные издержки, чем окончательно убедил герцога в правильности выбранного решения.
Так политика предопределила выбор жениха для внучки герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского. Стоит ли говорить, что при таком сложном раскладе политических карт, мало кто задумывался о желании или нежелании самой принцессы Шарлотты выходить замуж за совершенно неизвестного ей человека?
Можно лишь строить более или менее смелые гипотезы, о том, какие чувства переполняли душу молодой девушки,  почти подростка, накануне крутого поворота судьбы. Замужество, разлука с родными, переезд в далекую,  неведомую страну, с чужим языком, людьми, исповедующими иную веру.  Россия, или Московия, как тогда еще называли ее по старой привычке, представлялась девушке заснеженной равниной, населенную  ордами варваров, где по грязным улицам  деревянных городов бродят медведи и волки.
Конечно, ни о какой любви или симпатии к жениху не могло идти и речи: девушка  выходила замуж согласно воле родственников, которой она должна была подчиниться. Фатальная обреченность явственно ощущается в строках из письма Шарлотты к деду: “Это подает мне надежду, что все в скором времени придет к благополучному концу, я желаю этого для того, чтобы в состоянии доказать вам мою преданность и мое послушание”.
         х х х
Династические браки подразумевают долгую дипломатическую работу, подготовку хитроумного брачного договора,  устраивающего обе стороны. Составление такого документа заняло немало времени и только 19 апреля 1711 года Петр I,  отправляясь в поход против турок, поставил свою подпись на документе. Договор включал в себя семнадцать статей. После общих возвышенных фраз  о любви и уважении между супругами, начиналась  жизненная проза: царь обязывался на свой счет привезти кронпринцессу - такой титул невеста получала после свадьбы - и ее  свиту  в Россию и выделять на их содержание по 50 тысяч талеров ежегодно. В случае смерти супруга  денежное содержание сохранялось за принцессой, и она добровольно могла решать оставаться ей в России или ехать на родину. Кроме того, царь должен был приобрести  для будущей невестки особое владение в Германии.
В России Шарлотта и все ее придворные вольны были сохранять лютеранское вероисповедание, но дети,  рожденные от этого брака, должны были стать православными. Принцесса  отказывалась от права наследования брауншвейгскими владениями в пользу мужской половины. Чрезвычайно важным считался пункт договора, согласно которому Петр I обещал покровительство и помощь герцогам Брауншвейгским-Вольфенбюттельским.
В сопроводительном письме к герцогу Петр I выражал надежду, что Антон-Ульрих со своей стороны подпишет договор без замедления и отпразднует обручение внучки.
Пока готовился договор, и шли дипломатические переговоры, Шарлотта, казалось, окончательно примирилась со своей участью и даже пыталась найти  в своем сердце любовь к будущему жениху.
 “Моя дочь Шарлотта, - писала мать невесты Христина-Луиза в письме к барону Урбиху, - уверяет меня, что царевич очень переменился в свою пользу, что он очень умен, что у него самые приятные манеры, что он благороден,  что она считает себя счастливою и очень польщена честью, которую царевич и царь оказали ей своим выбором”.
Что ж, в преддверии свадьбы большинство людей смотрит на мир сквозь розовые очки...
                х х х
Свадьба должна была состояться 14 октября 1711 года в резиденции польского короля, находящейся в саксонском  городе Торгау. Накануне туда прибыл Петр I c семейством и двором.
В большом зале королевского замка срочно  заделывали все окна и на них вешали зеркала. Посредине зала, устланного зеленым сукном, был  построен помост, задрапированный коврами.  На помосте под красным бархатным балдахином стоял небольшой стол, на котором лежали крест и два венца. Стол окружали  дубовые кресла  для молодых, царя, польской королевы  и родителей невесты.
В три часа зал засверкал огнями тысячи свечей в бронзовых канделябрах, расставленных  перед зеркалами.  Спустя час начался торжественный выход участников торжества. Впереди шли офицеры в парадных мундирах, за ними важно шествовали  два маршала с жезлами. Затем появились Петр I с царевичем. Принцессу под руку вел ее дед, герцог Антон-Ульрих. Шлейф свадебного платья несли три придворные фрейлины.
Венчание продолжалось четверть часа и было совершенно на русском языке; к принцессе священник обращался по-латыни. Царь сам возложил венцы на головы  новобрачных. После совершения таинства брака все направились в  зал, где был дан  свадебный бал с танцами, музыкой,  фейерверком в саду. Уже было совсем темно, когда Петр I трогательно благословил новобрачных и, проводив их в покои, сам отправился спать. На другой день рано утром царь пришел в апартаменты Алексея и Шарлотты  и “кушал там инкогнито”.
 Однако медового месяца у молодых не получилось: уже через несколько дней  царь посылает Алексея в длительную поездку. Шарлотта  собирается последовать за  мужем, но сборы затянулись, и она надолго остается одна.
Принцесса испытывает нехватку средств, ей постоянно докучают интригами и ссорами ее придворные, но Шарлотта пока еще счастлива - она поверила в любовь мужа, в ее воображении рисуются картины семейного счастья. “Я нежно люблю царевича, моего супруга, - писала в эти безоблачные дня Шарлотта своей матери. -  Я бы нисколько не дорожила жизнью, если бы могла ее принести ему в жертву или этим доказать ему мое расположение, и хотя я имею всевозможные поводы опасаться, что он меня не любит - мне кажется, что мое расположение от этого еще увеличивается”...
Увы, ее опасения сбывались - со временем становилось совершенно очевидно, что Алексей совершенно охладел к жене. Немало этому печальному обстоятельству содействовали его частые и длительные  поездки по поручениям отца, во время которых он начал много пить.
                х х х
В апреле 1713 года по настоятельному требованию Петра I принцесса, наконец, выезжает в Петербург. Шарлотту сопровождает свита из 110 человек и близкая подруга -  ее кузина принцесса Юлиана-Луиза Ост-Фрисландская.
Русские, встречая супругу своего царевича, постарались не ударить лицом в грязь...  “Когда экипаж Шарлотты подъехал к Неве, к берегу подошла новая, красивая, обитая красным бархатом и золотыми галунами, шлюпка, - писал в Вену австрийский резидент Плейер. - На шлюпке находились бояре, которые должны были приветствовать кронпринцессу и перевезти ее на другой берег. На этом берегу стояли  министры и другие бояре в одеждах из красного бархата, украшенных золотым шитьем. Неподалеку от них царица ожидала свою невестку. Когда Шарлотта приблизилась к ней, она хотела, согласно этикету, поцеловать у нее платье, но Екатерина не допустила ее до этого, сама обняла и поцеловала ее и потом проводила в приготовленный для нее дом. Там она повела Шарлотту в кабинет, украшенный коврами, китайскими изделиями и другими редкостями, где на небольшом столике, покрытым красным бархатом, стояли большие золотые сосуды, наполненные драгоценными камнями и разными украшениями. Это был подарок на новоселье, приготовленный царем и царицей для их невестки”.
Первые месяцы жизнь на новом месте складывалась вроде бы  неплохо - Петр был нежен к невестке, вслед за царем свое расположение к Шарлотте  старались выказать и его придворные. Да и царевич, после долгой разлуки, казалось, стал более внимателен и любезен к жене.
“Царь меня осыпает ласками и милостями, - писала Шарлотта матери. - Мне теперь не только правильно выплачивают четвертные деньги, но сначала я получала также всю нужную для меня провизию, а теперь мне назначено несколько имений для покрытия расходов по хозяйству. Эти имения отданы мне в полное распоряжение, и мне принадлежит даже судебная власть над ними. В них живет 600 душ, а скоро мне дадут еще 900, что составит вместе 1500. Впрочем, эти имения рассеяны по разным местам.
Царь во время своего пребывания здесь был очень ласков ко мне, он говорил со мной о самых серьезных делах и уверял меня тысячу раз в своем расположении ко мне. Царица со своей стороны не упускает случая выразить мне свое искреннее уважение. Царевич любит меня страстно. Он выходит из себя, если мне недостает хоть малейшей вещи, а я без ума от любви к нему”.
Однако семейная идиллия быстро закончилась. Было бы бессмысленным делом пытаться ответить на чисто русский  риторический вопрос: “Кто виноват?” Слишком  уж разными по характерам, привычкам, вкусам, религии оказались эти молодые люди.
Выросшая в утонченной атмосфере  двора Августа III,  усвоившая с детских лет западноевропейскую культуру, Шарлотта так и не стала “своей” для русского общества, которое поначалу казалось весьма расположенным к  немецкой принцессе.  От нее самой зависело удержать симпатии русских, сойтись с ними ближе, увлечься их интересами, разделить их заботы и беды.  Вместо этого, Шарлотта заперлась в своем доме, старательно избегая любых контактов с представителями родовитой  знати, высокопоставленными сановниками. Она  не предприняла  даже попыток изучить русский язык, проникнуться духом нации, лишь по необходимости соблюдения придворного этикета, с брезгливым  недоверием посещала православные службы.
Раздражение вызывали бесконечные бытовые хлопоты, от которых принцесса была полностью избавлена у себя  родине, где жизнь была исполнена спокойствием и благополучием. Шарлотта привыкла к правильному, комфортному образу жизни, где все заранее размерено, определено, во время припасено.   
В Петербурге все было совершенно иначе. Многочисленные придворные, прибывшие с ней из Германии, без конца интриговали и ссорились между собой, объединяясь только для совместной борьбы с русскими купцами. Средств на содержание этой компании требовалось немало, а свои щедрые обещания скуповатый Петр I не спешил выполнять. Вскоре деньги стали выплачиваться не в срок и далеко не сполна. Появлялись и совершенно непредусмотренные расходы, оплачивать которые Шарлотте приходилось из собственного довольно худого кошелька. Все это совсем не напоминало сладкую жизнь при дворе короля Августа.
Раздраженная бесконечными неурядицами,  Шарлотта  никак не могла уяснить, что тогдашний Петербург  являлся всего лишь бивуаком воюющей армии, раскинутым по необходимости на топком болоте, от которого нельзя требовать всех удобств жизни, комфорта, благополучия. Как говорят французы: “На войне - как на войне”...
“Я никогда не составляла себе слишком выгодного мнения о России и ее жителях, - писала она отцу, - но то, что я увидела, превзошло мои ожидания. Нужно жить среди русских, чтобы их хорошенько узнать. Для того чтобы приобрести их расположение, необходимо сделаться русским и по духу, и по нраву и даже в таком случае это не всегда удается, ибо, если существует народ, так это именно наш. Они в высшей степени корыстны, и если одолжишь их чем-нибудь, то они полагают, что рассчитываешь на их благодарность, и тогда они начинают ненавидеть лицо, которое их облагодетельствовало. Доставив им какое-нибудь удовольствие, вы еще должны относиться к ним с той признательностью, которую могли бы от них ожидать, и благодарить их за то, что они приняли подарок, иначе они очень обидятся. Понятия их очень спутаны, самые ужасные кутежи распространены между ними, во время богослужения и молитвы они ведут себя чрезвычайно легкомысленно,  нечистоплотность их доходит до крайних размеров, нет области в Германии, жители которой не были бы более образованы русских, то есть тех из них, которые ничего не видели, кроме своей родины. Одним словом, это очень непривлекательный народ”.
Конечно, столь  жесткая и безаппеляционная характеристика немецкой принцессы страдает очевидной предвзятостью и лишь демонстрирует ее полное непонимание характера народа,  тех исторических особенностей, в которых формировалась русская нация.
Впрочем, можно ли требовать от молоденькой девушки, почти насильно завезенную на  край света,  лишенную семьи, живущей с нелюбимым мужем,  в непривычной, чуждой атмосфере, объективных оценок? Достаточно вспомнить, что подобную точку зрения на русскую нацию разделяли и более глубокие европейские умы в значительно более позднее время...
К тому же в то время в России даже при царском дворе и среди придворных существовало немало  шокирующих обычаев, которые не могли не смущать принцессу.
Впрочем, названия “царский двор” и “придворные”,  применительно к тому времени, звучат достаточно условно. По большей части вокруг  русского самодержца постоянно вертелась  шумная интернациональная  компания полупьяных авантюристов, гвардейских офицеров, вчерашних слуг и простолюдинов, поднявшихся из грязи в князи, благодаря своему природному уму, сметке и наглости. 
Соответственно, и нравы тогдашнего царского двора были далеки от светской куртуазности Версаля - в  новой столице России - Петербурге -  предпочитали не стеснять себя докучливыми требованиями этикета, а на торжествах и ассамблеях шутки и дурачества принимали подчас самые дикие формы.
Хотя царский устав об подобных увеселениях  четко предписывал: “Во время бытия в ассамблеях вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать; так же церемонии делать вставанием, провожанием и прочим, отнюдь да не дерзнет под штрафом, но только при приезде и отъезде почтить поклоном должно”, редкий гость к концу бала оставался в трезвости и здравом рассудке.  Царь трезвых не жаловал, а  пьянство полагал непременным условием любого праздника, где пили много, и пили все - дамы, господа, молодые и старые. 
“Не проходит ни одного дня без пьянства”, - жаловался  барон Поменитц, рассказывая о пребывании царя в Берлине в 1713 году. Но если заграницей все-таки существовали сдерживающие факторы, то дома развлекались по полной программе.  На пиру Петр всегда был первым. Могучее здоровье долгие годы позволяло выдерживать подобный  образ жизни, но постепенно силы покидали его. “Царь уже 6 дней не выходит из своей комнаты, - писал саксонский посланник Н. Лефорт, - он заболел после пирушки на царской мызе, по случаю закладки церкви. Было выпито 3000 бутылок вина, и это задержало поездку в Кронштадт”.
Петр находил особое удовольствие в том, чтобы напоить допьяна присутствующих на веселье женщин.  Для достижения желаемого результата царь пользовался аргументами, не допускавшими никаких возражений. Дочь вице-канцлера Шафирова, крещеная еврейка, как-то попробовала  отказаться от чарки с водкой. “Я тебя выучу слушаться, жидовское отродье!”, - прорычал взбешенный Петр, отвесив строптивой девицы две увесистые пощечины на закуску. Надо ли говорить, что впредь Шафирова не уклонялась  от царского угощения?
Значительное место в деле перевоспитания русских  барышень на европейский манер Петр отводил танцам. Царь считался отменным танцором, выделывавшим “каприоли”, которые сделали бы честь лучшим парижским  балетмейстерам. Все  кавалеры по долгу службы были обязаны в точности выделывать те же фигуры и па, что и государь.  Однако далеко не все были столь искусны в хореографии - старые и дряхлые гости,  приезжавшие на ассамблеи, боясь царского гнева, с трудом  дрыгали  ногами, путались, тяжело сопели, из-под пышных париков градом катился пот, а неутомимый Петр только прискакивал и без устали вертел раскрасневшихся дам.  Когда несчастный боярин без сил валился на пол, царь прибегал к испытанному средству: провинившемуся насильно вливали огромный кубок вина, после чего беднягу выволакивали на  холод.
Петр I не только прорубил окно в Европу -  он сдернул покрывало домостроевской стыдливости,  отныне любовные связи  стали непременным атрибутом светского человека, жаждущего любви, секса, удовольствий.  То, что до Петра проделывалось если и не скрытно, то и без излишней огласки, при нем стало совершаться вполне открыто. Об амурных приключениях заговорили без осуждения,  скандальные  сплетни о любовниках и любовницах сделались любимой темой разговоров  дам и кавалеров.   
                х х х
Но к Шарлотте царь Петр относился почти с нежностью - в ней он видел  образец, столь любезной его сердцу, западноевропейской культуры, с ее помощью надеялся   приохотить сына к  чуждому для него стилю жизни.
Петр I, большей частью, находившийся в походах и разъездах, редко мог видеть принцессу, но каждый раз встречаясь с ней, был приветлив и ласков, “осыпал изъявлениями милости и расположения”,  писала Шарлотта на родину.
Далеко не так удачно складывались отношения с царицей. “Она хуже всех” - слова Шарлотты, красноречиво рисующие характер отношений  двух первых дам Российского государства...  “Моя свекровь ко мне такова, как я всегда ее себе  представляла, и даже хуже”, - жаловалась принцесса в апреле 1715 года. Да и в народе о супруге цесаревича велись совсем не добрые речи.  «Брак этот очень не по сердцу народу. Он втихомолку ропщет и не может скрыть своего неудовольствия по поводу вероисповедания новобрачной», - замечал в депешах в Лондон секретарь английского посольства Л. Вейсборд..
И все-таки определяющими были семейные беды. Пассивное, молчаливое сопротивление Алексея воле отца оказывается сильнее деспотической энергии царя. Наследник престола делал все, чтобы держаться подальше от отцовского двора, но дома его бесило присутствие жены-еретички, отвергающей его религию, ему наскучили ее  упреки в тех неудобствах, которые она испытывает в России.
От горестей и семейных огорчений впал Алексей Петрович в вечный русский порок - стал почти ежедневно крепко выпивать, а его друзья, желая еще более отдалить царевича от жены, повадились приводить с собой  на совместные пирушки уличных девок, одна из которых - дворовая “чухонка” князя Никифора Вяземского Ефросинья Федорова становится его постоянной любовницей. 
В 1713 году, чтобы избежать экзамена по рисованию и черчению, который решил устроить ему Петр I, царевич по пьяному делу прострелил себе правую руку из пистолета.
Добившись от врачей заключения, что ему необходимо лечение в Карлсбаде от чахотки, и получив разрешения отца,  Алексей летом 1714 года неожиданно уезжает заграницу.  Его отъезд был настолько скоропалителен, что  беременная жена узнала о предстоящей разлуке, только тогда, когда карета царевича была подана к подъезду. Прощание между опостылевшими друг другу супругами было кратким. “Прощайте, я уезжаю в Карлсбад", - сквозь зубы бросил в дверях Алексей.
За полгода, проведенные царевичем в Европе, он не счел нужным даже писать жене письма. Спустя пять месяцев Шарлотта сообщала матери: “Царевич все еще не возвратился, И никто не знает, где он, умер ли он или жив; я в ужасном волнении. Все письма, которые я к нему отправила в последние шесть или восемь недель, возвращены мне из Дрездена и из Берлина, так как его адрес там неизвестен”. Только незадолго до возвращения супруга в Россию, Шарлотта узнала об этом от царицы Екатерины,  получившей письмо Алексея.
«Если б я не была беременна, - писала Шарлотта матери, - то уехала бы в Германию и с удовольствием согласилась бы питаться там только хлебом и водою. Молю Бога, чтоб Он не оставил меня своим духом, иначе отчаяние заставит меня совершить что-нибудь ужасное».
Продолжительное отсутствие царевича, слухи о семейных ссорах и замкнутая жизнь Шарлотты в узком немецком окружении ее двора, породили в Петербурге слухи относительно отцовства будущего ребенка. Не без оснований можно утверждать, что сомнительная честь изобретательницы сплетен, принадлежала самой царице Екатерине.  Раздраженный этими разговорами,  Петр I распорядился, чтобы при невестке до ее разрешения от бремени неотлучно находились три русские боярыни. В письме к Шарлотте царь объяснял эту меру необходимостью заставить замолчать “необузданные языки”, которые открыто говорили о возможной подмене ребенка  во время родов. Подобные намеки оскорбляли принцессу, но не в состоянии сопротивляться воле царя,  она  едва смогла упросить его оставить при ней повивальную бабку, привезенную из Германии.
12 июля 1714 года после тяжелых родов принцесса родила дочь Наталью (4). Рождение дочери у наследника престола  порадовало  царицу Екатерину,  опасавшуюся, что в случае рождения мальчика ее дети потеряют всякую надежду когда-нибудь взойти на престол.
Возвращений Алексея Петровича в Петербург  не принесло мира. Не в силах заглушить страх перед отцом, томясь недобрыми предчувствиями,  он все чаще бывал пьян, а, протрезвев, старательно избегал общения с женой, предпочитая проводить время со своей любовницей Ефросиньей, открыто поселившийся в их доме.
Но все-таки и в этой безотрадной семейной жизни случались редкие минуты счастья, когда Алексей и Шарлотта  стояли  у колыбели маленькой дочери. Тогда отходили в сторону ссоры и обиды, они становились любящими отцом и матерью. Царевич ласкал маленькую девочку, и в его глазах светилась  любовь и доброта -  чувства, всегда жившие в его душе, но в силу стечения обстоятельств, не сумевшие развиться в замечательные  качества характера большого и сильного человека. 
Вскоре Шарлотта почувствовала, что она вновь готовиться стать матерью. Вторая беременность принцессы протекала еще тяжелее, чем первая.  За десять недель до родов, спускаясь с лестницы, она упала и сильно ударилась спиной о ступени. С этого момента ее беспокоила постоянная боль в левом боку и животе. За девять дней до родов состояние ухудшилось, и она уже не вставала с постели. В полночь с 11 на 12 октября 1715 года начались родовые схватки, а к пяти часам утра она благополучно родила сына - будущего юного  императора Петра II, царствовшего всего три года и неожиданно умершего в пятнадцатилетнем возрасте, в день своей свадьбы.
В первые дни после рождения сына, состояние Шарлотты не внушало тревог:  она стала ходить, принимала поздравления и, несмотря на возражения докторов, сама кормила новорожденного. Но на четвертые сутки у нее начались сильнейшие боли в животе, появился озноб. Больная металась в бреду. Так прошло еще четыре дня и все эти дни царевич не отходил от жены...
Только 20 октября,  Петр I, который сам в эти дни  был очень болен, узнав о тяжелом недуге Шарлотты,  прислал к ней своих лейб-медиков. Приговор  врачей был пессимистичным до крайности..:
Около полудня, Шарлотта придя в себя, послала за царем. Он велел привезти себя в коляске. Принцесса поручила свекру своих детей и умоляла оставить с ними  ее  подругу принцессу Ост-Фрисландскую. Когда Петр удалился, принцесса попрощалась с придворными и позвала пастора.  Медики убеждали Шарлотту принять новое лекарство, но она бросила бокал на пол со словами: “Не мучьте меня так, дайте мне спокойно умереть, я не хочу больше жить”.
В ночь с 21 на 22 октября 1715 года кронпринцесса Шарлотта скончалась. Царевич Алексей, державший ее руку, упал в обморок, а, придя в себя, взял на руки  двух детей и унес их в свою комнату.
Похороны состоялись 27 октября. К двум часам дня мужчины стали собираться на половине царевича Алексея, а дамы -  в бывших апартаментах Шарлотты, где их принимала принцесса Ост-Фрисландская. Убранство зала, где стоял гроб с телом покойной, напоминало зал, где за четыре года до того происходило венчание принцессы и царевича, только вместо красного цвета преобладал черный, а зеркала были задрапированы траурной  тканью...
Похоронили принцессу в Петропавловском соборе. Петр I вместе с царевичем шел за гробом, который несли гвардейские офицеры. Траурный салют символизировал окончание земного пути немецкой принцессы, ставшей нелюбимой женой русского царевича. Если верно высказывание, что браки заключаются на небесах, то, вероятно,  во время венчания  Шарлотты и Алексея все небо было затянуто тучами...
                х х х
Слухи о несчастной семейной жизни принцессы Шарлотты, заставили многих искать причину ее смерти не в болезни, а в тех обстоятельствах, жертвой которых она стала. Австрийский дипломат Плейнер писал в Вену: “Ее смерти много содействовали разнообразные огорчения, которым она постоянно подвергалась. Деньги, назначенные на ее содержание, выдавались после долгих хлопот и так скудно, что она никогда не получала более 500 или 600  рублей за раз, так что она постоянно нуждалась и была не в состоянии платить своим придворным. Она и ее придворные задолжали у всех купцов. Она также заметила зависть со стороны царского двора по случаю рождения царевича и знала, что царица тайно старается ей вредить. От всего этого она находилась в постоянном огорчении”.
Несчастная супружеская жизни принцессы послужила поводом к созданию романтической легенды, появившейся более чем  полвека спустя после ее смерти. В 1777 году вышла французская книга, автор которой утверждал, что Шарлотта не умерла в России, а сумела бежать в американскую Луизиану. Там она вышла замуж за французского офицера, с которым приехала в Париж, где ее узнал Морис Саксонский - сын короля Августа III. Потом она  жила на одном из островов в Средиземном море, изредка навещая Париж, Брюссель и своих родственников герцогов Брауншвейгских.
Жизнь всегда бывает много печальнее сказок, в финале которых  героев ждет счастье, богатство, удача.   Трагично сложилась и судьба мужа принцессы Шарлотты - царевича Алексея.  После смерти жены, он еще больше отдалился от отца, скрываясь у своего шурина, австрийского императора Карла VI,  пытался организовать интервенцию в Россию, чтобы свергнуть Петра I с престола, но обманом был вывезен на родину, судим здесь, и тайно убит, по приказу отца, в каземате Петропавловской крепости.


1. Гюйссен Генрих, барон, доктор права. С 1703 г. воспитатель царевича Алексея Петровича. Сочинитель "Журнала государя Петра I с 1695 по 1710 г." Умер в 1740 г.
2. Игнатьев Яков Инатьевич, протопоп Верхоспасский, духовник царевича Алексея. Казнен 8 декабря 1718 г.
3. Екатерина I Алексеевна (урожденная Марта Скавронская) (1683-1727), жена Петра I, российская императрица с 1725 г.
4. Наталья Алексеевна (1714-1728), царевна, дочь царевича Алексея Петровича и Софьи-Шарлотты.


Литература:
 Богословский М.М. Петр I. Материалы к биографии. М., 1940.
 Валишевский К. Петр I. М., 1992.
 Иловайский Д. Петр Великий и царевич Алексей. \\ Русский архив. 1912. №9.
Крылов-Толстикович А. Царская невестка.\\ Новая юность. №4. 2002.
Павленко Н.И. Петр Великий. М.,1990.
Русские императоры, немецкие принцессы. Династические связи, человеческие судьбы. М., 2002
 












БЕСПРАВНАЯ ПРАВИТЕЛЬНИЦА



АННА ЛЕОПОЛЬДОВНА (1718-1746), правительница (регент) при сыне императоре Иоанне VI (9.11.1740-7.03.1746), урожденная принцесса Елизавета-Христианина Мекленбург-Шверинская.
С 1739 г. в браке за Антоном-Ульрихом герцогом Брауншвейг-Люнебергским. Дети: император Иоанн  VI (1740-1764), Екатерина (Екатерина (1741-1807), Елизавета (2743-1782), Петр (1745-1798), Алексей (1746-1787).















 Дочь герцога Карла-Леопольда Мекленбург-Шверинского и племянницы Петра I царевны Екатерины Иоанновны принцесса Анна Леопольдовна  оказалась вознесенной на вершины российского Олимпа  благодаря прихотливой игре случайностей  и, подобно многим другим  русским монархам, несмотря на   неограниченную самодержавную власть,  была глубоко несчастлива как в своей личной жизни, так и в управление государством.
Она родилась в Ростоке 7 декабря 1718 года и  там же была окрещена по обряду протестантской церкви и наречена Елизаветой-Христиной. Но на родине ей пришлось прожить недолго. Супружеская жизнь ее матери, Екатерины Иоанновны (1), сложилась печально, поскольку  характер ее мужа определялся тремя основными чертами:  грубостью, сварливостью и самодурством.  Терпеливо снося все выходки домашнего тирана, она молча прожила шесть лет, а на седьмой год, поняв, что супруга уже не приучить ник семейной жизни, ни отучить от дурных привычек, приказала  заложить карету и взяв дочь на руки уехала в Россию.   
Родные приняли герцогиню с дочерью  неприветливо.  Петр I был явно недоволен, что оказался, разрушен династический брак, которому он придавал большое значение.
Екатерина Ивановна поселилась у своей матери - престарелой царицы Прасковье Феодоровне (2), большую часть времени, обитавшую в подмосковном царском имении Измайлово.
 Первые тринадцать лет своей жизни Елизавета-Христина росла  под заботливым надзором матери, тщательно оберегаемая как от сквозняков, так и от излишних  занятий науками,  к которым герцогиня-мать  испытывала давнее отвращение.   
Несмотря на роскошь парадных туалетов, и апартаментов, во внутренних покоях герцогиня Екатерина Иоанновна  целыми днями ходила в широком голубом  шлафроке, а голову повязывала простым крестьянским платком. Большей частью ее времяпрепровождение  проходило  в долгих молитвах, разговорах с бесчисленными приживалками, обитавшими по старинному русскому обычаю в царских дворцах и приготовлении   любимого варенья, которое изготовлялось и потреблялось в невероятных количествах.
Маленькая принцесса принимала в этих  занятиях самое живое участие, лишь иногда прерываемых докучливой необходимостью по требованию этикета  присутствовать на придворных церемониях, да редкими посещениями театра, где давала представление заезжая оперная труппа. 
Образ жизни девочки  изменился лишь в 1731 году, когда вступление на престол ее тетки Анны Иоанновны, не имевшей детей, выдвинуло вопрос о наследнике престола.
Императрица Анна Иоанновна (3), племянница Петра I, была возведена на российский престол в 1730 году, в обход дочери царя  Елизаветы Петровны. В исторической памяти правление царицы Анны I запечатлелось разве что мрачной славой ее фаворита курляндца Бирона, да строительством по случаю свадьбы любимых царицыных  шутов великолепного Ледяного дома - дворца возведенного изо льда реки Невы.
                х х х
Еще не стара императрица Анна Иоанновна - всего тридцать семь лет;  есть в ней царственная величавость и достоинство,  но не дал Бог женской прелести: тучна, манеры грубые, лицо рябоватое, а голос сильный и пронзительный.  Ко всему тому была неряшлива до нечистоплотности; вследствие недуга, возле нее постоянно ощущался тяжелый, зловонный запах, неистребимый даже великим количеством мускуса и иных ароматических снадобий,  привозимых из-за границы.
Ростом же царица пошла  в дядю-великана. И вкусы у царицы подстать иному драгунскому ротмистру:  любила карты,  верховую  езду  и охоту. В комнате всегда под рукой заряженное ружье - случится на свою беду мимо окна пролететь вороне или голубю, Анна тут как тут, пальнет из мушкета, - и комок перьев падает на клумбу  возле дворцового крыльца.    За два месяца до смерти, уже, будучи тяжело больной, не утерпела царица,  поднялась с постели,  затеяла великую охоту, на которой егеря и придворные побили разного зверья немерено -  оленей,  коз, кабанов, волков. Одних зайцев загнали почти пять сотен, расстреляли тучи уток, гусей, чаек и прочей живности, попавшейся на глаза.
Хоть и затевала Анна Иоанновна  маскарады и пышные балы,  но сердце больше лежало к иным забавам: любила перебирать драгоценности, а когда становилось совсем скучно, отворяла дверь в комнату фрейлин и кричала: "Ну, девки, теперь пойте!", или звала к себе шутов.
Остроты тогдашних придворных юмористов отличались редким цинизмом и скабрезным характером. Чехарда, драки, идиотские гримасы веселили царицу Анну Иоанновну до слез. Любимым воскресным развлечением набожной императрицы было наблюдать  по дороге из дворца в церковь, как шуты, рассевшиеся на лукошках с куриными яйцами, начинают по очереди громко кукарекать. Великолепной шуткой  считалось во время фейверка пальнуть зарядом в толпу. "Санкт- Петербургские ведомости" с восторгом извещали читателей об этом происшествии:  "Слепой страх овладел толпой, она заколебалась и обратилась в бегство, что послужило к радости и забаве высокопоставленных лиц двора Ее  Величества,  присутствующих на празднике".
Тем не менее, желая сохранить русский престол за своими ближайшими родственниками, бездетная императрица Анна Иоанновна приблизила  племянницу к  себе и поручила ее заботам целого  штата служителей и наставников, которым строго было наказано в короткий срок обучить принцессу политесу и знаниям языков. Хотя тогда девочке было всего тринадцать лет, уже тогда было решено, что кто-то из будущих детей принцессы Мекленбургской займет русский престол.
 Воспитательницей принцессы была назначены француженка, вдова генерала Адеркас; уроки  православия давал знаменитый священник и богослов Феофан Прокопович. 
С годами принцесса стала грациозной  блондинкой,  обладавшую особым искусством, даже улыбаясь, неизменно сохранять слегка брезгливо-флегматичное выражение лица. Она была, несомненно, умна, но питала, как и ее мать, неотвратимое отвращение ко всякому серьезному занятию.  Впрочем, в отличие от своей родительницы, она выучилась  французскому и немецкому языкам и с детства приохотилась к чтению книг.
Между тем, императрица занялась поисками подходящего жениха для племянницы. В Европу со специальным заданием отправился генерал-адъютант Левенвольде, который вскоре предложил двух кандидатов: маркграфа бранденбургского Карла и принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Беверн-Люнебургского. Каждый из возможных женихов имел четко определенную политическую ориентацию. Свадьба на маркграфе Карле повел бы к сближению с Пруссией, брак с принцем Антоном-Ульрихом, родственником императора Карла VI , - давал возможность союза с Австрией.    
Венский двор приложил все усилия к тому, чтобы выбор жениха сложился в пользу его кандидата. Опираясь на поддержку  русских вельмож, сочувствующих Австрии, Карл VI добился согласия императрицы на то, чтобы Антон-Ульрих было разрешено приехать в Россию и вступить в русскую службу.
 28 января 1733 года он прибыл в Петербург,  а 12 мая 1733 года присутствовал при торжественном обряде принятия принцессой Елизаветой православия. Отныне девушка получила новое имя - Анна Леопольдовна, данное в честь императрицы. А спустя месяц  после этого знаменательного события у принцессы Анны умерла мать, и она осталась в полном подчинении у тетушки-императрицы.
Вскоре окружающие заметили,  что приехавший  жених отнюдь не вызывает пылких чувств у девушки. Застенчивый девятнадцатилетний принц Антон-Ульрих (4) своей худобой, неловкостью и  малым ростом не произвел должного впечатления ни на невесту, ни на ее августейшую тетку. Императрица, видя  холодность племянницы  к жениху,  и, будучи, в сущности, женщиной доброй души, решила не принуждать девушку к скорой свадьбе, а повременить и отложить брак  до совершеннолетия невесты. “Стерпится - слюбится”, - гласит мудрая русская пословица... А пока принца отправили в действующую армию, воевавшую против турок. Здесь он командовал кирасирским полком и отличился при штурме турецкой крепости Очаков.
 Как свидетельствовали современники, у принца Антона-Ульриха было доброе сердце, хотя “ум отсутствовал”, а жизненная энергия казалось, отсутствовала вовсе. Тем не менее, отнюдь не неказистая внешность принца  вызвала недовольство принцессы Анны. У  девушки существовала   гораздо более весомая причина не желать  брака. Внешне флегматичная и спокойная  пятнадцатилетняя  Анна, потеряв голову, влюбилась в красавца и щеголя  саксонского посланника графа К.  Линара.
  Ему было около сорока лет, но выглядел он намного моложе. Екатерина II, встретившая графа много  лет спустя,  с юмором описывала его внешность: “Это был человек, соединявший в себе, как говорят, большие знания с такими же способностями. По внешности это был в полном смысле фат. Он был большого роста, хорошо сложен, рыжевато-белокурый, с цветом лица нежным, как у женщины. Говорят, что он так ухаживал за своей кожей, что каждый день перед сном покрывал лицо и руки помадой и спал в перчатках и маске”.
Этой тайной интриге,  как показало время, всячески  содействовала госпожа  Адеркас, страстная сторонница прусской партии. Но все тайное существует лишь для того, чтобы рано или поздно, но сделаться явным...
Императрице Анне Иоанновне вскоре стало известно о пылком романе ее племянницы. Разгневанная царица немедленно распорядилась выслать госпожу Адеркас за границу, а граф Линар, по ее просьбе, был отозван своим двором. За девушкой  был установлен строгий надзор, чтобы уберечь ее от искушения новых романов. Жизнь Анны стала еще более однообразной, чем прежде: посторонние являлись к ней лишь с официальными визитами, а сама она никуда не выходила. Единственной отрадой оставалось чтение французских романов и бесконечные беседы с ее ближайшей подругой фрейлиной Юлианой Мегден.
Так продолжалось почти четыре года. Трудно предположить,  каким образом события развивались бы дальше, но размеренный образ жизни  неожиданно нарушил герцог Бироном, который затеял сложную интригу, решив  женить на Анне своего сына Петра.
Однако принцесса, поставленная перед необходимостью выбора  между двумя  одинаково нелюбимыми женихами, предпочла стать женой  принца Антона-Ульриха - потомка древней владетельной  фамилии. “Я много думала и испытывала себя. Во всем готова слушаться Ваше Величество,  и соглашаюсь выходить за брауншвейгского принца, если Вам так угодно”, - сообщила она императрице Анне Иоанновне.
Тяжело больная царица была обрадована  решением девушки. “Конечно, принц не нравится ни мне, ни принцессе; но особы нашего состояния не всегда вступают в брак по склонности, - поделилась она своими соображениями с придворными. -  К тому же, принц ни в каком случае не примет участия в правлении, и принцессе все равно, за кого бы ни выйти. Лишь бы мне иметь от нее наследников и не огорчать императора отсылкою к нему принца. Да и сам принц кажется мне человек скромный и сговорчивый”.
Свадьба состоялась 3 июля 1739 года, а спустя год с небольшим, 12 августа 1740 года, у Анны родился сын, названный при крещении Иоанном и объявленный манифестом 5 октября 1740 года великим князем и наследником престола (5).
“А ежели Божеским соизволением, - говорилось в манифесте, - оный любезный наш внук, благоверный великий князь Иоанн, прежде возраста своего и не оставя по себе законнорожденных наследников, преставится, то в таком случае определяем и назначаем в наследники первого по нем принца, брата его от вышеозначенной нашей любезнейшей племянницы, ее высочества благоверной государыни принцессы Анны, и от светлейшего принца Антона-Ульриха, герцога брауншвейг-люнебургского, рождаемого; а в случае и его преставления, других законных, из того же супружества рождаемых принцев, всегда первого, таким порядком, как выше сего установлено”.
Спустя одиннадцать дней, накануне своей смерти, императрица подписала еще один государственный акт, согласно которому регентом до совершеннолетия наследника престола назначался герцог Бирон.
          х х х
Вечером 17 октября 1740 года императрица Анна Иоанновна тихо скончалась, а  утром столичные жители начали присягать  императору Иоанну VI и регенту герцогу курляндскому, лифляндскому и семигальскому Эрнсту-Иоанну Бирону.
Присяга прошла без каких-либо скандалов, а затем Анна с мужем и сыном переехали в Зимний Дворец. Бирон остался в летнем дворце, намереваясь жить в нем до погребения умершей императрицы.
Регентство Бирона при живых родителях императора многим показалось  явлением странным и обидным. В самом манифесте о регентстве были пункты, которые неизбежно должны были вызвать столкновения Бирона с другими вельможами двора и, конечно же, с родителями маленького императора.
На первых порах Бирон пытался наладить хорошие отношения с принцессой Анной и назначил на содержание ее семейства 400 тысяч рублей. Однако такая подачка не способствовала установлению теплых отношений. До регента доходили слухи о неблагоприятных для него разговорах при дворе Анны. Дело дошло до того, что секретарь принцессы Михаил Семенов открыто высказал сомнения  в подлинности подписи императрицы на указе о регентстве. Бирон в гневе пригрозил Анне, что вышлет ее с мужем в Австрию, а в Россию призовет принца Голштейн-Готторпского.
В то же время Бирон решил  преобразовать гвардию: рядовых из дворян-гвардейцев определить в армейские полки офицерами и заместить их простолюдинами. Это было серьезной ошибкой герцога - гвардия в России всегда была большой политической силой,  легко решающей самые сложные политические задачи.
“Теперь нечего делать, пока матушка-государыня не предана земле; а там, как вся гвардия соберется, то уж...”, - открыто грозили гвардейцы. Бирон приказал арестовать зачинщиков и бить их кнутом в застенках Тайной канцелярии.
Это переполнило чашу терпения принцессы Анны.  Она обратилась за советом к  старому  фельдмаршалу Миниху (6), который немедленно составил  план низложения Бирона. Медлительность была не в характере Миниха и в ночь с 8 на 9 ноября он, в сопровождении своего адъютанта Манштейна и  небольшого отряда солдат, арестовал регента, его родных. К шести часам утра все было кончено, и на площадях столицы под грохот барабанов глашатае объявили  манифест об отрешении от регентства  герцога курляндского Бирона и объявлявшего Анну Леопольдовну великой княгиней и правительницей империи до совершеннолетия ее сына. По случаю этого события были объявлены милости народу и возвращены многие, сосланные в Сибирь предшествующим правительством.
Особый суд, длившийся пять месяцев, признал виновником всех российских бед  Бирона.  Кроме прочих грехов, ему поставили в вину и существование придворного шутовства:  "Он же, будто для забавы Ее Величества, а на самом деле, по своей свирепой склонности, под образом шуток и балагурства, такие мерзкие и Богу противные дела затеял, о которых до сего времени в свете мало слыхано: умалчивая о нечеловеческом поругании, произведенном не токмо над бедными от рождения, или каким случаем ума и рассуждения  лишенными,  но  и  над другими людьми, между  которыми  и честный народ находился, о частых между  оными заведенных до крови  драках,  и о других оных учиненных мучительствах и безобразных мужеска  и женска полуобнажениях, и иных скаредных между ними его вымыслом произведенных пакостях, что натуре противно и объявлять стыдно и непристойно".
Бирон был приговорен к смертной казни, но Анна Леопольдовна заменила этот жестокий приговор на вечную ссылку с конфискацией имущества.
Первым министром государства сделался Миних, который, кроме того получил серебряный сервиз, 170 тысяч рублей и имение опального Бирона в Силезии.
Вскоре между членами нового правительства началась глухая борьба; единства в управлении не было. Уже в начале января 1741 года враги Миниха добились того, что в делах военных его подчинили принцу Антону, а во внешней политике - Остерману. 28 января 1741 года Кабинет был разделен на три департамента: военных дел, иностранных дел и внутренних. В ведении Миниха остались лишь сухопутная армия, нерегулярные войска, артиллерия, фортификация, кадетский корпус и Ладожский канал, да и то обо всех важных делах  он должен был рапортовать принцу.
Наконец, Анна перестала принимать Миниха для личного доклада наедине, а всегда призывала при приеме и принца. Оскорбленный фельдмаршал потребовал отставки, которая и была ему дана в очень обидной для его самолюбия форме 3 марта 1741 года. Устранение Миниха отразилось, прежде всего, на внешней политике России: благоприятная прежде для Пруссии, она склонилась теперь на сторону Австрии. Имперский посол, покинувший Россию еще при жизни императрицы Анны Иоанновны, - маркиз Ботта - вернулся в Петербург; возвратился и любимец Анны - граф Линар. Им без труда удалось привлечь Россию к старому союзнику, Австрии, и добиться обещания 30- или 40-тысячного вспомогательного корпуса.
 Граф Линар преуспел в делах не только политических, но и личных; Анна  осыпала своего любимого милостями - он стал  обер-камергером русского двора,  кавалером высших русских орденов  Александра Невского и Андрея Первозванного и обладателем изрядного состояния.   Чтобы окончательно привязать к себе, не вызывая лишних пересудов,  Анна решила женить его на  своей фрейлине Юлиане Менгден.  Линар уехал на родину, чтобы  устроить свои дела и подготовить все нужное для окончательного переезда в Россию. В шифрованных письмах Анна описывает, как она видит будущую семейную жизнь графа. Великая княгиня в письмах прибегала к помощи шифра, который она вставляла в текст, написанный под диктовку ее секретарем: “Поздравляю вас с приездом в Лейпциг, но я буду довольна только, когда узнаю, что вы возвращаетесь... Что касается до Юлии, как вы можете, хотя бы минуту сомневаться в ее (моей) любви и в ее (моей) нежности, после всех доказательств данных вам ею (мной). Если вы ее (меня) любите и дорожите ее (моим) здоровьем, то не упрекайте ее (меня)... У нас будет 19-го или 20-го маскарад, но не знаю, буду ли я в состоянии (без вас, мое сердце) участвовать в нем; предчувствую также, что и Юлия не будет веселиться, так как  сердце и душа ее заняты иным. Песня хорошо выражается: “Не нахожу ничего похожего на вас, но все заставляет меня вспоминать о вас”. Назначьте мне время вашего возвращения и будьте уверены в моей благосклонности (Целую вас и остаюсь вся ваша). Анна”
 Появление Линара в России и его роль при дворе напоминали придворным времена Бироновщины: многие были недовольны новым фаворитом, а принц Антон - в особенности.  По свидетельству прусского посланника барона Мардефельда, принц нашел некоторое утешение в чувстве свободы и  в ощущении некоторой сопричастности к решению государственных вопросов.  Однако Анна не одобряла  политических амбиций мужа.
 Участившиеся ссоры между супругами способствовали раздроблению и без того недружного правительства на партии.  В свою очередь, разногласия в правительстве придавали его деятельности характер зубчатой передачи - беспорядочные решения  министров принимались без серьезной подготовки и были лишены внутренней логики - непременной составляющей плавной работы хорошо отлаженной государственной машины.
 Внутренние мероприятия правительства Анны касались администрации, правосудия, финансов и промышленности. Так, для избавления  от вечной российской беды - чиновничьей волокиты  при разборе жалоб и прощений на Высочайшее имя, была учреждена должность рекетмейстера, который, кроме приема, разбора и направления челобитных, объявлял Сенату высочайшие резолюции на его доклады и Синоду - именные повеления.  Обращено было внимание на медленность хода дел в Кабинете и сенате, и приняты меры для ускорения их. Чтобы упорядочить финансы, было предположено пересмотреть все статьи дохода и расхода, сократив, насколько возможно, последние.  В видах упорядочения торговли и промышленности были изданы устав о банкротах  и "регламент или работные регулы на суконные и каразейные фабрики", касавшийся наблюдения за содержанием машин, размера и качества сукна, а также и отношения предпринимателей к рабочим (15-часовой рабочий день, минимум платы, больницы для рабочих и т. п.).
Значительно большее внимание уделялось внешней политике.  Сближение России с Австрией было нежелательно не только для Пруссии, но и для Франции, которой, в конце концов, удалось подстрекнуть Швецию объявить 28 июня 1741 года войну России.  Начиная войну, шведы манифестом, обращенным к русским, объявили себя защитниками прав на русский престол дочери Петра I цесаревны Елизаветы. 
В Петербурге, еще до войны, шведский посланник Нолькен и французский посол Шетарди пытались убедить цесаревну Елизавету вступить на престол, обещая значительную материальную помощь. Но Елизавета хорошо понимала, что главная ее поддержка - не шведы и французы, а гвардия. Интриги Шетарди  велись довольно неловко и не были тайной для русского двора. Английский посол подробно рассказал о них канцлеру Остерману. Канцлер немедленно передал полученную информацию правительнице, но ни его представления, ни убеждения Ботты и принца Антона-Ульриха не убедили ее принять решительные меры против сторонников дочери Петра I.
Многие советовали Анне Леопольдовне для прекращения всяких попыток государственного переворота поскорее принять  титул императрицы, но, будучи второй раз беременной,  она решила отложить этот акт  до дня своего рождения. 
Со свойственным ей добродушным легкомыслием, Анна восприняла и известие о замыслах цесаревны. Лишь 23 ноября, на куртаге в Зимнем дворце, правительница решилась объясниться с Елизаветой (7) о ее сношениях с Шетарди и о деятельности Лестока, пригрозив принять против них меры. 24 ноября гвардия получила приказ выступать к Выборгу. Принц Антон-Ульрих порывался тотчас же арестовать Лестока и расставить по улицам пикеты, но Анна запретила супругу вмешиваться в ее дела, пообещав серьезно поговорить с цесаревной Елизаветой Петровной.  Разговор состоялся на одном из приемов. Анна Леопольдовна строго выговаривала Елизавете на недопустимость ее контактов с французским посланником и пообещала принять самые строгие меры. Испуганная цесаревна поняла, что дальше медлить нельзя... 
                х х х
Про обстоятельства  восшествия Елизаветы на престол существует обширная литература,  сохранились воспоминания современников, донесения дипломатов.  Многие  из  этих  документов были опубликованы в русских исторических журналах, легли в основу авантюрных романов.
В ночь с 24 на 25 ноября она, в сопровождении отряда гвардейцев, арестовала правительницу, ее мужа, малолетнего императора и его сестру - Екатерину, родившуюся  26 июля 1741 года.
 Цесаревна лично вошла в покои правительницы  и разбудила ее словами: “Сестрица, пора вставать!”. Анна не сопротивлялась перевороту, а лишь просила не делать зла ни ее детям, ни Юлиане Менгден. Елизавета успокоила ее, обещала исполнить ее просьбу, после чего вышла из спальни.
В апартаментах остались гренадеры, которые  стояли с лампадками, зажженными в соседней комнате. Анна Леопольдовна второпях надела себя юбку, а фрейлина натянула ей чулки и башмаки. На плечи она набросила бархатную шубу и при выходе из комнаты попросила еще капор на голову.
Все делалось очень тихо, солдаты говорили между собой  шепотом. Анна Леопольдовна  двигалась  почти машинально, не обращая внимания на окружающих. Когда ее выводили из комнаты, она вдруг спросила у солдат, увидит ли она еще цесаревну Елизавету и будет ли та с ней говорить. 
Когда Анна Леопольдовна ушла,  принц Антон-Ульрих все еще сидел на кровати. Два гренадера набросили на него простыню и, подхватив на руки, быстро понесли по лестнице вниз.  Только на улице, в санях, на него набросили шубу.
Гренадерам было приказано не будить маленького императора Иоанна и около часа они молча стояли возле колыбели. Наконец младенец проснулся и заплакал. Только тогда они приказали  кормилице отнести его к цесаревне. Взяв маленького императора Иоанна на руки, Елизавета поцеловала его и произнесла: “Бедное дитя! Ты вовсе невинно; твои родители виноваты”.  Младенец  улыбался, а собравшиеся солдаты и  прислуга в восторге кричали “Ура!” новой императрице.
Все семейство бывшей правительницы было отправлено во дворец цесаревны. В ту же ночь арестовали Миниха и других министров.
 В манифесте 27 ноября 1741 года, говорившем об упразднении правительства императора Иоанна VI, было объявлено о всей брауншвейгской фамилии, что императрица, "не хотя никоих им учинить огорчений", отправляет их за границу.
Началось царствование Елизаветы Петровны.  Каждому было воздано по заслугам:  кто примерял ордена,  а кто отбывал в ссылку или дальние вотчины.
12 декабря 1741 года Анна и ее семейство выехали в Ригу, где их, однако, заключили под стражу и держали так до 13 декабря 1742 года.
У низложенной династии оказались деятельные враги и друзья; первые были сильнее вторых. Прусский посланник, от имени своего короля, и Шетарди, лично от себя, советовали сослать брауншвейгскую фамилию в глубь страны. Маркиз Ботта и Лопухины интриговали, впрочем, более ограничиваясь разговорами,  в пользу низложенного правительства. Но нашлись и  решительные сторонники Анны: камер-лакей Турчанинов замышлял цареубийство с целью освободить престол для Иоанна VI. Все это ухудшило положение семьи бывшей правительницы. В декабре 1742 года она была заключена в крепость Дюнамюнде, где у Анны родилась дочь Елизавета. В январе 1744 года их всех, вместе с неразлучной Юлианой Менгден и адъютантом принца  полковником Геймбургом, перевезли в город Раненбург, находившийся в глубинке Рязанской губернии.
 В июле того же 1744 года в Раненбург прибыл барон Корф с приказом императрицы перевезти брауншвейгскую семью сначала в Архангельск, а потом в Соловки. Бывшая правительница отправилась в далекий и тяжелый путь, больная, в осеннюю распутицу. Ее страдания усугубились тем, что Юлиану Менгден, вместе с полковником Геймбургом, оставили в Раненбурге под крепким караулом.
Но до Соловков семья Анны Леопольдовны добраться не смогла -  помешал лед, сковавший Белое море, и ее оставили в Холмогорах, поместив в бывшем архиерейском доме, обнесенном высоким тыном, под бдительным надзором стражи. Единственным развлечением заключенных были прогулки по саду при доме и катанье в карете, но не далее двухсот сажен от дома, и то в сопровождении солдат.
Жизнь августейших  заключенных была несладкой: денег на их содержание отпускалось мало, так что порой на столе у бывшей правительницы России отсутствовало самое необходимое. Немало довелось испытать им и от грубости стражи, избравшей бывшего принца мишенью своих грубых шуток и оскорблений. Общая беда сблизила супругов, они ощутили чувство, которого были лишены в пору своего благополучия...  19  марта 1745 года у Анны и Антона-Ульриха родился сын Петр, а спустя год, 27 февраля 1746 года, Анна Леопольдовна родила еще одного сына - Алексея.
Последние роды оказались роковыми:  Анна заболела родильной горячкой и скончалась на 28 году жизни. 7 марта 1746 года начальник стражи майор гвардии Гурьев,  отправил, согласно данной ему инструкции, тело бывшей правительницы в Петербург. Императрица Елизавета Петровна сама распоряжалась траурным церемониалом. Погребение происходило с большой торжественностью и помпой в  Благовещенской церкви Александро-Невской лавры, где была похоронена мать Анны Леопольдовны герцогиня Екатерина Иоанновна.  Царица Елизавета Петровна, по словам очевидцев, сильно плакала...
Рождение принцев Петра и Алексея было скрыто от народа; причиной смерти Анны объявили "огневицу". После смерти жены Антон-Ульрих жил в Холмогорах еще 29 лет. Бывший император Иоанн Антонович в 1756 году был перевезен из Холмогор в Шлиссельбургскую крепость, где и погиб 5 июля 1764 года во время попытки к его освобождению.  Остальные дети Анны  провели в ссылке более 36 лет. В 1779 году  императрица Екатерина II вступила в переговоры о брауншвейгской семье с датским двором (датская королева Юлиана-Мария была сестра принца Антона) и в 1780 году повелела отправить потомков бывшей правительницы в Горсенс, выдав им 200000 рублей. Они отправились морем из Ново-Двинской крепости и после трехмесячного путешествия прибыли в Горсенс. На их содержание императрица выдавала ежегодно 32 тысячи, по 8 тысяч на каждого. Принцы и принцессы были православные; из России с ними прибыли духовенство и слуги. 20 октября 1782 года скончалась принцесса Елизавета, 22 октября 1787 года - умер принц Алексей, а 30 января 1798 года - Петр. Осталась одинокая глухая и косноязычная, умевшая говорить лишь по-русски, принцесса Екатерина. В 1801 году  она  просила  императора Александра  I  разрешении вернуться в Россию и окончить жизнь монахиней. Однако по каким-то причинам приезд принцессы в Россию не состоялся, и  9 апреля 1807 года она скончалась в Горсенсе, где и погребена  вместе с сестрой и братьями.

1. Екатерина Иоанновна (1691-1723), герцогиня Мекленбургская, старшая дочь царя Иоанна Алексеевича, с 1716 г. в браке с герцогом Карлом-Леопольдом Мекленбургским.
2.Прасковья Феодоровна (1664-1723), царица, урожденная Салтыкова. С 1654 г. жена царя Иоанна V.
3. Анна Иоанновна (1693-1740), дочь царя Иоанна Алексеевича, племянница Петра I, герцогиня курляндская, русская императрица с 1730 г.
4. Антон-Ульрих (1714-1774), герцог Брауншвейг-Люнебургский, муж Анны Леопольдовны.
5. Иоанн VI Антонович (1740-1764), царствовал с 17.10.1740-25.11.1741 г. Убит при попытке его освобождения поручиком Мировичем.
6. Миних Бурхард Кристоф (1683-1767), граф, генерал-фельдмаршал. С 1721 г. на русской службе. С 1742 по 1762 г. находился в ссылке.
7. Елизавета Петровна (1709-1761), дочь Петра I, русская императрица с 1741 г.

ПИСЬМО ГРАФА БУРХАРДА-ХРИСТОФОРА ФОН МИНИХА КНЯЗЮ АНТИОХУ ДМИТРИЕВИЧУ КАНТЕМИРУ, РУССКОМУ ПОСЛАННИКУ В ПАРИЖЕ
“С.-Петербург. 10 января 1741 года
Государь мой! Без сомнения, весть о вступлении ея императорского высочества государыни великой княгини* в регенстве империею должна была причинить вашему превосходительству великую радость; таковую мы ощущаем здесь, и могу уверить вас, государь мой, что она повсеместна в России. Ваше превосходительство отписали верно, предполагая, что я принимал некое участие в сем счастливом перевороте: того требовала необходимось для спокойствия империи и для престолонаследия в августейшей императорской фамилии: всякая пощада неуместна, коль скоро дело идет о доставлении одного и спасении другого.
Ваше превосходительство отдали мне справедливость, полагая, что я охотно приму в вас участие; мне весьма приятно убедить в том моею точностию. Я к тому был обязан, государь мой, личными достоинствами вашего превосходительства, в особенности же постоянным заботам вашим при негоциациях; посему и вменил я себе в чувствительнейшее удовольствие доставить вашему превосходительству, чрез всепокорнейший мой доклад ея императорскому высочеству нашей всемилостивейшей великой княгине, сумму в двадцать тысяч рублей, достаточную, как я полагаю, чтобы убедить вас, что истинная заслуга рано или поздно вознаграждаеся.
Удостойте меня чести, государь мой, пребывая в той уверенности, что я себе удовольствие доставил, доказав вам, что я есмь искренно вашего превосходительства всепокорнейшим и послушным слугою - Б.  Х. граф Миних. (Его превосходительству господмину посланнику князю Кантеримиру.)”
Русская старина. 1877 г. Т.18. С.454.
* Великая княгиня Анна Леопольдовна

ПОСЛАНИЕ ПРИНЦЕССЫ ЕКАТЕРИНЫ АНТОНОВНЫ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ I.
“Благочестивейший самодержавнейший Всемилостивейший Государь
Я много раз слышала, что вы делаете великие милости для всех людей, и что вы любите всех, и что вы сами прощения всех нешастных примаете, и слушаете, и я потому осмелился к Вашему Императорскому Величеству написать писмо, и и я теперича впервое раз покорнеше благодарю вам потому, что вы мне, нещаснои, всякоий год изволите посылать денги из руской земли для моего содержание; но я сказываю правду Вашему Величеству, <от> оных никакой позы <пользы> не имела,  потому что мои дански <датские> приворни все употребляи денга для своеи ползы, и что они были прежде совсем бедны и ничто не имели, а теперича они о того <от того> зделялися богачы, потому они всегда люкавы были; и они все дорогие вещи взяли после смерти моих братцов и сестрица и все комнаты себе взяли  и у полковника одного, я думаю, пятнацать комнат, а у меня четыре. И все они делали, что им угодно; и мне тогда по луче было как братцы мои живы были, а когда они умерли я осталась толко одна нещасная, на старости моей и я поболше несщастлива потому что ничего не слышу, потому я потеряла совсем слышанья на восмом году жизни моей; и потому оны лукавые обманывают меня, что я ничего не слышу, и они всякой день ездят гулять, а я всегда одна дома и они разумеют говорить по русскому языку и со мной не говорят никогда, а все сами с собою говорят по данскому <по-датски>ю И когда они вздумают, то они много  привезут госте; они говорят всегда с ними а я смотрю на госте, то придворни и приготовлят много кушат; они всегда меня худо обижают, и недают мне пива одной бутылка; они говорят ето дорого и они наливают мне токо один стакан и он стоит у меня когда я пожелаю пить; и про всякую вещь они меня всегда много обижают и потому я всякои день плачу и не знаю за что меня сюда Бог послал и почему я так долго живу на свете, и я всякой день поминаю Холмогор, потому что мне там был рай, а тут ад. <...> И я теперь, припаде предстопи ваши, прошу вас со слезами: зделать всемилостмвешу милость нещасной мне, и когда угодно есть вашей воли, то изволте мене шещасну в манастир, и тогла не надобно будет сюда посилать всякой где многи денги для моего содержания; мне есть уже шездесят три года, и я желаю пострыщсяв монахинь и там я буду спокойна, и буду молится за здоровье ваше, и буду спости мою душу; я желаю очень окончить жизнь свою в манастыре, и за ето милость вашу блогословит вас сам Бог, а я буду чувствовать и благодарить вас здешней и будущеи жизни.
Всемилостиивеиши Император, вашего императорскаго величеством, покорнейшая слуга Екатерина, принцесса брауншвеска.
Августа 16/28 дня 1803 году, Горсенс, что в Ютландии.
К письму приложена собственная печать ее светлости с изображением буквы: С.”
Русская старина.1873. Т.7. С.71.

Литература:
 Брикнер А.Император Иоанн Антонович и его родственники. М., 1875.
Валишевский К. Царство женщин. СПб., 1911.
Корф М. Брауншвейгское семейство. М.,.1993.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1963. Т. 20-22.














ДАРМШТАДТСКАЯ  МУХА



 







НАТАЛЬЯ АЛЕКСЕЕВНА   (1755-1776), великая княгиня, урожденная принцесса Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская, с 1773 г. жена великого князя Павла Петровича (с 1796 г. - император Павел I).




















 Новый 1773 год императрица Екатерина Великая встречала в тревожном состоянии духа. Последние пять лет Российская империя переживала непростые времена: 18 ноября 1768 года была объявлена война Оттоманской Порте, принесшая  огромные финансовые и людские потери; затем, в 1770 году, в Москве вспыхнула эпидемия моровой язвы, повлекшая опасные  бунты городской черни, грозящие вылиться в большое восстание социальных низов. Весь 1772 год прошел в сложных политических интригах, связанных с первым разделом Польши, а в довершении всех хлопот, с юго-восточных окраин России стали приходить неутешительные известия о брожении среди яицких казаков и калмыков.
Однако все эти хлопоты и тревоги не могли помешать Екатерине II вплотную заняться таким серьезным делом как женитьба сына - великого князя и наследника престола  Павла Петровича, которому в сентябре 1772 года исполнилось 18 лет.
Еще за несколько лет до этого, Екатерина обратилась к бывшему датскому посланнику в Петербурге барону А.-Ф. Ассебургу(1), сумевшего завоевать доверие царицы, с просьбой собрать подробную информацию о немецких принцессах, могущих стать невестами великого князя. С ведома датского короля на него было возложено это тонкое дипломатическое поручение.
По полученным от барона сведениям, Екатерина  вначале заинтересовалась сведениями о вюртембергской принцессе Софии-Доротее-Августе. Но  юный возраст принцессы, который тогда шел всего лишь девятый год, заставил  императрицу обратить свой взор на принцессу Луизу  Саксен-Готскую. Однако Луиза, узнав, что непременным условием брака, является переход в православие, решительно заявила, "что скорее умрет, нежели решится только подумать о возможности перемены религии".
Встретив такое упорство, Екатерина только пожала плечами и отписала барону Ассебургу: "Не думайте больше о принцессе Луизе Саксен-Готской. Она именно такова, какой следует быть, чтобы нам не понравиться".
Затем Екатерина поделилась своим мнением о других кандидатурах, предложенных бароном-свахой: "Принцессу Вильгельмину Дармштадтскую мне описывают, особенно со стороны доброты сердца, как совершенство природы; но помимо того, что совершенства, как известно, в мире нес существует, вы говорите, что у нее опрометчивый ум, склонный к раздору. Это, в соединении с умом ее батюшки и с большим количеством сестер и братьев, частью уже пристроенных, а частью еще ожидающих, чтобы их пристроили, побуждают меня в этом отношении к осторожности. Однако я прошу вас взять на себя труд возобновить ваши наблюдения...
Я отказываюсь от принцессы Нассауской вследствие обстоятельств, которые вы мне указали, а от принцессы Цвейбрюкенской по трем другим причинам: 1) ей восемнадцать лет, следственно, она тремя годами старее; 2) она католичка; 3) поведение ее сестер не говорит в ее пользу..."
 Любое сватовство - интрига. Чего же можно ожидать от подготовки династического брака, в котором тесно переплелись  интересы не только отдельных людей или семейств, но и целых государств?  Барон Ассебург являлся подданным прусского короля Фридриха II, в силу политических интересов, горячо желавшего этого брака. Его племянник и наследник  прусской короны  принц Фридрих-Вильгельм был женат на принцессе Фридерике Дармштадской, и брак наследника русского престола на любой из невесток своего племянника был безусловно выгоден королю.   В своих записках Фридрих Великий откровенно признается, что при помощи хитроумных дипломатических ходов и каверз он сумел остановить выбор Екатерины на жевательной ему особе. Немаловажную роль в сложной игре короля отводилась  барону Ассебургу. Фридрих  имел долгую беседу с Ассебургом, после которой тот принялся лоббировать интересы дармштадской партии.  По словам историка Д.Ф. Кобеко (2), Ассебург "оказался отличным дипломатом: он в одно и то же время действовал как человек усердный и преданный Екатерине, показывал большую привязанность к интересам прусского короля и, казалось, принимал к сердцу интересы гессен-дармштадтской фамилии".
Барону всячески старался убедить императрицу, что слухи о склочном характере Влильгельмины распространяются недоброжелателями и ссылался на то обстоятельство, что из пяти дочерей ландграфа Гессен-Дармштадского,  две старшие  девушки уже сделали выгодные партии: принцесса Каролина была замужем за ландграфом Гессен-Гомбургским, а принцесса Фридерика - за принцем Фридрихом-Вильгельмом Прусским - племянником и наследником Фридриха II.
 Екатерина сделала вид, что вполне доверяет своему доверенному, но, в то же время писала Никите Ивановичу Панину (3): "У ландграфини, слава Богу, есть еще три дочери на выданье; попросим ее приехать сюда с этим роем дочерей; мы будем очень несчастливы, если из трех не выберем ни одной, нам подходящей. Посмотрим на них, а потом решим. Дочери эти: Амалия-Фредерика - 18-ти лет; Вильгельмина - 17-ти; Луиза - 15-ти лет...
 Не особенно останавливаюсь я на похвалах, расточаемые старшей из принцесс Гессенских  королем прусским, потому что я знаю и как он выбирает, и какие ему нужны, и та, которая ему нравится, едва ли могла бы понравиться нам. По его мнению - которые глупее, те и лучше: я видала и знаю выбранных им..."
Через барона Ассебурга  было передано предложение ландграфине Генриетте-Каролине приехать в Петербург  с тремя дочерьми Амалией-Фредерикой(4), Вильгельминой и Луизой. Ландграфиня без долгих колебаний приняла приглашение русской царицы. В отличие от своего супруга - ландграфа Людвига, заслужившего репутацию лучшего барабанщика всей священной Римской империи, Генриетта-Каролина, урожденная принцесса Цвейбрюкенская, считалась одной из самых умных и образованных женщин тогдашней Германии, во дворце которой нередко бывали Гете, Гердер, Виланд. В ней соединялись  достоинства глубокого ума, обширного  образования  и неимоверного честолюбия.   Фридрих Великий восхищаясь ее достоинствами,  уважительно характеризовал ландграфиню femina sexu, Ingeniovir (мужчиной по уму).  Екатерина II писала, что Генриетта-Каролина "человек души твердой".
Соглашаясь на поездку в Петербург, ландграфиня Генриетта-Каролина писала в письме Екатерине II: "Мой поступок докажет вам, что я не умею колебаться в тех случаях, когда дело идет о том, угодить ли вам и повиноваться или же следовать предрассудкам, делающим публику судьею строгим и страшным".
  Однако одним волевым решением в таком сложном предприятии обойтись было невозможно - требовались определенные гарантии и довольно значительные средства для осуществления поездки.
Последнее обстоятельство было с легкостью решено русской императрицей, взявшей все издержки на себя. Второе препятствие было иного толка и заключалось в опасение появления неприятных  разговоров, в случае если брак по каким-либо причинам не состоится.
Помощь в решение этой проблемы оказал Фридрих II. Он убедил ландграфиню, что ее приезд в Берлин для свидания с дочерью Фридерикой,  никаких подозрений ни у кого вызвать не может. А в Берлине, по его словам, можно будет найти предлог и для поездки в Россию. Одновременно король дал поручение своему посланнику в Петербурге, Сольмсу, распустить слух, что Павел уже сделал свой выбор и ждет, не дождется приезда невесты.
На самом деле великий князь мало участвовал в столь ответственном и напрямую касающемся его деле - собственной подруги жизни. Конечно, он знал, о  подготовке  его бракосочетания, но все нити этой сложной игры находились в руках императрицы Екатерины.  Настаивая на приезде дармштадтских принцесс в Россию, царица категорически исключала даже мысль об отправке самого Павла в Европу для выбора невесты.  Историк барон Ф.А. Бюлер (5),  писал: "Самолюбию ее льстило, что Европа и Россия примут за новое проявление ее величия и могущества то обстоятельство, что иностранная владетельная особа везет троих своих дочерей на показ и на выбор наследнику всероссийского престола. До сих пор на западе существовал обычай, в силу которого одни короли не ездили за своими невестами, а их привозили к ним, но заочно помолвленными или даже обрученными. А тут невесты еще не было, и вообще тому, чего великая государыня добилась от ландграфини Дармштадтской, не бывало примера в истории".
Выбирая невесту для сына между тремя дармштадскими принцессами, царица  все более склонялась в  пользу принцессы Вильгельмины, родившуюся 15 июня 1755 года. Тем не менее, получив от барона Ассебурга ее портрет, царица делилась с ним  своими опасениями: "Этот портрет выгодно располагает в ее пользу и что надобно быть очень взыскательною, чтобы найти в ее лице какой-нибудь недостаток. Черты ее лица правильные; я сравнила этот портрет с первым, присланным ранее, и опять прочитала описание тех особенностей, которые, как вы находите, не уловил живописец. Из этого обзора я вывела заключение, что веселость и приятность, всегдашняя спутница веселости, исчезли с этого лица и, быть может, заменились натянутостью от строгого воспитания и стесненного образа жизни. Это скоро изменилось бы, если бы эта молодая особа была менее стеснена и если бы она знала, что напыщенный и слишком угрюмый вид плохое средство успеть согласно видам или побуждениям ее честолюбия. Когда вы возвратитесь к ней, я советовала бы вам проронить, как бы неумышленно, в разговоре с нею, несколько слов о том, что при русском дворе особенно ценятся веселость и приветливое и любезное обхождение; что я сама нрава веселого и сын мой, также.
Может статься, что если ее главный двигатель - честолюбие, она в тот же вечер, или на другой день перемениться, ибо таковы молодые люди и такова даже половина рода человеческого. Мало помалу, она отвыкнет от неприятных и жеманных манер, вами за нею замеченных. Все, что вы говорите о ее нравственности, все не во вред ей и из нее может сложиться характер твердый и достойный. Но надобно доискаться, откуда идут слухи о ее склонности к раздорам? Постарайтесь дойти до их источника и исследуйте без всякого предубеждения, заслуживают ли эти подозрения какого-либо внимания".
Но окончательный выбор невесты Екатерина решила сделать лишь после личного знакомства с принцессами. В письме 28 апреля 1773 года было наконец сделано официальное приглашения ландграфине Гессен-Дармштадской и ее дочерям приехать в Петербург. Для путешествия в Россию был выбран морской путь; за гостьями  в Любек была выслана специальная русская эскадра.
        х х х
Хрестоматийный облик великого князя Павла Петровича, будущего императора Павла I, не богат  привлекательными чертами: советские  школьные учебники привычно обличали его  в безумии, ограниченности и жестокости.
  Но банальные истины имеют свойство оправдываться с точностью до наоборот. Архивные документы заставляют  задуматься: а не является ли знакомый исторический портрет злой карикатурой?  Кроме того, презумпция невиновности - есть закон правосудия.  Врачи, чтобы поставить правильный диагноз,  пытаются тщательно выяснить  anamnes vitae - историю жизни больного. Что ж, последуем примеру медиков...   
Сразу после  рождения  20 сентября 1754 года,  Павел был отобран императрицей Елизаветой Петровной у родителей - великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны, и стал воспитываться под ее непосредственным наблюдением.   Елизавету  была женщина добрая, своего новорожденного внучатого племянника обожала, но педагогическими талантами явно не обладала.  Мать ребенка, будущая императрица Екатерина Великая, поначалу пыталась спорить, но ее доводы были бессильны.  "Его держали в чрезвычайно жаркой комнате,  запеленавши во фланель и уложив  в колыбель, обитую мехом чернобурой лисицы; его покрывали  стеганным на  вате атласным одеялом и сверх этого клали еще другое, бархатное,  розового цвета, подбитое мехом чернобурой лисицы, - вспоминала впоследствии императрица Екатерина II. -  Я сама много  раз после этого видала его уложенного таким образом, пот лил у него с лица  и со всего тела, и это привело к тому, что,  когда он несколько подрос, то от малейшего ветерка, который его касался, он простужался и хворал".
   Екатерина недолго переживала разлуку с сыном, полностью отдавшись политическим и любовным утехам.  В первые полгода мать видела сына три раза, да и в дальнейшем свидания случались не чаще раза в неделю.  Лишенный материнского внимания,  отданный под опеку безграмотных бабок, Павел  в детстве немало болел:  его мучили постоянные расстройства желудка,  сильная тошнота. Одним из способов наказания великого князя было насильное кормление  молочными  продуктами;  затем воспитательницы впали в иную крайность - мальчика заставляли съедать огромные порции  мясной пищи.  Смена диет не повлияла на результат: мальчика мучили приступы неукротимой рвоты.   С годами Павел окреп - лейб-медик Кондоиди докладывал императрице, что здоровье наследника "саможелательно и во всем благополучно".
1 ноября 1768 года Павлу  была сделана прививка против оспы.  Английский врач Димсдаль так описал внешность 14-летнего великого князя:  "Росту среднего, имеет прекрасные черты лица и очень хорошо сложен. Его телосложение нежное, что происходит, как  я  полагаю,  от сильной любви к нему и излишних о нем попечений... Несмотря на то,  он очень ловок,  силен и крепок, приветлив, весел  и очень рассудителен,  что не трудно заметить из его разговоров, в которых очень много остроумия".
Павел получил очень сильное  образование и лучшее по тому времени  воспитание. "Он был воспитан в среде общественной и умственной, быть может, немного не по возрасту для него, но, во всяком случае, в среде, способной развить его ум, просветить его душу и дать ему сериозное практическое и вполне национальное направление, знакомившее его с лучшими людьми страны, ставившей в соприкосновение со всеми дарованиями и выдающимися талантами эпохи, - одним словом, в среде, способной привязать его ко всем нравственным силам страны, в которой он будет некогда государем".
Незадолго до брака великого князя, прусский посланник граф Сольмс дал ему весьма лестную характеристику: "В него легко влюбиться любой  девице. Хотя он невысокого роста, но очень красив лицом; весьма правильно сложен;  разговор и манеры его приятны; он кроток, чрезвычайно учтив, предупредителен и веселого нрава. Под этою прекрасной наружностью скрывается душа превосходнейшая, самая честная и возвышенная, и вместе с тем самая чистая и невинная, которая знает зло только с отталкивающей его стороны, и вообще сведущая о дурном лишь насколько это нужно, чтобы вооружиться решимостью самому избегать его и не одобрять его в других..."
Однако уже тогда внимательные наблюдатели замечали в характере великого князя  те странности,  что в дальнейшем будут так  поражать  современников. По мнению учителя астрономии и физики цесаревича Франца Эпинуса: "Голова у него умная,  но в ней есть какая-то машинка,  которая держится на ниточке, - порвется эта ниточка, машинка завернется, и тут конец уму, и рассудку".
Не будет большой смелостью предположить, что началом этой ниточки стала трагедия в Ропше,  где был удавлен император Петр III.    Сын, убитого с ведома матери, отца, Павел, с его вспыльчивостью, постоянным страхом быть отравленным,  недоверием к окружающим, бесконечными комплексами, недаром получил в Европе прозвание "Русский Гамлет". Историк Николай  Шильдер,  досконально  изучивший  биографию Павла, считал, что ключ к загадке характера великого князя имел в своей основе непримиримый  конфликт сына с матерью, созданный роковыми событиями 1762 года, "отстранить или смягчить которые не было во власти и самого мудрейшего из смертных. К этому следует присовокупить личные, наследственные особенности характера цесаревича, с годами получившие, наконец, оттенок, который не мог согласовываться с государственным умом императрицы и с ее взглядами на управление  и политику Российской империи. Началась глухая борьба двух противоположных мировоззрений, прерываемая временным затишьем, носящим отпечаток мимолетного примирения".
Именно такое затишье наступило перед женитьбой молодого великого князя. Великий князь был в ожидании приезда дармштадских принцесс, одна из которых должна была стать его супругой.   Не ощутивший в полной мере материнской ласки, Павел инстинктивно желал любви и испытывал потребность быть любимым. С детства его отличала восторженная влюбчивость. Но пребывая в обстановке гривуазной куртуазности  екатерининского двора, сохранить невинность было делом отнюдь  непростым. Великому князю не исполнилось и десяти лет, когда Григорий Орлов взял его с собой для наглядного урока в спальню к фрейлинам. Урок пошел впрок: еще до женитьбы Павел имел несколько любовниц, от одной из которых,  вдовой княгини Софьи Чарторыйской, в 1772 году родился сын, получивший имя Семена Великого (7).
 Однажды императрица в шутку заметила двенадцатилетнему Палу, что ему пришло время жениться. "Краснел он, и от стыдливости из угла в угол изволил бегать, - записал в дневнике воспитатель мальчика  Семен Порошин, - наконец изволил сказать: как я женюсь, то жену свою очень любить стану и ревнив буду. Рог мне иметь крайне не хочется. Да то беда, что я очень резв. Намедни слышал, что такие своих рог не видят и не  чувствуют их. Смеялись много о сей Его Величества заботливости".
Однако опасения  юного цесаревича не смогли уберечь его от супружеской неверности.
  х х х
Одним из трех кораблей эскадры, направленной за дармштадтскими принцессами, командовал капитан-лейтенант граф Андрей Разумовский, воспитывавшийся с детства вместе с великим князем Павлом Петровичем. Весь путь до Ревеля красивый и самоуверенный граф  не отходил от принцессы Вильгельмины, всячески ухаживая за ней и осыпая комплиментами.  Поведение Разумовского  настолько смутило барона Черкасова, отвечавшего за благополучный приезд ландграфини с дочерьми в Петербург, что он послал курьера в столицу испрашивая совета, как поступать с графом. 
6 июня 1773 года эскадра бросила якоря на ревельском рейде.  Отдохну пять дней после морского путешествия, ландграфиня с дочерьми покинула Ревель и направилась в Петербург. 15 июня состоялась первая встреча путешественниц с императрицей Екатериной II и Павлом в Гатчине. Отсюда в  восьмиместном царском фаэтоне они направились в Царское Село. Уже в первые дни знакомства Екатерина высказала свои пожелания ландграфине, о том, что ждут от невесты великого князя в России. "Принцесса должна не только чуждаться, но никогда не слушать тех, которые злобными своими наветами пожелали бы расстроить согласие императорского семейства. Принцессе, которой суждено скрепить его узы, вменяется в обязанность изобличать перед императрицею и великим князем, ее супругом, тех, которые по нескромности или низости, дерзнули бы мыслить внушить ей чувства, противные долгу привязанности к императрице и к великому князю супругу.
Принцесса должна быть в полной уверенности, что она найдет при дворе всякого рода развлечения и забавы. Она, однако же, никогда не должна забывать занимаемое ею при нем положения, и, находясь на балах, прогулках и при разговорах, должна помнить, что короткость обхождения может повлечь за собою недостаток почтительности, даже подобающего ей уважения, следствием чего нередко бывает и презрение.
Принцесса должна избегать наветов, могущих быть со стороны  министров иностранных дворов.
Хотя при положении, которое должна занять принцесса, все вокруг нее будет казаться ей изобилием, она, однако же, должна быть тех мыслей, что истинные богатства - порядок и распорядительность. Вследствие этого, управление ее доходами должно быть ведено с благоразумием, без излишней расточительности, но с тем вместе так, чтобы соблюдаемая ею бережливость не была заметна. При случае - быть щедрою, никогда не расточительною, всегда осторожною, чтобы не делать долгов..."
Павел быстро определился с выбором невесты. 18 июня Екатерина обратилась к ландграфине, прося от имени сына руки ее дочери, принцессы Вильгельмины. Ответ не заставил себя ждать, а  спустя несколько дней ландграфиня написала Фридриху Великому: "Никогда не забуду, что я обязана вашему величеству устройством моей дочери Вильгельмины... Великий князь, сколько можно заметить, полюбил мою дочь и даже больше, чем я ожидала".
Неожиданные сложности возникли в связи с переходом принцессы Вильгельмины в православие. Отец невесты ландграф Людвиг Гессен-Дармштадтский неожиданно прислал в Петербург своего поверенного для переговоров по этому вопросу. Каролина-Генриетта в тревоге написала об упрямстве супруга Фридриху Великому. Король обещал воздействовать на  ландграфа: "Я помню, когда я предлагал подобную же партию покойному принцу Цербстскому (8) , чего мне стоило уговорить его насчет религии... И так после всех этих проделок дочь его отправилась в Россию, и вот она теперь императрица, да еще какая императрица!"
 Кроме того, ландграф Людвиг  желал получить чин русского фельдмаршала и одну из остзейских провинций, входящих в состав Российской империи.  Если с первым его требованием, Екатерина согласилась довольно легко, выдвинув единственное  условии, что ландграф оставит австрийскую службу(9), то по поводу территориальных претензий  Людвига, она  даже не желала говорить.
15 августа 1773 года состоялось миропомазание принцессы Вильгельмины, получившей при переходе в православие имя и титул великой княжны Натальи Алексеевны. На следующий день прошло торжественное обручение ее с цесаревичем Павлом Петровичем. Свадьба была назначена на 29 сентября.
               х х х
Бракосочетание великого князя Павла и принцессы Вильгельмины проходило  в величественном Казанском соборе. В день свадьбы невеста была в парчовом серебряном  платье, усыпанном бриллиантами. Императрица вышла в русском платье из алого атласа, вышитом жемчугами и в мантии, опущенной горностаем.  Свадебных торжеств давно не было при русском Дворе, и торжества проходили с особой пышностью.
Войска были выстроены по обе стороны Невского проспекта; балконы, окна были наполнены публикой, за возможность наблюдать процессию из окна платили по 60 рублей.
Шествие открывали конные гвардейцы, затем ехали придворные чины, тайные советники, иностранные послы и гости. Камер-юнкеры и камергеры гарцевали верхами перед каретой Екатерины, запряженной восьмью лошадьми. На ремнях кареты сидели пажи. Затем следовала карета ландграфини с дочерями. Всего по проспекту двигалось тридцать придворных экипажей, каждый из которых был запряжен шестью великолепными лошадями. Над Петербургом стоял гром артиллерийского салюта, из церквей раздавался колокольный перезвон.
После торжественного богослужения  и венчания кортеж вернулся в Зимний дворец. В четыре часа в тронном зале  начался парадный обед. Затем был большой бал, но невеста выглядела утомленной и протанцевала всего лишь несколько менуэтов.
В девять часов вечера Екатерина отвела Наталью Алексеевну в ее апартаменты, где статс-дамы ее раздели и облачили парчовый серебряный халат.
Утро следующего дня было посвящено поздравлениям. Затем последовал парадный обед у императрицы и вечерний бал в Эрмитаже. 1 октября народы были выставлены жареные быки, и вино, бьющее из двух фонтанов. Для придворных новобрачные давали обед, а вечером куртаг в Эрмитажной галерее.  2 октября  официальный обед давала ландграфиня, а вечером 4 октября в придворном театре представляли оперу "Психея и Купидон". Празднества шли до 11 октября и завершились красочным фейерверком. Погода все время стояла прекрасная и многие говорили, что это хорошая примета для будущей супружеской жизни...
Великий князь был счастлив и не отходил от молодой супруги. Екатерина также казалась довольной. Она сделала щедрые подарки Наталье Алексеевне и ее родственникам. В день свадьбы великая княгиня получила бриллиантовые пряжки, а на следующий день убор из изумрудов и бриллиантов. Павел подарил ожерелье из рубинов, стоивший 25 тысяч рублей. Подарки ссыпались как из рога изобилия. Все придворные ландграфини получили дорогие табакерки и крупную сумму денег. Далеко не так щедро были награждены отечественные сановники. В отместку недовольные остряки немедленно присвоили молодой княгине обидную кличку: "Дармштадтская муха".
15 октября ландграфиня  Генриетта-Каролина покидала Петербург. Прощание с дочерью было трогательным, и они пролили немало слез. Но вряд ли мать или дочь подозревали, что видятся  в последний раз видела свою дочь: 19/30 марта следующего 1774 года ландграфиня Генриетта-Каролина внезапно скончалась. Но смертным не дано знать своего будущего, и в этом заключается их великое счастье...
                х х х
Медовый месяц проходил весело и безмятежно. "Ваша дочь здорова, -  писала Екатерина 10 ноября 1773 года ландграфине. - Она всегда тиха и любезна, какой вы ее знаете. Муж ее обожает. Он только и делает, что хвалит ее и всем рекомендует; я слушаю его и задыхаюсь иногда от смеха, потому что она не нуждается в рекомендациях. Ее рекомендация в моем сердце; я люблю ее, она этого заслуживает, и я чрезвычайно этим довольна. Нужно быть ужасно придирчивой и хуже какой-нибудь кумушки, чтобы не оставаться  довольной этой принцессой, как я ею довольна, что и заявляю вам, потому что это справедливо. Я просила ее заняться русским языком; она мне обещала. Вообще наша семейная жизнь идет очень хорошо..."
Но видно так было суждено будущему императору Павлу I, что судьба постоянно обрекала его на драматические испытания. Семейное счастье, казалось, улыбнувшееся цесаревичу, оказалось коротким мгновением. По словам его биографа: "Павлу Петровичу не посчастливилось также и на почве сердечных привязанностей, и, сверх того, ему суждено было испытать еще всю горечь, связанную с предательством самых близких к нему лиц. Измена не отходила от него и должна была сопутствовать ему до гробовой доски - таков был приговор судьбы!"
Может быть, эти несколько высокопарные слова можно сказать иначе: Наталья Алексеевна не любила своего мужа. Великая княгиня была умна, честолюбива и желала реальной власти. Не испытывая любви к супругу, она пользовалась большим влиянием на него - в семье великий князь незаметно стал играть вторую скрипку.  Наталья Алексеевна настойчиво пыталась изолировать его от влияния матери и ближайшего окружения, полностью подчинив волю супруга своей. Великая княгиня  еще не пытается противопоставить себя императрице, но первые шаги на этом опасном пути уже сделаны... Историк  великий князь Николай Михайлович рисует  почти критическую ситуацию, сложившуюся на вершине императорского Олимпа: "серьезная и сосредоточенная, равнодушная к свету, "с сердцем гордым, холодным и нервным", с "большою неровностью и крутостью нрава", она с любопытством присматривалась ко двору Екатерины, мало видела там назидательного для себя и не сумела снискать популярность ни в обществе, ни в народе".
В этот момент все большее влияние на великую княгиню приобретает молодой и обворожительный граф Андрей Разумовский, который, пользуясь расположением цесаревича, не только ежедневно бывал у нее в апартаментах, но даже по просьбе самого Павла Петровича поселился в его дворце. Иностранные послы в сообщениях своим правительствам открыто пишут о связи жены наследника престола с его близким другом.
На расходы великой княгине ежегодно отпускалась большая сумма, исчисляемая в 50 тысяч рублей, но денег постоянно не хватало, и ей нередко  приходилось их занимать то у сестры Андрея Разумовского Натальи Загряжской, то у самого графа.  О финансовых проблемах великой княгини ходили упорные слухи, а придворные по секрету передавали друг другу, что ожидается иностранный заем, который должен состояться без ведома императрицы, через посредство секретаря французского посольства де Корберона.
Но при дворе Екатерины Великой не могло быть двух лидеров, а умом, честолюбием, жизненным опытом великая княгиня не могла даже и пытаться соперничать с императрицей.  Екатерина с все большим неудовольствием наблюдает за событиями, происходящими в семье сына. Не испытывая особенных материнских чувств к нему, она вскоре начинает ощущать все большую антипатию и к невестке. Хвалебные отзывы о великой княгине меняются на  едкие характеристики, на которые Екатерина не скупится в разговорах с близкими людьми. "Она всех честолюбивее, кто не интересуется и не веселиться ничем, того заело честолюбие; это неизменная аксиома".
В письмах к барону Гримму царица еще ироничнее: "У этой дамы везде крайности; если мы делаем прогулки пешком - так в двадцать верст; если мы танцуем - так двадцать контрдансов, столько же менуэтов, не считая алемандов;  дабы избегнуть тепла в комнатах - мы их не отапливаем вовсе; если другие натирают себе лицо льдом, у нас все тело делается сразу лицом; одним словом, золотая середина очень далека от нас. Боясь злых, мы не доверяем никому на свете, не слушаем ни добрых, ни дурных советов; до сих пор нет у нас ни в чем, ни приятности, ни осторожности, ни благоразумия, и Бог знает, чем все это кончится, потому что мы никого не слушаем и решаем все собственным умом. После более чем полутора года, мы не знаем ни слова по-русски; мы хотим, чтобы нас учили, но мы  на минуты в день старания не посвящаем этому  делу; все у нас вертится кубарем; мы не можем переносить то того, то другого; мы в долгах в два раза противу того, что мы имеем, а имеем столько, сколько едва ли кто-нибудь имеет в Европе".
Императрица пытается навести порядок и  в личных делах сына и невестки. Г.А. Потемкину она пишет, что если "ослепленный великий князь иначе не может быть приведен в резон на счет Разумовского", то необходимо его услать в море, "дабы слухи городские, ему противные, упали".
Не останавливаясь на этом, Екатерина вызывает сына и пытается открыть ему глаза на непозволительность отношений между Разумовским и великой княгиней. Павел вышел от матери  в угнетенном настроении, которое он пытался поначалу скрыть от супруги. Но Наталья Алексеевна вынудила его объяснить причину неожиданной перемены настроения.  Далее была разыграна классическая сцена, известная во все времена и не только театральным актрисам  - великая княгиня довольно искренне и с большим чувством изобразила  оболганную невинность. Слезы, уверения в любви и преданности, доводы, что сказанное императрицей, лишь преследовало цель поссорить мужа с женой - убедили Павла в полной невинности супруги.  "Меня обманывать не трудно, я сам обманываться рад", - как сказал поэт.
Противостояние молодой великой княгини и императрицы принимало все более острые формы, но развязка наступила неожиданно.
     х х х
Наталья Алексеевна с детства не отличалась крепким здоровьем. При сватовстве и барон Ассебург, и родные принцессы, и король Фридрих Великий предпочли обойти эту немаловажную сторону дела молчанием. Однако,  вне зависимости от желания сильных мира сего, жизнь диктует свои правила игры...
В воскресное утро 10 апреля 1776 года, когда вся императорская фамилия находилась в загородной резиденции,  Наталья Алексеевна почувствовала приближение родов. Испуганный Павел поспешил в комнату к матери с просьбой скорее придти к жене, чтобы помочь ей. Екатерина II оставила подробное описание этого дня: ""Богу так угодно было. Что делать! Но то сказать могу, что ничего не было проронено, что только человеческий ум и искусство придумать могли к спасению ее. Но тут было стечение различных несчастных обстоятельств, кои казус сей сделали почти единственным в свете.
Великий князь в Фомино воскресенье поутру в четвертом часу пришел ко мне и объявил, что великая княгиня мучится с полуночи; но как муки были не сильные, то мешкали меня будить. Я встала и пошла к ней, и нашла ее в порядочном состоянии, и пробыла у нее до десяти часов утра, и, видя, что она еще имеет не прямые муки, пошла одеваться, и паки к ней возвратилась в 12 часов. К вечеру мука была так сильна, что всякую минуту ожидали ее разрешения. И тут при ней, окромя лучшей в городе бабки, графини Катерины Михайловны Румянцевой, ее камер-фрау, великого князя и меня, никого не было; лекарь же и доктор ее были в передней. Ночь вся прошла, и боли были переменные со сном: иногда вставала, иногда ложилась, как ей было угодно. Другой день паки проводили мы таким же образом, но уже были призваны Круз и Тоде, совету коих следовала бабка, но без успеха оставлась наша благая надежда. Во Вторник доктора требовали Роджерсона и Линдемана, ибо бабка отказалась от возможности. В среду Тоде был допущен, но ничто не мог предуспеть. Дитя   уже был мертв, но кости оставались в одинаковом положении. В четверг великая княгиня была исповедована, приобщена и маслом соборована,  а в пятницу предала Богу душу.
Я и великий князь все пятерые сутки и день и ночь были безвыходно у нее. По кончине при открытии тела оказалось, что великая княгиня с детства была повреждена, что спинная кость не токмо была как S, но та часть, коя должна быть выгнута, была вогнута и лежала на затылке дитятити; что кости имели четыре дюйма в окружности и не могли раздвинуться, а дитя в плечах имел до девяти дюймов. К сему соединялись другие обстоятельства, коих, чаю примера нету. Одним словом, таковое стечение не позволяло ни матери, ни дитяти оставаться в живых. Скорбь моя была велика, но, предавшись в волю Божию, теперь надо помышлять о награде потери". (10)
Смерть великой княгини Натальи Алексеевны наступила в пять часов дня в  пятницу 15 апреля 1776 года, а уже спустя полчаса императрица в одной карете с цесаревичем выехали в Царское Село, "дабы отдалить его от сего трогательного позорища".
В тот же вечер Екатерина приказала принести ей шкатулку с  бумагами и записками покойной. То, что она прочитала, превзошло все ожидания.  Кроме любовной переписки с графом Разумовским, среди писем обнаружился проект денежных займов, сделанных великой княгиней у французского и испанского посла.
Екатерина немедленно вызвала сына и показала ему любовные записки его умершей жены и Разумовского, исключающие все вопросы о том кто был истинным отцом народившегося ребенка.
Утром, когда Разумовский явился по обыкновению к великому князю, то молча отвернулся от него. Граф оставался в Петербурге до самого погребения тела великой княгини 26 апреля 1776 года.
 Жена наследника русского престола вопреки обычаю  была похоронена  в Александро-Невской лавре.  Екатерина присутствовала на похоронах невестки, и в тот же день вернулась в Царское Село. Павел не счел возможным для себя присутствовать на траурной церемонии, вместо него, как писал французский посланник маркиз Корберон, на могиле возлюбленной рыдал граф Разумовский. (11).
На следующий день по распоряжению императрицы граф был выслан из Петербурга сначала в Ревель, затем в малороссийское имение отца - Батурин.  В дальнейшем Разумовский стал видным дипломатом, получил титул светлейшего князя, высшие ордена многих государств,  построил великолепный особняк в Вене и обманул бесчисленное число мужей. Как писал его биограф: "космополит в полном смысле этого слова, не умевший написать по-русски депеш, женатый на немках и перед смертью перешедший в католичество, Разумовский был образцом довольно многочисленных русских дипломатов, совершенно чуждых России"...

ПРИМЕЧАНИЯ
1.Барон Карл-Леопольд-Сигизмунд Ассебург в 1771 г. перешел на русскую службу с чином действительного тайного советника, с 1773 г. - русский полномочный министр при регенсбургском императорском сейме.
2.Кобеко Дмитрий Фомич ( 1837-1918),  директор Императорской Публичной библиотеки, историк, искусствовед, генеалог.
3. Панин Никита Иванович, граф, обер-гофмейстер, наставник великого князя Павла Петровича.
4. Принцесса Амалия с 1774 г. в браке с наследным принцем Карлом-Людвигом Баден-Дурлахским. Их дочь - принцесса Луиза-Мария-Августа (в православии Елизавета Алексеевна) с 28. 09 . 1793 г. жена великого князя Александра Павловича (с 1801 года император Александр I).
5. Бюлер Федор Андреевич (1821- 1896), барон, директор  Главного архива министерства иностранных дел, почетный член Академии наук, член археологической комиссии.
6. Эпиниус Франц Иванович (1724-1802), профессор астрономии Берлинской академии, член Санкт-Петербургской академии с 1756 г., профессор высшей математики и физики.
7. Великий Семен Афанасьевич (1772-1794), внебрачный сын великого князя Павла Петровича и княгини Софьи Чарторыйской.  Капитан-лейтенант русского флота, находясь в командировке на английском корабле "Вангард" умер на Антильских островах.
8. Принц Ангальт-Цербстский - отец императрицы Екатерины II.
9. Ландграф Людвиг Гессен-Дармштадтский был пожалован в  фельдмаршалы 3 марта 1774 г.
10. Несмотря на уверения императрицы Екатерины II, что все возможные меры для спасения великой княгини и ребенка были приняты, вызывают удивление медицинская тактика ведения родов. Доктора находились "в передней", в то время как течение родов резко осложнилось.  Лечащие врачи, очевидно, не имели достаточного опыта в акушерской практике или опасались ответственности за неблагоприятный исход родов и были вынуждены призвать более опытных коллег - лейб-медика императрицы Джона Роджерсона и Андрея Линдемана, члена Медицинской коллегии. Однако время было упущено - ребенок  умер от гипоксии, но оставалась вероятность спасения жизни матери. Для этого требовалась немедленное оперативное пособие. В данном случае,  методом выбора представлялась плодоразрушающая операция или кесарево сечение. Учитывая анатомические особенности таза роженицы,  врачи могли остановиться на втором варианте хирургической операции - кесаревом сечении. Эта операция была известна еще в древнем Египте, о ней упоминалось в греческой мифологии - рождение Вакха, Эскулапа, Диониса. В Европе кесарево сечение вошло в медицинскую практику еще в   XVI веке, в России впервые операция была выполнена в 1756 году врачом И.Ф. Эразмусом.  Учитывая отсутствие знания законов асептики, послеоперационный прогноз в то время оставался достаточно серьезным. Однако, несмотря на высокий риск осложнения, это оперативное вмешательство позволило бы дать великой княгине Наталье Алексеевне шанс  остаться в живых.  Почему врачи не предложили такой вариант ведения больной, остается загадкой.
11. Предложенная читателям версия о любовной связи великой княгини Натальи Алексеевны и графа Андрея Кирилловича Разумовского широко распространена в исторической литературе. Известные историки Н.К. Шильдер, великий князь Николай Михайлович, Д.Ф. Кобеко, К. Валишевский единодушно указывали на стройную логическую связь между событиями  предшествующими смерти великой княгини и   необъяснимым нарушением этикета - погребением тела  жены наследника престола на кладбище Александро-Невской лавры, отсутствие на похоронах мужа - великого князя Павла Петровича и последующую  опалу графа Разумовского. Однако основным доводом в  пользу данной версии является непременное упоминание в исторических трудах о компрометирующих письмах и бумагах великой княгини, найденных императрицей Екатериной II.
Тем не менее, эти документы никогда опубликованы не были, о них  известно лишь по отдельным фразам из депеш иностранных дипломатов, что является не слишком убедительным доводом, свидетельствующем о реальности их существования. В то же время нельзя исключить вероятность того, что архив великой княгини Натальи Алексеевны был уничтожен или самой Екатериной II или кем-то из ее наследников - Романовы умели хранить династические тайны.

Библиография.
Бюлер Ф.А. Два эпизода из царствования Екатерины II.// Русский Вестник. 1870 г. №1.
Великий князь Николай Михайлович. Знаменитые россияне  XVIII -XIX ВЕКОВ. СПБ.,  1996.
Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. М., 1997.
Записки императрицы Екатерины Второй. СПб., 1907.
Кобеко Д.Ф. Цесаревич Павел Петрович. М., 2000.
Крылов-Толстикович А. Дармштадтская муха.\\ Новая юность.№5. 2002.
Шильдер Н.К. Император Павел I. М., 1996.
Осмнадцатый век. Исторический сборник. М., 1869. Кн.1.












МАТЬ ДВУХ ИМПЕРАТОРОВ





МАРИЯ ФЕДОРОВНА (1759-1828),  великая княгиня, императрица с 06.11.1796г, урожденная принцесса София-Доротея-Августа-Луиза Вюртембергская. С  1776 г. жена великого князя Павла Петровича, впоследствии императора Павла I.
Дети: Александр (1777-1825), Константин (1779-1831), Александра (1783-1801), Елена (1784-1803), Мария (1786-1859), Екатерина (1788-1819), Ольга (1792-1795), Анна (1795-1865), Николай (1796-1855), Михаил (1798-1849).


















15 апреля 1776 года в пять часов пополудни в тяжелых родах скончалась великая княгиня Наталья Алексеевна - жена великого князя наследника русского престола Павла Петровича. В пять часов двадцать минут императрица Екатерина II в одной карете с цесаревичем покинули дворец, где произошла трагедия, и направились в Царское Село. На следующий день вслед за августейшим семейством в Царское Село выехал принц Генрих Прусский - братом короля Фридриха Великого, давний знакомый царицы Екатерины, с которым у нее  сложились доверительные отношения еще со времен непростых переговоров о разделе Польши.
Великий князь Павел Петрович  был неутешен: то ли сказывалась печаль по поводу потери любимого человека, а может, обнаруженные в тайной шкатулке любовные письма Натальи Алексеевны к графу Разумовскому, которые не замедлила   продемонстрировать сыну Екатерина II,  сыграли свою роль, но  молодой вдовец не находил себе места. Можно предположить, что второе обстоятельство играло едва ли не большую роль, чем естественная скорбь по поводу смерти близкого человека. Во всяком случае, цесаревич даже отказался присутствовать при погребении своей супруги и не покидал Царского Села, во время траурной церемонии, происходившей в Александро-Невском монастыре 26 апреля.
Однако, как известно, от любви существует лекарство - новая любовь. Кроме того, династические интересы требовали скорейшего повторного брака. Барону Гримму императрица Екатерина II писала: "Увидев корабля опрокинутым на  один бок, я, не теряя времени, перетянула его на другой и старалась ковать железо, пока горячо, чтоб вознаградить потерю, и этим мне удалось рассеять глубокую скорбь, которая нас угнетала".
Надо отдать должное стремительности решений и действий Екатерины. Уже на следующий  день после смерти цесаревны она предпринимает шаги по устройству нового брака сына.  Екатерина сразу вспомнила о маленькой Вюртембергской принцессе Софии-Доротеи, кандидатура которой уже рассматривалась на роль  невесты великого князя Павла Петровича, но из-за своего слишком юного возраста принцессы была  отвергнута.
Теперь это препятствие исчезло,  и Екатерина II, ведет долгую беседу с принцем Генрихом Прусским, в ходе которой царица просит его написать письмо родителям принцессы с предложением о браке.
Однако, если возраст Софии-Доротеи теперь не вызывал никаких возражений для замужества - ей было уже 16 лет, то появилось иное препятствие к заключению брака. Принцесса оказалась обручена с братом покойной цесаревны Натальи Алексеевны принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским. Принц Генрих немедленно  выслал курьера к   брату с подробным письмом о переговорах с Екатериной II.
 Фридрих Великий, всегда стремившийся к  укреплению династических  отношений с домом Романовых,  замечательно просто нашел выход из создавшейся ситуации. Он немедленно вызвал принца Людвига в Берлин и  велел ему, не мешкая, расторгнуть помолвку, пообещав взамен невесты круглую сумму из русской казны. Молодому человеку, наделавший к тому времени кучу долго, предложение короля, показалось подарком судьбы. По словам Екатерины, этот глупый и долговязый юноша, сразу исполнил все формальности, которые от него требовались, а затем отправился пасти гусей с царским пенсией по 10 000 рублей в год. (2)
Пока шли все эти предсвадебные хлопоты,  Павел не был даже поставлен в известность о готовящемся событии в его личной жизни. Вероятно, София-Доротея была в более преимущественном положении, иначе было бы трудно объяснить девушке разрыв с принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским - событие, к которому она отнеслась на редкость спокойно.
Не прошло и трех месяцев после смерти жены цесаревича, как императрица пригласила сына к себе в кабинет.  Переписка Екатерины с Гриммом сохранила не только происшедший между ними разговор, но даже его интонации: "Я начала с того, - пишет царица, что предложила путешествия, перемену мест, а потом сказала: мертвых не воскресить, настало время подумать о живых. Разве от того, что вы воображали себя счастливым, но потеряли эту уверенность, следует отчаиваться в возможности  снова  возвратить ее? Итак, станем искать эту другую.
-Но кого?
- О, у  меня есть в кармане!..
 - Да, да, и еще какая прелесть!
И вот любопытство сразу возбуждено.
       - Кто она, какова она? Брюнетка, блондинка, маленькая, большая?
       - Кроткая, хорошенькая, прелестная, одним словом,  сокровище, сокровище: сокровище приносит с собой радость".
Сразу было принято решение, что Павел в сопровождении небольшой свиты и принца Генриха Прусского отправиться в Берлин, где и встретится с принцессой Вюртембергской, которая должна была приехать туда с матерью и сестрой из Монбельяра.
13 июня 1776 года цесаревич Павел Петрович через Ригу, Митаву, Кенигсберг выезжает в Берлин, куда и пребывает спустя почти месяц - 10 июля. При встрече с Фридрихом Великими в королевском дворце цесаревич произнес приветственную речь,  в которой, между прочим, сказал, что он достиг того, чего уже давно желал, "видеть величайшего героя, удивление нашего века и удивление потомства". Король скромно возражал, что он не заслуживает подобных похвал, что он только бедный, хворый, седовласый старец, несказанно обрадованный приездом сына своего лучшего друга, великой Екатерины.
Павел очень подробно описывает все впечатления от  визита в письмах матери. Эти корреспонденции позволяют восстановить события тех дней и утверждать, что между матерью и сыном пока еще сохраняются искренние и благожелательные отношения. Их разрыв и острый конфликт еще впереди.
Уже на следующий день после приезда, Павел пишет торопливое и несколько сумбурное  письмо Екатерине II, в котором описывает свои первые впечатления о встрече с невестой и ее родителями. Эмоции и чувства переполняют его, он хочет поделиться с матерью своими чувствами: "... Вчера, как скоро, приехав, взошел к себе в покои, то пришел ко мне будущий мой тесть с двумя сыновьями своими; я нашел его в таких расположениях, каких я описать не могу: мы оба со слезами говорили довольно долго. Вашему величеству известны расположения сердца моего, с какими поехал, но за долг считаю вам первой открывать всегда самые скрытные чувства сердца своего и за первое удовольствие оное поставляю. Я нашел невесту свою такову, какову только желать мысленно мог: не дурна собою, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно, и уже известен я, что если она сделала действо в сердце моем, то не без чувства и она с своей стороны осталась. Сколь счастлив я, всемилостивейшая государыня, если, вами, будучи руководим, заслужу выбором своим еще более милость вашу. Отец и мать не таковы снаружи, каковыми их описывали: первый не хромает, а другая сохраняет еще остатки приятства и даже пригожества. Дайте мне свое благословение и будьте уверены, что все поступки жизни моей обращены заслужить милость вашу ко мне. Принц (Генрих) мне столько дружбы и приязни оказывает, что я не знаю, чем за оное ему воздать: он снисходит до самых мелочей и забывает почти сан свой. Корнет Говен, которого я посылаю, может донести изустно о многом, касающемся до путешествия нашего, ибо ни времени не имею о сем вам сам донести, будучи занят чувствами различными сердца моего. Перепоручаю себя и будущую свою в милость вашего величества, послушный сын и верноподданный".
Спустя еще два дня Павел пишет об обручении с принцессой Вюртембергской: "Бог благословляет все намерения ваши, ибо благословляет он всегда добрые. Вы желали мне жену, которая бы доставила нам и утвердила домашнее спокойство и жизнь благополучную. Мой выбор сделан, и вчера по рукам ударили; припадаю  с сим к стопам вашим и с тою, которая качествами своими и расположениями приобретет милость вашу и будет новым домашним союзом. Перепоручаю невесту свою в милость вашу и прошу о сохранении ея ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что я выбором своим не остыжу вас; мне о сем дурно теперь говорить, ибо, может быть пристрастен, но сие глас общий. Что же касается до сердца ея, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что я видел из разных сцен между роднею и ею. Ум солидный ея приметил и король сам в ней, ибо имел с ней о должностях ея разговор, после которого мне о сем отзывался; не пропускает она ни одного случая, чтоб не говорить о должности ее к вашему величеству. Знаниям наполнена, и что меня вчера весьма удивило, так разговор со мною о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтоб приучиться рассуждать основательно. Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие  нужно и помня пример предместницы ея. Король столь чувствует дружбу вашу к нему, что говорил, что он бы кровью и жизнью хотел вам заплатить и со слезами о сем говорит. Сколь прискорбно мне, что ваше величество не можете участвовать и сами и видеть чувствительность и радость общую, с правом участвовать и делить с вами чувства свои, и так грущу, что терпеть онаго не могу. Фамилия невесты моей столь вам благодарна, что не могут без слез о вас вспомнить".
В письме к матери от 20 июлю 1776 года цесаревич сообщает новые подробности своего пребывания в Берлине и описывает свое времяпрепровождение: "Здесь приняты все  те, которые имя русскаго носят, с таковою отличностью, зачиная с меня, каковой изъяснить невозможно. Король со мной говорил осьмой день о разном и щупал меня со всех сторон и при всяком случае изъяснялся с слезами почти, говоря о вашем величестве и о привязанности его к вам. Подарил он мне перстень отменной величины с портретом своим и восемь лошадей. Новая фамилия моя подвергает себя к стопам вашего величества. Невеста моя ежечасно спрашивает у меня, чем заслужить может милость вашу к себе, наведывается о всех, касательно до будущего своего состояния, и показывает отменную жадность к русскому языку, даже до того, что знает уже азбуку наизусть. Пример покойницы ( 1) и доброе ея сердце весьма сильно действуют к ней при сем случае. Я надеюсь, что ваше величество сами изволите все сие найтить, ибо от меня в сию минуту может сие показаться пристрастным. Имя ваше здесь в таком почтении, какового изъяснить нельзя, и радость в сию минуту по причине того, что изволили меня сюда отправить, неописана, и вы не изволите поверить всему тому, что я вам о сем изустно донесу. Министры французский и австрийский дуются и распустили про нас слух, не будучи в состоянии про меня иного сказать, как что я горбат, но думаю, что теперь перестали о сем говорить... Я еду отсюда в будущий Понедельник чрез Рейнсберг, невеста моя последует за мною дней через пять..."
Императрица была в совершенном восторге от поведения сына и отвечала ему в письмах в шутливом и радостном тоне: "Письма ваши меня веселят, ибо вижу, что вы в пути вашем здоровы и благополучны, и что я вам доставила случай весело и с удовольствием время проводить; утешением же наипаче сердцу моему есть ваше ласковое ко мне расположение, кое при всяком случае мне изъявляете с расположением, кое при всяком случае мне изъявляете с чувствительностью. Бог да благословит вас в обратный путь. Жду тебя нетерпеливо, любопытно узнать и уст ваших все подробности сего путешествия.
Признаюсь чистосердечно, что самолюбию моему льстит безмерно честь неупадающего в свете русского имени. Весьма признательна королю за изъявление при всяком случае его ко мне дружбы... Понеже принцесса выучилась в Берлине русской азбуке, то надеюсь, что Пастухову (3) убавит заботу в учении; все, что об ней слышу, есть удовольствительно; желаю наискорее с нею ознакомится; сие желание, как знаешь во мне не снова поселено..."
х х х
Екатерина, действительно, давно следила за воспитанием и привычками вюртембергской принцессы.  Начало их заочного знакомства произошло еще в 1772 году, когда русская императрица приказала  своему доверенному лицу барону А.-Ф. Ассебургу собрать самые подробные сведения о маленькой Софии-Доротеи,  рассматривая восьмилетнюю девочку как возможную кандидатуру в невесты сыну. Хотя отзыв барона был самый лестный, возраст девочки не позволял вести разговор о браке в ближайшие годы. Выбор невесты великого князя Павла Петровича тогда пал на принцессу Вильгельмину Гессен-Дармштадтскую, с которой 29 сентября 1773 года и состоялась свадьба наследника русского престола.
София-Доротея-Августа-Луиза принцесса Вюртембергская родилась 14/25 октября 1759 года в Штеттине, городе, где на тридцать лет ранее родилась Екатерина Великая. Отец  Софии-Доротеи - принц Фридрих-Евгений Вюртембергский много лет  состоял в прусской военной службе и принимал участие в семилетней войне. В 1769 году он возвратился на родину и вступил, как глава младшей ветви вюртембергского дома, в управление княжеством Монбельяр.
Супруга принца - Фредерика-Доротея-София, урожденная принцесса Бранденбург-Шведтская, приходилась двоюродной внучкой короля Фридриха Великого.
Семейство принца Фридриха-Евгения Вюртембергского и принцессы Фредерики-Доротеи было многочисленно и дружно. У них родилось восемь сыновей и четыре дочери. Будущая невеста русского наследник престола София-Доротея была старшей из дочерей.
В счастье и комфорте проходило детство принцессы в замке Монбельяра. Принцесса-мать сама занималась воспитанием детей. Женщина образованная и умная, поклонница модных тогда педагогических теорий  Руссо, она дала им отличное образование. Хотя образование девочки - даже принцессы - в восемнадцатом веке значительно разниться с нынешней системой воспитания школьниц. Преимущественное внимание уделялось Закону Божиему и иностранным языкам, хотя принцесса неплохо знала географию, хорошо рисовала, музицировала, разбиралась в  математике и ботанике.
Особое место занимало садоводство и искусство паркового ландшафта. В 1769 году, когда  семья принца поселилась в родовом замке Монбельяре, было решено строить летнюю резиденцию, получившую название "Этюп". Основной советчицей отца по выбору растений и кустарников стала принцесса София-Доротея. Увлечение садоводством осталось на всю жизнь, а знания ботаники и искусство составлять гербарии впоследствии удивляли даже профессионалов.
Баронесса Оберкирх, подруга принцессы, в своих  воспоминаниях оставила такой портрет Софии-Доротеи: "Принцесса была очень хороша собою и имела превосходное сердце. Хотя она близорука, но глаза ее прелестны и их чудное выражение служило как бы отпечатком ее чистой души. Она внушала любовь всем ее окружавшим, т никто более ее не заслуживал любви. Естественная, умная, но не желавшая блистать умом, чуждая всякого кокетства, она в особенности отличалась нежной кротостью и добротою".
Вероятно,  можно вполне доверять словам барона Ассебурга, который писал Екатерине II, что принцесса София-Доротея очень хороша собой и по своим летам чрезвычайно развита. Барон также особенно обращал внимание на ее детскую доверчивость и совершеннейшую откровенность характера, говоря о принцессе как о "юной особе, полной любезности и доброты".
Конечно, девушка испытывала определенное чувство застенчивости при одной мысли  о предстоящей встрече с одной из самых величественных и могущественных императриц мира - Екатериной Великой. "Императрица, - говорила она, - наводит на меня робость; я покажусь ей совершенной  простушкой. Лишь бы мне понравиться императрице и великому князю".
 Встреча, которой так опасалась принцесса, была совсем скоро: София-Доротея ехала вслед за женихом в Россию. Павел спешил прибыть в Петербург первым, чтобы приготовиться к свадьбе.
ххх
Перед отъездом в Россию Павел провел два дня с невестой в замке принца Генриха. Здесь он оставил очень любопытный документ, над составлением которого, надо думать, трудился не один день, - наставления для своей будущей супруги. Конечно, выражаясь образно, великий князь, писал этот документ собственной кровью,  учитывал свой прежний, неудачный опыт супружеской жизни, и желал предупредить возможные ошибки второй молодой жены, после ее приезда на свою новую родину.  Это послание с очевидностью доказывает незаурядный ум, такт и житейскую мудрость будущего русского императора. В первую очередь, он подробно останавливается на отношениях с Екатериной II
"Принцесса, приехав одна в эту мало известную и отдаленную страну, - писал великий князь, - поймет, что ее собственная польза требует, чтобы она сблизилась с ее величеством и снискала ее доверие, дабы иметь в ней вторую мать и личность, которая будет руководить ею во всех ее поступках, безо всяких личных видов и целей. В отношении к императрице принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее. Этим она избавит себя от многих интриг и происков, которые не замедлят коснуться ее. Так как принцесса не может иметь никаких личных целей, то ей не придется что-либо скрывать от ее величества. Поэтому она хорошо поступит, говоря ей откровенно все то, что у нее будет на душе; это (не говоря уже об интригах) будет гораздо лучше для ее собственного спокойствия".
Особо важным великий князь Павел считал оговорить характер взаимоотношений с будущей женой, совершенно очевидно он желал избежать  возможных личных ссор,  хотел удержать девушку от ошибок в обществе. Он очень самокритично и объективно оценивает особенности собственного характера и поведения, надеясь, что супруга сможет понять и простить его горячность и непредсказуемость. Он писал: "Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, приобрести которые зависит от нас самих, то  я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечной добротой и иными своими достоинствами, которыми она уже известна.
 Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы, чтобы она принимала снисходительно все то, что я могу выразиться иногда даже быть может, довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа жизни, уменья одеваться и т.п. Я прошу ее принимать благосклонно советы, которые мне случится ей давать, потому что из десяти советов все же может быть и один хороший, допустив даже, что остальные будут непригодны. Притом, так как я несколько знаю здешнюю сферу, то я могу иной раз дать ей такой совет или высказать такое мнение, которое не послужит ей во вред.
Я желаю, чтобы она была со мною совершенно на дружеской ноге, не нарушая, однако приличия и благопристойности в обществе. Более того, я хочу даже, чтобы она высказывала мне прямо и откровенно все, что ей не понравиться во мне; чтобы она никогда не ставила между мною и ей третьего лица и никогда не допускала, чтобы меня порицали в разговоре с нею, потому что это не отвечает тому расстоянию, которое должно существовать между особою ее сана и моего и подданным".
Заключительным двум статьям своего наставления великий князь придавал особое значение. Словно заклинание, он еще и еще раз повторяет то, что больше всего беспокоит его, что неотступно преследует его память - обида обманутого супруга и униженная честь наследника престола. Достаточно привести следующие слова: "Необходимо, чтобы принцесса своим поведением сама устраняла от себя всякие неприятности, снискав любовь общества, и никогда не вмешивалась ни в какое дело, ее непосредственно не касающиеся, тем более, в интриги и т.п. Для этого принцессе надобно держать себя со всеми ровно, без малейшей фамильярности; это не даст возможности льстецам и людям, не в меру угодливым, беседовать с нею, под видом преданности, о своих собственных интригах или наговаривать на кого-либо. Как только она дозволит себе, из расположения или хотя бы из вежливости, малейшую фамильярность или намек на откровенность, можно быть уверенным, что всегда найдутся люди, которые захотят этим воспользоваться и незаметным образом вовлечь принцессу через эту личность в какие либо интриги, не говоря уже об опасностях, могущих угрожать ей. Поэтому во всех отношениях было бы прекрасно, если бы принцесса с самого начала внушила своим приближенным уважение своим безупречным поведением и тем упрочила свое будущее".
ххх
Павел Петрович прибыл в Царское Село 14 августа, а спустя две с небольшим недели, 31 августа, в Петербург приехала и София-Доротея. Ее сопровождала русская свита, заботливо посланная за принцессой в Мемель - императрица Екатерина не хотела, чтобы невестка привезла с собой окружение из Германии, с тем чтобы, общаясь с русскими, она быстрее обрусела. Свиту принцессы составили статс-дама графиня Екатерина Михайловна Румянцева, супруга фельдмаршала Румянцева-Задунайского, и фрейлины Алымова и Молчанова, бывшие воспитанницы знаменитого Смольного института, (4) и статский советник Пастухов, который должен был заниматься с принцессой русским языком.
Графиня Румянцева не слишком грамотно, но обстоятельно, сообщала  мужу о встрече с принцессой в Мемеле: "Будущая наша великая княгиня обошлась очень ласково со мною и, по-видимому, любезна  очень, только у нее флюс, щека очень распухла и губа от беспокойства дороги, и до пятницы здесь пробудет".
Екатерина с нетерпением ждала встречи с будущей невесткой.  К счастью, сразу оказалось, что ее надежды оправдались. Императрица писала Гримму: "Признаюсь вам, что я пристрастилась к этой очаровательной принцессе, пристрастилась в буквальном смысле слова: она именно такая, какую можно было желать: стройна как нимфа, цвет лица - смесь лилии и розы, прелестнейшая кожа в свете; высокий рост, с соразмерной полнотою, и легкость поступи.  Кротость, доброта сердца и искренность выражаются у нее на лице. Все от нее в восторге, и тот, кто не полюбит ее, будет не прав, так как она создана для этого и делает все, чтобы быть любимой. Словом, моя принцесса представляет собою все, чего я желала, и вот я довольна.
Я всегда хотела ее получить; вот уже десять лет, как мои взоры устремлены на нее; когда, три года тому назад, надо было женить великого князя, моей принцессе было только тринадцать лет. В последние три года я, как и следовало быть, потеряла ее из виду. Но как только место очистилось, я потребовала свою принцессу; три дня спустя, я получаю известие, что она невеста, и чья?
В продолжение трех лет, по странной случайности, расстроилось пять предложений об ее замужестве, и все способствовало тому, чтобы мне получить ее. Свадьба будет через восемь дней после того, как она примет православие, и я надеюсь, что сентябрь месяц не пройдет без того, чтобы наши надежды с этой стороны не сбылись".
14 сентября София-Доротея приняла обряд миропомазания и наречена православным именем Мария Федоровна, через день состоялось обручение по православному обряду, а 26 сентября 1776 года состоялась свадьба, прошедшая с той же обычной для эпохи Екатерины Великой пышностью и по тому же церемониалу, по которому проходила свадьба цесаревича Павла Петровича с его первой женой.
Молодая великая княгиня была счастлива и довольна. Спустя два месяца она писал подруге своего детства: "Великий князь, очаровательнейший из мужей, кланяется вам. Я очень рада, что вы его не знаете; вы не могли бы не полюбить его, и я стала бы его ревновать. Дорогой мой муж, ангел; я люблю его до безумия"...
                х х х
Медовый месяц прошел великолепно, и, казалось, молодые желают растянуть  его на долгие-долгие годы.
"Никогда ни одно частное семейство не встречало так непринужденно, любезно и просто гостей: на обедах, балах, спектаклях, празднествах, - на всем лежал отпечаток приличия и благородства, лучшего тона и самого изысканного вкуса", - делился своими впечатлениями о пребывании в гостях у Павла французский посол граф Сегюр.
В апреле 1777 года Мария Федоровна сообщила супругу радостную весть, взволновавшую его до глубины души.
"Мой милейший муж, - писала великая княгиня, - матушка бранит меня за то, что я ничего не говорю ей о своем здоровье, и настойчиво желает, чтобы  я что-нибудь сказала ей по этому поводу. Позволяете ли вы мне сообщить ей об имеющихся подозрениях, оговорив при этом, что это еще не наверное. Я боюсь, что если отложить сказать ей об этом, она узнает это от других. Прощай, дорогой и обожаемый муж, я страстно люблю тебя".
Муж был счастлив, Екатерина II довольна скорым исполнением своих заветных надежд о рождении внука или внучки, и укреплении, тем самым, династии Романовых. 
Об идиллии, происходящей в те дни в Царском Селе, свидетельствует поздравительная записка  великой княгини, написанная ко дню рождения Павла Петровича 20 сентября 1777 года: "Живое, непосредственное чувство не может быть выражено - таково мое положение, мое драгоценнейщее  сердце; в этот день, когда увидел свет самый обожаемый, самый любимый из мужей, моя душа преисполнена радостью, удовлетворением, счастием, и, несмотря на все мои усилия, мне не удается описать вам эти чувства столь же живо, как их чувствует мое сердце. Живите долго, живите счастливый и довольный, живите, если возможно, тысячу лет, чтобы составить счастие нескольких миллионов душ; вот те моления, которые я возношу к небу в этот чудесный день. Я присоединяю к ним еще одно - благоволите сохранить мне вашу дружбу, она составляет мое счастье, и я осмеливаюсь надеяться, что несколько заслужила ее нежной привязанностью, которую питаю к вам, и которая кончится лишь с моей жизнью. Ваш нежнейший и вернейший друг и жена.
Я обожаю вас, до безумия люблю вас; вы - мой кумир, мое высочайшее благо, и я вас люблю столько, столько, что не умею выразить вам этого".
Но на безоблачном небосклоне семейного счастья уже появилось маленькое пятнышко, которое потом превратится в грозную тучу, грозящую существованию всему семейству Екатерины II, породившему  непримиримый конфликт между матерью и сыном.
Первым видимым проявлением этого конфликта стало, с таким нетерпением ожидаемое, рождение первенца.
                х х х
12 декабря 1777 года 201 выстрел пушек с бастионов Петропавловской крепости возвестил о рождении у наследника престола сына, названного Александром в честь почитаемого на Руси святого князя Александра Невского.
Однако рождение продолжателя рода не только не сплотило семью, а  напротив,  разделило на ближайших родственников на два непримиримых лагеря - императрицу - с одной стороны и ее сына с женой - с другой. Сразу после рождения великого князя Александра Павловича, Екатерина совершила тот же поступок, который когда-то сделала императрица Елизавета Петровна с ней самой: она деспотично отстранила родителей от воспитания и общения с ребенком.
Символично письмо Екатерины II к шведскому королю Густаву III: "Как только господин Александр родился, я взяла его на руки и, после того как его вымыли, унесла в другую комнату, где и положила его на большую подушку..."
Восторженная бабушка в мельчайших деталях описывает, как содержат, кормят, купают, пеленают ее внука. Единственное, чего нет в письме, так это упоминания о его родителях.
Спустя год у Марии Федоровны родился второй сын - Константин, которого постигла такая же участь - он был отобран Екатериной и стал воспитываться под ее непосредственным наблюдением.
Цесаревич Павел Петрович расценил поступок  матери-императрицы как грубое нарушение своих законных прав. Он вновь стал ощущать по отношению к матери, остывшие было, совсем не сыновьи чувства гнева и осуждения. Кратковременная идиллия, водворившаяся в императорской семье при появлении в России Марии Федоровны, постепенно исчезла полностью. Отныне здесь появилось два двора, связанные  между собой династическими, политическими, родственными отношениями, они, тем не менее, находились в постоянной скрытой, но непримиримой оппозиции друг к другу.
Лишенный возможности заняться воспитанием детей, отстраненный от участия в управлении империей, цесаревич полностью погрузился теоретические измышления об исправлении государственного устройства России, а Мария Федоровна со страстностью занялась устройством новой резиденции - дворцового комплекса Павловска, расположенного в окрестностях Петербурга.
В создавшемся положении вероятно наилучшим выходом могло бы стать длительное путешествие великого князя с супругой. За время поездки страсти могли бы поутихнуть, а разлука способствовала бы пробуждению родственных чувство. Однако обе стороны остерегались открыто обсудить животрепещущий вопрос. 
Как-то во время общего разговора императрица осторожно обмолвилась о пользе путешествий, что  даже "в Китае все наследники должны объезжать различные провинции с теми же целями, как и император, и все это делается для того, чтобы не дать умственному кругозору сузиться и иметь более предметов для сравнения".
Со своей стороны, Мария Федоровна страстно мечтала побывать на родине и встретиться с родными, а великий князь, изнывающий в ту пору от скуки и отсутствия настоящего дела, также был настроен на заграничную поездку. Таким образом, все заинтересованные  партии осторожно, точно ощупью, двигались к одной и той же цели, пока, наконец, 4 июня 1781 года Екатерина официально не сообщила австрийскому императору Иосифу II о предстоящем путешествии сына и невестки.
Маршрут был тщательно  разработан самой императрицей, причем пожелания самих путешественников в расчет не принимались. Ехать они должны были с небольшой свитой, инкогнито, под именем графов Северных.
                х х х
Отъезд состоялся 19 сентября 1781 года, накануне дня рождения Павла Петровича. Сцена прощания напоминала  похороны. Прощаясь с детьми, Мария Федоровна несколько  раз падала в обморок, пока ее на руках не отнесли в карету. Екатерина была крайне недовольна таким мелодраматическим проявлением чувств, в письме, посланном вдогонку путешественникам, она строго выговаривала невестке о недопустимости такого поведения: "... Если бы я могла предвидеть, что при отъезде она три раза упадет в обморок, и что ее под руки отведут в карету,  то уже одна мысль о том, что ее здоровье придется подвергнуть таким тяжелым испытаниям, помешала бы мне согласиться на это путешествие".  Затем царица довольно ехидно предлагает молодым вернуться в Петербург, если поездка не доставляет им удовольствие. Но цесаревич и его супруга советом матушки не воспользовались...
Из Киева они направились через Польшу в Вену, где их уже ожидали родители Марии Федоровны.
Пребывание в столице Австрии заняло больше месяца - балы, маскарады, торжественные приемы и парады занимали все время гостей императора Иосифа II. Здесь произошел знаменательный случай, вошедший во все биографические книги о Павле Петровиче. В придворном театре предполагалась удивить русских путешественников постановкой шекспировского "Гамлета", но актер Брокман отказался исполнять роль принца Датского, сказав, что в таком случае в зале одновременно будет два Гамлета. Император Иосиф пришел в восторг от такой предусмотрительности актера и даже отослал ему 50 дукатов в награду за счастливую мысль. Тем самым цесаревич был лишен случая увидеть  творение великого драматурга, когда на сцене разыгрываются трагические события, так созвучные с его собственной судьбой. Заметим, что в России в царствование Екатерины II "Гамлет" так и не был ни разу поставлен в театре... 
24 декабря 1781 года Павел Петрович и Мария Федоровна выехали в Венецию. Их сопровождали австрийский генерал граф Хотек, жена которого оставила в своих записках некоторые детали этого путешествия: "Великий князь благоволил прочесть нам несколько отрывков из своего дневника, замечательно хорошо написанного... Однажды великая княгиня прервала, по счастью, чтение газет и рассказала нам много в высшей степени занимательных подробностей о своей молодости, воспитании, о своем образе мыслей, о легкости и понятливости своей, так что девяти лет она знала геометрию. В другой раз она читала нам в слух некоторые места похвального слова Плиния Траяну. Выбор отрывков и выразительность, с которою она читала, равно говорили в пользу ума ее и сердца".
В таких нескучных занятиях дорога пролетала незаметно. После фееричной Венеции путь лежал через всю Италию в Рим и далее  в Неаполь. Здесь произошла встреча Павла с  графом А.К. Разумовским бывшим любовником его первой жены. Как свидетельствуют очевидцы, встреча прошла более чем холодно и сдержанно.
Затем путешественники вернулись в Рим. Но все-таки основной целью поездки была столица французского королевства - Париж. Королева Мария-Антуанетта с нетерпением ожидала приезда графа и графини Северных и признавалась придворным: "Я готова вылезти из кожи, чтобы сделать пребывание здесь приятным". Надо отдать должное королеве - это ей удалось в полной мере...
Гостей поразила красота Версаля, а Павла Петровича очарование Марии-Антуанетты. Это вызвало  чувство ревности у Марии Федоровны. Но в целом визит прошел достаточно хорошо. Постоянный корреспондент императрицы Екатерины II барон Гримм сообщал, что Павел очаровал французов: "В Версале великий князь произвел впечатление, что знает французский двор как свой собственный. В мастерских художников (в особенности он осмотрел с величайшим вниманием мастерские Греза  и Гудона) он обнаружил такое знание искусств, которое могло только сделать его похвалу более ценною для художников. В наших лицеях, академиях своими похвалами и вопросами он доказал, что не было ни одного рода таланта и работ, который не возбуждал бы его внимания, и что он давно знал людей, звания или добродетели которых делали честь их веку и стране. Его беседы и все слова, которые остались в памяти, обнаруживали не только весьма проницательный, весьма образованный ум, но и утонченное понимание всех оттенков наших обычаев и всех тонкостей нашего языка".
И все-таки иногда у великого князя прорывались нотки недовольства своей судьбой. Так на вопрос короля Людовика XVI о том, на кого из своих приближенных он может рассчитывать, Павел резко ответил: "Я был бы очень недоволен, если у меня в свите был преданный пудель. Матушка велела бы тотчас утопить его в Сене, даже не дожидаясь пока мы уедем из Парижа". Достоверность этого эпизода подтверждается свидетельством Марии-Антуанетты и ее придворными. Мария Федоровна, испуганная тем, что реплика мужа дойдет до ушей Екатерины II, поспешила сгладить острые углы, заявив, что императрица - мать своих подданных; она одновременно лучшая голова и лучшее сердце в Европе.
Это была первая и последняя встреча французской королевской семьи и будущего русского императора и императрицы. Из всех четырех только одной Марии Федоровне будет суждено дожить до преклонных лет и умереть своей смертью. Людовик XVI, королева Мария-Антуанетта, сам Павел Петрович примут страшную насильственную смерть. Но тогда они были еще молоды и не могли даже догадываться о страшной судьбе, которая их ждет.
    Долгое путешествие заканчивалось, граф и графиня Северные еще заехали  в Этюп, где пробыли в кругу семьи Марии Федоровны целый месяц.
В воскресенье 20 ноября 1782 года цесаревич с супругой вернулись в Петербург. Встреча родственников прошла официозно холодно. Английский посланник Гаррис в донесении в Лондон сообщал, что Павел и Мария Федоровна столь же недовольны приемом, им оказанным, как императрица сожалела об их возвращении, и что "взаимное неудовольствие, преобладавшее с обеих сторон, должно было, вероятно, произвести неприятные сцены".
Стало очевидным, что долгая разлука не восстановила мир в русской царской семье. Более того, стали появляться признаки охлаждения отношений между Павлом и Марией Федоровной.
           х х х
В небольшой свите Павла и Марии Федоровны во время их европейского турне находилась фрейлина Екатерина Ивановна Нелидова, выпускница Смольного института благородных девиц.
Хотя судьба наделила ее острым умом, живостью характера, лукавством, доброй и благородной душой, красотой она, увы, никогда не блистала. Впрочем, была в ней особая женская прелесть, пленяющая мужчин надежнее смазливых мордашек иных записных красавиц. Неподдельным обаянием, милым кокетством полон и ее знаменитый портрет кисти Дмитрия Левицкого, хранящийся ныне в Русском музее.
 За долгие четырнадцать месяцев путешествия  Павел успел привыкнуть  к девушке, обнаружив, к своему удивлению, в ней  достоинства и таланты, которые раньше не замечал. Отныне она становится его доверенным лицом и другом.
   Новое увлечение Павла незамедлило отразиться на семейных отношениях: чем веселее и оживленнее была  фрейлина, тем грустнее становилась великая княгиня.
   Во всех отношениях Нелидова была полной противоположностью Марии Федоровне: ее откровенные выходки, резкость, меняющаяся милым воркованием совершенно не соответствовали германскому  хладнокровию рассудительной  великой княгини.
   Мария Федоровна была прекрасная семьянинка, она страстно интересовалась хозяйством, искусством, любила устраивать театральные зрелища и литературные игры. Вначале увлечение мужа даже забавляло ее: вам нравятся дурнушки? Тем хуже для вас...
   Однако скоро великая княгиня почувствовала, что ревность - довольно неприятная спутница любви. В ее душу закралась тревога и неуверенность. Накануне очередных родов, она пишет в одном из писем к С. И.Плещееву: "Вы будете смеяться над моей мыслью, но мне кажется, что при каждых моих родах Нелидова, зная, как они бывают меня трудны, и что они могут быть для меня гибельны, всякий раз надеется, что она сделается вслед тем второй m-m де Ментеон.()
Поэтому, друг мой, приготовьтесь почтительно целовать у нее руку и особенно займитесь вашей физиономией, чтобы она не нашла в этом почтении насмешки или злобы. Я думаю, что вы будете смеяться над моим предсказанием, которое, впрочем, вовсе не глупо."
   Страсти разыгрались до того, что великая княгиня обратилась за помощью в наведении семейного порядка к  Екатерине II.
 Екатерина была великой не только в политике, но и в жизни - она подвела невестку к  зеркалу и сказала: "Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя просто маленький монстр; перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях".
    Тем не менее, с 1786 года светские сплетни четко обозначили новое положение Нелидовой при дворе - любовница великого князя. Этот роман тянулся несколько лет и продолжался после вступления Павла на престол, однако назвать его обычной любовной связью августейшей особы и фрейлины было бы достаточно прямолинейно и легкомысленно.
Характер отношений Павла и Нелидовой, по оценке современников, ориентирующихся на собственные мысли и поступки, был вполне земной и реальный. Другое дело историки, в распоряжении которых имеются документы и письма главных действующих лиц этой истории.
Многие из них, с некоторым сожалением, были вынуждены признать, что, скорее всего связь будущего императора и фрейлины носила чисто  дружеские отношения. Свидетельством того приводят письмо Павла к матери, написанное во время тяжелой болезни, когда врачи опасались за жизнь цесаревича:
    "Мне надлежит совершить пред вами, государыня, торжественный акт, как пред царицею моей матерью, - акт, предписывающий мне моей совестью пред Богом и людьми: мне надлежит оправдать невинное лицо, которое могло бы пострадать, хотя бы негласно, из-за меня. Я видел, как злоба выставляла себя судьею и хотела дать ложные толкования связи, исключительно дружеской, возникшей между m-elle Нелидовой и мною. Относительно этой связи клянусь тем Судилищем, пред которым мы все должны явиться, что мы предстанем пред ним с совестью свободною от всякого упрека, как за себя, так и за других... Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединяла дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог".
   Написано несколько  высокопарно, но искренно. Нелидова в письме к Павлу говорит гораздо проще: "Разве вы были для меня когда-нибудь мужчиной? Клянусь вам, что с тех пор, как я к вам привязана, я этого никогда не замечала. Мне кажется, что вы мне - сестра".
   Сохранилось еще одно признание Павла, сделавшее честь любому мужчине: "Связи, существующие между нами, их свойство, история этих отношений, их развитие, наконец, обстоятельства, при которых и вы, и я провели нашу жизнь, все это имеет нечто столь особенное, что мне невозможно упустить все это из моей памяти, из моего внимания и в особенности же в будущем...
   Будьте снисходительны к человеку, любящему вас более, чем самого себя, и в этом духе примите все. Единому Богу известно, насколько и во имя чего вы мне дороги; призываю на вас самые святые Его благословения и остаюсь весь ваш, слуга и друг."
    Как бы то ни было, все - и современники и историки сходятся в одном: никогда Екатерина Ивановна Нелидова не использовала свои отношения с Павлом в личных целях: его подарки были для нее скорее "тягостны, чем приятны".
   Говоря об отношениях Павла и Нелидовой, нельзя не привести рассказ, безусловно, преданного императору человека, полковника Н. Саблукова: "Как-то раз, в то время, когда я находился во внутреннем карауле, во дворце произошла забавная сцена. Офицерская караульная комната находилась близ самого кабинета государя, откуда я часто слышал его молитвы. Здесь стоял часовой, который немедленно вызывал караул, когда император показывался в коридоре. Услышав внезапно окрик часового: "Караул  вон!", я поспешно выбежал из офицерской комнаты. Дверь коридора открылась настежь и император, в башмаках и шелковых чулках, при шляпе и шпаге, поспешно вошел в комнату, и в ту же минуту дамский башмачок, с очень высоким каблуком, полетел через голову его величества, чуть-чуть ее не задевши.
Император через офицерскую комнату прошел в свой кабинет, а из коридора вышла Екатерина Ивановна Нелидова, спокойно подняла свой башмак и вернулась туда же, откуда пришла..."
Интриги, сплетни, а, главное, охлаждение Павла, вынудили Нелидову просить о разрешении покинуть двор и вновь переехать в Смольный.  Здесь уютные покои, прекрасная библиотека, арфа. Екатерина Ивановна отдыхает от суеты светской жизни, но Павел, заскучавший без своего друга, умоляет ее вернуться во дворец.
Многое изменилось за это время,  да и отношения с Павлом уже не носят прежнего доверительного характера. Злые языки к слову "фаворитка", добавляют - "бывшая". Зато тем теплее и ближе становятся они с Марией Федоровной. Вчерашние соперницы заключают союз во благо человека, которого любят.    Мария Федоровна вспоминала об этих событиях: "Сегодня исполнилось два года, как вы впервые меня посетили; помните ли вы все подробности этого свидания? Они запечатлены в моем сердце, но я останавливаюсь только на утешительном размышлении, что я приобрела в этот день доброго, нежного и верного друга. Господь милосердно сохранил мне его, и мое сердце навсегда принадлежит этому другу."
   Марии Федоровне было, за что благодарить свою подругу: следуя ее советам она сумела приспособиться к фантазиям супруга. Отныне она вставала в четыре часа утра и сопровождала Павла на разводе караула, маневрах, вахт-парадах. Объединив усилия, новым подругам не раз удавалось гасить вспышки ярости у Павла, пытаться удержать его от открытого неповиновения  матери.
                х х х
Шли годы,  но престол все еще оставался недосягаемой мечтой для великого князя.  Честолюбивый,  жаждущий власти,  он  был   полностью изолирован от государственных дел, проводя свои дни в узком кругу приближенных, составлявших, так называемый, "малый двор". В августе 1783 года Павел переезжает в поместье Гатчина, подаренное ему императрицей. Начинается один из самых мрачных периодов его жизни. Здесь, в 42 верстах от Зимнего Дворца,  полный страхов и подозрений, он будет долгие годы вынашивать планы мести, мечтать о власти, о том дне, когда он наконец, станет полновластным хозяином русской земли, сможет отомстить за оскорбления, полученные от фаворитов матери, отомстить за убитого отца. 
Именно в эти годы его характер окончательно обретет те черты, которые позволят многим самым разным людям говорить о безумии Павла. Он окружен шпионами и льстецами, о каждом поступке, высказывании великого князя немедленно становится известно императрице. Екатерина  усвоила привычку относиться к сыну  с холодной издевкой. 
Павел создает свой собственный батальон, абсолютно внешне не похожий на регулярную русскую армию того времени. Гатчинские солдаты и артиллеристы одеты в прусскую форму,  воспитываются на прусских уставах и выполняют ружейные приемы с четкостью автоматов. Но исправно маршировать на параде, еще не значит побеждать в бою. В 1788 году начинается очередная война с Турцией. Павел просит разрешения у матери отправиться в армию, чтобы на деле осуществить свой долг цесаревича.
Однако Екатерина не спешит с решением - ее совсем не устраивает сын - военачальник. Более того, именно в это время она впервые всерьез начинает  задумывается о передаче права престолонаследия своему любимому старшему внуку Александру Павловичу.
Павел возмущен доходящими до него слухами о возможном отстранении его от царствования. Он создает проект четкой системы наследования русским престолом, который сразу примет форму закона, как только он взойдет на престол и предотвратит возможные смуты и сомнения в будущем: "Дабы государство не было без наследника. Дабы наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать. Дабы сохранить право родов в наследствии, не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род".
 А пока он пишет несколько писем жене, которые можно рассматривать как официальное завещание, предусматривающее все ее действия в случае его внезапной смерти.  Цесаревич считает необходимым сразу заставить Марию Федоровну с мыслью о восшествии на престол и самостоятельном управлении Россией, как это сделала в свое время Екатерина II.
Но пока физически Павел оставался на редкость крепок: он совершал ежедневные конные прогулки, принимал вахт-парады, любил подолгу гулять пешком. Его всю жизнь  отличала крайняя сдержанность в еде и почти полное воздержание от употребления алкоголя. Свидетельствует о физическом здоровье Павла и многочисленно потомство, оставленное им: четыре сына и шесть дочерей, отличавшиеся редкой красотой и физическим здоровьем.
Воспользовавшись, тем, что Мария Федоровна ждет прибавления семейства, Екатерина отклонила просьбу сына о направлении его на турецкую войну. 10 мая 1788 года родилась великая княжна Екатерина Павловна. Роды были очень тяжелые, и жизнь великой княгини висела на волоске, но постепенно  ее состояние улучшилось.
Неожиданно без всякой видимой причины шведский король Густав III объявил войну России, и Екатерина решила отправить  сына в действующую армию в Финляндию.
25 июня 1788 года кирасирский полк во главе с цесаревичем прошел церемониальным маршем мимо дворца, на балконе которого стояла императрица с Марией Федоровной и внуками. После смотра полку пожаловали тысячу рублей, обер-офицеры были жалованы к руке, а штаб-офицеры приглашены к обеду. "Тут прослезилась великая княгиня и приметное смущение сокрывала ея императорское величество", - пишет статс-секретарь А.В. Храповицкий.
Прощание супруга с Марией  было трогательным, об этом свидетельствует письмо, наскоро нацарапанное карандашом, при выезде из окрестностей столицы: "Мое дорогое сердце, мой друг, я ничего не могу сказать вам, вы видели мое горе, мои слезы; всю мою жизнь я такой в отношении к тебе. Пока я жив, я не забуду того, чем обязан вам. Во имя Бога, отдайтесь Тому, кто хранит нас; пусть Он будет нашим утешением, вашим защитником во всем. Прощайте!
Павел".
                х х х
Русский флот выиграл морскую битву у шведов под Готландом, сухопутная кампания приняла позиционный характер и уже в сентябре Павел возвращается домой. Военный опыт окончательно убедил его в правильности выбранной им прусской модели армии, и он начинает дальнейшее развитие своих гатчинских войск. Многие историки ставили это обстоятельство в  вину Павлу, усматривая в этом  лишь возвращение к  устаревшим тактическим приемам, любовь к внешней стороне военной жизни, к муштре, пудреным парикам.  Однако надо отметить, что  прусские войска того времени были одними  из самых  боеспособных в Европе, а воинственные французы,  уже чуть подпорченные революцией, еще не прошли выучку генерала Бонапарта. Известный дореволюционный военный историк С. Панчулидзев писал: "Многое из заведенного Павлом I сохранилось с пользой для армии до наших дней, и если беспристрастно отнестись к его военным реформам, то необходимо будет  признать, что наша армия обязана ему весьма многим".
Занявшись военными преобразованиями, Павел I, во главу угла поставил дисциплину, обязательную для всех - от фельдмаршала до последнего солдата. Регламентируя малейшие детали быта: паек солдата и длину его косицы, он  стремился  придать армии черты  механизма, отработанного  до полного автоматизма,  способного исправно работать в любых условиях. Кстати, именно с того же в свое время начал создание  регулярной  армии Петр Великий.   
"К сожалению, - писал французский посланник Сегюр, - с большим умом и познаниями великий князь Павел соединял самое беспокойное, самое недоверчивое настроение духа и в высшей степени подвижный характер; часто любезный до фамильярности, он более часто был высокомерен, деспотичен и суров; быть может, никогда еще не являлся человек более легкомысленный, более боязливый, более своенравный, одним словом, человек, менее способный составить счастье другим или свое собственное".
Раздражительность и мнительность великого князя с годами только увеличивались,  да и мало кто с возрастом становится лучше и спокойнее.  Поводы для слухов о безумии достаточно подавал и сам Павел. Еще во время путешествия по Европе,  он спровоцировал слух о своих галлюцинациях.  В Брюсселе  великий  князь рассказал об удивительном случае,  якобы происшедшим с ним в Петербурге. Приведем рассказ с некоторыми сокращениями:   "Однажды вечером или, вернее, ночью я в сопровождении Куракина и двух слуг  шел по улицам Петербурга.  Я шел впереди, предшествуемый, однако, слугою;  за мною, в нескольких шагах, следовал Куракин. При повороте в одну из улиц я заметил в углублении одних дверей высокого и худощавого человека,  завернутого в плащ и в военной, надвинутой на глаза шляпе. Он казалось, поджидал кого-то, и, как только мы миновали его,  он подошел ко мне с левой стороны, не говоря ни слова. Я был сначала изумлен этой встречей;  затем мне показалось, что я ощущаю охлаждение в левом боку, к которому прикасался незнакомец.      Я дрожал не от страха,  а от холода. Какое-то странное чувство постепенно охватывало меня и проникало в сердце.  Кровь застыла  в жилах. Вдруг глухой и грустный голос назвал меня моим именем.
     - Павел,  бедный Павел,  бедный князь!  Прощай,  ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.      Затем шляпа сама собою поднялась,  как будто бы он прикоснулся к ней;  тогда мне удалось свободно рассмотреть его лицо. Я невольно отодвинулся, увидев орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришел в себя от удивления и страха,  он уже исчез. На этом месте императрица сооружает знаменитый памятник, который изображает Петра на коне.
Потребовалось несколько часов времени, чтобы отогреть меня в теплой постели, прикрытого одеялами".
Один из слушателей, принц де Линь, поинтересовался, знает ли рассказчик, что означает эта история.
"Она означает, что я умру в молодых годах", - грустно ответил великий князь. Скептичный француз придерживался иного мнения: "Она, несомненно, доказывает две вещи: во-первых, что не следует гулять ночью, когда хочется спать, и, во-вторых, не следует прикасаться к холодным стенам".
Однако далеко не все были склонны разделять  ироничное остроумие принца де Линя.  История, рассказанная наследником в тесном  кругу,  немедленно стала всеобщим достоянием, и железным аргументом сторонников идеи о сумасшествии Павла.  Н. К. Шильдер считал ее "превосходной характеристикой ненормальной, нервной натуры Павла Петровича".    Однако современные медики настроены значительно осторожнее, полагая, что зрительные и слуховые галлюцинации далеко не всегда  являются  проявлением  психического заболевания. Можно говорить о психопатии, проявившейся в период декомпенсации, эпизодом колебаний настроения, вспышкой мнительности.   Действительно, остается впечатление,  что романтическая история, рассказанная Павлом, словно вышла из-под пера  Проспера Мериме; она скорее свидетельствует о талантах  великого  князя, как рассказчика, нежели заставляет  усомниться  в  ясности его мышления.  В противном случае, любого писателя-фантаста можно с полным основанием отправить в психиатрическую лечебницу...
Когда у Екатерины родилась идея о передачи права наследования престола внуку, она долго искала причины, могущие обосновать этот серьезный политический акт, Тем не менее, она ни разу  не обмолвилась о безумии Павла, хотя малейший довод в пользу сумасшествия, давал возможность объявить о дееспособности наследника (7).
          х х х
Давно миновала восторженная пора юности с пылкой любовью к жениху, прошли года  тихого семейного счастья и взаимного доверия между Марией Федоровной и Павлом. Теперь ее  жизнь все более напоминала постоянную изощренную пытку. Она каждую минуту боялась вызвать вспышку гнева или недовольство  супруга;  ей приходилось терпеть существование Екатерины Нелидовой, сближение с которой вызывало неудовольствие и у императрицы.
Не будучи большим дипломатом, великая княгиня прилагала массу такта и душевной тонкости, пытаясь смягчить острые углы в отношениях цесаревича с матерью. Пользуясь каждым удобным случаям и зная слабые стороны Екатерины II, она всячески пыталась польстить императрица. В письме по случаю заключения мира с турками, Мария Федоровна писала 1 октября 1791 года: "Я постоянно повторяю вам в моих письмах одно и то же, дражайшая матушка, но это происходит от того, что мне всегда приходится выражать вам одно и то же чувство - чувство нежнейшего уважения, самой неизменной привязанности; и так как я нахожу столько удовлетворения в том, что питаю эти чувства у себя в сердце, то мне приятно льстить себя надеждою, что вы, дражайшая матушка, милостиво примите почтительное проявление этих чувств. Я переписала одно место из письма моей матери, полученного с прошлою почтою; оно докажет вам, дражайшая матушка, что уважать вас, любить вас, лелеять вас - составляет сокровенную задачу всей семьи. Вот как выражается моя матушка: "Да будет на веки благословен Господь за восстановление мира; какое счастье, какое блаженство и какая бесподобная душа - наша мать и великая императрица! Я сияю от удовольствия, когда говорю о ней, и насколько я достойна сожаления, что не смею сказать ей - я люблю вас от всего моего сердца". Что же касается меня лично, пользующейся счастьем быть вашей дочерью, дражайшая матушка, то я решаюсь взять на себя смелость сказать и тысячу раз повторить вам, что я от всего сердца люблю вас".
Несмотря на льстивые слова и уверения в любви, на душе у Марии Федоровны было очень неспокойно. Единственное утешение она находили в парке своего любимого Павловска, где в окружении цветов и деревьев она могла хоть ненадолго отвлечься от тяжелых мыслей.
   х х х
Новую напряженность в отношениях  Екатерины с сыном и невесткой принес брак старшего внука великого князя  Александра Петровича на прелестной принцессе Луизе Баденской.
Выбирая невесту, проводя дипломатические переговоры с Баденским домом о браке, Екатерина даже не сочла необходимым поставить родителей Александра в известность о готовящемся бракосочетании.
Цесаревич  был возмущен как поступком матери, так и поведением старшего сына. Мария Федоровна пыталась в очередной раз  сгладить конфликт, хотя ее самолюбие не могло не быть оскорблено таким выбором невесты для сына: принцесса Луиза Баденская была  родной  племянницей первой жене Павла Петровича.  К таким уколам  женщины всегда бывают очень восприимчивы, и это чувство скрытой недоброжелательности к невестке, Мария Федоровна сохранила на всю жизнь.
Однако внешне великая княгиня  держала себе  безукоризненна. Когда Екатерина пригласила сына и Марию Федоровну приехать из Гатчины в Петербург, чтобы познакомиться с принцессой и ее родственниками, Мария Федоровна наговорила множество любезностей будущей родственнице и расточала самые обворожительные улыбки ее матери.
"Она не только хороша собой, но во всей ее фигуре есть особенная привлекательность, которая в состоянии возбудить любовь к ней и в самом равнодушном существе", - описывала свои впечатления  Мария Федоровна в записке  Екатерине II.  Великая княгиня прекрасно знала, что хотела слышать императрица, и не скупилась на комплименты: "Она чарует своей обходительностью и тем чистосердечием, которым дышат все черты ее лица".
Бракосочетание состоялось28 сентября 1793 года. С огромным трудом Марии Федоровне и Екатерине Нелидовой удалось уговорить цесаревича Павла Петровича присутствовать на свадьбе сына.
Теперь великий князь  Александр Павлович, в глазах отца, становился опасным политическим соперником, реальным претендентом на царскую корону и скипетр. Мысль окончательно утратить престол лишала Павла Петровича всякой возможности спокойно обсуждать какие-либо иные вопросы. И поводы для беспокойства у него были самые серьезные...
Как ни странно, наиболее серьезной угрозой для  воцарения Павла стало его многочисленное потомство. Династические опасения Екатерины исчезли навсегда, а вместе с ними исчезла и исключительная роль, которую до этого играл цесаревич. Екатерина могла спокойно выбрать себе наследника из числа внуков. И она сделала свой выбор в пользу любимца - старшего внука великого князя Александра.
Надо заметить, что в то время в России не существовало четкого положения  о порядке престолонаследия. Сохранял свою силу закон Петра Великого 1722 года, согласно которому государи российского престола имели право назначать своим преемником кого угодно,  не слишком стесняя себя рамками  родства. Сам Петр не успел воспользоваться этим правом, что внесло немалую сумятицу в порядок престолонаследия после его смерти в 1725 году.
Екатерина II желала подойти к этому важному политическому акту со всей серьезностью. На следующий год после бракосочетания великого князя Александра Павловича, императрица объявила Совету намерение "устранить сына своего от престола, ссылаясь на его нрав и неспособность".   Однако предложение Екатерины встретило неожиданные возражение со стороны некоторых членов Совета. Граф Александр Безбородко осмелился предположить  "вопреки ея намерению все худые следствия такого предприятия для отечества, привыкшего почитать с давних лет  наследником ее сына".
Вряд ли мнение графа Безбородко могло остановить решимость императрицы. "На этом свете, - писала   Екатерина, - препятствия созданы для того, чтобы достойные люди их отстраняли и тем умножали свою славу; вот назначение препятствий".  Нет сомнений, что, руководствуясь этим принципом царице удалось бы добиться своего решения, но ее планам не суждено было сбыться -   6 ноября 1796 года в 21 час 45 минут императрица Екатерина Великая скоропостижно скончалась. Накануне этого печального события, великому князю и Марии Федоровне приснился один и тот же странный сон, о котором рассказала близким Мария Федоровна. Историк Н.К. Шильдер приводит свидетельство графа Ф.В. Ростопчина, который присутствовал при этом разговоре: "Наследник чувствовал во  сне, что некая невидимая и сверхъестественная сила возносила его  к небу.  Он часто от этого просыпался, потом засыпал и опять был разбужен повторением того же самого сновидения, наконец, приметив, что великая княгиня не почивала, сообщил ей о своем сновидении и узнал, к взаимному их удивлению, что и она то же самое видела во сне и тем же самым была несколько раз разбужена".
Узнав  о случившемся, Павел немедленно поскакал в Зимний Дворец, но по дороге ему  встретился скачущего навстречу граф Ростопчин. Выйдя из кареты, Павел Молча смотрел на летящие облака, и Ростопчин увидал, что глаза великого князя наполнились слезами. Граф, забыв об этикете, воскликнул: "Государь, как важен для вас этот миг!" Павел, очнувшись, ответил: "Я прожил 42 года.  Господь меня  поддерживал.  Быть  может, Он даст мне  силу и разум исполнить даруемое. От него - предназначенье. Будем надеяться на Его милость". Эти слова, произнесенные в день восшествия на престол,  в дальнейшем  будут часто приходить Павлу I на ум.
  х х х
Смерть любого государя в истории России  традиционно является  эпохальным событием,  неизменно вызывающем поразительные политические подвижки. Начиная с московских царей и кончая генсеками времен не столь отдаленных, старуха с косой была наиболее радикальным фактором, не раз и не два с легкостью менявшая политику государства, добиваясь того, чего не могли достигнуть политики, революции, реформы.
Смерть еще не успела наложить свою печать на лицо усопшей императрицы, как в дежурную комнату вышел граф Самойлов, тщетно пытавшийся, изобразить подобающую случаю скорбь. Оглядев присутствующих, он произнес: "Милостивые государи! Императрица Екатерина скончалась. Государь Павел Петрович изволил взойти на всероссийский престол".
    Нельзя не отдать должное скептичному графу Ростопчину, наблюдавшему, как придворные бросились поздравлять свежеиспеченного монарха: "Таким образом, кончился последний день жизни императрицы  Екатерины. Сколь не велики были ее дела, а смерть ее слабо действовала на чувства людей. Казалось, все были в положении путешественника, сбившегося с дороги, но всякий надеялся попасть на нее скоро. Все, любя перемену, думали найти в ней выгоды, и всякий, закрыв глаза и зажав уши, пускался без души разыгрывать снова безумную лотерею безумного счастья".
Началось короткое, драматическое царствование императора Павла I - видно  не с руки Гамлетам становится королями Лирами... 
Церемониал похороны собственной матери новый монарх сумел облечь в довольно зловещие формы, превратив их в акт политического возмездия за события 1762 года, когда был свергнут с престола его отец император Петр III.
Павел решил воздать царские почести  останкам отца,  похороненного без лишнего шума тридцать четыре года назад в Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря.
Тело убитого императора Петра  III было эксгумировано, переложено в новый гроб, который с  почестями доставили в Зимний дворец и поставили рядом с гробом Екатерины II. 5 декабря 1796 года траурная процессия двинулась по направлению Петропавловской крепости, где находилась царская усыпальница. Колесница с гробом императрицы двигалась первой, за нею следовал катафалк с гробом Петра III, за ними шел Павел I с семейством.  На лице императора заметно было гневное выражение, время от времени судорога сводила щеку. Мария Федоровна плакала. "Здесь хоронят Россию", -  заметил английский дипломат, присутствовавший на этой траурной церемонии.
 Если чудачества великого князя Павла Петровича  воспринимались современниками лишь  с  осуждающей улыбкой, то император Павел I - фигура совершенно иного масштаба, и шутить с ним не рекомендовалось.  Сумасбродный, подозрительный характер императора с годами становился все тяжелее, всюду мнились заговоры и непослушание .
 Царские указы регламентировали не только общественный порядок, но настырно вторгались в частную жизнь и обитателей дворцов вдоль Невского проспекта, и хилых лачуг Васильевского острова. Достаточно полистать "Санкт-Петербургские ведомости" того времени, чтобы удостовериться: Павел скучать петербуржцам не давал: "Воспрещается всем ношение фраков,  позволяется иметь немецкое платье с одним стоящим воротником,  шириною не менее как в три четверти вершка, обшлага же иметь того цвету, какого и воротник, а сюртуки, шинели  и  ливрейные  слуг  кафтаны остаются по настоящему их употреблению. Запрещается носить всякого рода жилеты, а вместо оных немецкие камзолы.
     - Не носить башмаков с лентами,  а иметь оные с пряжками;  также сапогов, ботинками именуемых,  и коротких стягиваемых впереди шнурками и с отворотами.
      - Дозволяется употреблять  здесь  в  городе для езды желающим дрожки.
     - Запрещается всем вообще употреблять шапки стеганные, тафтяные, или другой материи.
     - Запрещается танцевать вальс.
     - Чтоб малолетние дети на улицу из домов выпущаемы не  были  без
присмотру.
     - Чтоб те, кто желает иметь на окошках горшки с цветами, держали бы оные по внутреннюю сторону окон, но если по наружною, то не иначе, чтоб  были  решетки,  и запрещается носить жабо.  Чтоб никто не имел бакенбард"...
И так каждый божий день, все четыре года, четыре месяца и четыре дня царствования Павла I...   
Павел I спешил со своим коронованием: вероятно, он помнил совет Фридриха Великого его отцу Петру III, не откладывать это священнодействие, как средство для упрочения себя на престоле. Поэтому император не стал дожидаться лета и в весеннюю распутицу 1797 года весь двор, гвардия и обслуга перебрались из Петербурга в Москву, где согласно древней традиции, в Кремлевском Успенском соборе проходил церемониал коронации. Впервые в истории  Павел не только  возложил на себя корону русских царей, но и короновал свою супругу, ставшую императрицей Марией Федоровной.
Коронационные торжества сопровождались щедрою раздачей чинов, орденов, крепостных крестьян. Вельможам было пожаловано в частное владение более 82 тыс. крестьян и огромные земельные наделы. Как свидетельствует Н.А. Саблуков, хорошо знавший императора,  "Павел не считал этого способа распоряжаться государственными землями и крестьянами предосудительным для общего блага, ибо он полагал, что крестьяне гораздо счастливее под управлением частных владельцев, чем тех лиц, которые обыкновенно назначаются для заведывания государственными имуществами".  Довольно удивительно, но и сами крестьяне в то время считали большой удачей переход в частное владение.
Одновременно с этим, Павел Петрович предоставил некоторые льготы крестьянам, запретив принуждать их к работе в воскресные дни и издав манифест о трехдневной работе крепостных в пользу помещика. 
ххх
 Императрица Мария Федоровна в дни коронационных торжеств ощущала себя на вершине счастья, доступного смертному. Тщеславие, издавна ей присущее и всегда тщательно скрываемое из-за боязни вызвать неудовольствие Екатерины II, теперь прорвалось наружу. Она наслаждалась новой ролью, наконец, выпавшей на ее долю. Единственно, что расстраивало новую царицу, было то обстоятельство, что она от кого-то слышала,  будто бы во время коронования Екатерины, у нее от поцелуев в руку опухла кисть. У Марии Федоровны же отека на руке не было. Обер-церемониймейстер  Петр Валуев, желая помочь горю и сделать приятное ее величеству, заставлял одних и тех же людей представляться под разными именами. Вскоре рука государыни приметно покраснела и опухла... Все эти мелочи не ускользали от внимания общества, привыкшего к  царственно простым  манерам величественной Екатерины II, и служили поводом для  едких насмешек. 
2 мая 1797 года последовал указ о принятии императрицей Марией Федоровной  руководства над воспитательными домами в Петербурге и Москве. Этим актом открывалась славная страница в биографии благотворительного дела в России, которому Мария Федоровна отдала не мало сил и личных средств.
Но пребывание в Москве на коронационных торжествах кроме морального удовлетворения, принесло на семейный горизонт новой императрицы  облако, грозившее превратиться в штормовую бурю.  Облачко звалось  Анной Петровной Лопухиной, роман с которой стал для Павла серьезным событием его жизни.
                х х х
В 1798 году во время пребывания императора в Москве, на одном из балов Павел встретил юную Анну Петровну Лопухину.  Будучи представленной Павлу I, молоденькая девушка совершенно пленила императорское сердце, напрочь вытеснив оттуда не только законную супругу, но и прежнюю царскую возлюбленную фрейлину Екатерину Нелидову.
    Спустя несколько месяцев семья Анны Лопухиной была срочно вызвана из Москвы в Петербург, где отец новой фаворитки получил княжеский титул, звания и ордена. 3 октября 1798 года новая фаворитка, была в первый раз приглашена к царскому столу, и ее положение при дворе приняло почти официальный характер.
Было бы очевидным преувеличением назвать Анну Лопухину  красавицей: черноволосая, смуглая, с большими темными глазами, приятным и добрым выражением лица, она скорее могла претендовать на миловидность. Всему высшему петербургскому свету была известна  приверженность любимой женщины императора к малиновому и черному цвету. Вначале придворные потешались провинциальному вкусу фаворитки, но затем стали заказывать малиновые туалеты.  Более того,  гренадерские шапки, знамена и  даже корабли стали украшаться словом "благодать" - так переводилось  имя Анна с греческого языка.
     Анна Лопухина возымела  большое влияние на императора. Не  вмешиваясь в политику, она оставляла за собой главенство при дворе. Когда Павел, непримиримый противник всяких новомодных увлечений, запретил вальс, посчитав его верхом неприличия,  стоило только девушке изобразить огорчение, и запрет немедленно был отменен.   Надо признать, Лопухина редко пользовалась  своим  положением  в корыстных целях - император был щедр и не дожидался просьб от  своей фаворитки -тотчас по приезду  в Петербург, Анна была назначена камер-фрейлиной; вскоре Павел пожаловал ей большой крест ордена святого Иоанна Иерусалимского и орден Екатерины 1 степени. Пылая пылкое чувство к девушке, император не преминул женить ее на князе Павле Гагарине, посредственном офицере, но недурном поэте. Став княгиней Гагариной Анна по-прежнему следовала за двором во всех переездах и занимала летом уютную дачу в Павловске, которую Павел не таясь ни от кого из окружающих  посещал в любое время дня и ночи. (7)
Жена и прежняя подруга императора  отошли на второй план, довольствуясь ролью статистов. В отсутствии  Анны Гагариной  Павел становился мрачен и раздражителен.
"Если бы вы знали, как я скучаю!", - меланхолично признался он в семейном кругу.  Мария Федоровна промолчала, но Екатерина Нелидова немедленно парировала: "Если бы вы знали, как вы нам наскучили!"
Люди, входившие в кружок императрицы и Нелидовой, подверглись опале и были вынуждены покинуть столицу. Екатерина Нелидова решила разделить участь своей подруги графини Буксгевден и последовать за ней в ссылку. Она обратилась с просьбой к Павлу, разрешить ей отправиться в имение графини замок Лоде в Эстляндской губернии. Может быть, в тайне даже от себя, она надеялась, что "дорогой Павлушка" попросит ее остаться. Но Павел с легким сердцем подписал  прощение фрейлины.    Отныне она могла изливать свою горечь только в письмах к своей августейшей подруге по несчастью: "О, Боже мой, если бы он не старался причинить другим зло, как бы я его благословляла! Но более по-христиански- простить ему его заблуждения относительно тех, кого он приближает к себе, и тех, кого удаляет, и, правда, я не хотела бы стать когда-нибудь близкой к его особе... Он имеет несчастие никогда не помнить о горе, которое доставляет другим".
   Нелидова прожила в замке Лоде почти полтора года, а в 1800 году возвращается в Петербург и уже навсегда поселяется в любимом Смольном.
Для самой Марии Федоровны наступили тяжелые времена. В январе 1798 года тридцатидевятилетняя императрица  очень тяжело родила своего последнего сына, названного Михаилом.  Ее состояние усугубилось вестью о смерти  отца, а вскоре пришло известие и о кончине матери, последовавшей 9 марта 1798 года. Врачи беспокоились за жизнь императрицы и велели ей соблюдать постельный режим в Павловске. Лейб-акушер Иосиф Моренгейм заявил, что новые роды были бы опасны для здоровья императрицы.
Мария Федоровна еще пытается соблюсти внешний декор, приличия, усердно разыгрывает из себя властную императрицу.  Но ее беды и переживания не встречали ни жалости, ни сочувствия у окружающих - слишком был нелюбим в русском обществе император Павел, отблеск этой нелюбви падал  и на его супругу.  Да и сама Мария Федоровна, став государыней, много потеряла в глазах окружающих.  Ее попытки казаться самовластной императрицей, подобной Екатерине Великой, воспринимались лишь смешной карикатурой на подлинное величие. Не отличавшаяся глубоким умом, она часто ставила себя в глупое положение. На учениях в Гатчине она добровольно часами мокла под дождем, только для того, чтобы увидеть благосклонный кивок  супруга. Ее суждения были поверхностны и банальны. сказывалась давняя склонность к душевым эффектам и склонность к лести, усвоенная  Марией Федоровной еще в бытность великой княгиней.   Однажды она устроила "сюрприз" Павлу, который молча прогуливался по аллее парка, о чем-то размышляя. Внезапно  из-за кустов появилась  Мария Федоровна в сопровождении младших детей. Она бросилась ему в объятия, а дети запели заранее разученную песенку: "Где же лучше, как в недрах семьи".
Эта идиллия стала сюжетом для картины художника Г. Кюгельхена "Семейный портрет семьи императора Павла I", где на фоне Павловского парка изображна царская чета в окружении девяти детей; десятая, умершая пять лет назад,  Ольга, изображена в виде мраморного бюста... Дата написания картины 1800 год. До трагического финала  императора Павла I оставалось совсем немного...
ххх
В пятницу, 1 февраля 1801 года, император Павел переехал в только что построенный Михайловский замок и навсегда расстался с Зимним дворцом.
На фронтоне нового дворца бронзовыми буквами была выложена надпись: "Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней". Какая-то богомолка предсказала, что государь проживет столько лет, сколько букв в этой фразе. Их было 47. Императору Павлу шел сорок седьмой год. Слух о пророчестве мгновенно облетел весь город, но император не знал о предсказании.
 Павел был в восхищении от своего нового дворца, хотя строительные работы еще не были окончательно завершены, а в помещениях стояла  редкая даже для Петербурга сырость. Печи на могли прогреть и осушить многочисленные апартаменты и помещения для прислуги. Бархат, которым были обиты стены в покоях, начал покрываться плесенью, фрески, украшавшие стены, поблекли. Густой туман наполнял коридоры и залы , придавая всему интерьеру  замка какой-то нереальный, фантасмагорический вид. Павел, казалось, не замечал ни очевидных недоделок и преждевременности переезда, ни недовольства окружающих и Марии Федоровны условиями жизни.
Вечером и наследующий день в замке давали маскарады для дворянства и купечества, но, несмотря на тысячи горящих свечей, из-за повисшего тумана, везде господствовал полумрак. Было разослано 3100 пригласительных билетов, но на бал прибыло лишь 2837 гостей, которые с опасливым любопытством разглядывали новые хоромы своего царя.
Один из очевидцев тех событии писал в частном письме: "и погода какая-то темная, нудная, по неделям солнца не видно; не хочется из дому выйти, да и не безопасно... кажется, и Бог от нас отступился".
Миновала неделя жизни на новом месте. В воскресенье 10 марта в Михайловском замке состоялся концерт французских актеров.  Среди собравшихся придворных и членов императорской семьи царило мрачное настроение. Император обращал мало внимания на пение госпожи Шевалье, он сидел, нахмурив брови, погруженный в тягостные  мысли. Великая княгиня Елизавета Алексеевна печально  молчала; ее муж - Александр Павлович также выглядел озабоченным. Мария Федоровна с беспокойством оглядывалась по сторонам, пытаясь угадать, чем озабочен император. Перед выходом к вечернему столу, перед тем как войти в зал, Павел внезапно подошел к Марии Федоровне, остановился перед ней, скрестив руки и тяжело дыша. Потом его рот исказила насмешливая улыбка. Не сказав ни слова, он перешел к старшим сыновьям и точно так же посмотрел на них. Затем со зловещим видом поспешил к столу. Все с замиранием сердца последовали за ним. Ужин прошел в полной тишине. Когда  в заключение вечера императрица хотела поблагодарить мужа, он отстранил ее от себя и быстро удалился, не поклонившись. Мария Федоровна заплакала, и вся семья разошлась в предчувствие  большой беды.
Весь следующий день Павел, по обыкновению, был очень занят: он имел долгую беседу с иезуитом Грубером о проекте соединения православной церкви с латинской, присутствовал на разводе войск, отправил несколько важных депеш в Берлин и Париж. В обычное время,  половине девятого вечера, состоялся ужин, на котором присутствовали девятнадцать персон.  Кроме Марии Федоровны, старших сыновей с их женами и великой княжны Марии Павловны,  за столом присутствовало несколько придворных дам и высших сановников.
К удивлению присутствующих, император в отличие от предыдущего вечера был чрезвычайно весел и оживлен. Стол впервые украшал  новый фарфоровый сервиз с видами Михайловского замка. Павел пришел в восторг от искусства, с которым был исполнен рисунок на фарфоре, поцеловал чашку и заявил, что это счастливейший день в его жизни.  Князь Н.Б. Юсупов, участник того вечера вспоминал: "Во время ужина великий князь Александр Павлович был молчалив и задумчив; император Павел, напротив того, был чрезвычайно весел и разговорчив. Заметив, что великий князь Александр Павлович не в обыкновенном расположении духа, император спросил у него:  "Сударь, что с вами сегодня?"
- Государь, - отвечал великий князь, - я чувствую себя не совсем хорошо.
- В таком случае обратитесь к врачу и полечитесь. Нужно пресекать недомогание  вначале, чтоб не допустить серьезной болезни.
Великий князь ничего не отвечал, но наклонился и потупил глаза. Через несколько минут великий князь Александр чихнул. Император сказал ему: "За исполнение всех ваших желаний".
Генерал Кутузов, сидевший в тот вечер недалеко от Павла I, подтверждая рассказ князя Юсупова, впоследствии рассказывал: "Мы ужинали вместе с императором; нас было 19 человек за столом;  он был очень весел и много шутил с моей дочерью, которая в качестве фрейлины присутствовала за ужином и сидела против государя. После ужина он говорил со мной, и пока я отвечал ему несколько слов, он взглянул на себя в зеркало, имевшее недостаток и делавшее лица кривыми; он посмеялся над этим и сказал мне: "Посмотрите, какое смешное зеркало; я вижу себя в нем с шеей на сторону"
Ужин кончился в половине десятого. Заведено было, что все выходили в другую комнату и прощались с государем. В этот вечер Павел Петрович также вышел в другую комнату, но ни с кем не простился, а сказал только: "Чему быть, тому не миновать".
                х х х
О заговоре на императора Павла I существует обширная литература, история сохранила для потомков воспоминания  участников покушения, письма и дневники свидетелей трагедии 11 марта 1801 года. Однако до сих пор остается не до конца ясным,  насколько близкие императора были осведомлены о готовящемся планах заговорщиков, а, следовательно, степень их вины в убийстве; действительно ли Павел имел намерение арестовать великого князя  Александра,  какова была роль императрицы Марии Федоровны в роковых событиях, приведших к гибели императора? На эти и многие другие вопросы, касающиеся важнейшего события русской истории начала XIX столетия,  ответить достаточно сложно.   
Канва событий, тем не менее, изучена достаточно хорошо.  В России XVIII века дворцовые перевороты были в большой моде,  благодаря заговорам на престоле оказалась дочь Петра Великого Елизавета I и Екатерина Великая. И каждый раз нити придворных интриг вели в иностранные посольства. Не исключением стал и заговор против Павла I.
На этот раз в роли катализатора русских внутриполитических потрясений выступили англичане. С начала нового века Лондон находился в сильнейшем беспокойстве  от сообщений о наметившемся политическом сближении России и Франции.
Переговоры Павла с генералом Бонапартом дали  неожиданный результат. Русские и французские войска начинали совместную военную кампанию - поход в Индию, всегда бывшую главным бриллиантом в короне английских королей.   В конце декабря 1800 года Павел направил 22 500 казаков генерала Орлова на захват британской Индии, а в начале марта 1801 года объявил о прекращении всяческой торговли с Британией. 
Казаки только еще начинали свой поход к берегам Ганга, а в Англии, известие об экспедиции, вызвало  настоящий шок. Для тайных агентов туманного Альбиона не было секретом недовольство Павлом I, царившее в высшем обществе и гвардии.  Умело вложенные деньги,  умело вложенные английским послом сэром Чарльзом Уитвортом,  окончательно оформили  заговор против императора, во главе которого встал петербургский генерал-губернатор граф П.А. Пален, пользовавшийся неограниченным доверием Павла.  Заговор, составленный небольшим кружком людей, поддерживался молчаливым согласием всех слоев общества, казалось, о нем знал каждый петербуржец. Чиновник департамента полиции Санглен, возвращаясь вечером 11 марта домой, услышал от извозчика вопрос: "Неужели, правда, что хотят убить царя?" Санглен пытался разубедить мужика, но тот с недоверием отвечал: "Полно, барин, мы между собой только об этом и говорим. Все не переставая повторяют: "Это конец!"
Конечно, знал о готовящемся перевороте и великий князь Александр Павлович. Еще  в 1800 году граф Никита Петрович Панин  прозрачно намекнул Александру о возможности государственного переворота. Для великого князя было не тайной то неудовольствие поступками императора, которое было в гвардии и высшем обществе. Пален не решался начать решительные действия, не заручившись поддержкой наследника престола. Более того, Александр не только согласился с главой заговора, но даже посоветовал начать наступление на Михайловский замок не 9 марта, как предполагали заговорщики, а в ночь с 11 на 12 марта, когда на карауле будут стоять верные наследнику военные части.
"Наследник престола знал все подробности заговора, - утверждал знаменитый русский историк великий князь Николай Михайлович, - ничего не сделал, чтобы предотвратить его, а напротив того, дал свое обдуманное согласие на действия злоумышленников, как бы закрывая глаза на несомненную вероятность плачевного исхода, т.е. насильственной смерти отца". Расплатой за этот шаг годы душевных терзаний и невыносимых душевных мук, которые будут сопровождать императора Александра I до его последних дней.
 Гораздо труднее определить, подозревала ли императрица Мария Федоровна об опасности, грозящей ее мужу.  Великий князь Николай Михайлович,  посвятивший изучению этого вопроса немало времени, считал , что слухи о возможности заговора должны были быть известны Марии Федоровне.
Но если о грозящем перевороте знало такое множество людей, то неужели мнительный и опасливый Павел I не догадывался об опасности? 
Сам граф Пален потом признавался, что Павел вызвал его к себе 9 марта в 7 часов утра и гневно сказал, что ему известно о готовящемся против него покушении. Пален, не растерявшись, отвечал, что ему также известно о  заговоре, но что он сам в числе заговорщиков, чтобы лучше выведать планы  преступников и держать в руках все нити. В заключение разговора Павел подписал указы об аресте Марии Федоровны и двух старших великих князей, однако даты под документом не поставил.
                х х х
 Глубокой ночью 11 марта 1801 года пьяные заговорщики, пользуясь тем что в охране были их товарищи, легко проникли внутрь Михайловского замка, и, не встретив никакого сопротивления, ворвались в спальню императора.  Император, испуганный шумом  шагов приближающихся заговорщиков, пытался спрятаться за экран камина, но его нашли и один из вошедших, граф Николай Зубов,  ударил в висок тяжелой золотой табакеркой.  Вид крови привел убийц в возбуждение. Обмякшего императора стали избивать ногами. Затем кто-то попытался задушить несчастного Павла  офицерским шарфом.  Избиение продолжалось и когда жертва уже  была уже мертва.
 Тело Павла I оказалось  обезображено до такой степени, что понадобилось несколько часов, чтобы привести труп в более-менее пристойный вид.  Английский врач Грив руководил бальзамированием тела. Он обнаружил "широкий кровоподтек вокруг шеи; сильный ушиб виска; красное пятно на боку; два красных пятна на бедрах, происходивших,  по-видимому, от сильного надавливания; кровоподтеки на коленях, и на всем теле следы ударов, нанесенных, вероятно, уже после смерти. Он не обнаружил ни одной колотой раны".
Ночь выдалась  холодная и дождливая. В главном карауле мирно дремала ничего не подозревающая охрана. Но вдруг на главной лестнице появился граф Пален. Раздалась команда: "Караул, стой!" Затем, понизив голос, генерал-губернатор произнес: "Государь скончался апоплексическим ударом; у нас теперь новый император Александр Павлович!"
                х х х
Сохранилось немало  свидетельств о поведении  родственников убитого императора в ту роковую ночь, но для нашего рассказа наибольшее значение, разумеется, имеет те строки, которые описывают  поступки  императрицы Марии Федоровны.
Фрейлина В.Н. Головина, к воспоминаниям которой мы уже часто обращались, пишет: "Императрица Мария проснулась и узнала про эту ужасную катастрофу, Она побежала в покои своего супруга, но Бенигсен не пускал ее.
- Вы смеете меня останавливать? - кричала она. - Вы забыли, что я коронована, и что это я должна царствовать?
_ Ваш сын, ваше величество, объявлен императором, и я действую по его приказу. Пройдите в соседнее помещение; я извещу вас, когда будет нужно.
Императрица была заперта Бенигсеном вместе с графиней Ливен в соседней комнате и находилась там более часа. В это время гримировалось лицо несчастного императора, чтобы скрыть нанесенные ему увечья...
Она была в ужасном волнении и хотела видеть императора. Ей отвечали:
- Император Александр в Зимнем дворце и желает, чтобы вы тоже туда приехали.
- Я не знаю никакого императора Александра, - отвечала она с ужасным криком. - Я хочу видеть моего императора". 
Единственный человек, который помог Марии Федоровне в эти нелегкие минуты, была так ею нелюбимая невестка Елизавета Алексеевна, не отходившая от убитой горем вдовы, утешая и поддерживая ее. 
Историк К. Валишевский уделяет много места императрице Марии Федоровне в  подробном и тщательно документированном  повествовании о событиях ночи 11 марта 1801 года. "Мария Федоровна была не из тех, кто дает о себе позабыть, и в эту минуту она менее чем когда-либо, могла на это согласиться. Узнав о случившемся, она подумала, что ей предстоит сыграть огромную роль во всем этом деле, и, заботясь о сыне не более чем он заботился о ней, она задумала взбунтовать мрачный дворец, который он собирался покинуть".
Оставаясь, чужой если не самому существованию заговора, то, по крайней мере, приготовлениям к покушению и, может быть, даже честолюбивым расчетам, которые связывали с ним ее приближенные, преданная мужу, вопреки его дурному обращению и удручающим ее угрозам, она не желала его смерти. Но она не допускала, что случившаяся катастрофа привела ее только к роли вдовствующей императрицы. В эпоху их дружбы, когда-то очень тесной, разве не говорил ей Павел о том, что поручит ей управление империей, когда его не станет? Он понимал под этим, что поручит ей регентство во время несовершеннолетия сына, которому тогда было только десять лет. Но в подобных вопросах женский ум склонен  к ошибкам, и Александр, еще молодой, застенчивый, слабохарактерный, казался ей все еще ребенком. Чувство авторитета матери, воспоминание о том, что произошло при кончине Петра III, быть может, также внушения заинтересованных друзей смущали ее ум, малоспособный к политике, но довольно своенравный и не менее того склонный к величию. Скорбь и испуг окончательно сбили ее с толку.
Предупрежденная графиней Ливен, императрица, забыв одеться, бросилась по направлению к той комнате, где Павел только что испустил дух. Но ей не хотели показывать обезображенного трупа. Мария Федоровне преградили путь, и она обезумела окончательно. Ждать? Повременить? Зачем? Что хотят от нее скрыть? Император скончался? Верно ли это?... Быть может, он еще борется со смертью! Или же его собираются посадить в какую-нибудь Ропшу! Впрочем, жив он или мертв, они не имеют права лишить его ее ласки. Вырвавшись из державших ее рук, она проникла в зал, отделявший ее помещение от комнаты покойного. Она наткнулась там на караул, которому Пален отдал уже приказ не пропускать никого, в то время как созванные наскоро доктора, хирурги и парикмахеры с лихорадочной поспешностью старались придать покойному  благообразный вид. Начальник караула очень почтительно сообщил о полученном распоряжении. Так как императрица продолжал настаивать, он велел скрестить штыки. Ни угрозы, ни мольбы, пущенные ею поочередно в ход, не могли сломить этого упорства, и полуобнаженная, в одной шубе, наброшенной ей на плечи, она бродила по дворцу, ища другого прохода и стараясь в то же время заставить признать себя царствующей императрицей. Она громко заявляла о своих правах и обращалась с воззванием к солдатам:
- Если нет императора, то я ваша императрица! Я одна имею титул законной  государыни! Защищайте меня! Следуйте за мною!
Как это было, по-видимому, в последний момент и с самим Павлом, она забыла о законе престолонаследия, установленного при ее же содействии.
"Императрица, под влиянием охватившего ее волнения, пыталась однако не щадить никаких мер воздействия на войска, чтобы добиться престола и отомстить за смерть своего супруга, - пишет в своих дневниках Чарторыйский.  - Но ни в ее внешности, ни в характере не было тех качеств, которые действуют на людей и увлекают на подвиги и отважные решения. , что возбуждает энтузиазм и добровольное самопожертвование. Как женщина и императрица, она пользовалась всеобщим уважением, но ее отрывистые фразы, ее русская речь с довольно сильным  немецким акцентом не произвели должного впечатления на солдат, и часовые молча скрестили перед ней ружья".   
Только в семь часов утра Марию Федоровну с дочерьми допустили в комнату, где лежал убитый император. Уже совсем рассвело, когда карета со вдовствующей императрицей покинула Михайловский замок, и лошади понесли ее в Зимний дворец. Мария Федоровна опустила стекла в окнах и кланялась толпам людей, собравшихся на улицах.
               хх х
Согласно воле нового императора Александра I вдовствующая императрица заняла второе место в государстве. "Едва прошло шесть недель траура, она стала появляться в публике и делала из этого большую заслугу, постоянно повторяя императору, что ей многого стоит видеть, хотя бы издали лиц, про которых она знает, что они принимали участие в заговоре против ее супруга, но что она приносит это чувство в жертву своей любви к сыну. Она заставила написать с себя портрет в глубоком трауре и раздавала копии всем", - писала очевидец тех событии, фрейлина  Варвара Головина.
В известной степени, только теперь Мария Федоровна  в полной мере удовлетворила свои тщеславные амбиции:  она появлялась на всех торжествах под руку с сыном, а позади шла жена Александра I -  императрица Елизавета Алексеевна, одна из самых  очаровательных  женщин Европы той эпохи.
х х х
В год смерти Павла I Марии Федоровне исполнилось сорок два года. Она до преклонных лет сохранила здоровый цвет лица, хотя частые роды заметно  сказались на ее пополневшей талии. "Императрица  еще сохранила следы прежней красоты, - писал бывший паж  Марии Федоровне П.М. Дараган. - Тонкие, нежные черты лица, правильный нос и приветливая улыбка заявляли в ней мать Александра. Довольно полная, она любила и привыкла крепко шнуроваться, отчего движения ее и походка были не совсем развязны".
Она тщательно следила за собой, старалась быть в курсе последних модных новинок и придерживалась строгого распорядка дня.
"Поутру она вставала в 7 часов, а летом в 6 часов, обливалась холодной водой с головы до ног и после молитвы садилась за свой кофе, который пила всегда очень крепкий, а потом тотчас занималась бумагами, - писала фрейлина Мария Муханова. -  Она обладала крепким здоровьем, любила прохладу: окна были постоянно открыты.Не зная усталости и болезней, ожидала того же и от других, что возбуждало ропот. В приемных и на больших представлениях она удивительно умела всякому сказать что-нибудь ему по сердцу и признавалась моему отцу, что умению обходиться с людьми она выучилась у императрицы Екатерины. Дочери ее также были приветливы без фамильярства и не было во всем мире принцесс милее и любезнее. Императрица и великие княжны без устали и лени всех принимали и со всеми беседовали".
С дочерьми Марии Федоровны великими княжнами Екатериной и Анной связана история неудачного сватовства Наполеона, имевшая большие последствия как для России, так и для всей Европы.  Наполеон, расторгнув брак с Жозефиной Богарнэ желал найти невесту из самых могущественных императорских домов.   Французский император предложил Александру I  брачный союз, в результате которого  Наполеон надеялся стать  супругом сестер русского царя. Коленкуру поручено было просить руки великой княжны Анны Павловны.
Александр был склонен принять план Наполеона, и отвечал, что он тронут предложением, но должен получить согласие вдовствующей императрицы. Но Мария Федоровна проявила в этом вопросе непреклонную волю, категорически заявив, что ее дочь никогда не станет женой узурпатора. Отказу был придан дипломатический вид: предлогом для отказа стал юной возраст Анны, которой исполнилось всего пятнадцать лет, а так же разность веры, хотя никто из французов отнюдь не настаивал на переходе девушки в католицизм.
Наполеон, почувствовав, что задержка с ответом связана с возможным отказом, немедленно обратился с  предложением к австрийскому императору Францу отдать ему в жены его дочь  и получил немедленное согласие.
Пока курьер с ответом Александра скакал в Париж,  о браке Наполеона с австрийской эрцгерцогиней Марией-Луизой было официально сообщено. Отношения между Францией и Россией постепенно обострялись, впереди уже явственно мерещились  зарницы великого московского пожара 1812 года.
                х х х
Подобно большинству европейских монархов, императрица Мария Федоровна одновременно панически боялась и смертельно ненавидела Наполеона.  Когда войска французского императора в июне 1812 года перешли Неман, и война стала реальностью, Мария Федоровна  впала в панику и настаивала на скорейшем заключении мира. В своей эпопее "Война и мир" Лев Толстой описывает события, происходившие в первые недели войны в высшем петербургском обществе: "Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы.  Императрица Мария Федоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, со свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга".
Но если из Петербурга эвакуировать богоугодные заведения не понадобилось, то  Москву  они покинули вместе со всеми москвичами перед вступлением в город французов.  Однако Мария Федоровна осталась недовольна деталями эвакуации ее подопечных.
"Не могу вспомнить без огорчения и почти без слез, - писала она, - это отправление девиц, особливо дщерей российского дворянства, в телегах, и то откуда? - Из столицы российской! Пусть так, что необходимость принудила прибегнуть к сему экипажу для воспитанниц Александровского училища, дочерей нижних офицерских чинов и подобного сему звания или еще ниже оного людей; но для девиц из лучшего дворянства неужели бы не нашлось в обширной, изобильной Москве способа достать, хотя наймом, достаточного числа карет..."
Вряд ли императрица реально представляла масштабы паники, царившие в те дни в Москве, но ее забота о сословных привилегиях воспитанниц  в такое время, не может сегодня не вызвать улыбки.  Впрочем, невозможно судить о нравах прошедших времен,  мерками сегодняшнего дня. К тому же следует признать, что императрица Мария Федоровна, действительно, много сделала для  создания системы воспитательных и богоугодных заведений в России.
Мария Федоровна   проявляла большую энергию и привлекла значительные пожертвования  на развитие воспитательных домов. Главную причину неудовлетворительной постановки дел в сиротских домах императрица сразу усмотрела в слишком большом количестве подкинутых детей, воспитываемых там.  Это, по ее мнению,  определялось падением нравственности и легкостью, с которой беспечные матери могли избавиться от своих незаконных чад. В связи с этим, было повелено ограничить число детей в каждом доме до 500, а остальных подкидышей следовало отдавать на воспитание крестьянам "благонадежного и доброго поведения",  чтобы те личным примером могли приучить детей к труду. Мальчики оставались у крестьян до 18- летнего возраста, а девочки до 15 лет. В воспитательных домах должны были в основном находиться лишь слабые дети, требовавшие внимательного ухода.
Прием младенцев был поставлен таким образом, что они не испытывали ни холода, ни голода. Мария Федоровна строго следила за соблюдением порядка и правил в своих учреждениях и строго взыскивала с виновных. "Усмотрев, - пишет императрица почетному попечителю Московского Воспитательного дома Н.И. Баранову, - в ведомости по внутренности Дома, показывающей состояние обоего пола питомцев от 19-го мая, что младенец, рожденный в Доме Михайло Алексеев, под № 897, сего года, отдан в воспитание в деревню на другой день, нахожу нужным  Вам приметить, что сие тем более меня удивило, что однодневный младенец не может даже брать груди и что, посылая его в столь короткое время в деревню прежде, нежели он грудью питаться может, подвергают его крайней опасности".
Вдовствующая императрица, по положению, должна была получать 200 тысяч рублей, но Александр просил мать принять миллион. Из этой суммы на свои туалеты и нужды она тратила не более 177 тысяч, остальное уходило на капитал для воспитательных домов.
"Она входила в малейшие подробности по своим заведениям и не только следила за воспитанием детей, но и не забывала посылать им лакомства и доставлять всякие удовольствия, - писала фрейлина Мария Муханова. - Особым вниманием ее пользовались покинутые своими матерями младенцы. Однажды отец мой, всегда ее сопровождавший при посещениях ею заведений, выразил удивление, что она так нежно целовала этих нечастных, осматривала белье на кормильцах и прочее. "Ах! - отвечала она, - все эти брошенные дети теперь мои и во мне должны находить попечение, которого они лишены.
В последние годы ее жизни, император, найдя Обуховскую больницу умалишенных в самом жалком состоянии, просил императрицу Марию Федоровну принять ее под свое покровительство, что она исполнила с радостью, и многие из помещенных там больных выздоровели, благодаря кроткому с ними обхождению. Она вступала в их круг, давала целовать им свою руку, что немало пугало моего отца, и они называли ее "благодетельная мадам". Она придумала  устроить для них загородный дом, где бы каждый имел свой садик. Все это изобрела сама, а мало заимствовала из теорий, хотя со вниманием выслушивала  и читала их".
Благодаря инициативе Марии Федоровны  было открыто несколько женских учебных заведений в Петербурге, Москве, Харькове, Симбирске. По личному повелению императора Александра было учреждено особое Ведомство учреждений императрицы Марии Федоровны, ведающих вопросами благотворительности.
                х х х
После войны 1812 года и заграничного похода русской армии, постепенно жизнь в столицах налаживалась. При дворе много веселились и  душой этих увеселений была вдовствующая императрица Мария Федоровна, в то время как Елизавета Алексеевна оставалась, по возможности, в стороне от придворных развлечений, предпочитая вести уединенный образ жизни.  Елизавету  за склонность к уединению не осуждали, но постепенно стали забывать о ее существовании, предпочитая веселиться на приемах у Марии Федоровны.
Французский посол Савари посылает в Париж подробное сообщение о  порядках царящих при русском дворе: "Придворный церемониал и этикет соблюдается императрицей-матерью... Во время публичных церемоний Мария Федоровна опирается на руку императора; императрица Елизавета идет позади и одна. Я видел войска под ружьем и царя верхом, ожидающих прибытия его матери. За любое назначение, за каждую милость являются благодарить ее и поцеловать ей руку, хотя бы она не принимала в этом никакого участия; ни о чем подобном не докладывают императрице Елизавете - это не принято. Петербургская знать считает своим долгом показываться на приемах императрицы-матери по крайней мере раз в две недели. Елизавета почти там не бывает, а император обедает три раза в неделю и нередко остается там ночевать".
Подражая Екатерине Великой, Мария Федоровна взяла в привычку присутствовать на парадах, облачившись в военный мундир, украшенный орденской лентой. Если сам император Александр обычно пользовался коляской, запряженной парой лошадей, то его императрица-мать непременно выезжала в карете, запряженной шестеркой, в сопровождении конвоя гусар и пажей.
По воскресениям у вдовствующей государыни бывали балы, а по четвергам в ее апартаментах давали французские спектакли и водевили. По окончанию представления следовал обильный ужин. Императрица сама никогда не ужинала, а ходила по залу и милостиво беседовала с приглашенными.
"Вдовствующая императрица бывала в угощивании неподражаема", - писал Данилевский. К этим вечерам приглашались министры, члены Государственного Совета, придворные чины первых трех классов, генерал- и флигель-адъютанты, дежурные камергеры и камер-юнкеры и несколько сенаторов, служивших в заведениях, состоявших под начальством императрицы Марии Федоровны, а равно почетнейшие из армейских генералов, приезжавшие в Петербург в отпуск". Постоянными посетителями вечеров Марии Федоровны бывали писатели и поэты В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин, А.И. Тургенев, И.А. Крылов. Баснописец Крылов, аппетит которого вошел в поговорку, кушал, ничуть не стесняясь  высокопоставленных сановников. Однажды его сосед по столу,  шепнул ему: "Да уймись, Иван Андреевич, будь повоздержаннее; дай же ты государыне возможность хоть чем-нибудь тебя попотчевать..." "А ну, как не попотчует?" - простодушно отвечал Крылов.
Литературный салон Марии Федоровны  славился в столице, здесь собирались  лучшие литераторы той эпохи, здесь читал первые главы своей знаменитой "Истории Государства Российского" историограф Н.М. Карамзин. Мария Федоровна стремилась поддержать молодые таланты. Еще семнадцатилетнему Пушкину императрица подарила золотые часы за сочиненные им стихи в честь принца Оранского, а когда над поэтом сгустились тучи, и ему в 1820 году грозила ссылка на Соловки, он, по просьбе Н.М.  Карамзина, просила у императора снисхождения к талантливому юноше.
Спустя много лет, в  журнале "Современник", издаваемым  Пушкиным, в 1836 году была напечатана статья, посвященная императрице Марии Федоровне, в которой говорилось: "Если бы возможно было бы собрать в одно целое разнообразные черты, умилительно-трогательные ее попечительства о каждом лице, которое состояло в каком-нибудь к ней отношении, эта картина человеколюбия, благости и мудрости была бы орошаема сладкими слезами всего человечества".
                х х х
Среди своих младших детей Мария Федоровна пользовалась непререкаемым авторитетом. Она решала судьбы дочерей и определяла на службу младших сыновей. Особая роль принадлежала ей в деле о престолонаследии после императора Александра I. По свидетельству  великого князя Михаила Павловича, судьбоносный вопрос о том, кто будет наследовать бездетному Александру, решался в кабинете его матери за закрытыми дверями, причем избранного в наследники престола великого князя Николая на семейный совет не пригласили.               
События, последовавшие за внезапной смертью сорокасемилетнего Александра I 19 ноября 1825 года, показали, что процедура передачи престола была не отработана и не оказались предусмотренными элементарные мероприятия, имевшие государственное значение.  Впоследствии, многие усмотрели в этом умышленное желание Марии Федоровны перевести "стрелки" престолонаследия на себя.
Никто не знал, что великий князь Константин Павлович, вступил в морганатический брак с Жаннетой Грудзинской, и потерял, тем самым, права на престол. Войска присягнули Константину, который находился в Варшаве и не собирался ехать в Петербург, настаивая, чтобы Николай Павлович наконец принял власть. В обстановке наступившего междуцарствия среди придворных ходили смутные слухи, что императрица- мать намеревается захватить власть. Это не казалось невероятным. В случае если Константин подтвердит свое отречение, а оба молодых великих князя - Николай и Михаил, откажутся от наследования в пользу матери, ее вступление на престол было бы воспринято в порядке вещей - большую часть XVIII века, в России царствовали женщины.  Возможно, что если бы Мария Федоровна была моложе, именно такой вариант развития событии и был бы наиболее вероятен. Но вдовствующей императрице было уже за 65 лет, ей пришлось пережить смерть мужа, старшего сына, трех взрослых дочерей.   Когда из Варшавы, наконец, прибыл гонец с категорическим  отказом  Константина  от престола, Мария Федоровна с величественным видом обратилась к младшему сыну: "Преклонитесь, Николай, перед вашим братом, он отрекся от престола, и передает вам свои права".
Пока шли эти семейные переговоры о судьбе российского престола, обстановка в столице накалялась. Дело кончилось тем, что группа гвардейских офицеров, давно замышлявших государственный переворот, решила использовать благоприятный момент и взбунтовала несколько  полков столичного гарнизона. Началось, так называемое, восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1825 года.
Хронология событий декабря 1825 года изучена по часам, и можно с уверенностью сказать, что только решительность Николая Павловича спасла Россию от очередного русского бунта, бессмысленного и беспощадного...
Мария Федоровна с невестками и внуками оставалась в Зимнем дворце, каждую минуту ожидая известий. Может быть, в эти минуты, ей на память пришли страшные картины  мартовской ночи 1801 года в Михайловском замке? А может, волновали более прозаичные вещи: среди общей суматохи  и растерянности, царившей в Зимнем дворце, Мария Федоровна постоянно твердила лишь одно: "Что скажет Европа!". Впрочем, на страницы ее дневника эти слова не попали... 
"После того как были испробованы все средства, была вызвана артиллерия, - записывала в дневник Мария Федоровна бурные события этого дня. - Мятежникам было сделано предупреждение, что если они не сдадутся, то по ним будет сделан залп картечью, и после того как это повторное предупреждение не возымело никакого результата, государь был вынужден во избежание еще больших бедствий, <...> приказать сделать несколько пушечных выстрелов. Из моего кабинета был виден огонь.
Когда раздались выстрелы, я думала, что я умру при мысли о жертвах, которые должны были пасть. После нескольких пушечных выстрелов они обратились в бегство; кавалерия, атаковавшая мятежников, преследовала их; вся шайка рассеялась; многих из них взяли,  другие скрылись, но к вечеру их было взято до 600...
Около 6 часов государь поднялся к нам по маленькой лестнице, где я встретила его с женой и его сыном; я бросилась ему на шею, счастливая тем, что снова вижу его здоровым и невредимым после всех волнений той ужасной бури, среди которой он находился, после такого горя, такого невыразимого потрясения. Эта ужасная катастрофа придала его лицу совсем другое выражение".
                х х х
В России все проходит слишком быстро - слава,  богатство, жизнь... Подходил к концу и непростой земной путь русской императрицы Марии Федоровны. До последних дней она много трудилась, была озабочена делами своего благотворительного ведомства,  вникала в семейные проблемы своих детей, мирила и устраивала родственников за границей. Весной  1828 года император Николай I выехал в действующую армию, воевавшую с турками.  Все лето императрица-мать с нетерпением ожидала его возвращения, но события на театре военных действий не позволяли ему вернулся в Петербург.  14 октября  1828 года императрице Марии Федоровне должно было исполниться 69 лет,  и  своим приездом Николай I хотел сделать матери подарок.
Генерал-адъютант граф А.Х. Бенкендорф (8) пишет: "Мы прискакали в Царское Село, правда, измученные и полузамерзщие, но 14-го числа утром. Государь остановился здесь, чтобы переодеться и приехать в С.-Петербург именно в то время, когда обе императрицы со всем двором будут у обедни. Ему хотелось войти в Зимний дворец, не быв никем замеченным; но, когда мы подъезжали почти украдкой со стороны Дворцовой набережной, его узнали в рядах двух эскадронов Кавалергардского полка, стоявших тут, чтобы взять и провезти по улицам привезенные из-под Варны турецкие знамена. Общее "ура" прогремело при виде государя, и он вошел во дворец между трофеями завоеванной Варны, сопровождаемый криками стоявшей на набережной толпы. Но по вступлении в царские чертоги, он был жестоко поражен вестью об опасной болезни императрицы Марии Федоровны".
Императрица была больна уже несколько дней, но ее личный врач Рюль не сомневался, что она вскоре выздоровеет. Однако состояние пожилой женщины ухудшалось и вскоре стало очевидно, что медик ошибся в прогнозе. Больную разбил паралич и 24 октября 1828 года, в два часа тридцать минут ночи, императрица Мария Федоровна скончалась.
В тот день император Николай I написал длинное письмо старшему брату Константину Павловичу: "Помолимся Богу за ту, которая на этой земле составляла для нас все! Да будет воля Его, и да ниспошлет Он нам силы, чтобы перенести ужаснейшее из несчастий. Все кончено с двух  с половиною часов утра. Болезнь развивалась с такой быстротой, что никакое лекарство не могло остановить ее; так как кровь бросилась к голове, то третьего дня вечером пустили кровь; это, казалось, принесло пользу. Ночь была сносная; утром, так как голова была тяжелая, попытались прибегнуть к слабительному; действие было таково, что доказало необходимость сделанного, но силы уменьшались после каждого действия; язык повиновался плохо, и глотание было затрудненно; врачи опасались немедленного паралича легких; шпанская муха на спине не произвела никакого действия, и силы и сознание ослабевали. Нужно было дать ей почувствовать ее положение и склонить ее выполнить свой христианский долг! О дорогой Константин, представьте себе мое состояние, когда я выполнил эту ужасную обязанность!
Я дал ей понять, что наступило время подумать об этом; она часто задавала мне вопрос: "разве я в опасном положении?" - и сказала мне: "о, значит, я в очень опасном положении!" Я отвечал ей: "я надеюсь, что нет, но я знаю ваши чувства, и хорошо почерпнуть силы в том, что постоянно дает их". Она ответила мне: "я сделаю это завтра, я хочу приготовиться сегодня". Я сказал ей: "зачем откладывать? вы постоянно готовы". Она проговорила мне: "позовите Вилламова (9). Он вошел, но ничего не мог понять, так как язык уже повиновался с трудом; затем последовал момент возбуждения: она непременно хотела перейти в свою постель, затем сесть, и при всем том не понимая самое себя. Наконец, через несколько мгновений мне удалось заставить ее заметить духовника; тогда она снова стала спокойной и исповедовалась в полном сознании, горячо молясь. Какой назидательный и ужасный для нас момент! Я молился один возле нее, и вся семья с моей бедной, моей чудной женой; я молился за всех вас, и Бог услышит наши молитвы, чтобы ниспослать нам силы, и за ту, которая соединяла в себе все мои привязанности! Когда это было сделано, она позвала нас к себе и, не имея возможности говорить, взяла нас за руки и даже с силой, я называл имена всех членов семьи, она открывала глаза и сказала несколько слов, из которых мы поняли лишь "Aly"; я велел привести всех детей, она крепко поцеловала мою маленькую "Adine" и двух маленьких, Михаила и даже улыбнулась, Что касается других, то на них она могла лишь положить руку. Она не страдала; конечности холодели, и дыхание учащалось, но без хрипения и усилий; наконец в два с половиною часа, без малейших страданий и судорог, она после нескольких вздохов тихо перестала дышать..."
 
В заключение краткого очерка о жизни императрицы Марии Федоровны приведем  цитату из ее биографии, написанную писателем Владимиром Михневичем более ста лет назад: "Чужестранка, по рождению и воспитанию, Мария Федоровна не сделалась русской женщиной и после того, как Россия  стала ее единственным отечеством. Она любила Россию, называла ее постоянно "наша милая Россия", усвоила себе ее язык, ее обычаи, всю себя посвящая интересам России и сделала ей так много добра, так много потрудилась на распространение в ней света, на утоление скорби и печали целых тысяч ее несчастных и убогих сынов; но не подлежит сомнению, что Мария Федоровна точно также поступила бы и во всякой другой стране, среди всякого другого племени, где бы ни поставила ее судьба.
Чувство родины и народности, вообще крайне слабо развито в культурных людях  XVIII столетия, было ей совершенно чуждо; русской она хотела быть, хотела казаться, соответственно своему положению и, вероятно, совершенно искренно, но - это была в ней напускная, искусственная оболочка. По характеру, темпераменту и привычкам, даже по симпатиям, она была немка, то есть, как тип; по воспитанию и понятиям - французская дама, представительница лучшего, утонченно-образованного аристократического круга версальской складки. По своим же морально-философским воззрениям и по своей гуманности, она была - космополитка. Отечеством ей было все человечество; горевшее неугасимой, всеобъемлющей любовью сердце ее в каждом человеке, безразлично, находило образ Божий, достойный уважения, внимания и заботы, и всюду, где этот образ был попираем, где слышались стоны страдания и несчастия, - чуткое сердце ее беззаветно стремилось выполнить святую миссию милосердия, участия и помощи во Христе. Особым счастием России было то, что судьба послала ей этого гения добра в высокой и всемогущей роли государыни".


Примечания
1. Первая жена великого князя Павла Петровича цесаревна Наталья Алексеевна, несмотря на настойчивые просьбы Екатерины II, так и не смогла выучить русский язык.
2. Впоследствии принц Людвиг женился на своей двоюродной сестре принцессе Луизе Гессен-Дармштадтской; в 1790 году наследовал свое ландграфство и получил от Наполеона титул великого герцога Гессенского. Его сын, герцог Людвиг II Гессен-Дармштадтский, был отцом императрицы Марии Александровны, жены императора Александра II.
3. Пастухов Петр Иванович (1732-1799), сенатор, статский советник;  был назначен преподавателем русского языка принцессе Софии-Доротеи.
4. Смольный институт благородных девиц - учебно-воспитательный пансион для девочек-дворянок, основанный по указу Екатерины II в 1764 году.
Воспитывалось около 200 девочек в возрасте от 6 до 18 лет. Курс делился на четыре возраста, каждому из которых был присвоен особый цвет платьев. С 1765 года открыто отделение для дочерей мещан.
По уставу, все надзирательницы должны были поступать с воспитанницами "с крайним благоразумием и кротостью, соединяя оные не иначе как с непринужденною веселостью, и сие внушать молодым девицам, дабы сим способом отвращен был и самый вид всего того, что скукою, грустью или задумчивостью назваться может". Воспитательницам категорически воспрещалось проявлять при девочках собственные, домашние огорчения.
    "Этого счастья нельзя сравнить ни с богатством, ни с блестящим светским положением, ни с царскими милостями, ни с успехами в свете, которые так дорого обходятся. Скрывая от нас горести житейские и доставляя невинные радости, нас приучили довольствоваться настоящим и не думать о будущем,- писала бывшая смолянка Глафира Алымова, - Между нами царило согласие; общий приговор полагал конец малейшим ссорам. Обоюдное уважение мы ценили более милостей начальниц; никогда не прибегали к заступничеству старших, не жаловались друг на друга, не клеветали, не сплетничали, потому не  было и раздоров между нами."

5. Гатчина - дворцово-парковый комплекс в окрестностях Санкт Петербурга. История Гатчины насчитывает несколько веков. Еще в конце пятнадцатого века существовало село Хотчино.  Петр I подарил его своей сестре - царевне Наталье Алексеевне;  в восемнадцатом  веке Гатчина не раз меняла владельцев, среди  которых были  князья Куракины,  граф Г.Г. Орлов. В 1783 году Екатерина II, выкупив Гатчину у ее хозяина, подарила имение сыну великому князю Павлу Петровичу, который  затеял энергичное строительство  своей  резиденции, превратив дворцово-парковый ансамбль Гатчины в один из лучших  образцов раннего русского классицизма.  В середине ХIХ века дворец перестраивается по проекту  архитектора Р.И. Кузьмина.
Сдержанная красота  фасадов, облицованных  местным  известняком, поразительно контрастирует с роскошью  интерьеров. Внутренняя отделка апартаментов  выполнена  по  эскизам Ринальди и Бренны русскими мастерами-декораторами.  Изысканный рисунок  наборного  паркета, мебель в стиле  Людовика ХVI, бронзовые люстры, золоченые багеты многочисленных зеркал создавали впечатление роскоши, удачно  сочетавшейся  с хорошим вкусом владельцев дворца.
6. Франсуаза де Ментеон (1635-1719), маркиза, любовница, а с 1684 г. морганатическая супруга французского короля Людовика XIV.
7.В начале ХХ столетия в медицинской прессе развернулась дискуссия двух известных психиатров о природе болезни Павла I. П.И.Ковалевского, профессор Харьковского университета, ссылаясь  на  известные "павловские анекдоты",  делал вывод,  что царь принадлежал к "дегенератам второй степени с наклонностями к переходу в душевную  болезнь в форме  бреда преследования".  Против подобного диагноза категорически возражал профессор Юрьевского университета В.Ф.  Чиж, считавший  царя  психически совершенно здоровым человеком.     Современные психиатры  констатируют: не существует абсолютной нормы психического здоровья.  Каждый человек, в силу  воспитания, привычек, условий жизни, наследственности имеет те или иные особенности своего психологического портрета.  По мнению профессора А. Карпова,  учитывая склад характера,  наследственность, особенности темперамента  императора, можно предположить, что, скорее всего у Павла I имелись признаки истерической психопатии с выраженными аффективными реакциями. Психопатия - это "группа стойких врожденных или приобретенных характерологических  расстройств  при общей сохранности интеллекта, приводящих к нарушениям межличностных отношений и адаптации к окружающим".  Психопатия  становится  некой особенностью конкретной личности,  "визитной карточкой" индивидуума, в то время как любая болезнь, в том числе и психическая, является чуждым, инородным элементом для сознания больного.
 У страдающих  психопатией  особое  понимание собственной роли в обществе,  истории.  Наиболее заметные изменения  происходят в эмоциональной сфере. Здесь спектр реакций поразительно широк: одних отличают бурные вспышки гнева, агрессивное поведение; другие постоянно испытывают чувство  собственной неполноценности, тревоги, страха, мнительности.
Современные методы лечения, помощь психоаналитиков, позволяют сегодня людям, страдающим психопатиями,  успешно продвигаться по жизни, делать прекрасную карьеру. Но в восемнадцатом веке подобные состояния лечить  еще не умели...
7. Княгиня Анна Гагарина умерла в Риме от чахотки 25 апреля 1805 года. Гроб с телом бывшей возлюбленной императора Павла I, привезут в Петербург и захоронят в Лазаревской церкви Александро-Невской лавры.
8. Бенкендорф Александр Христианович (1781-1844), - граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, шеф корпуса жандармов, Главный начальник III Отделения.
9.  Вилламов Григорий Иванович (1773-1842), - действительный тайный советник, член Государственного Совета, статс-секретарь императрицы Марии Федоровны.
 
Литература:
Валишевский К. Сын Великой Екатерины. СПб., 1907.
Кобеко Д.Ф. Цесаревич Павел Петрович. СПБ., 2001.
Крылов -Толстикович А.Н. Тайна январской ночи. М., 1999.
Михневич Вл. Русская женщина XVIII столетия. Киев, 1895.
Николай Михайлович, великий князь. Император Александр I. СПб. 1914. Т.1-2.
Оболенский Г.П. Император Павел I.  Cмоленск, 1996.
Памятные записки А.В. Храповицкого, статс-секретаря  императрицы Екатерины Второй. М.,1862.
Письма графини Е.М. Румянцевой к ее мужу. СПб., 1888.
Шильдер Н.К. Император Александр I. СПб., 1904.
Шильдер Н.К. Император Павел I. М., 1996.
Шильдер Н.К. Император Николай I. М., 1998.
Сборник РИО. СПб., 1868.  . Т.XXIII. 
Цареубийство 11 марта 1801 года. СПб., 1907.
Чижова И. Императрица Мария Федоровна.  СПБ., 2001.




















ПРЕЛЕСТНАЯ ЕЛИЗАВЕТА










ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСЕЕВНА (1799-1825), императрица с 1801 г., урожденная принцесса Луиза-Мария-Августа Баден-Дурлахская. С 1793 г. в браке с великим князем Александром Павловичем, впоследствии император Александр I. Дети: Мария (1799-1800), Елизавета (1806-1808).











Красота и обаяние  были отличительными чертами почти всех русских  императриц.  Но титул самой красивой женщины в мире заслужила только одна из них - супруга  Александра I императрица Елизавета Алексеевна.
С ее именем связана не одна  загадка российской истории. “Она заживо сделалась поэтическим и таинственным преданием”, - вспоминал  поэт П.А. Вяземский.  Некоторые  страницы биографии императрицы долгое время оставались неизвестными не только для широкой публики, но даже для членов русской императорской фамилии.  Тайна всегда будоражит воображение и порождает самые смелые гипотезы и легенды. Одна из них   повествовала о загадочном отречении императора Александра I от престола и превращении  его в сибирского старца-отшельника Федора Кузьмича, а  императрицы Елизаветы Алексеевны  - в простую монахиню Веру Молчальницу, умершую где-то в новгородской глуши. 
Только в 1909 году вышла в свет трехтомная биография Елизаветы Алексеевны, принадлежавший перу двоюродного брата последнего русского царя Николая II, замечательного историка и литератора великого князя Николая Михайловича.  Но и этому августейшему  историографу оказалось не под силу обойти цензурные ограничения и опубликовать  свой труд без значительных купюр. Целая глава, посвященная  трагической любви императрицы,  была по требованию Николая II  исключена из печати. Последний русский царь  был преданный семьянин, страстно любивший свою жену - императрицу Александру Федоровну, и  романтическая история, связанная с  супружеской изменой, показалась ему слишком рискованной, чтобы стать достоянием гласности.
“Биография Елизаветы Алексеевны будет полная  и весьма обстоятельная без существования тайной главы. Поэтому  я нахожу желательным, чтобы ты уничтожил существующие экземпляры и никому таковых не показывал...”, - писал император своему кузену. Желание  монарха - закон,  и фундаментальный труд великого князя Николая Михайловича вышел в свет без заключительной  “тайной” главы.
Но тайны для того и существуют, чтобы их раскрывали...
                х х х
"Да ниспошлет Господь  счастья и благополучия его светлости, нашему благородному государю и всем мирным обитателям земли Баденской, да будет благословенно небо над ней и столицей ее - Карлсруэ" - просили Всевышнего в новогоднюю ночь 1779 года поданные маркграфа* Карла-Фридриха Баден-Дурлахского.  Основания для молитв за благополучие своего повелителя у баденцев были достаточно веские. Во-первых, они хорошо помнили, что земля, на которой они жили, в прошлом не раз становилась ареной  кровопролитных войн, здесь прошел молох религиозных войн между католиками и протестантами, покладистый и миролюбивый характер не входил в число достоинств славного рода  маркграфов Баден-Дурлахских:  многие из них прежде времени сложили головы - кто на поле сражения, а кто и на плахе. По словам историографа, вся история Бадена представляет ряд непрерывных разделов, весьма гибельных для страны. Лишь маркграф Карл III в начале восемнадцатого столетия  решил на время отложить бранные забавы и  начал заботится о благосостоянии и процветании своей страны. В  1715 году маркграф  заложил в восьми километрах от Рейна охотничий замок, ставший  в дальнейшем его резиденцией   Карлсруэ.  Согласно преданию, маркграф, утомившись на охоте,  прилег отдохнуть под деревом на одном из лугов, и увидел  вещий сон, в котором ему привиделся волшебный город, который он должен поострить на этом месте.
Так дело обстояло или иначе, но город начал быстро отстраиваться. Его центром стал дворец маркграфов, построенным в барочном стиле архитекторами Л.Ф. де ла Гепьером и Ф.А. Кеслау. С южного фасада дворца находилась площадь, от которой разбегались мощенные булыжником улицы, а с северной стороны, сразу за дворцом, во все стороны  веером расходились 32 аллеи великолепного парка, способного соперничать с Версалем.  В архитектурном плане замок-дворец  с прилегающими улицами и садами напоминал гигантскую бабочку или раскрытый веер. Э.Фукс считал, что абсолютные затраты на создание этого шедевра  архитектурной мысли едва ли не превышали суммы, потраченные Людовиком XIV на  строительство дворцов в Версале и Париже.
Карл III умер в 1738 году и престол унаследовал его внук Карл-Фридрих, которому едва минуло десять лет.  Внук с успехом продолжил начинания деда. Карл-Фридрих  получил образование в духе идей французского Просвещения и имел репутацию просвещенного монарха.  Он читал философские трактаты, сам грешил сочинительством и даже издал серьезный труд, в котором изложил свои экономические воззрения. Не Рикардо или Адам Смит, и уж тем более не Карл Маркс, но многие экономические положения монарха  воспринимались современниками как неслыханные новшества. Он отменил пытку, улучшил суд и административное управление, полностью упразднил крепостное право. И уж совсем неслыханным делом для германских принцев стало сокращение рядов доблестной баденской армии, урезанной до кавалерийского эскадрона и батальона гвардейцев.
Карлу-Фридриху  выпала на редкость долгая для монархов жизнь.  В 1807 году,  уже на закате своих дней, он получил  из рук Наполеона корону великого герцога, о которой давно и страстно мечтал. Тогда Баден вступил в Рейнский союз и стал именоваться великим герцогством.
Карл-Фридрих дважды женился. От первого брака на принцессе Каролине Гессен-Дармштадтской он имел трех сыновей -  Карла-Людвига, Фридриха и Людвига.  Супруги прожили вместе почти  тридцать лет, но овдовев,  Карл-Фридрих, которому давно перевалило на шестой десяток лет, поспешил вновь связать себя брачными узами. Его избранницей стала девятнадцатилетняя Гейер фон Гейерберг, получившая в качестве свадебного подарка титул графини Гохберг.  Брак по всем юридическим канонам считался морганатическим - неравнородным, однако престарелый маркграф сумел добиться того, чтобы за его четырьмя сыновьями, рожденными молодой графиней,  было признано право престолонаследия.
Долгие годы Баден  не знал  войны, а владения маркграфа даже приросли землями доставшихся ему по наследству от соседних герцогов. Если при вступлении на престол у Карла-Фридриха  насчитывалось всего около 87 тысяч подданных, то перед смертью восьмидесятилетнего  монарха в 1811 году, территория герцогства   увеличились в десять раз, а население достигало миллиона человек.
Жизнь простых поданных маркграфа по европейским стандартам того времени казалась  благополучной и достаточно спокойной: на  лугах по берегам  Дуная и Рейна паслись  тучные стада, обильные урожаи  позволяли выгодно торговать с соседями, а баденские виноградники, растущие на склонах гор, рождали прекрасное вино, известное своим особым  мягким вкусом.
Да что Баден! Вся Европа тихо и умиротворенно доживала свои последние мирные времена, пребывая в трогательной уверенности, что дальше все будет хорошо, и очень хорошо, и еще лучше...  Плоды просвещения давали многообещающие всходы;  была изобретена паровая машина, братья Монгофьеры успешно поднялись на воздушном шаре над крышами парижских домов; слова "магнетизм" и "электричество" приятно будоражили души таинственностью своего звучания.
Мировые столицы жили в ослеплении балов, увеселений, праздничных фейерверков и парадов. В парижских  газетах,  вперемежку со всевозможным вздором, печатали антиклерикальные пасквили и фельетоны о шалостях очаровательной  королевы Марии-Антуанетты.
Самодержавная российская императрица Екатерина Великая состояла в трогательной переписке с повелителем тогдашних умов - Вольтером. Другой ее любезный корреспондент - барон Дидро,  в перерывах между амурными приключениями, успевал сеять семена разумного, вечного, доброго и издавал бессмертную "Энциклопедию".  Сын корсиканского дворянина Карла  Буонапарте, Наполеон еще только постигал азы военных наук, а  где-то, очень далеко на востоке, в диких скифских степях, генерал Суворов учил своих солдат науке побеждать, сражаясь с извечным  российским супостатом - турками.
Европа пока не чувствовала на пороге каких великих событии, навсегда покончивших с "добрым, старым временем", она стоит...
                х х х
Итак, весь Баден встречал новый 1779 год. Для семейства  маркграфа Карла-Фридриха начался с радостного события. 13 января 1779 года жена его старшего сына  наследного принца Карла-Людвига принцесса Амалия родила девочку. Радость деда несколько огорчало то обстоятельство, что вместо долгожданного внука невестка в третий раз приносила в семью внучку. 
 Карл-Людвиг женился на принцессе Амалии Гессен-Дармштадтской в 1775 году и  у них уже росли две старшие дочери - старшая, названная в честь матери Амалией и вторая, Каролина.
Третьи роды протекали  тяжело, и  врачи всерьез опасались за судьбу матери и ребенка. Перед глазами измученной Амалии не раз возникал образ ее сестры ее младшей сестры Вильгельмины, жены русского великого князя Павла Петровича, умершей в родах за три года до описываемых событий.***
Но судьба оказалась благосклонной к  двадцатичетырехлетней Амалии.  Новорожденная принцесса  хотя и родилась маленькой и слабой девочкой, но явно  не имела намерений оправдывать пессимистические прогнозы  придворных эскулапов,   громким криком оповестив мир о своем появлении. Мать также счастливо избежала всех родовых осложнений, угрожавшим  в ту эпоху  женщинам.  А спустя несколько дней произошла торжественная церемония крещения принцессы, нареченной Луизой-Марией-Августой.
Сообщения о  счастливом  событии немедленно отправили с курьерами в разные концы Европы. В Карлсруэ не забыли о петербургских родственниках принцессы Амалии и в  северную Пальмиру было послано письмо маркграфа.
К сестре своей бывшей супруги - принцессе Амалии, Павел сохранил теплые чувства.  В поздравительном письме Павел желал новорожденной  “счастливого возраста и преуспевания”,  а  его августейшая матушка - императрица Екатерина Великая собственноручно отписала  деду маленькой принцессы  Карлу-Фридриху  теплое  поздравительное письмо:
Светлейший Марк Граф!
 Сообщенное нам от вашей Светлости и любви известие от 24-го происшедшего Генваря месяца о разрешении от бремени ея любви Светлейшей принцессы супруги вашего сына и наследного принца, подает нам новый случай изъявить Вам приемлемое нами искреннее участие во всем том, что вам благополучного не случится. Мы сорадуемся вашей светлости и любви о сем щекотливом происшествии и желаем новорожденной принцессе постоянного здравия. Пребывая навсегда к вашей любви и всем вашем доме с особливым благоволением.
Вашей любви доброжелательная Екатерина.
В  Санкт-Петербурге Марта 19-го дня 1779-го года.
                х х х
Баденское герцогство, граничащее с Францией, испытывало  сильное культурное влияние  своих соседей.  Последние парижские моды,  новинки тогдашней  французской литературы,   премьеры лучших французских  театров - быстро  становились известны обитателям  изящного дворца в Карлсруэ, чем-то напоминающим прекрасный Версаль.
Сама принцесса Амалия была горячая поклонница  всего французского и, неудивительно, что она старательно прививала детям свои представления о прекрасном. Князь Адам Чарторыйский, знавший принцессу, в нескольких фразах запечатлел ее портрет: "В Германии она, по справедливости, пользовалась репутацией очень благоразумной и остроумной женщины, значительно выдававшейся по своему уму над обычным уровнем принцесс того времени.
Принцесса Луиза вместе со своими сестрами с детства говорила по-французски едва ли не лучше, чем на родном немецком языке.  Во всяком случае, писать письма  Луиза предпочитала  на французском, опасаясь сделать ошибки  по-немецки.  Кроме основных европейских языков принцесса изучала историю, географию, философию, немецкую и всемирную литературу. “Такое тщательное образование вряд ли встречается и в наши дни”, - заметил в начале ХХ века великий князь Николай Михайлович. 
Большую часть времени юная принцесса  жила в родительском замке в Дурлахе, но семья наследного принца частенько приезжала в гости в Карлсруэ к старому маркграфу, где Элиза любила играть вместе с сестрами в аллеях прекрасного парка.
В 1791 году, когда  Луизе едва исполнилось тринадцать лет,  она  неожиданно для себя стала невестой.  Даже в восемнадцатом веке столь ранние браки были явлением необычным. Но родители принцессы оказались зачарованы представившейся перспективой  - ведь предложение о свадьбе пришло от могущественной императрицы Екатерины  Великой, подыскивающей невесту для своего любимого внука шестнадцатилетнего великого князя Александра.
Для России это было непростое время: очередная тяжелая  война с Османской империей, совпавшая с неожиданной агрессией соседней Швеции, смутная ситуация в Польше, раздираемой на части Австрией, Пруссией и Россией,  ужасные вести из охваченной революционным безумием Франции - все это не  могло не тревожить русскую царицу. Впрочем,  зададимся чисто риторическим вопросом: а было ли когда-нибудь в истории нашего Отечества простое и покойное время?
Породниться с русским императорским домом были непрочь многие европейские монархи. Среди бумаг Екатерины Великой,  относящихся к 1793 году,  хранится черновик письма, в котором императрица пишет: "Из письма графа Разумовского следует заключить, что неаполитанскому двору пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев (petit monstres). Я говорю уродцев, потому что все дети их дряблые, подвержены падучей болезни, безобразные и плохо воспитанные..."
На подобные предложения Екатерина смотрела как на "вредную, хитросплетенную несуразность" и с неудовольствием  отвергала их. Для своего внука императрица желала выбрать невесту, исходя не только из политических интересов  империи, но и с чисто житейской стороны: девушка должна была быть здоровой,  красивой и благоразумной.  Всем этим требованиям отвечали немецкие принцессы. Кроме того,  при заключении браков с русскими великими князьями немаловажное значение имел и религиозный вопрос.  Протестантское исповедание  германских принцесс в  православной России  воспринималось  значительно лучше, чем католическое, которое исповедовали Бурбоны или Габсбурги. Большинство  европейских невест, породнившихся с великим князьями из дома Романовых, переходили в православие или до бракосочетания или вскоре после него. За два века исключение составили всего две избранницы русских великих князей:  жена царевича Алексея Петровича принцесса Шарлотта и великая княгиня Елизавета Маврикиевна, супруга великого князя Константина Константиновича.  Жены русских царей обязаны быть только православными, никаких исключений в этом вопросе быть не могло.
Бесконечные государственные хлопоты и тревоги за судьбы Европы  не могли помешать Екатерине II вплотную заняться таким серьезным делом как женитьба любимого внука - великого князя Александра Павловича.
Любое сватовство - непременно интрига. Чего же можно ожидать от подготовки династического брака, в котором тесно переплелись  интересы не только отдельных людей или семейств, но и целых государств... Екатерина привыкла к каждому делу подходила серьезно и тщательно.  Стоит ли говорить, что, выбирая будущую спутницу жизни для своего любимца, она постаралась не упустить ни одной мелочи.
Еще в ноябре 1790 года русскому посланнику во Франкфурте на Майне графу Николаю Петровичу Румянцеву императрица поручила деликатное задание собрать сведения о принцессах “бывших тогда в летах для бракосочетания". В письме Екатерины давались точные и конкретные инструкции: ""Граф Николай Петрович, под предлогом одного из ваших визитов к немецким принцам, на которые вы уполномочены, поезжайте в Карлсруэ, и постарайтесь увидеть дочерей наследного принца - Луизу-Августу, 11 лет, и Фредерику, 9 лет. Кроме красоты и других внешних преимуществ, необходимо, чтобы вы получили совершенно точные сведения на предмет их образования, характера, манер и нравственных качеств принцесс, для предоставления мне детального отчета...
Впрочем, доверяя вам эту миссию, я убеждена, что вы исполните ее с величайшей осторожностью и в полной секретности»
Граф Румянцев постарался угодить своей императрице  и с полной ответственностью отнесся к столь ответственному поручению.  Не откладывая дело в долгий ящик, он распорядился снарядить четырехместную карету и в сопровождении всего лишь камердинера, двух лакеев и посольского курьера Евграфа Комаровского выехал из Франкфурта в Карлсруэ. Чтобы не вызывать ненужных разговоров и пустых домыслов среди своих чиновников, Румянцев  объяснил неожиданную поездку приглашением маркграфа Баденского приехать к нему на охоту.
Едва путешественники приехали в Карлсруэ и остановились в гостинице на отдых, как  в дверях показался  камергер Карла-Фердинанда, доложивший, что его светлость прислал придворную карету, приглашая высокого гостя посетить его замок.
Перед входом во дворец был выстроен почетный караул гвардейских кирасир,  прошедший церемониальным маршем. Графа Румянцева принимали как высочайшую персону. Маркграф, его супруга, наследный принц  и остальные взрослые члены семьи старались оказать графу всяческие знаки внимания.  Николай Петрович с охотой отвечал на вопросы, но взгляд его искал маленьких принцесс, ради которых он, собственно, и приехал в  Карлсруэ.  Однако оказалось, что Луиза и Фредерика остались в Дурлахе. 
- Вы увидите их завтра, на обеде, который я даю в вашу честь, господин граф, - пообещал наследный принц Фредерик, отец девочек.
На следующее утро кортеж направился в резиденцию принца-наследника. Протяженность шоссе от Карлсруэ до Дурлаха не более двадцати километров, но баденцы считали его одной из европейских достопримечательностей благодаря высаженным в два ряда по обеим сторонам дороги величественным пирамидальным тополям.  Вскоре экипажи остановились перед замком принца и посланник императрицы смог воочию узреть обеих баденских принцесс. Обеда проходил на свежем воздухе, в саду. Подчеркивая неофициальность встречи, маркграф разрешил мужчинам быть во фраках, и не снимать шляпы за столом. (Е. Ф. Комаровский граф. Записки. В кн.: Державный сфинкс.М.,  1999. С. 29). Француз-церемониймейстер затеял живые картины, участие в которых принимали дети принца. Николай Петрович с интересом следил за  манерами и речами принцесс.
После обеда в приватной беседе он  тактично намекнул родителям о цели своего визита. Не скрыл опытный дипломат и щекотливый вопрос о необходимости перехода невесты русского великого князя в православие.  Баденские принцы были согласны с любыми предложениями  царского посланника. Забегая несколько вперед, скажем, что на следующую встречу с родителями принцесс, желая окончательно  склонить чашу весов на свою сторону, Румянцев взял с собой некоего теолога, который с таким искусством доказал наследному принцу превосходство православия, что принц Фредерик не удержался от шутки: "Остается лишь ожидать минуты, когда я также решусь принять греческое исповедание".
До поздней ночи граф, снявши парик и отпивая кофе, писал императрице подробный отчет о своих действиях, а ранним утром юный Евграф Комаровский вскочив на коня, поскакал в Петербург с секретным пакетом.
 "Принцесса Луиза несколько полнее и развитее, чем обыкновенно бывает в ее летах, - делился своими наблюдениями объективный граф Румянцев. - Хотя ее нельзя признать вполне красавицей, тем не менее, она очень миловидна. По-видимому, она кротка, вежлива и приветлива; сама природа наделила ее необыкновенной грацией, которая придает особенную прелесть всем ее речам и движениям. Общий голос отдает ей предпочтение пред всеми ее сестрами: хвалят ее характер, а лучшею гарантией ее здоровья служат ее телосложение и свежесть...
Принцесса Фредерика, со своими большими прекрасными глазами, имеет вид более важный и серьезный, между тем как в принцессе Луизе заметно более резвости и довольства, что указывает на веселость, но веселость скорее тихую, чем шумную..."
 Царица осталась довольна исполнительностью и дипломатическим тактом графа Румянцева. “Сообщаемые вами подробности, относящиеся до двух баденских принцесс Луизы и Фредерики, необыкновенно как занимательны и вполне удовлетворительны, - писала Екатерина своему доверенному посланнику. -   Вы не сказали ничего лишнего наследственной принцессе Баденской от моего имени. Я всегда особенно любила ее и знаю, что она постоянно оказывала приверженность к России и ко мне. Я восхищена ее готовностью помогать вам и уладить затруднения относительно перемены религии. Жду с нетерпением обещаемых вами портретов обеих принцесс... "
Учитывая юный возраст принцессы, императрица решила  повременить со свадьбой,  пригласив тем временем  Луизу с ее младшей сестрой  Фредерикой в Россию, чтобы та немного пожила здесь, привыкла к новым людям, к той стране, в которой  ей предстояло прожить всю жизнь.
"Я решила предписать вам, - писала  императрица графу Румянцеву 4 июня 1792 года, - чтобы вы просили у наследной принцессы баденской согласия на отъезд обеих ее дочерей Луизы и Фредерики. Вы скажите, что я охотно принимаю на себя окончание их воспитания и устройство участи обеих. Склонность моего внука Александра будет руководить его выбором; ту, которая за выбором останется, я своевременно пристрою. Для упрощения формальностей вдовствующая графиня Шувалова отправиться на этих днях, под предлогом поездки на ахенские воды, в сопровождении старинного друга ее дома, тайного советника Стрекалова. Если наследная принцесса, как она сама предполагала, ее муж и свекор согласны будут вручить мне молодых принцесс, то вы уговоритесь с помянутой  графиней Шуваловой****  и тайным советником Стрекаловым***** о месте, где будет приличнее принять молодых принцесс. Графиня Шувалова путешествует под собственным именем, а принцессы сохранят инкогнито до самых границ России. По прибытии в Петербург обе принцессы будут жить в моем дворце, из которого одна, как я надеюсь, не выйдет никогда, а другая лишь затем, чтобы ей пристойным образом выйти замуж. Считаю излишним сказать  вам, что они будут всем снабжены и содержаны на мой счет: это само собою разумеется и для вас несомненно".
В письме к своему доверенному корреспонденту барону Гримму, Екатерина также делилась сокровенным: “Вы, конечно, знаете, что у нас не женят так рано, и это сделано про запас для будущего, а покамест они привыкнут к нам и познакомятся с нашими свычаями и обычаями.   Наш же малый об этом не помышляет, обретаясь в невинности сердечной; а я поступаю с ним по-дьявольски, потому что ввожу его во искушение”...
Старший сын наследника престола великого князя Павла Петровича и его второй супруги Марии Федоровны великий князь Александр Павлович, был на три года старше Луизы, и, как каждого шестнадцатилетнего мальчишку,  его больше интересовали обычные для этого возраста шалости и забавы, чем мысли о женитьбе.

                х х х
Старший сын наследника престола великого князя Павла Петровича и его второй супруги Марии Федоровны великий князь Александр Павлович в то время и в самом деле мало задумывался о женитьбе. Он родился 12/25 декабря 1777 года и был на три года старше Луизы. Как каждого шестнадцатилетнего мальчишку  его больше интересовали обычные для этого возраста шалости и забавы.
С самого раннего детства Александр воспитывался в непростой обстановке,  обусловленной скрытым противоборством  между его бабкой и отцом - императрицей Екатериной Великой и  наследником престола  Павлом Петровичем.
Императрица Екатерина,  никогда не испытывавшая  теплых материнских чувств  к собственному сыну,  тем не менее,  решила  сама воспитывать внука.  В это ответственное и совсем непростое дело  императрица-бабушка  вложила много ума, сердца и любви.  Говорить и писать о внуке стало потребностью и любимым занятием Екатерины.
"Я бьюсь об заклад, что вы вовсе не знаете того господина Александра, о котором я буду вам говорить, - писала счастливая Екатерина барону Гримму. - Это вовсе не Александр Великий, а очень маленький Александр, который родился 12-го этого месяца в десять и три четверти часа утра. Все это, конечно, значит, что у великой княгини только что родился сын, который в честь св. Александра Невского получили торжественное имя Александра и которого я зову господином Александром...  Но, Боже мой, что выйдет из мальчугана?  Я утешаю себя тем, что имя оказывает влияние на того, кто его носит; а это имя знаменито... Жаль, что волшебницы вышли из моды; они одаряли ребенка чем хотели; я бы поднесла им богатые подарки и шепнула бы им на ухо: сударыни, естественности, немножко естественности, а уж опытность доделает почти все остальное".
Судя по ее письмам, он рос исключительным, гениальным ребенком: на четвертом году Александр уже читает, пишет, рисует; за  полчаса узнает столько  сведений по географии, сколько когда-то учителя сумели преподать Екатерине за несколько лет; он знает немецкий, французский и английский языки; на пятом году  учится  рисовать  и обнаруживает удивительную склонность к чтению. В семь лет он уже с успехом разыгрывал сцены из  комедии "Обманщик". Десятилетним ребенком Александр читает  Плутарха и "Илиаду", восторгается величественным римским сенатом и  негодует,  видя его у ног  Цезаря.
Одаренный тонкой душевной интуицией,  ребенок  умел угадывать любые   желания бабки и прилагал все старания казаться таким, каким его хотела видеть  императрица. Детские письма Александра к Екатерине обнаруживают совсем не детскую льстивость: он неизменно целует ручки и ножки бабушки; он умеет шепнуть, кому следует, что высшее его желание как можно больше походить на бабушку.
С родителями отношения складывались иначе. Вспыльчивого и строгого отца Александр побаивался, стараясь при случае избежать встреч с ним.  К  матери - великой княгине Марии Федоровне Александр относился почтительно, но довольно спокойно. 
“Положение, в котором провел свои юные лета Александр, - писал историк Богданович, - деля время между императрицей и стоящим тогда во главе оппозиции наследником престола, было весьма затруднительно и оказало неблагоприятное влияние на его характер. Нередко случалось ему, проведя утро на парадах и учениях в Гатчине, среди тамошних, большей частью необразованных и грубых офицеров, являться в тот же день в Эрмитаж, где двор великой монархини блистал столько же внешним блеском, сколько изящным обращением, умом и талантами избранных гостей ее. Необходимость применяться к тону столь различных обществ, взвешивать каждое слово, развила в Александре уменье хранить тайну и вместе с тем скрытность, что впоследствии подало повод упрекать его в двуличии. Быть может, эти же обстоятельства поселили от самой юности в Александре недоверчивость к людям, что, мешая открывать истинное достоинство, неразлучное с скромностью, нередко побуждало его удостаивать своим доверием искательную бездарность, либо лукавство, прикрытое личиною безлестной преданности. Подобно Екатерине, он более любил оказывать милости, нежели воздавать за заслуги”.
В 1786 году воспитателем Александра стал швейцарец Фредерик Сезар де Лагарп, горячий приверженец идей просвещения и гуманизма.   Лагарп сумел привить своему воспитаннику идеалы  правды, справедливости, глубокое уважение к человеческому достоинству, благодаря  которым  в дальнейшем Александр сделался одним из самых просвещенных и гуманных монархов Европы.  Однако своеобразная атмосфера двора Екатерины Великой сформировала и совершенно иные черты характера и привычки Александра, о которых с осуждением говорили современники.   Постоянные нашептывания бабки о его грядущей славе, ее сравнения мальчика  с Александром Великим не прошли бесследно, развив в нем потребность в  лести и тщеславие.  От отца  Александр унаследовал приверженность к  воинской дисциплине и порядку, любовь к торжественным парадам и военным церемониям
По замечанию одного из его педагогов генерал-майора  А. Я. Протасова, Александр еще в ранней юности усвоил несколько правил, которых потом придерживался всю  жизнь:  он рано вставал, скоро одеваться, был умеренным в пище и питье, хорошо обращался с людьми, не позволяя, однако, им фамильярности, неизменно хранил дружбу и любовь с братом Константином, никогда не говорил с окружающими о своих горестях и неудачах, не пускал к себе в кабинет больше трех человек, постоянно стремился работать над собою, развивая свои познания.
Основным недостатком Александра, по мнению многих современников, было отсутствие воли и, развившаяся вследствие этого, неискренность в отношениях с окружающими.  Как многие люди, не обладающие сильным характером,  Александр старательно скрывал свои подлинные мысли и чувства.  В юности он боялся обнаружить себя перед тем, кто более сильными, в зрелости его отличало безудержное стремление рисоваться перед окружающими.  При дворе императрицы Екатерины он - беззаботный, элегантный кавалер в духе маркизов XVIII столетия, скромно, подчас  даже льстиво беседующий в Эрмитаже с императрицей и ее фаворитами. Он играет в карты, слушает оперы, концерты, иногда играет сам, переводит Шеридана. В Павловске и Гатчине он - офицер, затянутый в военную форму,  строго муштрующий своих солдат. Вольтерьянец, либерал, поклонник принципов революции в беседах с молодыми друзьями, критикующими самодержавную систему правления,  мечтавший уничтожить крепостничество и проливающий слезы о гибели Польши в беседах  с князем Чарторыйским, он у себя дома становился барином,  иногда забавляющимся грубыми шутками.
Когда незадолго до своей смерти, в сентябре 1796 года, Екатерина решила объявить Александра своим наследником в обход его отца Павла Петровича,  он дал императрице согласие принять престол, но в то же время  присягнул в верности отцу, признавая  его законным престолонаследником. В глубине душе Александр  был на стороне отца и мысль о необходимости вступить на престол временами приводила его в отчаяние.   “Мое положение меня вовсе не удовлетворяет, - писал Александр спустя некоторое время в письме к Лагарпу. - Оно слишком блистательно для моего характера, которому нравятся исключительно тишина и спокойствие. Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых другими на каждом шагу, для получения внешних отличий, не стоящих, в моих глазах, медного гроша... Одним словом, я сознаю, что не рожден для того высокого сана, который ношу теперь, и еще менее предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем или иным способом”.
Насколько искренними были эти признания сказать сложно, но в дальнейшем Александр не раз говорил о своем желании освободиться от бремени власти, вести жизнь простого обывателя где-нибудь “на берегах Рейна”. Однако  судьба этого, безусловно, незаурядного человека сложилась  иначе.
х х х
В воскресный вечер  31 октября 1792 года баденские принцессы въехали в столицу Российской империи Санкт-Петербург. “Когда, при въезде в городские ворота, мои спутники воскликнули: “вот мы в Петербурге”, то,  пользуясь темнотой, я быстро взяла руку сестры, и, по мере приближения, мы все больше и больше сжимали свои руки: этим языком мы выражали чувства, волновавшие наши души”, - вспоминала впоследствии Луиза.
У входа в особняк Шепелева, в котором должны были расположиться принцессы  их встречали гофмаршал и придворные. Сама Екатерина, спрятавшись за графиню Браницкую, наблюдала за девочками, но Луиза быстро узнала ее.  Из письма к принцессы к матери можно восстановить картину этого волнительного свидания:
"Прежде всего, мы приезжаем, затем поднимаемся по лестнице. Г. Барятинский, обер-гофмаршал, подает мне руку, и нам предшествуют два камер-юнкера. Они проводят нас через несколько комнат, мы подходим к закрытой двери, она раскрывается, моя сестра Фредерика и я - входим, дверь за нами закрывается. Это была комната, в которой нас ожидала императрица. Я вижу ее; мне хотелось думать, что это она, но так как я не думала, чтобы она была там, я не хотела все-таки подходить к ней, опасаясь, как бы это не был кто-либо другой. В первое мгновение я не хорошенько всмотрелась в нее, все-таки я должна была бы узнать ее, видавши так много ее портретов. Одним словом, мгновение я остаюсь точно остолбеневши, когда вижу по губам г. Зубова, что он говорит, что это императрица, и в тоже время она приближается ко мне, говоря: "Я в восторге от того, что вижу вас". Тогда я целую ей руку, тогда же является графиня Шувалова, и за нею шествуют все остальные, Затем императрица удаляется".
Девушка  быстро завоевала симпатию Екатерины и всего двора. По словам статс-секретаря императрицы А.В. Храповицкого  “Никто при виде ее не мог устоять перед ее обаянием”.  Графиня Головина, ставшая в дальнейшем близкой подругой принцессы Луизы, писала в своих воспоминаниях: “ Принцессе было 13 с половиной лет... Мне бросились в глаза прелесть и грация принцессы Луизы; такое впечатление она произвела и на всех, которые видели ее до меня.  Я к ней особенно привязалась; ее молодость и мягкость внушали мне живое участие к ней...
Чем больше я имела честь видеть принцессу Луизу, тем более охватывало меня чувство беспредельной привязанности к ней. Несмотря на ее молодость, мое к ней участие не ускользнуло от ее внимания; и я с радостью это заметила".
Первая встреча Луизы и Александра состоялась  спустя три дня, 2 ноября 1792 года. По словам жены Павла Петровича великой княгини Марии Федоровны, Луиза, “увидя Александра, побледнела и задрожала; что касается Александра, то он был очень молчалив и ограничился только тем, что смотрел на нее, но ничего ей не сказал, хотя разговор был общий”.
Но уже через несколько дней все сомнения, о том понравятся ли молодые люди друг другу, исчезли.  Александр казался счастливым и влюбленным. Он и Луиза обмениваются записками самого нежного содержания. Александр сообщает принцессе: “Мой милый друг. Я буду Вас  любить всю жизнь”. В ответ Луиза признается: “Я тоже люблю Вас всем сердцем и буду  любить Вас всю мою жизнь Ваша преданнейшая и покорнейшая суженная. Луиза”.
 На Рождество Александр под секретом сообщил принцессе Луизе, что скоро сделает ей предложение, а к Пасхе получил позволение императрицы на первый поцелуй. Мария Федоровна 11 ноября писала  Екатерине Великой о  романе сына: “Наш молодой человек, судя по его письмам, кажется мне счастлив и доволен. Принцесса Луиза, по его словам, совершенно прелестна."  Спустя шесть дней она сообщает императрице новую информацию о  бурно развивающихся событиях: "Уведомляю вас, что господин Александр, во вчерашнем своем письме, пишет нам, что с "каждым днем прелестная Луиза все более и более ему нравится; в ней есть особенная кротость и скромность, которые чаруют, и что надобно быть каменным, чтобы не любить ее."
Таковы подлинные выражения моего сына, и потому осмеливаюсь признаться вам, дражайшая матушка, что я сужу об удовольствии, которое доставит вам это признание, по тому удовольствию, которое оно мне доставило...  Наш молодой человек начинает чувствовать истинную привязанность и сознает всю цену того дара, который вы ему предназначаете”.
 Свободное время принцессы было до предела заполнено уроками русского языка и основ православия. 9 мая 1793 года в церкви Зимнего дворца состоялось миропомазание Луизы, получившей имя Елизаветы Алексеевны. На следующий день после принятия православия прошла торжественная церемония обручения. Юные невеста с женихом в духе той эпохи были немедленно  наречены Амуром и Психеей.   Они действительно были очень красивой парой, пленявшей взор молодостью,  грациозной женственностью невесты, изяществом и обаянием жениха.
"Все говорили, что обручают двух ангелов,  - писала Екатерина.  - Ничего нельзя вообразить прелестнее этого 15-летнего жениха и 14-летней невесты; притом, они очень любят друг друга. Тотчас после обручения принцессы, она получила титул великой княжны". Свадьба была назначена на  28 сентября 1793 года.
В восемь часов утра, по сигналу, поданному пятью выстрелами с Петропавловской крепости, вся гвардия, находившаяся в столице, выстроилась на площади перед Зимним дворцом. В полдень под нескончаемый артиллерийский салют из апартаментов императрицы двинулась торжественная процессия. На женихе был надет кафтан серебристого глазета с бриллиантовыми пуговицами, алмазные знаки ордена св. Андрея Первозванного, невеста была в платье такого же цвета, украшенное жемчугом и бриллиантами. После окончания обряда бракосочетания, раздался новый залп салюта и звон колоколов всех столичных храмов. Празднества по случаю бракосочетания продолжались две недели и закончились 11 октября великолепным фейерверком на Царицыном Лугу.
После свадьбы началась длинная череда блестящих балов и приемов, которые давались вельможами в честь такого знаменательного события.  Молодые супруги появлялись в сопровождении собственных придворных - по повелению Екатерины для них  был образован особый Двор, гофмейстером в котором стал полковник граф Николай Николаевич Головин, а должность гофмейстрины великой княгини Елизаветы Алексеевны заняла графиня Екатерина Петровна Шувалова, про которую высказывалось не слишком лестное мнение: “графиня Шувалова явилась тогда без  притвору, какова она была женщина пронырливая, имевшая некоторую остроту, но без рассуждения, чужда не только добродетели, но и благопристойности, наполненная духом французских щеголих, почитавшая скромность только в том, чтобы лучше обмануть; впрочем, обхождения довольно приятного, если бы не желала всегда первенствовать и спорить”.
Став женатым человеком, шестнадцатилетний Александр почти полностью прекратил занятия с учителями, делая лишь нечастые исключения для Лагарпа.  “Причина, помешавшая мне возобновить с вами занятия, - оправдывался  в письме к Лагарпу великий князь, - вам известна. Вы очень хорошо понимаете, что особенно, будучи недавно женат, я не могу оставлять жену одну; это значило бы отчуждать ее расположение. Но что вы говорите о праздности, то уверяю вас, что я никогда не празднен”.
Великий князь Александр действительно мог считать себя чрезвычайно занятым человеком: кроме регулярных визитов к бабке и отцу, балов, музыкальных концертов и опер, он много времени уделял военными учениями, охотился, а в начале 1794 года с головой ушел в новую затею - строительство небольшого кукольного театра, где марионетки разыгрывали балет Дидона. Графиня Головина писала об этом времени: “Удовольствиям и конца не было. Императрица старалась сделать Царское Село как можно более приятным. Придумали бегать взапуски на лугу перед дворцом. Было два лагеря: Александра и Константина: розовый и голубой флаги с серебряными вышитыми на них инициалами служили отличием. Как и следовало, я принадлежала к лагерю Александра. Императрица и лица не игравшие сидели на скамейке, против аллеи, окаймлявшей луг. Великая княгиня Елизавета вешала свою шляпу на флаг, прежде чем пуститься бежать. Она едва касалась земли: до того была легка; воздух играл ее волосами, она опережала всех дам. Ею любовались и не могли достаточно наглядеться на нее”.
Но один человек особенно пристально смотрел на бегущую Елизавету.  Двадцатисемилетний князь Платон Зубов - генерал от инфантерии, генерал-адъютант, кавалер высших российских орденов, начальник молодого Черноморского флота, а, главное, фаворит самой стареющей императрицы Екатерины, позволил себе прихоть влюбиться в молоденькую великую княгиню.  Несмотря на то, что девушка не давала никакого повода для сплетен, сам Зубов не считал необходимым скрывать свои чувства,  и скоро про его романтическое увлечение стало известно всему Петербургу. Слух дошел и до апартаментов Екатерины.
Блестящ и весел восемнадцатый век  -  великие дела эпохи легко сочетались с шуткой и любовными интригами.  Жены рожали от чужих мужей, а невинность почиталась при царском дворе чем-то  вроде  кори, которой необходимо переболеть. Причем, чем скорее - тем лучше...  Впрочем, по мнению императрицы Екатерины, это отнюдь не касалось великой княгини Елизаветы Алексеевны и Павла Зубова.
Императрица вызвала своего фаворита в кабинет и строго отчитала его. Зубов был вынужден отступить. Но к этому времени при императорском дворе появляется польский князь Адам Чарторыйский, вскоре ставший ближайшим другом и политическим единомышленником Александра. Чарторыйский также был очарован женой своего августейшего приятеля.  Они виделись ежедневно и, скоро общественное мнение прочно связало их имена. “Каждый день, казалось, влек за собой новые опасности, - вспоминала графиня Головина, - и я очень страдала из-за всего того, чему подвергалась великая княгиня. Помещаясь над ней, я видела, как она входила и выходила, так же, как и великого князя, постоянно приводившего к ужину князя Чарторыйского”.
Убедить кого-либо из придворных в невинности их отношений было сложно, да и не Елизавета Алексеевна, ни Чарторыйский или Александр и не придавали пока никакого внимания досужим разговорам, наслаждаясь обществом друг друга и испытывая  лишь взаимные дружеские чувства и симпатию. Сошлемся на мнение самого авторитетного исследователя жизни русского императорского Двора той эпохи великого князя Николая Михайловича, считавшего, что ни о каком романе между юной великой княгиней Елизаветой и князем Чарторыйским говорить не приходится.
      х х х
Елизавета Алексеевна  находилась в расцвете юной красоты. Французская художница-портретистка Виже-Лебрен, впервые увидавшая великую княгиню, оставила профессиональное описание ее внешности: “Ей казалось не более 17 лет, черты  лица ее были тонки и правильны, а самый склад его восхитительный;  прекрасный цвет лица не был оживлен румянцем, но по белизне своей соответствовал его ангельски кроткому выражению. Пепельно-белокурые волосы ниспадали на шею и лоб. Она была в белой  тунике, небрежно перевязанной поясом на талии, тонкой и гибкой, как у нимфы, Вся фигура этой молодой особы, облик которой я только что набросала, таким чарующим образом выделялся из глубины комнаты с колоннами,  обитой розовым газом с серебром, что я воскликнула: "Да это Психея!" То была великая княгиня Елизавета, супруга великого князя Александра..."
Художница написала портрет великой княгини, изобразив ее в полный рост. За несколько дней до смерти императрица Екатерина посмотрела изображение и осталась довольна работой художницы.
6 ноября 1796 года в 21 час 45 минут императрица Екатерина Великая скоропостижно скончалась.
 Началось короткое, драматическое царствование императора Павла I. Преисполненный добрыми намерениями сделать своих подданных счастливыми,  Павел всегда  стремился быть справедливым  монархом. Увы, именно благим пожеланиям чаще всего приходится служить брусчаткой на дороге, ведущей в ад...
"Как тяжело начинается новый порядок жизни! - писала Елизавета Алексеевна матери. - Вы не можете себе представить, какая сделалась ужасная пустота, до какой степени все, кроме "Их Величеств", поддались унынию и горести. Меня оскорбляло то, что Государь почти не выражал скорби по кончине матери
Новый император требовал, чтобы Александр с женой постоянно бывали в его дворце в Гатчине.  Обстановка при Дворе  стояла гнетущая, тяготившая великую княгиню. Она писала матери: "... нужно всегда склонять голову под ярмом; было бы преступлением дать вздохнуть один раз полной грудью. На этот раз все исходит от Императрицы, именно она хочет, чтобы мы все вечера проводили с детьми и их Двором, наконец, чтобы и днем мы носили туалеты и драгоценности, как если мы были в присутствии Императора и придворного общества, чтобы был "Дух Двора" - это ее собственное выражение".
Спустя шесть лет после бракосочетания у Александра и Елизаветы родилась первая дочь. Это важное событие произошло 18 мая 1799 года. Девочка, названная в честь свекрови, Марией,  прожила всего чуть более года. 27 июля 1800 года она скончалась.  Рождение девочки придворные сплетники тотчас связали с именем князя Чарторыйского.  Первым желанием императора Павла было немедленно выслать  Чарторыйского из столицы в один из провинциальных армейских полков, однако графу Ростопчину удалось убедить царя, что такое решение лишь даст почву для  досужих разговоров и дело ограничилось тем, что князя назначили посланником к королю Сардинии.
Зато перед невесткой  Павел не стал вскрывать своего раздражения. Он  неожиданно вошел в кабинет Елизаветы Алексеевны и молча уставился на нее. После долгой паузы,  император стремительно вышел из комнаты. В течение трех месяцев он не произнес не единого слова с Елизаветой, терявшейся в догадках, чем она могла навлечь на себе гнев императора.
Оскорбленная подозрениями и холодностью Павла, Елизавета замкнулась в пределах детской комнаты,  стараясь как можно меньше принимать участия в интересах Двора. Вследствие натянутости отношений с императрицей Марией Федоровной и великой княжной Екатериной Павловной, Елизавета Алексеевна чувствовала себя одинокой в царской семье, и, по словам современников, "печать грусти легла на ее образ". Она много читала, имела особенную склонность к изучению языков. Одаренная восхитительным голосом, она имела и особый дар рассказывать;  Александр не раз говорил, что, не имея времени много читать, он обязан супруге  исчерпывающими  сведениями обо всех любопытных литературных новинках.
                х х х
11/23 марта 1801 года на ужин в недавно построенном Михайловском замке собралась императорская фамилия и несколько приближенных. Царь был оживлен, восхищался новым фарфоровым сервизом с видами дворца. Взглянув на себя в зеркало он со смехом сказал графу Ланжерону: "Посмотрите, какое смешное зеркало; я вижу себя в нем с шеей на сторону".
    Ужин закончился в половине десятого. Император вышел из комнаты ни с кем не попрощавшись, сказав только: "Чему быть, того не миновать..."  В ту же ночь он был  зверски убит в собственной спальне группой полупьяных заговорщиков. "Батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при мне будет,  как при бабушке!", - объявил  новый  император Александр Павлович.
Елизавета Алексеевна была потрясена происшедшим преступлением. Спустя два дня она написала большое письмо, адресованное матери, в котором подробно описывает трагедию, разыгравшуюся в Михайловском замке.
"Петербург 13(25) марта 1801.
Дорогая матушка! Начинаю свое письмо, хотя наверное, еще не знаю, скоро ли оно пойдет. Сделаю все, что возможно, чтобы отправить к вам эстафету сегодня вечером; очень боюсь, как бы вы не узнали об этом событии раньше, чем получите мое письмо, и знаю, как вы будете тревожиться.
Теперь все спокойно, ночь же с третьего дня на вчера была ужасна. Случилось то, что можно было давно ожидать: произведен переворот, руководимый гвардией, т.е. вернее офицерами гвардии. В полночь они проникли к Государю в Михайловский дворец, а когда толпа вышла из его покоев, его уже не было в живых. Уверяют, будто от испуга с ним сделался удар; но есть признаки преступления, от которого все мало-мальски чувствительные души содрогаются; в моей же душе это никогда не изгладится.
Вероятно, Россия вздохнет после 4-летнего гнета и, если бы Император кончил жизнь естественной смертью, я, может быть, не испытывала бы того, что испытываю сейчас, ибо мысль о преступлении ужасна. Вы можете себе представить состояние императрицы: несмотря на то, что она не всегда с ним была счастлива, привязанность ее к Государю была чрезвычайная.
Великий князь Александр Павлович, ныне Государь, был совершенно подавлен смертью своего отца, то есть обстоятельствами его смерти: чувствительная душа его будет этим навсегда растерзана.
Дорогая матушка, постараюсь передать вам некоторые подробности того, что я запомнила, ибо ночь представляется мне теперь тяжелым сном. Невозможно дать вам отчет в шуме и криках радости, доносившиеся до нас и до сих пор раздающиеся у меня в ушах.
Я была у себя в комнате и слышала одни крики ура. Вскоре после того входит ко мне великий князь и объявляет о смерти своего отца. Боже! Вы не можете себе представить нашего отчаяния. Никогда я не думала, что это будет мне стоить столь ужасных минут. Великий князь едет в Зимний дворец в надежде увлечь за собой народ; он не знал, что делал, думал найти в этом облегчение. Я поднимаюсь к императрице; она еще спала, однако воспитательница ее дочерей пошла подготовить ее к ужасному известию. Императрица сошла ко мне, с помутившимся разумом, и мы провели с нею всю ночь следующим образом: она - перед закрытой дверью, ведущей на потайную лестницу, разглагольствуя с солдатами, не пропускавшими ее к телу Государя, осыпая ругательствами офицеров, нас, прибежавшего доктора, словом всех, кто к ней подходил (она была как в бреду, и это понятно). Мы с Анной* умоляли офицеров пропустить ее, по крайней мере, к детям, на что они возражали нам то будто бы полученными приказами (Бог знает от кого: в такие минуты все дают приказания), то иными доводами. Одним словом, беспорядок царил как во сне. Я спрашивала советов, разговаривала с людьми, с которыми никогда не говорила. И, может быть, никогда в жизни не буду говорить, умоляла императрицу успокоиться, принимала сотни решений. Никогда не забуду этой ночи!
Вчерашний день был спокойнее, хотя тоже ужасный. Мы переехали, наконец, сюда, в Зимний дворец, после того как императрица увидела тело Государя, ибо до этого ее не могли убедить покинуть Михайловский дворец. Я провела ночь в слезах то вместе с прекрасным Александром, то с императрицей. Его может поддерживать только мысль о возвращении благосостояния отечеству; ничто другое не в силах дать ему твердости. А твердость ему нужна, ибо, великий Боже, в каком состоянии получил он империю!
Мне приходится сократить свое письмо, так как добрая императрица благоволит искать утешение в моем обществе; я провожу у нее большую часть дня; кроме того, г-жа Пален, муж которой сейчас отправляет эстафету, сидит у меня и ждет моего письма.
Я вполне здорова, все эти волнения совсем не отозвались на мне, только голова еще не пришла в порядок. Приходится думать об общем благе, чтобы не впасть в уныние при мысли об ужасной смерти, какова бы она ни была, естественная или нет. Все было бы тихо и спокойно, если бы не общее, почти безумное ликование, начиная с последнего мужика и кончая всей знатью. Очень грустно, но это не должно даже удивлять. Ах, если бы эта перемена могла мне дать надежду снова вас увидеть! Нужно переждать первое время и, если на это достанет у меня жизни, главнейшее препятствие устранено. Но, увы! мысль быть обязанной своим спокойствием преступлению не вмещается в моем уме и сердце. Никак не кончу письма: давно я не говорила с вами на свободе. Прощайте, обожаемая матушка, целую ручки батюшке, свидетельствую свое почтение дедушке, а вас неизъяснимо люблю".
* Анна Федоровна, великая княгиня, урожденная принцесса Саксен-Кобургская, жена великого князя Константина Павловича.
           х х х
    Люди никогда не бывают довольны существующим правительством  или государем, легкомысленно забывая, что каждый последующий властитель почти всегда  становится также нелюбим, как и  предыдущий.  Исключения, только подтверждают правило.  Вступивший на престол Александр I, казался именно таким редким исключением: новый император, в отличие от своего отца, был молод, красив   и доброжелателен.    
Народ ликовал при известие о смерти бывшего монарха, как при сообщении о победе над грозным супостатом. Немедленно на улицах явились дотоле бывшие в запрете цилиндры, фраки, сапоги с отворотами; незнакомые люди  обнимались и поздравляли друг друга с новым царем.  Казалось, что раньше положенного наступил день Светлого Воскресенья. Один из убийц царя, Платон Зубов, на другой вечер после покушения устроил в своем доме попойку, на которой объявился во всем запрещенном:  во фраке и жилете из трехцветной материи. Вдрызг пьяный, иссиня-бледный, он сквернословил, похваляясь собственной доблестью, с которой нанес роковой удар золотой табакеркой в висок своему императору.
    Но были и другие настроения. Князь Кочубей делился в приватном письме переживаниями: "Желать перемены было каждому естественно,  и никто  оной более меня не желал, но насилие такого роду, каковое сказывают, было должно быть как гнусно,  так и опасно для переду".  Жаль, что здравомыслящие люди всегда, во все времена, оказываются в меньшинстве и не у дел...
Сам Александр I тяжело переживал смерть отца и свое восшествие на престол. "Я не могу исполнять обязанности, которые на меня возлагают, - сказал он жене. - Могу ли я царствовать? Не могу. Предоставляю мою власть тому, кто ее пожелает".
Елизавета Алексеевна пыталась успокоить и ободрить Александра: "Она  умоляла его быть энергичным, посвятить себя всецело счастью своего народа и в данную минуту смотреть на свою власть, как на искупление".
                х х х
Первые годы царствования Александра I прошли для Елизаветы Алексеевны в  постоянной заботе о супругу, поддержке его  духа. Между ними установились теплые,  доверительные  отношения. По словам великого князя Николая Михайловича: "Как и Александр, Елизавета ненавидела всякий этикет и церемонию;  она любила жить просто и тогда получала полное удовлетворение".  По воспоминаниям фрейлины императрицы княгини Софьи Мадатовой: "Вкусы императрицы были до крайности просты, она никогда не требовала  даже самых пустячных вещей для убранства своих комнат, даже не приказывала никогда приносить  цветы и растения; однако надобно заметить, что это делалось ею отнюдь не из равнодушия к этим предметам, а единственно из желания никого не беспокоить. Любимейшими ее удовольствиями были морские купания и верховая езда..."
Елизавету Алексеевну продолжала оставаться  одной из самых обворожительных  женщин Европы, чести написать ее портреты добиваются лучшие европейские художники.
О красоте императрицы говорили не только художники  -  самые обычные, простые  люди восторгались  прелестной внешностью императрицы.  "Жена Александра Павловича была красоты неописанной, совершенно ангельское лицо", - бесхитростно восторгалась московская барыня Елизавета Янькова, делясь с внуками  своими воспоминаниями.
"Трудно передать всю прелесть императрицы: черты лица ее чрезвычайно тонки и правильны: греческий профиль, большие голубые глаза,  правильное  овальное очертание лица и прелестнейшие белокурые волосы, - писал в ту пору один  саксонский дипломат. - Фигура ее изящна и величественна, а походка чисто воздушная. Словом, императрица, кажется, одна из самых красивых женщин в мире.  Характер ее должен соответствовать этой приятной наружности. По общему отзыву, она обладает весьма ровным и кротким характером; при внимательном наблюдении в выражении ее лица заметна некоторая меланхолия...  Общественная жизнь императрицы так же проста, как и жизнь ее августейшего супруга. Чтение, прогулки и занятия искусствами наполняет ее досуг".
От внимательного взгляда дипломата не укрылась тень грусти и меланхолии на лице императрицы.  Увы, причин для этого со временем становилось все больше.
Как нередко случается  в жизни любой семьи  радостные дни, порой сменяются годами, наполненными тягостными событиями и переживаниями. Вскоре после восшествия на престол Александра,  из  Германии пришло горестное сообщение: в результате несчастного случая погиб ее отец маркграф Карл-Людвиг Баденский.
 Но главная беда состояла в том, что, начиная с 1803 года,  отношения  между Александром и Елизаветой становятся все более прохладными. В первую очередь это связано с новой влюбленностью Александра в графиню Марию Антоновну Нарышкину, красивую, но недалекую и пустую светскую даму.  Интимная связь царя и жены обер-егермейстера, длившаяся долгие годы и не скрывавшаяся при Дворе, несомненно, оскорбляла в Елизавете Алексеевне чувства  женщины и достоинство императрицы.  Императрица знала, что от Нарышкиной Александр имел дочь Софью, родившуюся в 1807 году.  Едва забеременев,  графиня поспешила поделиться новостью с законной супругой своего любовника.
"Я говорила Вам, любезная Мама, что впервые она (госпожа Нарышкина) имела глупость сообщить мне первой о своей беременности, столь ранней, что я при всем желании ничего бы не заметила. Полагаю, что для  такого поступка надо обладать бесстыдством, которого я и вообразить не могла. Это произошло на  балу, тогда еще ее положение не было общеизвестным фактом, как ныне, я говорила с ней, как со всеми прочими, спросила о ее здоровье, она пожаловалась на недомогание: "По-моему, я беременна". Как вы находите, Мама, каким неслыханным бесстыдством надо обладать?! Она прекрасно знала, что мне небезызвестно, от кого она могла быть беременна. Не знаю, к чему это приведет и чем кончится, но знаю только, что я не стану убиваться из-за особы, которая того не стоит, ведь ежели я до сих пор не возненавидела людей и не превратилась в ипохондрика, то это просто везение".
х х х
3 ноября 1806 года у Елизаветы Алексеевны родилась вторая дочь, названная как и мать Лизой. Был издан соответствующий случаю царский манифест, с Петропавловской крепости дан пушечный салют, но в императорской семье радостное  событие было воспринято более чем прохладно. К тому были причины. Сам Александр I не раз заявлял матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне и своим наиболее близким людям, что давно не имеет супружеских отношений с женой. Он признался, что во время крещения второй дочери он чувствовал себя весьма двусмысленно и, что  проявлял мало внимания к новорожденному ребенку, лишь испытывая огромное облегчение от мысли, что это была девочка, а не мальчик, который должен был бы стать наследником русского престола.
Многие историки рождение второй дочери императрицы Елизаветы Алексеевны связывают с именем кавалергардского  ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова.  Именно о драматической  истории любви  императрицы и гвардейского  офицера  рассказывал в "тайной" главе трехтомной биографии Елизаветы Алексеевны великий князь Николай Михайлович.
Алексей Охотников происходил из рода богатых воронежских помещиков.  Он родился в 1780 году, и в двадцать один год, как и положено было каждому русскому дворянину, вступил в воинскую службу эстандарт-юнкером, избрав один из  самых престижных и дорогих полков русской гвардии - Кавалергардский.  Уже через четыре месяца  Охотникова производят в офицеры - он становится корнетом, спустя всего два года - поручиком и полковым казначеем, а в марте 1806 года его производят в штабс-ротмистры.
Молодой кавалергард был хорош  собой,  неглуп и  остроумен. Благодаря привилегированному положению Кавалергардского полка и своим связям Охотников становится известен в свете, часто бывает  на балах и приемах. Надо признать: штабс-ротмистр не совершил подвигов на поле брани и не стяжал воинской славы,  оставаясь во время похода в тылах действующей русской армии. Это обстоятельство в немалой степени послужило тому, что его самолюбие,  легко уязвляемое в военной среде, подтолкнуло молодого офицера к поступкам, способным поднять его авторитет среди товарищей по полку. Он выбрал путь покорителя женских сердец и  немало преуспел на этом многотрудном  поприще. Достаточно сказать, что среди его побед числилась  замечательная красавица того времени Наталья Загряжская - будущая теща А. С. Пушкина. Княгиня Е. А. Долгорукова вспоминала: «В молодости Наталья Ивановна являлась при дворе и по красоте своей была замешана в какую-то историю: в нее влюбился некто Охотников, в которого была влюблена императрица Елизавета Алексеевна, так что тут была ревность». Поведение кавалергардского штабс-ротмистра никого не удивляло,  и уж тем более не возмущало, -  оно скорее было нормой, нежели исключением в том светском кругу, в котором он вращался.
Но начало XIX столетия - время не только  блестящих балов и куртуазных историй, но и эпоха глобальных войн, когда вся Европа полыхала пожарищами наполеоновских войн.  Вовлеченный в борьбу с Францией, Александр покинул в сентябре 1805 года Петербург, отправляясь в злополучный Аустерлиц.  Вся русская гвардия находилась в походе. В столице оставались лишь немногие офицеры, занятые по службе обеспечением тыловых хозяйственных и финансовых дел.
Великий князь Николай Михайлович считал, что знакомство Елизаветы Алексеевны и Охотникова состоялось в то время, когда армия уже вышла в поход.  Их взгляды случайно встретились, и  сердце молодой женщины дрогнуло,  она испытала чувство, которое давно уже не волновало ее душу: она полюбила. Случается, что и богини спускаются на грешную землю...
  х х х
Записки, дневники главных действующих лиц этой истории, которые остались после них, были сожжены императором Николаем I.  Однако, по словам великого князя Николая Михайловича, тот имел неосторожность показать эти записки  своей жене - императрице Александре Федоровне, а та переписала наиболее поразившие ее воображение любовные письма в свой дневник, сохранившийся для потомства. Не будь  этих свидетельств  - тайная любовь императрицы Елизаветы Алексеевны канула бы в вечность, не оставив никакого следа в истории, подобно тому как затихают круги на воде после брошенного камня...
"По нашему разумению, это кратковременное увлечение императрицы нисколько не умаляет ее симпатичного облика, - разумно писал великий князь Николай Михайлович. - Напротив того, увлечение  это, столь страстное, более чем понятно. Ведь государыня была женщина и притом молодая, неопытная, выданная замуж 14 лет от роду: жизни она не знала и знать не могла. Оставленная мужем, она наглядно, чуть не ежедневно видела его измену и постоянно встречала предмет его любви - лукавую Марию Антоновну...  Было от чего впасть в отчаяние и раздражение. И как часто бывает в таких случаях, в это самое время подвернулся молодой кавалергард, который влюблено смотрел на Елизавету".
Однажды их взгляды встретились,  сердце молодой женщины дрогнуло, и она ощутила чувство, которое давно уже не волновало ее душу: она полюбила...
В дневниках  императрицы Александры Федоровны  сохранилась  история этой любви, однако прочитанная  не с пониманием и прощением, а скорее,  с осуждением и пристрастием - теми чувствами, которые не могла не испытывать  верная супруга и примерная мать многочисленного семейства к безнравственному, по ее мнению, поступку своей старшей родственницы и подруги.
"4/16 июля 1826.
Если бы я сама не читала это, возможно, у меня оставались бы какие-то сомнения. Но вчера ночью я прочитала эти письма, написанные Охотниковым, офицером-кавалергардом, своей возлюбленной, императрице Елизавете, в которых он называет ее "моя маленькая женушка", мой друг, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя", и т.д. Из них видно, что каждую ночь, когда не светила луна, он взбирался в окно на Каменном острове или же в Таврическом дворце, и они проводили вместе 2-3 часа. С письмами находился его портрет, и все это хранилось в тайнике, в том самом шкафу, где лежали портрет и памятные вещи ее маленькой Елизы, - вероятно, как знак того, что он был отцом этого ребенка. Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы он уберег меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность - и все пойдет дальше и дальше, непостижимым для нас образом.
"Дорогая Элиза, позволь мне дать тебе один совет, а вернее, не откажи в небольшой просьбе: не меняй время твоей прогулки, это сможет показаться странным и встревожит Императора.  Вспомни, что он тебе говорил  намедни".
В другом месте написано: "Не беспокойся, часовой меня не видел, однако я поломал цветы под твоим окном", затем идут чудовищные любовные заверения: "Если я тебя чем-то обидел, прости - когда страсть увлекает тебя целиком, мечтаешь, что женщина уступила бы нашим желаниям, отдала все, что более ценно, чем сама жизнь". ( перев. с французск.) Чувствуется, что он испытывал настоящую страсть; он любил женщину, а не императрицу; он обращается к ней на "ты", называет ее своей женой,  потому что уже привык к этому и не может смотреть на нее иначе. Он говорит о назначенном свидании, мечтает, чтобы ночь была безлунной, так как только в темноте он может отважиться забираться по стене. Однажды он заболел и был вне себя, что не придет к ней. По-видимому,  передавала письма и была посредницей некая М. Когда императрица еще носила свою Елизу, он умер в страшных мучениях; она узнала об этом, и в то время по ней действительно было видно, как тяжело она страдает и скорбит, о чем  рассказывала мне императрица-мать".
Как часто мы в житейской суете произносим слова Евангелия: "Не судите, да не судимы будете", и как часто мы забываем их, как только дело доходит до поступков наших близких...  Но если убрать осуждающие акценты в рассказе Александры Федоровны, то восстает из небытия  очень красивая и трогательная история любви двух молодых людей, сумевшая преодолеть немало препятствий и, сумевших доказать  друг другу искренность своих чувств. 
Кроме дневников императрицы Александры Федоровны, сохранился еще один достоверный  источник, повествующий о романе Елизаветы Алексеевны - записки статс-секретаря императрицы Марии Федоровны действительного тайного советника Григория Ивановича Вилламова, которому вдовствующая императрица во всех подробностях поведала любовную интригу своей невестки. Примечательно, что она не забыла и давнюю историю, связанную с темноволосою дочерью Елизаветы Марией, якобы рожденной от князя Чарторыйского. Великий князь Николай Михайлович, нашедший эти записи Вилламова, удивлялся: «Прочтя то, что записал Вилламов, недоумеваешь, для чего и для кого понадобилось такое откровение императрицы-матери. Зачем эта неуместная болтливость с человеком, хотя и преданным ей, но чужим для ее семьи».
Заметим, что сплетничала Мария Федоровна со своим секретарем в 1810 году, когда отношения Александра I и Елизаветы стали постепенно восстанавливаться.
Итак, рассказ Марии Федоровны в записи действительного тайного советника:
«Вторник, 4 июня 1810.
Императрица вызвала меня к 13 часам и извинилась за беспокойство.  Затем мы обсудили болезнь дочери императора (Зинаиды, дочери г-жи Нарышкиной), состояние которой императрица находит плохим, практически безнадежным. По этому поводу императрица много жаловалась на императора, говорила, что, безусловно, эта связь достойна порицания, но было бы странно порицать его за привязанность к его детям. она сказала, что императрица Елизавета могла бы порвать эту связь, что у ней были возможности для этого, что она сама впоследствии упрекала себя за слабость, Что, возможно, она льет горькие слезы, но, что она все-таки резко обошлась с императором, что виноваты они оба и вот, что значит женить детей так рано; что она увещевала в свое время императрицу Екатерину и говорила ей, что это не приведет ни к чему хорошему.
Среда, 5 июня 1810.
Я был на дежурстве. Беседа вновь шла о болезни дочки императора, и опять императрица заговорила об императрице Елизавете, похвалила ее за ум, однако сказала, что ее есть за что упрекнуть, и она безусловно сейчас от этого страдает, но что это была ее собственная ошибка; что она нашла в себе силы порвать эту связь и что даже теперь она могла бы вернуть императора, если пойдет на примирение с ним, но что она жестоко оскорбила его, что с самого начала она была настроена против него; что, когда он подходил к ней, чтобы обнять или поцеловать, она грубила ему; что, наконец, безнаказанно нельзя отталкивать своего мужа; что император полон уважения и внимания к ней, что у ней большая власть над ним, например, такие слова: «Этого хочется моей жене», «таково пожелание моей жены» и т. д., являются для него руководством к действию; что она плохо с ним обращалась, что, несмотря ни на что, они нравятся друг другу, что если бы императрица Елизавета вышла замуж не раньше 20-ти лет от роду, а то и позже (4), то они были бы оба бесконечно счастливы; что, в конце концов, они оба полностью виноваты, но, что император был вынужден искать связи на стороне, что Елизавета могла бы этому помешать, что император все ей рассказал, рассказал о своих детях, что она все знает. Я позволил себе предположить, что его откровенность, возможно, имела целью заставить императрицу как-то по-другому реагировать. «О! - воскликнула она, - на нее это никак не подействовало!»
Боже мой! Несмотря на уверения Ее Величества, я думаю, что несчастная женщина натерпелась горя, выслушивая подобные откровения, и я хорошо могу представить, до чего  противны ей стали ласки этого человека при мысли, что, может быть, пять минут назад он дарил еще более нежные ласки другой...
Понедельник, 26 сентября 1810.
Я встал в половине десятого и увидел, что сад весь покрыт снегом, не спешившим таять, несмотря на яркое солнце. Я оделся и направился во дворец...
Наконец я был вызван, и работа началась с просмотра бумаг и писем... Она (Мария Федоровна) расспросила меня о городских новостях и о том, что говорят об императрице Елизавете. Услышав в ответ, что я не слышал ничего кроме хорошего, она помолчала, и после туманных рассуждений о том, что Елизавета была неверна императору, поговорив о благородстве императора, который все ей простил, призналась, несмотря на мое сопротивление и нежелание слышать ничего плохого об императрице Елизавете, что двое детей императрицы Елизаветы были не от императора; что касается первого, были еще сомнения и она хотела этому верить, несмотря на черные волосы девочки, привлекшие внимание покойного императора, однако, что касается второго, она полностью ошибалась, она приняла его за ребенка императора, хотя последний признавался, что не был близок с императрицей. Она полагала, что из- за ложного стыда он не захотел сознаться. После смерти малышки она узнала из беседы с ним, что это был результат второй измены императрицы. Она призналась затем, что Елизавета была в интимной связи с офицером из кавалергардов Охотниковым, что этот человек, по слухам, очень красивый, умер во время родов императрицы и что именно из-за этого ей было так плохо; что поэтому ей никогда не было понятно поведение императора в отношении этого ребенка, его холодность к нему и его матери, которую она всегда ставила ему в упрек, но что он признался во всем лишь после смерти ребенка, что в свое время она не могла понять некоторых выражений, вырывавшихся из уст императора, в которых  намекалось на истинное положение вещей: что он спросил у нее, как определить ребенка и что она ответила, что по традиции девочка стояла выше своих сестер, но после братьев, так как была признана его дочерью (5); что во время крещения император признавался, что чувствовал себя весьма двусмысленно; что поначалу он проявлял мало внимания к новорожденному ребенку, но обрадовался, что это была девочка; что императрица Елизавета, признавшись императору в своей беременности, решила уйти, что император проявил по отношению к ней максимум благородства; что еще после первой неверности он захотел близости с ней, но она не захотела, очевидно, полагая, что она не заслужила этого, что теперь она сама захотела этого, однако он передумал, что она твердо убеждена, что больше измен не будет, если судить по поведению императрицы Елизаветы; но что император очень несчастен, так как весь мир сваливает всю вину на него, не зная истинного положения вещей...»
Дневник Вилламова, пораженного откровениями вдовствующей императрицы, содержит любопытные детали, заставляющие в чем-то задуматься над, казалось бы, очевидными вещами. Конечно, Мария Федоровна изначально невзлюбила невестку, насильно навязанную Екатериной II.  Как мы уже говорили, в немалой степени причиной этой неприязни послужил и тот факт, что Елизавета была племянницей первой жены Павла Петровича. Можно не сомневаться, что если бы право выбора невесты сыну принадлежало Марии Федоровне, то кандидатура ни одной из  принцесс Баденских даже не рассматривалась бы. 
Но значительно интереснее, чем сварливое брюзжание стареющей императрицы,  другое ее признание, адресованное прямо в приемную психоаналитика. Речь идет о взаимных признаниях Елизаветы и Александра. Он делится интимными подробностями о своих любовных переживаниях, рассказывает жене о детях, рожденных не от нее. Елизавета, в свою очередь, признается в близости с Охотниковым, говорит о  своей беременности. В этих откровениях не присутствует элемент мести:  ни Александр, ни Елизавета не желают нарочно сделать друг другу больно, отомстить за собственное  оскорбленное самолюбие, повернуть нож в ране. Скорее природа этих исповедей лежит в высочайшей степени взаимного доверия, более присущего близким друзьям, родственникам, чем возлюбленным. Эту точку зрения подтверждает свидетельство человека, близко знавшего Елизавету Алексеевну – ее фрейлины С. Шуазель-Гуфье: «Уверяли, что императрица Елизавета уже не любила Александра; но я убеждена в обратном. Несколько вырвавшихся  у нее слов, ее голос, звучавший особенно нежно, когда она говорила о нем, - все доказывало мне, что я не ошиблась… Наконец, смерть Елизаветы доказала, что она никогда не переставала любить Александра, так как она не могла пережить его, и что все ее надежды, так же  как и единственное желание, заключалось в том, чтобы соединиться с ангелом, которого она оплакивала».
Любовь нередко балансирует на самом острие бессознательного.  Как совершенно справедливо заметила Мария Федоровна,  они оба виновны друг перед другом в измене, и своими искренними исповедями (не теряющими от того садомазохистского акцента),  супруги, пусть и неосознанно, пытаются просить взаимного прощения, оставляя тем самым шанс на дальнейшее примирение.
х х х

Если, что и удивляет в романе императрицы и кавалергарда, так это искусство, с которым им удавалось сохранить свою тайну от окружающих. Никто из придворных или  сослуживцев Охотникова не догадывался об отношениях этих столь далеких по своему социальному положению людей. Знали о связи лишь самые близкие и заинтересованные лица. По мнению Николая Михайловича, определенно знал о любовной интриги императрицы младший брат Александра I - цесаревич Константин Павлович.  Желая  оградить брата от оскорбительных  намеков и слухов, цесаревич решил положить конец этой истории.  А что может быть проще в подобных  случаях, чем услуги наемного убийцы?
Поздно вечером 4 октября 1806 года, когда Алексей Охотников выходил из Большого театра к нему приблизился неизвестный и нанес удар кинжалом в грудь. Его привезли в карете домой, и положили в кровать. Вскоре появился врач, перевязавший рану и обнадеживший надеждой на выздоровление.  Но тогдашняя медицинская наука находилась только  на этапе своего становления:  надежных средств и методов лечения  подобных ранений  еще не существовало.  Законы асептики, антисептики, искусство лечения гнойных ран, эффективные лекарственные средства  будут открыты много позже. А в ту эпоху лечили пиявками, кровопусканием, в лучшем случае, обезболивающими средствами...
Состояние больного ухудшалось, и врачи признались в своей  беспомощности.  Охотников с мужеством выслушал приговор и  попросил бумагу и перо, чтобы написать последнее письмо своей  возлюбленной.  Это послание дошло до адресата.
Елизавета Алексеевна была потрясена и решилась на поступок, свидетельствующий о  мужестве этой незаурядной женщины. Она тайно приезжает в дом Охотникова, чтобы проститься с любимым человеком.
Великий князь Николай Михайлович приводит в своей "тайной" главе выдержки из записок гувернантки, жившей в доме Охотниковых: "Доктор вышел встретить ее, но быстрее молнии Елизавета уже оказалась у кровати больного. Ее рука погладила голову молодого человека, в то время как потоки слез окропили его лицо. Они оба заплакали, обрывочные слова сквозь рыдания были свидетельствами их общей муки. В последнем усилии молодой человек схватил ее руку и покрыл жгучими поцелуями, в то время как, склонившись над ним в порыве глубокого отчаяния, Елизавета видела лишь милые черты, искаженные страданием, мертвенную бледность, просвечивающую сквозь румянец от жара, и ужасную уверенность в том, что родное существо должно покинуть ее навсегда..."
30 января 1807 года  Алексей Охотников умер. Его похоронили в Александро-Невской лавре на Лазаревском кладбище.  Спустя полгода на могиле возлюбленного  Елизавета Алексеевна поставила мраморное изваяние,  изображавшее  плачущую женщину на скале с урной, рядом находится разбитое молнией дерево.  Этот памятник сохранился до наших дней. С трудом на нем еще можно разобрать слова: "Здесь погребено тело кавалергардского полку Штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося  генваря 30 дня 1807 года, на 26 году от рождения".
Никакого следствия по делу ранения офицера элитного полка заведено не было, лишь цесаревич Константин Павлович, командовавший войсками гвардии, распорядился выяснить, "действительно ли он к службе неспособен, а что по тому окажется, мне донести". В публике ходили разговоры о тайной дуэли, но и они после смерти Охотникова вскоре стихли.
"Единственный, первый и последний роман был глубоко драматичен и навеки сломил женщину, которая в душе носила скорбь до гроба", - считал Николай Михайлович. 
Елизавета Алексеевна осталась вновь одна, а через год и три месяца  ее постигнет новое горе - смерть ее дочери Лизы.   
"Дочь императрицы стала предметом ее страстной любви и постоянным занятием, -  писала в воспоминаниях графиня Головина. - Ее уединенная жизнь стала счастьем для нее. Как только она вставала, она шла к своему ребенку и почти не расставалась с ним по целым дням. Если ей случалось не быть дома вечером, никогда она не забывала, возвращаясь, зайти поцеловать ребенка. Но счастье продолжалось только восемнадцать месяцев. У княжны очень трудно резались зубы. Франк, доктор Его Величества, не умел лечить ее. Он стал давать ей укрепляющие средства, что только увеличило раздражение. С ней сделались судороги. Был созван весь факультет, но никакие средства не могли ее спасти".
Девочка умерла 30 апреля 1808 года. По жестокой прихоти судьбы, в тот же день пришло известие о смерти младшей сестры Елизаветы Алексеевны принцессы Брауншвейгской.
х х х
На долгие годы Елизавета Алексеевна уходит в тень общественной и светской жизни, появляясь на публике лишь на церемониях, предписанных  придворным этикетом.  Почести, полагающиеся царствующей императрице, по большей части доставались ее свекрови - вдовствующей императрице Марии Федоровне - личности во многом  уступающей своей невестке в привлекательных чертах характера, но, несомненно,  превосходящую  ее силой воли, честолюбием, желанием повелевать, нравиться окружающим и имевшей большой влияние на старших сыновей - Александра I и цесаревича Константина Павловича.
После первых войн с Францией, особенно же с началом Отечественной войны  1812 года, когда  армии  Наполеона вторглись в Россию и захватили Москву, Елизавета Алексеевна совершенно отказалась от внешних почестей и блеска, посвящая все свое время делам благотворительности.  Несмотря на настояния Александра I,  Елизавета Алексеевна отказывалась получать пенсион в миллион рублей, который полагался ей как императрице, оставив себе 200 тысяч  рублей. Но и из этих денег на туалет и  собственные нужды она  расходовала не более 15 000 рублей в год, все же остальное шло на пособия нуждающимся.
В отличие от вдовствующей императрицы и цесаревича Константина Павловича, Елизавета Алексеевна оказалась стойкой и последовательной сторонницей русской партии, требовавшей вести войну до победного конца, противница заключения мира с Наполеоном. "Надо, подобно нам, - писала она во время наступления Наполеона на Москву, - видеть и слышать ежедневно о доказательствах патриотизма, самопожертвования и героической отваги, проявляемых всеми лицами военного и гражданского сословий... О, этот доблестный народ наглядно показывает, чем он является в действительности и что он именно таков, каким издавна его считали люди, принимавшие его, вопреки мнению тех, которые упорно продолжали считать его народом варварским".
Под  покровительством императрицы Елизаветы Алексеевны и ее деятельном  участии, возникло женское Патриотическое общество. В задачи нового общества входила раздача пособий, размещение бедных и раненных по бесплатным больницам, обучение сирот за счет казны различным ремеслам и профессиям. Патриотическое общество имело свое училище для воспитания дочерей офицеров, павших на полях сражений.
Когда в начале 1813 года  Александр I принял решение отправиться в армию,  начавшую заграничный поход, Елизавета Алексеевна хотела сопутствовать мужу, но трудности похода заставили ее задержаться в дороге.  В 1815 году она присутствовала на знаменитом  Венском  конгрессе,  на котором собрались главы всех европейских государств.  Здесь, она вновь ощутила себя  императрицей великой державы,  одержавшей победу над грозным противником.  «К великому изумлению моему,  императрица вовсе не тяготилась такою жизнью, - искренне удивлялась графиня Р. Эдлинг. - Благородное и трогательное впечатление, производимое ее наружностью, а также чрезвычайная простота в наряде (в чем выражался изящный вкус как ее, так и государя) пленяли иностранцев и удивляли венских жителей...»  Елизавета Алексеевна писала в Петербург великим князьям Михаилу и Николаю: «Карнавал здесь закончился вчера и, хотя танцевали со дня открытия конгресса, то есть четыре месяца, но последние дни были отмечены какой-то танцевальной лихорадкой».
Однако настроение государыни не раз омрачалось поведением супруга. Казалось, на него накатила новая волна эротомании. Сдержанный и скрытный  в обращении с царственными персонами, император становился удивительно мил и любезен при встречах с красивыми женщинами, в избытке заполнявшими в эти месяцы австрийскую столицу. По Вене бродила шутка, сказанная каким-то острословом: «Король Дании пьет, король Вюртюмберга ест, король Пруссии думает, русский император любит, а император Австрии платит».
Александр завладел симпатией герцогини Доротеи Саган, он  увлечен «добродетельной красавицей» Габриель  Ауэрсперг,  кокетничает с графиней Софи Зичи;  танцует с  княгиней Эстергази и засыпает комплиментами принцессу Леопольдину Лихтенштейн.  Его родная сестра великая  княгиня Екатерина Павловна ревнует брата к  княгине Екатерине Багратион, известной беспутным поведением не меньше, чем ее убитый муж военными победами.
Опьяненный вниманием красивых женщин,  Александр все чаще забывал о собственной супруге. «Случай поместил меня между российским императором Александром и его супругой, урожденной принцессой Баденской, - писал маркиз де Кюстин. - Я принимал участие в общем  шествии, весьма смущенный тем, что невольно оказался вблизи этих августейших особ. Внезапно цепь танцующих пар по непонятной причине остановилась, музыка же продолжала звучать. Император нетерпеливо перегнулся через мое плечо и очень резко сказал императрице: «Двигайтесь же!» Императрица обернулась и, увидев за моей спиной императора в паре с женщиной, за которой он уже несколько лет открыто ухаживал, произнесла с неподражаемой интонацией: «Вежлив, как всегда!» Самодержец взглянул на меня и прикусил губу.  Тут пары двинулись вперед - танец возобновился».
          х х х
9 марта 1815 года Елизавета Алексеевна покинула Вену и, навестив по дороге мать в ее резиденции в Бруксале, уехала в Россию. В первый день зимы 1815 года императрица прибыла в Петербург. Вернувшись  в Россию, Елизавета Алексеевна продолжала вести уединенную жизнь. Французский посол Савари с некоторым удивлением замечает: "Она много занимается серьезными вещами, много читает, много рассуждает о наших выдающихся писателях, мало говорит и, в общем, производит впечатление обладательницы крайне холодного ума. За 14 лет пребывания царствующей императрицей здесь ее характер остался неизвестен даже тем, кто ее обычно видит... Она воспламеняет воображение чтением наших трагиков: это женщина, которую было бы легче покорить умом, чем сердцем. Никогда не было политических интриг при ее дворе, являющегося обиталищем обыкновенного частного лица. Я считаю императрицу Елизавету Алексеевну женщиной очень тонкой, с изощренным умом".
В круг чтения Елизаветы Алексеевны входят серьезные исторические сочинения, философские трактаты, книги по истории религии и юриспруденции. Сохранился экземпляр книги английского историка Э. Гиббона "История упадка и разрушения Римской империи", искрещенный ее пометками.  Короткие ремарки на полях страницы свидетельствуют о том, что прочитанное воспринималось императрицей с позиций общечеловеческих ценностей и наводило на глубокие философские обобщения. Ей были  близки идеалы стоической философии, утверждавшие возможность стать человеку свободным и счастливым посредством добродетели. Комментируя слова Гиббона: "Варварам присуще желание вести войны;  свободным народам - долг и любовь к Родине; Монархии - чувство чести", Елизавета Алексеевна добавляет: "Деспотическому государству - Принуждение".
Вокруг Елизаветы Алексеевны формируется узкий кружок тогдашних интеллектуалов. Прочитать императрице только что написанную историю государства Российского спешит писатель и историограф Н.М. Карамзин, великий русский поэт Александр Пушкин, ненавидевший Александра I,  посвящает императрице восторженные стихи:
На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И  силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновленный Аполлоном, Елизавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветливой красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
В советских изданиях это стихотворение было озаглавлено  «К Н. Я. Плюсковой», хотя в первой журнальной публикации оно называлось иначе: «Ответ  на вызов написать стихи в честь Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны».  Пушкинисты объясняют смысл авторского названия стихотворения  тем, что  Пушкин принялся за сочинение по просьбе  фрейлины Натальи Яковлевны Плюсковой, которая передала юному поэту пожелание императрицы видеть его стихи.
Получив поэтическое послание Пушкина, Елизавета Алексеевна просила Карамзина поблагодарить его и передала обязательный в таких случаях подарок – как правило, это были часы или перстень с вензелем августейшей персоны.
Императрица не забывала талантливого поэта и в дальнейшем. В 1820 году  над головой Пушкина стали собираться тучи, речь пошла о ссылке  поэта. Особенно напряженной стала ситуация после того, как Александру I доложили о новом пушкинском творении – оде «Вольность», где прямо говорилось о больной для  государя теме – убийстве Павла I. Пушкина вызвали к военному генерал-губернатору Петербурга М. А. Милорадовичу для дачи объяснений, на квартире поэта  произвели обыск.
Друзья Пушкина не на шутку забеспокоились. Н. М. Карамзин решился просить  Елизавету Алексеевну, с просьбой заступиться  за  поэта. Императрица очень редко обращалась к супругу  с личными просьбами, но на этот раз проявила удивительную настойчивость.

                х х х
Время неумолимо для всех - крестьянок и императриц, богатых и бедных...  В 1823 году Елизавете Алексеевне исполнилось 45 лет. Она все еще стройна, хороша сложена, но "нежный цвет ее тонкого лица пострадал от сурового климата, можно было представить себе, как очаровательна была государыня в весеннюю пору своей жизни, - писала в тот год жена французского дипломата София Шуазель-Гуффье. - Ее разговор и приемы, в которых отражалась какая-то трогательная томность и в то же время полный чувства взгляд,  грустная улыбка, захватывающий душу мягкий звук голоса, наконец, - что-то ангельское во всей ее личности - все как бы грустно говорило, что она не от мира сего, что все в этом ангельском существе принадлежит небу".
Но, подобно тому как сквозь разорвавшиеся тучи проникает луч заходящего солнца, в жизнь Елизаветы Алексеевны вернулась ее первая любовь.  Александр, казалось, вновь ощутил те юношеские переживания, которые он когда-то испытывал в Царском Селе при виде маленькой принцессы Луизы.
"Вниманию Александра к нервной, больной и впечатлительной Елизавете не было пределов; он всячески старался приласкать и утешить ее в различных печальных случаях, происшедших за последнее время в Баденской семье, и особенно, когда скончалась любимая сестра Императрицы, принцесса Амалия, так долго прожившая при русском дворе. Елизавета была весьма чувствительна к таким проявлениям нежности своего супруга, которого она не переставала обожать и считать кумиром".
В их отношениях вновь появляется доверительность и откровенность, которой они так долго были лишены. Александр постоянно делился с Елизаветой Алексеевной своими заботами и тревогами. А их накопилось не мало:  император получает информацию о готовящемся заговоре в гвардии;  его наследник - брат Константин отказывается от права наследования престола и Александр вынужден готовить тайный манифест о вступлении на трон следующего брата - великого князя Николая Павловича; в стране вспыхивают крестьянские волнения,  происходит бунт военных поселенцев;  в конце 1824 года в Петербурге произошло страшное наводнение, во время которого погибло более 600 человек, было снесено и разрушено почти четыре тысячи домов, от разгула стихии пострадали мосты, набережные, оказались размыты кладбища.
 Александр переживал и личную трагедию: накануне венчания умерла от чахотки его любимая дочь от М.А. Нарышкиной Софья. Во время ее болезни, Александр много раз рассказывал Елизавете Алексеевне о своей тревоге за ее жизнь. Узнав о ее смерти, он потрясено произнес: "Я наказан за все мои прогрешения". Елизавета Алексеевна пыталась поддержать мужа в эти тяжелые минуты.  Она давно знала девушку и с участием относилась к ней. По свидетельству современницы, императрица, встретив как-то Софью, "прижимала ее к своей груди и в детских чертах ее печально пыталась отыскать сходство с тем, кого она обожала".
В ноябре  1824 года Елизавета Алексеевна сильно заболела. В последние годы ее здоровье внушало серьезные опасения врачам. "Мы здесь уже около недели и в беспокойстве о здоровье императрицы Елизаветы Алексеевны, которая от простуды имела сильный кашель и жар,  - писал в письме Н.М. Карамзин. -Я видел государя в великом беспокойстве и в скорби трогательной: он любит ее нежно. Дай Бог, чтобы они еще долго пожили вместе в такой любви сердечной!"
6 декабря император  писал  Карамзину: "Хотя есть некоторое улучшение в здоровье жены моей, но далеко еще до того, чтобы успокоить меня. Кашель не унялся и много ее беспокоит, но что еще  важнее, мешает начать надлежащее врачевание,  дабы уменьшить биение сердца и артерии".
К лету состояние здоровья императрицы внушало такое опасение, что лейб-медики Виллие и Стофреген настойчиво рекомендовали  императрице не оставаться на осень и зиму в промозглом Петербурге, а отправиться на лечение в страны с более мягким и теплым климатом. Врачи единодушно высказывались за Италию или юг Франции. Однако выбор Александра I и Елизаветы пал на, мало кому известный, небольшой провинциальный городок Таганрог, расположившийся на  пустынном берегу  Азовского моря.
                х х х
Выбор захолустного Таганрога в качестве курорта для лечения императрицы породил массу домыслов и гипотез, как у современников, так и у историков, став отправной точкой для создания широко известной легенды о превращении русского царя-самодержца в простого монаха-отшельника. 
В самом деле, Таганрог не был ни курортом, ни комфортабельной  виллой на берегу моря. Само внутреннее Азовское море, соединенное с Черным узким проливом,  - мелководное,  с заболоченными заливами, ничем не напоминает величественные прибрежные пейзажи Средиземноморья, а частые бури и влажный, холодный ветер вряд ли могли способствовать выздоровлению больной императрицы.
Близкие к императору люди терялись в догадках, чем мог привлечь царя Таганрог, в котором не только отсутствовали столь  модные тогда минеральные воды, но не было даже сколько-нибудь приличных условий для жизни царской четы. Впрочем, желание императора -  закон для его подданных.
Первым выезжал из столицы Александр, чтобы на месте убедиться в сделанных приготовлениях. Перед самым отъездом, 1 сентября 1825 года, император посетил могилы своих дочерей, а затем пожелал в одиночестве присутствовать на ночном богослужении в Александро-Невской лавре. После службы царь прошел к схимнику  Алексию и долго беседовал с ним в полутемной келье, наполовину занятой гробом, служившим ложем благочестивому отшельнику. Выехав за заставу, император привстал в коляске и долго смотрел на Петербург, словно желая навсегда запечатлеть его в памяти.
Всю дорогу через Россию им владело настойчивое желание быстрее достичь конечной цели своего путешествия: безжалостно сокращались официозные встречи, отменялись парады и аудиенции.
Стремительный темп поездки сменила размеренная жизнь в по-осеннему сонном южном Таганроге, когда музицирование, сменялось степенной прогулкой  императора в сопровождении немногих придворных. Александр был покоен душой, весел и необычно доступен. Император очень беспокоился о том, как перенесет путешествие больная и ежедневно посылал ей трогательные и задушевные письма и записки.  Он внимательно следил за приготовлением апартаментов для супруги, сам расставлял в комнатах мебель и вбивал гвозди для картин.
Елизавета Алексеевна была счастлива оставить постылый Петербург и оказаться,  наконец, наедине с мужем, вдали от гнетущей ее суеты Двора, от постоянных интриг  вдовствующей императрицы.
Кортеж  Елизаветы Алексеевны двигался с частыми остановками и в Таганрог  она прибыла  23 сентября 1825 года.  Александр встречал жену за городом. Потом они заехали в греческий Александровский монастырь, где их ожидало духовенство и почти все местные жители города. Прослушав службу, супруги  направились в приготовленный для них особняком.
"Затем жизнь пошла совсем помещичья, без всякого церемониала и этикета, - пишет Николай Михайлович. - Их Величества делали частые экскурсии в экипаже, вдвоем, по окрестностям, оба восхищались видом моря и наслаждались уединением. Государь совершал, кроме того, ежедневные прогулки пешком; трапезы тоже обыкновенно происходили без лиц свиты, словом, все время протекало так, что супруги оставались часами вместе и могли непринужденно беседовать между собой, так как это было им приятно. Казалось, наступила пора вторичного lune de miel (медового месяца), и все окружающие были поражены таким отношением между супругами, какого никому из лиц свиты, кроме старых врачей, Виллие и Стофрегену, и князя П.М. Волконского, не привелось раньше наблюдать. И Александр, и Елизавета наслаждались таким образом жизнью и только сожалели, что не приходилось им до этого так проводить время в загородных дворцах и дачах окрестностей Петербурга".
Однако, несмотря на семейную идиллию, спустя несколько недель безмятежной жизни в Таганроге,  Александр, уступая просьбам  генерал-губернатора графа М.С Воронцова,  решил посетить южные губернии и Крым.   Во время посещения Севастополя 27 октября 1825 года государь сильно простудился.  Стоял теплый осенний день. Александр ехал верхом в одном мундире. Парило солнце, вдали сиренево мерцало море. Но вскоре погода резко изменилась, подул свежий ветер, и, приехав на ночлег, император почувствовал жар и озноб.
В Таганрог  император вернулся 5 ноября. "Я чувствую маленькую лихорадку, которую схватил в Крыму, несмотря на прекрасный климат, который нам так восхваляли. Я более чем когда-либо уверен, что, избрав Таганрог местопребыванием для моей жены, мы поступили в высшей степени благоразумно ", - отвечал он на вопросы приближенных, обеспокоенных его здоровьем.   Однако ночью ему стало хуже.
Дневник лейб-медика Якова Виллие - объективное свидетельство важного исторического события, сделанное профессионалом.
"Ночь провел дурно. Отказ принимать лекарство. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, что такое упорство не имело бы когда-нибудь дурных последствий".
На следующий день лейб-медик измерял пульс, смотрел язык, после чего диагностировал лихорадку - уникальный диагноз, подразумевающий по нынешним медицинским знаниям несколько десятков самых серьезных недугов.
Виллие пишет: "Эта лихорадка, очевидно febris gastrica biliosa*, это гнилая отрыжка, это воспаление в стороне печени..."
*желчная лихорадка
Больного с трудом уговорили принять восемь слабительных пилюль, после которых он почувствовал некоторое облегчение. Весь следующий день Александр был весел и любезен с окружающими. Но уже утром 8 ноября последовал новый приступ. Елизавета Алексеевна была близка к панике. В письме к матери чувствуется полная обреченность перед новым ударом судьбы: "Где же убежище в этой жизни? Когда думаешь, что все устроилось к лучшему и можешь насладиться им, является неожиданное испытание, лишающее возможности воспользоваться тем добром, которое окружает нас. Это не ропот - Бог читает в моем сердце - это лишь наблюдение, тысячу раз сделанное и теперь в тысячный раз подтверждаемое событиями".
Несколько дней больной самостоятельно боролся за жизнь, упрямо отказываясь от всех лекарств. "Когда я ему говорил о кровопускании и слабительном, он приходил в бешенство и не удостаивает говорить со мною", - писал в дневнике Виллие.
Казалось больному удавалось  справится с болезнью - 11 ноября Елизавета Алексеевна записала: "Около пяти часов я послала за Виллие и спросила его, как обстоит дело. Виллие был весел, он сказал мне, что у него жар, но что я  должна войти, что он не в таком состоянии, как накануне".
Однако уже 13 ноября у Александра появилась резкая сонливость и заторможенность. На следующий день он попробовал встать, но силы оставили его, и царь потерял сознание. Придя в себя, государь твердым голосом высказал последнее желание: " Я хочу исповедоваться и приобщиться Святых Тайн. Прошу исповедовать меня не как императора, но как простого мирянина, Извольте начинать, я готов приступить к Святому Таинству".
После принятия таинства Александр взял руку императрицы и, поцеловав, сказал: "Я никогда не испытывал большего наслаждения и очень благодарен вам за него".
Елизавета Алексеевна вместе с духовником, воспользовавшись душевным умиротворением умирающего, умоляли его не отказываться от лечения, сказав, что такое пренебрежение своим здоровьем, равносильно самоубийству.
Только тогда император разрешил врачам приступить к лечению: "Теперь, господа, ваше дело; употребите ваши средства, какие вы находите для меня нужными".   Медики прибегли к популярному в то время средству лечения лихорадки: за уши поставили 35 пиявок, которые оттянули немало крови, но облегчения страданий не принесли.
18 ноября Виллие пишет: "Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил императрицу и князя Волконского и Дибича, которые находились - первый у себя, а последний у камердинеров".  Всю ночь у больного был сильнейший жар. Елизавета Алексеевна не отходила от постели умирающего,  держа его за руки.
Последние сутки император почти не приходил в сознание. В четверг 19 ноября 1825 года началась агония, к дыханию примешивались стоны, свидетельствующие о страданиях больного. Дыхание становилось все короче. В три четверти одиннадцатого император Александр I испустил последний вздох. Ему было  всего 47 лет.
Елизавета Алексеевна опустилась на колени и долго молилась. Потом перекрестила императора, поцеловала его и закрыла ему глаза...
Потрясенная горем Елизавета Алексеевна пишет в тот вечер два письма - своей матери маркграфине Амалии Баденской и вдовствующей императрице.  Это вскрик смертельно раненного человека, раздавленного безысходным горем...
"О, матушка! Я самое несчастное существо на земле! Я хотела только сказать вам, что я осталась в живых после потери этого ангела, страшно измученного болезнью и который, тем не менее, постоянно находил для меня улыбку или ласковый взгляд даже тогда, когда он не узнавал никого. О, матушка, матушка, как я несчастна, как вы будете страдать вместе со мною! Великий Боже, что за судьба! Я подавлена печалью, я не понимаю себя, не понимаю своей судьбы, одним словом, я очень несчастна..."
В письме к императрице Марии Федоровне она восклицает: "Наш ангел на небесах, а я осталась на земле; о, если бы я, самое несчастное существо из всех оплакивающих его, могла скоро соединиться с ним!" Эти проникновенные и искренние слова, ставшие достоянием истории, приводятся почти во всех книгах,  посвященных  Александру I.
Спустя сутки, 21 ноября, состоялось вскрытие тела покойного государя. Врачи констатировали, что император "... был одержим острою болезнью, коею первоначально была поражена печень и прочие, к отделению желчи служащие, органы. Болезнь сия в продолжении своем перешла в жестокую горячку с приливом крови в мозговые сосуды и последующим затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга и была, наконец, причиною самой смерти его императорского величества".
Этот ученый вердикт, мало что говорящий современному врачу, был скреплен подписями восьми докторов и генерал-адъютанта Чернышева. С позиций современной медицины, можно предположить, что причиной смерти императора Александра I  стала  острая гемморрагическая лихорадка, встречающаяся в Крыму, и при отсутствии должного лечения - как и  было в случае с императором, - дающая самые тяжелые последствия.
                х х х
Смерть императора Александра I вдали от столиц,  последовавшее за этим печальным событием династическое замешательство, связанное с отказом великого князя Константина Павловича от трона и передача прав престолонаследия младшему  брату - великому князю Николаю Павловичу, что, в свою очередь, повлекло восстание гвардейских частей в Петербурге (восстание декабристов 14/26 декабря 1825 года)* и вызвало появление многочисленных  слухов и предположений о некой тайне смерти императора Александра. Постепенно слухи обрастали подробностями, стали называться конкретные факты и имена. Говорили, что император только имитировал болезнь, а в гроб был положен внешне похожий на царя фельдъегерь Масков, разбившийся насмерть  при падении из коляски. Правда, произошел этот инцидент за шестнадцать дней до официальной даты смерти императора.
В конце 30-х годов девятнадцатого века легенда об исчезновении Александра I вновь начала  занимать досужие умы. Причиной послужило появление в Сибири старца Федора Кузьмича, прославившегося редкой добродетельностью и святостью жизни. Он поражал величественным видом, прекрасным образованием и поразительным сходством с покойным императором. Сходство усугублялось характерной сутулостью и глухотой, которой с детства страдал и Александр I. Перед смертью старец уничтожил какие-то бумаги, оставив лишь один листок со странными шифрованными записями и инициалами "А.П."
На просьбу навестившего его архиерея открыть свое настоящее имя Федор Кузьмич с достоинством отвечал: "Если бы я на исповеди не сказал про себя правды, небо бы удивилось; если же бы я сказал, кто я, удивилась бы земля".
Будучи ровесником Александра I, старец скончался в возрасте 87 лет 20 января 1864 года. Его могила надолго стала местом  паломничества. Во время путешествия по Сибири на могиле Федора Кузьмича побывал наследник престола, будущий император Николай II.
Легенда имела своих ярых противников и почитателей. Среди тех, кто верил в ее подлинность, были Л. Толстой, великий князь Александр Михайлович, историк князь В. Барятинский. С иронией относился к гипотезе великий князь Николай Михайлович, писавший, что: "В серьезной исторической работе такие гипотезы лишь смущают читающих и могут  порождать легенды, ничего не имеющие общего с историей". 
Большинство современных серьезных историков также склонны  считать ее лишь красивым историческим вымыслом, в  основе которого лежит сложная и противоречивая личность Александра I - государя, сумевшего привести Россию к победе над Наполеоном и постоянно высказывающего желание уйти с престола, человека, всю жизнь вынашивающего планы либеральных реформ в стране,  и проводивший в душевных терзаниях ночи без сна,  при воспоминании об  убийстве отца.
Судьба императора Александра I не только  драматическая страница русской истории, но,  в еще большей степени, трагедия мятущейся человеческой души, сочетавшей в себе такие  несовместимые понятия, как власть и совесть. 
               х х х
Острейший политический кризис, вызванный восстанием декабристов, привел к тому, что гроб с телом покойного монарха  оставался в Таганроге до конца декабря. Только 29 декабря 1825 года  траурный кортеж  медленно тронулся в Петербург.
Еще осенью, уезжая из Петербурга, Александр, опасаясь за жизнь супруги, взял с собой описание церемониала погребения Екатерины II, рассчитывая, очевидно, воспользоваться им в случае смерти Елизаветы Алексеевны. Но судьба распорядилась иначе. Провожать в последний путь мужа пришлось жене.
В эти дни она словно заново переживала в уме всю длинную и непростую историю своих отношений с Александром: "... Друзья с детства, мы шли вместе в течение тридцати двух лет. Мы вместе пережили все эпохи жизни. Часто отчужденные друг от друга, мы тем или другим образом снова сходились; очутившись, наконец, на истинном пути, мы испытывали лишь одну сладость нашего союза. В это-то время она была отнята от меня! Конечно, я заслужила это, я не достаточно сознавала благодеяния Бога, быть может, еще слишком чувствовала маленькие шероховатости... Когда я думаю о своей судьбе, во всем ходе ее я узнаю руку Божию".
Перенесенные переживания не могли не сказаться на здоровье императрицы, которое после смерти мужа резко ухудшилось.
Министр Двора, генерал-адъютант князь Петр Михайлович Волконский 12 апреля 1826 года писал Николаю I из Таганрога: "... слабость здоровья вдовствующей государыни императрицы Елизаветы Алексеевны вновь увеличивается. Сверх того ее императорское величество чувствует в груди иногда сильное удушение, которое препятствует даже говорить, и сама изъявила г. Стофрегену опасение водяной болезни в груди. Хотя г. Стофреген не уверен, что таковая болезнь существует, но начинает однако сильно беспокоиться, предложил ее величеству лекарства для предупреждения оной и надеется, что предполагаемое путешествие может предотвратить сию болезнь".
21 апреля 1826 года Елизавета Алексеевна покинула Таганрог и через Харьков направилась в Калугу, где ее должна была встречать императрица Мария Федоровна.
Но состояние  Елизаветы Алексеевны с каждым днем становилось все хуже. "Не могу описать всех беспокойств моих насчет здоровья ее императорского величества во время путешествия и беспрестанно молю Бога, чтобы сподобил благополучно доехать до Калуги".
Весна в тот год выдалась дождливой, все дороги оказались размыты дождем и  поездка оказалась  очень утомительной и тяжелой для больной Елизаветы Алексеевны.
Вечером 3 мая 1826 года карета императрицы въехала в уездный город Белев и остановилась для ночлега в доме купцов Дорофеевых.  С трудом Елизавета Алексеевна поднялась на второй этаж в приготовленные для нее комнаты.
По рассказу очевидца, опубликованному  много лет спустя  в первой книжке исторического журнала "Русский архив" за 1904 год,  "... государыня по входе в спальню тотчас села на приготовленную кровать и, будучи в сильном на лице поту, говорила, что желала бы  знать, может ли кто другой вспотеть так, как она. На предложение камер-юнгферы г-жи Малышевской, не угодно ли будет ее величеству переменить белье, сказала: "Не нужно".  И приказала только обтереть себе лицо, шею и затылок. После чего выкушали чашку чая, который пила весьма медленно, и потом изволила скушать ложки четыре  саго, делая все сие, как бы принуждая себя.
Говорила тихо, но скоро и смотрела на все бегло. Причесав ее величеству косу, г-жа Малышевская оставила ее с  дежурной в тот день г-жой Тиссо, от которой я слышал, что слабость ее величества дошла до такой степени, что она ложась  в постель, не могла поднять на кровать ноги. В сию ночь государыня не почивала до пяти часов утра,  принимая два раза капли и порошки и спросила около сего времени доктора.  Когда Тиссо доложила, что пошлют за ним, государыня сказала, что посылать не нужно и, подтвердив о сем два раза, заключила тем, что ей очень хорошо и что она хочет уснуть, приказала идти спать и Тиссо. Все убеждения сей  девицы позволить остаться были тщетны: государыня настоятельно требовала оставить ее одну.
Между тем пришел лейб-медик Рейнгольд, в разговоре с которым о слабости здоровья ее величества прошло довольно много времени, но призыву все не было. Хотя он и не одобрял девиц сих, что сон может подкрепить силы к величества, но Тиссо опять решилась войти в спальню и вышла оттуда встревоженная. Необыкновенная белизна в лице государыни и открытый рот весьма ее испугали, что побудило войти в спальню в ту же минуту и Ренгольда, который по довольном сначала рассматривании государыни через ширмы подошел, наконец, к кровати. Но монархиня покоилась уже вечным сном".
Елизавета Алексеевна не оставила никакого завещания: она всегда говорила, что не привезла с собой в Россию ничего и потому ничем распоряжаться не может. Только после ее смерти узнали о многих негласных пенсиях и пособиях, выдаваемых из ее средств. Бриллианты императрицы были обращены в деньги и вся сумма в 150 тысяч рублей передана в основанные Елизаветой Алексеевной Патриотический институт и дом трудолюбия, получившего название  Елизаветинского института в Санкт-Петербурге. В Белеве в доме, где скончалась императрица была учреждена богадельня, для призрения 24 вдовых женщин из всех сословий, который просуществовал до революции 1917 года.
                х х х
По России распространились гравюры, на которых была изображена исхудавшая женщина, совсем непохожая на самую красивую русскую императрицу. Внизу была подпись, выражавшая воззрение тогдашнего общества на императрицу:  «Надеюсь скоро с ним соединиться; Елизавета добродетельная, царица кроткая, навек от нас сокрылась».
Смерть императрицы Елизаветы Алексеевны, также как и кончина Александра I, вызвала появление смутных слухов о ее исчезновении и уходе от мирской жизни.  Агенты III отделения доносили о толках по поводу смерти императрицы: «… рассказывали, что блаженной памяти Ее Императорское Величество Елизавета Алексеевна якобы была беременна; чтобы не разрешиться наследником, то ей помогают нарочно умереть…  В Кремле у Архангельского собора во время панихиды блаженной памяти императрице Елизавете Алексеевне в народе сетовали, что Ее Величество, бывшая в большой горести в Таганроге, из императорской фамилии никто ее не проведал, осталась точно сирота, что ее совершенно убило также; и при кончине ее никто не был; и теперь на панихиде помянуть ее некому было, совершенная сирота, всею царскою фамилией оставлена».
. Говорили, что императрица  под именем Веры Молчальницы провела более 20 лет в Сырковом монастыре Новгородской губернии.  Местные старожилы показывали надгробную плиту, на которой были выбиты слова: Здесь погребено тело возлюбленной Господа и Ему Единому известной рабы Божией Веры".
Однако исследования историков-архивистов позволили установить тайну монахини Веры Молчальницы. Ей оказалась дочь генерал-майора  В.А. Буткевича, принявшая монашеский постриг по личным драматическим обстоятельствам.
                х х х
Подводя итог жизни самой красивой русской императрицы, великий князь Николай Михайлович сочинил  лапидарную  эпитафию: "Елизавета Алексеевна принадлежала к числу идеальных натур, которые редко бывают вполне счастливы в жизни".*
Увы, он был вполне прав - счастье, добро и порядочность слишком редко живут вместе...

  *Маркграф - древний  титул, принятый в некоторых западноевропейских государствах, ведет свое начало со времен Карла Великого. Первоначально этим титулом наделялся граф, которому король вручал административную власть в какой-либо пограничной области своих владений. В своих правах маркграф практически равнялся герцогу, однако во время боевых походов им все-таки приходилось идти под герцогским знаменем.  В Германии насчитывалось девять маркграфств: Баден, Бранденбург, Ансбах, Байрейт, Мейссен, Лузация, Моравия, Бургау и Гохберг. Во Франции, Италии, Испании персоны, удостоенные этого титула, назывались маркизами. 
          ** Впоследствии, это происшествие  дало повод историку Николая Михайловичу Карамзину изящно пошутить в приватном разговоре с императрицей Елизаветой Алексеевной: “Вы сомневались, принять ли жизнь...”  Знаменитый историограф был в высшей степени светский человек, а искусство "Bon mot" - умение сказать красное словцо, удачно скаламбурить, неизменно  ценилось в перечне достоинств любого успешного придворного.

* Эти грустные слова с полным правом можно отнести и к их автору -  великому князю Николаю Михайловичу, внуку императора Николая I он родился 14 апреля 1859 года. В 1878 году был произведен в офицеры, участвовал в русско-турецкой войне  1877 - 78 годов , затем десять лет служил в Кавалегардском полку, командовал 16-м гренадерским Мингрельским полком, был начальником гренадерской дивизии.
В юности Николай Михайлович   влюбился в свою двоюродную сестру принцессу Викторию Баденскую. Но православная церковь не допускала браков между близкими родственниками. Спустя годы принцесса, выйдя замуж, станет шведской королевой.
Несчастливый в любви, не понятый ни своими августейшими родственниками, ни либеральной интеллигенцией, великий князь Николай Михайлович посвятил всю свою жизнь  науке, коллекционированию, изучению истории,  литературе. Его исторические исследования остаются фундаментальными трудами для изучения эпохи Александра I. Главные сочинения великого князя Николая Михайловича: «Князья Долгорукие»   (1902); "Граф Павел Александрович Строганов» (1903); «Дипломатические сношения России и Франции 1808 - 1812" в семи томах  (1905 - 1908 - 1914);  «Александр I » (1912); "Императрица  Елизавета  Алексеевна" (1908 - 1909); "Переписка  императора Александра I с его сестрой великой княжной Еленой Павловной" (1910); "Генерал-адъютанты императора Александра  I" (1912); "Донесения австрийского посланника Лебцельтерна 1816 - 1826" (1913); «Русский некрополь в Париже», «Петербургский некрополь», «Московский некрополь», «Провиниальный некрополь», «Русские портреты XVIII и XIX веков». В 1813 году под почетным председательством  великого князя Николая Михайловича прошел съезд представителей губернских ученых архивых Комиссий. Великий князь состоял председателем Императорского Русского Исторического общества, Императорского Русского Географического общества.
Финал жизни этого замечательного человека  был трагическим - в январе  1919 года большевики расстреляли его вместе с четырьмя другими членами царской фамилии на парапете Петропавловской крепости.

Литература:
Барятинский В.В. Царственный мистик. СПБ.1912.
Богданович А. История Императора Александра I. СПБ. 1869.
Записки графини В.Н. Головиной. Исторический вестник. 1899. Т. 75. № 1-3.С.
Исмаил-Заде Д. Императрица Елизавета Алексеевна. М., 2001.
Кобеко Д. Ф.Цесаревич Павел Петрович”. СПБ., 2001.
Крылов-Толстикович А. Поцелуй Психеи. Александр I и императрица  Елизавета. М., 2005.
Николай Михайлович, великий князь. Императрица Елизавета Алексеевна. СПб.,  1908.
Николай Михайлович, великий князь. Знаменитые россияне XVIII-XIX веков. СПБ. 1996.
Шильдер Н.К. Император Александр I . Т. 1-4. СПб. 1904.





























СКАНДАЛ В МРАМОРНОМ ДВОРЦЕ








АННА ФЕДОРОВНА (1781-1860), великая княгиня, урожденная Юлина-Генриетта-Ульрика принцесса Саксен-Заальфельд-Кобургская. С 1796 г. первая жена великого князя Константина Павловича.  В официальном разводе с 1820 г.













 
К сватовству  сына - наследника престола цесаревича Павла Петровича и  его двух старших сыновей, а своих внуков, императрица Екатерина Великая относилась  как к важному политическому  и дипломатическому действию, требующему тщательной подготовки и превеликой осторожности. Однако, видно, справедлива древняя как мир пословица, гласящая, что браки заключаются на небесах: несмотря на всю политическую прозорливость и житейскую  мудрость императрицы Екатерины, успех в матримониальных делах далеко не всегда сопутствовал августейшей свахе -  первые браки и у Павла Петровича,  и у великого князя Константина назвать удачными никак  нельзя.
Женив в  мае 1793 года старшего внука великого князя  Александра Павловича на принцессе Луизе Баден-Дурлахской, Екатерина  вскоре занялась подыскиванием невесты для второго внука Константина.
                х х х
Великий князь Константин Павлович был моложе своего старшего брата на полтора года. Он родился в Царском Селе 27 апреля 1779 года. Так же как и при рождении первого внука, Екатерина II настояла, чтобы родители - великий князь, цесаревич-наследник престола Павел Петрович и великая княгиня Мария Федоровна,   были практически лишены возможности участвовать в воспитание сына. Честолюбивая  Екатерина Великая  мечтала со временем восстановить православную греческую империю и возвести собственного второго внука на престол византийских императоров. Эти далеко идущие политические замыслы нашли отражение даже в имени, которым нарекли новорожденного младенца в честь равноапостольного императора Византии Константина Великого. Греки толпились у колыбели своего потенциального повелителя: его кормилицей была гречанка по имени Елена, первым слугой - выходец из Афин Дмитрий Курута;  когда великий князь подрос, среди его товарищей по играм оказался маленький грек Калагеоргий.  Константина, кроме общепринятых европейских языков,  усердно учили греческом языку, в котором он не мало преуспел и  мог в дальнейшем не только свободно изъясняться  на современном диалекте, но и читал Гомера и Эсхила на древнегреческом.  Впрочем, учение не было коньком Константина, все его помыслы, по словам  швейцарского воспитателя Лагарпа, были заняты "ружьями, знаменами и алебардами и он думает только об играх в солдатики, как во время, так и после урока".
Такая воинственность в маленьком Константине не удивительна, вероятно, ее определили гены:  из  всех четырех сыновей будущего императора Павла I,  он более других походил на отца внешностью и нравом. Подобно отцу, Константин обожал плац-парады; будучи несомненно храбрым, он не любил войну, не без оснований полагая, что она  способна испортить самого справного солдата.
Став взрослым человеком, великий князь во многом оставался большим ребенком, обладавшим добрым сердцем и большими дарования,  но всегда уступающим любым своим  желаниям и  бросавшему  занятия ради  развлечений.
Как и Павел I великий князь Константин Павлович был отменно щедр, честен, свято чтил  законы рыцарства и обожал прекрасный пол, пожертвовав в дальнейшем своим законным правом на российский престол ради морганатического брака на очаровательной польке Иоанне Грудзинской. (1)  Александр Сергеевич Пушкин видел в великом князя “очень много романтизма”. “К тому же он умен, а с умными людьми все как-то лучше”, - полагал поэт.
Окружающие встречали в нем ни надменности, ни жестокости и в обыденной жизни великий князь отличался добродушием и приветливостью. Но еще более им запомнились частые вспышки гнева Константина, во время которых он терял самообладание, становился безрассудно жесток, карая виновных и невиновных. 
                х х х
Породниться с русским императорским домом были непрочь многие европейские монархи. Среди бумаг Екатерины Великой,  относящихся к 1793 году,  хранится черновик письма, в котором императрица пишет: "Из письма графа Разумовского следует заключить, что неаполитанскому двору пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев (petit monstres). Я говорю уродцев, потому что все дети их дряблые, подвержены падучей болезни, безобразные и плохо воспитанные..."
На подобные предложения Екатерина смотрела как на "вредную, хитросплетенную несуразность" и с неудовольствием  отвергала их. Для своих внуков императрица желала выбрать невест, исходя не только их политических интересов  империи, но и с чисто житейской стороны: девушки должны быть здоровы,  красивы и благоразумны.  Всем этим требованиям отвечали немецкие принцессы. Кроме того,  при заключении браков с русскими великими князьями немаловажное значение имел и религиозный вопрос.  Протестантское исповедание  германских принцесс в  православной России  воспринималось  значительно лучше, чем католическое, которое исповедовали Бурбоны или Габсбурги. Большинство  европейских невест, породнившихся с великими князьями из дома Романовых, переходили в православие или до бракосочетания или вскоре после него. За два века исключение составили всего две избранницы русских великих князей: принцесса Шарлотта, жена царевича Алексея Петровича, и великая княгиня Елизавета Маврикиевна, супруга великого князя Константина Константиновича. Великие княгини Елизавета Федоровна и Мария Павловна – жены двух сыновей Александра II – Сергея и Владимира приняли православие уже после брака. Но жены русских царей могли быть только православными, никаких исключений в этом вопросе быть не могло.
  Выбор Екатерины II пал на трех дочерей наследного принца, а впоследствии владетельного герцога,   Франца-Фридриха-Антона Саксен-Заальфельд-Кобургского. Принцессы Кобургские принадлежали к младшей ветви одной из древнейших династий в Германии.  Хотя герцоги  Саксен-Заальфельд-Кобургская не имели больших владений, династический авторитет герцогского дома был чрезвычайно высок. Уже в конце  XIX века  представители этой фамилии занимали четыре королевских престола: английский, бельгийский, болгарский  и португальский.
Екатерина предложила  герцогине Августе Саксен-Заальфельд-Кобургской  приехать в Петербург вместе с тремя дочерьми. Приглашение было принято и осенью 1795 года принцессы прибыли в столицу Российской империи.
Прямо от заставы кареты направились к Зимнему дворцу,  где для гостей прибыли приготовлены особые апартаменты. Когда они подъехали к парадному подъезду, Екатерина смотрела в окно. Старшая из принцесс Антуанетта быстро выскочила из экипажа и взбежала по ступеням лестницы; вторая - Софья хотела последовать примеру сестру, но оступилась и упала, а самая младшая вышла  из кареты неторопливо, медленно и грациозно поднялась по лестнице. Екатерине такое поведение чрезвычайно понравилось, и она воскликнула: "C*est la derniere!"*.
*Эта, последняя! (француз.).
Младшую принцессу звали Юлиана- Генриетта-Ульрика, она родилась 11/22 августа 1781 года в фамильном замке, расположенном в городе Готе. В момент приезда в Петербург девушке  шел пятнадцатый год; она была невысокого роста, очень хорошенькая брюнетка.
Первым делом императрица Екатерина II сочла необходимым украсить скромные туалеты принцесс,  приведя их в соответствия с модами, царившими при блестящем и изысканном русском Дворе. Гостьям прислали две большие корзины великолепных щелоковых материй и полдюжины портных, которые тотчас принялись за работу. 20 октября 1795 года императрица вручила герцогине и ее дочерям бриллиантовые знаки ордена святой Екатерины. В тот же день девушек познакомили с великим князем Константином.
Герцогиня Августа описала мужу впечатление от этого знакомства: "Константин кажется с виду не менее 23 лет* и видно, что он еще подрастет. У него широкое круглое лицо, и если бы он не был курнос, то был бы очень красив; у него большие голубые глаза, в которых много ума и огня; ресницы и брови почти черные; небольшой рот, губы совсем пунцовые; очень приятная улыбка, прекрасные зубы и свежий цвет лица".
* Константину, на самом деле, тогда было всего 16 лет
Показывая принцессам по приказанию императрицы Эрмитаж, Константин болтал с будущей тещей без умолку, "но с девицами не имел духу сказать ни слова". После осмотра достопримечательностей герцогиня пригласила его на чай. Константин покраснел до ушей, но с видимым удовольствием принял приглашение, однако и в гостях он так и не решился заговорить с девушками.
На другой вечер Константин вновь пришел на ужин. На этот раз он набрался смелости и вступил в разговор с принцессами, постоянно  оборачиваясь к Юлии. Она в тот вечер была особенно хороша, в атласной тунике небесно-голубого цвета и венком из белых роз. Константин попросил, чтобы принцессы играли на клавикордах.  Теплая атмосфера, царившая в гостиной, позволила ему расслабиться. Он много говорил, заметив, что его акцент и ошибки в немецком, забавляют принцесс.
Вопрос о выборе невесты был решен быстро и уже спустя четыре дня, 24  октября,  герцогиня сообщает мужу: "Все решено и решено так, как ты ожидал. Звезда Юлии взяла верх и лучше, что так вышло. У нее больше большие достоинства и характера, нежели у нашей милой, доброй Натты. На взгляд императрицы, всех красивее Софья и она сказала другу нашему, генералу Будбергу: "Если бы можно было, я оставила бы всех трех, но так как Константину жениться, то пусть он и выбирает".
Константин пришел к герцогине просить руки ее младшей дочери. "Я было приготовила на этот случай прекрасную речь, но вместо того зарыдала, - писала герцогиня. - Он вместе со мной прослезился и молча прижал к губам мою руку. Когда я опомнилась, я стала говорить, что его попечению поручаю счастье своей дочери, что чувствительность ее души поможет ему дать  ей необыкновенное счастье, но и прибавить ей страданья в несчастье. Я сказала: "В такой дали от родины и от родных, я поручаю вам судьбу ее. С этой минуты ее участь и счастье зависят от вас"...
Послали за Юлией. Она вошла в комнату бледная. Он молча поцеловал у нее руку; она тихо плакала: я никогда не видала ее такой хорошенькой, как в эту минуту. "Не правда ли, вы со временем меня полюбите? - сказал Константин. Юлия взглянула на него так выразительно-нежно, и сказала: "Да, я буду любить вас всем сердцем". Весь вечер Константин провел у невесты и, сидя подле ее матери, на ручке дивана, целовал руку будущей тещи, повторяя: "Как я люблю вас", бросая при этом выразительные взгляды на свою невесту, давая тем понять, что признания в любви адресуются ей.
Помолвка состоялась 25 октября,  а 7 ноября герцогиня Августа отправлялась домой. Накануне отъезда состоялся большой придворный маскарад. Герцогиня и ее дочери одевались в маскарадные костюмы, когда  камердинеры внесли подарок императрицы - большую шкатулку, заполненную драгоценностями. Герцогине Екатерина подарила бриллиантовое ожерелье, серьги, цветок на голову, несколько жемчужных браслетов и кольцо с огромным алмазом. Двум старшим дочерям досталось по ожерелью, серьги, кольцо и закалки. Не остались без щедрых подарков и придворные герцогини, получившие по три тысячи рублей. Кроме того, герцогине был прислан вексель для получения в Лейпциге 80 тысяч рублей для нее самой и по 50 тысяч для старших дочерей.
 "Я могу спокойно оставить здесь Юлию, - писала восхищенная мать невесты. - Здесь о ней позаботятся, как нельзя лучше".  Герцогиня Августа была убеждена, что Константин - "добрый, неиспорченный юноша". Будущая теща пребывала в полном восхищении от своего нового родственника: "Ни одного зятя не буду я любить столько, сколько люблю этого. Не найдешь другого такого - отличного, умного, с таким чистым сердцем!"
Далеко не все смотрели на мир через такие розовые очки как герцогиня... Скептичный граф Ростопчин в письме к Воронцову  от души сожалел о судьбе молодой девушки, предсказывая ей не сладкую жизнь с таким своенравным и взбалмошным мужем.
После отъезда матери Юлию поселили вместе с великими княжнами - дочерьми великого князя Павла Петровича.  Попечительство над девушкой взяла баронесса Ливен.  Юлия стала брать регулярные уроки русского языка, и изучать основы православной веры.
2 февраля 1796 года состоялся торжественный акт "миропомазывания  ее светлости Юлианы-Генриеты". Все необходимые при таинстве молитвы девушка уверено прочитала по-русски. После православного крещения принцесса получила имя и титул великой княжны Анны Федоровны. На следующий день в Зимнем дворце происходило обручение. Обменявшись перстнями, молодые на коленях благодарили Екатерину за ее благодеяния. Свадьба  была назначена на 13 февраля, но накануне у невесты  раздулась щека, началась страшная зубная боль, и свадьбу пришлось перенести на два дня. Многие придворные втихомолку говорили, что это плохая примета перед началом совместной жизни.
Однако 15 февраля весь придворный Петербург отмечал свадьбу великого князя Константина и великой княжны Анны Федоровны.  Все войска, бывшие в тот день в столицы, вышли на парад на Дворцовой площади. Во дворец съезжались приглашенные гости. После парадного обеда, в шесть часов вечера начался бал.  Поздно вечером  парадная карета молодых, запряженная восемью прекрасными лошадьми, в сопровождение конвоя лейб-гусар и кавалергардов быстро промчалась по иллюминированным улицами столицы из Зимнего дворца в Мраморный, где молодые провели свою первую ночь...
18 февраля  1796 году перед Зимним дворцом был устроен народный праздник. Жареные быки лежали на двух пирамидах, украшенных лентами, цветами. Каждый мог съесть столько, сколько хотел, а жажду утоляли из фонтанов, бьющих белым и красным вином. Екатерина II сообщала своему постоянному корреспонденту барону Гримму подробности этого знаменательного дня: "Сегодня в двенадцать часов дня было народное угощение, где все веселились, а потом я обедала в Мраморном дворце, у великого князя Константина Павловича. Я думаю, трудно найти дом красивее и удобнее, где бы было все так роскошно, изящно и с таким вкусом. До обеда и  после обеда мы все осматривали дом, и я осталась очень им довольна, и великий князь Константин тоже".
Так начиналась совместная жизнь великокняжеской семьи. Константину Павловичу было семнадцать лет, Анне Федоровне - пятнадцать. Казалось, впереди их ждет долгая, счастливая жизнь...
        х х х
Увы, скептики, как правило, оказываются самыми верными предсказателями чужих судеб. Может быть, это происходит по той причине, что они лучше знают человеческую природу, а, может, они берут в расчет наиболее худшие  варианты возможного развития событии и не обольщаются радужными иллюзиями, так часто заставляющими видеть мир в розовом свете. Как бы то ни было, но предсказания графа Ростопчина оказались намного ближе к реальной жизни, чем восторженные надежды на счастье дочери герцогини Августы.
Уже очень скоро для окружающих стало очевидно - счастливого супружества у великой княгини Анны Федоровны не будет. Спустя всего неделю после свадьбы Анны Федоровны и Константина, великий князь Александр Павлович писал в письме Лагарпу: "Я очень счастлив с женой и с невесткой, но что касается до мужа сей последней, то он меня часто огорчает; он горяч более чем когда-либо, весьма своеволен и часто прихоти его не согласуются с разумом
Поступки великого князя Константина Павловича, действительно, могли подчас навести на мысль о его безумие. Он являлся в апартаменты жены в шесть часов утра, и заставлял ее до завтрака играть на клавесине военные марши, аккомпанируя ей на барабане. Он был груб и нежен одновременно, то целую, то ломая жене  руки. В его поведении было много мальчишеского, когда юный влюбленный пытается завоевать расположение своей избранницы грубыми шутками и выходками. Пока была жива императрица Екатерина II, Константин еще несколько сдерживался,  но после ее смерти,  шутки великого князя становились все более нетерпимыми. Единственным другом для Анны Федоровны стала ее невестка великая княгиня Елизавета Алексеевна. С ней она могла откровенно говорить о своих неприятностях,  у нее находила поддержку и понимание. Но Константин строго   запрещал жене надолго покидать Мраморный дворец.
Великий князь терроризировал супругу почти с садистской изощренностью, а, пребывая  в благодушном настроении, любил пугать, стреляя в коридоре Мраморного дворца из пушки, заряженной живыми крысами. Доставалось не только супруге, но и всем окружающим Константина. Во дворце находилась специальная холодная комната, куда по его приказу сажали провинившихся придворных.
 11 марта 1799 года  Константин Павлович отправлялся из Петербурга в победоносную армию Суворова, воевавшую в Италии. На следующий день после отъезда мужа, в Кобург к родителям, уехала и великая княгиня Анна Федоровна.
В походе Константин зарекомендовал себя чрезвычайно храбрым офицером и Суворов был вынужден приложить немало сил, чтобы не дать великому князю без всякой нужды сложить свою буйную голову. Он терпеливо переносил наравне с другими офицерами тяготы бивуачной жизни и, отказавшись от лошади,  пешком вместе с солдатами совершил знаменитый швейцарский поход Суворова. Даже граф Ростопчин, в противоположность своих обычных желчных ремарок, замечает: "Великий князь, против моего ожидания, ведет себя как ангел; он преисполнен храбрости и думает только о том, чтобы делать добро".
Император Павел I пожаловал сына  боевым орденом святого Георгия 2 степени и титулом цесаревича и приказал: "Герой, приезжай назад. Вкуси с нами плоды дел твоих".
Константин направился в Кобург и вместе с женой, через Прагу, вернулся в конце ноября 1799 года в Петербург. Можно было бы предположить, что военные переживания изменят характер великого князя, сделают его более рассудительным и взрослым,  восстановят мир в семейной жизни.  Однако этого не произошло. Отношения между супругами продолжали ухудшаться, и дело было уже не в мальчишеских проказах великого князя, стрелявшего в доме из пушки. Случались истории и пострашнее...
                х х х
После убийства Павла I и воцарения Александра I  Петербурге жил весельем, развлечениями,  балами и холостяцкими пирушками золотой молодежи.
Новый 1802 год явил петербуржцам и новую королеву красоты. Среди созвездия петербургских красавиц ярко заблистала  очаровательная  жена состоятельного французского негоцианта месье  Араужо, приехавшего в Россию поторговать и поправить свои пошатнувшиеся дела. Константин Павлович, которому в ту пору шел двадцать третий год, не замедлил обратить благосклонное внимание на молодую женщину.  Однако ни прямые намеки о чувствах, переполнявших сердце его высочества, ни  долгое и настойчивое ухаживание ни к чему не привели. 
Великий князь,  истомленный страстью,  ежедневно посылал адъютанта с букетами цветов, подарками, но красавица оставалась холодна и неприступна. Константин пребывал в недоумении - до сих пор ему не доводилось иметь дело со столь несговорчивыми особами.  Титул великого князя и наследника престола с легкостью отворял двери в спальни самых строгих фрейлин.
Старинная воинская мудрость гласит: когда крепости не сдаются - их берут хитростью... Именно такой совет подал Константину его флигель-адъютант генерал-лейтенант Баур.   
Скоро выяснилось, что сердце строптивой красавицы  уже занято.  В известные дни, поутру, она приезжала к молодой вдове, баронессе Моренгейм, которая жила на Невском проспекте в доме лютеранской Петропавловской церкви. Здесь она отпускала свою карету домой, а вскоре за ней приезжал в наемном экипаже человек с запиской от ее любовника. Госпожа Араужо тотчас выходила от баронессы и отправлялась на тайное свидание. На Невском, у вдовы Моренгейм, она оказывалась уже в сумерках. Поздно вечером за ней приезжала карета, и она возвращалась домой ... И муж, и родственники пребывали в  уверенности, что все это время она проводила в невинных беседах за рукоделием с аристократической подружкой.
Узнав о подобном поведении своей возлюбленной, великий князь Константин Павлович был разгневан не на шутку. Такого поворота событий наследник русского престола никак не ожидал. Пылкая душа Константина требовала отмщения, а в гневе сын Павла I был просто страшен...
10 марта 1802 года камердинер генерал-лейтенанта Баура Николай Бухальский, наряженный точно так же, как одевался слуга любовника госпожи Араужо,  нанял того самого извозчика, ту же карету и тех же лошадей, что регулярно приезжали за ней на Невский проспект. Вскоре карета подъехала к дому баронессы.  Бухальский передал ловко подделанную записку, и  Араужо, наскоро поцеловав баронессу, вышла  из подъезда. Дверцы кареты захлопнулись, лошади понесли вскачь.
 Скоро госпожа Араужо заметила, что карета едет совсем не туда, куда ее прежде возили. Она пыталась крикнуть кучеру, чтобы он остановился, но тот только подгонял лошадей. Вскоре они оказались перед Мраморным дворцом - резиденцией великого князя.
Придворные лакеи  на руках отнесли извивающуюся женщину в комнаты генерала Баура. Здесь, у камина уже сидел великий князь Константин. Он был пьян, возбужден и нетерпелив.
О том, что произошло дальше рассказывать сложно. По-видимому,  Константин даже не смог как следует насладиться своей победой - Араужо, пребывающей в полуобморочном состоянии, не вызвала в нем особых желаний. Он быстро вышел из кабинета и удалился в свои апартаменты.
И тут произошла отвратительная оргия.  За своего хозяина принялись мстить сначала генерал Баур, затем адъютанты, Бухальский, наконец, лакеи и солдаты, бывшие на карауле при дворце...
Женщина давно лежала без сознания, и насильники опомнились только тогда, когда увидели, что она едва дышит. Кое как ее привели в чувство, одели, внесли в карету и отвезли к баронессе Моренгейм. На другой день несчастная скончалась...
Слухи о преступлении, в котором был замешан великий князь Константин Павлович, поползли по столице.  Подобного дикого происшествия никто не помнил, многие отказывались верить сплетням,  но скорые и тайные  похороны госпожи Араужо невольно подлили масла в огонь..
Императору Александру I чрезвычайно осторожно доложили  о происшедшем инциденте и неблаговидной роли во всей истории его младшего братца.  Император был возмущен и обескуражен.  Требовалось предпринять срочные меры и наказать виновных.  Но огласка скандала неизбежно влекла серьезные политические последствия, ведь в то время Константин являлся прямым наследником престола и обвинения его в смертоубийстве  могли нарушить всю династическую стабильность в государственной машине России.
Слухи о происшедшем дошли даже до Англии. Русский посол граф С.Р. Воронцов отписал из Лондона своему брату: “Императору следует наблюдать за своим семейством, потому, что если Константин не будет следовать примеру брата и не удалит всех негодяев, которые окружают цесаревича, то в государстве будут две партии: одна из людей хороших, а другая из людей безнравственных, а так как эти последние, по обыкновению, будут более деятельны, то они ниспровергнут и государя и государство”.
Сколь ни любил Александр I младшего брата, но был вынужден назначить строжайшее следствие. Замещенных в деле немедленно  посадили в крепость, а великий князь Константин оказался под домашним арестом.
Одновременно начались тайные переговоры с родственниками Араужо. Их доверительно убеждали: умершую, мол, все равно не воскресить, а изрядная денежная компенсация может в значительной мере утешить  горе несчастного вдовца и его близких.  Господин Араужо после недолгих размышлений согласился с предложением. 
Открытого скандала удалось избежать, но чтобы окончательно погасить нежелательные толки в столичном обществе, Александр I 30 марта 1802 года повелел напечатать и разослать по Петербургу особое объявление, из которого следовало, что преступление “оставлено в сомнении”, а великий князь и наследник престола Константин Павлович, вообще, к нему никакого касательства никогда и не имел.
 Однако, ни официальные доводы, ни увещевания императора  не показались убедительными  великой княгине Анне Федоровне, которая спустя месяц после этой грязной навсегда уехала из России. Официально было заявлено, что по ее собственному  показанию, она отлучилась от мужа "по неизлечимой болезни для жительства в уединении".
Перенесенные переживания и  семейные неурядицы  не отвратили великую княгиню от  русских: она сохранила православное  вероисповедание, живо интересовалась событиями, происходившими в России, переписывалась с князем Петром Андреевичем Вяземским, однако на неоднократные приглашения вернуться в Россию отвечала категорическим  отказом.
Ей было суждено прожить долгий век, пережить своего бывшего мужа, его братьев - императоров Александра I   и Николая  I, свою близкую подругу императрицу Елизавету Алексеевну  и большинство тех, кто окружал ее те пять лет, что она провела в стенах царского дворца в далекой заснеженной стране - России.  Умерла Анна Федоровна 15 мая 1860  года в Эльфенау, близ Берна.
                х х х
История о великой княгине Анне Федоровне будет неоконченной, если не коснуться хотя бы вкратце некоторых деталей  ее бракоразводного  процесса с великим князем Константином Павловичем.
Спустя два года после отъезда Анны Федоровны за границу  великий князь Константин предпринял первую попытку развода с женой.  Это желание было вызвано новой влюбленностью цесаревича в княжну Жанетту Антоновну  Четвертинскую, младшую сестру фаворитки Александра I Марии Антоновны Нарышкиной.
Между великим князем и Анной Федоровной началась переписка, касающаяся этого щепетильного вопроса. В одном из писем Константин убеждал бывшую супругу: "Вы пишите, что оставление вами меня через выезд в чужие края последовал потому, что мы не сходны друг с другом нравами, почему вы и любви своей ко мне оказывать не можете, но покорно прошу вас, для успокоения себя и меня в устроении жребия жизни нашей, все сии обстоятельства изобразить письменно и что, кроме сего, других причин вы не имеете, и то письмо с засвидетельствованием, что оно действительно вами писано и подписано рукою российского министра* или находящегося при нем священника, доставить к вашему покорному слуге Константину".
* Русского посланника.
Великая княгиня, по всей очевидности, не согласилась с таким предложением. Еще более сильное сопротивление встретил Константин Павлович в Петербурге у своих ближайших родственников. Александр I и вдовствующая императрица Мария Федоровна категорически возражали против бракоразводного процесса.
Мария Федоровна была в гневе от поведения сына. Спустя более полувека  Александр Герцен опубликовал любопытный исторический документ - письмо Марии Федоровны сыну. Вероятно, оно было написано на французском языке, но уже вскоре после того как адресат получил матушкино послание, неизвестно откуда взявшиеся копии письма на русском языке стали ходить по петербургским светским салонам. Текст письма попал практически во все книги о цесаревиче Константине Павловиче и событиях той эпохи. Императрица напоминала сыну, что он  уже согласился довольствоваться удалением своей жены и пребыванием ее у  родителей.
"А вас однакож я вижу обращающимся паки к сей пагубной и опасной мысли о разводе, - писала императрица. - Сим растворяются все раны сердца моего. Но при всем том, мой любезный К.П., несмотря на скорбь, которую я чувствую, занимаясь печальною сею мыслью, я изображу вам мое по сему предмету мнение, как оно мною видится, и, наконец, объявлю вам условия, на которых нежная моя к вам любовь может склонить меня заняться мыслью о вашем разводе".
Высказав вначале  общие доводы государственного и нравственного порядка о вреде публичного бракоразводного процесса, императрица переходит к рассмотрению личных отношений между супругами, и, что редко бывает в семейных  конфликтах, решительно берет сторону невестки: "Обратитесь к самому себе, - пишет она, - и вопросите совесть свою, оправдает ли она ветреность, горячность, вспыльчивость при начале несогласия между вами и великой княгиней существующего, оказанные вами, вопреки сильнейших моих представлений при возвращении вашем из инспекции в последнюю осень царствования покойного отца вашего, когда я в присутствии брата вашего просила, умоляла вас жить в супружеском с женою дружелюбии, а вы противу всех стараний матери вашей остались непреклонны. Спросите, говорю я, -  сами у себя: укоризны сердца вашего дозволяют ли вам помышлять о разводе?"
Константин был вынужден отвечать матери, "что принадлежит до развода - молчу и повинуюся, каков есть долг мой".
Спустя несколько лет он даже пытается наладить отношения с Анной Федоровной. Во время своих поездок в Европу Константин Павлович неоднократно встречался со своей супругой. По словам историка Е.П. Карновича, возвращаясь в 1811 году из Франции, он специально приехал к великой княгине, чтобы убедить ее вернуться в Россию, выражая надежду, что их потомство будет на престоле. Анна Федоровна решительно отвергла предложение мужа, сославшись на "обязанности, которые должны были удержать ее навсегда за границей".  Что подразумевалось под этими "обязанностями"  историк не уточнял. Может быть, великая княгиня, наконец, обрела душевный покой и счастье, которое не мог дать ей бывший супруг?
Вопрос о разводе вновь возник в 1819 году, когда великий князь Константин Павлович решил жениться на польской графине Иоанне Грудзинской.
Это был первый случай расторжения брачного союза в русском царском семействе. Петр Великий, разлучившись со своей первой супругой, не счел необходимым утруждать себя юридическими формальностями и разрешением церковных властей на развод. Он решил вопрос, насильно заточив ее в монастырь. Больше подобных инцидентов в царствующей династии не отмечалось. Тем не менее, Александр I и Святейший  Синод решились удовлетворить требование великого князя.
Александр I, всегда с большой симпатией относившийся к Анне Федоровне,  решил предупредить ее о своем решении и 6 января 1820 года написал трогательное письмо: "Оставаясь верным обещанию, которое я дал вам, мой дорогой друг, в наше последнее свидание, беру перо, чтобы сказать вам, что брат мой год тому назад отсрочил развод только по поводу смерти моей сестры (4), намерения же своего не оставлял никогда.  Он приезжал на очень короткое время в Петербург(5), чтобы возобновить это дело, и предоставил официальное письмо с просьбой о разводе. Оно написано с полной искренностью. В виде причины развода мой брат выставляет единственно ваше удаление от него, в котором, по состоянию вашего здоровья, вы живете вот уже 19 лет, а также заявление ваше, вами сделанное ему в Швейцарии в 1814 году, что, по тем же обстоятельствам, вы более никогда не намерены возвращаться в Россию. Согласно его желанию, письмо это должно было передать в Синод, который, внимательно рассмотрев дело, нашел, что по правилам нашей церкви нельзя признать существующим такой брачный союз, при котором супруги более 18 лет находятся в разлуке безо всякой надежды когда-либо соединиться. Из этого следовало, что просьбу о разлучении должно было принять и удовлетворить.
Я спешу, друг мой, известить вас об этом, чтобы вы приняли свои меры по отношению к родителям вашим, в том смысле, как мы с вами условились, то есть вы должны приготовить их к событию, сказав им, что со своей стороны также желаете и что вы говорили и писали мне в этом духе. У вас будет достаточно времени озаботиться этим, ибо до того, как постановления будут выработаны, утверждены, подписаны, а тем более обнародованы, наверное, пройдет недели три, а может, и более того.
Что касается до изложения этих постановлений, вы можете положиться на меня. Само собою разумеется, в них будет говориться о 19-летнем разлучении, в котором вы находитесь по причине вашего здоровья. Ваши доходы останутся неизменными, и я устрою при этом случае все, что касается ваших денежных дел в России так, как мы с вами условливались. Так как самого события нельзя было отвратить, то оно, по крайней мере, произойдет наилучшим из возможных способов, со всеми необходимыми предосторожностями. Воспрепятствовать ему было немыслимо; брат мой слишком желал свободы, а ваше 19-летнее отсутствие в связи с вашим решением не возвращаться в Россию давало ему слишком неоспоримые права, чтобы можно было отвергнуть его прощение. Я уверен, что, поразмыслив хорошенько обо всем, что я вам сейчас сказал, вы сами с этим согласитесь, Вы найдете также, что, в сущности, ваше положение мало изменяется и особенно, если вы будете во всех случаях, которые вам могут представиться, отвечать правду, то есть что вы сами желали развода. Что касается меня, дорогой друг, то вы можете быть уверенной, что решительно всегда и моя дружба, и мои отношения к вам остаются вечно неизменными.
Настоящее письмо посылаю с нарочным курьером; но, чтобы это не было слишком  явно, он передаст его г-ну Ханукову(6), который и перешлет его вам при верном случае, а курьер отправится далее в Гаагу и в Лондон. Когда недели через три от сего дня или через месяц все будет кончено, я отправлю курьера непосредственно к вам с официальным постановлением. Я смею надеяться, что вы  найдете его составленным в желанном духе.
Прощайте, дорогой друг, сохраните ко мне вашу давнюю дружбу и верьте в искреннюю привязанность к вам. Тысячу раз выражаю уважение вашей матушке герцогине, Софье и вашей невестке, так же как и мою дружбу вашему брату(7).
P.S. Все дело велось в тайне и никому не будет известно до окончательного его утверждения".
20 марта 1820 года появился высочайший манифест, которым объявлялось, что цесаревич Константин Павлович принесенною императрице Марии Федоровне и государю просьбою "обратил внимание на домашнее его положение в долговременном отсутствии супруги его великой княгини Анны Федоровны, которая еще в 1801 году,  удалясь в чужие края по крайне расстроенному состоянию ее здоровья, как доныне к нему не возвращалась, так и впредь, по личному ее объявлению, возвратиться в Россию не может, и вследствие сего изъявил желание, чтобы брак его с ней был расторжен...
... Из всех сих обстоятельств усмотрели мы, что бесплодное было бы усилие удерживать в составе императорской фамилии брачный союз четы, 19-й год уже разлученной без всякой надежды быть соединенною, а потому, изъявив соизволение наше, по точной силе церковных узаконений, на проведение вышеизложенного постановления Святейшего Синода в действие - повелеваем: повсюду признавать оное в свойственной ему силе".
12 мая 1820 года великий князь Константин Павлович вступил в морганатический брак с графиней Грудзинской, получившей титул княгини Лович. Следствием этого брака стал отказ Константина от прав наследования русского престола в пользу своего младшего брата Николая Павловича. Однако  известно  об этом решении цесаревича было всего нескольким высшим сановникам, что явилось причиной двухнедельного междуцарствования и восстания декабристов, случившихся  после  смерти императора Александра I в 1825 году.

1. Грудзинская Иоанна (1795-1831), графиня, морганатическая супруга великого князя Константина Павловича, после брака получила титул княгини Лович.
2. Елизавета Маврикиевна (1865-1927), великая княгиня, жена великого князя Конатантина Константиновича.
Елизавета Федоровна  (1864-1918), великая княгиня, урожденная принцесса
Гессен-Дармштадтская, жена великого князя Сергея Александровича. Старшая
сестра императрицы Александры Федоровны. Основательница Марфо-
Мариинской обители в Москве. Убита большевиками 18 июля 1918 г. под
Алапаевском.
Мария Павловна (1854-1920), великая княгиня,
урожденная принцесса Мекленбург-Шверинская, жена великого князя
Владимира Александровича.

3.Екатерина Павловна - (1788-1818), великая княгиня, младшая сестра Александра I. В первом браке за Петром-Фридрихом-Георгием принцем Ольденбургским (1809), во втором за Фридрихом-Вильгельмом королем Вюртембергским (1816).
5. Великий князь Константин Павлович с 1814 года был назначен главнокомандующим польской армией  и постоянно проживал в Варшаве.
6. Русский посланник в Дрездене
7. Леопольд герцог Саксен-Заальфельд-Кобургский (1790-1865), с 1831 года король Бельгии, младший брат великой княгини Анны Федоровны.


ПИСЬМО ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕДОРОВНЫ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ КОНСТАНТИНУ ПАВЛОВИЧУ. 1803 год.
"Легко вам будет поверить, мой любезный сын Константин Павлович, сколь глубоко огорчилась я, читая письмо ваше, если вы вспомните содержание оного, которое писала  к вам прошедшего года с изображением душевного смущения и скорби моей, также и моего желания; тогдашним ответом вашим, ныне вновь мною прочтенным, вы меня в опасениях моих не успокоили. В соответствие писания матери вашей вы начертали в нем самые сии слова, кои из письма вашего выписываю: что принадлежит до развода молчу  повинуюсь, таков есть долг мой. Вы тогда довольствовались удалением жены вашей и пребыванием ее у своих родителей. Ничто с того времени не переменилось, а вас однакож я вижу обращающимся паки к сей пагубной и опасной мысли о разводе. Сим растворяются все раны сердца моего. Но при всем том, мой любезный К.П., несмотря на скорбь, которую я чувствую, занимаясь печальною сею мыслью, я изображу вам мое по сему предмету мнение, как оно мною видится, и, наконец, объявлю вам условия, на которых нежная моя к вам любовь может склонить меня заняться мыслью о вашем разводе.
При самом начале приведу я вам на память пагубные последствия для общественных нравов, также и огорчительный и для всей нации опасный соблазн произойти от того долженствующий, ибо по разрушению брака вашего последнейший крестьянин, отдаленейшей губернии, не слыша более имени великой княгини при церковных молебствиях провозглашаемого, известится о разводе вашем. Его почтение к таинству брака и к самой вере поколеблется; тем паче, что с ним неудобно войти в исследование причин, возмогших подать к тому повод. Он предположит, что вера для императорской фамилии менее священна, нежели для них, а такового мнения довольно, чтоб отвратить сердца и умы подданных от государя и всего императорского дома. Сколь ужасно вымолвить, что соблазн сей произойдет от императорского брата, обязанного быть для подданных образцом добродетелей! Нравы, уже и без того растленные, испорченные, придут еще в вящее развращение через пагубный пример стоящего при самых ступенях престола, занимающего первое по Государю место. Поверьте мне, любезный К.П. единою прелестию неизменяющейся добродетели можем мы внушить народам сие о нашем превосходстве уверение, которое обще с чувствованием благоговейного почитания утверждает спокойствие в империи. При малейшем же хотя в одной черте сей добродетели нарушении, общее мнение ниспровергается, почтение к Государю и к Его роду погибает, беспорядки, в царском доме происходящие, разглашаются, любовь подданных погасает и престол потрясается. Ваше место обязывает вас полным самого себя пожертвованием для государства, коего польза и все превышающий непреложный долг созидать благо оного возбраняет чисто, подобно вам, вышнюю степень в империи занимающему, утешения, всем без изъятия членам общества дозволяемые - нам же, дабы несодеяться чрез пример наш опасными, отказанные. Сих размышлений в отношении их к пользе государственной, достаточно было на то, чтобы откинуть и самую возможность вашего развода.
Но из-за сего обратитесь к самому себе и вопросите совесть свою, оправдает ли она ветреность, горячность, вспыльчивость при начале несогласия между вами и великой княгиней существующего, оказанные вами, вопреки сильнейших моих представлений при возвращении вашем из инспекции в последнюю осень царствования покойного отца вашего, когда я в присутствии брата вашего просила, умоляла вас жить в супружеском с женою дружелюбии, а вы противу всех стараний матери вашей остались непреклонны. Спросите, говорю я, -  сами у себя: укоризны сердца вашего дозволяют ли вам помышлять о разводе? Углубитесь в те важные рассуждения, которые я вам представила и взвести их, рассмотрите в подробности их следствия и потом ответствуйте сами себе, с правотой совести, - строгий вы там отчет высшему существу дать долженствуете, - ответствуйте, какая причина побуждает вас желать обнародования развода; тогда когда оный с согласия вашего брата и с моего в тайне почти существует чрез отлучение от вас великой княгини, с которою вы уже никакого сношения не имеете?
Но при сем вещей положении мы по крайней мере, до сих пор избегали явного соблазна. Почто же идти дальше, когда все выше приведенные доводы и внутреннее чувствование совести вам упрекающей, налагает на вас непреложный долг довольствоваться настоящим положением? Отвечайте себе с искренностью на вопрос сей!
Не выдавайте мне, любезный мой Константин Павлович, за истинную, - суетную сию причину, будто вы думаете, что честь ваша требует разрушения вашего союза, ибо я вам со всею публикою ответствовать буду, что чрез сие оскорблена бы была добрая слава той, которая носит  имя ваше, что было бы не простительно и сверх того, явно показав себя легкомысленным и равнодушным на счет репутации жены своей, как вы то сделали, говоря об ней в передней комнате отца вашего, в чем и сами мне признались.
После сего уже не можно толь скоропостижно переменить ваш образ мыслей без того, чтобы не подвергнуть себя посмеянию, или не заставить сомневаться в вашей правдивости; ибо никто вами убежден не будет. Впрочем, поверьте мне, любезный мой Константин Павлович, не станем входить ни в какие рассматривания взаимного поведения и предадим его забвению.
Последним письмом вашим, которое я несколько раз перечитывала, вы испрашиваете моего на развод ваш с супругою согласия, утверждаете желание свое на том, что здоровье ваше будто бы в упадок приходящее, того требует. И так я должна предполагать, что здоровье ваше паче всего заставляет вас желать сего пагубного развода и что вы хотите, положа конец вашему теперешнему состоянию, отстать от зловредных ваших обычаев. Буде подлинно вы сим побуждаемы, и если строго испытав себя, не смотря на всю силу и важность моих представлений, вы скажете мне, что желаете развода с тем единственно, чтобы опять жениться и примером беспорочного и счастливого союза загладить соблазн, разрушением первого брака причиненный, тогда хотя и останется навсегда в сердце моем чувствование скорби, сею жестокою необходимостью в нем произведенное; но в том одном и единственном случае дозволяю я рассматривание сего предмета, когда вы предварительно и с непременностью определите выбор, вас достойный, дабы учинить оный соответственно рождению вашему. Поезжайте в чужие края; в пребывание вашем у разных дворов владетельных князей Германии изберите себе невесту, во всех отношениях вам достойную. Как скоро утвердитесь в вашем выборе и получите от императора и от меня дозволение, тогда на развод ваш я изъявлю свое согласие; на сем только условии признаю я возможность онаго - когда выбор ваш утвержден будет, ибо соблазн в туже минуту должен быть заглажен новым союзом, но союзом соответственным законам, почитаемым от особ, вам подобным, кои обязаны избирать в супруги породою себе равных.
Не изречение развода возвратить вам здоровье, но житие порядочное и союз, законом одобряемый. И так повторяю вам, любезный мой Константин Павлович, что на сем токмо одном и единственном условии вы можете получить от меня дозволение. Молодой человек лет ваших смотрит токмо на настоящую минуту; но та, от которой вы жизнь приняли, которая есть и всегда будет лучшим вашим другом, за вас простирает взор свой в будущее, и хочет спасти вас от раскаяния и несчастия. и отняв у вас и у потомства вашего возможность порицать тех, кому провидение вверило старания о благе вашем. О, великий боже! кто паче матери имеет долг пещись об оном! вот мои намерения, мой любезный Константин Павлович, они непоколебимы: все совокупно должности мои чинят оныя навсегда непременными, ибо они основаны на обязанностях моих к государству, драгоценнейшему праху покойного отца вашего и к самим вам. Соблюдать их наисвятейше обещаюсь пред вами и пред моей совестью.
Мария.

(Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне.  London. 1859. Кн.1. С.3-8.)

Библиография:
Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне.  London, 1859.
Карнович Е.П. Цесаревич Константин Павлович. М., 1995.
Русский биографический словарь СПб. 1900. Т. 2.
Тайны царского двора. Из записок фрейлин. М.,1997.




                ПТИЧКА
 

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА (1798-1860), императрица, урожденная принцесса Шарлотта-Каролина Прусская. С 1817 г. в браке с великим князем Николаем Павловичем( впоследствии император Николай I).
Дети: Александр, (1818-1881), Мария (1819-1879), Ольга (1822-1892), Александра (1825-1855), Константин (1827-1892), Николай (1831-1894), Михаил (1832-1909).
            

 Жила-была принцесса. И были у нее, как у всех принцесс на свете, отец - король и мать - самая настоящая  королева... Сколько сказок о прекрасных юных принцессах начинаются этими словами. И в каждой, даже самой печальной, обязательно торжествует добро и справедливость, рассеиваются чары злых колдунов,  воздается за верность  и  любовь.  Но далеко не всегда в реальной жизни лучший жребий выпадает красавицам, примеряющим бриллиантовые короны.
Дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III родилась в 1798 году в Берлине.  Конечно, “времена не выбирают - в них живут и умирают”, но, скажем откровенно, королева Луиза выбрала очень тревожное время, чтобы произвести на свет маленькую принцессу Луизу-Шарлотту: в Европе вовсю уже разгорался большой пожар, начавшийся с маленькой свечки - взятия Бастилии.   
Впрочем, королева Луиза была, по общему мнению, единственным мужчиной в семействе прусского короля, и при случае,  могла верхом на лошади объехать войска, чтобы воодушевить солдат на битву. Однако для победы в войне с Наполеоном требовались более убедительные аргументы,  и  прусский король  умолял  императора Александра I как можно скорее выступить против «корсиканского чудовища». 
10 августа 1805 года русская гвардия вышла в поход из Петербурга для соединения с австрийской армией. Война началась, но Пруссия, которая до этого всячески торопила русских, теперь не спешила принимать в ней участие, объявив о нейтралитете.
Армия форсированным маршем шла навстречу французам, но одного только желания водворить европейский мир русскими штыками оказалось недостаточно, что и доказал император Наполеон, блестяще обыграв в дебюте сложной шахматной партии сразу двух императоров: австрийского Франца и русского Александра I. Сначала французы разгромили австрийские войска генерала Мака, а затем поставили  мат под Аустерлицем русской армии.
Берлин был взят французскими войсками, и прусский король сполна испытал, как плохо быть побежденным,  даже блюдя нейтралитет.  Признанная красавица прусская королева Луиза в интимной обстановке пыталась уговорить  Наполеона смягчить условия капитуляции. Бонапарт - мужчина и корсиканец,  был  очарован прелестями прусской королевы, но  на политические уступки не пошел.
Беда не приходит одна:  Шарлотте не исполнилось и двенадцати лет, когда она осиротела - в 1810 году неожиданно от тифа умирает мать девочки.  Но все в жизни меняется, и самое большое горе со временем становится лишь горьким воспоминанием...
                х х х
Однако поражение под Аустерлицем оказалось вовсе не матом, а всего лишь шахом, а  в шахматной партии за дебютом еще следует миттельшпиль и завершает ее эндшпиль. Так вот, после бородинского миттельшпиля последовал закономерный эндшпиль, и Наполеон сдал фигуры в том самом Париже, откуда все и начиналось. Как говорят теперь остроумные французы, на каждый Аустерлиц  есть свое Ватерлоо...(1)
Поприсутствовать на триумфе русских войск в Париже к своему старшему брату Александру I отправился великий князь Николай Павлович, которому шел восемнадцатый год.
Природа не поскупилась создавая Николая: высокий, сильный, красивый, он был наделен ясным умом и острой сообразительностью.  В то же время он казался замкнутым и уж совсем не таким любезным, как брат Александр, сумевший обворожить всех европейских дам. 
С годами многие хорошие качества его души оказались тушированы внешними обстоятельствами - лестью и угодничеством окружающих,  подозрительностью, страхом перед возможным предательством близких людей.  Причин для таких опасений у него хватало: перед глазами всегда висел  портрет отца - незадачливого императора Павла I; да и обстоятельства вступления на трон и бунт на Сенатской площади долго не давали ему покоя.
А пока старшие братья - император Александр I и цесаревич Константин добродушно подтрунивали над Николаем, называя его  “добрый малый”, и снисходительно прощали ошибки в учебе, полагая,  что для дальнейшей военной службы, к которой готовился Николай, это обстоятельство особо не повредит.
Домой из Парижа великий князь ехал через Берлин. Здесь то и состоялась первая встреча молодого великого князя и прусской принцессы. Долговязый, худой, хмурый юноша вдруг почувствовал женский взгляд, в котором светилась нежность, участие и что-то необъяснимое даже для поэтов, что заставляет настоящих  мужчин бросать все на свете, ради той одной и единственной. Наверное, это была их первая любовь.
Спорить не приходится: браки совершаются на небесах, но знакомятся, женятся, рожают детей и умирают люди все-таки здесь - на грешной земле.  И очень многие возвышенные и романтические вещи объясняются просто и банально. Неожиданно, влюбленность молодых людей оказалась весьма сильной картой в политических играх Александра I, решившего  их браком, укрепить русско-прусский союз, давший по разным причинам трещины.  Будь необходимость искать союз с Францией или Англией, может статься, Александр уговорил бы младшего брата изменить свое решение.
              х х х
Как бы то ни было, в июне 1817 года Шарлотта приехала в Россию невестой великого князя Николая, а спустя три недели 1 июля состоялось бракосочетание. Перед этим Шарлотта перешла в православие и приняла имя Александры Федоровны.
“Я почувствовала себя очень, очень счастливой, когда руки наши, наконец, соединились; с полным доверием  отдавала я свою жизнь в руки моего Николая, и он никогда не обманул этой надежды!”, - писала в своих чрезвычайно интересных записках Александра Федоровна.
Кстати, Александр Сергеевич Пушкин прослышав,  об этих записках очень беспокоился: дойдут ли они до потомства. Слава Богу, - дошли, и мы можем  не только узнать многое о событиях в семье Николая и Александры, но и признать явный литературный талант, наблюдательность и остроумие их автора.
Вот, например, как Александра  описывает свой первый выход в высший петербургский свет: “Только что я уселась перед зеркалом, чтобы заняться туалетом, как вошла ко мне без церемоний какая-то пожилая женщина и промолвила по-немецки: “Вы сильно загорели, я пришлю вам огуречную воду умыться вечером”...
Так как фургоны с моей кладью еще не прибыли, то мне пришлось явиться на большой обед в закрытом платье, весьма, впрочем, изящном, из белого гроденапля, отделанного блондами, и в хорошенькой маленькой шляпке из белого крепа с султаном из перьев марабу. То была самая новейшая парижская мода...
 Сколько раз впоследствии мне говорили о моем первом появлении; юную принцессу осматривали с головы до ног и нашли, по-видимому, не столь красивой, как предполагали; но все любовались моей ножкой, моей легкостью походки, благодаря чему меня даже прозвали “птичкой”.
Они были молоды, влюблены, счастливы. И как положено в таких случаях 17 апреля 1818 года в 11 часов утра в их апартаментах раздался детский писк. “Никс поцеловал меня и плакал, и мы поблагодарили Бога вместе, не зная даже еще, послал ли Он нам сына или дочь, но тут подошла к нам Maman и сказала “Это сын”. Мы почувствовали себя еще более счастливыми при этом известии, но помнится мне, что я ощутила нечто важное и грустное при мысли, что этому маленькому существу предстоит некогда сделаться Императором.”
Материнское предчувствие не обмануло молодую мать: родившийся сын станет замечательным русским императором Александром II Освободителем и будет убит кучкой полубезумных террористов...(2)
Но пока жизнь шла своим чередом - балы, приемы, воспитание детей; всего Александра Федоровна родила семерых: трех дочерей и четырех сыновей. Средь мирного домашнего бытия  лишь один раз на  счастливый семейный небосклон  набежало облачко тревоги и сомнений.  Случилось это летом 1819 года в Красном Селе, когда император Александр I довольно туманно поведал брату и невестке, о том что в будущем им предстоит царствовать, так как второй брат - отказывается от престола.
Сам впоследствии Николай подробно описал этот разговор и свою реакцию на ошеломляющую новость: “Мы были поражены как громом. В слезах, рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец Государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельской, ему одному свойственной ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной”.
                х х х
Не ведает смертный, что завтрашний день ему готовит - и в том его великое счастье! Миновало не десять лет, а чуть более половины срока отмеренного императором, как в каком-то провинциальном, Богом забытым Таганроге 19 ноября 1825 года неожиданно умирает русский царь Александр I.
Большой бедой извечно было на Руси  междуцарствие, и на этот раз привело оно  к восстанию декабристов на Сенатской площади. Хронология событий декабря 1825 года изучена по часам, и можно с уверенностью сказать, что только решительность Николая спасла Россию от очередного русского бунта, бессмысленного и беспощадного...
Александра с детьми находилась в Зимнем дворце, каждую минуту ожидая известий. Потом будет суд над декабристами, и она, узнав, что жены некоторых из них едут в Сибирь, задумчиво произнесла: “На их месте я поступила бы так же”.
Наступило царствование Николая I. Все тридцать лет, которые он пробыл на престоле,  Николай  искренно желал блага России. Он был неутомимый труженик, по 18 часов работавший над документами. “Раб своих монарших обязанностей”, - говорил об императоре его ближайший сподвижник граф А.Х. Бенкендорф. Николай хотел сделать для России многое: облегчить участь крестьян, создать сильную армию и флот, проложить шоссе и железные дороги. Увы, далеко не все мог сделать в родном Отечестве даже абсолютный монарх. Казнокрадство, коррупция, всеобщая лень, пьянство, нежелание принимать решения, инертность и склонность к отвлеченным философствованиям чаще всего обрекали его начинания на неудачу. Возможно, России  был необходим новый Петр Великий, а он был Николай I.
                х х х
Русский двор считался самым блестящим в Европе. Торжества в Зимнем дворце с сотнями гостей, где изысканные туалеты и бриллиантовые украшения дам соседствовали с расшитыми позументом мундирами офицеров и камергеров. Николай I  считал, что престиж императорского двора синоним престижу всего государства, и не жалел средств на приобретение произведений искусства, возведение новых дворцов и храмов. И в этом вопросе он находил полное понимание жены.  Александра Федоровна была для мужа “прелестной птичкой в золотой клетке”, которую нужно холить, любить, баловать.
Любимым семейным дворцом у них был Аничков дворец, подаренный Николаю и Александре еще императором Александром I к свадьбе. О жизни здесь рассказывала в воспоминаниях средняя дочь Ольга, ставшая королевой Вюртембергской: “Мама любила одеваться в светлое, по утрам же всегда в белый вышитый перкаль с душегрейкой из кашемира или бархата. Я не помню ее иначе как веселой, доброй и всегда в одинаковом настроении. Ей не надо было ни под кого подлаживаться, ничего прятать. В прелести и простоте своего существа она была недоступна ничему злому...
В ее личности было что-то обезоруживающее. Окруженная роскошью, она никогда не позволила бы себе подпасть под влияние чрезмерной элегантности или пышности. Ее единственной искренней потребностью, которую она себе разрешала, было то, что время от времени ей приносили и затем меняли картины из Эрмитажа”.
                х х х
Николай и Александра прожили вместе 38 лет. Прощальные слова Николая I на смертном одре говорят о многом: “С первого дня, как я увидел тебя, я знал, что ты добрый гений моей жизни”... Она ушла из жизни пять лет спустя, 20 октября 1860 года.
Любовь, дружная семья, чудо рождения ребенка - вечные ценности, имя которым - простое человеческое счастье. Счастливыми люди могут быть и в царском дворце, и нищей лачуге, но, увы,  встречаются они в этом мире почему-то очень редко...               

1. В битве под Ватерлоо 18 июня  1815 г. армия Наполеона потерпела сокрушительное поражение от союзных англо-прусских войск.
2. Александр II Николаевич (1818-1881), русский император с 1855 г.  Убит террористами 1 марта 1881 г.
Литература:
Гершензон М.О. Эпоха Николая I. М., 1910.
Крылов-Толстикович А. Птичка.// Новая Юность. №3. 2001.
 Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000.
Николай  I и его время. М., 2000.
Шильдер Н.К. Николай I. М., 1997.















УМОМ РОССИЮ НЕ ПОНЯТЬ...

                ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ЕЛЕНА ПАВЛОВНА
ЕЛЕНА ПАВЛОВНА  (28. 12. 1806 / 09.01. 1807 - 09.01. 1873*), великая княгиня, урожденная принцесса Фредерика-Шарлотта-Мария Вюртембергская. Дочь принца Павла-Карла-Фридриха-Августа Вюртембергского (1785-1852) и принцессы Екатерины- Шарлотты, урожденной принцессы Саксен-Альтенбургской ( 1787-1848). С 8. 02. 1824 г. в браке с великим князем Михаилом Павловичем.  Дети: Мария (1825-1846); Елисавета (1826-1845), в замужестве - герцогиня  Нассауская; Екатерина (1827-1894), в замужестве - герцогиня Мекленбург-Стрелицкая; Александра (1831-1832); Анна (1834-1836).
* Дата указаны по юлианскому календарю.

Долгие десятилетия  имя великой княгини Елены Павловны не упоминалось в школьных учебниках истории, об этой замечательной женщине  не было  написано романов и серьезных научных трудов. Но время, - самый строгий экзаменатор хрестоматийных авторитетов, неизбежно ставит все по местам,  ниспровергая ложных кумиров и воздавая должное подлинным героям.
Иностранка по происхождению, прожившая большую часть жизни в непростой обстановке русской действительности, интриг императорского двора, она сумела развить в  своей душе чувство любви к русскому народу,  сознание  гражданской ответственности перед его судьбой.
Самообладание, стойкость в испытаниях и  разочарованиях, неизбежных в жизни каждого человека,  умение преодолевать усталость и сомнения при достижении намеченной цели всегда считались признаком сильного характера. И если цель - благородна, а стремление достичь ее,  основывается на чувстве  любви к ближнему, принципах гуманизма, верности гражданскому долгу, то речь идет о личности с высоким нравственным характером. Именно таким характером обладала великая княгиня Елена Павловна, ставшая одним из ярких представителей либерально-реформистского движения в России в 60-х годах XIX века.

                х х х
Дочь вюртембергского принца Павла-Карла-Фридриха-Августа  и его жены принцессы  Шарлотты Саксен-Альтенбургской родилась в Штудгарте в ясный морозный день 9 января 1807 года.  (28 декабря 1806 года по юлианскому летоисчислению).
Прошло чуть более года как отец принца - герцог Фридрих, волею "создателя королей" императора Наполеона, примерил новую корону, и стал  первым королем Вюртемберга.  Вюртембергская династия находилась в тесном родстве с русским царствующим  домом: вдовствующая императрица Мария Федоровна приходилась родной сестрой нового короля и тетушкой принца Павла-Карла-Фридриха..
Столь близкое родство не помешало 16-ти тысячному корпусу короля Фридриха I выступить летом 1812 года в составе французской армии  в поход на Москву. Но военная удача уже отвернулась от Наполеона, а зима и голод довершили разгром  прежде непобедимых полков французского императора. Из вюртембергского корпуса на родину вернулось  всего  нескольких сотен искалеченных, израненных солдат.
После бурных событии, связанных с бегством Наполеона с острова Эльбы и последующим Ватерлоо,  Европа, наконец, ощутила всю прелесть мирной жизни.  Политическая карта континента заметно изменилась и государства, восстановив, наконец, внешнеполитическую стабильность, занялись своими внутренними проблемами, постепенно залечивая полученные экономические  и демографические раны.
 В  Вюртембергском королевстве произошла смена монарха.   В 1816 году король Фридрих умер и отцовский престол перешел его старшему сыну Вильгельму I.
 Принц  Павел-Карл- Фридрих, слывший за  человека умного, но обладающего на редкость  беспокойным характером,  не мог ужиться со своим братом-королем, и после крупной ссоры, он навсегда покидает родину и  переселяется в Париж.
Десятилетнюю принцессу отдают в аристократический пансион госпожи Кампан, известный систематическим и разумным воспитанием и высоким профессионализмом  преподавателей.  Здесь Фредерика-Шарлотта близко подружилась  с обучавшимися в пансионе сестрами  графинями Вальтер, родственницами знаменитого зоолога Кювье.   Принц Вюртембергским вместе с дочерью часто посещал особняк ученого, с которым его связывало сходство интересов.  Павел-Карл, подобно Кювье, был страстный натуралист, много путешествовал по миру.  Но, маститый, энциклопедически образованный ученый, с удовольствием общается не только с аристократическим натуралистом, но и с его юной дочерью. Беседы с великим ученым, его рассказы и указания, прогулки с ним по аллеям парка, размышления о  явлениях природы стали хорошей школой для интеллектуального развития девушки. Покинув через четыре года Париж, она будет еще долго  вести с Кювье оживленную переписку.
                х х х

 Принцессе не исполнилось  еще шестнадцати лет, когда император Александр I письменно просил ее руки для своего брата великого князя Михаила Павловича.
Предложение было принято и 30 сентября 1823 года принцесса приехала в Россию. О необыкновенном впечатлении, произведенном девушкой на  русское высшее общество дают  понятие строки из письма Ю.А. Нелиденского-Мелецкого (1):  "Нареченная невеста великого князя Михаила Петровича на прошедшей неделе прибыла в Гатчину. Государыня Мария единогласна. Всех без изъятия она с первого глаза пленила!
Представь себе девицу шестнадцати лет, приехавшую к такому пышному двору,  каков наш, и к которой через полтора часа по выходе из кареты подводят одного за другим человек двести, с которыми она со всяким молвит по приличности каждого. Значительные имена  все у нее были затвержены, и, ни разу не замешкавшись, всякому все кстати сказала...
На границе казачья команда при встрече закричала "ура!" "Спасибо, ребята", - сказывают, она отвечала. И при этом случае кому-то у себя в карете сказала: "Я чувствую, что въезжаю в отечество". Умница редкая! Все в этом согласны. Но, говорят, кроме ума она имеет самый зрелый рассудок, и были примеры решительной ее твердости. И в 16 лет! И свет ей так мало знаком, что театр здесь в первый раз в жизни увидела. Воспитывалась в пансионе, потом жила в тишине у бабушки (2), и вдруг к большому двору, где приводят ее к толпе людей, которыя не только чтобы привести ее в замешательство, напротив, приведена ею в удивление и обворожена ее приветливостью! Это нечто чудесное!..
 Забыл было, а удержаться не могу, чтобы не написать. Сказавши казакам: "Спасибо, ребята", полковнику казачьему - "Пожалуйста, прикажите им прокричать, мне это любо!" Рассудите, как казаки дернули, как узнали, что полюбилось!!!"
Похожую  характеристику дает и сенатор, военный историк А. И. Михайловский-Данилевский (2): "Она, как феномен, обратила на себя единодушное внимание всех и более месяца составляла предмет общих разговоров; я не видел ни одного человека из представленных ей, который бы не отзывался с восхищением об уме ее, о сведениях ее и любезности. Не знаю, какова будет впоследствии судьба ее в России, но во время приезда ее в наше отечество зависти и злословия, избравшие предпочтительно пребывание свое при дворах, умолкли...
Она с представленными ей особами разговаривала о предметах или приятных для них, или составляющих их занятия; таким образом, с Карамзиным (3) говорила о русской истории, с Шишковым (4) о славянском языке, с генералами о сражениях и походах, в которых они находились или наиболее отличились. Видно было, что она приготовлялась к тому, что всякому из них говорить приличнее, но и самое сие приготовление доказывает ее благоразумие, что она старалась в новом отечестве своем снискать с первого шага повсеместную любовь. Смотря на нее, я воображал, что Екатерина II, вероятно, поступала таким же образом, когда привезена  была  ко двору Елизаветы Петровны".
Такое единодушие в оценке нового члена императорской фамилии было, действительно, делом чрезвычайно редким. Очарование юной принцессы оказалось так велико, что  злые языки были вынуждены замолчать. Но кроме девичьей грации и  любезности, Фредерика-Шарлотта проявляла вполне взрослую самостоятельность и, необыкновенную для девушки ее возраста, тонкость поведения. Еще по пути в Россию  будущая великая княгиня начала учиться русскому языку, взяв вместо учебника  тома "Истории Государства Российского" Николая Карамзина. Вероятно, у девушки была врожденная склонность к языкам -  вскоре она говорила по-русски почти без акцента, удивляя своих собеседников образными сравнениями и эпитетами.
5 декабря 1823 года принцесса была миропомазана и наречена великой княжной Еленой Павловной. На следующий день прошла церемония обручения. Жениху -  младшему сыну императора Павла I, великому  князю Михаилу Павловичу  шел двадцать пятый год.
Великий князь Михаил Павлович был личностью настолько неординарной и колоритной, что появление подобного характера, трудно даже вообразить в другое время и в иной стране.  В нем самым причудливым сочетались совершенно противоположные качества человеческой натуры: при  отсутствии глубокого образования, он слыл одним из самых остроумных людей  Петербурга; вспыльчивость и солдафонство маскировали его доброту и незлопамятность.
Остроты и каламбуры Михаила Павловича становились модными анекдотами, передаваемыми из уст в уста. За остроумную шутку, находчивый ответ валкий князь  был готов простить любую провинность. Однажды он задержал на улице офицера, одетого не по форме, и велел ему сесть к себе в сани, чтобы лично доставить виновного на гауптвахту. Офицер, садясь, задел великого князя  шпагой. Михаил рассердился: "Дурак, и садиться-то не умеешь!"
Офицер быстро нашелся, вспомнив старую русскую пословицу: "Не в свои сани не садись, Ваше Высочество".
Великий князь пришел в восторг, рассмеялся и отпустил офицера.
Сын своего отца, усвоивший его увлечения внешней стороной военной службы, обожавший порядок и дисциплину, великий князь Михаил Павлович одновременно был неумолимый  служака самого крайне мелочного, формального типа  и человеком с добрым, отзывчивым сердцем.  "Суровость его лица и взгляда из-под нахмуренных бровей - говорится в записках князя А.К. Имеретинского, - резкая манера выговаривать и неумеренная строгость взысканий за маловажные проступки - все это было вынуждено, ненормально и свойственно только видимому, а не истинному характеру Михаила Павловича".
          х х х
Бракосочетание великого князя Михаила и принцессы Фредерики-Шарлотты состоялось 8 февраля 1824 года. В отличие от свадеб других членов дома Романовых,  на этот раз из-за болезни императора Александра I, пышных торжеств  и церемоний не было.  Во время военных маневров царь получили удар по левой  ноге копытом лошади. Рана осложнилась рожистым воспалением, началась горячка, и врачи всерьез опасались за жизнь государя. Однако постепенно дело пошло на поправку, но ходить Александр еще не мог. По этой причине в смежной с кабинетом императора секретарской комнате была поставлена походная церковь, в которой и прошло бракосочетание. Во время церковной службы Александр I сидел в вольтеровском кресле в дверях кабинета за занавесом.
Молодые супруги были довольны, что печальные обстоятельства уберегли их от  утомительных свадебных церемоний.  С первых дней совместной жизни они, несмотря на разность характеров, темпераментов, образования, почувствовали искреннее и глубокое чувство друг к другу.
Огромного роста, рыжий, плотный, несколько сутуловатый, с проницательными голубыми глазами,  великий князь Михаил Павлович,  казалось,  совершенно не гармонировал рядом со своей грациозной супругой. Но все окружающие ощущали нежную влюбленность этого грубоватого и сильного человека в его подругу, его неподдельное восхищение ее умом и талантами. Поэтическая, возвышенная натура великой княгини смягчала  суровость супруга, точно так же, как и он бережно защищал ее от холодной и жестокой реальности обыденной жизни.
 х х х
 Выдающиеся свойства ума и тонкая  тактичность великой княгини Елены Павловны, выразились в умение ставить себя в положение ближних, уважении  интересов других людей, способности творить добро с чарующей простотой, уничтожавшей светскую условность парадных отношений. "Если призвание женщины в жизни состоит в том, чтобы иногда исцелять, часто помогать и всегда утешать, то Елена Павловна осуществила его вполне и в самых широких размерах, писал в биографическом очерке о великой княгине известный юрист А.Ф. Кони.-  Она сделала все, что только было в ее силах для исцеления русского народа от язвы узаконенного рабства, - она твердо и настойчиво поддерживала лучших людей своего времени в их лучших стремлениях,-  и умела утешать их в минуты горечи и скорби".
Другой известный политический деятель  граф П.Д. Киселев (6) в 1861 году набросал  яркий  портрет великой княгини: "Это женщина с обширным умом и превосходным сердцем. На ее дружбу вполне можно положиться, если она раз удостоит ею. Воспитанная под надзором Кювье, друга ее отца, принца Карла Вюртембергского, она сохранила воспоминания о всем, что видела и слышала в своей молодости. Выданная весьма молодой замуж, она не переставала изучать науки и быть в сношениях со знаменитостями, которые приезжали в Петербург или которых она встречала во время своих путешествий заграницей или внутри России. Разговор ее с людьми сколько-нибудь замечательными никогда не был пустым или вздорным: она обращалась к ним с вопросами, полными ума и приличия, вопросами, которые просвещали ее и льстили ее собеседнику... Император Николай Павлович говорил мне однажды: "Елена - это ученый нашего семейства; я к ней отсылаю европейских путешественников. В последний раз это был Кюстин (7), который завел со мной разговор об истории православной церкви; я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему более, чем он сам знает. Притом же я не хотел продолжать разговор с человеком, которого я видел в первый раз и который, конечно, напечатает по-своему отчет об этом разговоре".
У великой княгини много противников в петербургском обществе. Причина тому – превосходство ее ума и ее обращения, в котором она не допускает излишней фамильярности.  Она поддерживает свое достоинство без всякой натянутости, но с глубоким сознанием долга, который возлагает на нее ее положение и который она обязана исполнять.
Великая княгиня издерживает свои доходы широко и щедро. Дом ее устроен во всех подробностях по-царски. Вечера и обеды, которые она дает, не оставляют ничего желать в отношении устройства и даже иногда роскоши. Приглашаемые не всегда принадлежат к высшим слоям общества: в этих приглашениях принимаются во внимание личные достоинства…»
Действительно, наряду с  блестящими празднествами, отличавшихся особым вкусом и оригинальностью, великая княгиня умела создать теплую, дружескую атмосферу, в  которой могла встречаться с интересовавшими ее людьми. В гостиной великой княгини  встречали  внимательный и дружелюбный  прием ученые, политические деятели, путешественники, военачальники.  Она никогда не замыкалась в узком кружке приближенных придворных, признавая, что "маленький кружок, который, приносит великий вред: он суживает горизонт и развивает предрассудки, заменяя твердость воли упрямством. Сердцу нужно общение только с друзьями, но ум требует новых начал, противоречия, знакомства с тем, что делается за стенами нашего дома".
Елена Павловна живо интересовалась новыми открытиями тогдашней науки, часто оказывая помощь своим авторитетом, содействием и материальной поддержкой. Ее живо занимала деятельность университета, Академии наук, Вольного Экономического общества. Она имела долгие беседы с академиком Константином Ивановичем Арсеньевым, желая ближе познакомиться с историей и статистикой России; вела богословские разговоры с архиепископом херсонским Иннокентием, который  был "удивлен и почти унижен" тем,  что великая княгиня поставила его в тупик своими вопросами по истории православия.  Она предлагает  известным историкам заняться  фундаментальным исследование о началах представительных учреждений в России и финансирует этот проект.
Великой княгине  доставляло истинную радость, по ее выражению, "подвязывать крылья" начинающим музыкантам, художникам, поддерживать уже развившийся талант. Благодаря материальной помощи Елены Павловны стало возможным перевести из Италии в Россию творение художника Александра  Иванову картину "Явление Христа народу" и  изготовление фотографических снимков с нее.  Антон Рубинштейн всю жизнь с восторгом вспоминал о ее плодотворном покровительстве музыкантов и композиторов. Именно у  великой княгини Елены Павловны первой  зародилась мысль об учреждении Русского Музыкального Общества и консерватории. За осуществление этой мысли Елена Павловна взялась со свойственной ей пылкостью и настойчивостью, принеся для того личные материальные жертвы и даже продав свои бриллианты.      
Традиционной для великих княгинь была благотворительная деятельность. После смерти императрицы Марии Федоровны, управление  многими женскими благотворительными институтами перешло к Елене Павловне. В дальнейшем великая княгиня основала в память своих умерших дочерей Елисаветинскую детскую больницу в Петербурге и детские приюты Елисаветы и Марии в Петербурге и Павловске,  перестроила и расширила Максимилиановскую лечебницу. Она была не просто высокой покровительницей, формально отбывавшей официозную повинность, а деятельным лидером, умевшим воодушевлять и объединять людей, не подавляя никого своей личностью и возбуждая в каждом гордость от сознания участия в  общей работе на общую пользу. Главным  личным делом великой княгини стало учреждение Крестовоздвиженской общины сестер милосердия. Несмотря на скрытые усмешки и явное противодействие со стороны высшего военного начальства, она сумела убедить императора Николая в полезности нового начинания и создала первую по времени военную общину сестер милосердия. (8)
Последней благородной инициативой  Елены Павловны было устройство Клинического Института, в котором врачи могли бы повысить свое профессиональное мастерство, прослушать лекции знаменитых профессоров, познакомиться  новейшими научными теориями. Она не только выделила на создание института большую сумму из личных средств, но и выхлопотала у государя землю на Преображенском плацу. Смерть не дала ей возможности дожить до осуществления ее замысла и увидеть открытие "Еленинского Клинического Института".
И все-таки едва ли имя великой княгини Елены Павловны вошло в анналы русской истории, если бы ее таланты ограничивались исключительно глубоким умом,  делами благотворительности, блестящим воспитанием, светской любезностью и умением привечать иностранных гостей. Немало было в России женщин умных, очаровательных,  занимавших самое высокое положение в обществе. Ныне их прекрасные лица смотрят с портретов, хранящихся в залах национальных  картинных галерей, но, увы, в историю они вошли  лишь благодаря искусство живописцев, запечатлевших их на полотнах. Их громкие титулы, мало что говорят современному посетителю галерей, и нередко на табличке под рамой значится лапидарная надпись: "Портрет неизвестной"...
Великой княгини Елене Павловне выпала иная судьба.  В историю России она вошла как один из видных  деятелей крестьянской реформы.
                х х х
К середине XIX века Россия оставалась одной из последних европейских стран, где существовала крепостная зависимость крестьян от их  владельцев - помещиков.  Эта общественно-экономическая форма  государственного устройства,  свойственная  феодальному  обществу, не только исключала для миллионов  граждан Российской империи пользование какими-либо  социальными правами, но даже отказывала им в праве на личную свободу.   Кроме того, архаические способы возделывания земли, отсталые экономические  отношения между производителем и потребителем,  нередко находящиеся на уровне натурального хозяйства, тормозили развитие всего государства, неизбежно  оттесняя Россию от всей остальной Европы на дороге к  прогрессу.
 Об отмене крепостного  права русские самодержцы задумывались давно.  Еще Екатерина II, вступившая на российский престол будучи преисполненной идеями французских просветителей, искренно полагала, что крепостное рабство зло, с которым необходимо как можно быстрее  покончить. Но пугачевский бунт, противодействие дворянства, напуганного угрозой своему благосостоянию,  быстро рассеяли романтические иллюзии в ее голове.
Император Александр I долго вынашивал планы освобождения крестьян, составлял различные проекты,  дальше которых дело не продвинулось. Более того, именно при нем, крепостное право достигло высшей формы рафинированности,  в виде созданных по его указу  военных поселений,  в которых их несчастные обитатели, кроме военной повинности,  выполняли и все крестьянские работы.
Приехав в Россию, молодая принцесса Вюртембергская  впервые в жизни столкнулась с крепостным правом, сохранившимся здесь почти в незыблемом праве еще со времен средневековой Московии.  Царствование Николая I прошло в слабых попытках  исправить положение дел, смягчить участь крепостных крестьян, но существо вопроса, по сути, оставалось без каких-либо серьезных изменений.
 Последние слова умирающего Николая I, обращенные к сыну и наследнику цесаревичу Александру, были признанием поражения: “Сдаю тебе команду, но, к сожалению,  не в таком порядке, как желал. Оставляю тебе много труда и забот...”
Александру II действительно досталось тяжелое наследство - Россия находилась в тяжелом экономическом кризисе, жизнь все настоятельнее требовала серьезных политических и социальных перемен.
Своими мыслями по этому поводу новый монарх делился с великой княгиней Еленой Павловной,  уважением которой он пользовался, а она, как  старший по летам и по житейскому опыту члена императорской фамилии, старалась укрепить решимость   Александра II в необходимости принятия важнейших политических решений.
Первые шаги молодого государя Александра II были, однако, направлены по старому пути: был образован негласный комитет, а в обращении государя к московскому дворянству прозвучали слова, долженствующие убедить помещиков добровольно отказаться "от существующего порядка владения душами". Когда стало ясно, что дворянство отнюдь не горит желанием последовать призыву императора,  великая княгиня Елена Павловна решила лично показать, на каких началах можно устроить улучшение быта крестьян.   Задумав отпустить на волю крестьян своего обширного имения Карловка в Полтавской губернии (12 селений и деревень,  с населением в 7392 мужчины и 7625 женщин), разрешив  им выкупить часть состоявшей в их пользовании земли, способной обеспечить их существование. Совместно с управляющим имением бароном Энгельгардтом она разработала план разделения Карловки на четыре общества, с собственным управлением и судом и с отдачей крестьянам  одной шестой части всей помещичьей земли, с небольшой годовой платой и с правом выкупа земли.
Занимаясь этими проблемами, великая княгиня нашла единомышленника в лице  известного приверженца либерально-демократических реформ Д. А. Милютина (9), который выработал план действий для освобождения крестьян Полтавской губернии.  Согласно этому плану, великая княгиня обратилась к крупным помещикам Полтавской губернии  с призывом содействовать ее усилиям в выработке общих положений по  освобождению крестьян.
Подготовленный документ Елена Павловна  передала великому князю Константину Николаевичу (11). Великая княгиня старалась как можно лучше представить Милютина государю, дать случай  оценить его выдающийся ум, увлеченность своим делом. У себя на вечере она представила Милютина императрице Марии Александровне, который  подробно рассказал  о своем проекте освобождения крестьян. В феврале 1860 года в Михайловском дворце произошла встреча императора Александра II  с Милютиным, во время которой были детально обсуждены многие вопросы предстоящей реформы. В минуты сомнения Елена Павловна старалась поддерживать в Милютине бодрость и веру в успех, говоря ему словами Писания: "сеющие в слезах пожнут с радостью".
 В шестую годовщину со дня смерти отца,  Александр II долго молился на его могиле в Петропавловской крепости, а на следующее утро, 19 февраля 1861 года, в своем кабинете в Зимним дворце подписал исторический манифест “О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей и об устройстве их быта”.
По словам современника, император испытывал в тот день великую радость. “Сегодня - лучший день в моей жизни!” - говорил Александр II.  Он был необыкновенно оживлен, плакал и смеялся, целовал детей, обнимал родных.
 В 44 губерниях Европейской России стали лично свободными 22 563 000 крепостных и 543 000,  приписанных к частным заводам и фабриками. Основными вопросами, которые разрешались законами 19 февраля 1861 года были: правовое положение крестьян, их наделы и повинности, выкуп земельных угодий крестьянами и организация крестьянского управления.
День 19 февраля 1861 года - одна из самых знаменательных дат в отечественной истории: в тот день ушла в небытие крепостная Россия, миллионы ее граждан стали свободными людьми.  Несмотря на множество очевидных недостатков, и  грубых ошибок при ее реализации,  крестьянская реформа стала важнейшим этапом  длинной цепи преобразований,  изменивших весь спектр социально-политической  жизни крупнейшей в мире державы на многие десятилетия вперед. Естественно, перестройка хозяйственных отношений не могла пройти в один день, требовались время, чтобы поменять уклад жизни, сделать жизнь русского мужика достойной. 
Россия - удивительная страна: никакое доброе начинание государственной власти никогда не находило здесь всеобщего понимания -  непременно формировалась какая-то социальная группа, крайне недовольная  действиями правительства. Понятно, что крестьянская реформа не могла особенно радовать помещиков, но начавшийся разгул революционного террора  достаточно трудно объясним логическими доводами.
Советские исследователи, не слишком отягощая себя логикой ответа,  утверждали, что в тогдашнем русском обществе росло недовольство незавершенностью реформ, освобождением крестьян без наделения их земельной собственностью, усиливалось влияние пролетариата, появлялись революционные партии.
К  началу 1881 года на жизнь Александра II было совершенно уже пять покушений.  Еще в конце августа 1879 года Исполнительный комитет “Народной воли” - одной из наиболее радикальных террористических организаций, существовавших тогда в России, вынес смертный приговор Александру II. 1 марта 1881 года в результате очередное террористического акта  император был убит.
Убийство Александра II - царя, освободившего крестьян от крепостного права, великого реформатора на российском престоле, стало первым звеном тяжелой, длинной цепи,  навек приковавшей русский народ к безумным революциям, братоубийственным гражданским войнам, преступлениям коммунистической  власти.
Поколения педагогов с умилением декламировали  ученикам стихи Федора Тютчева: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить». Что - верно, то верно - аршин здесь не при чем, тем паче, что подобной единицы измерения ни в одной иной стране никогда и не существовало.
До революции во всех бедах и пороках русского народа привычно винили плохие дороги и последствия трехвекового татаро-монгольского ига.  После перестройки, пытаясь понять причины большевистской революции 1917 года,  историки и политики  часто указывали на происки внешних супостатов: германские деньги большевиков, мировой заговор жидо-масонов, предательство отряда латышских стрелков...
Но, как ни горько, приходится признать: в русских несчастьях - русской смуте, революции, гражданской войне, красном терроре - виновны только русские со своими достоинствами и недостатками, загадочной, по мнению иностранцев, душой и мироощущением. И не надо собственные беды оправдывать чужими грехами - своих на Руси хватало всегда. Недаром, словно отвечая на тютчевские стихи, другой замечательный русский поэт Алексей Константинович Толстой с горечью заметил:
Мы беспечны, мы ленивы
Все у нас из рук валится,
И к тому же мы терпеливы –
Этим нечего хвалиться.
   х х х
Последние годы своей жизни великая княгиня провела в Михайловском дворце. Она до последних дней сохраняла бодрость духа,  интерес к окружающим, вела деятельную  переписку, встречалась с интересными людьми. 
Графиня А. Д. Блудова так характеризует в своих записках Елену Павловну: "Еще 45 лет назад я в первый раз увидела ее и эту стремительность походки ее, которая поражала как особенность внешняя, привлекательная, как живое радушие. Эта стремительность была лишь верным выражением стремительности характера и ума ее, стремительности, которой она увлекала все мало-мальски живые умы, которые ее самую иногда увлекала и приводила за собой не мало разочарований, но сама по себе была очаровательна. Ни лета, ни болезнь, ни горе не изменили этой особенности".
Свой последний день рождения она встречала в кругу близких.  Елена Павловна была оживлена, строила планы на будущее.  Однако спустя несколько дней состояние здоровья великой княгини резко ухудшилось и  9 января 1873 года она скончалась. Бывший министр внутренних дел П.А. Валуев записал в этот день в своем дневнике: "Сегодня скончалась почти внезапно и неожиданно после трехдневной болезни великая княгиня Елена Павловна. Последняя представительница предшедшего царственного поколения угасла. Вместе с нею и в ее лице угас блистательный умственный светильник.  Вторая половина жизни покойной великой княгини была ознаменована разнообразными видами деятельности и многочисленными оттенками разных влияний. В ее дворце происходил роковой разговор императора Николая с английским посланником (Гамильтоном-Самуром), который оказался предисловием к Восточной войне. В том же дворце пребывала несколько лет сряду Адулламская пещера известных деятелей Редакционной комиссии по крестьянскому делу Н. Милютина, князя Черкасского, Ю.Самарина... В нем иногда сосредотачивались, иногда встречались представители всех главных стихий петербургского мира от членов императорского дома до приезжих литераторов и артистов. Великая княгиня осуществляла на деле латинское изречение: nit humani a me alienum. Ни одна из  областей человеческих знаний и искусств ей не были чуждою. Она покровительствовала многому и создала многое. Но я несколько раз призадумывался над вопросом: насколько было в ее разнообразной, кипучей и блистательной деятельности долей ума и сердца, искренности и преднамеренности? Теплом от нее не веяло. Она сама несколько раз мне говорила, как первые годы ее жизни у нас на нее подействовали и должны были подействовать сжиманием и обледенением. Быть может, ее влияние было бы еще значительнее и знаменательнее, если бы она не подвергалась гнету этих первых лет. Во всяком случае, немногие могли бы вынести из-под него тот гибкий ум и те проблески чувства, которые ей до конца были свойственны".


1. Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович (1752-1829), сенатор, поэт.
2. Михайловский-Данилевский Александр Иванович (1790-1848), генерал-лейтенант, сенатор, военный историк.
3. Карамзин Николай Михайлович (1766-1826), историк, писатель.
4. Шишков Александр Семенович (1754-1841), адмирал, член Государственного Совета, государственный секретарь, Президент российской академии, министр народного просвещения.
5. Принцесса      , дочь английского короля Георга III, бабушка великой княгини Елены Павловны.
6. Кони Анатолий Федорович   (1844-1927), действительный тайный советник, сенатор с 1891 г., с 1877 г. председатель Петербургского окружного суда, с 1885 г. обер-прокурор уголовного кассационного департамента Правительствующего сената, почетный академик,  с 1918 г. профессор кафедры уголовного судопроизводства Петроградского университета.

6. Киселев Павел Дмитриевич (1782-1872), граф, генерал от инфантерии, член Государственного Совета, министр государственных имуществ.
7. Французский путешественник и писатель маркиз Астольф де Кюстин прославился как автор нашумевшей по всей Европе книги  путевых заметок  "Россия в 1839 году". Книга пользовалась колоссальным успехом, была переведена на четыре языка и вышла обшим тиражом 250 тысяч экземпляров. Маркиз не стеснялся, описывая свои впечатления. Его сарказные афоризмы о русских нравах потом долго гуляли по дипломатическим салонам всей Европы.  Николай I был возмущен дерзостью маркиза, заявившего, что Россия - это огромный театральный зал, где из всех лож следят за тем, что, делается за кулисами. Да и характеристики, которые дал де Кюстин большинству самых важных сановников и членов императорской фамилии, имеют весьма сомнительный характер.  Интересно наблюдение, которое сделал  скептичный маркиз  после посещения бала в Михайловском дворце, на котором он беседовал с великой княгиней Еленой Павловной о современной литературе: "Мне говорили, что для каждого своего празднества великая княгиня Елена придумывает нечто нигде более не виданное; подобная слава, должно быть, ей в тягость, ибо поддерживать ее непросто. К тому же княгине с ее красотой и умом, известным по всей Европе  изяществом манер и умением вести интересную беседу, показалась мне принужденнее и скованнее, чем остальные представительницы императорской фамилии. Иметь при дворе репутацию остроумной женщины - тяжкое бремя. Княгиня изыскана и утонченна, но вид у нее скучающий; быть может, родись она с толикой здравого смысла и невеликим умом, не получи никакого воспитания и останься немецкой принцессой, погруженной в однообразные будни мелкого княжества, ее жизнь сложилась бы счастливее. Меня пугает удел великой княгини Елены - почитать французскую словесность при дворе императора Николая". ( Кюстин де Астольф. Россия в 1839 году. М. 1006. Т.2. С. 196-197).
8. Крестовоздвиженская община сестер милосердия
9. Цитата из Долгорукова
10. Милютин  Дмитрий Алексеевич  (1816-1912), граф, генерал-фельдмаршал,  генерал-адъютант, почетный член Академии наук, военный министр в 1861-1881 гг., член Государственного совета.
11. Константин Николаевич  (1827-1892), великий князь, второй сын Николая I. Генерал-адмирал, с 1855 г. управлял флотом и морским ведомством на правах министра, в 1860 г. председатель Главного комитета по крестьянскому делу, наместник Царства Польского в 1862-1863 гг., председатель Государственного совета и Главного комитета об устройстве сельского состояния в 1865-1881 гг.

12. Блудова Антонина Дмитриевна (1812-1891), графиня, камер-фрейлина.
12. Валуев Петр Александрович (1814-1890), граф с 1880 г., курляндский губернатор  в 1853-1858 гг., член редакционных комиссий по выработке “Положения 19 февраля 1861 г.”, министр внутренних дел в 1861-1868 гг., министр государственных имуществ в 1872 г., председатель Комитета министров в 1877-1881 гг.
ЛИТЕРАТУРА
Дневники П.А. Валуева 1865 – 1876 гг. М., 1961.
Кони А.Ф. Великая княгиня Елена Павловна. Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М. 1911. Т.V.
Шильдер Н.К. Император Александр I. СПб., 1898.

 















ГРУСТНАЯ ПРИНЦЕССА








МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (1824-1880), императрица, урожденная принцесса Максимилиана-Вильгельмина-Августа-Софья-Мария Гессен-Дармштадтская. С 1841 г. в браке с великим князем Александром Николаевичем (впоследствии император Александр II).
Александра (1842-1849), Николай (1843-1865), Александр (1845-1894), Владимир (2847-1909), Алексей (1850-1908), Мария (1853-1920), Сергей (1857-1918), Павел (1860-1919).











В самом  центре  политической  карты  Европы середины XIX века располагалось небольшое - можно накрыть  почтовой  маркой  -  герцогство Гессен-Дармштадтское.
Конечно, Дармштадт не мог играть  сколько-нибудь заметной роли в политических играх таких мировых гигантов,  как Англия,  Франция или Россия, но была область,  в которой правящая династия издавна пользовалась большим авторитетом: на протяжении столетий ее члены сумели породниться с  большинством  европейских царствующих семей, а принцесса Вильгельмина-Луиза стала первой супругой наследника русского престола великого князя Павла Петровича. 
     В пышной кроне генеалогического древа местных герцогов  имелась даже святая Елизавета Тюрингенская, одна из родоначальниц Гессенского дома,  канонизированная католической церковью  еще  в XIII веке (1). 
У царствующего герцога Людвига II Гессен-Дармштадтского  и  его  жены Вильгельмины было четверо детей,  однако мира в семье не было: нередко супруги месяцами жили врозь,  благо венценосцы,  не отягощенные квартирным  вопросом, могли позволить себе подобную  слабость. Поздняя беременность Вильгельмины послужила темой для множества смелых гипотез. Называлось, как минимум, три возможных отца маленькой принцессы, получившей при рождении 27 июля 1824 года  имя  Максимилианы-Вильгельмины-Августы-Софьи-Марии. Наиболее вероятным из них считался шталмейстер герцога  барон Август-Людвиг де Гранси (2).
Сам герцог мало обращал внимание на сплетни, а рождение дочери на какое-то время даже сблизило супругов, но затем Людвиг вновь стал предпочитать охоту спокойной семейной жизни.
Безусловно, тайна рождения впоследствии изрядно отягощала жизнь принцессы, но первое настоящее горе  настигло ее уже в десять лет, когда внезапно умерла  мать. Не надо быть психоаналитиком, чтобы понять какой след в  душе ребенка оставляет подобная травма. Схожая ситуация случилась спустя тридцать лет с внучатой племянницей Мари, семилетней  Аликс - будущей русской императрицей Александрой Федоровной, женой Николая II. (3) Многие особенности их характеров: замкнутость, застенчивость, склонность к мистицизму связаны  именно с этими детскими трагедиями.   
К  весне 1839 года принцесса Мари превратилась в высокую, грациозную девушку. Но лучше всего казались глубокие ласковые глаза. Придворные любовались своей принцессой, строя предположения, кто же станет избранником  Мари.
                х х х
     Это было время расцвета царствования Николая I. Россия жестко диктовала Европе свою волю,  походя усмиряя недовольных, будь то в вассальной Польше или далеких Венгрии и Трансильвании. По разбитым российским дорогам тряслась бричка Павла Ивановича Чичикова; усмирял непокорных чеченов давний  знакомый  Печорина  Максим  Максимович, а мужики, где-нибудь под Угличем, отработав день в поле, шли выпить водки.
      В тот  год   наследник русского престола, великий князь Александр Николаевич совершал большое турне по европейским дворам. Высокого роста, с манерами, исполненными царственной простоты  и достоинства, он в любом обществе оказывался в центре внимания. На загорелом лице выделялись по-романовски, чуть навыкате, светло-голубые глаза. Решительный, твердый подбородок  с едва заметной ямкой, выдавал мужественного и смелого человека.
    Цель поездки состояла в том, чтобы  познакомить будущего императора с союзниками, дать опыт дипломатического общения, да и здоровье наследника после воспаления легких,  требовало  пребывания  в мягком климате.  Существовала еще одна причина,  о которой вслух не говорилось: Николай I желал,  чтобы сын во время путешествия выбрал спутницу жизни.  Однако шло время, менялись столицы, но Александр оставался совершенно равнодушным к чарам местных  коронованных  красавиц.
     План путешествия, тщательно разработанный в Петербурге, не предусматривал посещение  Дармштадта, и  когда 10 марта 1839 года Александр со своей свитой прибыл во Франкфурт, его единственным желанием было хорошенько отдохнуть, чтобы утром вновь тронуться в путь. Но не успели путешественники  расположиться на отдых, как цесаревичу доложили, что герцог  Гессен-Дармштадтский  прислал кареты,  приглашая гостей посетить его замок.
    Вполголоса проклиная условности этикета и многочисленных родственников с их докучливым гостеприимством, Александр в сопровождении графа Алексея Орлова (4) решил на несколько часов заехать в  Дармштадт, приказав свите оставаться в гостинице.
    Минуло назначенное время. Стрелки  часов  словно  замерли; среди придворных началась  тихая паника - великий князь словно в воду канул. Прошло еще несколько часов, пока  Александр  вспомнил  о  своих спутниках. Скороход принес  приказ  великого  князя  всем немедленно прибыть в придворный театр. На следующий день граф Орлов отослал в Петербург подробную депешу:
                Государь!
   Человек предполагает, а Бог располагает. Ваше Величество изволите припомнить, что  только  два дня тому назад я Вам писал, что все проекты женитьбы отложены и что человеческому предвидению  не  дано  разгадать волю Божию. Справедливость моих слов только что подтвердилась. Кто мог бы подумать, что в Дармштадте, который Великий Князь хотел миновать, который хотел миновать и я по лени и вследствие пресыщения немецкими принцами, что именно там окажется  принцесса, которая с первого  же  взгляда  очаровала  Великого Князя. Только из чувства приличия настоял я, что нужно там остановиться.
   Это принцесса Мария, дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского; в августе этого года ей будет 15 лет;  у нее изящная  фигура  и очень благородные манеры; лицо, не будучи безусловно красивым,  привлекательное и очень умное; она  прекрасно  воспитана, и  разговор  ее умен и  остроумен. Одним  словом, все,  что  мне  удалось  узнать про нее, говорит в ее пользу. По неисповедимым судьбам я был почти единственным свидетелем  первого  свидания. Впечатление  было  сильное  и очень серьезное, потому что с тех пор он вне себя от радости и  настаивает, что она  вполне для него подходит и понравится всей семье. Я не оказывал на него ни малейшего влияния и только высказал, что брак с племянницей Императрицы Елизаветы Алексеевны и королевы Баварской и с двоюродной сестрой будущей королевы Прусской  и  многих  других принцесс, по моему мнению, совершенно подходящий...
     Молодая принцесса будет конфирмована только в сентябре  этого года, и я  не  сомневаюсь, что  родные ее будут согласны на все условия, которые Вы признаете  необходимыми: оказанный  нам  прием  может служить тому доказательством. Итак, мы будем ждать распоряжений Вашего Величества...
     Если бы я хотел сказать больше, если бы я хотел предсказать будущее, я взял бы на себя слишком большую ответственность  и  поэтому ограничусь настоящим - правдою, одною только правдою. Милость Божия и Ваша мудрость сделают остальное.
                А. Орлов.
  Вопрос о помолвке был в скором времени решен и в марте 1840  года Александр  снова едет в Дармштадт. Весна в тот год выдалась теплой, земля быстро освобождалась от снега, в воздухе повис густой туман и тогдашний семафорный телеграф оказался не в силах преодолеть коварство природы. Сообщение о помолвке пришло в Петербург с опозданием на трое суток. Салют в  101 выстрел с Петропавловской крепости возвестил о радостном событии жителей столицы.
     Можно лишь строить более или менее смелые гипотезы, о том, какие чувства переполняли душу молодой девушки,  почти подростка, накануне крутого поворота судьбы. Замужество, разлука с родными, переезд в далекую,  неведомую страну, с чужим языком, незнакомыми людьми. Оставалось испытанное  средство  сомневающегося человека - маска невозмутимой гордости,  надежно защищающая внутренний мир от нескромных взглядов.
                х х х
     Летом 1840 года Мари  уезжает в Россию. Она писала о  своих чувствах в эти дни: "Мы ожидали Сашу около получаса;  без  него  Государыня не желала,  чтобы я переступила границу, я воспользовалась этим временем, чтобы бросить последний взгляд на мою милую Германию и еще раз возобновить в памяти те радостные и счастливые дни, которые я в ней пережила.  По правде сказать, я имею достаточно оснований думать о Боге. Вторым взгляд мой упал на русскую землю, и я подумала, что  теперь только начинается труднейшая часть моей жизни и просила у Бога Его святой помощи..."
     Удивительно серьезные, совсем не девичьи мысли, приходят в хорошенькую головку шестнадцатилетней невесты. Военный оркестр грянул марш, и Мари, не в силах более сдерживать слезы, разрыдалась. Но кто поставит в вину девушке эту минутную слабость?
     Сразу по приезду  в  Россию  императрица  Александра  Федоровна строго наказала  фрейлинам  говорить с принцессой только на русском языке. Мари еще в Дармштадте начала брать уроки русского.  Ей  повезло с  педагогом: им стал Василий Андреевич Жуковский. Старый поэт не только научил Мари говорить и писать по-русски без ошибок, главное, его уроки расположили сердце  принцессы к России, внушили любовь и сочувствие к ее народу.
     Мари предстоял еще один серьезный шаг: будущая жена наследника русского престола должна была быть только православной.  С переходом в православие,  царским манифестом, Мари стала именоваться великой княжной Марией Александровной.
  Дни, заполненные занятиями,  развлечениями, балами пролетали незаметно. Совсем непросто оказалось принцессе из маленького немецкого Дармштадта привыкнуть к пышному церемониалу блестящего  русского двора. Не обходилось без досадных промахов. Императрица могла утром зайти в покои великой княжны и,  взглянув за ширму,  сделать колкий выговор дежурной фрейлине. Немецкие камер-юнгферы, прибывшие вместе с Марией, были поражены  русским педантизмом.
     Петербургский климат оказался  не слишком гостеприимным, Мария простудилась и надолго слегла в постель. Сначала - бронхит, а затем присоединившееся рожистое воспаление лица, заставили придворных медиков не на шутку испугаться. Александр не отходил от невесты, часто навещал больную Николай I.  Как нередко бывает,  беда  сблизила - болезнь позволила Марии ощутить доброту будущих родственников.
     И хотя еще в канун нового, 1841 года, она писала брату Карлу в письме, что настроение,  "как обыкновенно, серьезное и грустное", но кризис миновал -  вместе  со  выздоровлением  возвращалось  хорошее настроение; любовь дарила надежду на счастье.
    Свадьба состоялась 16 апреля 1841 года. После венчания Николай I с молодыми появился на балконе  дворца перед толпой столичных жителей. Император и цесаревич были в казачьих мундирах. Затем последовал парадный обед на 750 персон, а вечером был дан большой бал.  Окна Зимнего Дворца были ярко освещены, в весеннем воздухе, далеко по Неве, плыли волшебные  звуки  музыки, взлетал фейерверк - казалось, наконец-то в жизни сбывается сказка о  маленькой принцессе...
                х х х
     Прошло совсем немного времени после свадьбы, как во время обедни с  великой княгиней сделалось плохо.  Императрица,  проводив невестку, вышла к фрейлинам с радостным известием: "Поздравляю, перешивайте платья"...        Первая беременность Марии Александровны протекала тяжело. К обычным симптомам интоксикации беременных присоединились отеки на ногах, так что пришлось заказывать специальную обувь.
     Роды  принимали доктор Шольц и главная акушерка Воспитательного дома Анна Чайковская, широкоплечая, могучая дама, с лицом, помеченным оспой. Насупленные густые брови, резкие манеры, строгий голос производили  устрашающее впечатление. После встречи с акушеркой, великая княгиня пошутила: "Бедное дитя! Как только оно появится на свет, так тотчас должно испугаться  - так  ужасно выглядит  эта женщина".
    Но  акушерка  оказалась мастером сложного повивального искусства и 19 августа 1842 года Мария Александровна благополучно родила дочку, названную при крещении Александрой. Девочке суждено было прожить всего семь лет.  И хотя к тому времени в семье родилось три сына, а смерть детей в ту эпоху была обычным явлением,  потеря дочери стала трагедией для матери. Марии писала: "Отныне наше счастье уже не будет полным,  но оно всегда будет тем,  чем должно быть  счастье  на земле: к  нему  всегда  будет  примешиваться чувство сожаления,  но вместе с тем и надежда,  что Господь по милосердию своему  приведет нас туда, куда раньше нас последовал наш ангел, и эта мысль усладит нашу кончину..."
                х х х
  Великой княгине исполнилось 25 лет, почти восемь лет прошло со дня свадьбы. Скромность, выдержка,  такт снискали Марии  популярность в столичных кругах.  Но подлинный смысл существования для нее заключался в уютном мирке детской,  вдали от шума и суеты дворцовой жизни. Положение супруги наследника престола обязывало ее присутствовать на бесконечных официальных церемониях, и она без сетований соблюдала правила игры, хотя  рассеянный вид выдавал внимательному наблюдателю утомление и скуку.  "Уходя  из  парадных  залов,  Мария Александровна производила впечатление только что проснувшегося человека, хотя ее красота, безукоризненная грация, неуловимая прелесть мечтательного и слегка меланхоличного  лица привлекали и очаровывали всех", - вспоминала фрейлина Софья Дашкова.
   О себе  люди  редко судят объективно - так уж устроена человеческая природа,  но иногда случается, что именно взгляд изнутри помогает лучше  понять характер и поступки ближнего.  Может от того и говорят: "Исповедуйтесь друг другу"?  В те дни Мария писала о своем настроении в письме к брату: "Хотя я в общении с людьми веселыми, доверчивыми и откровенными  сама стала общительной, но  все  это  как бы составляет только одну часть меня самой, а другая - остается замкнутой, и когда я хочу высказаться, я не нахожу подходящих слов.  Многое в этом зависит от свойств самого характера, но многое тоже и от привычки,  приобретенной с  детства, конечно, многое зависит и от степени симпатии, которую мы чувствуем к окружающим нас".
                х х х
     Девятнадцатый век  миновал свой зенит.  Пятидесятый годы стали временем социальных и экономических потрясений для Российской империи. Крымская война была бездарно проиграна.  Воровство, коррупция на всех уровнях административной и судейской власти подрывали государство.      
 18 февраля 1855 года в Зимнем Дворце на  своей походной койке, накрытый офицерской шинелью, одиннадцатый русский император скончался.     Последние слова умирающего Николая I, обращенные к сыну, стали горьким признанием: "Сдаю тебе команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как  желал.  Оставляю тебе много трудов и забот. Теперь иду молиться  за Россию и за вас. После России я вас более всего люблю".
     Действительно, Александру II досталось тяжелое наследство. Вступая на  престол,  он  дал  многообещающий обет - всегда иметь единой целью благоденствия Отечества: "При помощи Небесного Промысла, всегда благодеющего России, да утверждается и совершенствуется ее внутреннее благоустройство, правда и милость да царствует в судах ее;  да развивается повсюду и с новой силою стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый, под сенью законов,  для всех равно справедливых, всем покровительствующих, да наслаждается в мире плодами трудов невинных..."
     26 августа 1856 года в Успенском соборе Кремля прошло  венчание на царство Александра II и Марии Александровны. Под гул колоколов новый император возложил на голову супруги корону. Протодиакон возгласил полный титул русского самодержца.
    За четверть века минувшие с того торжественного дня, Александр сумел разбудить России, вывести страну из глубокого  социального кризиса.  Царь-Освободитель  - под этим именем Александр II навсегда останется в русской  истории.
          х х х
     В России   женщины  традиционно  любили  политику:  достаточно вспомнить сестру Петра I царевну Софью Алексеевну,  его дочь - Елизавету Петровну,  императрицу Екатерину Великую и множество  других женских имен, не столь великих, но частенько вспыхивающих на политическом небосклоне звездочками разной  величины. Мария  Александровна  никогда не стремилась входить в политические игрища, предпочитая заниматься  делами  милосердия и народного образования.
    Под ее покровительством находились  многочисленные  благотворительные учреждения во всех концах необъятной империи. С 1860 года она активно занимается решением вопросов,  связанных с  организацией женского образования,  и  вскоре в России появляются первые всесословные женские гимназии. В 1867 году  Мария Александровна  поддержала предложение фрейлины  Марии Сабининой об организации общества попечительства о раненных и больных войнах, преобразованного в 1879 году в Российское общество Красного Креста.
                х х х
     Шли годы. У Александра II и Марии Александровны родилось шесть сыновей - Николай, Александр, Владимир, Алексей, Сергей, Павел и дочь Мария. Как и любую другую,  императорскую семью посещали огорчения, болезни, смерть. В 1865 году  от менингита скоропостижно скончался старший сын - цесаревич,  великий князь Николай Александрович, удивительно мягкий и способный юноша (5). Наследником престола стал третий ребенок царской  четы,  великий князь Александр Александрович, будущий император Александр III (6).
    Спустя годы он вспоминал о своей матери: "Если  есть  что доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан единственно нашей дорогой, милой Мама.  Никто  из гувернеров не имел на меня никакого влияния, никого из них я не любил, ничего они не  могли  передать мне, я их не слушал и на них не обращал решительно никакого внимания, они для меня были просто пешки.  Мама постоянно нами занималась,  приготовляла к исповеди и  говению;  своим  примером и глубокою христианскою верою приучила нас любить и понимать христианскую веру,  как она сама  ее понимала.
    Благодаря Мама мы все братья и Мари сделались и остались истинными христианами  и полюбили и веру и церковь. Сколько было разговоров самых разнообразных, задушевных; всегда Мама выслушивала  спокойно, давала время  все высказать и всегда находила, что ответить, успокоить и побранить, одобрить и всегда с возвышенной христианской точки зрения"...
     В 1866  году  отмечался серебряный юбилей свадьбы Александра и Марии. Император примерил казацкий мундир,  в котором  четверть века назад  венчался,  но застегнуть пуговицы ему уже не удалось.
     Праздник выдался не слишком радостным. На поздравление фрейлины А. Яковлевой государыня с грустной улыбкой заметила: "Я имела много печали, но и много благополучия".
     Время сделало свое дело - болезни,  частые роды подорвали здоровье императрицы. Однако сильнее физического недомогания ее мучила душевная боль.
              х х х
В жизни  Александра  II  женщины  всегда занимали значительное место. Влюбчивый от природы, избалованный вниманием, он не считал нужным  отказаться от радостей жизни.  Окруженный самыми красивыми женщинами Европы, он нередко удостаивал их  благожелательным вниманием. Романы императора следовали один за другим, конечно, они не были тайной для супруги. Не в силах изменить положение, Мария выбрала, очевидно, единственно верное решение, усвоив  привычку не реагировать на любовные похождения мужа.
Император Александр II ценил  жизнь во всех ее проявлениях, он наслаждался природой, умел получать удовольствие от дворцовых  праздников, шумных пикников,  дальних путешествий, но еще более, он любил  быть любимым. Ему суждено остаться в анналах истории не только Царем-Освободителем, но и одним из последних монархов Европы, олицетворявших собой  ослепительно феерический быт королевских и императорских дворов прошлых времен. По общему мнению иностранных дипломатов и путешественников, русский Двор в царствование Александра II  оставался самым блестящим в мире. Великосветские балы, с живописным разнообразием дамских  туалетов и военных мундиров, концерты  мировых знаменитостей, костюмированные маскарады, спектакли с участием августейших  исполнителей, сменяя друг друга, шли в северной столице весь длинный зимний сезон. А летом Двор и высший свет выезжал в пригороды Петербурга, где продолжались фейерверки, катания на лодках, верховые прогулки по живописным окрестностям столицы.
 Этот праздник жизни естественно не мог  быть не наполнен  атмосферой легкой эротики, тонкого изящного флирта и влюбленности.  Неудивительно, что неизменным атрибутом придворной жизни для нескольких поколений  русских аристократов, оставались любовные романы, героями которых  нередко становились не только придворные чины “первых пяти классов”, но и сами цари.  Павел I,  его сыновья Александр I, Николай I, великие князья Константин Павлович и Михаил Павлович  имели немало официальных фавориток и бесчисленное количество мимолетных связей, из которых не делалось больших тайн...
Александр II также слыл большим поклонником прекрасного пола и был не чужд легкомысленным забавам. Для  узкого круга избранных Александр устраивал театрализованные представления, имевшие откровенно эротический характер.   При Дворе ходили слухи о многочисленных любовных победах императора.  Но его увлечения  всегда имели кратковременный характер и никому из  фавориток  не могла  даже придти в голову мысль о более  продолжительном романе с царем.  Императрица Мария Александровна с годами научилась относиться к любовным интригам супруга на редкость снисходительно,  называя его увлечения “умиления моего мужа”.
Князь Петр Кропоткин (7), до того как поднять черное знамя анархии,  успел закончить привилегированный Пажеский корпус и побывать не на одном большом балу: “Хуже всего было, когда Александр II входил в толпу дам, стоящих вокруг танцующих великих князей, и медленно двигался там. Не особенно легко было пробираться среди этого живого цветника, который расступался, чтобы дать дорогу царю, но сейчас же замыкался за ним. Сотни дам и девиц не танцевали, а стояли в надежде что, может быть, кто-нибудь из великих князей заметит их и пригласит на польку или на тур вальса.
О влиянии двора на петербургское общество можно судить по следующему. Если родители замечали, что какой-нибудь великий князь обратил внимание на их дочь, они прилагали все старания, чтобы девушка влюбилась в высокую особу, хотя отлично знали, что дело не может кончиться браком. Я не мог бы даже представить себе тех разговоров, которые услыхал раз в “почтенной” семье, после того как наследник два или три раза потанцевал с молодой семнадцатилетней девушкой. По этому поводу родители ее строили различные, блестящие, по их мнению, планы.”
На одном из таких балов Александр II встретил семнадцатилетнюю выпускницу Смольного института княжну Екатерину Михайловну Долгорукую, происходившую  из древнего рода, ведущего начало от легендарного Рюрика (8). 
Она родилась 2 ноября 1847 года в Москве в семье князя Михаила Михайловича Долгорукова и его супруги Веры Гавриловны, урожденной Вишневецкой.  Вместе с младшей сестрой Марией, Екатерина Михайловна поступила в аристократический Смольный институт, основанный еще Екатериной Великой.  О внешности Екатерины Долгорукой окружающие говорили разное: кто-то восхищался ее красотой и тонким, ироничным умом; другие были более осторожны в своих оценках достоинств княжны.
Но фактор всепобеждающей молодости, пленивший стареющего Александра, (император был на тридцать лет старше Долгорукой - ему в ту пору шел уже 48 год), отрицать невозможно, а если к этому прибавить пылкую влюбленность юной смолянки, то исход их встречи был предрешен...
Начало связи императора и Екатерины Долгорукой современники относят к июлю 1866 года.   О новом увлечении императора скоро узнали придворные,  и, хотя об интимных симпатиях монархов принято говорить полушепотом, слух о юной  фаворитке дошел до императрицы. Неизменно гордая и выдержанная, она еще более замкнулась в себе, стараясь не выдавать окружающим свою боль. Возможно, она надеялась, что, пресытившись любовницей, как бывало уже не  раз, муж вновь вернется к ней.  Но так случилось, что в свою последнюю любовь Александр  II - отец шести детей, завзятый сердцеед, вложил оставшиеся душевные силы, тепло и нежность - все, чего многие годы  была  лишена законная супруга.  Хорошо информированный французский посол Морис Палеолог  писал:  “ Александр с наслаждением посвящал ее в сложные государственные вопросы, верховным судьей которых он был. Мало-помалу он начал с ней советоваться обо всем, не принимая без нее ни одного важного решения. Он говорил с ней о самых разнообразных делах, об общем управлении империей, о дипломатических переговорах, об административных реформах, об организации армии, полиции, о работе министров, о повышении по службе, о наградах, выговорах, придворных интригах, о спорах и неладах в царской семье - обо всем том, что благодаря самодержавию тяжелой ношей ложилось на его плечи. Обладая ясным умом, трезвым взглядом и точной памятью, Екатерина Михайловна без труда принимала участие в таких беседах. Иногда даже метким замечанием она помогала государю найти правильное решение”.
Однажды император дал Екатерине Долгорукой клятву: “При первой возможности я женюсь на тебе, ибо навеки считаю тебя женой своей перед Богом”.  Единственной такой возможностью являлась смерть императрицы Марии Александровны...
 В Царском Селе их свидания проходят  в маленьком  флигеле, окна которого выходили на цветник. Обстановка комнаты была более, чем скромная: в ней стояли лишь два кресла, туалетный столик и кровать. В Петергофе встречи происходили в павильоне Бабигон - павильоне, построенным для подобных свиданий еще по воле Николая I.  Долгорукая сопровождала императора во время его официальных зарубежных визитах, вместе они выезжали принимать лечебные ванны  в Эмс.
Первое время роман императора воспринимался окружающими без восторга, но и не вызывал серьезных опасений. О связи иронизировали  придворные острословы, светские дамы слегка прищуривали глаза, здороваясь при встрече с Екатериной Михайловной, но 30 апреля 1872 года произошло событие, заставившее взглянуть на происходившее другими глазами.  После тяжелых родов, княжна разрешилась рождением сына.  Хотя появление на свет внебрачного ребенка царствующего императора в то время не могло даже при самых неблагоприятных  условиях  привести к сколько-нибудь серьезным политическим или династическим осложнениям, но Александр II  был прекрасно осведомлен о крайне недоброжелательном отношении к  его увлечению, большинства членов императорской фамилии,  собственных детей  и, особенно, его законного наследника цесаревича Александра Александровича. Александр II прекрасно осознавал, что после его смерти отношения между Долгорукой, ее детьми  и новым императором вряд ли будут безоблачными.
Родившийся младенец, названный при крещении Георгием,  был отдан под присмотр начальника личной охраны императора генерала Рылеева. Ребенка поместили в небольшом флигеле генеральского дома в Мошковом переулке, где для ухода за ним пригласили француженку гувернантки и  молодую здоровую кормилицу из крестьянок. 
Несмотря на принятые  меры предосторожности, тайна очень скоро стала известна не только придворным, но и представителям иностранных дипломатических представительств. Вся Европа с нескрываемой иронией наблюдала за русским императором, который,  имея внуков, не мог обуздать своих страстей. Когда же на следующий год стало известно, об очередной  беременности Долгорукой, то в Лондоне начали заключать пари о возможном поле будущего младенца.
Екатерина Михайловна родила дочь Ольгу.  В аристократических столичных салонах Воронцовых, Щербатовых, Паскевичей, Куракиных, Баратянских в выражениях не стеснялись: император сам подавал пример личной непорядочности, открыто пренебрегал церковными обычаями и принятыми правилами тогдашней морали. Только братья императора, великие князья Николай Николаевич-старший и Константин Николаевич, сами имевшие любовниц и внебрачных детей, с сочувствием отнеслись к любви старшего брата.
Александр II принял решение.  11 июля 1874 года в Царском Селе он подписывает высочайший указ:
Указ Правительствующему Сенату
Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне Юрьевским даруем мы права, присущие дворянству, и возводим в княжеское достоинство с титулом светлейших.
                Александр.
Так незаконнорожденные дети незамужней княжны Долгорукой приобрели  статус светлейших князей - высшей титулованной знати России. Между строк в высочайшем  указе читалось, что император, дав Георгию и Ольге Юрьевским свое отчество, фактически признавал свое отцовство.
Довольно долго Александр размышлял о фамилии, которую должны были носить его внебрачные дети.  Дать им фамилию матери он не хотел, опасаясь вызвать раздражение  многочисленных представителей родовитой фамилии  Долгоруковых. Конечно, открыто сопротивляться монаршей воле они бы не посмели, но и признавать, насильно навязанных в родственники бастардов, князья-рюриковичи не собирались.
Одним из предков Екатерины Михайловны был основатель Москвы князь Юрий Долгорукий.  В его честь император и решил основать новую ветвь древней княжеской фамилии. Указ  являлся важнейшей государственной тайной, в которую был посвящен лишь генерал-адъютант Рылеев,  обязавшийся хранить молчание до особого распоряжения императора. 
После возвращения с Балканской войны, Александр стал испытывать еще большую потребность в ежедневных  встречах с Долгорукой. В 1879 году  у них рождается вторая дочь Екатерина. Император настаивает на том, чтобы княжна с  детьми переехала в Зимний Дворец.  Долгорукая охотно соглашается; она занимает апартаменты, находившиеся прямо над покоями законной супруги Александра.  Императрица нередко слышала над головой крики и шаги детей. Иногда это случалось в то время,  когда она совершала свой туалет. Тогда служанки и парикмахер видели, как она менялась в лице, хотя напрягала всю волю, стараясь подавить свои чувства.
Княжну  подобные мелочи не смущали;  постепенно она все более входит во вкус политических игр, с удовольствием принимает  крупные подношения,  устраивает концессии на постройки железных дорог, протежирует различным сомнительным личностям. 
Свет не хочет с ней общаться? Тем хуже для него...  Долгорукая заводит собственный салон, где кроме аристократических шалопаев и льстецов, можно встретить откровенных мошенников, для которых закрыты аристократические дома.   “Долгорукая имела влияние на различные денежные, не вполне корректные дела, - вспоминал граф С.Ю. Витте. - Через княжну Долгорукую устраивалось много разных дел, не только назначений, но прямо денежных дел довольно неопрятного свойства”. 
Мария Александровна  тяжело переживала соседство с любовницей мужа.  Силы быстро оставляли ее, нередко она неделями не выходила из своей спальни.   Только  однажды Мария Александровна не смогла сдержать себя  в разговоре с  единственной подругой графиней Александрой Толстой.  Указав на комнаты своей соперницы,  царица горько призналась: "Я прощаю оскорбления, нанесенные императрице. Но не в силах простить мучений, причиняемых супруге".
     Болезнь Марии Александровны прогрессировала,  ее постоянно мучили приступы  удушья,  истощение  достигло  крайних пределов. Врачи  давали дышать кислородом, по вечерам втирали мазь, надеясь облегчить ночной приступ.
В первые дни мая 1880 года встал вопрос о ежегодном переезде царской семьи в Царское Село, но доктора заявили, что об этом нечего и думать. К  всеобщему удивлению император один покинул Петербург и поселился в летней резиденции. Ни для кого не было тайной, что он живет там в обществе Долгорукой и их детей. Императрица  старалась оправдать мужа  в глазах окружающих: “Я сама умоляла Государя уехать в Царское, - говорила она, - этого настоятельно требует его здоровье. Свежий воздух и отдых пойдут ему на пользу, пусть хотя бы он наслаждается загородной жизнью”. 
Император, приехав из Царского Села утром 21 мая 1880 года,  был поражен видом жены. Он посоветовался с С.П. Боткиным, не следует ли эту ночь ему провести во дворце, но лейб-медик заявил, что этой ночью он ручается за жизнь императрицы.  Однако именно эта ночь на 22 мая 1880 года стала последней в жизни Марии Александровны. Никто, даже окружавшие ее сиделки, не могли с точностью указать минуту, когда она скончалась.  Как-то она высказала желание умереть одной, не чувствуя в себе мужества перенести прощания с близкими. Свой страх она попыталась скрыть ироничной улыбкой: “ Не люблю этих пикников возле смертного одра”.   Ей было всего 55 лет.
  ... Принцесса,  великая княгиня, императрица. Кто знает, в какой из ипостасей была счастлива маленькая  девочка  из  Дармштадта, которой так часто в жизни пришлось примерять корону перед зеркалом?
                х х х
   Месяц спустя, не дожидаясь окончания траура, Александр II вступил в морганатический  брак  с Екатериной Долгорукой,  ставшей княгиней Юрьевской. Спустя еще восемь месяцев, 1 марта 1881 года, Царь-Освободитель будет  убит  бомбой  террориста.
Княгиня Юрьевская с детьми вскоре выехала из России и поселилась на юге Франции. Капитал, завещанный супругом-императором, позволил ей жить широко, ни в чем не нуждаясь. Через несколько лет до Петербурга дошли слухи о том, что Екатерина Михайловна вышла замуж за доктора Н.А. Любимова, но достоверность известия никто подтвердить не решался. Умерла княгиня Юрьевская в 1922 году, намного пережив не только своего морганатического супруга, но и его детей и правнуков, ставших первыми жертвами страшного и бессмысленного русского бунта.

1. Елисавета Тюрингская (1207-1231), дочь Андрея II, короля Венгерского. С 1221 г. замужем за ландграфом Людвигом Тюрингенским. Прославилась благочестием и аскетизмом. Канонизирована в 1235 г.
2. Гранси Август-Людвиг де, барон, шталмейстер Людвига II Гессен-Дармштадтского.
3. Александра Федоровна (1872-1918), урожденная принцесса Гессенская Алиса-
Виктория-Елена-Луиза, с 1894 г. жена императора Николая II.
4. Орлов Алексей Федорович (1787-1862), граф, генерал-адъютант, шеф
жандармов в1845-1856 гг., председатель Государственного совета и Комитета
министров в 1856-1860 гг.
5. Николай Александрович (1843-1865), великий князь, цесаревич, сын 
Александра II, наследник престола.
6. Александр Александрович  (1845-1894), великий князь, с 1881 г. император
Александр III.
7. Кропоткин Петр Алексеевич  (1842-1921), князь, теоретик анархизма.
 8. Юрьевская Екатерина Михайловна (1847-1922), урожденная княжна Долгорукая, с 1880 г. морганатическая супруга Александра II.

Литература:
Александр Второй. Воспоминания. Дневники. СПБ., 1995.
Барковец О., Крылов-Толстикович А. Неизвестный император Александр III. М., 2002.
Блудова А.Д. Воспоминания графини Антонины Дмитриевны Блудовой. М., 1888.
Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1988.
Палеолог М. Роман императора. М., 1990.
Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. М., 1996.
Толстая А.А. Записки фрейлины. М.,1996.










Александр Крылов-Толстикович

ПРИНЦЕССЫ И ГОРОШИНЫ
 
Немецкие принцессы в России
           в XVIII-XIX веках.














               


В книгу «Немецкие принцессы в России» вошли биографические очерки о русских императрицах и великих княгинях, происходивших из владетельных германских домов XVIII-начала XIX столетия.
Героини произведений - малоизвестные широкому читателю персонажи отечественной истории, тем не менее, игравшие заметную роль в политической и дворцовой жизни России.
Любовь, политика, интриги наполняли жизнь этих женщин. Но далеко не всегда, красавицы, примерявшие бриллиантовые короны были счастливы в своей личной жизни...
Длительная работа над архивными документами, знание бытовых деталей минувших эпох, живой литературный язык позволили создать оригинальное документально-художественное повествование в модном ныне жанре нон-фикшен, удачно сочетающим историческую достоверность и сюжетную занимательность.
Книга «Немецкие принцессы» рассчитана на широкую читательскую аудиторию и окажется  прекрасным  подарком и школьнику старших классов, и искушенному любителю русской истории.
















НЕОБХОДИМОЕ  ПРЕДИСЛОВИЕ


Открывая книгу предисловием, писатель обычно стремится объяснить причины, подтолкнувшие его к ее написанию, иногда он  приоткрывает некоторые секреты творческой  кухни,  надеясь тем самым  убедить читателя стать долгосрочным союзником и соавтором.
Конечно, ничего зазорного в подобном литературном приеме нет. Более того, во многих случаях читатель сразу становится горячим поклонником таланта сочинителя, их сердца начинают биться в унисон, что позволяет  в трогательном единодушии вынести тот или иной финальный приговор героям романа.   
Композитору в этом отношении еще проще: в увертюре к опере - без всяких слов, лишь тончайшими музыкальными нюансами, он  способен поведать не только  основные перипетии либретто, но и передать сложнейшую гамму эмоций, переполнявших его душу.
Увы, оба приведенных примера не подходят к книге, которая лежит перед вами, уважаемый читатель. Для этого обстоятельства существует, по крайней мере, две веские причины.  Первая заключается в том, что автор, следуя латинской мудрости «Пишут для того, чтобы рассказать, а не для того, чтобы доказать»,  не считает возможным навязывать кому бы то ни было, собственное видение минувшего, равно как  он давно уже отказывается и от попыток  оценивать события и поступки людей, о которых  пишет.
Кроме того, эта книга - не роман или либретто оперы, а рассказ о вполне реальных исторических персонажах – немецких принцессах, связавших с Россией свою судьбу; рассказ,  основанный на подлинных архивных документах, исключающих фантазии и возможность домыслов. 
В то же  время, стремясь отбросить скучную наукообразность, которой в популярных изданиях нередко подменяется историческая действительность, автор попытался максимально дать слово самим действующим персонажам и их близким, и за них часто говорят пожелтевшие страницы интимных дневников  и доверительных писем  героинь книги. 
Любой человек, изучающий историю России, не может не отметить наследственную  приверженность мужской половины царской династии  Романовых к бракам с немецкими принцессами. На протяжении двух столетий именно дочери германских принцев, князей, герцогов чаще всего оказывались супругами русских великих князей, российскими императрицами, а  Россия стала для них второй родиной, где они жили, любили, умирали.
Германофильская ориентация брачных традиций Романовых кажется тем более странной, что на географической карте Европы XVIII – XIX столетий  любое германское  княжество смотрелось всего лишь маленькой горошиной  по сравнению с бескрайними  пространствами Российской империи.
В начале XVIII столетия, Петр I, при всей своей тяге к западной цивилизации и страстном желании  породниться с какой-нибудь европейской  королевской фамилии, всерьез не мог рассчитывать на взаимность со стороны французских Бурбонов или Габсбургов, для которых подобный мезальянс был просто невозможен. Решив женить сына Алексея, Петр I обратил свой взгляд на более доступный рынок коронованных невест, которым издавна славились германские княжества. Немаловажную роль в решение царя  играли  и политические соображения, желание найти новых союзников и партнеров. Следует учитывать и более близкое знакомство тогдашнего русского общества с немецкой культурой, языком, наукой;  именно с немецкими  предпринимателями существовали наиболее тесные экономические отношения; немаловажным фактором было и то обстоятельство, что  в России издавна существовала  значительная немецкая диаспора и из всех иностранцев, немцы были  наиболее привычными для русских людей. Так в Россию приехала принцесса София-Шарлотта  Брауншвейг-Вольфенбюттельская, чтобы стать женой несчастного царевича Алексея Петровича.
Заметим, что подчас  династические браки Романовых с немецкими принцессами,  объяснялись не только давними политическими и экономическими  связями России и Германии, но и чисто практическими соображениями. Среди дочерей многочисленных германских князей в любой момент можно было подобрать подходящую по возрасту невесту  для  подросшего великого князя;  переход из протестантского  вероисповедания в православие совершался более спокойно, чем из католицизма;  да и  скромные запросы небогатых  принцесс,  не могли идти в сравнение с амбициями  королевских домов Лондона, Парижа или Вены.
 Принцесса Софьи-Шарлотта  Брауншвейг-Вольфенбюттельская,  императрицы Мария Федоровна-старшая, Елизавета Алексеевна, Александра Федоровна-старшая,  Мария Александровна, великие княгини Наталья Алексеевна, Анна Федоровна, Елена Павловна - сегодня их имена  известны немногими, а когда-то эти женщины играли  заметную роль в политической и дворцовой жизни России. 
Редкое исключение – имя Екатерины Великой, урожденной принцессы Ангальт-Цербской, знакомое каждому русскому человеку с детства. Однако даже сжатый рассказ о государственной деятельности  императрицы, о  перипетиях  ее жизненного пути, отношениях с близкими и сыном – великим князем Павлом Петровичем - далеко выходит за скромный  формат биографического очерка.  Тем не менее, образ Екатерины II, не редко  появляется на страницах  книги, а ее оценки и характеристики  многих персонажей,  позволяют  лучше понять многие тайны изощренных  дворцовых интриг.
Увы,  очень редко маленькие принцессы,  ложась спать на горошине, просыпаются Екатеринами Великими... Гораздо чаще жизнь вчерашних германских принцесс, ставших членами Дома Романовых, протекала в семейных хлопотах, среди строгого церемониала  дворцовых торжеств, в суете блестящих балов, в злословии светских сплетен. Далеко не всегда, красавицы, примерявшие бриллиантовые короны,  были счастливы в  личной жизни. Трагическая судьба ждала первую европейскую принцессу, приехавшую в Россию - Софью-Шарлотту Брауншвейг-Вольфенбюттельскую; немало душевных терзаний выпало на долю жены Александра I императрицы Елизаветы Алексеевне; разводом окончился брак цесаревича Константина Павловича и принцессы Юлии Саксен-Кобургской; горечь измены отравила последние годы жизни императрицы Марии Александровны, супруги царя-Освободителя Александра II
Когда-то Александр Дюма  сформулировал свое видение прошлого человечества в известном афоризме: «История - это роман, произошедший в действительности». Но, согласитесь,  ни один роман, ни одна история немыслимы без женского образа, без чувства  любви, без красоты и  нежности, которые обязательно ему сопутствуют. Наш рассказ о маленьких немецких принцессах, некогда  проснувшихся  русскими великими княгинями.

       Александр Крылов-Толстикович               
   

               
   

.               








       










           ЦАРСКАЯ НЕВЕСТКА 

            














        СОФИЯ-ШАРЛОТТА  (1694-1715),  урожденная принцесса Брауншвейг-Вольфенбюттельская. С  1711 г. жена царевича, великого князя Алексея Петровича.
Дети: Наталья (1714-1728), Петр (1715-1730).

















 Европа еще не успела привыкнуть к мысли о том, что она живет в новом - восемнадцатом веке, как с востока в столицы цивилизованного мира стали приходить обескураживающие новости о викториях московского царя Петра  I над прославленным и  непобедимым шведским королем  Карлом XII, до того без особого труда покорившего Данию и  Польшу. Послы отписывали в Париж, Лондон, Вену о поразительных переменах,  происходящих в сонном московском царстве.
Русские строили мануфактуры, корабли, лили пушки,  носили пудреные парики,   брили косматые бороды, а их жены примерялись к парижским модам и без устали танцевали на царских ассамблеях. Сам царь Петр Алексеевич, презрев обычаи предков, предписывающие наследнику византийских императоров пребывать в праздности и молитвах,  с топором в руках отстраивал на пустынном берегу Невы новую столицу, носящую его имя - Санкт-Петербург.
Пытаясь создать современное государство, основанное на принципах европейской цивилизации, Петр I реорганизовал всю систему государственного аппарата, учредив вместо архаичных приказов невиданные прежде в России коллегии, а место боярской думы занял Сенат, куда вошли выдающиеся государственные деятели того времени. Была создана стройная административно-территориальная  система,  разделившая всю страну на губернии и провинции. Огромные  средства выделялись на формирование  регулярной армии и флота, с завидным постоянством громивших  воинственных шведов.
В то же время,  многие вековые традиции нещадно искоренялись. Большие перемены произошли в жизни православной церкви: был уничтожен трон  патриарха - второго после самого царя человека в государстве. Отныне  сам государь становился главой церкви, а ее текущими делами стал ведать Священный Синод, составленный из православных иерархов.  Причем надзор за деятельностью Синода  осуществлял обер-прокурор - светское лицо, назначенное из военных или гражданских чинов. Монастыри - былой оплот православной церковности, переживали тяжелые времена.  Черное духовенство - монахи - лишались многих  привилегий: у них отбирали земли, крепостных крестьян, с колоколен православных храмов сбрасывали колокола, чтобы перелить их на пушки, а тысячи странствующих из обители в обитель богомольцев без лишних слов забирали в драгуны.
Реформы Петра I затронули не только государственные институты, судебную власть, экономику или оборону -  с не меньшей энергией царь вторгался в личную жизнь своих подданных, уговорами, а чаще - силой, заставляя их вместе с париками и камзолами, примерять на себя европейскую мораль, обычаи, иноземный стиль жизни.
Отныне иностранный путешественник,  предприниматель, военный  мог рассчитывать на самый теплый прием в России. Со всех концов Европы потянулись сюда офицеры, врачи, инженеры, ученые, желавшие применить на новом месте свои таланты и способности. Многие из них достигли высоких постов, многим суждено было сыграть важную  роль в жизни своей новой родины.
Подобные новшества не могли не вызвать появление мощной оппозиции, волею судеб, лидером которой суждено было стать царевичу Алексею - родному сыну царя Петра от его первого брака с Евдокией Федоровной Лопухиной.
                х х х
Царевич Алексей, родившийся 18 февраля 1690 года, с малых лет познал неукротимый  нрав своего отца.  Его мать -  царица Евдокия Федоровна была насильно заточена в монастырь, а брак, по желанию царя Петра оказался расторгнут. Восьмилетнего мальчика  взяла на воспитание любимая сестра Петра I, царевна Наталья. В 1699 году Петр намеревался послать царевича для образования за границу, но затем изменил свой план и пригласил к нему в воспитатели немца Нейгебауера. Однако тот не сумел ужиться с  русскими приближенными царевича  и весною 1703 года его место  занял барон Гюйссен (1).
  Если верить отзывам Гюйссена, в детстве царевич был прилежен, любил математику и иностранные языки и мечтал  познакомиться с чужими странами. Однако  уроки нередко надолго прерывались, то поездками в разные города, то участием царевича в военных походах. Вероятно, Петр желал, таким образом, на деле  приучить наследника к военным трудам, но частые перерывы в занятиях,  не способствовали  успехам в науках.
В 1705 году Петр отправляет Гюйссена  за границу с дипломатическим поручением, и юный царевич оказался предоставлен самому себе именно тогда, когда наступало время серьезно заняться его подготовкой к той ответственной должности, которую он рано или поздно должен был занять в силу своего происхождения. 
Как обыкновенно бывает в юношеском возрасте, большое значение на формирование характера Алексея имели  люди, окружавшие царевича в повседневной жизни. В большинстве это были ярые приверженцы старого образа жизни и множество православных священников и монахов. “К попам он имел, - свидетельствовал камердинер Афанасьев, - великое горячество”. Особенным влиянием пользовался  духовник царевича  протопоп  Яков Игнатьев (2), не упускавшего случая напомнить юноше, что его мать стала невинной жертвой бешеного нрава Петра. Алексей был очень привязан к Игнатьеву. “В сем житие, - писал он ему в одном из писем, - иного такого друга не имею...”
Все старания Петра I уничтожить влияние этих, по выражению царя,  “больших бород”, и “непотребных людей, которые грубые и омерзелые обыкновенности имели”, не имели успеха, а лишь вызывали озлобление  Алексея.
Не способствовал  сыновей любви и отчаянный страх, который с годами царевич все сильнее ощущал к Петру.    Классическая драма отцов и детей усугублялась царственным положением  этих близких людей. Сыну не хватало понятливости, отцу - терпения. В реформах Петра I  Алексей видел только отрицательные стороны, противные самому духу русского православного человека. От суеты окружающей жизни Алексей искал прибежища в молитве, религиозной обрядности. Он не менее шести раз перечитал Библию, постоянно покупал книги религиозного содержания, делал из них пространные выписки.
Еще более отдалила этих близких по крови, но столь разных по вкусам, убеждениям и мечтам людей,  новая любовь Петра I - Екатерина Алексеевна, бывшая служанка, взятая в плен русскими солдатами (3). 
                х х х
Фантастическая судьба первой русской императрицы Екатерины Алексеевны второй супруги государя Всея Руси Петра Великого может показаться современному читателю русской версией сказки месье Шарля Перро о  нищей сироте Золушке.   
Пожалуй, только  судьба короля Швеции Карла XIV - бывшего солдата французской революции  Жана Бернадота, может сравниться  фантасмагоричностью метаморфозы  превращения жалкого червяка в прекрасную бабочку, то бишь, лифляндской прачки Марты Скавронской в  русскую императрицу Екатерину I.  Дочь крестьянина, жена шведского драгуна Иоганна Рабе, служанка мариенбургского пастора  Глюка, взятая в плен русскими гренадерами и стиравшая солдатские портки в обозе, она была примечена кем-то из офицеров и, сменив не одного любовника, оказалась в палатке фельдмаршала Шереметева. Здесь ее  приметил любимец царя Петра I Александр Меньшиков, ставший первой ступенькой на лестнице, ведущей на русский престол.
 Но даже столь прихотливая игра Его Величества Случая не могла ни стереть, порохом вытатуированной надписи: “Долой тиранов”, обнаруженной после смерти на груди у старого короля Карла XIV, ни искоренить плебейские  привычки  ее императорского величества Екатерины Алексеевны.
Для историков, вероятно, навсегда останется загадкой, чем могла пленить русского царя эта женщина. Сохранившиеся портреты отнюдь не свидетельствуют о необыкновенной красоте русской царицы: круглое, полное лицо, с неправильными чертами,  крупным носом и пухлыми губами.
“Царица была маленькая, коренастая, очень смуглая, непредставительная и неизящная женщина, - описывала впечатление  о Екатерине ехидная маркграфиня Байретская. -  Достаточно взглянуть на нее, чтобы догадаться о ее низком происхождении. Судя по ее безвкусному костюму, ее можно было бы принять за немецкую комедиантку. Ее платье имеет вид купленного у старьевщика; оно старомодно и покрыто серебром и грязью... На ней дюжина орденов и столько же образков и медальонов с мощами, прикрепленных вдоль всей отделки ее платья; благодаря этому, когда она идет, то кажется, что приближается мул”.
Башмаки с царской ноги, долгие годы, хранимые в Петергофе, с очевидностью доказывали, что хрустальный башмачок Золушки  вряд ли удалось бы натянуть даже на большой палец  Екатерины.
Но разгадку триумфа Марты Скавронской следует искать не в ее женских прелестях - в первую очередь, она смогла привязать к себе Петра I  душевным сопереживанием. Скорее сердцем, чем умом, она угадывала его мысли и желания, откликалась на его  бурные затеи, делила не только постель, но и трудности военного похода, терпеливо сносила  грубость и резкие выходки, могла успокоить и унять головную боль, временами, доводившую царя до буйного помешательства. Екатерина Алексеевна разделяла и увлечение супруга дарами Бахуса,  по свидетельствам многих  иностранных дипломатов,  царица слыла “первоклассной пьяницей”,  чем они объясняли - (заметим, достаточно прямолинейно!) - волшебное  превращение неграмотной чухонки  в русские императрицы.  Кроме доброй чарки с вином, Екатерина увлекалась танцами, любила веселье, маскарады, всевозможные праздники и фейерверки.
Была ли она искренна в своем чувстве к державному повелителю России, понимала ли противоестественность, даже абсурдность, своего  появления на вершине власти?  Вряд ли существует однозначный ответ на подобный вопрос...  Легко менявшая мужей и фаворитов,  передаваемая с рук на руки пресытившимися любовниками, Екатерина обрела привычку воспринимать жизнь таковой, какова она есть. Приспосабливаясь к очередному обладателю ее тела,  она, бездумно-органично, без всяких усилий, внутренних переживаний или душевных сомнений, вливалась в новую для нее жизнь, принимала новые правила игры, оставаясь, в сущности, в глубине души все той же прачкой  пастора Глюка - Мартой. Скавронской, каковой ей было суждено явиться в этот мир...
Отношения Алексея Петровича с  мачехой складывались не просто. Вначале между ними возникла даже некоторая симпатия, объясняемая достаточно прагматично: они были нужны друг другу - Екатерина пыталась через царевича расположить к себе нужных  людей, а Алексей не единожды прибегал к  ее заступничеству перед отцом. Но со временем в их отношениях возникает очевидная холодность. Екатерина, подарившая Петру шесть детей, из которых выжили только две дочери, не теряла надежду родить сына, который по ее мысли мог стать престолонаследником вместо нелюбимого отцом  Алексея. Вдохновленная такими честолюбивыми мечтами, она стала то явно, то тайно вредить пасынку.
                х х х
После  безуспешных попыток привлечь царевича к участию в решение хлопотливых  государственных дел,  Петр I казалось, потерял интерес к сыну и предоставил его самому себе.  Алексей с облегчением покинул царский двор и переехал в любимую им Москву, с ее бесчисленными куполами храмов, запахом милой старины, с богомольными старухами и по-византийски пышными долгими церковными службами. Здесь, вдали от петербургского шума, от  строгости царственного отца, Алексей в разговорах с ближайшими друзьями мог строить планы на будущее, мечтать о том времени, когда он займет прародительский престол и все вновь возвратиться к старине, покою и благолепию.
В народе давно шли  смутные толки  о разладе царевича с отцом. С Алексеем связывали надежды на освобождение от жесточайшего гнета Петровских реформ, на ликвидацию страшной рекрутчины, возврат к  обычаям дедов. Деятельными соратниками царевича становились представители старинной знати, обиженные  возвышением неродовитых выскочек,  православные священники, явственно усматривающие в облике царя черты Антихриста.  Постепенно семейный разлад стал принимать форму острой политической борьбы между сторонниками старой и новой России.
 В конце 1706 года царевичу удалось тайком посетить свою мать в Суздальском монастыре. Узнав об этом,  Петр пришел в ярость и  решил принять срочные меры, чтобы еще раз попытаться  перевоспитать юношу, отвратить его от сторонников старины, убедить в притягательности  европейского житья. “Я сегодня или завтра могу умереть, но знай, что мало  радости получишь, если не будешь следовать моему примеру, - убеждал государь наследника. - Если советы мои разнесет ветер, и ты не захочешь делать того, что я желаю, то я не признаю тебя своим сыном: я буду молить Бога, чтобы Он наказал тебя в этой и будущей жизни”.
В  конце 1709 года Петр посылает  сына вместе с несколькими придворными в Дрезден.  Цель поездки состояла в том, чтобы  познакомить наследника престола  с  союзниками, дать опыт дипломатического общения, да и образование цесаревича требовало опытных педагогов, способных восполнить зияющие  пробелы в знаниях Алексея. 
Существовала еще одна причина для дальнего путешествия, о которой вслух не говорилось, хотя все сопровождавшие царевича  князя были прекрасно о ней осведомлены:  Петр I желал, чтобы сын  во время путешествия выбрал себе из многочисленных европейских  принцесс достойную спутницу жизни. 
Еще в 1707 году барону Урбиху и Гюйссену было поручено приискать невесту для царевича. На их вопрос относительно возможности сватовства к старшей дочери австрийского императора, вице-канцлер Кауниц ответил довольно уклончиво. Русские настаивать не стали, а вместо того обратили внимание на принцессу Софию-Шарлотту Брауншвейг-Вольфенбюттельскую.
Путь в Дрезден лежал через Краков, где Алексей Петрович пробыл три месяца. К этому времени относится его характеристика, сделанная графом Вильчеком по поручению австрийского двора. Он подробно описал наружность царевича, характер, манеру держать себя и распорядок дня. По его словам, Алексей Петрович казался весьма задумчив и неразговорчив в незнакомом обществе; скорее меланхоличен, чем весел; скрытен, боязлив и подозрителен до мелочности, как будто кто-нибудь хотел покуситься на его жизнь. Вместе с тем, царевич был очень любознателен, посещал церкви и монастыри Кракова, присутствовал на диспутах в университетах, покупал много книг, главным образом богословского содержания и отчасти исторического, и ежедневно употреблял по 6 - 7 часов не только на чтение, но и на выписки из книг, причем никому своих выписок не показывал. По мнению графа Вильчека, Алексей Петрович обладал хорошими способностями и может оказать большие успехи, если окружающие не станут делать ему препятствий.
В Варшаве Алексей Петрович обменялся визитами с польским королем Августом III, а затем направился в Дрезден. Здесь  Алексей  занимался геометрией, географией и французским языком, брал уроки танцев и посещал театральные представления на французском языке. Отдохновение от наук он находил в обществе своих спутников - князя Никифора Вяземского, управляющего Федора Еварлакова, ключаря  и камердинера Ивана Афанасьева, с которыми "веселиться духовно и телесно, не по-немецки, но по-русски", или, говоря по простому, предавался ежедневному пьянству.
Однако, опасение, что отец прознает о его нескучных досугах, заставило царевича  тронуться в дальнейший путь.  Весной 1710 года, по дороге в Карлсбад, в местечке Шлакенверт, Алексей  впервые  встретился с Софией-Шарлоттой принцессой Брауншвейг-Вольфенбюттельской, которой тогда шел шестнадцатый год.  Время  не пощадило портретов принцессы: сохранилось лишь несколько гравюр немецких мастеров, изображающие ее в детском возрасте и пять или шесть парсун, написанных уже  в России.  Судя по ним,  принцесса была высокой, изящной блондинкой, не слишком красивой, но достаточно милой и приветливой наружности.
 Девушка понравилась русскому царевичу, а, кроме того,  Алексей, останавливая свой выбор на принцессе Софии-Шарлотте, не без основания полагал,  что  отец в любой момент может предложить ему намного худший вариант брака. Об этом Алексей откровенно пишет в Москву  Якову Игнатову, "... и на той княжне давно меня уже сватали, однакож мне от батюшки не вполне было открыто, и я ее видел и сие батюшке известно стало и он писал ко мне ныне, как оная мне понравилась и есть ли моя воля с нею в супружество, а я уже известен, что он меня не хочет женить на русской, но на здешней, на какой я хочу; и я писал, что когда его воля есть, что мне быть на иноземке женатому, и я его воле согласую, чтоб меня женить на вышеписанной княжне, которую я уже видел, и мне показалось, что она человек добр и лучше ее мне здесь не сыскать". 
В конце сентября 1710 года Алексей Петрович посетил принцессу Шарлотту в Торгау и решил сделать ей предложение, о чем и уведомил Петра. В январе 1711 года из Петербурга пришло отцовское благословение, и вскоре  царевич отправился в Вольфенбюттель представиться родителям невесты.
             х х х
Итак, коль скоро разговор пошел о свадьбе, пора представить читателям избранницу русского царевича...
2 августа 1694 года в семье герцога Людвига-Рудольфа Брауншвейг-Вольфенбюттельского и его супруги Христианы-Луизы родилась вторая дочь, которую при крещении получила имя Шарлотта-Христиана-София.   
Конечно, рождение маленькой принцессы небольшого герцогства было делом сугубо семейным, и разве что дежурные поздравления от родственников, да флаги на башнях  замка  отличали этот день от череды других.
Однако предки новорожденной кронпринцессы происходили из династии герцогов Брауншвейг-Вольфенбюттельских - одного из самых древних и  знаменитых европейских владетельных домов,  еще в XII веке оспаривавших корону у германских императоров. Тогда  герцог Генрих Лев, сосредоточивший в своих руках в 1142-1180 годах власть над двумя крупнейшими германскими герцогствами - Саксонией и Баварией, стал самым грозным соперником своего швабского кузена императора Фридриха Барбароссы. Потерпев поражение,  Генрих лишился обоих герцогств, но его сын продолжал спорить за власть с сыном Барбароссы и, в конце концов, в 1209 году был коронован папой римским, став императором Оттоном IV. 
Потомки Генриха Льва сохранили свои владения в части нижнесаксонских земель, став Брауншвейгскими герцогами. В конце  XVI  веке Брауншвейгский дом разделился на две ветви: Брауншвейг-Вольфенбюттельскую и Люнебург-Ганноверскую.
Дед Шарлотты, престарелый герцог  Антон-Ульрих, правил небольшим герцогством Вольфенбюттельским, а для своего сына Людовика-Рудольфа он выделил часть города Блакенбурга.
В шесть лет Шарлотту  взяла на воспитание ее родственница принцесса Мария-Иозеффа, жена  Августа III, курфюрста Саксонского и короля Польского.
Именно те несколько лет, которые девочка провела  под пристальным присмотром королевы, сформировали ее характер, выработали черты, определившие в дальнейшем весь нравственный портрет будущей жены наследника русского престола.   Шарлотта получила  лучшее по тому времени образование:  то есть, она  прекрасно щебетала на французском  и  итальянском языках, знала латынь, играла на лютне,  и клавесине, отменно танцевала,  рисовала и рифмовала стихи. Жизнь при дворе Августа III, одного из самых блестящих королей Европы, способствовала тому, что Шарлотта превратилась в  светскую  девушку, обладавшую любезностью и выдержкой придворной дамы, но совершенно лишенную практической сметки, умения жить, приспосабливаться к обстоятельствам, тем более к таким, с какими ей придется  столкнуться в самом ближайшем  будущем.
Время летит быстро, а в начале восемнадцатого столетия было принято выдавать девушек замуж в совсем юном возрасте. 
Когда герцог Антон-Ульрих впервые получил известие о желании царя Петра женить своего сына на его внучке, он испытал двойственное чувство. С одной стороны, ему льстила мысль породниться с   монархом, владеющим шестой части мира. С другой, смущал непредсказуемый исход многолетней  войны России со Швецией. В случае поражения русских, старый и опытный дипломат Антон-Ульрих  рассчитывал, что в качестве своего нового родственника, он вполне может увидеть и шведского короля Карла XII.
Но сокрушительная победа войск Петра I под Полтавой все поставила на свои места: король Карл XII скрывался где-то у турок, а московский царь  сделался одним из самых авторитетных государственных мужей того времени. Союзник России Август III также был чрезвычайно рад предстоящему браку принцессы Шарлотты на сыне Петра I, и даже услужливо взял на себя свадебные издержки, чем окончательно убедил герцога в правильности выбранного решения.
Так политика предопределила выбор жениха для внучки герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского. Стоит ли говорить, что при таком сложном раскладе политических карт, мало кто задумывался о желании или нежелании самой принцессы Шарлотты выходить замуж за совершенно неизвестного ей человека?
Можно лишь строить более или менее смелые гипотезы, о том, какие чувства переполняли душу молодой девушки,  почти подростка, накануне крутого поворота судьбы. Замужество, разлука с родными, переезд в далекую,  неведомую страну, с чужим языком, людьми, исповедующими иную веру.  Россия, или Московия, как тогда еще называли ее по старой привычке, представлялась девушке заснеженной равниной, населенную  ордами варваров, где по грязным улицам  деревянных городов бродят медведи и волки.
Конечно, ни о какой любви или симпатии к жениху не могло идти и речи: девушка  выходила замуж согласно воле родственников, которой она должна была подчиниться. Фатальная обреченность явственно ощущается в строках из письма Шарлотты к деду: “Это подает мне надежду, что все в скором времени придет к благополучному концу, я желаю этого для того, чтобы в состоянии доказать вам мою преданность и мое послушание”.
         х х х
Династические браки подразумевают долгую дипломатическую работу, подготовку хитроумного брачного договора,  устраивающего обе стороны. Составление такого документа заняло немало времени и только 19 апреля 1711 года Петр I,  отправляясь в поход против турок, поставил свою подпись на документе. Договор включал в себя семнадцать статей. После общих возвышенных фраз  о любви и уважении между супругами, начиналась  жизненная проза: царь обязывался на свой счет привезти кронпринцессу - такой титул невеста получала после свадьбы - и ее  свиту  в Россию и выделять на их содержание по 50 тысяч талеров ежегодно. В случае смерти супруга  денежное содержание сохранялось за принцессой, и она добровольно могла решать оставаться ей в России или ехать на родину. Кроме того, царь должен был приобрести  для будущей невестки особое владение в Германии.
В России Шарлотта и все ее придворные вольны были сохранять лютеранское вероисповедание, но дети,  рожденные от этого брака, должны были стать православными. Принцесса  отказывалась от права наследования брауншвейгскими владениями в пользу мужской половины. Чрезвычайно важным считался пункт договора, согласно которому Петр I обещал покровительство и помощь герцогам Брауншвейгским-Вольфенбюттельским.
В сопроводительном письме к герцогу Петр I выражал надежду, что Антон-Ульрих со своей стороны подпишет договор без замедления и отпразднует обручение внучки.
Пока готовился договор, и шли дипломатические переговоры, Шарлотта, казалось, окончательно примирилась со своей участью и даже пыталась найти  в своем сердце любовь к будущему жениху.
 “Моя дочь Шарлотта, - писала мать невесты Христина-Луиза в письме к барону Урбиху, - уверяет меня, что царевич очень переменился в свою пользу, что он очень умен, что у него самые приятные манеры, что он благороден,  что она считает себя счастливою и очень польщена честью, которую царевич и царь оказали ей своим выбором”.
Что ж, в преддверии свадьбы большинство людей смотрит на мир сквозь розовые очки...
                х х х
Свадьба должна была состояться 14 октября 1711 года в резиденции польского короля, находящейся в саксонском  городе Торгау. Накануне туда прибыл Петр I c семейством и двором.
В большом зале королевского замка срочно  заделывали все окна и на них вешали зеркала. Посредине зала, устланного зеленым сукном, был  построен помост, задрапированный коврами.  На помосте под красным бархатным балдахином стоял небольшой стол, на котором лежали крест и два венца. Стол окружали  дубовые кресла  для молодых, царя, польской королевы  и родителей невесты.
В три часа зал засверкал огнями тысячи свечей в бронзовых канделябрах, расставленных  перед зеркалами.  Спустя час начался торжественный выход участников торжества. Впереди шли офицеры в парадных мундирах, за ними важно шествовали  два маршала с жезлами. Затем появились Петр I с царевичем. Принцессу под руку вел ее дед, герцог Антон-Ульрих. Шлейф свадебного платья несли три придворные фрейлины.
Венчание продолжалось четверть часа и было совершенно на русском языке; к принцессе священник обращался по-латыни. Царь сам возложил венцы на головы  новобрачных. После совершения таинства брака все направились в  зал, где был дан  свадебный бал с танцами, музыкой,  фейерверком в саду. Уже было совсем темно, когда Петр I трогательно благословил новобрачных и, проводив их в покои, сам отправился спать. На другой день рано утром царь пришел в апартаменты Алексея и Шарлотты  и “кушал там инкогнито”.
 Однако медового месяца у молодых не получилось: уже через несколько дней  царь посылает Алексея в длительную поездку. Шарлотта  собирается последовать за  мужем, но сборы затянулись, и она надолго остается одна.
Принцесса испытывает нехватку средств, ей постоянно докучают интригами и ссорами ее придворные, но Шарлотта пока еще счастлива - она поверила в любовь мужа, в ее воображении рисуются картины семейного счастья. “Я нежно люблю царевича, моего супруга, - писала в эти безоблачные дня Шарлотта своей матери. -  Я бы нисколько не дорожила жизнью, если бы могла ее принести ему в жертву или этим доказать ему мое расположение, и хотя я имею всевозможные поводы опасаться, что он меня не любит - мне кажется, что мое расположение от этого еще увеличивается”...
Увы, ее опасения сбывались - со временем становилось совершенно очевидно, что Алексей совершенно охладел к жене. Немало этому печальному обстоятельству содействовали его частые и длительные  поездки по поручениям отца, во время которых он начал много пить.
                х х х
В апреле 1713 года по настоятельному требованию Петра I принцесса, наконец, выезжает в Петербург. Шарлотту сопровождает свита из 110 человек и близкая подруга -  ее кузина принцесса Юлиана-Луиза Ост-Фрисландская.
Русские, встречая супругу своего царевича, постарались не ударить лицом в грязь...  “Когда экипаж Шарлотты подъехал к Неве, к берегу подошла новая, красивая, обитая красным бархатом и золотыми галунами, шлюпка, - писал в Вену австрийский резидент Плейер. - На шлюпке находились бояре, которые должны были приветствовать кронпринцессу и перевезти ее на другой берег. На этом берегу стояли  министры и другие бояре в одеждах из красного бархата, украшенных золотым шитьем. Неподалеку от них царица ожидала свою невестку. Когда Шарлотта приблизилась к ней, она хотела, согласно этикету, поцеловать у нее платье, но Екатерина не допустила ее до этого, сама обняла и поцеловала ее и потом проводила в приготовленный для нее дом. Там она повела Шарлотту в кабинет, украшенный коврами, китайскими изделиями и другими редкостями, где на небольшом столике, покрытым красным бархатом, стояли большие золотые сосуды, наполненные драгоценными камнями и разными украшениями. Это был подарок на новоселье, приготовленный царем и царицей для их невестки”.
Первые месяцы жизнь на новом месте складывалась вроде бы  неплохо - Петр был нежен к невестке, вслед за царем свое расположение к Шарлотте  старались выказать и его придворные. Да и царевич, после долгой разлуки, казалось, стал более внимателен и любезен к жене.
“Царь меня осыпает ласками и милостями, - писала Шарлотта матери. - Мне теперь не только правильно выплачивают четвертные деньги, но сначала я получала также всю нужную для меня провизию, а теперь мне назначено несколько имений для покрытия расходов по хозяйству. Эти имения отданы мне в полное распоряжение, и мне принадлежит даже судебная власть над ними. В них живет 600 душ, а скоро мне дадут еще 900, что составит вместе 1500. Впрочем, эти имения рассеяны по разным местам.
Царь во время своего пребывания здесь был очень ласков ко мне, он говорил со мной о самых серьезных делах и уверял меня тысячу раз в своем расположении ко мне. Царица со своей стороны не упускает случая выразить мне свое искреннее уважение. Царевич любит меня страстно. Он выходит из себя, если мне недостает хоть малейшей вещи, а я без ума от любви к нему”.
Однако семейная идиллия быстро закончилась. Было бы бессмысленным делом пытаться ответить на чисто русский  риторический вопрос: “Кто виноват?” Слишком  уж разными по характерам, привычкам, вкусам, религии оказались эти молодые люди.
Выросшая в утонченной атмосфере  двора Августа III,  усвоившая с детских лет западноевропейскую культуру, Шарлотта так и не стала “своей” для русского общества, которое поначалу казалось весьма расположенным к  немецкой принцессе.  От нее самой зависело удержать симпатии русских, сойтись с ними ближе, увлечься их интересами, разделить их заботы и беды.  Вместо этого, Шарлотта заперлась в своем доме, старательно избегая любых контактов с представителями родовитой  знати, высокопоставленными сановниками. Она  не предприняла  даже попыток изучить русский язык, проникнуться духом нации, лишь по необходимости соблюдения придворного этикета, с брезгливым  недоверием посещала православные службы.
Раздражение вызывали бесконечные бытовые хлопоты, от которых принцесса была полностью избавлена у себя  родине, где жизнь была исполнена спокойствием и благополучием. Шарлотта привыкла к правильному, комфортному образу жизни, где все заранее размерено, определено, во время припасено.   
В Петербурге все было совершенно иначе. Многочисленные придворные, прибывшие с ней из Германии, без конца интриговали и ссорились между собой, объединяясь только для совместной борьбы с русскими купцами. Средств на содержание этой компании требовалось немало, а свои щедрые обещания скуповатый Петр I не спешил выполнять. Вскоре деньги стали выплачиваться не в срок и далеко не сполна. Появлялись и совершенно непредусмотренные расходы, оплачивать которые Шарлотте приходилось из собственного довольно худого кошелька. Все это совсем не напоминало сладкую жизнь при дворе короля Августа.
Раздраженная бесконечными неурядицами,  Шарлотта  никак не могла уяснить, что тогдашний Петербург  являлся всего лишь бивуаком воюющей армии, раскинутым по необходимости на топком болоте, от которого нельзя требовать всех удобств жизни, комфорта, благополучия. Как говорят французы: “На войне - как на войне”...
“Я никогда не составляла себе слишком выгодного мнения о России и ее жителях, - писала она отцу, - но то, что я увидела, превзошло мои ожидания. Нужно жить среди русских, чтобы их хорошенько узнать. Для того чтобы приобрести их расположение, необходимо сделаться русским и по духу, и по нраву и даже в таком случае это не всегда удается, ибо, если существует народ, так это именно наш. Они в высшей степени корыстны, и если одолжишь их чем-нибудь, то они полагают, что рассчитываешь на их благодарность, и тогда они начинают ненавидеть лицо, которое их облагодетельствовало. Доставив им какое-нибудь удовольствие, вы еще должны относиться к ним с той признательностью, которую могли бы от них ожидать, и благодарить их за то, что они приняли подарок, иначе они очень обидятся. Понятия их очень спутаны, самые ужасные кутежи распространены между ними, во время богослужения и молитвы они ведут себя чрезвычайно легкомысленно,  нечистоплотность их доходит до крайних размеров, нет области в Германии, жители которой не были бы более образованы русских, то есть тех из них, которые ничего не видели, кроме своей родины. Одним словом, это очень непривлекательный народ”.
Конечно, столь  жесткая и безаппеляционная характеристика немецкой принцессы страдает очевидной предвзятостью и лишь демонстрирует ее полное непонимание характера народа,  тех исторических особенностей, в которых формировалась русская нация.
Впрочем, можно ли требовать от молоденькой девушки, почти насильно завезенную на  край света,  лишенную семьи, живущей с нелюбимым мужем,  в непривычной, чуждой атмосфере, объективных оценок? Достаточно вспомнить, что подобную точку зрения на русскую нацию разделяли и более глубокие европейские умы в значительно более позднее время...
К тому же в то время в России даже при царском дворе и среди придворных существовало немало  шокирующих обычаев, которые не могли не смущать принцессу.
Впрочем, названия “царский двор” и “придворные”,  применительно к тому времени, звучат достаточно условно. По большей части вокруг  русского самодержца постоянно вертелась  шумная интернациональная  компания полупьяных авантюристов, гвардейских офицеров, вчерашних слуг и простолюдинов, поднявшихся из грязи в князи, благодаря своему природному уму, сметке и наглости. 
Соответственно, и нравы тогдашнего царского двора были далеки от светской куртуазности Версаля - в  новой столице России - Петербурге -  предпочитали не стеснять себя докучливыми требованиями этикета, а на торжествах и ассамблеях шутки и дурачества принимали подчас самые дикие формы.
Хотя царский устав об подобных увеселениях  четко предписывал: “Во время бытия в ассамблеях вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать; так же церемонии делать вставанием, провожанием и прочим, отнюдь да не дерзнет под штрафом, но только при приезде и отъезде почтить поклоном должно”, редкий гость к концу бала оставался в трезвости и здравом рассудке.  Царь трезвых не жаловал, а  пьянство полагал непременным условием любого праздника, где пили много, и пили все - дамы, господа, молодые и старые. 
“Не проходит ни одного дня без пьянства”, - жаловался  барон Поменитц, рассказывая о пребывании царя в Берлине в 1713 году. Но если заграницей все-таки существовали сдерживающие факторы, то дома развлекались по полной программе.  На пиру Петр всегда был первым. Могучее здоровье долгие годы позволяло выдерживать подобный  образ жизни, но постепенно силы покидали его. “Царь уже 6 дней не выходит из своей комнаты, - писал саксонский посланник Н. Лефорт, - он заболел после пирушки на царской мызе, по случаю закладки церкви. Было выпито 3000 бутылок вина, и это задержало поездку в Кронштадт”.
Петр находил особое удовольствие в том, чтобы напоить допьяна присутствующих на веселье женщин.  Для достижения желаемого результата царь пользовался аргументами, не допускавшими никаких возражений. Дочь вице-канцлера Шафирова, крещеная еврейка, как-то попробовала  отказаться от чарки с водкой. “Я тебя выучу слушаться, жидовское отродье!”, - прорычал взбешенный Петр, отвесив строптивой девицы две увесистые пощечины на закуску. Надо ли говорить, что впредь Шафирова не уклонялась  от царского угощения?
Значительное место в деле перевоспитания русских  барышень на европейский манер Петр отводил танцам. Царь считался отменным танцором, выделывавшим “каприоли”, которые сделали бы честь лучшим парижским  балетмейстерам. Все  кавалеры по долгу службы были обязаны в точности выделывать те же фигуры и па, что и государь.  Однако далеко не все были столь искусны в хореографии - старые и дряхлые гости,  приезжавшие на ассамблеи, боясь царского гнева, с трудом  дрыгали  ногами, путались, тяжело сопели, из-под пышных париков градом катился пот, а неутомимый Петр только прискакивал и без устали вертел раскрасневшихся дам.  Когда несчастный боярин без сил валился на пол, царь прибегал к испытанному средству: провинившемуся насильно вливали огромный кубок вина, после чего беднягу выволакивали на  холод.
Петр I не только прорубил окно в Европу -  он сдернул покрывало домостроевской стыдливости,  отныне любовные связи  стали непременным атрибутом светского человека, жаждущего любви, секса, удовольствий.  То, что до Петра проделывалось если и не скрытно, то и без излишней огласки, при нем стало совершаться вполне открыто. Об амурных приключениях заговорили без осуждения,  скандальные  сплетни о любовниках и любовницах сделались любимой темой разговоров  дам и кавалеров.   
                х х х
Но к Шарлотте царь Петр относился почти с нежностью - в ней он видел  образец, столь любезной его сердцу, западноевропейской культуры, с ее помощью надеялся   приохотить сына к  чуждому для него стилю жизни.
Петр I, большей частью, находившийся в походах и разъездах, редко мог видеть принцессу, но каждый раз встречаясь с ней, был приветлив и ласков, “осыпал изъявлениями милости и расположения”,  писала Шарлотта на родину.
Далеко не так удачно складывались отношения с царицей. “Она хуже всех” - слова Шарлотты, красноречиво рисующие характер отношений  двух первых дам Российского государства...  “Моя свекровь ко мне такова, как я всегда ее себе  представляла, и даже хуже”, - жаловалась принцесса в апреле 1715 года. Да и в народе о супруге цесаревича велись совсем не добрые речи.  «Брак этот очень не по сердцу народу. Он втихомолку ропщет и не может скрыть своего неудовольствия по поводу вероисповедания новобрачной», - замечал в депешах в Лондон секретарь английского посольства Л. Вейсборд..
И все-таки определяющими были семейные беды. Пассивное, молчаливое сопротивление Алексея воле отца оказывается сильнее деспотической энергии царя. Наследник престола делал все, чтобы держаться подальше от отцовского двора, но дома его бесило присутствие жены-еретички, отвергающей его религию, ему наскучили ее  упреки в тех неудобствах, которые она испытывает в России.
От горестей и семейных огорчений впал Алексей Петрович в вечный русский порок - стал почти ежедневно крепко выпивать, а его друзья, желая еще более отдалить царевича от жены, повадились приводить с собой  на совместные пирушки уличных девок, одна из которых - дворовая “чухонка” князя Никифора Вяземского Ефросинья Федорова становится его постоянной любовницей. 
В 1713 году, чтобы избежать экзамена по рисованию и черчению, который решил устроить ему Петр I, царевич по пьяному делу прострелил себе правую руку из пистолета.
Добившись от врачей заключения, что ему необходимо лечение в Карлсбаде от чахотки, и получив разрешения отца,  Алексей летом 1714 года неожиданно уезжает заграницу.  Его отъезд был настолько скоропалителен, что  беременная жена узнала о предстоящей разлуке, только тогда, когда карета царевича была подана к подъезду. Прощание между опостылевшими друг другу супругами было кратким. “Прощайте, я уезжаю в Карлсбад", - сквозь зубы бросил в дверях Алексей.
За полгода, проведенные царевичем в Европе, он не счел нужным даже писать жене письма. Спустя пять месяцев Шарлотта сообщала матери: “Царевич все еще не возвратился, И никто не знает, где он, умер ли он или жив; я в ужасном волнении. Все письма, которые я к нему отправила в последние шесть или восемь недель, возвращены мне из Дрездена и из Берлина, так как его адрес там неизвестен”. Только незадолго до возвращения супруга в Россию, Шарлотта узнала об этом от царицы Екатерины,  получившей письмо Алексея.
«Если б я не была беременна, - писала Шарлотта матери, - то уехала бы в Германию и с удовольствием согласилась бы питаться там только хлебом и водою. Молю Бога, чтоб Он не оставил меня своим духом, иначе отчаяние заставит меня совершить что-нибудь ужасное».
Продолжительное отсутствие царевича, слухи о семейных ссорах и замкнутая жизнь Шарлотты в узком немецком окружении ее двора, породили в Петербурге слухи относительно отцовства будущего ребенка. Не без оснований можно утверждать, что сомнительная честь изобретательницы сплетен, принадлежала самой царице Екатерине.  Раздраженный этими разговорами,  Петр I распорядился, чтобы при невестке до ее разрешения от бремени неотлучно находились три русские боярыни. В письме к Шарлотте царь объяснял эту меру необходимостью заставить замолчать “необузданные языки”, которые открыто говорили о возможной подмене ребенка  во время родов. Подобные намеки оскорбляли принцессу, но не в состоянии сопротивляться воле царя,  она  едва смогла упросить его оставить при ней повивальную бабку, привезенную из Германии.
12 июля 1714 года после тяжелых родов принцесса родила дочь Наталью (4). Рождение дочери у наследника престола  порадовало  царицу Екатерину,  опасавшуюся, что в случае рождения мальчика ее дети потеряют всякую надежду когда-нибудь взойти на престол.
Возвращений Алексея Петровича в Петербург  не принесло мира. Не в силах заглушить страх перед отцом, томясь недобрыми предчувствиями,  он все чаще бывал пьян, а, протрезвев, старательно избегал общения с женой, предпочитая проводить время со своей любовницей Ефросиньей, открыто поселившийся в их доме.
Но все-таки и в этой безотрадной семейной жизни случались редкие минуты счастья, когда Алексей и Шарлотта  стояли  у колыбели маленькой дочери. Тогда отходили в сторону ссоры и обиды, они становились любящими отцом и матерью. Царевич ласкал маленькую девочку, и в его глазах светилась  любовь и доброта -  чувства, всегда жившие в его душе, но в силу стечения обстоятельств, не сумевшие развиться в замечательные  качества характера большого и сильного человека. 
Вскоре Шарлотта почувствовала, что она вновь готовиться стать матерью. Вторая беременность принцессы протекала еще тяжелее, чем первая.  За десять недель до родов, спускаясь с лестницы, она упала и сильно ударилась спиной о ступени. С этого момента ее беспокоила постоянная боль в левом боку и животе. За девять дней до родов состояние ухудшилось, и она уже не вставала с постели. В полночь с 11 на 12 октября 1715 года начались родовые схватки, а к пяти часам утра она благополучно родила сына - будущего юного  императора Петра II, царствовшего всего три года и неожиданно умершего в пятнадцатилетнем возрасте, в день своей свадьбы.
В первые дни после рождения сына, состояние Шарлотты не внушало тревог:  она стала ходить, принимала поздравления и, несмотря на возражения докторов, сама кормила новорожденного. Но на четвертые сутки у нее начались сильнейшие боли в животе, появился озноб. Больная металась в бреду. Так прошло еще четыре дня и все эти дни царевич не отходил от жены...
Только 20 октября,  Петр I, который сам в эти дни  был очень болен, узнав о тяжелом недуге Шарлотты,  прислал к ней своих лейб-медиков. Приговор  врачей был пессимистичным до крайности..:
Около полудня, Шарлотта придя в себя, послала за царем. Он велел привезти себя в коляске. Принцесса поручила свекру своих детей и умоляла оставить с ними  ее  подругу принцессу Ост-Фрисландскую. Когда Петр удалился, принцесса попрощалась с придворными и позвала пастора.  Медики убеждали Шарлотту принять новое лекарство, но она бросила бокал на пол со словами: “Не мучьте меня так, дайте мне спокойно умереть, я не хочу больше жить”.
В ночь с 21 на 22 октября 1715 года кронпринцесса Шарлотта скончалась. Царевич Алексей, державший ее руку, упал в обморок, а, придя в себя, взял на руки  двух детей и унес их в свою комнату.
Похороны состоялись 27 октября. К двум часам дня мужчины стали собираться на половине царевича Алексея, а дамы -  в бывших апартаментах Шарлотты, где их принимала принцесса Ост-Фрисландская. Убранство зала, где стоял гроб с телом покойной, напоминало зал, где за четыре года до того происходило венчание принцессы и царевича, только вместо красного цвета преобладал черный, а зеркала были задрапированы траурной  тканью...
Похоронили принцессу в Петропавловском соборе. Петр I вместе с царевичем шел за гробом, который несли гвардейские офицеры. Траурный салют символизировал окончание земного пути немецкой принцессы, ставшей нелюбимой женой русского царевича. Если верно высказывание, что браки заключаются на небесах, то, вероятно,  во время венчания  Шарлотты и Алексея все небо было затянуто тучами...
                х х х
Слухи о несчастной семейной жизни принцессы Шарлотты, заставили многих искать причину ее смерти не в болезни, а в тех обстоятельствах, жертвой которых она стала. Австрийский дипломат Плейнер писал в Вену: “Ее смерти много содействовали разнообразные огорчения, которым она постоянно подвергалась. Деньги, назначенные на ее содержание, выдавались после долгих хлопот и так скудно, что она никогда не получала более 500 или 600  рублей за раз, так что она постоянно нуждалась и была не в состоянии платить своим придворным. Она и ее придворные задолжали у всех купцов. Она также заметила зависть со стороны царского двора по случаю рождения царевича и знала, что царица тайно старается ей вредить. От всего этого она находилась в постоянном огорчении”.
Несчастная супружеская жизни принцессы послужила поводом к созданию романтической легенды, появившейся более чем  полвека спустя после ее смерти. В 1777 году вышла французская книга, автор которой утверждал, что Шарлотта не умерла в России, а сумела бежать в американскую Луизиану. Там она вышла замуж за французского офицера, с которым приехала в Париж, где ее узнал Морис Саксонский - сын короля Августа III. Потом она  жила на одном из островов в Средиземном море, изредка навещая Париж, Брюссель и своих родственников герцогов Брауншвейгских.
Жизнь всегда бывает много печальнее сказок, в финале которых  героев ждет счастье, богатство, удача.   Трагично сложилась и судьба мужа принцессы Шарлотты - царевича Алексея.  После смерти жены, он еще больше отдалился от отца, скрываясь у своего шурина, австрийского императора Карла VI,  пытался организовать интервенцию в Россию, чтобы свергнуть Петра I с престола, но обманом был вывезен на родину, судим здесь, и тайно убит, по приказу отца, в каземате Петропавловской крепости.


1. Гюйссен Генрих, барон, доктор права. С 1703 г. воспитатель царевича Алексея Петровича. Сочинитель "Журнала государя Петра I с 1695 по 1710 г." Умер в 1740 г.
2. Игнатьев Яков Инатьевич, протопоп Верхоспасский, духовник царевича Алексея. Казнен 8 декабря 1718 г.
3. Екатерина I Алексеевна (урожденная Марта Скавронская) (1683-1727), жена Петра I, российская императрица с 1725 г.
4. Наталья Алексеевна (1714-1728), царевна, дочь царевича Алексея Петровича и Софьи-Шарлотты.


Литература:
 Богословский М.М. Петр I. Материалы к биографии. М., 1940.
 Валишевский К. Петр I. М., 1992.
 Иловайский Д. Петр Великий и царевич Алексей. \\ Русский архив. 1912. №9.
Крылов-Толстикович А. Царская невестка.\\ Новая юность. №4. 2002.
Павленко Н.И. Петр Великий. М.,1990.
Русские императоры, немецкие принцессы. Династические связи, человеческие судьбы. М., 2002
 












БЕСПРАВНАЯ ПРАВИТЕЛЬНИЦА



АННА ЛЕОПОЛЬДОВНА (1718-1746), правительница (регент) при сыне императоре Иоанне VI (9.11.1740-7.03.1746), урожденная принцесса Елизавета-Христианина Мекленбург-Шверинская.
С 1739 г. в браке за Антоном-Ульрихом герцогом Брауншвейг-Люнебергским. Дети: император Иоанн  VI (1740-1764), Екатерина (Екатерина (1741-1807), Елизавета (2743-1782), Петр (1745-1798), Алексей (1746-1787).















 Дочь герцога Карла-Леопольда Мекленбург-Шверинского и племянницы Петра I царевны Екатерины Иоанновны принцесса Анна Леопольдовна  оказалась вознесенной на вершины российского Олимпа  благодаря прихотливой игре случайностей  и, подобно многим другим  русским монархам, несмотря на   неограниченную самодержавную власть,  была глубоко несчастлива как в своей личной жизни, так и в управление государством.
Она родилась в Ростоке 7 декабря 1718 года и  там же была окрещена по обряду протестантской церкви и наречена Елизаветой-Христиной. Но на родине ей пришлось прожить недолго. Супружеская жизнь ее матери, Екатерины Иоанновны (1), сложилась печально, поскольку  характер ее мужа определялся тремя основными чертами:  грубостью, сварливостью и самодурством.  Терпеливо снося все выходки домашнего тирана, она молча прожила шесть лет, а на седьмой год, поняв, что супруга уже не приучить ник семейной жизни, ни отучить от дурных привычек, приказала  заложить карету и взяв дочь на руки уехала в Россию.   
Родные приняли герцогиню с дочерью  неприветливо.  Петр I был явно недоволен, что оказался, разрушен династический брак, которому он придавал большое значение.
Екатерина Ивановна поселилась у своей матери - престарелой царицы Прасковье Феодоровне (2), большую часть времени, обитавшую в подмосковном царском имении Измайлово.
 Первые тринадцать лет своей жизни Елизавета-Христина росла  под заботливым надзором матери, тщательно оберегаемая как от сквозняков, так и от излишних  занятий науками,  к которым герцогиня-мать  испытывала давнее отвращение.   
Несмотря на роскошь парадных туалетов, и апартаментов, во внутренних покоях герцогиня Екатерина Иоанновна  целыми днями ходила в широком голубом  шлафроке, а голову повязывала простым крестьянским платком. Большей частью ее времяпрепровождение  проходило  в долгих молитвах, разговорах с бесчисленными приживалками, обитавшими по старинному русскому обычаю в царских дворцах и приготовлении   любимого варенья, которое изготовлялось и потреблялось в невероятных количествах.
Маленькая принцесса принимала в этих  занятиях самое живое участие, лишь иногда прерываемых докучливой необходимостью по требованию этикета  присутствовать на придворных церемониях, да редкими посещениями театра, где давала представление заезжая оперная труппа. 
Образ жизни девочки  изменился лишь в 1731 году, когда вступление на престол ее тетки Анны Иоанновны, не имевшей детей, выдвинуло вопрос о наследнике престола.
Императрица Анна Иоанновна (3), племянница Петра I, была возведена на российский престол в 1730 году, в обход дочери царя  Елизаветы Петровны. В исторической памяти правление царицы Анны I запечатлелось разве что мрачной славой ее фаворита курляндца Бирона, да строительством по случаю свадьбы любимых царицыных  шутов великолепного Ледяного дома - дворца возведенного изо льда реки Невы.
                х х х
Еще не стара императрица Анна Иоанновна - всего тридцать семь лет;  есть в ней царственная величавость и достоинство,  но не дал Бог женской прелести: тучна, манеры грубые, лицо рябоватое, а голос сильный и пронзительный.  Ко всему тому была неряшлива до нечистоплотности; вследствие недуга, возле нее постоянно ощущался тяжелый, зловонный запах, неистребимый даже великим количеством мускуса и иных ароматических снадобий,  привозимых из-за границы.
Ростом же царица пошла  в дядю-великана. И вкусы у царицы подстать иному драгунскому ротмистру:  любила карты,  верховую  езду  и охоту. В комнате всегда под рукой заряженное ружье - случится на свою беду мимо окна пролететь вороне или голубю, Анна тут как тут, пальнет из мушкета, - и комок перьев падает на клумбу  возле дворцового крыльца.    За два месяца до смерти, уже, будучи тяжело больной, не утерпела царица,  поднялась с постели,  затеяла великую охоту, на которой егеря и придворные побили разного зверья немерено -  оленей,  коз, кабанов, волков. Одних зайцев загнали почти пять сотен, расстреляли тучи уток, гусей, чаек и прочей живности, попавшейся на глаза.
Хоть и затевала Анна Иоанновна  маскарады и пышные балы,  но сердце больше лежало к иным забавам: любила перебирать драгоценности, а когда становилось совсем скучно, отворяла дверь в комнату фрейлин и кричала: "Ну, девки, теперь пойте!", или звала к себе шутов.
Остроты тогдашних придворных юмористов отличались редким цинизмом и скабрезным характером. Чехарда, драки, идиотские гримасы веселили царицу Анну Иоанновну до слез. Любимым воскресным развлечением набожной императрицы было наблюдать  по дороге из дворца в церковь, как шуты, рассевшиеся на лукошках с куриными яйцами, начинают по очереди громко кукарекать. Великолепной шуткой  считалось во время фейверка пальнуть зарядом в толпу. "Санкт- Петербургские ведомости" с восторгом извещали читателей об этом происшествии:  "Слепой страх овладел толпой, она заколебалась и обратилась в бегство, что послужило к радости и забаве высокопоставленных лиц двора Ее  Величества,  присутствующих на празднике".
Тем не менее, желая сохранить русский престол за своими ближайшими родственниками, бездетная императрица Анна Иоанновна приблизила  племянницу к  себе и поручила ее заботам целого  штата служителей и наставников, которым строго было наказано в короткий срок обучить принцессу политесу и знаниям языков. Хотя тогда девочке было всего тринадцать лет, уже тогда было решено, что кто-то из будущих детей принцессы Мекленбургской займет русский престол.
 Воспитательницей принцессы была назначены француженка, вдова генерала Адеркас; уроки  православия давал знаменитый священник и богослов Феофан Прокопович. 
С годами принцесса стала грациозной  блондинкой,  обладавшую особым искусством, даже улыбаясь, неизменно сохранять слегка брезгливо-флегматичное выражение лица. Она была, несомненно, умна, но питала, как и ее мать, неотвратимое отвращение ко всякому серьезному занятию.  Впрочем, в отличие от своей родительницы, она выучилась  французскому и немецкому языкам и с детства приохотилась к чтению книг.
Между тем, императрица занялась поисками подходящего жениха для племянницы. В Европу со специальным заданием отправился генерал-адъютант Левенвольде, который вскоре предложил двух кандидатов: маркграфа бранденбургского Карла и принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Беверн-Люнебургского. Каждый из возможных женихов имел четко определенную политическую ориентацию. Свадьба на маркграфе Карле повел бы к сближению с Пруссией, брак с принцем Антоном-Ульрихом, родственником императора Карла VI , - давал возможность союза с Австрией.    
Венский двор приложил все усилия к тому, чтобы выбор жениха сложился в пользу его кандидата. Опираясь на поддержку  русских вельмож, сочувствующих Австрии, Карл VI добился согласия императрицы на то, чтобы Антон-Ульрих было разрешено приехать в Россию и вступить в русскую службу.
 28 января 1733 года он прибыл в Петербург,  а 12 мая 1733 года присутствовал при торжественном обряде принятия принцессой Елизаветой православия. Отныне девушка получила новое имя - Анна Леопольдовна, данное в честь императрицы. А спустя месяц  после этого знаменательного события у принцессы Анны умерла мать, и она осталась в полном подчинении у тетушки-императрицы.
Вскоре окружающие заметили,  что приехавший  жених отнюдь не вызывает пылких чувств у девушки. Застенчивый девятнадцатилетний принц Антон-Ульрих (4) своей худобой, неловкостью и  малым ростом не произвел должного впечатления ни на невесту, ни на ее августейшую тетку. Императрица, видя  холодность племянницы  к жениху,  и, будучи, в сущности, женщиной доброй души, решила не принуждать девушку к скорой свадьбе, а повременить и отложить брак  до совершеннолетия невесты. “Стерпится - слюбится”, - гласит мудрая русская пословица... А пока принца отправили в действующую армию, воевавшую против турок. Здесь он командовал кирасирским полком и отличился при штурме турецкой крепости Очаков.
 Как свидетельствовали современники, у принца Антона-Ульриха было доброе сердце, хотя “ум отсутствовал”, а жизненная энергия казалось, отсутствовала вовсе. Тем не менее, отнюдь не неказистая внешность принца  вызвала недовольство принцессы Анны. У  девушки существовала   гораздо более весомая причина не желать  брака. Внешне флегматичная и спокойная  пятнадцатилетняя  Анна, потеряв голову, влюбилась в красавца и щеголя  саксонского посланника графа К.  Линара.
  Ему было около сорока лет, но выглядел он намного моложе. Екатерина II, встретившая графа много  лет спустя,  с юмором описывала его внешность: “Это был человек, соединявший в себе, как говорят, большие знания с такими же способностями. По внешности это был в полном смысле фат. Он был большого роста, хорошо сложен, рыжевато-белокурый, с цветом лица нежным, как у женщины. Говорят, что он так ухаживал за своей кожей, что каждый день перед сном покрывал лицо и руки помадой и спал в перчатках и маске”.
Этой тайной интриге,  как показало время, всячески  содействовала госпожа  Адеркас, страстная сторонница прусской партии. Но все тайное существует лишь для того, чтобы рано или поздно, но сделаться явным...
Императрице Анне Иоанновне вскоре стало известно о пылком романе ее племянницы. Разгневанная царица немедленно распорядилась выслать госпожу Адеркас за границу, а граф Линар, по ее просьбе, был отозван своим двором. За девушкой  был установлен строгий надзор, чтобы уберечь ее от искушения новых романов. Жизнь Анны стала еще более однообразной, чем прежде: посторонние являлись к ней лишь с официальными визитами, а сама она никуда не выходила. Единственной отрадой оставалось чтение французских романов и бесконечные беседы с ее ближайшей подругой фрейлиной Юлианой Мегден.
Так продолжалось почти четыре года. Трудно предположить,  каким образом события развивались бы дальше, но размеренный образ жизни  неожиданно нарушил герцог Бироном, который затеял сложную интригу, решив  женить на Анне своего сына Петра.
Однако принцесса, поставленная перед необходимостью выбора  между двумя  одинаково нелюбимыми женихами, предпочла стать женой  принца Антона-Ульриха - потомка древней владетельной  фамилии. “Я много думала и испытывала себя. Во всем готова слушаться Ваше Величество,  и соглашаюсь выходить за брауншвейгского принца, если Вам так угодно”, - сообщила она императрице Анне Иоанновне.
Тяжело больная царица была обрадована  решением девушки. “Конечно, принц не нравится ни мне, ни принцессе; но особы нашего состояния не всегда вступают в брак по склонности, - поделилась она своими соображениями с придворными. -  К тому же, принц ни в каком случае не примет участия в правлении, и принцессе все равно, за кого бы ни выйти. Лишь бы мне иметь от нее наследников и не огорчать императора отсылкою к нему принца. Да и сам принц кажется мне человек скромный и сговорчивый”.
Свадьба состоялась 3 июля 1739 года, а спустя год с небольшим, 12 августа 1740 года, у Анны родился сын, названный при крещении Иоанном и объявленный манифестом 5 октября 1740 года великим князем и наследником престола (5).
“А ежели Божеским соизволением, - говорилось в манифесте, - оный любезный наш внук, благоверный великий князь Иоанн, прежде возраста своего и не оставя по себе законнорожденных наследников, преставится, то в таком случае определяем и назначаем в наследники первого по нем принца, брата его от вышеозначенной нашей любезнейшей племянницы, ее высочества благоверной государыни принцессы Анны, и от светлейшего принца Антона-Ульриха, герцога брауншвейг-люнебургского, рождаемого; а в случае и его преставления, других законных, из того же супружества рождаемых принцев, всегда первого, таким порядком, как выше сего установлено”.
Спустя одиннадцать дней, накануне своей смерти, императрица подписала еще один государственный акт, согласно которому регентом до совершеннолетия наследника престола назначался герцог Бирон.
          х х х
Вечером 17 октября 1740 года императрица Анна Иоанновна тихо скончалась, а  утром столичные жители начали присягать  императору Иоанну VI и регенту герцогу курляндскому, лифляндскому и семигальскому Эрнсту-Иоанну Бирону.
Присяга прошла без каких-либо скандалов, а затем Анна с мужем и сыном переехали в Зимний Дворец. Бирон остался в летнем дворце, намереваясь жить в нем до погребения умершей императрицы.
Регентство Бирона при живых родителях императора многим показалось  явлением странным и обидным. В самом манифесте о регентстве были пункты, которые неизбежно должны были вызвать столкновения Бирона с другими вельможами двора и, конечно же, с родителями маленького императора.
На первых порах Бирон пытался наладить хорошие отношения с принцессой Анной и назначил на содержание ее семейства 400 тысяч рублей. Однако такая подачка не способствовала установлению теплых отношений. До регента доходили слухи о неблагоприятных для него разговорах при дворе Анны. Дело дошло до того, что секретарь принцессы Михаил Семенов открыто высказал сомнения  в подлинности подписи императрицы на указе о регентстве. Бирон в гневе пригрозил Анне, что вышлет ее с мужем в Австрию, а в Россию призовет принца Голштейн-Готторпского.
В то же время Бирон решил  преобразовать гвардию: рядовых из дворян-гвардейцев определить в армейские полки офицерами и заместить их простолюдинами. Это было серьезной ошибкой герцога - гвардия в России всегда была большой политической силой,  легко решающей самые сложные политические задачи.
“Теперь нечего делать, пока матушка-государыня не предана земле; а там, как вся гвардия соберется, то уж...”, - открыто грозили гвардейцы. Бирон приказал арестовать зачинщиков и бить их кнутом в застенках Тайной канцелярии.
Это переполнило чашу терпения принцессы Анны.  Она обратилась за советом к  старому  фельдмаршалу Миниху (6), который немедленно составил  план низложения Бирона. Медлительность была не в характере Миниха и в ночь с 8 на 9 ноября он, в сопровождении своего адъютанта Манштейна и  небольшого отряда солдат, арестовал регента, его родных. К шести часам утра все было кончено, и на площадях столицы под грохот барабанов глашатае объявили  манифест об отрешении от регентства  герцога курляндского Бирона и объявлявшего Анну Леопольдовну великой княгиней и правительницей империи до совершеннолетия ее сына. По случаю этого события были объявлены милости народу и возвращены многие, сосланные в Сибирь предшествующим правительством.
Особый суд, длившийся пять месяцев, признал виновником всех российских бед  Бирона.  Кроме прочих грехов, ему поставили в вину и существование придворного шутовства:  "Он же, будто для забавы Ее Величества, а на самом деле, по своей свирепой склонности, под образом шуток и балагурства, такие мерзкие и Богу противные дела затеял, о которых до сего времени в свете мало слыхано: умалчивая о нечеловеческом поругании, произведенном не токмо над бедными от рождения, или каким случаем ума и рассуждения  лишенными,  но  и  над другими людьми, между  которыми  и честный народ находился, о частых между  оными заведенных до крови  драках,  и о других оных учиненных мучительствах и безобразных мужеска  и женска полуобнажениях, и иных скаредных между ними его вымыслом произведенных пакостях, что натуре противно и объявлять стыдно и непристойно".
Бирон был приговорен к смертной казни, но Анна Леопольдовна заменила этот жестокий приговор на вечную ссылку с конфискацией имущества.
Первым министром государства сделался Миних, который, кроме того получил серебряный сервиз, 170 тысяч рублей и имение опального Бирона в Силезии.
Вскоре между членами нового правительства началась глухая борьба; единства в управлении не было. Уже в начале января 1741 года враги Миниха добились того, что в делах военных его подчинили принцу Антону, а во внешней политике - Остерману. 28 января 1741 года Кабинет был разделен на три департамента: военных дел, иностранных дел и внутренних. В ведении Миниха остались лишь сухопутная армия, нерегулярные войска, артиллерия, фортификация, кадетский корпус и Ладожский канал, да и то обо всех важных делах  он должен был рапортовать принцу.
Наконец, Анна перестала принимать Миниха для личного доклада наедине, а всегда призывала при приеме и принца. Оскорбленный фельдмаршал потребовал отставки, которая и была ему дана в очень обидной для его самолюбия форме 3 марта 1741 года. Устранение Миниха отразилось, прежде всего, на внешней политике России: благоприятная прежде для Пруссии, она склонилась теперь на сторону Австрии. Имперский посол, покинувший Россию еще при жизни императрицы Анны Иоанновны, - маркиз Ботта - вернулся в Петербург; возвратился и любимец Анны - граф Линар. Им без труда удалось привлечь Россию к старому союзнику, Австрии, и добиться обещания 30- или 40-тысячного вспомогательного корпуса.
 Граф Линар преуспел в делах не только политических, но и личных; Анна  осыпала своего любимого милостями - он стал  обер-камергером русского двора,  кавалером высших русских орденов  Александра Невского и Андрея Первозванного и обладателем изрядного состояния.   Чтобы окончательно привязать к себе, не вызывая лишних пересудов,  Анна решила женить его на  своей фрейлине Юлиане Менгден.  Линар уехал на родину, чтобы  устроить свои дела и подготовить все нужное для окончательного переезда в Россию. В шифрованных письмах Анна описывает, как она видит будущую семейную жизнь графа. Великая княгиня в письмах прибегала к помощи шифра, который она вставляла в текст, написанный под диктовку ее секретарем: “Поздравляю вас с приездом в Лейпциг, но я буду довольна только, когда узнаю, что вы возвращаетесь... Что касается до Юлии, как вы можете, хотя бы минуту сомневаться в ее (моей) любви и в ее (моей) нежности, после всех доказательств данных вам ею (мной). Если вы ее (меня) любите и дорожите ее (моим) здоровьем, то не упрекайте ее (меня)... У нас будет 19-го или 20-го маскарад, но не знаю, буду ли я в состоянии (без вас, мое сердце) участвовать в нем; предчувствую также, что и Юлия не будет веселиться, так как  сердце и душа ее заняты иным. Песня хорошо выражается: “Не нахожу ничего похожего на вас, но все заставляет меня вспоминать о вас”. Назначьте мне время вашего возвращения и будьте уверены в моей благосклонности (Целую вас и остаюсь вся ваша). Анна”
 Появление Линара в России и его роль при дворе напоминали придворным времена Бироновщины: многие были недовольны новым фаворитом, а принц Антон - в особенности.  По свидетельству прусского посланника барона Мардефельда, принц нашел некоторое утешение в чувстве свободы и  в ощущении некоторой сопричастности к решению государственных вопросов.  Однако Анна не одобряла  политических амбиций мужа.
 Участившиеся ссоры между супругами способствовали раздроблению и без того недружного правительства на партии.  В свою очередь, разногласия в правительстве придавали его деятельности характер зубчатой передачи - беспорядочные решения  министров принимались без серьезной подготовки и были лишены внутренней логики - непременной составляющей плавной работы хорошо отлаженной государственной машины.
 Внутренние мероприятия правительства Анны касались администрации, правосудия, финансов и промышленности. Так, для избавления  от вечной российской беды - чиновничьей волокиты  при разборе жалоб и прощений на Высочайшее имя, была учреждена должность рекетмейстера, который, кроме приема, разбора и направления челобитных, объявлял Сенату высочайшие резолюции на его доклады и Синоду - именные повеления.  Обращено было внимание на медленность хода дел в Кабинете и сенате, и приняты меры для ускорения их. Чтобы упорядочить финансы, было предположено пересмотреть все статьи дохода и расхода, сократив, насколько возможно, последние.  В видах упорядочения торговли и промышленности были изданы устав о банкротах  и "регламент или работные регулы на суконные и каразейные фабрики", касавшийся наблюдения за содержанием машин, размера и качества сукна, а также и отношения предпринимателей к рабочим (15-часовой рабочий день, минимум платы, больницы для рабочих и т. п.).
Значительно большее внимание уделялось внешней политике.  Сближение России с Австрией было нежелательно не только для Пруссии, но и для Франции, которой, в конце концов, удалось подстрекнуть Швецию объявить 28 июня 1741 года войну России.  Начиная войну, шведы манифестом, обращенным к русским, объявили себя защитниками прав на русский престол дочери Петра I цесаревны Елизаветы. 
В Петербурге, еще до войны, шведский посланник Нолькен и французский посол Шетарди пытались убедить цесаревну Елизавету вступить на престол, обещая значительную материальную помощь. Но Елизавета хорошо понимала, что главная ее поддержка - не шведы и французы, а гвардия. Интриги Шетарди  велись довольно неловко и не были тайной для русского двора. Английский посол подробно рассказал о них канцлеру Остерману. Канцлер немедленно передал полученную информацию правительнице, но ни его представления, ни убеждения Ботты и принца Антона-Ульриха не убедили ее принять решительные меры против сторонников дочери Петра I.
Многие советовали Анне Леопольдовне для прекращения всяких попыток государственного переворота поскорее принять  титул императрицы, но, будучи второй раз беременной,  она решила отложить этот акт  до дня своего рождения. 
Со свойственным ей добродушным легкомыслием, Анна восприняла и известие о замыслах цесаревны. Лишь 23 ноября, на куртаге в Зимнем дворце, правительница решилась объясниться с Елизаветой (7) о ее сношениях с Шетарди и о деятельности Лестока, пригрозив принять против них меры. 24 ноября гвардия получила приказ выступать к Выборгу. Принц Антон-Ульрих порывался тотчас же арестовать Лестока и расставить по улицам пикеты, но Анна запретила супругу вмешиваться в ее дела, пообещав серьезно поговорить с цесаревной Елизаветой Петровной.  Разговор состоялся на одном из приемов. Анна Леопольдовна строго выговаривала Елизавете на недопустимость ее контактов с французским посланником и пообещала принять самые строгие меры. Испуганная цесаревна поняла, что дальше медлить нельзя... 
                х х х
Про обстоятельства  восшествия Елизаветы на престол существует обширная литература,  сохранились воспоминания современников, донесения дипломатов.  Многие  из  этих  документов были опубликованы в русских исторических журналах, легли в основу авантюрных романов.
В ночь с 24 на 25 ноября она, в сопровождении отряда гвардейцев, арестовала правительницу, ее мужа, малолетнего императора и его сестру - Екатерину, родившуюся  26 июля 1741 года.
 Цесаревна лично вошла в покои правительницы  и разбудила ее словами: “Сестрица, пора вставать!”. Анна не сопротивлялась перевороту, а лишь просила не делать зла ни ее детям, ни Юлиане Менгден. Елизавета успокоила ее, обещала исполнить ее просьбу, после чего вышла из спальни.
В апартаментах остались гренадеры, которые  стояли с лампадками, зажженными в соседней комнате. Анна Леопольдовна второпях надела себя юбку, а фрейлина натянула ей чулки и башмаки. На плечи она набросила бархатную шубу и при выходе из комнаты попросила еще капор на голову.
Все делалось очень тихо, солдаты говорили между собой  шепотом. Анна Леопольдовна  двигалась  почти машинально, не обращая внимания на окружающих. Когда ее выводили из комнаты, она вдруг спросила у солдат, увидит ли она еще цесаревну Елизавету и будет ли та с ней говорить. 
Когда Анна Леопольдовна ушла,  принц Антон-Ульрих все еще сидел на кровати. Два гренадера набросили на него простыню и, подхватив на руки, быстро понесли по лестнице вниз.  Только на улице, в санях, на него набросили шубу.
Гренадерам было приказано не будить маленького императора Иоанна и около часа они молча стояли возле колыбели. Наконец младенец проснулся и заплакал. Только тогда они приказали  кормилице отнести его к цесаревне. Взяв маленького императора Иоанна на руки, Елизавета поцеловала его и произнесла: “Бедное дитя! Ты вовсе невинно; твои родители виноваты”.  Младенец  улыбался, а собравшиеся солдаты и  прислуга в восторге кричали “Ура!” новой императрице.
Все семейство бывшей правительницы было отправлено во дворец цесаревны. В ту же ночь арестовали Миниха и других министров.
 В манифесте 27 ноября 1741 года, говорившем об упразднении правительства императора Иоанна VI, было объявлено о всей брауншвейгской фамилии, что императрица, "не хотя никоих им учинить огорчений", отправляет их за границу.
Началось царствование Елизаветы Петровны.  Каждому было воздано по заслугам:  кто примерял ордена,  а кто отбывал в ссылку или дальние вотчины.
12 декабря 1741 года Анна и ее семейство выехали в Ригу, где их, однако, заключили под стражу и держали так до 13 декабря 1742 года.
У низложенной династии оказались деятельные враги и друзья; первые были сильнее вторых. Прусский посланник, от имени своего короля, и Шетарди, лично от себя, советовали сослать брауншвейгскую фамилию в глубь страны. Маркиз Ботта и Лопухины интриговали, впрочем, более ограничиваясь разговорами,  в пользу низложенного правительства. Но нашлись и  решительные сторонники Анны: камер-лакей Турчанинов замышлял цареубийство с целью освободить престол для Иоанна VI. Все это ухудшило положение семьи бывшей правительницы. В декабре 1742 года она была заключена в крепость Дюнамюнде, где у Анны родилась дочь Елизавета. В январе 1744 года их всех, вместе с неразлучной Юлианой Менгден и адъютантом принца  полковником Геймбургом, перевезли в город Раненбург, находившийся в глубинке Рязанской губернии.
 В июле того же 1744 года в Раненбург прибыл барон Корф с приказом императрицы перевезти брауншвейгскую семью сначала в Архангельск, а потом в Соловки. Бывшая правительница отправилась в далекий и тяжелый путь, больная, в осеннюю распутицу. Ее страдания усугубились тем, что Юлиану Менгден, вместе с полковником Геймбургом, оставили в Раненбурге под крепким караулом.
Но до Соловков семья Анны Леопольдовны добраться не смогла -  помешал лед, сковавший Белое море, и ее оставили в Холмогорах, поместив в бывшем архиерейском доме, обнесенном высоким тыном, под бдительным надзором стражи. Единственным развлечением заключенных были прогулки по саду при доме и катанье в карете, но не далее двухсот сажен от дома, и то в сопровождении солдат.
Жизнь августейших  заключенных была несладкой: денег на их содержание отпускалось мало, так что порой на столе у бывшей правительницы России отсутствовало самое необходимое. Немало довелось испытать им и от грубости стражи, избравшей бывшего принца мишенью своих грубых шуток и оскорблений. Общая беда сблизила супругов, они ощутили чувство, которого были лишены в пору своего благополучия...  19  марта 1745 года у Анны и Антона-Ульриха родился сын Петр, а спустя год, 27 февраля 1746 года, Анна Леопольдовна родила еще одного сына - Алексея.
Последние роды оказались роковыми:  Анна заболела родильной горячкой и скончалась на 28 году жизни. 7 марта 1746 года начальник стражи майор гвардии Гурьев,  отправил, согласно данной ему инструкции, тело бывшей правительницы в Петербург. Императрица Елизавета Петровна сама распоряжалась траурным церемониалом. Погребение происходило с большой торжественностью и помпой в  Благовещенской церкви Александро-Невской лавры, где была похоронена мать Анны Леопольдовны герцогиня Екатерина Иоанновна.  Царица Елизавета Петровна, по словам очевидцев, сильно плакала...
Рождение принцев Петра и Алексея было скрыто от народа; причиной смерти Анны объявили "огневицу". После смерти жены Антон-Ульрих жил в Холмогорах еще 29 лет. Бывший император Иоанн Антонович в 1756 году был перевезен из Холмогор в Шлиссельбургскую крепость, где и погиб 5 июля 1764 года во время попытки к его освобождению.  Остальные дети Анны  провели в ссылке более 36 лет. В 1779 году  императрица Екатерина II вступила в переговоры о брауншвейгской семье с датским двором (датская королева Юлиана-Мария была сестра принца Антона) и в 1780 году повелела отправить потомков бывшей правительницы в Горсенс, выдав им 200000 рублей. Они отправились морем из Ново-Двинской крепости и после трехмесячного путешествия прибыли в Горсенс. На их содержание императрица выдавала ежегодно 32 тысячи, по 8 тысяч на каждого. Принцы и принцессы были православные; из России с ними прибыли духовенство и слуги. 20 октября 1782 года скончалась принцесса Елизавета, 22 октября 1787 года - умер принц Алексей, а 30 января 1798 года - Петр. Осталась одинокая глухая и косноязычная, умевшая говорить лишь по-русски, принцесса Екатерина. В 1801 году  она  просила  императора Александра  I  разрешении вернуться в Россию и окончить жизнь монахиней. Однако по каким-то причинам приезд принцессы в Россию не состоялся, и  9 апреля 1807 года она скончалась в Горсенсе, где и погребена  вместе с сестрой и братьями.

1. Екатерина Иоанновна (1691-1723), герцогиня Мекленбургская, старшая дочь царя Иоанна Алексеевича, с 1716 г. в браке с герцогом Карлом-Леопольдом Мекленбургским.
2.Прасковья Феодоровна (1664-1723), царица, урожденная Салтыкова. С 1654 г. жена царя Иоанна V.
3. Анна Иоанновна (1693-1740), дочь царя Иоанна Алексеевича, племянница Петра I, герцогиня курляндская, русская императрица с 1730 г.
4. Антон-Ульрих (1714-1774), герцог Брауншвейг-Люнебургский, муж Анны Леопольдовны.
5. Иоанн VI Антонович (1740-1764), царствовал с 17.10.1740-25.11.1741 г. Убит при попытке его освобождения поручиком Мировичем.
6. Миних Бурхард Кристоф (1683-1767), граф, генерал-фельдмаршал. С 1721 г. на русской службе. С 1742 по 1762 г. находился в ссылке.
7. Елизавета Петровна (1709-1761), дочь Петра I, русская императрица с 1741 г.

ПИСЬМО ГРАФА БУРХАРДА-ХРИСТОФОРА ФОН МИНИХА КНЯЗЮ АНТИОХУ ДМИТРИЕВИЧУ КАНТЕМИРУ, РУССКОМУ ПОСЛАННИКУ В ПАРИЖЕ
“С.-Петербург. 10 января 1741 года
Государь мой! Без сомнения, весть о вступлении ея императорского высочества государыни великой княгини* в регенстве империею должна была причинить вашему превосходительству великую радость; таковую мы ощущаем здесь, и могу уверить вас, государь мой, что она повсеместна в России. Ваше превосходительство отписали верно, предполагая, что я принимал некое участие в сем счастливом перевороте: того требовала необходимось для спокойствия империи и для престолонаследия в августейшей императорской фамилии: всякая пощада неуместна, коль скоро дело идет о доставлении одного и спасении другого.
Ваше превосходительство отдали мне справедливость, полагая, что я охотно приму в вас участие; мне весьма приятно убедить в том моею точностию. Я к тому был обязан, государь мой, личными достоинствами вашего превосходительства, в особенности же постоянным заботам вашим при негоциациях; посему и вменил я себе в чувствительнейшее удовольствие доставить вашему превосходительству, чрез всепокорнейший мой доклад ея императорскому высочеству нашей всемилостивейшей великой княгине, сумму в двадцать тысяч рублей, достаточную, как я полагаю, чтобы убедить вас, что истинная заслуга рано или поздно вознаграждаеся.
Удостойте меня чести, государь мой, пребывая в той уверенности, что я себе удовольствие доставил, доказав вам, что я есмь искренно вашего превосходительства всепокорнейшим и послушным слугою - Б.  Х. граф Миних. (Его превосходительству господмину посланнику князю Кантеримиру.)”
Русская старина. 1877 г. Т.18. С.454.
* Великая княгиня Анна Леопольдовна

ПОСЛАНИЕ ПРИНЦЕССЫ ЕКАТЕРИНЫ АНТОНОВНЫ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ I.
“Благочестивейший самодержавнейший Всемилостивейший Государь
Я много раз слышала, что вы делаете великие милости для всех людей, и что вы любите всех, и что вы сами прощения всех нешастных примаете, и слушаете, и я потому осмелился к Вашему Императорскому Величеству написать писмо, и и я теперича впервое раз покорнеше благодарю вам потому, что вы мне, нещаснои, всякоий год изволите посылать денги из руской земли для моего содержание; но я сказываю правду Вашему Величеству, <от> оных никакой позы <пользы> не имела,  потому что мои дански <датские> приворни все употребляи денга для своеи ползы, и что они были прежде совсем бедны и ничто не имели, а теперича они о того <от того> зделялися богачы, потому они всегда люкавы были; и они все дорогие вещи взяли после смерти моих братцов и сестрица и все комнаты себе взяли  и у полковника одного, я думаю, пятнацать комнат, а у меня четыре. И все они делали, что им угодно; и мне тогда по луче было как братцы мои живы были, а когда они умерли я осталась толко одна нещасная, на старости моей и я поболше несщастлива потому что ничего не слышу, потому я потеряла совсем слышанья на восмом году жизни моей; и потому оны лукавые обманывают меня, что я ничего не слышу, и они всякой день ездят гулять, а я всегда одна дома и они разумеют говорить по русскому языку и со мной не говорят никогда, а все сами с собою говорят по данскому <по-датски>ю И когда они вздумают, то они много  привезут госте; они говорят всегда с ними а я смотрю на госте, то придворни и приготовлят много кушат; они всегда меня худо обижают, и недают мне пива одной бутылка; они говорят ето дорого и они наливают мне токо один стакан и он стоит у меня когда я пожелаю пить; и про всякую вещь они меня всегда много обижают и потому я всякои день плачу и не знаю за что меня сюда Бог послал и почему я так долго живу на свете, и я всякой день поминаю Холмогор, потому что мне там был рай, а тут ад. <...> И я теперь, припаде предстопи ваши, прошу вас со слезами: зделать всемилостмвешу милость нещасной мне, и когда угодно есть вашей воли, то изволте мене шещасну в манастир, и тогла не надобно будет сюда посилать всякой где многи денги для моего содержания; мне есть уже шездесят три года, и я желаю пострыщсяв монахинь и там я буду спокойна, и буду молится за здоровье ваше, и буду спости мою душу; я желаю очень окончить жизнь свою в манастыре, и за ето милость вашу блогословит вас сам Бог, а я буду чувствовать и благодарить вас здешней и будущеи жизни.
Всемилостиивеиши Император, вашего императорскаго величеством, покорнейшая слуга Екатерина, принцесса брауншвеска.
Августа 16/28 дня 1803 году, Горсенс, что в Ютландии.
К письму приложена собственная печать ее светлости с изображением буквы: С.”
Русская старина.1873. Т.7. С.71.

Литература:
 Брикнер А.Император Иоанн Антонович и его родственники. М., 1875.
Валишевский К. Царство женщин. СПб., 1911.
Корф М. Брауншвейгское семейство. М.,.1993.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1963. Т. 20-22.














ДАРМШТАДТСКАЯ  МУХА



 







НАТАЛЬЯ АЛЕКСЕЕВНА   (1755-1776), великая княгиня, урожденная принцесса Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская, с 1773 г. жена великого князя Павла Петровича (с 1796 г. - император Павел I).




















 Новый 1773 год императрица Екатерина Великая встречала в тревожном состоянии духа. Последние пять лет Российская империя переживала непростые времена: 18 ноября 1768 года была объявлена война Оттоманской Порте, принесшая  огромные финансовые и людские потери; затем, в 1770 году, в Москве вспыхнула эпидемия моровой язвы, повлекшая опасные  бунты городской черни, грозящие вылиться в большое восстание социальных низов. Весь 1772 год прошел в сложных политических интригах, связанных с первым разделом Польши, а в довершении всех хлопот, с юго-восточных окраин России стали приходить неутешительные известия о брожении среди яицких казаков и калмыков.
Однако все эти хлопоты и тревоги не могли помешать Екатерине II вплотную заняться таким серьезным делом как женитьба сына - великого князя и наследника престола  Павла Петровича, которому в сентябре 1772 года исполнилось 18 лет.
Еще за несколько лет до этого, Екатерина обратилась к бывшему датскому посланнику в Петербурге барону А.-Ф. Ассебургу(1), сумевшего завоевать доверие царицы, с просьбой собрать подробную информацию о немецких принцессах, могущих стать невестами великого князя. С ведома датского короля на него было возложено это тонкое дипломатическое поручение.
По полученным от барона сведениям, Екатерина  вначале заинтересовалась сведениями о вюртембергской принцессе Софии-Доротее-Августе. Но  юный возраст принцессы, который тогда шел всего лишь девятый год, заставил  императрицу обратить свой взор на принцессу Луизу  Саксен-Готскую. Однако Луиза, узнав, что непременным условием брака, является переход в православие, решительно заявила, "что скорее умрет, нежели решится только подумать о возможности перемены религии".
Встретив такое упорство, Екатерина только пожала плечами и отписала барону Ассебургу: "Не думайте больше о принцессе Луизе Саксен-Готской. Она именно такова, какой следует быть, чтобы нам не понравиться".
Затем Екатерина поделилась своим мнением о других кандидатурах, предложенных бароном-свахой: "Принцессу Вильгельмину Дармштадтскую мне описывают, особенно со стороны доброты сердца, как совершенство природы; но помимо того, что совершенства, как известно, в мире нес существует, вы говорите, что у нее опрометчивый ум, склонный к раздору. Это, в соединении с умом ее батюшки и с большим количеством сестер и братьев, частью уже пристроенных, а частью еще ожидающих, чтобы их пристроили, побуждают меня в этом отношении к осторожности. Однако я прошу вас взять на себя труд возобновить ваши наблюдения...
Я отказываюсь от принцессы Нассауской вследствие обстоятельств, которые вы мне указали, а от принцессы Цвейбрюкенской по трем другим причинам: 1) ей восемнадцать лет, следственно, она тремя годами старее; 2) она католичка; 3) поведение ее сестер не говорит в ее пользу..."
 Любое сватовство - интрига. Чего же можно ожидать от подготовки династического брака, в котором тесно переплелись  интересы не только отдельных людей или семейств, но и целых государств?  Барон Ассебург являлся подданным прусского короля Фридриха II, в силу политических интересов, горячо желавшего этого брака. Его племянник и наследник  прусской короны  принц Фридрих-Вильгельм был женат на принцессе Фридерике Дармштадской, и брак наследника русского престола на любой из невесток своего племянника был безусловно выгоден королю.   В своих записках Фридрих Великий откровенно признается, что при помощи хитроумных дипломатических ходов и каверз он сумел остановить выбор Екатерины на жевательной ему особе. Немаловажную роль в сложной игре короля отводилась  барону Ассебургу. Фридрих  имел долгую беседу с Ассебургом, после которой тот принялся лоббировать интересы дармштадской партии.  По словам историка Д.Ф. Кобеко (2), Ассебург "оказался отличным дипломатом: он в одно и то же время действовал как человек усердный и преданный Екатерине, показывал большую привязанность к интересам прусского короля и, казалось, принимал к сердцу интересы гессен-дармштадтской фамилии".
Барону всячески старался убедить императрицу, что слухи о склочном характере Влильгельмины распространяются недоброжелателями и ссылался на то обстоятельство, что из пяти дочерей ландграфа Гессен-Дармштадского,  две старшие  девушки уже сделали выгодные партии: принцесса Каролина была замужем за ландграфом Гессен-Гомбургским, а принцесса Фридерика - за принцем Фридрихом-Вильгельмом Прусским - племянником и наследником Фридриха II.
 Екатерина сделала вид, что вполне доверяет своему доверенному, но, в то же время писала Никите Ивановичу Панину (3): "У ландграфини, слава Богу, есть еще три дочери на выданье; попросим ее приехать сюда с этим роем дочерей; мы будем очень несчастливы, если из трех не выберем ни одной, нам подходящей. Посмотрим на них, а потом решим. Дочери эти: Амалия-Фредерика - 18-ти лет; Вильгельмина - 17-ти; Луиза - 15-ти лет...
 Не особенно останавливаюсь я на похвалах, расточаемые старшей из принцесс Гессенских  королем прусским, потому что я знаю и как он выбирает, и какие ему нужны, и та, которая ему нравится, едва ли могла бы понравиться нам. По его мнению - которые глупее, те и лучше: я видала и знаю выбранных им..."
Через барона Ассебурга  было передано предложение ландграфине Генриетте-Каролине приехать в Петербург  с тремя дочерьми Амалией-Фредерикой(4), Вильгельминой и Луизой. Ландграфиня без долгих колебаний приняла приглашение русской царицы. В отличие от своего супруга - ландграфа Людвига, заслужившего репутацию лучшего барабанщика всей священной Римской империи, Генриетта-Каролина, урожденная принцесса Цвейбрюкенская, считалась одной из самых умных и образованных женщин тогдашней Германии, во дворце которой нередко бывали Гете, Гердер, Виланд. В ней соединялись  достоинства глубокого ума, обширного  образования  и неимоверного честолюбия.   Фридрих Великий восхищаясь ее достоинствами,  уважительно характеризовал ландграфиню femina sexu, Ingeniovir (мужчиной по уму).  Екатерина II писала, что Генриетта-Каролина "человек души твердой".
Соглашаясь на поездку в Петербург, ландграфиня Генриетта-Каролина писала в письме Екатерине II: "Мой поступок докажет вам, что я не умею колебаться в тех случаях, когда дело идет о том, угодить ли вам и повиноваться или же следовать предрассудкам, делающим публику судьею строгим и страшным".
  Однако одним волевым решением в таком сложном предприятии обойтись было невозможно - требовались определенные гарантии и довольно значительные средства для осуществления поездки.
Последнее обстоятельство было с легкостью решено русской императрицей, взявшей все издержки на себя. Второе препятствие было иного толка и заключалось в опасение появления неприятных  разговоров, в случае если брак по каким-либо причинам не состоится.
Помощь в решение этой проблемы оказал Фридрих II. Он убедил ландграфиню, что ее приезд в Берлин для свидания с дочерью Фридерикой,  никаких подозрений ни у кого вызвать не может. А в Берлине, по его словам, можно будет найти предлог и для поездки в Россию. Одновременно король дал поручение своему посланнику в Петербурге, Сольмсу, распустить слух, что Павел уже сделал свой выбор и ждет, не дождется приезда невесты.
На самом деле великий князь мало участвовал в столь ответственном и напрямую касающемся его деле - собственной подруги жизни. Конечно, он знал, о  подготовке  его бракосочетания, но все нити этой сложной игры находились в руках императрицы Екатерины.  Настаивая на приезде дармштадтских принцесс в Россию, царица категорически исключала даже мысль об отправке самого Павла в Европу для выбора невесты.  Историк барон Ф.А. Бюлер (5),  писал: "Самолюбию ее льстило, что Европа и Россия примут за новое проявление ее величия и могущества то обстоятельство, что иностранная владетельная особа везет троих своих дочерей на показ и на выбор наследнику всероссийского престола. До сих пор на западе существовал обычай, в силу которого одни короли не ездили за своими невестами, а их привозили к ним, но заочно помолвленными или даже обрученными. А тут невесты еще не было, и вообще тому, чего великая государыня добилась от ландграфини Дармштадтской, не бывало примера в истории".
Выбирая невесту для сына между тремя дармштадскими принцессами, царица  все более склонялась в  пользу принцессы Вильгельмины, родившуюся 15 июня 1755 года. Тем не менее, получив от барона Ассебурга ее портрет, царица делилась с ним  своими опасениями: "Этот портрет выгодно располагает в ее пользу и что надобно быть очень взыскательною, чтобы найти в ее лице какой-нибудь недостаток. Черты ее лица правильные; я сравнила этот портрет с первым, присланным ранее, и опять прочитала описание тех особенностей, которые, как вы находите, не уловил живописец. Из этого обзора я вывела заключение, что веселость и приятность, всегдашняя спутница веселости, исчезли с этого лица и, быть может, заменились натянутостью от строгого воспитания и стесненного образа жизни. Это скоро изменилось бы, если бы эта молодая особа была менее стеснена и если бы она знала, что напыщенный и слишком угрюмый вид плохое средство успеть согласно видам или побуждениям ее честолюбия. Когда вы возвратитесь к ней, я советовала бы вам проронить, как бы неумышленно, в разговоре с нею, несколько слов о том, что при русском дворе особенно ценятся веселость и приветливое и любезное обхождение; что я сама нрава веселого и сын мой, также.
Может статься, что если ее главный двигатель - честолюбие, она в тот же вечер, или на другой день перемениться, ибо таковы молодые люди и такова даже половина рода человеческого. Мало помалу, она отвыкнет от неприятных и жеманных манер, вами за нею замеченных. Все, что вы говорите о ее нравственности, все не во вред ей и из нее может сложиться характер твердый и достойный. Но надобно доискаться, откуда идут слухи о ее склонности к раздорам? Постарайтесь дойти до их источника и исследуйте без всякого предубеждения, заслуживают ли эти подозрения какого-либо внимания".
Но окончательный выбор невесты Екатерина решила сделать лишь после личного знакомства с принцессами. В письме 28 апреля 1773 года было наконец сделано официальное приглашения ландграфине Гессен-Дармштадской и ее дочерям приехать в Петербург. Для путешествия в Россию был выбран морской путь; за гостьями  в Любек была выслана специальная русская эскадра.
        х х х
Хрестоматийный облик великого князя Павла Петровича, будущего императора Павла I, не богат  привлекательными чертами: советские  школьные учебники привычно обличали его  в безумии, ограниченности и жестокости.
  Но банальные истины имеют свойство оправдываться с точностью до наоборот. Архивные документы заставляют  задуматься: а не является ли знакомый исторический портрет злой карикатурой?  Кроме того, презумпция невиновности - есть закон правосудия.  Врачи, чтобы поставить правильный диагноз,  пытаются тщательно выяснить  anamnes vitae - историю жизни больного. Что ж, последуем примеру медиков...   
Сразу после  рождения  20 сентября 1754 года,  Павел был отобран императрицей Елизаветой Петровной у родителей - великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны, и стал воспитываться под ее непосредственным наблюдением.   Елизавету  была женщина добрая, своего новорожденного внучатого племянника обожала, но педагогическими талантами явно не обладала.  Мать ребенка, будущая императрица Екатерина Великая, поначалу пыталась спорить, но ее доводы были бессильны.  "Его держали в чрезвычайно жаркой комнате,  запеленавши во фланель и уложив  в колыбель, обитую мехом чернобурой лисицы; его покрывали  стеганным на  вате атласным одеялом и сверх этого клали еще другое, бархатное,  розового цвета, подбитое мехом чернобурой лисицы, - вспоминала впоследствии императрица Екатерина II. -  Я сама много  раз после этого видала его уложенного таким образом, пот лил у него с лица  и со всего тела, и это привело к тому, что,  когда он несколько подрос, то от малейшего ветерка, который его касался, он простужался и хворал".
   Екатерина недолго переживала разлуку с сыном, полностью отдавшись политическим и любовным утехам.  В первые полгода мать видела сына три раза, да и в дальнейшем свидания случались не чаще раза в неделю.  Лишенный материнского внимания,  отданный под опеку безграмотных бабок, Павел  в детстве немало болел:  его мучили постоянные расстройства желудка,  сильная тошнота. Одним из способов наказания великого князя было насильное кормление  молочными  продуктами;  затем воспитательницы впали в иную крайность - мальчика заставляли съедать огромные порции  мясной пищи.  Смена диет не повлияла на результат: мальчика мучили приступы неукротимой рвоты.   С годами Павел окреп - лейб-медик Кондоиди докладывал императрице, что здоровье наследника "саможелательно и во всем благополучно".
1 ноября 1768 года Павлу  была сделана прививка против оспы.  Английский врач Димсдаль так описал внешность 14-летнего великого князя:  "Росту среднего, имеет прекрасные черты лица и очень хорошо сложен. Его телосложение нежное, что происходит, как  я  полагаю,  от сильной любви к нему и излишних о нем попечений... Несмотря на то,  он очень ловок,  силен и крепок, приветлив, весел  и очень рассудителен,  что не трудно заметить из его разговоров, в которых очень много остроумия".
Павел получил очень сильное  образование и лучшее по тому времени  воспитание. "Он был воспитан в среде общественной и умственной, быть может, немного не по возрасту для него, но, во всяком случае, в среде, способной развить его ум, просветить его душу и дать ему сериозное практическое и вполне национальное направление, знакомившее его с лучшими людьми страны, ставившей в соприкосновение со всеми дарованиями и выдающимися талантами эпохи, - одним словом, в среде, способной привязать его ко всем нравственным силам страны, в которой он будет некогда государем".
Незадолго до брака великого князя, прусский посланник граф Сольмс дал ему весьма лестную характеристику: "В него легко влюбиться любой  девице. Хотя он невысокого роста, но очень красив лицом; весьма правильно сложен;  разговор и манеры его приятны; он кроток, чрезвычайно учтив, предупредителен и веселого нрава. Под этою прекрасной наружностью скрывается душа превосходнейшая, самая честная и возвышенная, и вместе с тем самая чистая и невинная, которая знает зло только с отталкивающей его стороны, и вообще сведущая о дурном лишь насколько это нужно, чтобы вооружиться решимостью самому избегать его и не одобрять его в других..."
Однако уже тогда внимательные наблюдатели замечали в характере великого князя  те странности,  что в дальнейшем будут так  поражать  современников. По мнению учителя астрономии и физики цесаревича Франца Эпинуса: "Голова у него умная,  но в ней есть какая-то машинка,  которая держится на ниточке, - порвется эта ниточка, машинка завернется, и тут конец уму, и рассудку".
Не будет большой смелостью предположить, что началом этой ниточки стала трагедия в Ропше,  где был удавлен император Петр III.    Сын, убитого с ведома матери, отца, Павел, с его вспыльчивостью, постоянным страхом быть отравленным,  недоверием к окружающим, бесконечными комплексами, недаром получил в Европе прозвание "Русский Гамлет". Историк Николай  Шильдер,  досконально  изучивший  биографию Павла, считал, что ключ к загадке характера великого князя имел в своей основе непримиримый  конфликт сына с матерью, созданный роковыми событиями 1762 года, "отстранить или смягчить которые не было во власти и самого мудрейшего из смертных. К этому следует присовокупить личные, наследственные особенности характера цесаревича, с годами получившие, наконец, оттенок, который не мог согласовываться с государственным умом императрицы и с ее взглядами на управление  и политику Российской империи. Началась глухая борьба двух противоположных мировоззрений, прерываемая временным затишьем, носящим отпечаток мимолетного примирения".
Именно такое затишье наступило перед женитьбой молодого великого князя. Великий князь был в ожидании приезда дармштадских принцесс, одна из которых должна была стать его супругой.   Не ощутивший в полной мере материнской ласки, Павел инстинктивно желал любви и испытывал потребность быть любимым. С детства его отличала восторженная влюбчивость. Но пребывая в обстановке гривуазной куртуазности  екатерининского двора, сохранить невинность было делом отнюдь  непростым. Великому князю не исполнилось и десяти лет, когда Григорий Орлов взял его с собой для наглядного урока в спальню к фрейлинам. Урок пошел впрок: еще до женитьбы Павел имел несколько любовниц, от одной из которых,  вдовой княгини Софьи Чарторыйской, в 1772 году родился сын, получивший имя Семена Великого (7).
 Однажды императрица в шутку заметила двенадцатилетнему Палу, что ему пришло время жениться. "Краснел он, и от стыдливости из угла в угол изволил бегать, - записал в дневнике воспитатель мальчика  Семен Порошин, - наконец изволил сказать: как я женюсь, то жену свою очень любить стану и ревнив буду. Рог мне иметь крайне не хочется. Да то беда, что я очень резв. Намедни слышал, что такие своих рог не видят и не  чувствуют их. Смеялись много о сей Его Величества заботливости".
Однако опасения  юного цесаревича не смогли уберечь его от супружеской неверности.
  х х х
Одним из трех кораблей эскадры, направленной за дармштадтскими принцессами, командовал капитан-лейтенант граф Андрей Разумовский, воспитывавшийся с детства вместе с великим князем Павлом Петровичем. Весь путь до Ревеля красивый и самоуверенный граф  не отходил от принцессы Вильгельмины, всячески ухаживая за ней и осыпая комплиментами.  Поведение Разумовского  настолько смутило барона Черкасова, отвечавшего за благополучный приезд ландграфини с дочерьми в Петербург, что он послал курьера в столицу испрашивая совета, как поступать с графом. 
6 июня 1773 года эскадра бросила якоря на ревельском рейде.  Отдохну пять дней после морского путешествия, ландграфиня с дочерьми покинула Ревель и направилась в Петербург. 15 июня состоялась первая встреча путешественниц с императрицей Екатериной II и Павлом в Гатчине. Отсюда в  восьмиместном царском фаэтоне они направились в Царское Село. Уже в первые дни знакомства Екатерина высказала свои пожелания ландграфине, о том, что ждут от невесты великого князя в России. "Принцесса должна не только чуждаться, но никогда не слушать тех, которые злобными своими наветами пожелали бы расстроить согласие императорского семейства. Принцессе, которой суждено скрепить его узы, вменяется в обязанность изобличать перед императрицею и великим князем, ее супругом, тех, которые по нескромности или низости, дерзнули бы мыслить внушить ей чувства, противные долгу привязанности к императрице и к великому князю супругу.
Принцесса должна быть в полной уверенности, что она найдет при дворе всякого рода развлечения и забавы. Она, однако же, никогда не должна забывать занимаемое ею при нем положения, и, находясь на балах, прогулках и при разговорах, должна помнить, что короткость обхождения может повлечь за собою недостаток почтительности, даже подобающего ей уважения, следствием чего нередко бывает и презрение.
Принцесса должна избегать наветов, могущих быть со стороны  министров иностранных дворов.
Хотя при положении, которое должна занять принцесса, все вокруг нее будет казаться ей изобилием, она, однако же, должна быть тех мыслей, что истинные богатства - порядок и распорядительность. Вследствие этого, управление ее доходами должно быть ведено с благоразумием, без излишней расточительности, но с тем вместе так, чтобы соблюдаемая ею бережливость не была заметна. При случае - быть щедрою, никогда не расточительною, всегда осторожною, чтобы не делать долгов..."
Павел быстро определился с выбором невесты. 18 июня Екатерина обратилась к ландграфине, прося от имени сына руки ее дочери, принцессы Вильгельмины. Ответ не заставил себя ждать, а  спустя несколько дней ландграфиня написала Фридриху Великому: "Никогда не забуду, что я обязана вашему величеству устройством моей дочери Вильгельмины... Великий князь, сколько можно заметить, полюбил мою дочь и даже больше, чем я ожидала".
Неожиданные сложности возникли в связи с переходом принцессы Вильгельмины в православие. Отец невесты ландграф Людвиг Гессен-Дармштадтский неожиданно прислал в Петербург своего поверенного для переговоров по этому вопросу. Каролина-Генриетта в тревоге написала об упрямстве супруга Фридриху Великому. Король обещал воздействовать на  ландграфа: "Я помню, когда я предлагал подобную же партию покойному принцу Цербстскому (8) , чего мне стоило уговорить его насчет религии... И так после всех этих проделок дочь его отправилась в Россию, и вот она теперь императрица, да еще какая императрица!"
 Кроме того, ландграф Людвиг  желал получить чин русского фельдмаршала и одну из остзейских провинций, входящих в состав Российской империи.  Если с первым его требованием, Екатерина согласилась довольно легко, выдвинув единственное  условии, что ландграф оставит австрийскую службу(9), то по поводу территориальных претензий  Людвига, она  даже не желала говорить.
15 августа 1773 года состоялось миропомазание принцессы Вильгельмины, получившей при переходе в православие имя и титул великой княжны Натальи Алексеевны. На следующий день прошло торжественное обручение ее с цесаревичем Павлом Петровичем. Свадьба была назначена на 29 сентября.
               х х х
Бракосочетание великого князя Павла и принцессы Вильгельмины проходило  в величественном Казанском соборе. В день свадьбы невеста была в парчовом серебряном  платье, усыпанном бриллиантами. Императрица вышла в русском платье из алого атласа, вышитом жемчугами и в мантии, опущенной горностаем.  Свадебных торжеств давно не было при русском Дворе, и торжества проходили с особой пышностью.
Войска были выстроены по обе стороны Невского проспекта; балконы, окна были наполнены публикой, за возможность наблюдать процессию из окна платили по 60 рублей.
Шествие открывали конные гвардейцы, затем ехали придворные чины, тайные советники, иностранные послы и гости. Камер-юнкеры и камергеры гарцевали верхами перед каретой Екатерины, запряженной восьмью лошадьми. На ремнях кареты сидели пажи. Затем следовала карета ландграфини с дочерями. Всего по проспекту двигалось тридцать придворных экипажей, каждый из которых был запряжен шестью великолепными лошадями. Над Петербургом стоял гром артиллерийского салюта, из церквей раздавался колокольный перезвон.
После торжественного богослужения  и венчания кортеж вернулся в Зимний дворец. В четыре часа в тронном зале  начался парадный обед. Затем был большой бал, но невеста выглядела утомленной и протанцевала всего лишь несколько менуэтов.
В девять часов вечера Екатерина отвела Наталью Алексеевну в ее апартаменты, где статс-дамы ее раздели и облачили парчовый серебряный халат.
Утро следующего дня было посвящено поздравлениям. Затем последовал парадный обед у императрицы и вечерний бал в Эрмитаже. 1 октября народы были выставлены жареные быки, и вино, бьющее из двух фонтанов. Для придворных новобрачные давали обед, а вечером куртаг в Эрмитажной галерее.  2 октября  официальный обед давала ландграфиня, а вечером 4 октября в придворном театре представляли оперу "Психея и Купидон". Празднества шли до 11 октября и завершились красочным фейерверком. Погода все время стояла прекрасная и многие говорили, что это хорошая примета для будущей супружеской жизни...
Великий князь был счастлив и не отходил от молодой супруги. Екатерина также казалась довольной. Она сделала щедрые подарки Наталье Алексеевне и ее родственникам. В день свадьбы великая княгиня получила бриллиантовые пряжки, а на следующий день убор из изумрудов и бриллиантов. Павел подарил ожерелье из рубинов, стоивший 25 тысяч рублей. Подарки ссыпались как из рога изобилия. Все придворные ландграфини получили дорогие табакерки и крупную сумму денег. Далеко не так щедро были награждены отечественные сановники. В отместку недовольные остряки немедленно присвоили молодой княгине обидную кличку: "Дармштадтская муха".
15 октября ландграфиня  Генриетта-Каролина покидала Петербург. Прощание с дочерью было трогательным, и они пролили немало слез. Но вряд ли мать или дочь подозревали, что видятся  в последний раз видела свою дочь: 19/30 марта следующего 1774 года ландграфиня Генриетта-Каролина внезапно скончалась. Но смертным не дано знать своего будущего, и в этом заключается их великое счастье...
                х х х
Медовый месяц проходил весело и безмятежно. "Ваша дочь здорова, -  писала Екатерина 10 ноября 1773 года ландграфине. - Она всегда тиха и любезна, какой вы ее знаете. Муж ее обожает. Он только и делает, что хвалит ее и всем рекомендует; я слушаю его и задыхаюсь иногда от смеха, потому что она не нуждается в рекомендациях. Ее рекомендация в моем сердце; я люблю ее, она этого заслуживает, и я чрезвычайно этим довольна. Нужно быть ужасно придирчивой и хуже какой-нибудь кумушки, чтобы не оставаться  довольной этой принцессой, как я ею довольна, что и заявляю вам, потому что это справедливо. Я просила ее заняться русским языком; она мне обещала. Вообще наша семейная жизнь идет очень хорошо..."
Но видно так было суждено будущему императору Павлу I, что судьба постоянно обрекала его на драматические испытания. Семейное счастье, казалось, улыбнувшееся цесаревичу, оказалось коротким мгновением. По словам его биографа: "Павлу Петровичу не посчастливилось также и на почве сердечных привязанностей, и, сверх того, ему суждено было испытать еще всю горечь, связанную с предательством самых близких к нему лиц. Измена не отходила от него и должна была сопутствовать ему до гробовой доски - таков был приговор судьбы!"
Может быть, эти несколько высокопарные слова можно сказать иначе: Наталья Алексеевна не любила своего мужа. Великая княгиня была умна, честолюбива и желала реальной власти. Не испытывая любви к супругу, она пользовалась большим влиянием на него - в семье великий князь незаметно стал играть вторую скрипку.  Наталья Алексеевна настойчиво пыталась изолировать его от влияния матери и ближайшего окружения, полностью подчинив волю супруга своей. Великая княгиня  еще не пытается противопоставить себя императрице, но первые шаги на этом опасном пути уже сделаны... Историк  великий князь Николай Михайлович рисует  почти критическую ситуацию, сложившуюся на вершине императорского Олимпа: "серьезная и сосредоточенная, равнодушная к свету, "с сердцем гордым, холодным и нервным", с "большою неровностью и крутостью нрава", она с любопытством присматривалась ко двору Екатерины, мало видела там назидательного для себя и не сумела снискать популярность ни в обществе, ни в народе".
В этот момент все большее влияние на великую княгиню приобретает молодой и обворожительный граф Андрей Разумовский, который, пользуясь расположением цесаревича, не только ежедневно бывал у нее в апартаментах, но даже по просьбе самого Павла Петровича поселился в его дворце. Иностранные послы в сообщениях своим правительствам открыто пишут о связи жены наследника престола с его близким другом.
На расходы великой княгине ежегодно отпускалась большая сумма, исчисляемая в 50 тысяч рублей, но денег постоянно не хватало, и ей нередко  приходилось их занимать то у сестры Андрея Разумовского Натальи Загряжской, то у самого графа.  О финансовых проблемах великой княгини ходили упорные слухи, а придворные по секрету передавали друг другу, что ожидается иностранный заем, который должен состояться без ведома императрицы, через посредство секретаря французского посольства де Корберона.
Но при дворе Екатерины Великой не могло быть двух лидеров, а умом, честолюбием, жизненным опытом великая княгиня не могла даже и пытаться соперничать с императрицей.  Екатерина с все большим неудовольствием наблюдает за событиями, происходящими в семье сына. Не испытывая особенных материнских чувств к нему, она вскоре начинает ощущать все большую антипатию и к невестке. Хвалебные отзывы о великой княгине меняются на  едкие характеристики, на которые Екатерина не скупится в разговорах с близкими людьми. "Она всех честолюбивее, кто не интересуется и не веселиться ничем, того заело честолюбие; это неизменная аксиома".
В письмах к барону Гримму царица еще ироничнее: "У этой дамы везде крайности; если мы делаем прогулки пешком - так в двадцать верст; если мы танцуем - так двадцать контрдансов, столько же менуэтов, не считая алемандов;  дабы избегнуть тепла в комнатах - мы их не отапливаем вовсе; если другие натирают себе лицо льдом, у нас все тело делается сразу лицом; одним словом, золотая середина очень далека от нас. Боясь злых, мы не доверяем никому на свете, не слушаем ни добрых, ни дурных советов; до сих пор нет у нас ни в чем, ни приятности, ни осторожности, ни благоразумия, и Бог знает, чем все это кончится, потому что мы никого не слушаем и решаем все собственным умом. После более чем полутора года, мы не знаем ни слова по-русски; мы хотим, чтобы нас учили, но мы  на минуты в день старания не посвящаем этому  делу; все у нас вертится кубарем; мы не можем переносить то того, то другого; мы в долгах в два раза противу того, что мы имеем, а имеем столько, сколько едва ли кто-нибудь имеет в Европе".
Императрица пытается навести порядок и  в личных делах сына и невестки. Г.А. Потемкину она пишет, что если "ослепленный великий князь иначе не может быть приведен в резон на счет Разумовского", то необходимо его услать в море, "дабы слухи городские, ему противные, упали".
Не останавливаясь на этом, Екатерина вызывает сына и пытается открыть ему глаза на непозволительность отношений между Разумовским и великой княгиней. Павел вышел от матери  в угнетенном настроении, которое он пытался поначалу скрыть от супруги. Но Наталья Алексеевна вынудила его объяснить причину неожиданной перемены настроения.  Далее была разыграна классическая сцена, известная во все времена и не только театральным актрисам  - великая княгиня довольно искренне и с большим чувством изобразила  оболганную невинность. Слезы, уверения в любви и преданности, доводы, что сказанное императрицей, лишь преследовало цель поссорить мужа с женой - убедили Павла в полной невинности супруги.  "Меня обманывать не трудно, я сам обманываться рад", - как сказал поэт.
Противостояние молодой великой княгини и императрицы принимало все более острые формы, но развязка наступила неожиданно.
     х х х
Наталья Алексеевна с детства не отличалась крепким здоровьем. При сватовстве и барон Ассебург, и родные принцессы, и король Фридрих Великий предпочли обойти эту немаловажную сторону дела молчанием. Однако,  вне зависимости от желания сильных мира сего, жизнь диктует свои правила игры...
В воскресное утро 10 апреля 1776 года, когда вся императорская фамилия находилась в загородной резиденции,  Наталья Алексеевна почувствовала приближение родов. Испуганный Павел поспешил в комнату к матери с просьбой скорее придти к жене, чтобы помочь ей. Екатерина II оставила подробное описание этого дня: ""Богу так угодно было. Что делать! Но то сказать могу, что ничего не было проронено, что только человеческий ум и искусство придумать могли к спасению ее. Но тут было стечение различных несчастных обстоятельств, кои казус сей сделали почти единственным в свете.
Великий князь в Фомино воскресенье поутру в четвертом часу пришел ко мне и объявил, что великая княгиня мучится с полуночи; но как муки были не сильные, то мешкали меня будить. Я встала и пошла к ней, и нашла ее в порядочном состоянии, и пробыла у нее до десяти часов утра, и, видя, что она еще имеет не прямые муки, пошла одеваться, и паки к ней возвратилась в 12 часов. К вечеру мука была так сильна, что всякую минуту ожидали ее разрешения. И тут при ней, окромя лучшей в городе бабки, графини Катерины Михайловны Румянцевой, ее камер-фрау, великого князя и меня, никого не было; лекарь же и доктор ее были в передней. Ночь вся прошла, и боли были переменные со сном: иногда вставала, иногда ложилась, как ей было угодно. Другой день паки проводили мы таким же образом, но уже были призваны Круз и Тоде, совету коих следовала бабка, но без успеха оставлась наша благая надежда. Во Вторник доктора требовали Роджерсона и Линдемана, ибо бабка отказалась от возможности. В среду Тоде был допущен, но ничто не мог предуспеть. Дитя   уже был мертв, но кости оставались в одинаковом положении. В четверг великая княгиня была исповедована, приобщена и маслом соборована,  а в пятницу предала Богу душу.
Я и великий князь все пятерые сутки и день и ночь были безвыходно у нее. По кончине при открытии тела оказалось, что великая княгиня с детства была повреждена, что спинная кость не токмо была как S, но та часть, коя должна быть выгнута, была вогнута и лежала на затылке дитятити; что кости имели четыре дюйма в окружности и не могли раздвинуться, а дитя в плечах имел до девяти дюймов. К сему соединялись другие обстоятельства, коих, чаю примера нету. Одним словом, таковое стечение не позволяло ни матери, ни дитяти оставаться в живых. Скорбь моя была велика, но, предавшись в волю Божию, теперь надо помышлять о награде потери". (10)
Смерть великой княгини Натальи Алексеевны наступила в пять часов дня в  пятницу 15 апреля 1776 года, а уже спустя полчаса императрица в одной карете с цесаревичем выехали в Царское Село, "дабы отдалить его от сего трогательного позорища".
В тот же вечер Екатерина приказала принести ей шкатулку с  бумагами и записками покойной. То, что она прочитала, превзошло все ожидания.  Кроме любовной переписки с графом Разумовским, среди писем обнаружился проект денежных займов, сделанных великой княгиней у французского и испанского посла.
Екатерина немедленно вызвала сына и показала ему любовные записки его умершей жены и Разумовского, исключающие все вопросы о том кто был истинным отцом народившегося ребенка.
Утром, когда Разумовский явился по обыкновению к великому князю, то молча отвернулся от него. Граф оставался в Петербурге до самого погребения тела великой княгини 26 апреля 1776 года.
 Жена наследника русского престола вопреки обычаю  была похоронена  в Александро-Невской лавре.  Екатерина присутствовала на похоронах невестки, и в тот же день вернулась в Царское Село. Павел не счел возможным для себя присутствовать на траурной церемонии, вместо него, как писал французский посланник маркиз Корберон, на могиле возлюбленной рыдал граф Разумовский. (11).
На следующий день по распоряжению императрицы граф был выслан из Петербурга сначала в Ревель, затем в малороссийское имение отца - Батурин.  В дальнейшем Разумовский стал видным дипломатом, получил титул светлейшего князя, высшие ордена многих государств,  построил великолепный особняк в Вене и обманул бесчисленное число мужей. Как писал его биограф: "космополит в полном смысле этого слова, не умевший написать по-русски депеш, женатый на немках и перед смертью перешедший в католичество, Разумовский был образцом довольно многочисленных русских дипломатов, совершенно чуждых России"...

ПРИМЕЧАНИЯ
1.Барон Карл-Леопольд-Сигизмунд Ассебург в 1771 г. перешел на русскую службу с чином действительного тайного советника, с 1773 г. - русский полномочный министр при регенсбургском императорском сейме.
2.Кобеко Дмитрий Фомич ( 1837-1918),  директор Императорской Публичной библиотеки, историк, искусствовед, генеалог.
3. Панин Никита Иванович, граф, обер-гофмейстер, наставник великого князя Павла Петровича.
4. Принцесса Амалия с 1774 г. в браке с наследным принцем Карлом-Людвигом Баден-Дурлахским. Их дочь - принцесса Луиза-Мария-Августа (в православии Елизавета Алексеевна) с 28. 09 . 1793 г. жена великого князя Александра Павловича (с 1801 года император Александр I).
5. Бюлер Федор Андреевич (1821- 1896), барон, директор  Главного архива министерства иностранных дел, почетный член Академии наук, член археологической комиссии.
6. Эпиниус Франц Иванович (1724-1802), профессор астрономии Берлинской академии, член Санкт-Петербургской академии с 1756 г., профессор высшей математики и физики.
7. Великий Семен Афанасьевич (1772-1794), внебрачный сын великого князя Павла Петровича и княгини Софьи Чарторыйской.  Капитан-лейтенант русского флота, находясь в командировке на английском корабле "Вангард" умер на Антильских островах.
8. Принц Ангальт-Цербстский - отец императрицы Екатерины II.
9. Ландграф Людвиг Гессен-Дармштадтский был пожалован в  фельдмаршалы 3 марта 1774 г.
10. Несмотря на уверения императрицы Екатерины II, что все возможные меры для спасения великой княгини и ребенка были приняты, вызывают удивление медицинская тактика ведения родов. Доктора находились "в передней", в то время как течение родов резко осложнилось.  Лечащие врачи, очевидно, не имели достаточного опыта в акушерской практике или опасались ответственности за неблагоприятный исход родов и были вынуждены призвать более опытных коллег - лейб-медика императрицы Джона Роджерсона и Андрея Линдемана, члена Медицинской коллегии. Однако время было упущено - ребенок  умер от гипоксии, но оставалась вероятность спасения жизни матери. Для этого требовалась немедленное оперативное пособие. В данном случае,  методом выбора представлялась плодоразрушающая операция или кесарево сечение. Учитывая анатомические особенности таза роженицы,  врачи могли остановиться на втором варианте хирургической операции - кесаревом сечении. Эта операция была известна еще в древнем Египте, о ней упоминалось в греческой мифологии - рождение Вакха, Эскулапа, Диониса. В Европе кесарево сечение вошло в медицинскую практику еще в   XVI веке, в России впервые операция была выполнена в 1756 году врачом И.Ф. Эразмусом.  Учитывая отсутствие знания законов асептики, послеоперационный прогноз в то время оставался достаточно серьезным. Однако, несмотря на высокий риск осложнения, это оперативное вмешательство позволило бы дать великой княгине Наталье Алексеевне шанс  остаться в живых.  Почему врачи не предложили такой вариант ведения больной, остается загадкой.
11. Предложенная читателям версия о любовной связи великой княгини Натальи Алексеевны и графа Андрея Кирилловича Разумовского широко распространена в исторической литературе. Известные историки Н.К. Шильдер, великий князь Николай Михайлович, Д.Ф. Кобеко, К. Валишевский единодушно указывали на стройную логическую связь между событиями  предшествующими смерти великой княгини и   необъяснимым нарушением этикета - погребением тела  жены наследника престола на кладбище Александро-Невской лавры, отсутствие на похоронах мужа - великого князя Павла Петровича и последующую  опалу графа Разумовского. Однако основным доводом в  пользу данной версии является непременное упоминание в исторических трудах о компрометирующих письмах и бумагах великой княгини, найденных императрицей Екатериной II.
Тем не менее, эти документы никогда опубликованы не были, о них  известно лишь по отдельным фразам из депеш иностранных дипломатов, что является не слишком убедительным доводом, свидетельствующем о реальности их существования. В то же время нельзя исключить вероятность того, что архив великой княгини Натальи Алексеевны был уничтожен или самой Екатериной II или кем-то из ее наследников - Романовы умели хранить династические тайны.

Библиография.
Бюлер Ф.А. Два эпизода из царствования Екатерины II.// Русский Вестник. 1870 г. №1.
Великий князь Николай Михайлович. Знаменитые россияне  XVIII -XIX ВЕКОВ. СПБ.,  1996.
Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. М., 1997.
Записки императрицы Екатерины Второй. СПб., 1907.
Кобеко Д.Ф. Цесаревич Павел Петрович. М., 2000.
Крылов-Толстикович А. Дармштадтская муха.\\ Новая юность.№5. 2002.
Шильдер Н.К. Император Павел I. М., 1996.
Осмнадцатый век. Исторический сборник. М., 1869. Кн.1.












МАТЬ ДВУХ ИМПЕРАТОРОВ





МАРИЯ ФЕДОРОВНА (1759-1828),  великая княгиня, императрица с 06.11.1796г, урожденная принцесса София-Доротея-Августа-Луиза Вюртембергская. С  1776 г. жена великого князя Павла Петровича, впоследствии императора Павла I.
Дети: Александр (1777-1825), Константин (1779-1831), Александра (1783-1801), Елена (1784-1803), Мария (1786-1859), Екатерина (1788-1819), Ольга (1792-1795), Анна (1795-1865), Николай (1796-1855), Михаил (1798-1849).


















15 апреля 1776 года в пять часов пополудни в тяжелых родах скончалась великая княгиня Наталья Алексеевна - жена великого князя наследника русского престола Павла Петровича. В пять часов двадцать минут императрица Екатерина II в одной карете с цесаревичем покинули дворец, где произошла трагедия, и направились в Царское Село. На следующий день вслед за августейшим семейством в Царское Село выехал принц Генрих Прусский - братом короля Фридриха Великого, давний знакомый царицы Екатерины, с которым у нее  сложились доверительные отношения еще со времен непростых переговоров о разделе Польши.
Великий князь Павел Петрович  был неутешен: то ли сказывалась печаль по поводу потери любимого человека, а может, обнаруженные в тайной шкатулке любовные письма Натальи Алексеевны к графу Разумовскому, которые не замедлила   продемонстрировать сыну Екатерина II,  сыграли свою роль, но  молодой вдовец не находил себе места. Можно предположить, что второе обстоятельство играло едва ли не большую роль, чем естественная скорбь по поводу смерти близкого человека. Во всяком случае, цесаревич даже отказался присутствовать при погребении своей супруги и не покидал Царского Села, во время траурной церемонии, происходившей в Александро-Невском монастыре 26 апреля.
Однако, как известно, от любви существует лекарство - новая любовь. Кроме того, династические интересы требовали скорейшего повторного брака. Барону Гримму императрица Екатерина II писала: "Увидев корабля опрокинутым на  один бок, я, не теряя времени, перетянула его на другой и старалась ковать железо, пока горячо, чтоб вознаградить потерю, и этим мне удалось рассеять глубокую скорбь, которая нас угнетала".
Надо отдать должное стремительности решений и действий Екатерины. Уже на следующий  день после смерти цесаревны она предпринимает шаги по устройству нового брака сына.  Екатерина сразу вспомнила о маленькой Вюртембергской принцессе Софии-Доротеи, кандидатура которой уже рассматривалась на роль  невесты великого князя Павла Петровича, но из-за своего слишком юного возраста принцессы была  отвергнута.
Теперь это препятствие исчезло,  и Екатерина II, ведет долгую беседу с принцем Генрихом Прусским, в ходе которой царица просит его написать письмо родителям принцессы с предложением о браке.
Однако, если возраст Софии-Доротеи теперь не вызывал никаких возражений для замужества - ей было уже 16 лет, то появилось иное препятствие к заключению брака. Принцесса оказалась обручена с братом покойной цесаревны Натальи Алексеевны принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским. Принц Генрих немедленно  выслал курьера к   брату с подробным письмом о переговорах с Екатериной II.
 Фридрих Великий, всегда стремившийся к  укреплению династических  отношений с домом Романовых,  замечательно просто нашел выход из создавшейся ситуации. Он немедленно вызвал принца Людвига в Берлин и  велел ему, не мешкая, расторгнуть помолвку, пообещав взамен невесты круглую сумму из русской казны. Молодому человеку, наделавший к тому времени кучу долго, предложение короля, показалось подарком судьбы. По словам Екатерины, этот глупый и долговязый юноша, сразу исполнил все формальности, которые от него требовались, а затем отправился пасти гусей с царским пенсией по 10 000 рублей в год. (2)
Пока шли все эти предсвадебные хлопоты,  Павел не был даже поставлен в известность о готовящемся событии в его личной жизни. Вероятно, София-Доротея была в более преимущественном положении, иначе было бы трудно объяснить девушке разрыв с принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским - событие, к которому она отнеслась на редкость спокойно.
Не прошло и трех месяцев после смерти жены цесаревича, как императрица пригласила сына к себе в кабинет.  Переписка Екатерины с Гриммом сохранила не только происшедший между ними разговор, но даже его интонации: "Я начала с того, - пишет царица, что предложила путешествия, перемену мест, а потом сказала: мертвых не воскресить, настало время подумать о живых. Разве от того, что вы воображали себя счастливым, но потеряли эту уверенность, следует отчаиваться в возможности  снова  возвратить ее? Итак, станем искать эту другую.
-Но кого?
- О, у  меня есть в кармане!..
 - Да, да, и еще какая прелесть!
И вот любопытство сразу возбуждено.
       - Кто она, какова она? Брюнетка, блондинка, маленькая, большая?
       - Кроткая, хорошенькая, прелестная, одним словом,  сокровище, сокровище: сокровище приносит с собой радость".
Сразу было принято решение, что Павел в сопровождении небольшой свиты и принца Генриха Прусского отправиться в Берлин, где и встретится с принцессой Вюртембергской, которая должна была приехать туда с матерью и сестрой из Монбельяра.
13 июня 1776 года цесаревич Павел Петрович через Ригу, Митаву, Кенигсберг выезжает в Берлин, куда и пребывает спустя почти месяц - 10 июля. При встрече с Фридрихом Великими в королевском дворце цесаревич произнес приветственную речь,  в которой, между прочим, сказал, что он достиг того, чего уже давно желал, "видеть величайшего героя, удивление нашего века и удивление потомства". Король скромно возражал, что он не заслуживает подобных похвал, что он только бедный, хворый, седовласый старец, несказанно обрадованный приездом сына своего лучшего друга, великой Екатерины.
Павел очень подробно описывает все впечатления от  визита в письмах матери. Эти корреспонденции позволяют восстановить события тех дней и утверждать, что между матерью и сыном пока еще сохраняются искренние и благожелательные отношения. Их разрыв и острый конфликт еще впереди.
Уже на следующий день после приезда, Павел пишет торопливое и несколько сумбурное  письмо Екатерине II, в котором описывает свои первые впечатления о встрече с невестой и ее родителями. Эмоции и чувства переполняют его, он хочет поделиться с матерью своими чувствами: "... Вчера, как скоро, приехав, взошел к себе в покои, то пришел ко мне будущий мой тесть с двумя сыновьями своими; я нашел его в таких расположениях, каких я описать не могу: мы оба со слезами говорили довольно долго. Вашему величеству известны расположения сердца моего, с какими поехал, но за долг считаю вам первой открывать всегда самые скрытные чувства сердца своего и за первое удовольствие оное поставляю. Я нашел невесту свою такову, какову только желать мысленно мог: не дурна собою, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно, и уже известен я, что если она сделала действо в сердце моем, то не без чувства и она с своей стороны осталась. Сколь счастлив я, всемилостивейшая государыня, если, вами, будучи руководим, заслужу выбором своим еще более милость вашу. Отец и мать не таковы снаружи, каковыми их описывали: первый не хромает, а другая сохраняет еще остатки приятства и даже пригожества. Дайте мне свое благословение и будьте уверены, что все поступки жизни моей обращены заслужить милость вашу ко мне. Принц (Генрих) мне столько дружбы и приязни оказывает, что я не знаю, чем за оное ему воздать: он снисходит до самых мелочей и забывает почти сан свой. Корнет Говен, которого я посылаю, может донести изустно о многом, касающемся до путешествия нашего, ибо ни времени не имею о сем вам сам донести, будучи занят чувствами различными сердца моего. Перепоручаю себя и будущую свою в милость вашего величества, послушный сын и верноподданный".
Спустя еще два дня Павел пишет об обручении с принцессой Вюртембергской: "Бог благословляет все намерения ваши, ибо благословляет он всегда добрые. Вы желали мне жену, которая бы доставила нам и утвердила домашнее спокойство и жизнь благополучную. Мой выбор сделан, и вчера по рукам ударили; припадаю  с сим к стопам вашим и с тою, которая качествами своими и расположениями приобретет милость вашу и будет новым домашним союзом. Перепоручаю невесту свою в милость вашу и прошу о сохранении ея ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что я выбором своим не остыжу вас; мне о сем дурно теперь говорить, ибо, может быть пристрастен, но сие глас общий. Что же касается до сердца ея, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что я видел из разных сцен между роднею и ею. Ум солидный ея приметил и король сам в ней, ибо имел с ней о должностях ея разговор, после которого мне о сем отзывался; не пропускает она ни одного случая, чтоб не говорить о должности ее к вашему величеству. Знаниям наполнена, и что меня вчера весьма удивило, так разговор со мною о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтоб приучиться рассуждать основательно. Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие  нужно и помня пример предместницы ея. Король столь чувствует дружбу вашу к нему, что говорил, что он бы кровью и жизнью хотел вам заплатить и со слезами о сем говорит. Сколь прискорбно мне, что ваше величество не можете участвовать и сами и видеть чувствительность и радость общую, с правом участвовать и делить с вами чувства свои, и так грущу, что терпеть онаго не могу. Фамилия невесты моей столь вам благодарна, что не могут без слез о вас вспомнить".
В письме к матери от 20 июлю 1776 года цесаревич сообщает новые подробности своего пребывания в Берлине и описывает свое времяпрепровождение: "Здесь приняты все  те, которые имя русскаго носят, с таковою отличностью, зачиная с меня, каковой изъяснить невозможно. Король со мной говорил осьмой день о разном и щупал меня со всех сторон и при всяком случае изъяснялся с слезами почти, говоря о вашем величестве и о привязанности его к вам. Подарил он мне перстень отменной величины с портретом своим и восемь лошадей. Новая фамилия моя подвергает себя к стопам вашего величества. Невеста моя ежечасно спрашивает у меня, чем заслужить может милость вашу к себе, наведывается о всех, касательно до будущего своего состояния, и показывает отменную жадность к русскому языку, даже до того, что знает уже азбуку наизусть. Пример покойницы ( 1) и доброе ея сердце весьма сильно действуют к ней при сем случае. Я надеюсь, что ваше величество сами изволите все сие найтить, ибо от меня в сию минуту может сие показаться пристрастным. Имя ваше здесь в таком почтении, какового изъяснить нельзя, и радость в сию минуту по причине того, что изволили меня сюда отправить, неописана, и вы не изволите поверить всему тому, что я вам о сем изустно донесу. Министры французский и австрийский дуются и распустили про нас слух, не будучи в состоянии про меня иного сказать, как что я горбат, но думаю, что теперь перестали о сем говорить... Я еду отсюда в будущий Понедельник чрез Рейнсберг, невеста моя последует за мною дней через пять..."
Императрица была в совершенном восторге от поведения сына и отвечала ему в письмах в шутливом и радостном тоне: "Письма ваши меня веселят, ибо вижу, что вы в пути вашем здоровы и благополучны, и что я вам доставила случай весело и с удовольствием время проводить; утешением же наипаче сердцу моему есть ваше ласковое ко мне расположение, кое при всяком случае мне изъявляете с расположением, кое при всяком случае мне изъявляете с чувствительностью. Бог да благословит вас в обратный путь. Жду тебя нетерпеливо, любопытно узнать и уст ваших все подробности сего путешествия.
Признаюсь чистосердечно, что самолюбию моему льстит безмерно честь неупадающего в свете русского имени. Весьма признательна королю за изъявление при всяком случае его ко мне дружбы... Понеже принцесса выучилась в Берлине русской азбуке, то надеюсь, что Пастухову (3) убавит заботу в учении; все, что об ней слышу, есть удовольствительно; желаю наискорее с нею ознакомится; сие желание, как знаешь во мне не снова поселено..."
х х х
Екатерина, действительно, давно следила за воспитанием и привычками вюртембергской принцессы.  Начало их заочного знакомства произошло еще в 1772 году, когда русская императрица приказала  своему доверенному лицу барону А.-Ф. Ассебургу собрать самые подробные сведения о маленькой Софии-Доротеи,  рассматривая восьмилетнюю девочку как возможную кандидатуру в невесты сыну. Хотя отзыв барона был самый лестный, возраст девочки не позволял вести разговор о браке в ближайшие годы. Выбор невесты великого князя Павла Петровича тогда пал на принцессу Вильгельмину Гессен-Дармштадтскую, с которой 29 сентября 1773 года и состоялась свадьба наследника русского престола.
София-Доротея-Августа-Луиза принцесса Вюртембергская родилась 14/25 октября 1759 года в Штеттине, городе, где на тридцать лет ранее родилась Екатерина Великая. Отец  Софии-Доротеи - принц Фридрих-Евгений Вюртембергский много лет  состоял в прусской военной службе и принимал участие в семилетней войне. В 1769 году он возвратился на родину и вступил, как глава младшей ветви вюртембергского дома, в управление княжеством Монбельяр.
Супруга принца - Фредерика-Доротея-София, урожденная принцесса Бранденбург-Шведтская, приходилась двоюродной внучкой короля Фридриха Великого.
Семейство принца Фридриха-Евгения Вюртембергского и принцессы Фредерики-Доротеи было многочисленно и дружно. У них родилось восемь сыновей и четыре дочери. Будущая невеста русского наследник престола София-Доротея была старшей из дочерей.
В счастье и комфорте проходило детство принцессы в замке Монбельяра. Принцесса-мать сама занималась воспитанием детей. Женщина образованная и умная, поклонница модных тогда педагогических теорий  Руссо, она дала им отличное образование. Хотя образование девочки - даже принцессы - в восемнадцатом веке значительно разниться с нынешней системой воспитания школьниц. Преимущественное внимание уделялось Закону Божиему и иностранным языкам, хотя принцесса неплохо знала географию, хорошо рисовала, музицировала, разбиралась в  математике и ботанике.
Особое место занимало садоводство и искусство паркового ландшафта. В 1769 году, когда  семья принца поселилась в родовом замке Монбельяре, было решено строить летнюю резиденцию, получившую название "Этюп". Основной советчицей отца по выбору растений и кустарников стала принцесса София-Доротея. Увлечение садоводством осталось на всю жизнь, а знания ботаники и искусство составлять гербарии впоследствии удивляли даже профессионалов.
Баронесса Оберкирх, подруга принцессы, в своих  воспоминаниях оставила такой портрет Софии-Доротеи: "Принцесса была очень хороша собою и имела превосходное сердце. Хотя она близорука, но глаза ее прелестны и их чудное выражение служило как бы отпечатком ее чистой души. Она внушала любовь всем ее окружавшим, т никто более ее не заслуживал любви. Естественная, умная, но не желавшая блистать умом, чуждая всякого кокетства, она в особенности отличалась нежной кротостью и добротою".
Вероятно,  можно вполне доверять словам барона Ассебурга, который писал Екатерине II, что принцесса София-Доротея очень хороша собой и по своим летам чрезвычайно развита. Барон также особенно обращал внимание на ее детскую доверчивость и совершеннейшую откровенность характера, говоря о принцессе как о "юной особе, полной любезности и доброты".
Конечно, девушка испытывала определенное чувство застенчивости при одной мысли  о предстоящей встрече с одной из самых величественных и могущественных императриц мира - Екатериной Великой. "Императрица, - говорила она, - наводит на меня робость; я покажусь ей совершенной  простушкой. Лишь бы мне понравиться императрице и великому князю".
 Встреча, которой так опасалась принцесса, была совсем скоро: София-Доротея ехала вслед за женихом в Россию. Павел спешил прибыть в Петербург первым, чтобы приготовиться к свадьбе.
ххх
Перед отъездом в Россию Павел провел два дня с невестой в замке принца Генриха. Здесь он оставил очень любопытный документ, над составлением которого, надо думать, трудился не один день, - наставления для своей будущей супруги. Конечно, выражаясь образно, великий князь, писал этот документ собственной кровью,  учитывал свой прежний, неудачный опыт супружеской жизни, и желал предупредить возможные ошибки второй молодой жены, после ее приезда на свою новую родину.  Это послание с очевидностью доказывает незаурядный ум, такт и житейскую мудрость будущего русского императора. В первую очередь, он подробно останавливается на отношениях с Екатериной II
"Принцесса, приехав одна в эту мало известную и отдаленную страну, - писал великий князь, - поймет, что ее собственная польза требует, чтобы она сблизилась с ее величеством и снискала ее доверие, дабы иметь в ней вторую мать и личность, которая будет руководить ею во всех ее поступках, безо всяких личных видов и целей. В отношении к императрице принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее. Этим она избавит себя от многих интриг и происков, которые не замедлят коснуться ее. Так как принцесса не может иметь никаких личных целей, то ей не придется что-либо скрывать от ее величества. Поэтому она хорошо поступит, говоря ей откровенно все то, что у нее будет на душе; это (не говоря уже об интригах) будет гораздо лучше для ее собственного спокойствия".
Особо важным великий князь Павел считал оговорить характер взаимоотношений с будущей женой, совершенно очевидно он желал избежать  возможных личных ссор,  хотел удержать девушку от ошибок в обществе. Он очень самокритично и объективно оценивает особенности собственного характера и поведения, надеясь, что супруга сможет понять и простить его горячность и непредсказуемость. Он писал: "Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, приобрести которые зависит от нас самих, то  я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечной добротой и иными своими достоинствами, которыми она уже известна.
 Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы, чтобы она принимала снисходительно все то, что я могу выразиться иногда даже быть может, довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа жизни, уменья одеваться и т.п. Я прошу ее принимать благосклонно советы, которые мне случится ей давать, потому что из десяти советов все же может быть и один хороший, допустив даже, что остальные будут непригодны. Притом, так как я несколько знаю здешнюю сферу, то я могу иной раз дать ей такой совет или высказать такое мнение, которое не послужит ей во вред.
Я желаю, чтобы она была со мною совершенно на дружеской ноге, не нарушая, однако приличия и благопристойности в обществе. Более того, я хочу даже, чтобы она высказывала мне прямо и откровенно все, что ей не понравиться во мне; чтобы она никогда не ставила между мною и ей третьего лица и никогда не допускала, чтобы меня порицали в разговоре с нею, потому что это не отвечает тому расстоянию, которое должно существовать между особою ее сана и моего и подданным".
Заключительным двум статьям своего наставления великий князь придавал особое значение. Словно заклинание, он еще и еще раз повторяет то, что больше всего беспокоит его, что неотступно преследует его память - обида обманутого супруга и униженная честь наследника престола. Достаточно привести следующие слова: "Необходимо, чтобы принцесса своим поведением сама устраняла от себя всякие неприятности, снискав любовь общества, и никогда не вмешивалась ни в какое дело, ее непосредственно не касающиеся, тем более, в интриги и т.п. Для этого принцессе надобно держать себя со всеми ровно, без малейшей фамильярности; это не даст возможности льстецам и людям, не в меру угодливым, беседовать с нею, под видом преданности, о своих собственных интригах или наговаривать на кого-либо. Как только она дозволит себе, из расположения или хотя бы из вежливости, малейшую фамильярность или намек на откровенность, можно быть уверенным, что всегда найдутся люди, которые захотят этим воспользоваться и незаметным образом вовлечь принцессу через эту личность в какие либо интриги, не говоря уже об опасностях, могущих угрожать ей. Поэтому во всех отношениях было бы прекрасно, если бы принцесса с самого начала внушила своим приближенным уважение своим безупречным поведением и тем упрочила свое будущее".
ххх
Павел Петрович прибыл в Царское Село 14 августа, а спустя две с небольшим недели, 31 августа, в Петербург приехала и София-Доротея. Ее сопровождала русская свита, заботливо посланная за принцессой в Мемель - императрица Екатерина не хотела, чтобы невестка привезла с собой окружение из Германии, с тем чтобы, общаясь с русскими, она быстрее обрусела. Свиту принцессы составили статс-дама графиня Екатерина Михайловна Румянцева, супруга фельдмаршала Румянцева-Задунайского, и фрейлины Алымова и Молчанова, бывшие воспитанницы знаменитого Смольного института, (4) и статский советник Пастухов, который должен был заниматься с принцессой русским языком.
Графиня Румянцева не слишком грамотно, но обстоятельно, сообщала  мужу о встрече с принцессой в Мемеле: "Будущая наша великая княгиня обошлась очень ласково со мною и, по-видимому, любезна  очень, только у нее флюс, щека очень распухла и губа от беспокойства дороги, и до пятницы здесь пробудет".
Екатерина с нетерпением ждала встречи с будущей невесткой.  К счастью, сразу оказалось, что ее надежды оправдались. Императрица писала Гримму: "Признаюсь вам, что я пристрастилась к этой очаровательной принцессе, пристрастилась в буквальном смысле слова: она именно такая, какую можно было желать: стройна как нимфа, цвет лица - смесь лилии и розы, прелестнейшая кожа в свете; высокий рост, с соразмерной полнотою, и легкость поступи.  Кротость, доброта сердца и искренность выражаются у нее на лице. Все от нее в восторге, и тот, кто не полюбит ее, будет не прав, так как она создана для этого и делает все, чтобы быть любимой. Словом, моя принцесса представляет собою все, чего я желала, и вот я довольна.
Я всегда хотела ее получить; вот уже десять лет, как мои взоры устремлены на нее; когда, три года тому назад, надо было женить великого князя, моей принцессе было только тринадцать лет. В последние три года я, как и следовало быть, потеряла ее из виду. Но как только место очистилось, я потребовала свою принцессу; три дня спустя, я получаю известие, что она невеста, и чья?
В продолжение трех лет, по странной случайности, расстроилось пять предложений об ее замужестве, и все способствовало тому, чтобы мне получить ее. Свадьба будет через восемь дней после того, как она примет православие, и я надеюсь, что сентябрь месяц не пройдет без того, чтобы наши надежды с этой стороны не сбылись".
14 сентября София-Доротея приняла обряд миропомазания и наречена православным именем Мария Федоровна, через день состоялось обручение по православному обряду, а 26 сентября 1776 года состоялась свадьба, прошедшая с той же обычной для эпохи Екатерины Великой пышностью и по тому же церемониалу, по которому проходила свадьба цесаревича Павла Петровича с его первой женой.
Молодая великая княгиня была счастлива и довольна. Спустя два месяца она писал подруге своего детства: "Великий князь, очаровательнейший из мужей, кланяется вам. Я очень рада, что вы его не знаете; вы не могли бы не полюбить его, и я стала бы его ревновать. Дорогой мой муж, ангел; я люблю его до безумия"...
                х х х
Медовый месяц прошел великолепно, и, казалось, молодые желают растянуть  его на долгие-долгие годы.
"Никогда ни одно частное семейство не встречало так непринужденно, любезно и просто гостей: на обедах, балах, спектаклях, празднествах, - на всем лежал отпечаток приличия и благородства, лучшего тона и самого изысканного вкуса", - делился своими впечатлениями о пребывании в гостях у Павла французский посол граф Сегюр.
В апреле 1777 года Мария Федоровна сообщила супругу радостную весть, взволновавшую его до глубины души.
"Мой милейший муж, - писала великая княгиня, - матушка бранит меня за то, что я ничего не говорю ей о своем здоровье, и настойчиво желает, чтобы  я что-нибудь сказала ей по этому поводу. Позволяете ли вы мне сообщить ей об имеющихся подозрениях, оговорив при этом, что это еще не наверное. Я боюсь, что если отложить сказать ей об этом, она узнает это от других. Прощай, дорогой и обожаемый муж, я страстно люблю тебя".
Муж был счастлив, Екатерина II довольна скорым исполнением своих заветных надежд о рождении внука или внучки, и укреплении, тем самым, династии Романовых. 
Об идиллии, происходящей в те дни в Царском Селе, свидетельствует поздравительная записка  великой княгини, написанная ко дню рождения Павла Петровича 20 сентября 1777 года: "Живое, непосредственное чувство не может быть выражено - таково мое положение, мое драгоценнейщее  сердце; в этот день, когда увидел свет самый обожаемый, самый любимый из мужей, моя душа преисполнена радостью, удовлетворением, счастием, и, несмотря на все мои усилия, мне не удается описать вам эти чувства столь же живо, как их чувствует мое сердце. Живите долго, живите счастливый и довольный, живите, если возможно, тысячу лет, чтобы составить счастие нескольких миллионов душ; вот те моления, которые я возношу к небу в этот чудесный день. Я присоединяю к ним еще одно - благоволите сохранить мне вашу дружбу, она составляет мое счастье, и я осмеливаюсь надеяться, что несколько заслужила ее нежной привязанностью, которую питаю к вам, и которая кончится лишь с моей жизнью. Ваш нежнейший и вернейший друг и жена.
Я обожаю вас, до безумия люблю вас; вы - мой кумир, мое высочайшее благо, и я вас люблю столько, столько, что не умею выразить вам этого".
Но на безоблачном небосклоне семейного счастья уже появилось маленькое пятнышко, которое потом превратится в грозную тучу, грозящую существованию всему семейству Екатерины II, породившему  непримиримый конфликт между матерью и сыном.
Первым видимым проявлением этого конфликта стало, с таким нетерпением ожидаемое, рождение первенца.
                х х х
12 декабря 1777 года 201 выстрел пушек с бастионов Петропавловской крепости возвестил о рождении у наследника престола сына, названного Александром в честь почитаемого на Руси святого князя Александра Невского.
Однако рождение продолжателя рода не только не сплотило семью, а  напротив,  разделило на ближайших родственников на два непримиримых лагеря - императрицу - с одной стороны и ее сына с женой - с другой. Сразу после рождения великого князя Александра Павловича, Екатерина совершила тот же поступок, который когда-то сделала императрица Елизавета Петровна с ней самой: она деспотично отстранила родителей от воспитания и общения с ребенком.
Символично письмо Екатерины II к шведскому королю Густаву III: "Как только господин Александр родился, я взяла его на руки и, после того как его вымыли, унесла в другую комнату, где и положила его на большую подушку..."
Восторженная бабушка в мельчайших деталях описывает, как содержат, кормят, купают, пеленают ее внука. Единственное, чего нет в письме, так это упоминания о его родителях.
Спустя год у Марии Федоровны родился второй сын - Константин, которого постигла такая же участь - он был отобран Екатериной и стал воспитываться под ее непосредственным наблюдением.
Цесаревич Павел Петрович расценил поступок  матери-императрицы как грубое нарушение своих законных прав. Он вновь стал ощущать по отношению к матери, остывшие было, совсем не сыновьи чувства гнева и осуждения. Кратковременная идиллия, водворившаяся в императорской семье при появлении в России Марии Федоровны, постепенно исчезла полностью. Отныне здесь появилось два двора, связанные  между собой династическими, политическими, родственными отношениями, они, тем не менее, находились в постоянной скрытой, но непримиримой оппозиции друг к другу.
Лишенный возможности заняться воспитанием детей, отстраненный от участия в управлении империей, цесаревич полностью погрузился теоретические измышления об исправлении государственного устройства России, а Мария Федоровна со страстностью занялась устройством новой резиденции - дворцового комплекса Павловска, расположенного в окрестностях Петербурга.
В создавшемся положении вероятно наилучшим выходом могло бы стать длительное путешествие великого князя с супругой. За время поездки страсти могли бы поутихнуть, а разлука способствовала бы пробуждению родственных чувство. Однако обе стороны остерегались открыто обсудить животрепещущий вопрос. 
Как-то во время общего разговора императрица осторожно обмолвилась о пользе путешествий, что  даже "в Китае все наследники должны объезжать различные провинции с теми же целями, как и император, и все это делается для того, чтобы не дать умственному кругозору сузиться и иметь более предметов для сравнения".
Со своей стороны, Мария Федоровна страстно мечтала побывать на родине и встретиться с родными, а великий князь, изнывающий в ту пору от скуки и отсутствия настоящего дела, также был настроен на заграничную поездку. Таким образом, все заинтересованные  партии осторожно, точно ощупью, двигались к одной и той же цели, пока, наконец, 4 июня 1781 года Екатерина официально не сообщила австрийскому императору Иосифу II о предстоящем путешествии сына и невестки.
Маршрут был тщательно  разработан самой императрицей, причем пожелания самих путешественников в расчет не принимались. Ехать они должны были с небольшой свитой, инкогнито, под именем графов Северных.
                х х х
Отъезд состоялся 19 сентября 1781 года, накануне дня рождения Павла Петровича. Сцена прощания напоминала  похороны. Прощаясь с детьми, Мария Федоровна несколько  раз падала в обморок, пока ее на руках не отнесли в карету. Екатерина была крайне недовольна таким мелодраматическим проявлением чувств, в письме, посланном вдогонку путешественникам, она строго выговаривала невестке о недопустимости такого поведения: "... Если бы я могла предвидеть, что при отъезде она три раза упадет в обморок, и что ее под руки отведут в карету,  то уже одна мысль о том, что ее здоровье придется подвергнуть таким тяжелым испытаниям, помешала бы мне согласиться на это путешествие".  Затем царица довольно ехидно предлагает молодым вернуться в Петербург, если поездка не доставляет им удовольствие. Но цесаревич и его супруга советом матушки не воспользовались...
Из Киева они направились через Польшу в Вену, где их уже ожидали родители Марии Федоровны.
Пребывание в столице Австрии заняло больше месяца - балы, маскарады, торжественные приемы и парады занимали все время гостей императора Иосифа II. Здесь произошел знаменательный случай, вошедший во все биографические книги о Павле Петровиче. В придворном театре предполагалась удивить русских путешественников постановкой шекспировского "Гамлета", но актер Брокман отказался исполнять роль принца Датского, сказав, что в таком случае в зале одновременно будет два Гамлета. Император Иосиф пришел в восторг от такой предусмотрительности актера и даже отослал ему 50 дукатов в награду за счастливую мысль. Тем самым цесаревич был лишен случая увидеть  творение великого драматурга, когда на сцене разыгрываются трагические события, так созвучные с его собственной судьбой. Заметим, что в России в царствование Екатерины II "Гамлет" так и не был ни разу поставлен в театре... 
24 декабря 1781 года Павел Петрович и Мария Федоровна выехали в Венецию. Их сопровождали австрийский генерал граф Хотек, жена которого оставила в своих записках некоторые детали этого путешествия: "Великий князь благоволил прочесть нам несколько отрывков из своего дневника, замечательно хорошо написанного... Однажды великая княгиня прервала, по счастью, чтение газет и рассказала нам много в высшей степени занимательных подробностей о своей молодости, воспитании, о своем образе мыслей, о легкости и понятливости своей, так что девяти лет она знала геометрию. В другой раз она читала нам в слух некоторые места похвального слова Плиния Траяну. Выбор отрывков и выразительность, с которою она читала, равно говорили в пользу ума ее и сердца".
В таких нескучных занятиях дорога пролетала незаметно. После фееричной Венеции путь лежал через всю Италию в Рим и далее  в Неаполь. Здесь произошла встреча Павла с  графом А.К. Разумовским бывшим любовником его первой жены. Как свидетельствуют очевидцы, встреча прошла более чем холодно и сдержанно.
Затем путешественники вернулись в Рим. Но все-таки основной целью поездки была столица французского королевства - Париж. Королева Мария-Антуанетта с нетерпением ожидала приезда графа и графини Северных и признавалась придворным: "Я готова вылезти из кожи, чтобы сделать пребывание здесь приятным". Надо отдать должное королеве - это ей удалось в полной мере...
Гостей поразила красота Версаля, а Павла Петровича очарование Марии-Антуанетты. Это вызвало  чувство ревности у Марии Федоровны. Но в целом визит прошел достаточно хорошо. Постоянный корреспондент императрицы Екатерины II барон Гримм сообщал, что Павел очаровал французов: "В Версале великий князь произвел впечатление, что знает французский двор как свой собственный. В мастерских художников (в особенности он осмотрел с величайшим вниманием мастерские Греза  и Гудона) он обнаружил такое знание искусств, которое могло только сделать его похвалу более ценною для художников. В наших лицеях, академиях своими похвалами и вопросами он доказал, что не было ни одного рода таланта и работ, который не возбуждал бы его внимания, и что он давно знал людей, звания или добродетели которых делали честь их веку и стране. Его беседы и все слова, которые остались в памяти, обнаруживали не только весьма проницательный, весьма образованный ум, но и утонченное понимание всех оттенков наших обычаев и всех тонкостей нашего языка".
И все-таки иногда у великого князя прорывались нотки недовольства своей судьбой. Так на вопрос короля Людовика XVI о том, на кого из своих приближенных он может рассчитывать, Павел резко ответил: "Я был бы очень недоволен, если у меня в свите был преданный пудель. Матушка велела бы тотчас утопить его в Сене, даже не дожидаясь пока мы уедем из Парижа". Достоверность этого эпизода подтверждается свидетельством Марии-Антуанетты и ее придворными. Мария Федоровна, испуганная тем, что реплика мужа дойдет до ушей Екатерины II, поспешила сгладить острые углы, заявив, что императрица - мать своих подданных; она одновременно лучшая голова и лучшее сердце в Европе.
Это была первая и последняя встреча французской королевской семьи и будущего русского императора и императрицы. Из всех четырех только одной Марии Федоровне будет суждено дожить до преклонных лет и умереть своей смертью. Людовик XVI, королева Мария-Антуанетта, сам Павел Петрович примут страшную насильственную смерть. Но тогда они были еще молоды и не могли даже догадываться о страшной судьбе, которая их ждет.
    Долгое путешествие заканчивалось, граф и графиня Северные еще заехали  в Этюп, где пробыли в кругу семьи Марии Федоровны целый месяц.
В воскресенье 20 ноября 1782 года цесаревич с супругой вернулись в Петербург. Встреча родственников прошла официозно холодно. Английский посланник Гаррис в донесении в Лондон сообщал, что Павел и Мария Федоровна столь же недовольны приемом, им оказанным, как императрица сожалела об их возвращении, и что "взаимное неудовольствие, преобладавшее с обеих сторон, должно было, вероятно, произвести неприятные сцены".
Стало очевидным, что долгая разлука не восстановила мир в русской царской семье. Более того, стали появляться признаки охлаждения отношений между Павлом и Марией Федоровной.
           х х х
В небольшой свите Павла и Марии Федоровны во время их европейского турне находилась фрейлина Екатерина Ивановна Нелидова, выпускница Смольного института благородных девиц.
Хотя судьба наделила ее острым умом, живостью характера, лукавством, доброй и благородной душой, красотой она, увы, никогда не блистала. Впрочем, была в ней особая женская прелесть, пленяющая мужчин надежнее смазливых мордашек иных записных красавиц. Неподдельным обаянием, милым кокетством полон и ее знаменитый портрет кисти Дмитрия Левицкого, хранящийся ныне в Русском музее.
 За долгие четырнадцать месяцев путешествия  Павел успел привыкнуть  к девушке, обнаружив, к своему удивлению, в ней  достоинства и таланты, которые раньше не замечал. Отныне она становится его доверенным лицом и другом.
   Новое увлечение Павла незамедлило отразиться на семейных отношениях: чем веселее и оживленнее была  фрейлина, тем грустнее становилась великая княгиня.
   Во всех отношениях Нелидова была полной противоположностью Марии Федоровне: ее откровенные выходки, резкость, меняющаяся милым воркованием совершенно не соответствовали германскому  хладнокровию рассудительной  великой княгини.
   Мария Федоровна была прекрасная семьянинка, она страстно интересовалась хозяйством, искусством, любила устраивать театральные зрелища и литературные игры. Вначале увлечение мужа даже забавляло ее: вам нравятся дурнушки? Тем хуже для вас...
   Однако скоро великая княгиня почувствовала, что ревность - довольно неприятная спутница любви. В ее душу закралась тревога и неуверенность. Накануне очередных родов, она пишет в одном из писем к С. И.Плещееву: "Вы будете смеяться над моей мыслью, но мне кажется, что при каждых моих родах Нелидова, зная, как они бывают меня трудны, и что они могут быть для меня гибельны, всякий раз надеется, что она сделается вслед тем второй m-m де Ментеон.()
Поэтому, друг мой, приготовьтесь почтительно целовать у нее руку и особенно займитесь вашей физиономией, чтобы она не нашла в этом почтении насмешки или злобы. Я думаю, что вы будете смеяться над моим предсказанием, которое, впрочем, вовсе не глупо."
   Страсти разыгрались до того, что великая княгиня обратилась за помощью в наведении семейного порядка к  Екатерине II.
 Екатерина была великой не только в политике, но и в жизни - она подвела невестку к  зеркалу и сказала: "Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя просто маленький монстр; перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях".
    Тем не менее, с 1786 года светские сплетни четко обозначили новое положение Нелидовой при дворе - любовница великого князя. Этот роман тянулся несколько лет и продолжался после вступления Павла на престол, однако назвать его обычной любовной связью августейшей особы и фрейлины было бы достаточно прямолинейно и легкомысленно.
Характер отношений Павла и Нелидовой, по оценке современников, ориентирующихся на собственные мысли и поступки, был вполне земной и реальный. Другое дело историки, в распоряжении которых имеются документы и письма главных действующих лиц этой истории.
Многие из них, с некоторым сожалением, были вынуждены признать, что, скорее всего связь будущего императора и фрейлины носила чисто  дружеские отношения. Свидетельством того приводят письмо Павла к матери, написанное во время тяжелой болезни, когда врачи опасались за жизнь цесаревича:
    "Мне надлежит совершить пред вами, государыня, торжественный акт, как пред царицею моей матерью, - акт, предписывающий мне моей совестью пред Богом и людьми: мне надлежит оправдать невинное лицо, которое могло бы пострадать, хотя бы негласно, из-за меня. Я видел, как злоба выставляла себя судьею и хотела дать ложные толкования связи, исключительно дружеской, возникшей между m-elle Нелидовой и мною. Относительно этой связи клянусь тем Судилищем, пред которым мы все должны явиться, что мы предстанем пред ним с совестью свободною от всякого упрека, как за себя, так и за других... Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединяла дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог".
   Написано несколько  высокопарно, но искренно. Нелидова в письме к Павлу говорит гораздо проще: "Разве вы были для меня когда-нибудь мужчиной? Клянусь вам, что с тех пор, как я к вам привязана, я этого никогда не замечала. Мне кажется, что вы мне - сестра".
   Сохранилось еще одно признание Павла, сделавшее честь любому мужчине: "Связи, существующие между нами, их свойство, история этих отношений, их развитие, наконец, обстоятельства, при которых и вы, и я провели нашу жизнь, все это имеет нечто столь особенное, что мне невозможно упустить все это из моей памяти, из моего внимания и в особенности же в будущем...
   Будьте снисходительны к человеку, любящему вас более, чем самого себя, и в этом духе примите все. Единому Богу известно, насколько и во имя чего вы мне дороги; призываю на вас самые святые Его благословения и остаюсь весь ваш, слуга и друг."
    Как бы то ни было, все - и современники и историки сходятся в одном: никогда Екатерина Ивановна Нелидова не использовала свои отношения с Павлом в личных целях: его подарки были для нее скорее "тягостны, чем приятны".
   Говоря об отношениях Павла и Нелидовой, нельзя не привести рассказ, безусловно, преданного императору человека, полковника Н. Саблукова: "Как-то раз, в то время, когда я находился во внутреннем карауле, во дворце произошла забавная сцена. Офицерская караульная комната находилась близ самого кабинета государя, откуда я часто слышал его молитвы. Здесь стоял часовой, который немедленно вызывал караул, когда император показывался в коридоре. Услышав внезапно окрик часового: "Караул  вон!", я поспешно выбежал из офицерской комнаты. Дверь коридора открылась настежь и император, в башмаках и шелковых чулках, при шляпе и шпаге, поспешно вошел в комнату, и в ту же минуту дамский башмачок, с очень высоким каблуком, полетел через голову его величества, чуть-чуть ее не задевши.
Император через офицерскую комнату прошел в свой кабинет, а из коридора вышла Екатерина Ивановна Нелидова, спокойно подняла свой башмак и вернулась туда же, откуда пришла..."
Интриги, сплетни, а, главное, охлаждение Павла, вынудили Нелидову просить о разрешении покинуть двор и вновь переехать в Смольный.  Здесь уютные покои, прекрасная библиотека, арфа. Екатерина Ивановна отдыхает от суеты светской жизни, но Павел, заскучавший без своего друга, умоляет ее вернуться во дворец.
Многое изменилось за это время,  да и отношения с Павлом уже не носят прежнего доверительного характера. Злые языки к слову "фаворитка", добавляют - "бывшая". Зато тем теплее и ближе становятся они с Марией Федоровной. Вчерашние соперницы заключают союз во благо человека, которого любят.    Мария Федоровна вспоминала об этих событиях: "Сегодня исполнилось два года, как вы впервые меня посетили; помните ли вы все подробности этого свидания? Они запечатлены в моем сердце, но я останавливаюсь только на утешительном размышлении, что я приобрела в этот день доброго, нежного и верного друга. Господь милосердно сохранил мне его, и мое сердце навсегда принадлежит этому другу."
   Марии Федоровне было, за что благодарить свою подругу: следуя ее советам она сумела приспособиться к фантазиям супруга. Отныне она вставала в четыре часа утра и сопровождала Павла на разводе караула, маневрах, вахт-парадах. Объединив усилия, новым подругам не раз удавалось гасить вспышки ярости у Павла, пытаться удержать его от открытого неповиновения  матери.
                х х х
Шли годы,  но престол все еще оставался недосягаемой мечтой для великого князя.  Честолюбивый,  жаждущий власти,  он  был   полностью изолирован от государственных дел, проводя свои дни в узком кругу приближенных, составлявших, так называемый, "малый двор". В августе 1783 года Павел переезжает в поместье Гатчина, подаренное ему императрицей. Начинается один из самых мрачных периодов его жизни. Здесь, в 42 верстах от Зимнего Дворца,  полный страхов и подозрений, он будет долгие годы вынашивать планы мести, мечтать о власти, о том дне, когда он наконец, станет полновластным хозяином русской земли, сможет отомстить за оскорбления, полученные от фаворитов матери, отомстить за убитого отца. 
Именно в эти годы его характер окончательно обретет те черты, которые позволят многим самым разным людям говорить о безумии Павла. Он окружен шпионами и льстецами, о каждом поступке, высказывании великого князя немедленно становится известно императрице. Екатерина  усвоила привычку относиться к сыну  с холодной издевкой. 
Павел создает свой собственный батальон, абсолютно внешне не похожий на регулярную русскую армию того времени. Гатчинские солдаты и артиллеристы одеты в прусскую форму,  воспитываются на прусских уставах и выполняют ружейные приемы с четкостью автоматов. Но исправно маршировать на параде, еще не значит побеждать в бою. В 1788 году начинается очередная война с Турцией. Павел просит разрешения у матери отправиться в армию, чтобы на деле осуществить свой долг цесаревича.
Однако Екатерина не спешит с решением - ее совсем не устраивает сын - военачальник. Более того, именно в это время она впервые всерьез начинает  задумывается о передаче права престолонаследия своему любимому старшему внуку Александру Павловичу.
Павел возмущен доходящими до него слухами о возможном отстранении его от царствования. Он создает проект четкой системы наследования русским престолом, который сразу примет форму закона, как только он взойдет на престол и предотвратит возможные смуты и сомнения в будущем: "Дабы государство не было без наследника. Дабы наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать. Дабы сохранить право родов в наследствии, не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род".
 А пока он пишет несколько писем жене, которые можно рассматривать как официальное завещание, предусматривающее все ее действия в случае его внезапной смерти.  Цесаревич считает необходимым сразу заставить Марию Федоровну с мыслью о восшествии на престол и самостоятельном управлении Россией, как это сделала в свое время Екатерина II.
Но пока физически Павел оставался на редкость крепок: он совершал ежедневные конные прогулки, принимал вахт-парады, любил подолгу гулять пешком. Его всю жизнь  отличала крайняя сдержанность в еде и почти полное воздержание от употребления алкоголя. Свидетельствует о физическом здоровье Павла и многочисленно потомство, оставленное им: четыре сына и шесть дочерей, отличавшиеся редкой красотой и физическим здоровьем.
Воспользовавшись, тем, что Мария Федоровна ждет прибавления семейства, Екатерина отклонила просьбу сына о направлении его на турецкую войну. 10 мая 1788 года родилась великая княжна Екатерина Павловна. Роды были очень тяжелые, и жизнь великой княгини висела на волоске, но постепенно  ее состояние улучшилось.
Неожиданно без всякой видимой причины шведский король Густав III объявил войну России, и Екатерина решила отправить  сына в действующую армию в Финляндию.
25 июня 1788 года кирасирский полк во главе с цесаревичем прошел церемониальным маршем мимо дворца, на балконе которого стояла императрица с Марией Федоровной и внуками. После смотра полку пожаловали тысячу рублей, обер-офицеры были жалованы к руке, а штаб-офицеры приглашены к обеду. "Тут прослезилась великая княгиня и приметное смущение сокрывала ея императорское величество", - пишет статс-секретарь А.В. Храповицкий.
Прощание супруга с Марией  было трогательным, об этом свидетельствует письмо, наскоро нацарапанное карандашом, при выезде из окрестностей столицы: "Мое дорогое сердце, мой друг, я ничего не могу сказать вам, вы видели мое горе, мои слезы; всю мою жизнь я такой в отношении к тебе. Пока я жив, я не забуду того, чем обязан вам. Во имя Бога, отдайтесь Тому, кто хранит нас; пусть Он будет нашим утешением, вашим защитником во всем. Прощайте!
Павел".
                х х х
Русский флот выиграл морскую битву у шведов под Готландом, сухопутная кампания приняла позиционный характер и уже в сентябре Павел возвращается домой. Военный опыт окончательно убедил его в правильности выбранной им прусской модели армии, и он начинает дальнейшее развитие своих гатчинских войск. Многие историки ставили это обстоятельство в  вину Павлу, усматривая в этом  лишь возвращение к  устаревшим тактическим приемам, любовь к внешней стороне военной жизни, к муштре, пудреным парикам.  Однако надо отметить, что  прусские войска того времени были одними  из самых  боеспособных в Европе, а воинственные французы,  уже чуть подпорченные революцией, еще не прошли выучку генерала Бонапарта. Известный дореволюционный военный историк С. Панчулидзев писал: "Многое из заведенного Павлом I сохранилось с пользой для армии до наших дней, и если беспристрастно отнестись к его военным реформам, то необходимо будет  признать, что наша армия обязана ему весьма многим".
Занявшись военными преобразованиями, Павел I, во главу угла поставил дисциплину, обязательную для всех - от фельдмаршала до последнего солдата. Регламентируя малейшие детали быта: паек солдата и длину его косицы, он  стремился  придать армии черты  механизма, отработанного  до полного автоматизма,  способного исправно работать в любых условиях. Кстати, именно с того же в свое время начал создание  регулярной  армии Петр Великий.   
"К сожалению, - писал французский посланник Сегюр, - с большим умом и познаниями великий князь Павел соединял самое беспокойное, самое недоверчивое настроение духа и в высшей степени подвижный характер; часто любезный до фамильярности, он более часто был высокомерен, деспотичен и суров; быть может, никогда еще не являлся человек более легкомысленный, более боязливый, более своенравный, одним словом, человек, менее способный составить счастье другим или свое собственное".
Раздражительность и мнительность великого князя с годами только увеличивались,  да и мало кто с возрастом становится лучше и спокойнее.  Поводы для слухов о безумии достаточно подавал и сам Павел. Еще во время путешествия по Европе,  он спровоцировал слух о своих галлюцинациях.  В Брюсселе  великий  князь рассказал об удивительном случае,  якобы происшедшим с ним в Петербурге. Приведем рассказ с некоторыми сокращениями:   "Однажды вечером или, вернее, ночью я в сопровождении Куракина и двух слуг  шел по улицам Петербурга.  Я шел впереди, предшествуемый, однако, слугою;  за мною, в нескольких шагах, следовал Куракин. При повороте в одну из улиц я заметил в углублении одних дверей высокого и худощавого человека,  завернутого в плащ и в военной, надвинутой на глаза шляпе. Он казалось, поджидал кого-то, и, как только мы миновали его,  он подошел ко мне с левой стороны, не говоря ни слова. Я был сначала изумлен этой встречей;  затем мне показалось, что я ощущаю охлаждение в левом боку, к которому прикасался незнакомец.      Я дрожал не от страха,  а от холода. Какое-то странное чувство постепенно охватывало меня и проникало в сердце.  Кровь застыла  в жилах. Вдруг глухой и грустный голос назвал меня моим именем.
     - Павел,  бедный Павел,  бедный князь!  Прощай,  ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.      Затем шляпа сама собою поднялась,  как будто бы он прикоснулся к ней;  тогда мне удалось свободно рассмотреть его лицо. Я невольно отодвинулся, увидев орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришел в себя от удивления и страха,  он уже исчез. На этом месте императрица сооружает знаменитый памятник, который изображает Петра на коне.
Потребовалось несколько часов времени, чтобы отогреть меня в теплой постели, прикрытого одеялами".
Один из слушателей, принц де Линь, поинтересовался, знает ли рассказчик, что означает эта история.
"Она означает, что я умру в молодых годах", - грустно ответил великий князь. Скептичный француз придерживался иного мнения: "Она, несомненно, доказывает две вещи: во-первых, что не следует гулять ночью, когда хочется спать, и, во-вторых, не следует прикасаться к холодным стенам".
Однако далеко не все были склонны разделять  ироничное остроумие принца де Линя.  История, рассказанная наследником в тесном  кругу,  немедленно стала всеобщим достоянием, и железным аргументом сторонников идеи о сумасшествии Павла.  Н. К. Шильдер считал ее "превосходной характеристикой ненормальной, нервной натуры Павла Петровича".    Однако современные медики настроены значительно осторожнее, полагая, что зрительные и слуховые галлюцинации далеко не всегда  являются  проявлением  психического заболевания. Можно говорить о психопатии, проявившейся в период декомпенсации, эпизодом колебаний настроения, вспышкой мнительности.   Действительно, остается впечатление,  что романтическая история, рассказанная Павлом, словно вышла из-под пера  Проспера Мериме; она скорее свидетельствует о талантах  великого  князя, как рассказчика, нежели заставляет  усомниться  в  ясности его мышления.  В противном случае, любого писателя-фантаста можно с полным основанием отправить в психиатрическую лечебницу...
Когда у Екатерины родилась идея о передачи права наследования престола внуку, она долго искала причины, могущие обосновать этот серьезный политический акт, Тем не менее, она ни разу  не обмолвилась о безумии Павла, хотя малейший довод в пользу сумасшествия, давал возможность объявить о дееспособности наследника (7).
          х х х
Давно миновала восторженная пора юности с пылкой любовью к жениху, прошли года  тихого семейного счастья и взаимного доверия между Марией Федоровной и Павлом. Теперь ее  жизнь все более напоминала постоянную изощренную пытку. Она каждую минуту боялась вызвать вспышку гнева или недовольство  супруга;  ей приходилось терпеть существование Екатерины Нелидовой, сближение с которой вызывало неудовольствие и у императрицы.
Не будучи большим дипломатом, великая княгиня прилагала массу такта и душевной тонкости, пытаясь смягчить острые углы в отношениях цесаревича с матерью. Пользуясь каждым удобным случаям и зная слабые стороны Екатерины II, она всячески пыталась польстить императрица. В письме по случаю заключения мира с турками, Мария Федоровна писала 1 октября 1791 года: "Я постоянно повторяю вам в моих письмах одно и то же, дражайшая матушка, но это происходит от того, что мне всегда приходится выражать вам одно и то же чувство - чувство нежнейшего уважения, самой неизменной привязанности; и так как я нахожу столько удовлетворения в том, что питаю эти чувства у себя в сердце, то мне приятно льстить себя надеждою, что вы, дражайшая матушка, милостиво примите почтительное проявление этих чувств. Я переписала одно место из письма моей матери, полученного с прошлою почтою; оно докажет вам, дражайшая матушка, что уважать вас, любить вас, лелеять вас - составляет сокровенную задачу всей семьи. Вот как выражается моя матушка: "Да будет на веки благословен Господь за восстановление мира; какое счастье, какое блаженство и какая бесподобная душа - наша мать и великая императрица! Я сияю от удовольствия, когда говорю о ней, и насколько я достойна сожаления, что не смею сказать ей - я люблю вас от всего моего сердца". Что же касается меня лично, пользующейся счастьем быть вашей дочерью, дражайшая матушка, то я решаюсь взять на себя смелость сказать и тысячу раз повторить вам, что я от всего сердца люблю вас".
Несмотря на льстивые слова и уверения в любви, на душе у Марии Федоровны было очень неспокойно. Единственное утешение она находили в парке своего любимого Павловска, где в окружении цветов и деревьев она могла хоть ненадолго отвлечься от тяжелых мыслей.
   х х х
Новую напряженность в отношениях  Екатерины с сыном и невесткой принес брак старшего внука великого князя  Александра Петровича на прелестной принцессе Луизе Баденской.
Выбирая невесту, проводя дипломатические переговоры с Баденским домом о браке, Екатерина даже не сочла необходимым поставить родителей Александра в известность о готовящемся бракосочетании.
Цесаревич  был возмущен как поступком матери, так и поведением старшего сына. Мария Федоровна пыталась в очередной раз  сгладить конфликт, хотя ее самолюбие не могло не быть оскорблено таким выбором невесты для сына: принцесса Луиза Баденская была  родной  племянницей первой жене Павла Петровича.  К таким уколам  женщины всегда бывают очень восприимчивы, и это чувство скрытой недоброжелательности к невестке, Мария Федоровна сохранила на всю жизнь.
Однако внешне великая княгиня  держала себе  безукоризненна. Когда Екатерина пригласила сына и Марию Федоровну приехать из Гатчины в Петербург, чтобы познакомиться с принцессой и ее родственниками, Мария Федоровна наговорила множество любезностей будущей родственнице и расточала самые обворожительные улыбки ее матери.
"Она не только хороша собой, но во всей ее фигуре есть особенная привлекательность, которая в состоянии возбудить любовь к ней и в самом равнодушном существе", - описывала свои впечатления  Мария Федоровна в записке  Екатерине II.  Великая княгиня прекрасно знала, что хотела слышать императрица, и не скупилась на комплименты: "Она чарует своей обходительностью и тем чистосердечием, которым дышат все черты ее лица".
Бракосочетание состоялось28 сентября 1793 года. С огромным трудом Марии Федоровне и Екатерине Нелидовой удалось уговорить цесаревича Павла Петровича присутствовать на свадьбе сына.
Теперь великий князь  Александр Павлович, в глазах отца, становился опасным политическим соперником, реальным претендентом на царскую корону и скипетр. Мысль окончательно утратить престол лишала Павла Петровича всякой возможности спокойно обсуждать какие-либо иные вопросы. И поводы для беспокойства у него были самые серьезные...
Как ни странно, наиболее серьезной угрозой для  воцарения Павла стало его многочисленное потомство. Династические опасения Екатерины исчезли навсегда, а вместе с ними исчезла и исключительная роль, которую до этого играл цесаревич. Екатерина могла спокойно выбрать себе наследника из числа внуков. И она сделала свой выбор в пользу любимца - старшего внука великого князя Александра.
Надо заметить, что в то время в России не существовало четкого положения  о порядке престолонаследия. Сохранял свою силу закон Петра Великого 1722 года, согласно которому государи российского престола имели право назначать своим преемником кого угодно,  не слишком стесняя себя рамками  родства. Сам Петр не успел воспользоваться этим правом, что внесло немалую сумятицу в порядок престолонаследия после его смерти в 1725 году.
Екатерина II желала подойти к этому важному политическому акту со всей серьезностью. На следующий год после бракосочетания великого князя Александра Павловича, императрица объявила Совету намерение "устранить сына своего от престола, ссылаясь на его нрав и неспособность".   Однако предложение Екатерины встретило неожиданные возражение со стороны некоторых членов Совета. Граф Александр Безбородко осмелился предположить  "вопреки ея намерению все худые следствия такого предприятия для отечества, привыкшего почитать с давних лет  наследником ее сына".
Вряд ли мнение графа Безбородко могло остановить решимость императрицы. "На этом свете, - писала   Екатерина, - препятствия созданы для того, чтобы достойные люди их отстраняли и тем умножали свою славу; вот назначение препятствий".  Нет сомнений, что, руководствуясь этим принципом царице удалось бы добиться своего решения, но ее планам не суждено было сбыться -   6 ноября 1796 года в 21 час 45 минут императрица Екатерина Великая скоропостижно скончалась. Накануне этого печального события, великому князю и Марии Федоровне приснился один и тот же странный сон, о котором рассказала близким Мария Федоровна. Историк Н.К. Шильдер приводит свидетельство графа Ф.В. Ростопчина, который присутствовал при этом разговоре: "Наследник чувствовал во  сне, что некая невидимая и сверхъестественная сила возносила его  к небу.  Он часто от этого просыпался, потом засыпал и опять был разбужен повторением того же самого сновидения, наконец, приметив, что великая княгиня не почивала, сообщил ей о своем сновидении и узнал, к взаимному их удивлению, что и она то же самое видела во сне и тем же самым была несколько раз разбужена".
Узнав  о случившемся, Павел немедленно поскакал в Зимний Дворец, но по дороге ему  встретился скачущего навстречу граф Ростопчин. Выйдя из кареты, Павел Молча смотрел на летящие облака, и Ростопчин увидал, что глаза великого князя наполнились слезами. Граф, забыв об этикете, воскликнул: "Государь, как важен для вас этот миг!" Павел, очнувшись, ответил: "Я прожил 42 года.  Господь меня  поддерживал.  Быть  может, Он даст мне  силу и разум исполнить даруемое. От него - предназначенье. Будем надеяться на Его милость". Эти слова, произнесенные в день восшествия на престол,  в дальнейшем  будут часто приходить Павлу I на ум.
  х х х
Смерть любого государя в истории России  традиционно является  эпохальным событием,  неизменно вызывающем поразительные политические подвижки. Начиная с московских царей и кончая генсеками времен не столь отдаленных, старуха с косой была наиболее радикальным фактором, не раз и не два с легкостью менявшая политику государства, добиваясь того, чего не могли достигнуть политики, революции, реформы.
Смерть еще не успела наложить свою печать на лицо усопшей императрицы, как в дежурную комнату вышел граф Самойлов, тщетно пытавшийся, изобразить подобающую случаю скорбь. Оглядев присутствующих, он произнес: "Милостивые государи! Императрица Екатерина скончалась. Государь Павел Петрович изволил взойти на всероссийский престол".
    Нельзя не отдать должное скептичному графу Ростопчину, наблюдавшему, как придворные бросились поздравлять свежеиспеченного монарха: "Таким образом, кончился последний день жизни императрицы  Екатерины. Сколь не велики были ее дела, а смерть ее слабо действовала на чувства людей. Казалось, все были в положении путешественника, сбившегося с дороги, но всякий надеялся попасть на нее скоро. Все, любя перемену, думали найти в ней выгоды, и всякий, закрыв глаза и зажав уши, пускался без души разыгрывать снова безумную лотерею безумного счастья".
Началось короткое, драматическое царствование императора Павла I - видно  не с руки Гамлетам становится королями Лирами... 
Церемониал похороны собственной матери новый монарх сумел облечь в довольно зловещие формы, превратив их в акт политического возмездия за события 1762 года, когда был свергнут с престола его отец император Петр III.
Павел решил воздать царские почести  останкам отца,  похороненного без лишнего шума тридцать четыре года назад в Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря.
Тело убитого императора Петра  III было эксгумировано, переложено в новый гроб, который с  почестями доставили в Зимний дворец и поставили рядом с гробом Екатерины II. 5 декабря 1796 года траурная процессия двинулась по направлению Петропавловской крепости, где находилась царская усыпальница. Колесница с гробом императрицы двигалась первой, за нею следовал катафалк с гробом Петра III, за ними шел Павел I с семейством.  На лице императора заметно было гневное выражение, время от времени судорога сводила щеку. Мария Федоровна плакала. "Здесь хоронят Россию", -  заметил английский дипломат, присутствовавший на этой траурной церемонии.
 Если чудачества великого князя Павла Петровича  воспринимались современниками лишь  с  осуждающей улыбкой, то император Павел I - фигура совершенно иного масштаба, и шутить с ним не рекомендовалось.  Сумасбродный, подозрительный характер императора с годами становился все тяжелее, всюду мнились заговоры и непослушание .
 Царские указы регламентировали не только общественный порядок, но настырно вторгались в частную жизнь и обитателей дворцов вдоль Невского проспекта, и хилых лачуг Васильевского острова. Достаточно полистать "Санкт-Петербургские ведомости" того времени, чтобы удостовериться: Павел скучать петербуржцам не давал: "Воспрещается всем ношение фраков,  позволяется иметь немецкое платье с одним стоящим воротником,  шириною не менее как в три четверти вершка, обшлага же иметь того цвету, какого и воротник, а сюртуки, шинели  и  ливрейные  слуг  кафтаны остаются по настоящему их употреблению. Запрещается носить всякого рода жилеты, а вместо оных немецкие камзолы.
     - Не носить башмаков с лентами,  а иметь оные с пряжками;  также сапогов, ботинками именуемых,  и коротких стягиваемых впереди шнурками и с отворотами.
      - Дозволяется употреблять  здесь  в  городе для езды желающим дрожки.
     - Запрещается всем вообще употреблять шапки стеганные, тафтяные, или другой материи.
     - Запрещается танцевать вальс.
     - Чтоб малолетние дети на улицу из домов выпущаемы не  были  без
присмотру.
     - Чтоб те, кто желает иметь на окошках горшки с цветами, держали бы оные по внутреннюю сторону окон, но если по наружною, то не иначе, чтоб  были  решетки,  и запрещается носить жабо.  Чтоб никто не имел бакенбард"...
И так каждый божий день, все четыре года, четыре месяца и четыре дня царствования Павла I...   
Павел I спешил со своим коронованием: вероятно, он помнил совет Фридриха Великого его отцу Петру III, не откладывать это священнодействие, как средство для упрочения себя на престоле. Поэтому император не стал дожидаться лета и в весеннюю распутицу 1797 года весь двор, гвардия и обслуга перебрались из Петербурга в Москву, где согласно древней традиции, в Кремлевском Успенском соборе проходил церемониал коронации. Впервые в истории  Павел не только  возложил на себя корону русских царей, но и короновал свою супругу, ставшую императрицей Марией Федоровной.
Коронационные торжества сопровождались щедрою раздачей чинов, орденов, крепостных крестьян. Вельможам было пожаловано в частное владение более 82 тыс. крестьян и огромные земельные наделы. Как свидетельствует Н.А. Саблуков, хорошо знавший императора,  "Павел не считал этого способа распоряжаться государственными землями и крестьянами предосудительным для общего блага, ибо он полагал, что крестьяне гораздо счастливее под управлением частных владельцев, чем тех лиц, которые обыкновенно назначаются для заведывания государственными имуществами".  Довольно удивительно, но и сами крестьяне в то время считали большой удачей переход в частное владение.
Одновременно с этим, Павел Петрович предоставил некоторые льготы крестьянам, запретив принуждать их к работе в воскресные дни и издав манифест о трехдневной работе крепостных в пользу помещика. 
ххх
 Императрица Мария Федоровна в дни коронационных торжеств ощущала себя на вершине счастья, доступного смертному. Тщеславие, издавна ей присущее и всегда тщательно скрываемое из-за боязни вызвать неудовольствие Екатерины II, теперь прорвалось наружу. Она наслаждалась новой ролью, наконец, выпавшей на ее долю. Единственно, что расстраивало новую царицу, было то обстоятельство, что она от кого-то слышала,  будто бы во время коронования Екатерины, у нее от поцелуев в руку опухла кисть. У Марии Федоровны же отека на руке не было. Обер-церемониймейстер  Петр Валуев, желая помочь горю и сделать приятное ее величеству, заставлял одних и тех же людей представляться под разными именами. Вскоре рука государыни приметно покраснела и опухла... Все эти мелочи не ускользали от внимания общества, привыкшего к  царственно простым  манерам величественной Екатерины II, и служили поводом для  едких насмешек. 
2 мая 1797 года последовал указ о принятии императрицей Марией Федоровной  руководства над воспитательными домами в Петербурге и Москве. Этим актом открывалась славная страница в биографии благотворительного дела в России, которому Мария Федоровна отдала не мало сил и личных средств.
Но пребывание в Москве на коронационных торжествах кроме морального удовлетворения, принесло на семейный горизонт новой императрицы  облако, грозившее превратиться в штормовую бурю.  Облачко звалось  Анной Петровной Лопухиной, роман с которой стал для Павла серьезным событием его жизни.
                х х х
В 1798 году во время пребывания императора в Москве, на одном из балов Павел встретил юную Анну Петровну Лопухину.  Будучи представленной Павлу I, молоденькая девушка совершенно пленила императорское сердце, напрочь вытеснив оттуда не только законную супругу, но и прежнюю царскую возлюбленную фрейлину Екатерину Нелидову.
    Спустя несколько месяцев семья Анны Лопухиной была срочно вызвана из Москвы в Петербург, где отец новой фаворитки получил княжеский титул, звания и ордена. 3 октября 1798 года новая фаворитка, была в первый раз приглашена к царскому столу, и ее положение при дворе приняло почти официальный характер.
Было бы очевидным преувеличением назвать Анну Лопухину  красавицей: черноволосая, смуглая, с большими темными глазами, приятным и добрым выражением лица, она скорее могла претендовать на миловидность. Всему высшему петербургскому свету была известна  приверженность любимой женщины императора к малиновому и черному цвету. Вначале придворные потешались провинциальному вкусу фаворитки, но затем стали заказывать малиновые туалеты.  Более того,  гренадерские шапки, знамена и  даже корабли стали украшаться словом "благодать" - так переводилось  имя Анна с греческого языка.
     Анна Лопухина возымела  большое влияние на императора. Не  вмешиваясь в политику, она оставляла за собой главенство при дворе. Когда Павел, непримиримый противник всяких новомодных увлечений, запретил вальс, посчитав его верхом неприличия,  стоило только девушке изобразить огорчение, и запрет немедленно был отменен.   Надо признать, Лопухина редко пользовалась  своим  положением  в корыстных целях - император был щедр и не дожидался просьб от  своей фаворитки -тотчас по приезду  в Петербург, Анна была назначена камер-фрейлиной; вскоре Павел пожаловал ей большой крест ордена святого Иоанна Иерусалимского и орден Екатерины 1 степени. Пылая пылкое чувство к девушке, император не преминул женить ее на князе Павле Гагарине, посредственном офицере, но недурном поэте. Став княгиней Гагариной Анна по-прежнему следовала за двором во всех переездах и занимала летом уютную дачу в Павловске, которую Павел не таясь ни от кого из окружающих  посещал в любое время дня и ночи. (7)
Жена и прежняя подруга императора  отошли на второй план, довольствуясь ролью статистов. В отсутствии  Анны Гагариной  Павел становился мрачен и раздражителен.
"Если бы вы знали, как я скучаю!", - меланхолично признался он в семейном кругу.  Мария Федоровна промолчала, но Екатерина Нелидова немедленно парировала: "Если бы вы знали, как вы нам наскучили!"
Люди, входившие в кружок императрицы и Нелидовой, подверглись опале и были вынуждены покинуть столицу. Екатерина Нелидова решила разделить участь своей подруги графини Буксгевден и последовать за ней в ссылку. Она обратилась с просьбой к Павлу, разрешить ей отправиться в имение графини замок Лоде в Эстляндской губернии. Может быть, в тайне даже от себя, она надеялась, что "дорогой Павлушка" попросит ее остаться. Но Павел с легким сердцем подписал  прощение фрейлины.    Отныне она могла изливать свою горечь только в письмах к своей августейшей подруге по несчастью: "О, Боже мой, если бы он не старался причинить другим зло, как бы я его благословляла! Но более по-христиански- простить ему его заблуждения относительно тех, кого он приближает к себе, и тех, кого удаляет, и, правда, я не хотела бы стать когда-нибудь близкой к его особе... Он имеет несчастие никогда не помнить о горе, которое доставляет другим".
   Нелидова прожила в замке Лоде почти полтора года, а в 1800 году возвращается в Петербург и уже навсегда поселяется в любимом Смольном.
Для самой Марии Федоровны наступили тяжелые времена. В январе 1798 года тридцатидевятилетняя императрица  очень тяжело родила своего последнего сына, названного Михаилом.  Ее состояние усугубилось вестью о смерти  отца, а вскоре пришло известие и о кончине матери, последовавшей 9 марта 1798 года. Врачи беспокоились за жизнь императрицы и велели ей соблюдать постельный режим в Павловске. Лейб-акушер Иосиф Моренгейм заявил, что новые роды были бы опасны для здоровья императрицы.
Мария Федоровна еще пытается соблюсти внешний декор, приличия, усердно разыгрывает из себя властную императрицу.  Но ее беды и переживания не встречали ни жалости, ни сочувствия у окружающих - слишком был нелюбим в русском обществе император Павел, отблеск этой нелюбви падал  и на его супругу.  Да и сама Мария Федоровна, став государыней, много потеряла в глазах окружающих.  Ее попытки казаться самовластной императрицей, подобной Екатерине Великой, воспринимались лишь смешной карикатурой на подлинное величие. Не отличавшаяся глубоким умом, она часто ставила себя в глупое положение. На учениях в Гатчине она добровольно часами мокла под дождем, только для того, чтобы увидеть благосклонный кивок  супруга. Ее суждения были поверхностны и банальны. сказывалась давняя склонность к душевым эффектам и склонность к лести, усвоенная  Марией Федоровной еще в бытность великой княгиней.   Однажды она устроила "сюрприз" Павлу, который молча прогуливался по аллее парка, о чем-то размышляя. Внезапно  из-за кустов появилась  Мария Федоровна в сопровождении младших детей. Она бросилась ему в объятия, а дети запели заранее разученную песенку: "Где же лучше, как в недрах семьи".
Эта идиллия стала сюжетом для картины художника Г. Кюгельхена "Семейный портрет семьи императора Павла I", где на фоне Павловского парка изображна царская чета в окружении девяти детей; десятая, умершая пять лет назад,  Ольга, изображена в виде мраморного бюста... Дата написания картины 1800 год. До трагического финала  императора Павла I оставалось совсем немного...
ххх
В пятницу, 1 февраля 1801 года, император Павел переехал в только что построенный Михайловский замок и навсегда расстался с Зимним дворцом.
На фронтоне нового дворца бронзовыми буквами была выложена надпись: "Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней". Какая-то богомолка предсказала, что государь проживет столько лет, сколько букв в этой фразе. Их было 47. Императору Павлу шел сорок седьмой год. Слух о пророчестве мгновенно облетел весь город, но император не знал о предсказании.
 Павел был в восхищении от своего нового дворца, хотя строительные работы еще не были окончательно завершены, а в помещениях стояла  редкая даже для Петербурга сырость. Печи на могли прогреть и осушить многочисленные апартаменты и помещения для прислуги. Бархат, которым были обиты стены в покоях, начал покрываться плесенью, фрески, украшавшие стены, поблекли. Густой туман наполнял коридоры и залы , придавая всему интерьеру  замка какой-то нереальный, фантасмагорический вид. Павел, казалось, не замечал ни очевидных недоделок и преждевременности переезда, ни недовольства окружающих и Марии Федоровны условиями жизни.
Вечером и наследующий день в замке давали маскарады для дворянства и купечества, но, несмотря на тысячи горящих свечей, из-за повисшего тумана, везде господствовал полумрак. Было разослано 3100 пригласительных билетов, но на бал прибыло лишь 2837 гостей, которые с опасливым любопытством разглядывали новые хоромы своего царя.
Один из очевидцев тех событии писал в частном письме: "и погода какая-то темная, нудная, по неделям солнца не видно; не хочется из дому выйти, да и не безопасно... кажется, и Бог от нас отступился".
Миновала неделя жизни на новом месте. В воскресенье 10 марта в Михайловском замке состоялся концерт французских актеров.  Среди собравшихся придворных и членов императорской семьи царило мрачное настроение. Император обращал мало внимания на пение госпожи Шевалье, он сидел, нахмурив брови, погруженный в тягостные  мысли. Великая княгиня Елизавета Алексеевна печально  молчала; ее муж - Александр Павлович также выглядел озабоченным. Мария Федоровна с беспокойством оглядывалась по сторонам, пытаясь угадать, чем озабочен император. Перед выходом к вечернему столу, перед тем как войти в зал, Павел внезапно подошел к Марии Федоровне, остановился перед ней, скрестив руки и тяжело дыша. Потом его рот исказила насмешливая улыбка. Не сказав ни слова, он перешел к старшим сыновьям и точно так же посмотрел на них. Затем со зловещим видом поспешил к столу. Все с замиранием сердца последовали за ним. Ужин прошел в полной тишине. Когда  в заключение вечера императрица хотела поблагодарить мужа, он отстранил ее от себя и быстро удалился, не поклонившись. Мария Федоровна заплакала, и вся семья разошлась в предчувствие  большой беды.
Весь следующий день Павел, по обыкновению, был очень занят: он имел долгую беседу с иезуитом Грубером о проекте соединения православной церкви с латинской, присутствовал на разводе войск, отправил несколько важных депеш в Берлин и Париж. В обычное время,  половине девятого вечера, состоялся ужин, на котором присутствовали девятнадцать персон.  Кроме Марии Федоровны, старших сыновей с их женами и великой княжны Марии Павловны,  за столом присутствовало несколько придворных дам и высших сановников.
К удивлению присутствующих, император в отличие от предыдущего вечера был чрезвычайно весел и оживлен. Стол впервые украшал  новый фарфоровый сервиз с видами Михайловского замка. Павел пришел в восторг от искусства, с которым был исполнен рисунок на фарфоре, поцеловал чашку и заявил, что это счастливейший день в его жизни.  Князь Н.Б. Юсупов, участник того вечера вспоминал: "Во время ужина великий князь Александр Павлович был молчалив и задумчив; император Павел, напротив того, был чрезвычайно весел и разговорчив. Заметив, что великий князь Александр Павлович не в обыкновенном расположении духа, император спросил у него:  "Сударь, что с вами сегодня?"
- Государь, - отвечал великий князь, - я чувствую себя не совсем хорошо.
- В таком случае обратитесь к врачу и полечитесь. Нужно пресекать недомогание  вначале, чтоб не допустить серьезной болезни.
Великий князь ничего не отвечал, но наклонился и потупил глаза. Через несколько минут великий князь Александр чихнул. Император сказал ему: "За исполнение всех ваших желаний".
Генерал Кутузов, сидевший в тот вечер недалеко от Павла I, подтверждая рассказ князя Юсупова, впоследствии рассказывал: "Мы ужинали вместе с императором; нас было 19 человек за столом;  он был очень весел и много шутил с моей дочерью, которая в качестве фрейлины присутствовала за ужином и сидела против государя. После ужина он говорил со мной, и пока я отвечал ему несколько слов, он взглянул на себя в зеркало, имевшее недостаток и делавшее лица кривыми; он посмеялся над этим и сказал мне: "Посмотрите, какое смешное зеркало; я вижу себя в нем с шеей на сторону"
Ужин кончился в половине десятого. Заведено было, что все выходили в другую комнату и прощались с государем. В этот вечер Павел Петрович также вышел в другую комнату, но ни с кем не простился, а сказал только: "Чему быть, тому не миновать".
                х х х
О заговоре на императора Павла I существует обширная литература, история сохранила для потомков воспоминания  участников покушения, письма и дневники свидетелей трагедии 11 марта 1801 года. Однако до сих пор остается не до конца ясным,  насколько близкие императора были осведомлены о готовящемся планах заговорщиков, а, следовательно, степень их вины в убийстве; действительно ли Павел имел намерение арестовать великого князя  Александра,  какова была роль императрицы Марии Федоровны в роковых событиях, приведших к гибели императора? На эти и многие другие вопросы, касающиеся важнейшего события русской истории начала XIX столетия,  ответить достаточно сложно.   
Канва событий, тем не менее, изучена достаточно хорошо.  В России XVIII века дворцовые перевороты были в большой моде,  благодаря заговорам на престоле оказалась дочь Петра Великого Елизавета I и Екатерина Великая. И каждый раз нити придворных интриг вели в иностранные посольства. Не исключением стал и заговор против Павла I.
На этот раз в роли катализатора русских внутриполитических потрясений выступили англичане. С начала нового века Лондон находился в сильнейшем беспокойстве  от сообщений о наметившемся политическом сближении России и Франции.
Переговоры Павла с генералом Бонапартом дали  неожиданный результат. Русские и французские войска начинали совместную военную кампанию - поход в Индию, всегда бывшую главным бриллиантом в короне английских королей.   В конце декабря 1800 года Павел направил 22 500 казаков генерала Орлова на захват британской Индии, а в начале марта 1801 года объявил о прекращении всяческой торговли с Британией. 
Казаки только еще начинали свой поход к берегам Ганга, а в Англии, известие об экспедиции, вызвало  настоящий шок. Для тайных агентов туманного Альбиона не было секретом недовольство Павлом I, царившее в высшем обществе и гвардии.  Умело вложенные деньги,  умело вложенные английским послом сэром Чарльзом Уитвортом,  окончательно оформили  заговор против императора, во главе которого встал петербургский генерал-губернатор граф П.А. Пален, пользовавшийся неограниченным доверием Павла.  Заговор, составленный небольшим кружком людей, поддерживался молчаливым согласием всех слоев общества, казалось, о нем знал каждый петербуржец. Чиновник департамента полиции Санглен, возвращаясь вечером 11 марта домой, услышал от извозчика вопрос: "Неужели, правда, что хотят убить царя?" Санглен пытался разубедить мужика, но тот с недоверием отвечал: "Полно, барин, мы между собой только об этом и говорим. Все не переставая повторяют: "Это конец!"
Конечно, знал о готовящемся перевороте и великий князь Александр Павлович. Еще  в 1800 году граф Никита Петрович Панин  прозрачно намекнул Александру о возможности государственного переворота. Для великого князя было не тайной то неудовольствие поступками императора, которое было в гвардии и высшем обществе. Пален не решался начать решительные действия, не заручившись поддержкой наследника престола. Более того, Александр не только согласился с главой заговора, но даже посоветовал начать наступление на Михайловский замок не 9 марта, как предполагали заговорщики, а в ночь с 11 на 12 марта, когда на карауле будут стоять верные наследнику военные части.
"Наследник престола знал все подробности заговора, - утверждал знаменитый русский историк великий князь Николай Михайлович, - ничего не сделал, чтобы предотвратить его, а напротив того, дал свое обдуманное согласие на действия злоумышленников, как бы закрывая глаза на несомненную вероятность плачевного исхода, т.е. насильственной смерти отца". Расплатой за этот шаг годы душевных терзаний и невыносимых душевных мук, которые будут сопровождать императора Александра I до его последних дней.
 Гораздо труднее определить, подозревала ли императрица Мария Федоровна об опасности, грозящей ее мужу.  Великий князь Николай Михайлович,  посвятивший изучению этого вопроса немало времени, считал , что слухи о возможности заговора должны были быть известны Марии Федоровне.
Но если о грозящем перевороте знало такое множество людей, то неужели мнительный и опасливый Павел I не догадывался об опасности? 
Сам граф Пален потом признавался, что Павел вызвал его к себе 9 марта в 7 часов утра и гневно сказал, что ему известно о готовящемся против него покушении. Пален, не растерявшись, отвечал, что ему также известно о  заговоре, но что он сам в числе заговорщиков, чтобы лучше выведать планы  преступников и держать в руках все нити. В заключение разговора Павел подписал указы об аресте Марии Федоровны и двух старших великих князей, однако даты под документом не поставил.
                х х х
 Глубокой ночью 11 марта 1801 года пьяные заговорщики, пользуясь тем что в охране были их товарищи, легко проникли внутрь Михайловского замка, и, не встретив никакого сопротивления, ворвались в спальню императора.  Император, испуганный шумом  шагов приближающихся заговорщиков, пытался спрятаться за экран камина, но его нашли и один из вошедших, граф Николай Зубов,  ударил в висок тяжелой золотой табакеркой.  Вид крови привел убийц в возбуждение. Обмякшего императора стали избивать ногами. Затем кто-то попытался задушить несчастного Павла  офицерским шарфом.  Избиение продолжалось и когда жертва уже  была уже мертва.
 Тело Павла I оказалось  обезображено до такой степени, что понадобилось несколько часов, чтобы привести труп в более-менее пристойный вид.  Английский врач Грив руководил бальзамированием тела. Он обнаружил "широкий кровоподтек вокруг шеи; сильный ушиб виска; красное пятно на боку; два красных пятна на бедрах, происходивших,  по-видимому, от сильного надавливания; кровоподтеки на коленях, и на всем теле следы ударов, нанесенных, вероятно, уже после смерти. Он не обнаружил ни одной колотой раны".
Ночь выдалась  холодная и дождливая. В главном карауле мирно дремала ничего не подозревающая охрана. Но вдруг на главной лестнице появился граф Пален. Раздалась команда: "Караул, стой!" Затем, понизив голос, генерал-губернатор произнес: "Государь скончался апоплексическим ударом; у нас теперь новый император Александр Павлович!"
                х х х
Сохранилось немало  свидетельств о поведении  родственников убитого императора в ту роковую ночь, но для нашего рассказа наибольшее значение, разумеется, имеет те строки, которые описывают  поступки  императрицы Марии Федоровны.
Фрейлина В.Н. Головина, к воспоминаниям которой мы уже часто обращались, пишет: "Императрица Мария проснулась и узнала про эту ужасную катастрофу, Она побежала в покои своего супруга, но Бенигсен не пускал ее.
- Вы смеете меня останавливать? - кричала она. - Вы забыли, что я коронована, и что это я должна царствовать?
_ Ваш сын, ваше величество, объявлен императором, и я действую по его приказу. Пройдите в соседнее помещение; я извещу вас, когда будет нужно.
Императрица была заперта Бенигсеном вместе с графиней Ливен в соседней комнате и находилась там более часа. В это время гримировалось лицо несчастного императора, чтобы скрыть нанесенные ему увечья...
Она была в ужасном волнении и хотела видеть императора. Ей отвечали:
- Император Александр в Зимнем дворце и желает, чтобы вы тоже туда приехали.
- Я не знаю никакого императора Александра, - отвечала она с ужасным криком. - Я хочу видеть моего императора". 
Единственный человек, который помог Марии Федоровне в эти нелегкие минуты, была так ею нелюбимая невестка Елизавета Алексеевна, не отходившая от убитой горем вдовы, утешая и поддерживая ее. 
Историк К. Валишевский уделяет много места императрице Марии Федоровне в  подробном и тщательно документированном  повествовании о событиях ночи 11 марта 1801 года. "Мария Федоровна была не из тех, кто дает о себе позабыть, и в эту минуту она менее чем когда-либо, могла на это согласиться. Узнав о случившемся, она подумала, что ей предстоит сыграть огромную роль во всем этом деле, и, заботясь о сыне не более чем он заботился о ней, она задумала взбунтовать мрачный дворец, который он собирался покинуть".
Оставаясь, чужой если не самому существованию заговора, то, по крайней мере, приготовлениям к покушению и, может быть, даже честолюбивым расчетам, которые связывали с ним ее приближенные, преданная мужу, вопреки его дурному обращению и удручающим ее угрозам, она не желала его смерти. Но она не допускала, что случившаяся катастрофа привела ее только к роли вдовствующей императрицы. В эпоху их дружбы, когда-то очень тесной, разве не говорил ей Павел о том, что поручит ей управление империей, когда его не станет? Он понимал под этим, что поручит ей регентство во время несовершеннолетия сына, которому тогда было только десять лет. Но в подобных вопросах женский ум склонен  к ошибкам, и Александр, еще молодой, застенчивый, слабохарактерный, казался ей все еще ребенком. Чувство авторитета матери, воспоминание о том, что произошло при кончине Петра III, быть может, также внушения заинтересованных друзей смущали ее ум, малоспособный к политике, но довольно своенравный и не менее того склонный к величию. Скорбь и испуг окончательно сбили ее с толку.
Предупрежденная графиней Ливен, императрица, забыв одеться, бросилась по направлению к той комнате, где Павел только что испустил дух. Но ей не хотели показывать обезображенного трупа. Мария Федоровне преградили путь, и она обезумела окончательно. Ждать? Повременить? Зачем? Что хотят от нее скрыть? Император скончался? Верно ли это?... Быть может, он еще борется со смертью! Или же его собираются посадить в какую-нибудь Ропшу! Впрочем, жив он или мертв, они не имеют права лишить его ее ласки. Вырвавшись из державших ее рук, она проникла в зал, отделявший ее помещение от комнаты покойного. Она наткнулась там на караул, которому Пален отдал уже приказ не пропускать никого, в то время как созванные наскоро доктора, хирурги и парикмахеры с лихорадочной поспешностью старались придать покойному  благообразный вид. Начальник караула очень почтительно сообщил о полученном распоряжении. Так как императрица продолжал настаивать, он велел скрестить штыки. Ни угрозы, ни мольбы, пущенные ею поочередно в ход, не могли сломить этого упорства, и полуобнаженная, в одной шубе, наброшенной ей на плечи, она бродила по дворцу, ища другого прохода и стараясь в то же время заставить признать себя царствующей императрицей. Она громко заявляла о своих правах и обращалась с воззванием к солдатам:
- Если нет императора, то я ваша императрица! Я одна имею титул законной  государыни! Защищайте меня! Следуйте за мною!
Как это было, по-видимому, в последний момент и с самим Павлом, она забыла о законе престолонаследия, установленного при ее же содействии.
"Императрица, под влиянием охватившего ее волнения, пыталась однако не щадить никаких мер воздействия на войска, чтобы добиться престола и отомстить за смерть своего супруга, - пишет в своих дневниках Чарторыйский.  - Но ни в ее внешности, ни в характере не было тех качеств, которые действуют на людей и увлекают на подвиги и отважные решения. , что возбуждает энтузиазм и добровольное самопожертвование. Как женщина и императрица, она пользовалась всеобщим уважением, но ее отрывистые фразы, ее русская речь с довольно сильным  немецким акцентом не произвели должного впечатления на солдат, и часовые молча скрестили перед ней ружья".   
Только в семь часов утра Марию Федоровну с дочерьми допустили в комнату, где лежал убитый император. Уже совсем рассвело, когда карета со вдовствующей императрицей покинула Михайловский замок, и лошади понесли ее в Зимний дворец. Мария Федоровна опустила стекла в окнах и кланялась толпам людей, собравшихся на улицах.
               хх х
Согласно воле нового императора Александра I вдовствующая императрица заняла второе место в государстве. "Едва прошло шесть недель траура, она стала появляться в публике и делала из этого большую заслугу, постоянно повторяя императору, что ей многого стоит видеть, хотя бы издали лиц, про которых она знает, что они принимали участие в заговоре против ее супруга, но что она приносит это чувство в жертву своей любви к сыну. Она заставила написать с себя портрет в глубоком трауре и раздавала копии всем", - писала очевидец тех событии, фрейлина  Варвара Головина.
В известной степени, только теперь Мария Федоровна  в полной мере удовлетворила свои тщеславные амбиции:  она появлялась на всех торжествах под руку с сыном, а позади шла жена Александра I -  императрица Елизавета Алексеевна, одна из самых  очаровательных  женщин Европы той эпохи.
х х х
В год смерти Павла I Марии Федоровне исполнилось сорок два года. Она до преклонных лет сохранила здоровый цвет лица, хотя частые роды заметно  сказались на ее пополневшей талии. "Императрица  еще сохранила следы прежней красоты, - писал бывший паж  Марии Федоровне П.М. Дараган. - Тонкие, нежные черты лица, правильный нос и приветливая улыбка заявляли в ней мать Александра. Довольно полная, она любила и привыкла крепко шнуроваться, отчего движения ее и походка были не совсем развязны".
Она тщательно следила за собой, старалась быть в курсе последних модных новинок и придерживалась строгого распорядка дня.
"Поутру она вставала в 7 часов, а летом в 6 часов, обливалась холодной водой с головы до ног и после молитвы садилась за свой кофе, который пила всегда очень крепкий, а потом тотчас занималась бумагами, - писала фрейлина Мария Муханова. -  Она обладала крепким здоровьем, любила прохладу: окна были постоянно открыты.Не зная усталости и болезней, ожидала того же и от других, что возбуждало ропот. В приемных и на больших представлениях она удивительно умела всякому сказать что-нибудь ему по сердцу и признавалась моему отцу, что умению обходиться с людьми она выучилась у императрицы Екатерины. Дочери ее также были приветливы без фамильярства и не было во всем мире принцесс милее и любезнее. Императрица и великие княжны без устали и лени всех принимали и со всеми беседовали".
С дочерьми Марии Федоровны великими княжнами Екатериной и Анной связана история неудачного сватовства Наполеона, имевшая большие последствия как для России, так и для всей Европы.  Наполеон, расторгнув брак с Жозефиной Богарнэ желал найти невесту из самых могущественных императорских домов.   Французский император предложил Александру I  брачный союз, в результате которого  Наполеон надеялся стать  супругом сестер русского царя. Коленкуру поручено было просить руки великой княжны Анны Павловны.
Александр был склонен принять план Наполеона, и отвечал, что он тронут предложением, но должен получить согласие вдовствующей императрицы. Но Мария Федоровна проявила в этом вопросе непреклонную волю, категорически заявив, что ее дочь никогда не станет женой узурпатора. Отказу был придан дипломатический вид: предлогом для отказа стал юной возраст Анны, которой исполнилось всего пятнадцать лет, а так же разность веры, хотя никто из французов отнюдь не настаивал на переходе девушки в католицизм.
Наполеон, почувствовав, что задержка с ответом связана с возможным отказом, немедленно обратился с  предложением к австрийскому императору Францу отдать ему в жены его дочь  и получил немедленное согласие.
Пока курьер с ответом Александра скакал в Париж,  о браке Наполеона с австрийской эрцгерцогиней Марией-Луизой было официально сообщено. Отношения между Францией и Россией постепенно обострялись, впереди уже явственно мерещились  зарницы великого московского пожара 1812 года.
                х х х
Подобно большинству европейских монархов, императрица Мария Федоровна одновременно панически боялась и смертельно ненавидела Наполеона.  Когда войска французского императора в июне 1812 года перешли Неман, и война стала реальностью, Мария Федоровна  впала в панику и настаивала на скорейшем заключении мира. В своей эпопее "Война и мир" Лев Толстой описывает события, происходившие в первые недели войны в высшем петербургском обществе: "Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы.  Императрица Мария Федоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, со свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга".
Но если из Петербурга эвакуировать богоугодные заведения не понадобилось, то  Москву  они покинули вместе со всеми москвичами перед вступлением в город французов.  Однако Мария Федоровна осталась недовольна деталями эвакуации ее подопечных.
"Не могу вспомнить без огорчения и почти без слез, - писала она, - это отправление девиц, особливо дщерей российского дворянства, в телегах, и то откуда? - Из столицы российской! Пусть так, что необходимость принудила прибегнуть к сему экипажу для воспитанниц Александровского училища, дочерей нижних офицерских чинов и подобного сему звания или еще ниже оного людей; но для девиц из лучшего дворянства неужели бы не нашлось в обширной, изобильной Москве способа достать, хотя наймом, достаточного числа карет..."
Вряд ли императрица реально представляла масштабы паники, царившие в те дни в Москве, но ее забота о сословных привилегиях воспитанниц  в такое время, не может сегодня не вызвать улыбки.  Впрочем, невозможно судить о нравах прошедших времен,  мерками сегодняшнего дня. К тому же следует признать, что императрица Мария Федоровна, действительно, много сделала для  создания системы воспитательных и богоугодных заведений в России.
Мария Федоровна   проявляла большую энергию и привлекла значительные пожертвования  на развитие воспитательных домов. Главную причину неудовлетворительной постановки дел в сиротских домах императрица сразу усмотрела в слишком большом количестве подкинутых детей, воспитываемых там.  Это, по ее мнению,  определялось падением нравственности и легкостью, с которой беспечные матери могли избавиться от своих незаконных чад. В связи с этим, было повелено ограничить число детей в каждом доме до 500, а остальных подкидышей следовало отдавать на воспитание крестьянам "благонадежного и доброго поведения",  чтобы те личным примером могли приучить детей к труду. Мальчики оставались у крестьян до 18- летнего возраста, а девочки до 15 лет. В воспитательных домах должны были в основном находиться лишь слабые дети, требовавшие внимательного ухода.
Прием младенцев был поставлен таким образом, что они не испытывали ни холода, ни голода. Мария Федоровна строго следила за соблюдением порядка и правил в своих учреждениях и строго взыскивала с виновных. "Усмотрев, - пишет императрица почетному попечителю Московского Воспитательного дома Н.И. Баранову, - в ведомости по внутренности Дома, показывающей состояние обоего пола питомцев от 19-го мая, что младенец, рожденный в Доме Михайло Алексеев, под № 897, сего года, отдан в воспитание в деревню на другой день, нахожу нужным  Вам приметить, что сие тем более меня удивило, что однодневный младенец не может даже брать груди и что, посылая его в столь короткое время в деревню прежде, нежели он грудью питаться может, подвергают его крайней опасности".
Вдовствующая императрица, по положению, должна была получать 200 тысяч рублей, но Александр просил мать принять миллион. Из этой суммы на свои туалеты и нужды она тратила не более 177 тысяч, остальное уходило на капитал для воспитательных домов.
"Она входила в малейшие подробности по своим заведениям и не только следила за воспитанием детей, но и не забывала посылать им лакомства и доставлять всякие удовольствия, - писала фрейлина Мария Муханова. - Особым вниманием ее пользовались покинутые своими матерями младенцы. Однажды отец мой, всегда ее сопровождавший при посещениях ею заведений, выразил удивление, что она так нежно целовала этих нечастных, осматривала белье на кормильцах и прочее. "Ах! - отвечала она, - все эти брошенные дети теперь мои и во мне должны находить попечение, которого они лишены.
В последние годы ее жизни, император, найдя Обуховскую больницу умалишенных в самом жалком состоянии, просил императрицу Марию Федоровну принять ее под свое покровительство, что она исполнила с радостью, и многие из помещенных там больных выздоровели, благодаря кроткому с ними обхождению. Она вступала в их круг, давала целовать им свою руку, что немало пугало моего отца, и они называли ее "благодетельная мадам". Она придумала  устроить для них загородный дом, где бы каждый имел свой садик. Все это изобрела сама, а мало заимствовала из теорий, хотя со вниманием выслушивала  и читала их".
Благодаря инициативе Марии Федоровны  было открыто несколько женских учебных заведений в Петербурге, Москве, Харькове, Симбирске. По личному повелению императора Александра было учреждено особое Ведомство учреждений императрицы Марии Федоровны, ведающих вопросами благотворительности.
                х х х
После войны 1812 года и заграничного похода русской армии, постепенно жизнь в столицах налаживалась. При дворе много веселились и  душой этих увеселений была вдовствующая императрица Мария Федоровна, в то время как Елизавета Алексеевна оставалась, по возможности, в стороне от придворных развлечений, предпочитая вести уединенный образ жизни.  Елизавету  за склонность к уединению не осуждали, но постепенно стали забывать о ее существовании, предпочитая веселиться на приемах у Марии Федоровны.
Французский посол Савари посылает в Париж подробное сообщение о  порядках царящих при русском дворе: "Придворный церемониал и этикет соблюдается императрицей-матерью... Во время публичных церемоний Мария Федоровна опирается на руку императора; императрица Елизавета идет позади и одна. Я видел войска под ружьем и царя верхом, ожидающих прибытия его матери. За любое назначение, за каждую милость являются благодарить ее и поцеловать ей руку, хотя бы она не принимала в этом никакого участия; ни о чем подобном не докладывают императрице Елизавете - это не принято. Петербургская знать считает своим долгом показываться на приемах императрицы-матери по крайней мере раз в две недели. Елизавета почти там не бывает, а император обедает три раза в неделю и нередко остается там ночевать".
Подражая Екатерине Великой, Мария Федоровна взяла в привычку присутствовать на парадах, облачившись в военный мундир, украшенный орденской лентой. Если сам император Александр обычно пользовался коляской, запряженной парой лошадей, то его императрица-мать непременно выезжала в карете, запряженной шестеркой, в сопровождении конвоя гусар и пажей.
По воскресениям у вдовствующей государыни бывали балы, а по четвергам в ее апартаментах давали французские спектакли и водевили. По окончанию представления следовал обильный ужин. Императрица сама никогда не ужинала, а ходила по залу и милостиво беседовала с приглашенными.
"Вдовствующая императрица бывала в угощивании неподражаема", - писал Данилевский. К этим вечерам приглашались министры, члены Государственного Совета, придворные чины первых трех классов, генерал- и флигель-адъютанты, дежурные камергеры и камер-юнкеры и несколько сенаторов, служивших в заведениях, состоявших под начальством императрицы Марии Федоровны, а равно почетнейшие из армейских генералов, приезжавшие в Петербург в отпуск". Постоянными посетителями вечеров Марии Федоровны бывали писатели и поэты В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин, А.И. Тургенев, И.А. Крылов. Баснописец Крылов, аппетит которого вошел в поговорку, кушал, ничуть не стесняясь  высокопоставленных сановников. Однажды его сосед по столу,  шепнул ему: "Да уймись, Иван Андреевич, будь повоздержаннее; дай же ты государыне возможность хоть чем-нибудь тебя попотчевать..." "А ну, как не попотчует?" - простодушно отвечал Крылов.
Литературный салон Марии Федоровны  славился в столице, здесь собирались  лучшие литераторы той эпохи, здесь читал первые главы своей знаменитой "Истории Государства Российского" историограф Н.М. Карамзин. Мария Федоровна стремилась поддержать молодые таланты. Еще семнадцатилетнему Пушкину императрица подарила золотые часы за сочиненные им стихи в честь принца Оранского, а когда над поэтом сгустились тучи, и ему в 1820 году грозила ссылка на Соловки, он, по просьбе Н.М.  Карамзина, просила у императора снисхождения к талантливому юноше.
Спустя много лет, в  журнале "Современник", издаваемым  Пушкиным, в 1836 году была напечатана статья, посвященная императрице Марии Федоровне, в которой говорилось: "Если бы возможно было бы собрать в одно целое разнообразные черты, умилительно-трогательные ее попечительства о каждом лице, которое состояло в каком-нибудь к ней отношении, эта картина человеколюбия, благости и мудрости была бы орошаема сладкими слезами всего человечества".
                х х х
Среди своих младших детей Мария Федоровна пользовалась непререкаемым авторитетом. Она решала судьбы дочерей и определяла на службу младших сыновей. Особая роль принадлежала ей в деле о престолонаследии после императора Александра I. По свидетельству  великого князя Михаила Павловича, судьбоносный вопрос о том, кто будет наследовать бездетному Александру, решался в кабинете его матери за закрытыми дверями, причем избранного в наследники престола великого князя Николая на семейный совет не пригласили.               
События, последовавшие за внезапной смертью сорокасемилетнего Александра I 19 ноября 1825 года, показали, что процедура передачи престола была не отработана и не оказались предусмотренными элементарные мероприятия, имевшие государственное значение.  Впоследствии, многие усмотрели в этом умышленное желание Марии Федоровны перевести "стрелки" престолонаследия на себя.
Никто не знал, что великий князь Константин Павлович, вступил в морганатический брак с Жаннетой Грудзинской, и потерял, тем самым, права на престол. Войска присягнули Константину, который находился в Варшаве и не собирался ехать в Петербург, настаивая, чтобы Николай Павлович наконец принял власть. В обстановке наступившего междуцарствия среди придворных ходили смутные слухи, что императрица- мать намеревается захватить власть. Это не казалось невероятным. В случае если Константин подтвердит свое отречение, а оба молодых великих князя - Николай и Михаил, откажутся от наследования в пользу матери, ее вступление на престол было бы воспринято в порядке вещей - большую часть XVIII века, в России царствовали женщины.  Возможно, что если бы Мария Федоровна была моложе, именно такой вариант развития событии и был бы наиболее вероятен. Но вдовствующей императрице было уже за 65 лет, ей пришлось пережить смерть мужа, старшего сына, трех взрослых дочерей.   Когда из Варшавы, наконец, прибыл гонец с категорическим  отказом  Константина  от престола, Мария Федоровна с величественным видом обратилась к младшему сыну: "Преклонитесь, Николай, перед вашим братом, он отрекся от престола, и передает вам свои права".
Пока шли эти семейные переговоры о судьбе российского престола, обстановка в столице накалялась. Дело кончилось тем, что группа гвардейских офицеров, давно замышлявших государственный переворот, решила использовать благоприятный момент и взбунтовала несколько  полков столичного гарнизона. Началось, так называемое, восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1825 года.
Хронология событий декабря 1825 года изучена по часам, и можно с уверенностью сказать, что только решительность Николая Павловича спасла Россию от очередного русского бунта, бессмысленного и беспощадного...
Мария Федоровна с невестками и внуками оставалась в Зимнем дворце, каждую минуту ожидая известий. Может быть, в эти минуты, ей на память пришли страшные картины  мартовской ночи 1801 года в Михайловском замке? А может, волновали более прозаичные вещи: среди общей суматохи  и растерянности, царившей в Зимнем дворце, Мария Федоровна постоянно твердила лишь одно: "Что скажет Европа!". Впрочем, на страницы ее дневника эти слова не попали... 
"После того как были испробованы все средства, была вызвана артиллерия, - записывала в дневник Мария Федоровна бурные события этого дня. - Мятежникам было сделано предупреждение, что если они не сдадутся, то по ним будет сделан залп картечью, и после того как это повторное предупреждение не возымело никакого результата, государь был вынужден во избежание еще больших бедствий, <...> приказать сделать несколько пушечных выстрелов. Из моего кабинета был виден огонь.
Когда раздались выстрелы, я думала, что я умру при мысли о жертвах, которые должны были пасть. После нескольких пушечных выстрелов они обратились в бегство; кавалерия, атаковавшая мятежников, преследовала их; вся шайка рассеялась; многих из них взяли,  другие скрылись, но к вечеру их было взято до 600...
Около 6 часов государь поднялся к нам по маленькой лестнице, где я встретила его с женой и его сыном; я бросилась ему на шею, счастливая тем, что снова вижу его здоровым и невредимым после всех волнений той ужасной бури, среди которой он находился, после такого горя, такого невыразимого потрясения. Эта ужасная катастрофа придала его лицу совсем другое выражение".
                х х х
В России все проходит слишком быстро - слава,  богатство, жизнь... Подходил к концу и непростой земной путь русской императрицы Марии Федоровны. До последних дней она много трудилась, была озабочена делами своего благотворительного ведомства,  вникала в семейные проблемы своих детей, мирила и устраивала родственников за границей. Весной  1828 года император Николай I выехал в действующую армию, воевавшую с турками.  Все лето императрица-мать с нетерпением ожидала его возвращения, но события на театре военных действий не позволяли ему вернулся в Петербург.  14 октября  1828 года императрице Марии Федоровне должно было исполниться 69 лет,  и  своим приездом Николай I хотел сделать матери подарок.
Генерал-адъютант граф А.Х. Бенкендорф (8) пишет: "Мы прискакали в Царское Село, правда, измученные и полузамерзщие, но 14-го числа утром. Государь остановился здесь, чтобы переодеться и приехать в С.-Петербург именно в то время, когда обе императрицы со всем двором будут у обедни. Ему хотелось войти в Зимний дворец, не быв никем замеченным; но, когда мы подъезжали почти украдкой со стороны Дворцовой набережной, его узнали в рядах двух эскадронов Кавалергардского полка, стоявших тут, чтобы взять и провезти по улицам привезенные из-под Варны турецкие знамена. Общее "ура" прогремело при виде государя, и он вошел во дворец между трофеями завоеванной Варны, сопровождаемый криками стоявшей на набережной толпы. Но по вступлении в царские чертоги, он был жестоко поражен вестью об опасной болезни императрицы Марии Федоровны".
Императрица была больна уже несколько дней, но ее личный врач Рюль не сомневался, что она вскоре выздоровеет. Однако состояние пожилой женщины ухудшалось и вскоре стало очевидно, что медик ошибся в прогнозе. Больную разбил паралич и 24 октября 1828 года, в два часа тридцать минут ночи, императрица Мария Федоровна скончалась.
В тот день император Николай I написал длинное письмо старшему брату Константину Павловичу: "Помолимся Богу за ту, которая на этой земле составляла для нас все! Да будет воля Его, и да ниспошлет Он нам силы, чтобы перенести ужаснейшее из несчастий. Все кончено с двух  с половиною часов утра. Болезнь развивалась с такой быстротой, что никакое лекарство не могло остановить ее; так как кровь бросилась к голове, то третьего дня вечером пустили кровь; это, казалось, принесло пользу. Ночь была сносная; утром, так как голова была тяжелая, попытались прибегнуть к слабительному; действие было таково, что доказало необходимость сделанного, но силы уменьшались после каждого действия; язык повиновался плохо, и глотание было затрудненно; врачи опасались немедленного паралича легких; шпанская муха на спине не произвела никакого действия, и силы и сознание ослабевали. Нужно было дать ей почувствовать ее положение и склонить ее выполнить свой христианский долг! О дорогой Константин, представьте себе мое состояние, когда я выполнил эту ужасную обязанность!
Я дал ей понять, что наступило время подумать об этом; она часто задавала мне вопрос: "разве я в опасном положении?" - и сказала мне: "о, значит, я в очень опасном положении!" Я отвечал ей: "я надеюсь, что нет, но я знаю ваши чувства, и хорошо почерпнуть силы в том, что постоянно дает их". Она ответила мне: "я сделаю это завтра, я хочу приготовиться сегодня". Я сказал ей: "зачем откладывать? вы постоянно готовы". Она проговорила мне: "позовите Вилламова (9). Он вошел, но ничего не мог понять, так как язык уже повиновался с трудом; затем последовал момент возбуждения: она непременно хотела перейти в свою постель, затем сесть, и при всем том не понимая самое себя. Наконец, через несколько мгновений мне удалось заставить ее заметить духовника; тогда она снова стала спокойной и исповедовалась в полном сознании, горячо молясь. Какой назидательный и ужасный для нас момент! Я молился один возле нее, и вся семья с моей бедной, моей чудной женой; я молился за всех вас, и Бог услышит наши молитвы, чтобы ниспослать нам силы, и за ту, которая соединяла в себе все мои привязанности! Когда это было сделано, она позвала нас к себе и, не имея возможности говорить, взяла нас за руки и даже с силой, я называл имена всех членов семьи, она открывала глаза и сказала несколько слов, из которых мы поняли лишь "Aly"; я велел привести всех детей, она крепко поцеловала мою маленькую "Adine" и двух маленьких, Михаила и даже улыбнулась, Что касается других, то на них она могла лишь положить руку. Она не страдала; конечности холодели, и дыхание учащалось, но без хрипения и усилий; наконец в два с половиною часа, без малейших страданий и судорог, она после нескольких вздохов тихо перестала дышать..."
 
В заключение краткого очерка о жизни императрицы Марии Федоровны приведем  цитату из ее биографии, написанную писателем Владимиром Михневичем более ста лет назад: "Чужестранка, по рождению и воспитанию, Мария Федоровна не сделалась русской женщиной и после того, как Россия  стала ее единственным отечеством. Она любила Россию, называла ее постоянно "наша милая Россия", усвоила себе ее язык, ее обычаи, всю себя посвящая интересам России и сделала ей так много добра, так много потрудилась на распространение в ней света, на утоление скорби и печали целых тысяч ее несчастных и убогих сынов; но не подлежит сомнению, что Мария Федоровна точно также поступила бы и во всякой другой стране, среди всякого другого племени, где бы ни поставила ее судьба.
Чувство родины и народности, вообще крайне слабо развито в культурных людях  XVIII столетия, было ей совершенно чуждо; русской она хотела быть, хотела казаться, соответственно своему положению и, вероятно, совершенно искренно, но - это была в ней напускная, искусственная оболочка. По характеру, темпераменту и привычкам, даже по симпатиям, она была немка, то есть, как тип; по воспитанию и понятиям - французская дама, представительница лучшего, утонченно-образованного аристократического круга версальской складки. По своим же морально-философским воззрениям и по своей гуманности, она была - космополитка. Отечеством ей было все человечество; горевшее неугасимой, всеобъемлющей любовью сердце ее в каждом человеке, безразлично, находило образ Божий, достойный уважения, внимания и заботы, и всюду, где этот образ был попираем, где слышались стоны страдания и несчастия, - чуткое сердце ее беззаветно стремилось выполнить святую миссию милосердия, участия и помощи во Христе. Особым счастием России было то, что судьба послала ей этого гения добра в высокой и всемогущей роли государыни".


Примечания
1. Первая жена великого князя Павла Петровича цесаревна Наталья Алексеевна, несмотря на настойчивые просьбы Екатерины II, так и не смогла выучить русский язык.
2. Впоследствии принц Людвиг женился на своей двоюродной сестре принцессе Луизе Гессен-Дармштадтской; в 1790 году наследовал свое ландграфство и получил от Наполеона титул великого герцога Гессенского. Его сын, герцог Людвиг II Гессен-Дармштадтский, был отцом императрицы Марии Александровны, жены императора Александра II.
3. Пастухов Петр Иванович (1732-1799), сенатор, статский советник;  был назначен преподавателем русского языка принцессе Софии-Доротеи.
4. Смольный институт благородных девиц - учебно-воспитательный пансион для девочек-дворянок, основанный по указу Екатерины II в 1764 году.
Воспитывалось около 200 девочек в возрасте от 6 до 18 лет. Курс делился на четыре возраста, каждому из которых был присвоен особый цвет платьев. С 1765 года открыто отделение для дочерей мещан.
По уставу, все надзирательницы должны были поступать с воспитанницами "с крайним благоразумием и кротостью, соединяя оные не иначе как с непринужденною веселостью, и сие внушать молодым девицам, дабы сим способом отвращен был и самый вид всего того, что скукою, грустью или задумчивостью назваться может". Воспитательницам категорически воспрещалось проявлять при девочках собственные, домашние огорчения.
    "Этого счастья нельзя сравнить ни с богатством, ни с блестящим светским положением, ни с царскими милостями, ни с успехами в свете, которые так дорого обходятся. Скрывая от нас горести житейские и доставляя невинные радости, нас приучили довольствоваться настоящим и не думать о будущем,- писала бывшая смолянка Глафира Алымова, - Между нами царило согласие; общий приговор полагал конец малейшим ссорам. Обоюдное уважение мы ценили более милостей начальниц; никогда не прибегали к заступничеству старших, не жаловались друг на друга, не клеветали, не сплетничали, потому не  было и раздоров между нами."

5. Гатчина - дворцово-парковый комплекс в окрестностях Санкт Петербурга. История Гатчины насчитывает несколько веков. Еще в конце пятнадцатого века существовало село Хотчино.  Петр I подарил его своей сестре - царевне Наталье Алексеевне;  в восемнадцатом  веке Гатчина не раз меняла владельцев, среди  которых были  князья Куракины,  граф Г.Г. Орлов. В 1783 году Екатерина II, выкупив Гатчину у ее хозяина, подарила имение сыну великому князю Павлу Петровичу, который  затеял энергичное строительство  своей  резиденции, превратив дворцово-парковый ансамбль Гатчины в один из лучших  образцов раннего русского классицизма.  В середине ХIХ века дворец перестраивается по проекту  архитектора Р.И. Кузьмина.
Сдержанная красота  фасадов, облицованных  местным  известняком, поразительно контрастирует с роскошью  интерьеров. Внутренняя отделка апартаментов  выполнена  по  эскизам Ринальди и Бренны русскими мастерами-декораторами.  Изысканный рисунок  наборного  паркета, мебель в стиле  Людовика ХVI, бронзовые люстры, золоченые багеты многочисленных зеркал создавали впечатление роскоши, удачно  сочетавшейся  с хорошим вкусом владельцев дворца.
6. Франсуаза де Ментеон (1635-1719), маркиза, любовница, а с 1684 г. морганатическая супруга французского короля Людовика XIV.
7.В начале ХХ столетия в медицинской прессе развернулась дискуссия двух известных психиатров о природе болезни Павла I. П.И.Ковалевского, профессор Харьковского университета, ссылаясь  на  известные "павловские анекдоты",  делал вывод,  что царь принадлежал к "дегенератам второй степени с наклонностями к переходу в душевную  болезнь в форме  бреда преследования".  Против подобного диагноза категорически возражал профессор Юрьевского университета В.Ф.  Чиж, считавший  царя  психически совершенно здоровым человеком.     Современные психиатры  констатируют: не существует абсолютной нормы психического здоровья.  Каждый человек, в силу  воспитания, привычек, условий жизни, наследственности имеет те или иные особенности своего психологического портрета.  По мнению профессора А. Карпова,  учитывая склад характера,  наследственность, особенности темперамента  императора, можно предположить, что, скорее всего у Павла I имелись признаки истерической психопатии с выраженными аффективными реакциями. Психопатия - это "группа стойких врожденных или приобретенных характерологических  расстройств  при общей сохранности интеллекта, приводящих к нарушениям межличностных отношений и адаптации к окружающим".  Психопатия  становится  некой особенностью конкретной личности,  "визитной карточкой" индивидуума, в то время как любая болезнь, в том числе и психическая, является чуждым, инородным элементом для сознания больного.
 У страдающих  психопатией  особое  понимание собственной роли в обществе,  истории.  Наиболее заметные изменения  происходят в эмоциональной сфере. Здесь спектр реакций поразительно широк: одних отличают бурные вспышки гнева, агрессивное поведение; другие постоянно испытывают чувство  собственной неполноценности, тревоги, страха, мнительности.
Современные методы лечения, помощь психоаналитиков, позволяют сегодня людям, страдающим психопатиями,  успешно продвигаться по жизни, делать прекрасную карьеру. Но в восемнадцатом веке подобные состояния лечить  еще не умели...
7. Княгиня Анна Гагарина умерла в Риме от чахотки 25 апреля 1805 года. Гроб с телом бывшей возлюбленной императора Павла I, привезут в Петербург и захоронят в Лазаревской церкви Александро-Невской лавры.
8. Бенкендорф Александр Христианович (1781-1844), - граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, шеф корпуса жандармов, Главный начальник III Отделения.
9.  Вилламов Григорий Иванович (1773-1842), - действительный тайный советник, член Государственного Совета, статс-секретарь императрицы Марии Федоровны.
 
Литература:
Валишевский К. Сын Великой Екатерины. СПб., 1907.
Кобеко Д.Ф. Цесаревич Павел Петрович. СПБ., 2001.
Крылов -Толстикович А.Н. Тайна январской ночи. М., 1999.
Михневич Вл. Русская женщина XVIII столетия. Киев, 1895.
Николай Михайлович, великий князь. Император Александр I. СПб. 1914. Т.1-2.
Оболенский Г.П. Император Павел I.  Cмоленск, 1996.
Памятные записки А.В. Храповицкого, статс-секретаря  императрицы Екатерины Второй. М.,1862.
Письма графини Е.М. Румянцевой к ее мужу. СПб., 1888.
Шильдер Н.К. Император Александр I. СПб., 1904.
Шильдер Н.К. Император Павел I. М., 1996.
Шильдер Н.К. Император Николай I. М., 1998.
Сборник РИО. СПб., 1868.  . Т.XXIII. 
Цареубийство 11 марта 1801 года. СПб., 1907.
Чижова И. Императрица Мария Федоровна.  СПБ., 2001.




















ПРЕЛЕСТНАЯ ЕЛИЗАВЕТА










ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСЕЕВНА (1799-1825), императрица с 1801 г., урожденная принцесса Луиза-Мария-Августа Баден-Дурлахская. С 1793 г. в браке с великим князем Александром Павловичем, впоследствии император Александр I. Дети: Мария (1799-1800), Елизавета (1806-1808).











Красота и обаяние  были отличительными чертами почти всех русских  императриц.  Но титул самой красивой женщины в мире заслужила только одна из них - супруга  Александра I императрица Елизавета Алексеевна.
С ее именем связана не одна  загадка российской истории. “Она заживо сделалась поэтическим и таинственным преданием”, - вспоминал  поэт П.А. Вяземский.  Некоторые  страницы биографии императрицы долгое время оставались неизвестными не только для широкой публики, но даже для членов русской императорской фамилии.  Тайна всегда будоражит воображение и порождает самые смелые гипотезы и легенды. Одна из них   повествовала о загадочном отречении императора Александра I от престола и превращении  его в сибирского старца-отшельника Федора Кузьмича, а  императрицы Елизаветы Алексеевны  - в простую монахиню Веру Молчальницу, умершую где-то в новгородской глуши. 
Только в 1909 году вышла в свет трехтомная биография Елизаветы Алексеевны, принадлежавший перу двоюродного брата последнего русского царя Николая II, замечательного историка и литератора великого князя Николая Михайловича.  Но и этому августейшему  историографу оказалось не под силу обойти цензурные ограничения и опубликовать  свой труд без значительных купюр. Целая глава, посвященная  трагической любви императрицы,  была по требованию Николая II  исключена из печати. Последний русский царь  был преданный семьянин, страстно любивший свою жену - императрицу Александру Федоровну, и  романтическая история, связанная с  супружеской изменой, показалась ему слишком рискованной, чтобы стать достоянием гласности.
“Биография Елизаветы Алексеевны будет полная  и весьма обстоятельная без существования тайной главы. Поэтому  я нахожу желательным, чтобы ты уничтожил существующие экземпляры и никому таковых не показывал...”, - писал император своему кузену. Желание  монарха - закон,  и фундаментальный труд великого князя Николая Михайловича вышел в свет без заключительной  “тайной” главы.
Но тайны для того и существуют, чтобы их раскрывали...
                х х х
"Да ниспошлет Господь  счастья и благополучия его светлости, нашему благородному государю и всем мирным обитателям земли Баденской, да будет благословенно небо над ней и столицей ее - Карлсруэ" - просили Всевышнего в новогоднюю ночь 1779 года поданные маркграфа* Карла-Фридриха Баден-Дурлахского.  Основания для молитв за благополучие своего повелителя у баденцев были достаточно веские. Во-первых, они хорошо помнили, что земля, на которой они жили, в прошлом не раз становилась ареной  кровопролитных войн, здесь прошел молох религиозных войн между католиками и протестантами, покладистый и миролюбивый характер не входил в число достоинств славного рода  маркграфов Баден-Дурлахских:  многие из них прежде времени сложили головы - кто на поле сражения, а кто и на плахе. По словам историографа, вся история Бадена представляет ряд непрерывных разделов, весьма гибельных для страны. Лишь маркграф Карл III в начале восемнадцатого столетия  решил на время отложить бранные забавы и  начал заботится о благосостоянии и процветании своей страны. В  1715 году маркграф  заложил в восьми километрах от Рейна охотничий замок, ставший  в дальнейшем его резиденцией   Карлсруэ.  Согласно преданию, маркграф, утомившись на охоте,  прилег отдохнуть под деревом на одном из лугов, и увидел  вещий сон, в котором ему привиделся волшебный город, который он должен поострить на этом месте.
Так дело обстояло или иначе, но город начал быстро отстраиваться. Его центром стал дворец маркграфов, построенным в барочном стиле архитекторами Л.Ф. де ла Гепьером и Ф.А. Кеслау. С южного фасада дворца находилась площадь, от которой разбегались мощенные булыжником улицы, а с северной стороны, сразу за дворцом, во все стороны  веером расходились 32 аллеи великолепного парка, способного соперничать с Версалем.  В архитектурном плане замок-дворец  с прилегающими улицами и садами напоминал гигантскую бабочку или раскрытый веер. Э.Фукс считал, что абсолютные затраты на создание этого шедевра  архитектурной мысли едва ли не превышали суммы, потраченные Людовиком XIV на  строительство дворцов в Версале и Париже.
Карл III умер в 1738 году и престол унаследовал его внук Карл-Фридрих, которому едва минуло десять лет.  Внук с успехом продолжил начинания деда. Карл-Фридрих  получил образование в духе идей французского Просвещения и имел репутацию просвещенного монарха.  Он читал философские трактаты, сам грешил сочинительством и даже издал серьезный труд, в котором изложил свои экономические воззрения. Не Рикардо или Адам Смит, и уж тем более не Карл Маркс, но многие экономические положения монарха  воспринимались современниками как неслыханные новшества. Он отменил пытку, улучшил суд и административное управление, полностью упразднил крепостное право. И уж совсем неслыханным делом для германских принцев стало сокращение рядов доблестной баденской армии, урезанной до кавалерийского эскадрона и батальона гвардейцев.
Карлу-Фридриху  выпала на редкость долгая для монархов жизнь.  В 1807 году,  уже на закате своих дней, он получил  из рук Наполеона корону великого герцога, о которой давно и страстно мечтал. Тогда Баден вступил в Рейнский союз и стал именоваться великим герцогством.
Карл-Фридрих дважды женился. От первого брака на принцессе Каролине Гессен-Дармштадтской он имел трех сыновей -  Карла-Людвига, Фридриха и Людвига.  Супруги прожили вместе почти  тридцать лет, но овдовев,  Карл-Фридрих, которому давно перевалило на шестой десяток лет, поспешил вновь связать себя брачными узами. Его избранницей стала девятнадцатилетняя Гейер фон Гейерберг, получившая в качестве свадебного подарка титул графини Гохберг.  Брак по всем юридическим канонам считался морганатическим - неравнородным, однако престарелый маркграф сумел добиться того, чтобы за его четырьмя сыновьями, рожденными молодой графиней,  было признано право престолонаследия.
Долгие годы Баден  не знал  войны, а владения маркграфа даже приросли землями доставшихся ему по наследству от соседних герцогов. Если при вступлении на престол у Карла-Фридриха  насчитывалось всего около 87 тысяч подданных, то перед смертью восьмидесятилетнего  монарха в 1811 году, территория герцогства   увеличились в десять раз, а население достигало миллиона человек.
Жизнь простых поданных маркграфа по европейским стандартам того времени казалась  благополучной и достаточно спокойной: на  лугах по берегам  Дуная и Рейна паслись  тучные стада, обильные урожаи  позволяли выгодно торговать с соседями, а баденские виноградники, растущие на склонах гор, рождали прекрасное вино, известное своим особым  мягким вкусом.
Да что Баден! Вся Европа тихо и умиротворенно доживала свои последние мирные времена, пребывая в трогательной уверенности, что дальше все будет хорошо, и очень хорошо, и еще лучше...  Плоды просвещения давали многообещающие всходы;  была изобретена паровая машина, братья Монгофьеры успешно поднялись на воздушном шаре над крышами парижских домов; слова "магнетизм" и "электричество" приятно будоражили души таинственностью своего звучания.
Мировые столицы жили в ослеплении балов, увеселений, праздничных фейерверков и парадов. В парижских  газетах,  вперемежку со всевозможным вздором, печатали антиклерикальные пасквили и фельетоны о шалостях очаровательной  королевы Марии-Антуанетты.
Самодержавная российская императрица Екатерина Великая состояла в трогательной переписке с повелителем тогдашних умов - Вольтером. Другой ее любезный корреспондент - барон Дидро,  в перерывах между амурными приключениями, успевал сеять семена разумного, вечного, доброго и издавал бессмертную "Энциклопедию".  Сын корсиканского дворянина Карла  Буонапарте, Наполеон еще только постигал азы военных наук, а  где-то, очень далеко на востоке, в диких скифских степях, генерал Суворов учил своих солдат науке побеждать, сражаясь с извечным  российским супостатом - турками.
Европа пока не чувствовала на пороге каких великих событии, навсегда покончивших с "добрым, старым временем", она стоит...
                х х х
Итак, весь Баден встречал новый 1779 год. Для семейства  маркграфа Карла-Фридриха начался с радостного события. 13 января 1779 года жена его старшего сына  наследного принца Карла-Людвига принцесса Амалия родила девочку. Радость деда несколько огорчало то обстоятельство, что вместо долгожданного внука невестка в третий раз приносила в семью внучку. 
 Карл-Людвиг женился на принцессе Амалии Гессен-Дармштадтской в 1775 году и  у них уже росли две старшие дочери - старшая, названная в честь матери Амалией и вторая, Каролина.
Третьи роды протекали  тяжело, и  врачи всерьез опасались за судьбу матери и ребенка. Перед глазами измученной Амалии не раз возникал образ ее сестры ее младшей сестры Вильгельмины, жены русского великого князя Павла Петровича, умершей в родах за три года до описываемых событий.***
Но судьба оказалась благосклонной к  двадцатичетырехлетней Амалии.  Новорожденная принцесса  хотя и родилась маленькой и слабой девочкой, но явно  не имела намерений оправдывать пессимистические прогнозы  придворных эскулапов,   громким криком оповестив мир о своем появлении. Мать также счастливо избежала всех родовых осложнений, угрожавшим  в ту эпоху  женщинам.  А спустя несколько дней произошла торжественная церемония крещения принцессы, нареченной Луизой-Марией-Августой.
Сообщения о  счастливом  событии немедленно отправили с курьерами в разные концы Европы. В Карлсруэ не забыли о петербургских родственниках принцессы Амалии и в  северную Пальмиру было послано письмо маркграфа.
К сестре своей бывшей супруги - принцессе Амалии, Павел сохранил теплые чувства.  В поздравительном письме Павел желал новорожденной  “счастливого возраста и преуспевания”,  а  его августейшая матушка - императрица Екатерина Великая собственноручно отписала  деду маленькой принцессы  Карлу-Фридриху  теплое  поздравительное письмо:
Светлейший Марк Граф!
 Сообщенное нам от вашей Светлости и любви известие от 24-го происшедшего Генваря месяца о разрешении от бремени ея любви Светлейшей принцессы супруги вашего сына и наследного принца, подает нам новый случай изъявить Вам приемлемое нами искреннее участие во всем том, что вам благополучного не случится. Мы сорадуемся вашей светлости и любви о сем щекотливом происшествии и желаем новорожденной принцессе постоянного здравия. Пребывая навсегда к вашей любви и всем вашем доме с особливым благоволением.
Вашей любви доброжелательная Екатерина.
В  Санкт-Петербурге Марта 19-го дня 1779-го года.
                х х х
Баденское герцогство, граничащее с Францией, испытывало  сильное культурное влияние  своих соседей.  Последние парижские моды,  новинки тогдашней  французской литературы,   премьеры лучших французских  театров - быстро  становились известны обитателям  изящного дворца в Карлсруэ, чем-то напоминающим прекрасный Версаль.
Сама принцесса Амалия была горячая поклонница  всего французского и, неудивительно, что она старательно прививала детям свои представления о прекрасном. Князь Адам Чарторыйский, знавший принцессу, в нескольких фразах запечатлел ее портрет: "В Германии она, по справедливости, пользовалась репутацией очень благоразумной и остроумной женщины, значительно выдававшейся по своему уму над обычным уровнем принцесс того времени.
Принцесса Луиза вместе со своими сестрами с детства говорила по-французски едва ли не лучше, чем на родном немецком языке.  Во всяком случае, писать письма  Луиза предпочитала  на французском, опасаясь сделать ошибки  по-немецки.  Кроме основных европейских языков принцесса изучала историю, географию, философию, немецкую и всемирную литературу. “Такое тщательное образование вряд ли встречается и в наши дни”, - заметил в начале ХХ века великий князь Николай Михайлович. 
Большую часть времени юная принцесса  жила в родительском замке в Дурлахе, но семья наследного принца частенько приезжала в гости в Карлсруэ к старому маркграфу, где Элиза любила играть вместе с сестрами в аллеях прекрасного парка.
В 1791 году, когда  Луизе едва исполнилось тринадцать лет,  она  неожиданно для себя стала невестой.  Даже в восемнадцатом веке столь ранние браки были явлением необычным. Но родители принцессы оказались зачарованы представившейся перспективой  - ведь предложение о свадьбе пришло от могущественной императрицы Екатерины  Великой, подыскивающей невесту для своего любимого внука шестнадцатилетнего великого князя Александра.
Для России это было непростое время: очередная тяжелая  война с Османской империей, совпавшая с неожиданной агрессией соседней Швеции, смутная ситуация в Польше, раздираемой на части Австрией, Пруссией и Россией,  ужасные вести из охваченной революционным безумием Франции - все это не  могло не тревожить русскую царицу. Впрочем,  зададимся чисто риторическим вопросом: а было ли когда-нибудь в истории нашего Отечества простое и покойное время?
Породниться с русским императорским домом были непрочь многие европейские монархи. Среди бумаг Екатерины Великой,  относящихся к 1793 году,  хранится черновик письма, в котором императрица пишет: "Из письма графа Разумовского следует заключить, что неаполитанскому двору пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев (petit monstres). Я говорю уродцев, потому что все дети их дряблые, подвержены падучей болезни, безобразные и плохо воспитанные..."
На подобные предложения Екатерина смотрела как на "вредную, хитросплетенную несуразность" и с неудовольствием  отвергала их. Для своего внука императрица желала выбрать невесту, исходя не только из политических интересов  империи, но и с чисто житейской стороны: девушка должна была быть здоровой,  красивой и благоразумной.  Всем этим требованиям отвечали немецкие принцессы. Кроме того,  при заключении браков с русскими великими князьями немаловажное значение имел и религиозный вопрос.  Протестантское исповедание  германских принцесс в  православной России  воспринималось  значительно лучше, чем католическое, которое исповедовали Бурбоны или Габсбурги. Большинство  европейских невест, породнившихся с великим князьями из дома Романовых, переходили в православие или до бракосочетания или вскоре после него. За два века исключение составили всего две избранницы русских великих князей:  жена царевича Алексея Петровича принцесса Шарлотта и великая княгиня Елизавета Маврикиевна, супруга великого князя Константина Константиновича.  Жены русских царей обязаны быть только православными, никаких исключений в этом вопросе быть не могло.
Бесконечные государственные хлопоты и тревоги за судьбы Европы  не могли помешать Екатерине II вплотную заняться таким серьезным делом как женитьба любимого внука - великого князя Александра Павловича.
Любое сватовство - непременно интрига. Чего же можно ожидать от подготовки династического брака, в котором тесно переплелись  интересы не только отдельных людей или семейств, но и целых государств... Екатерина привыкла к каждому делу подходила серьезно и тщательно.  Стоит ли говорить, что, выбирая будущую спутницу жизни для своего любимца, она постаралась не упустить ни одной мелочи.
Еще в ноябре 1790 года русскому посланнику во Франкфурте на Майне графу Николаю Петровичу Румянцеву императрица поручила деликатное задание собрать сведения о принцессах “бывших тогда в летах для бракосочетания". В письме Екатерины давались точные и конкретные инструкции: ""Граф Николай Петрович, под предлогом одного из ваших визитов к немецким принцам, на которые вы уполномочены, поезжайте в Карлсруэ, и постарайтесь увидеть дочерей наследного принца - Луизу-Августу, 11 лет, и Фредерику, 9 лет. Кроме красоты и других внешних преимуществ, необходимо, чтобы вы получили совершенно точные сведения на предмет их образования, характера, манер и нравственных качеств принцесс, для предоставления мне детального отчета...
Впрочем, доверяя вам эту миссию, я убеждена, что вы исполните ее с величайшей осторожностью и в полной секретности»
Граф Румянцев постарался угодить своей императрице  и с полной ответственностью отнесся к столь ответственному поручению.  Не откладывая дело в долгий ящик, он распорядился снарядить четырехместную карету и в сопровождении всего лишь камердинера, двух лакеев и посольского курьера Евграфа Комаровского выехал из Франкфурта в Карлсруэ. Чтобы не вызывать ненужных разговоров и пустых домыслов среди своих чиновников, Румянцев  объяснил неожиданную поездку приглашением маркграфа Баденского приехать к нему на охоту.
Едва путешественники приехали в Карлсруэ и остановились в гостинице на отдых, как  в дверях показался  камергер Карла-Фердинанда, доложивший, что его светлость прислал придворную карету, приглашая высокого гостя посетить его замок.
Перед входом во дворец был выстроен почетный караул гвардейских кирасир,  прошедший церемониальным маршем. Графа Румянцева принимали как высочайшую персону. Маркграф, его супруга, наследный принц  и остальные взрослые члены семьи старались оказать графу всяческие знаки внимания.  Николай Петрович с охотой отвечал на вопросы, но взгляд его искал маленьких принцесс, ради которых он, собственно, и приехал в  Карлсруэ.  Однако оказалось, что Луиза и Фредерика остались в Дурлахе. 
- Вы увидите их завтра, на обеде, который я даю в вашу честь, господин граф, - пообещал наследный принц Фредерик, отец девочек.
На следующее утро кортеж направился в резиденцию принца-наследника. Протяженность шоссе от Карлсруэ до Дурлаха не более двадцати километров, но баденцы считали его одной из европейских достопримечательностей благодаря высаженным в два ряда по обеим сторонам дороги величественным пирамидальным тополям.  Вскоре экипажи остановились перед замком принца и посланник императрицы смог воочию узреть обеих баденских принцесс. Обеда проходил на свежем воздухе, в саду. Подчеркивая неофициальность встречи, маркграф разрешил мужчинам быть во фраках, и не снимать шляпы за столом. (Е. Ф. Комаровский граф. Записки. В кн.: Державный сфинкс.М.,  1999. С. 29). Француз-церемониймейстер затеял живые картины, участие в которых принимали дети принца. Николай Петрович с интересом следил за  манерами и речами принцесс.
После обеда в приватной беседе он  тактично намекнул родителям о цели своего визита. Не скрыл опытный дипломат и щекотливый вопрос о необходимости перехода невесты русского великого князя в православие.  Баденские принцы были согласны с любыми предложениями  царского посланника. Забегая несколько вперед, скажем, что на следующую встречу с родителями принцесс, желая окончательно  склонить чашу весов на свою сторону, Румянцев взял с собой некоего теолога, который с таким искусством доказал наследному принцу превосходство православия, что принц Фредерик не удержался от шутки: "Остается лишь ожидать минуты, когда я также решусь принять греческое исповедание".
До поздней ночи граф, снявши парик и отпивая кофе, писал императрице подробный отчет о своих действиях, а ранним утром юный Евграф Комаровский вскочив на коня, поскакал в Петербург с секретным пакетом.
 "Принцесса Луиза несколько полнее и развитее, чем обыкновенно бывает в ее летах, - делился своими наблюдениями объективный граф Румянцев. - Хотя ее нельзя признать вполне красавицей, тем не менее, она очень миловидна. По-видимому, она кротка, вежлива и приветлива; сама природа наделила ее необыкновенной грацией, которая придает особенную прелесть всем ее речам и движениям. Общий голос отдает ей предпочтение пред всеми ее сестрами: хвалят ее характер, а лучшею гарантией ее здоровья служат ее телосложение и свежесть...
Принцесса Фредерика, со своими большими прекрасными глазами, имеет вид более важный и серьезный, между тем как в принцессе Луизе заметно более резвости и довольства, что указывает на веселость, но веселость скорее тихую, чем шумную..."
 Царица осталась довольна исполнительностью и дипломатическим тактом графа Румянцева. “Сообщаемые вами подробности, относящиеся до двух баденских принцесс Луизы и Фредерики, необыкновенно как занимательны и вполне удовлетворительны, - писала Екатерина своему доверенному посланнику. -   Вы не сказали ничего лишнего наследственной принцессе Баденской от моего имени. Я всегда особенно любила ее и знаю, что она постоянно оказывала приверженность к России и ко мне. Я восхищена ее готовностью помогать вам и уладить затруднения относительно перемены религии. Жду с нетерпением обещаемых вами портретов обеих принцесс... "
Учитывая юный возраст принцессы, императрица решила  повременить со свадьбой,  пригласив тем временем  Луизу с ее младшей сестрой  Фредерикой в Россию, чтобы та немного пожила здесь, привыкла к новым людям, к той стране, в которой  ей предстояло прожить всю жизнь.
"Я решила предписать вам, - писала  императрица графу Румянцеву 4 июня 1792 года, - чтобы вы просили у наследной принцессы баденской согласия на отъезд обеих ее дочерей Луизы и Фредерики. Вы скажите, что я охотно принимаю на себя окончание их воспитания и устройство участи обеих. Склонность моего внука Александра будет руководить его выбором; ту, которая за выбором останется, я своевременно пристрою. Для упрощения формальностей вдовствующая графиня Шувалова отправиться на этих днях, под предлогом поездки на ахенские воды, в сопровождении старинного друга ее дома, тайного советника Стрекалова. Если наследная принцесса, как она сама предполагала, ее муж и свекор согласны будут вручить мне молодых принцесс, то вы уговоритесь с помянутой  графиней Шуваловой****  и тайным советником Стрекаловым***** о месте, где будет приличнее принять молодых принцесс. Графиня Шувалова путешествует под собственным именем, а принцессы сохранят инкогнито до самых границ России. По прибытии в Петербург обе принцессы будут жить в моем дворце, из которого одна, как я надеюсь, не выйдет никогда, а другая лишь затем, чтобы ей пристойным образом выйти замуж. Считаю излишним сказать  вам, что они будут всем снабжены и содержаны на мой счет: это само собою разумеется и для вас несомненно".
В письме к своему доверенному корреспонденту барону Гримму, Екатерина также делилась сокровенным: “Вы, конечно, знаете, что у нас не женят так рано, и это сделано про запас для будущего, а покамест они привыкнут к нам и познакомятся с нашими свычаями и обычаями.   Наш же малый об этом не помышляет, обретаясь в невинности сердечной; а я поступаю с ним по-дьявольски, потому что ввожу его во искушение”...
Старший сын наследника престола великого князя Павла Петровича и его второй супруги Марии Федоровны великий князь Александр Павлович, был на три года старше Луизы, и, как каждого шестнадцатилетнего мальчишку,  его больше интересовали обычные для этого возраста шалости и забавы, чем мысли о женитьбе.

                х х х
Старший сын наследника престола великого князя Павла Петровича и его второй супруги Марии Федоровны великий князь Александр Павлович в то время и в самом деле мало задумывался о женитьбе. Он родился 12/25 декабря 1777 года и был на три года старше Луизы. Как каждого шестнадцатилетнего мальчишку  его больше интересовали обычные для этого возраста шалости и забавы.
С самого раннего детства Александр воспитывался в непростой обстановке,  обусловленной скрытым противоборством  между его бабкой и отцом - императрицей Екатериной Великой и  наследником престола  Павлом Петровичем.
Императрица Екатерина,  никогда не испытывавшая  теплых материнских чувств  к собственному сыну,  тем не менее,  решила  сама воспитывать внука.  В это ответственное и совсем непростое дело  императрица-бабушка  вложила много ума, сердца и любви.  Говорить и писать о внуке стало потребностью и любимым занятием Екатерины.
"Я бьюсь об заклад, что вы вовсе не знаете того господина Александра, о котором я буду вам говорить, - писала счастливая Екатерина барону Гримму. - Это вовсе не Александр Великий, а очень маленький Александр, который родился 12-го этого месяца в десять и три четверти часа утра. Все это, конечно, значит, что у великой княгини только что родился сын, который в честь св. Александра Невского получили торжественное имя Александра и которого я зову господином Александром...  Но, Боже мой, что выйдет из мальчугана?  Я утешаю себя тем, что имя оказывает влияние на того, кто его носит; а это имя знаменито... Жаль, что волшебницы вышли из моды; они одаряли ребенка чем хотели; я бы поднесла им богатые подарки и шепнула бы им на ухо: сударыни, естественности, немножко естественности, а уж опытность доделает почти все остальное".
Судя по ее письмам, он рос исключительным, гениальным ребенком: на четвертом году Александр уже читает, пишет, рисует; за  полчаса узнает столько  сведений по географии, сколько когда-то учителя сумели преподать Екатерине за несколько лет; он знает немецкий, французский и английский языки; на пятом году  учится  рисовать  и обнаруживает удивительную склонность к чтению. В семь лет он уже с успехом разыгрывал сцены из  комедии "Обманщик". Десятилетним ребенком Александр читает  Плутарха и "Илиаду", восторгается величественным римским сенатом и  негодует,  видя его у ног  Цезаря.
Одаренный тонкой душевной интуицией,  ребенок  умел угадывать любые   желания бабки и прилагал все старания казаться таким, каким его хотела видеть  императрица. Детские письма Александра к Екатерине обнаруживают совсем не детскую льстивость: он неизменно целует ручки и ножки бабушки; он умеет шепнуть, кому следует, что высшее его желание как можно больше походить на бабушку.
С родителями отношения складывались иначе. Вспыльчивого и строгого отца Александр побаивался, стараясь при случае избежать встреч с ним.  К  матери - великой княгине Марии Федоровне Александр относился почтительно, но довольно спокойно. 
“Положение, в котором провел свои юные лета Александр, - писал историк Богданович, - деля время между императрицей и стоящим тогда во главе оппозиции наследником престола, было весьма затруднительно и оказало неблагоприятное влияние на его характер. Нередко случалось ему, проведя утро на парадах и учениях в Гатчине, среди тамошних, большей частью необразованных и грубых офицеров, являться в тот же день в Эрмитаж, где двор великой монархини блистал столько же внешним блеском, сколько изящным обращением, умом и талантами избранных гостей ее. Необходимость применяться к тону столь различных обществ, взвешивать каждое слово, развила в Александре уменье хранить тайну и вместе с тем скрытность, что впоследствии подало повод упрекать его в двуличии. Быть может, эти же обстоятельства поселили от самой юности в Александре недоверчивость к людям, что, мешая открывать истинное достоинство, неразлучное с скромностью, нередко побуждало его удостаивать своим доверием искательную бездарность, либо лукавство, прикрытое личиною безлестной преданности. Подобно Екатерине, он более любил оказывать милости, нежели воздавать за заслуги”.
В 1786 году воспитателем Александра стал швейцарец Фредерик Сезар де Лагарп, горячий приверженец идей просвещения и гуманизма.   Лагарп сумел привить своему воспитаннику идеалы  правды, справедливости, глубокое уважение к человеческому достоинству, благодаря  которым  в дальнейшем Александр сделался одним из самых просвещенных и гуманных монархов Европы.  Однако своеобразная атмосфера двора Екатерины Великой сформировала и совершенно иные черты характера и привычки Александра, о которых с осуждением говорили современники.   Постоянные нашептывания бабки о его грядущей славе, ее сравнения мальчика  с Александром Великим не прошли бесследно, развив в нем потребность в  лести и тщеславие.  От отца  Александр унаследовал приверженность к  воинской дисциплине и порядку, любовь к торжественным парадам и военным церемониям
По замечанию одного из его педагогов генерал-майора  А. Я. Протасова, Александр еще в ранней юности усвоил несколько правил, которых потом придерживался всю  жизнь:  он рано вставал, скоро одеваться, был умеренным в пище и питье, хорошо обращался с людьми, не позволяя, однако, им фамильярности, неизменно хранил дружбу и любовь с братом Константином, никогда не говорил с окружающими о своих горестях и неудачах, не пускал к себе в кабинет больше трех человек, постоянно стремился работать над собою, развивая свои познания.
Основным недостатком Александра, по мнению многих современников, было отсутствие воли и, развившаяся вследствие этого, неискренность в отношениях с окружающими.  Как многие люди, не обладающие сильным характером,  Александр старательно скрывал свои подлинные мысли и чувства.  В юности он боялся обнаружить себя перед тем, кто более сильными, в зрелости его отличало безудержное стремление рисоваться перед окружающими.  При дворе императрицы Екатерины он - беззаботный, элегантный кавалер в духе маркизов XVIII столетия, скромно, подчас  даже льстиво беседующий в Эрмитаже с императрицей и ее фаворитами. Он играет в карты, слушает оперы, концерты, иногда играет сам, переводит Шеридана. В Павловске и Гатчине он - офицер, затянутый в военную форму,  строго муштрующий своих солдат. Вольтерьянец, либерал, поклонник принципов революции в беседах с молодыми друзьями, критикующими самодержавную систему правления,  мечтавший уничтожить крепостничество и проливающий слезы о гибели Польши в беседах  с князем Чарторыйским, он у себя дома становился барином,  иногда забавляющимся грубыми шутками.
Когда незадолго до своей смерти, в сентябре 1796 года, Екатерина решила объявить Александра своим наследником в обход его отца Павла Петровича,  он дал императрице согласие принять престол, но в то же время  присягнул в верности отцу, признавая  его законным престолонаследником. В глубине душе Александр  был на стороне отца и мысль о необходимости вступить на престол временами приводила его в отчаяние.   “Мое положение меня вовсе не удовлетворяет, - писал Александр спустя некоторое время в письме к Лагарпу. - Оно слишком блистательно для моего характера, которому нравятся исключительно тишина и спокойствие. Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых другими на каждом шагу, для получения внешних отличий, не стоящих, в моих глазах, медного гроша... Одним словом, я сознаю, что не рожден для того высокого сана, который ношу теперь, и еще менее предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем или иным способом”.
Насколько искренними были эти признания сказать сложно, но в дальнейшем Александр не раз говорил о своем желании освободиться от бремени власти, вести жизнь простого обывателя где-нибудь “на берегах Рейна”. Однако  судьба этого, безусловно, незаурядного человека сложилась  иначе.
х х х
В воскресный вечер  31 октября 1792 года баденские принцессы въехали в столицу Российской империи Санкт-Петербург. “Когда, при въезде в городские ворота, мои спутники воскликнули: “вот мы в Петербурге”, то,  пользуясь темнотой, я быстро взяла руку сестры, и, по мере приближения, мы все больше и больше сжимали свои руки: этим языком мы выражали чувства, волновавшие наши души”, - вспоминала впоследствии Луиза.
У входа в особняк Шепелева, в котором должны были расположиться принцессы  их встречали гофмаршал и придворные. Сама Екатерина, спрятавшись за графиню Браницкую, наблюдала за девочками, но Луиза быстро узнала ее.  Из письма к принцессы к матери можно восстановить картину этого волнительного свидания:
"Прежде всего, мы приезжаем, затем поднимаемся по лестнице. Г. Барятинский, обер-гофмаршал, подает мне руку, и нам предшествуют два камер-юнкера. Они проводят нас через несколько комнат, мы подходим к закрытой двери, она раскрывается, моя сестра Фредерика и я - входим, дверь за нами закрывается. Это была комната, в которой нас ожидала императрица. Я вижу ее; мне хотелось думать, что это она, но так как я не думала, чтобы она была там, я не хотела все-таки подходить к ней, опасаясь, как бы это не был кто-либо другой. В первое мгновение я не хорошенько всмотрелась в нее, все-таки я должна была бы узнать ее, видавши так много ее портретов. Одним словом, мгновение я остаюсь точно остолбеневши, когда вижу по губам г. Зубова, что он говорит, что это императрица, и в тоже время она приближается ко мне, говоря: "Я в восторге от того, что вижу вас". Тогда я целую ей руку, тогда же является графиня Шувалова, и за нею шествуют все остальные, Затем императрица удаляется".
Девушка  быстро завоевала симпатию Екатерины и всего двора. По словам статс-секретаря императрицы А.В. Храповицкого  “Никто при виде ее не мог устоять перед ее обаянием”.  Графиня Головина, ставшая в дальнейшем близкой подругой принцессы Луизы, писала в своих воспоминаниях: “ Принцессе было 13 с половиной лет... Мне бросились в глаза прелесть и грация принцессы Луизы; такое впечатление она произвела и на всех, которые видели ее до меня.  Я к ней особенно привязалась; ее молодость и мягкость внушали мне живое участие к ней...
Чем больше я имела честь видеть принцессу Луизу, тем более охватывало меня чувство беспредельной привязанности к ней. Несмотря на ее молодость, мое к ней участие не ускользнуло от ее внимания; и я с радостью это заметила".
Первая встреча Луизы и Александра состоялась  спустя три дня, 2 ноября 1792 года. По словам жены Павла Петровича великой княгини Марии Федоровны, Луиза, “увидя Александра, побледнела и задрожала; что касается Александра, то он был очень молчалив и ограничился только тем, что смотрел на нее, но ничего ей не сказал, хотя разговор был общий”.
Но уже через несколько дней все сомнения, о том понравятся ли молодые люди друг другу, исчезли.  Александр казался счастливым и влюбленным. Он и Луиза обмениваются записками самого нежного содержания. Александр сообщает принцессе: “Мой милый друг. Я буду Вас  любить всю жизнь”. В ответ Луиза признается: “Я тоже люблю Вас всем сердцем и буду  любить Вас всю мою жизнь Ваша преданнейшая и покорнейшая суженная. Луиза”.
 На Рождество Александр под секретом сообщил принцессе Луизе, что скоро сделает ей предложение, а к Пасхе получил позволение императрицы на первый поцелуй. Мария Федоровна 11 ноября писала  Екатерине Великой о  романе сына: “Наш молодой человек, судя по его письмам, кажется мне счастлив и доволен. Принцесса Луиза, по его словам, совершенно прелестна."  Спустя шесть дней она сообщает императрице новую информацию о  бурно развивающихся событиях: "Уведомляю вас, что господин Александр, во вчерашнем своем письме, пишет нам, что с "каждым днем прелестная Луиза все более и более ему нравится; в ней есть особенная кротость и скромность, которые чаруют, и что надобно быть каменным, чтобы не любить ее."
Таковы подлинные выражения моего сына, и потому осмеливаюсь признаться вам, дражайшая матушка, что я сужу об удовольствии, которое доставит вам это признание, по тому удовольствию, которое оно мне доставило...  Наш молодой человек начинает чувствовать истинную привязанность и сознает всю цену того дара, который вы ему предназначаете”.
 Свободное время принцессы было до предела заполнено уроками русского языка и основ православия. 9 мая 1793 года в церкви Зимнего дворца состоялось миропомазание Луизы, получившей имя Елизаветы Алексеевны. На следующий день после принятия православия прошла торжественная церемония обручения. Юные невеста с женихом в духе той эпохи были немедленно  наречены Амуром и Психеей.   Они действительно были очень красивой парой, пленявшей взор молодостью,  грациозной женственностью невесты, изяществом и обаянием жениха.
"Все говорили, что обручают двух ангелов,  - писала Екатерина.  - Ничего нельзя вообразить прелестнее этого 15-летнего жениха и 14-летней невесты; притом, они очень любят друг друга. Тотчас после обручения принцессы, она получила титул великой княжны". Свадьба была назначена на  28 сентября 1793 года.
В восемь часов утра, по сигналу, поданному пятью выстрелами с Петропавловской крепости, вся гвардия, находившаяся в столице, выстроилась на площади перед Зимним дворцом. В полдень под нескончаемый артиллерийский салют из апартаментов императрицы двинулась торжественная процессия. На женихе был надет кафтан серебристого глазета с бриллиантовыми пуговицами, алмазные знаки ордена св. Андрея Первозванного, невеста была в платье такого же цвета, украшенное жемчугом и бриллиантами. После окончания обряда бракосочетания, раздался новый залп салюта и звон колоколов всех столичных храмов. Празднества по случаю бракосочетания продолжались две недели и закончились 11 октября великолепным фейерверком на Царицыном Лугу.
После свадьбы началась длинная череда блестящих балов и приемов, которые давались вельможами в честь такого знаменательного события.  Молодые супруги появлялись в сопровождении собственных придворных - по повелению Екатерины для них  был образован особый Двор, гофмейстером в котором стал полковник граф Николай Николаевич Головин, а должность гофмейстрины великой княгини Елизаветы Алексеевны заняла графиня Екатерина Петровна Шувалова, про которую высказывалось не слишком лестное мнение: “графиня Шувалова явилась тогда без  притвору, какова она была женщина пронырливая, имевшая некоторую остроту, но без рассуждения, чужда не только добродетели, но и благопристойности, наполненная духом французских щеголих, почитавшая скромность только в том, чтобы лучше обмануть; впрочем, обхождения довольно приятного, если бы не желала всегда первенствовать и спорить”.
Став женатым человеком, шестнадцатилетний Александр почти полностью прекратил занятия с учителями, делая лишь нечастые исключения для Лагарпа.  “Причина, помешавшая мне возобновить с вами занятия, - оправдывался  в письме к Лагарпу великий князь, - вам известна. Вы очень хорошо понимаете, что особенно, будучи недавно женат, я не могу оставлять жену одну; это значило бы отчуждать ее расположение. Но что вы говорите о праздности, то уверяю вас, что я никогда не празднен”.
Великий князь Александр действительно мог считать себя чрезвычайно занятым человеком: кроме регулярных визитов к бабке и отцу, балов, музыкальных концертов и опер, он много времени уделял военными учениями, охотился, а в начале 1794 года с головой ушел в новую затею - строительство небольшого кукольного театра, где марионетки разыгрывали балет Дидона. Графиня Головина писала об этом времени: “Удовольствиям и конца не было. Императрица старалась сделать Царское Село как можно более приятным. Придумали бегать взапуски на лугу перед дворцом. Было два лагеря: Александра и Константина: розовый и голубой флаги с серебряными вышитыми на них инициалами служили отличием. Как и следовало, я принадлежала к лагерю Александра. Императрица и лица не игравшие сидели на скамейке, против аллеи, окаймлявшей луг. Великая княгиня Елизавета вешала свою шляпу на флаг, прежде чем пуститься бежать. Она едва касалась земли: до того была легка; воздух играл ее волосами, она опережала всех дам. Ею любовались и не могли достаточно наглядеться на нее”.
Но один человек особенно пристально смотрел на бегущую Елизавету.  Двадцатисемилетний князь Платон Зубов - генерал от инфантерии, генерал-адъютант, кавалер высших российских орденов, начальник молодого Черноморского флота, а, главное, фаворит самой стареющей императрицы Екатерины, позволил себе прихоть влюбиться в молоденькую великую княгиню.  Несмотря на то, что девушка не давала никакого повода для сплетен, сам Зубов не считал необходимым скрывать свои чувства,  и скоро про его романтическое увлечение стало известно всему Петербургу. Слух дошел и до апартаментов Екатерины.
Блестящ и весел восемнадцатый век  -  великие дела эпохи легко сочетались с шуткой и любовными интригами.  Жены рожали от чужих мужей, а невинность почиталась при царском дворе чем-то  вроде  кори, которой необходимо переболеть. Причем, чем скорее - тем лучше...  Впрочем, по мнению императрицы Екатерины, это отнюдь не касалось великой княгини Елизаветы Алексеевны и Павла Зубова.
Императрица вызвала своего фаворита в кабинет и строго отчитала его. Зубов был вынужден отступить. Но к этому времени при императорском дворе появляется польский князь Адам Чарторыйский, вскоре ставший ближайшим другом и политическим единомышленником Александра. Чарторыйский также был очарован женой своего августейшего приятеля.  Они виделись ежедневно и, скоро общественное мнение прочно связало их имена. “Каждый день, казалось, влек за собой новые опасности, - вспоминала графиня Головина, - и я очень страдала из-за всего того, чему подвергалась великая княгиня. Помещаясь над ней, я видела, как она входила и выходила, так же, как и великого князя, постоянно приводившего к ужину князя Чарторыйского”.
Убедить кого-либо из придворных в невинности их отношений было сложно, да и не Елизавета Алексеевна, ни Чарторыйский или Александр и не придавали пока никакого внимания досужим разговорам, наслаждаясь обществом друг друга и испытывая  лишь взаимные дружеские чувства и симпатию. Сошлемся на мнение самого авторитетного исследователя жизни русского императорского Двора той эпохи великого князя Николая Михайловича, считавшего, что ни о каком романе между юной великой княгиней Елизаветой и князем Чарторыйским говорить не приходится.
      х х х
Елизавета Алексеевна  находилась в расцвете юной красоты. Французская художница-портретистка Виже-Лебрен, впервые увидавшая великую княгиню, оставила профессиональное описание ее внешности: “Ей казалось не более 17 лет, черты  лица ее были тонки и правильны, а самый склад его восхитительный;  прекрасный цвет лица не был оживлен румянцем, но по белизне своей соответствовал его ангельски кроткому выражению. Пепельно-белокурые волосы ниспадали на шею и лоб. Она была в белой  тунике, небрежно перевязанной поясом на талии, тонкой и гибкой, как у нимфы, Вся фигура этой молодой особы, облик которой я только что набросала, таким чарующим образом выделялся из глубины комнаты с колоннами,  обитой розовым газом с серебром, что я воскликнула: "Да это Психея!" То была великая княгиня Елизавета, супруга великого князя Александра..."
Художница написала портрет великой княгини, изобразив ее в полный рост. За несколько дней до смерти императрица Екатерина посмотрела изображение и осталась довольна работой художницы.
6 ноября 1796 года в 21 час 45 минут императрица Екатерина Великая скоропостижно скончалась.
 Началось короткое, драматическое царствование императора Павла I. Преисполненный добрыми намерениями сделать своих подданных счастливыми,  Павел всегда  стремился быть справедливым  монархом. Увы, именно благим пожеланиям чаще всего приходится служить брусчаткой на дороге, ведущей в ад...
"Как тяжело начинается новый порядок жизни! - писала Елизавета Алексеевна матери. - Вы не можете себе представить, какая сделалась ужасная пустота, до какой степени все, кроме "Их Величеств", поддались унынию и горести. Меня оскорбляло то, что Государь почти не выражал скорби по кончине матери
Новый император требовал, чтобы Александр с женой постоянно бывали в его дворце в Гатчине.  Обстановка при Дворе  стояла гнетущая, тяготившая великую княгиню. Она писала матери: "... нужно всегда склонять голову под ярмом; было бы преступлением дать вздохнуть один раз полной грудью. На этот раз все исходит от Императрицы, именно она хочет, чтобы мы все вечера проводили с детьми и их Двором, наконец, чтобы и днем мы носили туалеты и драгоценности, как если мы были в присутствии Императора и придворного общества, чтобы был "Дух Двора" - это ее собственное выражение".
Спустя шесть лет после бракосочетания у Александра и Елизаветы родилась первая дочь. Это важное событие произошло 18 мая 1799 года. Девочка, названная в честь свекрови, Марией,  прожила всего чуть более года. 27 июля 1800 года она скончалась.  Рождение девочки придворные сплетники тотчас связали с именем князя Чарторыйского.  Первым желанием императора Павла было немедленно выслать  Чарторыйского из столицы в один из провинциальных армейских полков, однако графу Ростопчину удалось убедить царя, что такое решение лишь даст почву для  досужих разговоров и дело ограничилось тем, что князя назначили посланником к королю Сардинии.
Зато перед невесткой  Павел не стал вскрывать своего раздражения. Он  неожиданно вошел в кабинет Елизаветы Алексеевны и молча уставился на нее. После долгой паузы,  император стремительно вышел из комнаты. В течение трех месяцев он не произнес не единого слова с Елизаветой, терявшейся в догадках, чем она могла навлечь на себе гнев императора.
Оскорбленная подозрениями и холодностью Павла, Елизавета замкнулась в пределах детской комнаты,  стараясь как можно меньше принимать участия в интересах Двора. Вследствие натянутости отношений с императрицей Марией Федоровной и великой княжной Екатериной Павловной, Елизавета Алексеевна чувствовала себя одинокой в царской семье, и, по словам современников, "печать грусти легла на ее образ". Она много читала, имела особенную склонность к изучению языков. Одаренная восхитительным голосом, она имела и особый дар рассказывать;  Александр не раз говорил, что, не имея времени много читать, он обязан супруге  исчерпывающими  сведениями обо всех любопытных литературных новинках.
                х х х
11/23 марта 1801 года на ужин в недавно построенном Михайловском замке собралась императорская фамилия и несколько приближенных. Царь был оживлен, восхищался новым фарфоровым сервизом с видами дворца. Взглянув на себя в зеркало он со смехом сказал графу Ланжерону: "Посмотрите, какое смешное зеркало; я вижу себя в нем с шеей на сторону".
    Ужин закончился в половине десятого. Император вышел из комнаты ни с кем не попрощавшись, сказав только: "Чему быть, того не миновать..."  В ту же ночь он был  зверски убит в собственной спальне группой полупьяных заговорщиков. "Батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при мне будет,  как при бабушке!", - объявил  новый  император Александр Павлович.
Елизавета Алексеевна была потрясена происшедшим преступлением. Спустя два дня она написала большое письмо, адресованное матери, в котором подробно описывает трагедию, разыгравшуюся в Михайловском замке.
"Петербург 13(25) марта 1801.
Дорогая матушка! Начинаю свое письмо, хотя наверное, еще не знаю, скоро ли оно пойдет. Сделаю все, что возможно, чтобы отправить к вам эстафету сегодня вечером; очень боюсь, как бы вы не узнали об этом событии раньше, чем получите мое письмо, и знаю, как вы будете тревожиться.
Теперь все спокойно, ночь же с третьего дня на вчера была ужасна. Случилось то, что можно было давно ожидать: произведен переворот, руководимый гвардией, т.е. вернее офицерами гвардии. В полночь они проникли к Государю в Михайловский дворец, а когда толпа вышла из его покоев, его уже не было в живых. Уверяют, будто от испуга с ним сделался удар; но есть признаки преступления, от которого все мало-мальски чувствительные души содрогаются; в моей же душе это никогда не изгладится.
Вероятно, Россия вздохнет после 4-летнего гнета и, если бы Император кончил жизнь естественной смертью, я, может быть, не испытывала бы того, что испытываю сейчас, ибо мысль о преступлении ужасна. Вы можете себе представить состояние императрицы: несмотря на то, что она не всегда с ним была счастлива, привязанность ее к Государю была чрезвычайная.
Великий князь Александр Павлович, ныне Государь, был совершенно подавлен смертью своего отца, то есть обстоятельствами его смерти: чувствительная душа его будет этим навсегда растерзана.
Дорогая матушка, постараюсь передать вам некоторые подробности того, что я запомнила, ибо ночь представляется мне теперь тяжелым сном. Невозможно дать вам отчет в шуме и криках радости, доносившиеся до нас и до сих пор раздающиеся у меня в ушах.
Я была у себя в комнате и слышала одни крики ура. Вскоре после того входит ко мне великий князь и объявляет о смерти своего отца. Боже! Вы не можете себе представить нашего отчаяния. Никогда я не думала, что это будет мне стоить столь ужасных минут. Великий князь едет в Зимний дворец в надежде увлечь за собой народ; он не знал, что делал, думал найти в этом облегчение. Я поднимаюсь к императрице; она еще спала, однако воспитательница ее дочерей пошла подготовить ее к ужасному известию. Императрица сошла ко мне, с помутившимся разумом, и мы провели с нею всю ночь следующим образом: она - перед закрытой дверью, ведущей на потайную лестницу, разглагольствуя с солдатами, не пропускавшими ее к телу Государя, осыпая ругательствами офицеров, нас, прибежавшего доктора, словом всех, кто к ней подходил (она была как в бреду, и это понятно). Мы с Анной* умоляли офицеров пропустить ее, по крайней мере, к детям, на что они возражали нам то будто бы полученными приказами (Бог знает от кого: в такие минуты все дают приказания), то иными доводами. Одним словом, беспорядок царил как во сне. Я спрашивала советов, разговаривала с людьми, с которыми никогда не говорила. И, может быть, никогда в жизни не буду говорить, умоляла императрицу успокоиться, принимала сотни решений. Никогда не забуду этой ночи!
Вчерашний день был спокойнее, хотя тоже ужасный. Мы переехали, наконец, сюда, в Зимний дворец, после того как императрица увидела тело Государя, ибо до этого ее не могли убедить покинуть Михайловский дворец. Я провела ночь в слезах то вместе с прекрасным Александром, то с императрицей. Его может поддерживать только мысль о возвращении благосостояния отечеству; ничто другое не в силах дать ему твердости. А твердость ему нужна, ибо, великий Боже, в каком состоянии получил он империю!
Мне приходится сократить свое письмо, так как добрая императрица благоволит искать утешение в моем обществе; я провожу у нее большую часть дня; кроме того, г-жа Пален, муж которой сейчас отправляет эстафету, сидит у меня и ждет моего письма.
Я вполне здорова, все эти волнения совсем не отозвались на мне, только голова еще не пришла в порядок. Приходится думать об общем благе, чтобы не впасть в уныние при мысли об ужасной смерти, какова бы она ни была, естественная или нет. Все было бы тихо и спокойно, если бы не общее, почти безумное ликование, начиная с последнего мужика и кончая всей знатью. Очень грустно, но это не должно даже удивлять. Ах, если бы эта перемена могла мне дать надежду снова вас увидеть! Нужно переждать первое время и, если на это достанет у меня жизни, главнейшее препятствие устранено. Но, увы! мысль быть обязанной своим спокойствием преступлению не вмещается в моем уме и сердце. Никак не кончу письма: давно я не говорила с вами на свободе. Прощайте, обожаемая матушка, целую ручки батюшке, свидетельствую свое почтение дедушке, а вас неизъяснимо люблю".
* Анна Федоровна, великая княгиня, урожденная принцесса Саксен-Кобургская, жена великого князя Константина Павловича.
           х х х
    Люди никогда не бывают довольны существующим правительством  или государем, легкомысленно забывая, что каждый последующий властитель почти всегда  становится также нелюбим, как и  предыдущий.  Исключения, только подтверждают правило.  Вступивший на престол Александр I, казался именно таким редким исключением: новый император, в отличие от своего отца, был молод, красив   и доброжелателен.    
Народ ликовал при известие о смерти бывшего монарха, как при сообщении о победе над грозным супостатом. Немедленно на улицах явились дотоле бывшие в запрете цилиндры, фраки, сапоги с отворотами; незнакомые люди  обнимались и поздравляли друг друга с новым царем.  Казалось, что раньше положенного наступил день Светлого Воскресенья. Один из убийц царя, Платон Зубов, на другой вечер после покушения устроил в своем доме попойку, на которой объявился во всем запрещенном:  во фраке и жилете из трехцветной материи. Вдрызг пьяный, иссиня-бледный, он сквернословил, похваляясь собственной доблестью, с которой нанес роковой удар золотой табакеркой в висок своему императору.
    Но были и другие настроения. Князь Кочубей делился в приватном письме переживаниями: "Желать перемены было каждому естественно,  и никто  оной более меня не желал, но насилие такого роду, каковое сказывают, было должно быть как гнусно,  так и опасно для переду".  Жаль, что здравомыслящие люди всегда, во все времена, оказываются в меньшинстве и не у дел...
Сам Александр I тяжело переживал смерть отца и свое восшествие на престол. "Я не могу исполнять обязанности, которые на меня возлагают, - сказал он жене. - Могу ли я царствовать? Не могу. Предоставляю мою власть тому, кто ее пожелает".
Елизавета Алексеевна пыталась успокоить и ободрить Александра: "Она  умоляла его быть энергичным, посвятить себя всецело счастью своего народа и в данную минуту смотреть на свою власть, как на искупление".
                х х х
Первые годы царствования Александра I прошли для Елизаветы Алексеевны в  постоянной заботе о супругу, поддержке его  духа. Между ними установились теплые,  доверительные  отношения. По словам великого князя Николая Михайловича: "Как и Александр, Елизавета ненавидела всякий этикет и церемонию;  она любила жить просто и тогда получала полное удовлетворение".  По воспоминаниям фрейлины императрицы княгини Софьи Мадатовой: "Вкусы императрицы были до крайности просты, она никогда не требовала  даже самых пустячных вещей для убранства своих комнат, даже не приказывала никогда приносить  цветы и растения; однако надобно заметить, что это делалось ею отнюдь не из равнодушия к этим предметам, а единственно из желания никого не беспокоить. Любимейшими ее удовольствиями были морские купания и верховая езда..."
Елизавету Алексеевну продолжала оставаться  одной из самых обворожительных  женщин Европы, чести написать ее портреты добиваются лучшие европейские художники.
О красоте императрицы говорили не только художники  -  самые обычные, простые  люди восторгались  прелестной внешностью императрицы.  "Жена Александра Павловича была красоты неописанной, совершенно ангельское лицо", - бесхитростно восторгалась московская барыня Елизавета Янькова, делясь с внуками  своими воспоминаниями.
"Трудно передать всю прелесть императрицы: черты лица ее чрезвычайно тонки и правильны: греческий профиль, большие голубые глаза,  правильное  овальное очертание лица и прелестнейшие белокурые волосы, - писал в ту пору один  саксонский дипломат. - Фигура ее изящна и величественна, а походка чисто воздушная. Словом, императрица, кажется, одна из самых красивых женщин в мире.  Характер ее должен соответствовать этой приятной наружности. По общему отзыву, она обладает весьма ровным и кротким характером; при внимательном наблюдении в выражении ее лица заметна некоторая меланхолия...  Общественная жизнь императрицы так же проста, как и жизнь ее августейшего супруга. Чтение, прогулки и занятия искусствами наполняет ее досуг".
От внимательного взгляда дипломата не укрылась тень грусти и меланхолии на лице императрицы.  Увы, причин для этого со временем становилось все больше.
Как нередко случается  в жизни любой семьи  радостные дни, порой сменяются годами, наполненными тягостными событиями и переживаниями. Вскоре после восшествия на престол Александра,  из  Германии пришло горестное сообщение: в результате несчастного случая погиб ее отец маркграф Карл-Людвиг Баденский.
 Но главная беда состояла в том, что, начиная с 1803 года,  отношения  между Александром и Елизаветой становятся все более прохладными. В первую очередь это связано с новой влюбленностью Александра в графиню Марию Антоновну Нарышкину, красивую, но недалекую и пустую светскую даму.  Интимная связь царя и жены обер-егермейстера, длившаяся долгие годы и не скрывавшаяся при Дворе, несомненно, оскорбляла в Елизавете Алексеевне чувства  женщины и достоинство императрицы.  Императрица знала, что от Нарышкиной Александр имел дочь Софью, родившуюся в 1807 году.  Едва забеременев,  графиня поспешила поделиться новостью с законной супругой своего любовника.
"Я говорила Вам, любезная Мама, что впервые она (госпожа Нарышкина) имела глупость сообщить мне первой о своей беременности, столь ранней, что я при всем желании ничего бы не заметила. Полагаю, что для  такого поступка надо обладать бесстыдством, которого я и вообразить не могла. Это произошло на  балу, тогда еще ее положение не было общеизвестным фактом, как ныне, я говорила с ней, как со всеми прочими, спросила о ее здоровье, она пожаловалась на недомогание: "По-моему, я беременна". Как вы находите, Мама, каким неслыханным бесстыдством надо обладать?! Она прекрасно знала, что мне небезызвестно, от кого она могла быть беременна. Не знаю, к чему это приведет и чем кончится, но знаю только, что я не стану убиваться из-за особы, которая того не стоит, ведь ежели я до сих пор не возненавидела людей и не превратилась в ипохондрика, то это просто везение".
х х х
3 ноября 1806 года у Елизаветы Алексеевны родилась вторая дочь, названная как и мать Лизой. Был издан соответствующий случаю царский манифест, с Петропавловской крепости дан пушечный салют, но в императорской семье радостное  событие было воспринято более чем прохладно. К тому были причины. Сам Александр I не раз заявлял матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне и своим наиболее близким людям, что давно не имеет супружеских отношений с женой. Он признался, что во время крещения второй дочери он чувствовал себя весьма двусмысленно и, что  проявлял мало внимания к новорожденному ребенку, лишь испытывая огромное облегчение от мысли, что это была девочка, а не мальчик, который должен был бы стать наследником русского престола.
Многие историки рождение второй дочери императрицы Елизаветы Алексеевны связывают с именем кавалергардского  ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова.  Именно о драматической  истории любви  императрицы и гвардейского  офицера  рассказывал в "тайной" главе трехтомной биографии Елизаветы Алексеевны великий князь Николай Михайлович.
Алексей Охотников происходил из рода богатых воронежских помещиков.  Он родился в 1780 году, и в двадцать один год, как и положено было каждому русскому дворянину, вступил в воинскую службу эстандарт-юнкером, избрав один из  самых престижных и дорогих полков русской гвардии - Кавалергардский.  Уже через четыре месяца  Охотникова производят в офицеры - он становится корнетом, спустя всего два года - поручиком и полковым казначеем, а в марте 1806 года его производят в штабс-ротмистры.
Молодой кавалергард был хорош  собой,  неглуп и  остроумен. Благодаря привилегированному положению Кавалергардского полка и своим связям Охотников становится известен в свете, часто бывает  на балах и приемах. Надо признать: штабс-ротмистр не совершил подвигов на поле брани и не стяжал воинской славы,  оставаясь во время похода в тылах действующей русской армии. Это обстоятельство в немалой степени послужило тому, что его самолюбие,  легко уязвляемое в военной среде, подтолкнуло молодого офицера к поступкам, способным поднять его авторитет среди товарищей по полку. Он выбрал путь покорителя женских сердец и  немало преуспел на этом многотрудном  поприще. Достаточно сказать, что среди его побед числилась  замечательная красавица того времени Наталья Загряжская - будущая теща А. С. Пушкина. Княгиня Е. А. Долгорукова вспоминала: «В молодости Наталья Ивановна являлась при дворе и по красоте своей была замешана в какую-то историю: в нее влюбился некто Охотников, в которого была влюблена императрица Елизавета Алексеевна, так что тут была ревность». Поведение кавалергардского штабс-ротмистра никого не удивляло,  и уж тем более не возмущало, -  оно скорее было нормой, нежели исключением в том светском кругу, в котором он вращался.
Но начало XIX столетия - время не только  блестящих балов и куртуазных историй, но и эпоха глобальных войн, когда вся Европа полыхала пожарищами наполеоновских войн.  Вовлеченный в борьбу с Францией, Александр покинул в сентябре 1805 года Петербург, отправляясь в злополучный Аустерлиц.  Вся русская гвардия находилась в походе. В столице оставались лишь немногие офицеры, занятые по службе обеспечением тыловых хозяйственных и финансовых дел.
Великий князь Николай Михайлович считал, что знакомство Елизаветы Алексеевны и Охотникова состоялось в то время, когда армия уже вышла в поход.  Их взгляды случайно встретились, и  сердце молодой женщины дрогнуло,  она испытала чувство, которое давно уже не волновало ее душу: она полюбила. Случается, что и богини спускаются на грешную землю...
  х х х
Записки, дневники главных действующих лиц этой истории, которые остались после них, были сожжены императором Николаем I.  Однако, по словам великого князя Николая Михайловича, тот имел неосторожность показать эти записки  своей жене - императрице Александре Федоровне, а та переписала наиболее поразившие ее воображение любовные письма в свой дневник, сохранившийся для потомства. Не будь  этих свидетельств  - тайная любовь императрицы Елизаветы Алексеевны канула бы в вечность, не оставив никакого следа в истории, подобно тому как затихают круги на воде после брошенного камня...
"По нашему разумению, это кратковременное увлечение императрицы нисколько не умаляет ее симпатичного облика, - разумно писал великий князь Николай Михайлович. - Напротив того, увлечение  это, столь страстное, более чем понятно. Ведь государыня была женщина и притом молодая, неопытная, выданная замуж 14 лет от роду: жизни она не знала и знать не могла. Оставленная мужем, она наглядно, чуть не ежедневно видела его измену и постоянно встречала предмет его любви - лукавую Марию Антоновну...  Было от чего впасть в отчаяние и раздражение. И как часто бывает в таких случаях, в это самое время подвернулся молодой кавалергард, который влюблено смотрел на Елизавету".
Однажды их взгляды встретились,  сердце молодой женщины дрогнуло, и она ощутила чувство, которое давно уже не волновало ее душу: она полюбила...
В дневниках  императрицы Александры Федоровны  сохранилась  история этой любви, однако прочитанная  не с пониманием и прощением, а скорее,  с осуждением и пристрастием - теми чувствами, которые не могла не испытывать  верная супруга и примерная мать многочисленного семейства к безнравственному, по ее мнению, поступку своей старшей родственницы и подруги.
"4/16 июля 1826.
Если бы я сама не читала это, возможно, у меня оставались бы какие-то сомнения. Но вчера ночью я прочитала эти письма, написанные Охотниковым, офицером-кавалергардом, своей возлюбленной, императрице Елизавете, в которых он называет ее "моя маленькая женушка", мой друг, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя", и т.д. Из них видно, что каждую ночь, когда не светила луна, он взбирался в окно на Каменном острове или же в Таврическом дворце, и они проводили вместе 2-3 часа. С письмами находился его портрет, и все это хранилось в тайнике, в том самом шкафу, где лежали портрет и памятные вещи ее маленькой Елизы, - вероятно, как знак того, что он был отцом этого ребенка. Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы он уберег меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность - и все пойдет дальше и дальше, непостижимым для нас образом.
"Дорогая Элиза, позволь мне дать тебе один совет, а вернее, не откажи в небольшой просьбе: не меняй время твоей прогулки, это сможет показаться странным и встревожит Императора.  Вспомни, что он тебе говорил  намедни".
В другом месте написано: "Не беспокойся, часовой меня не видел, однако я поломал цветы под твоим окном", затем идут чудовищные любовные заверения: "Если я тебя чем-то обидел, прости - когда страсть увлекает тебя целиком, мечтаешь, что женщина уступила бы нашим желаниям, отдала все, что более ценно, чем сама жизнь". ( перев. с французск.) Чувствуется, что он испытывал настоящую страсть; он любил женщину, а не императрицу; он обращается к ней на "ты", называет ее своей женой,  потому что уже привык к этому и не может смотреть на нее иначе. Он говорит о назначенном свидании, мечтает, чтобы ночь была безлунной, так как только в темноте он может отважиться забираться по стене. Однажды он заболел и был вне себя, что не придет к ней. По-видимому,  передавала письма и была посредницей некая М. Когда императрица еще носила свою Елизу, он умер в страшных мучениях; она узнала об этом, и в то время по ней действительно было видно, как тяжело она страдает и скорбит, о чем  рассказывала мне императрица-мать".
Как часто мы в житейской суете произносим слова Евангелия: "Не судите, да не судимы будете", и как часто мы забываем их, как только дело доходит до поступков наших близких...  Но если убрать осуждающие акценты в рассказе Александры Федоровны, то восстает из небытия  очень красивая и трогательная история любви двух молодых людей, сумевшая преодолеть немало препятствий и, сумевших доказать  друг другу искренность своих чувств. 
Кроме дневников императрицы Александры Федоровны, сохранился еще один достоверный  источник, повествующий о романе Елизаветы Алексеевны - записки статс-секретаря императрицы Марии Федоровны действительного тайного советника Григория Ивановича Вилламова, которому вдовствующая императрица во всех подробностях поведала любовную интригу своей невестки. Примечательно, что она не забыла и давнюю историю, связанную с темноволосою дочерью Елизаветы Марией, якобы рожденной от князя Чарторыйского. Великий князь Николай Михайлович, нашедший эти записи Вилламова, удивлялся: «Прочтя то, что записал Вилламов, недоумеваешь, для чего и для кого понадобилось такое откровение императрицы-матери. Зачем эта неуместная болтливость с человеком, хотя и преданным ей, но чужим для ее семьи».
Заметим, что сплетничала Мария Федоровна со своим секретарем в 1810 году, когда отношения Александра I и Елизаветы стали постепенно восстанавливаться.
Итак, рассказ Марии Федоровны в записи действительного тайного советника:
«Вторник, 4 июня 1810.
Императрица вызвала меня к 13 часам и извинилась за беспокойство.  Затем мы обсудили болезнь дочери императора (Зинаиды, дочери г-жи Нарышкиной), состояние которой императрица находит плохим, практически безнадежным. По этому поводу императрица много жаловалась на императора, говорила, что, безусловно, эта связь достойна порицания, но было бы странно порицать его за привязанность к его детям. она сказала, что императрица Елизавета могла бы порвать эту связь, что у ней были возможности для этого, что она сама впоследствии упрекала себя за слабость, Что, возможно, она льет горькие слезы, но, что она все-таки резко обошлась с императором, что виноваты они оба и вот, что значит женить детей так рано; что она увещевала в свое время императрицу Екатерину и говорила ей, что это не приведет ни к чему хорошему.
Среда, 5 июня 1810.
Я был на дежурстве. Беседа вновь шла о болезни дочки императора, и опять императрица заговорила об императрице Елизавете, похвалила ее за ум, однако сказала, что ее есть за что упрекнуть, и она безусловно сейчас от этого страдает, но что это была ее собственная ошибка; что она нашла в себе силы порвать эту связь и что даже теперь она могла бы вернуть императора, если пойдет на примирение с ним, но что она жестоко оскорбила его, что с самого начала она была настроена против него; что, когда он подходил к ней, чтобы обнять или поцеловать, она грубила ему; что, наконец, безнаказанно нельзя отталкивать своего мужа; что император полон уважения и внимания к ней, что у ней большая власть над ним, например, такие слова: «Этого хочется моей жене», «таково пожелание моей жены» и т. д., являются для него руководством к действию; что она плохо с ним обращалась, что, несмотря ни на что, они нравятся друг другу, что если бы императрица Елизавета вышла замуж не раньше 20-ти лет от роду, а то и позже (4), то они были бы оба бесконечно счастливы; что, в конце концов, они оба полностью виноваты, но, что император был вынужден искать связи на стороне, что Елизавета могла бы этому помешать, что император все ей рассказал, рассказал о своих детях, что она все знает. Я позволил себе предположить, что его откровенность, возможно, имела целью заставить императрицу как-то по-другому реагировать. «О! - воскликнула она, - на нее это никак не подействовало!»
Боже мой! Несмотря на уверения Ее Величества, я думаю, что несчастная женщина натерпелась горя, выслушивая подобные откровения, и я хорошо могу представить, до чего  противны ей стали ласки этого человека при мысли, что, может быть, пять минут назад он дарил еще более нежные ласки другой...
Понедельник, 26 сентября 1810.
Я встал в половине десятого и увидел, что сад весь покрыт снегом, не спешившим таять, несмотря на яркое солнце. Я оделся и направился во дворец...
Наконец я был вызван, и работа началась с просмотра бумаг и писем... Она (Мария Федоровна) расспросила меня о городских новостях и о том, что говорят об императрице Елизавете. Услышав в ответ, что я не слышал ничего кроме хорошего, она помолчала, и после туманных рассуждений о том, что Елизавета была неверна императору, поговорив о благородстве императора, который все ей простил, призналась, несмотря на мое сопротивление и нежелание слышать ничего плохого об императрице Елизавете, что двое детей императрицы Елизаветы были не от императора; что касается первого, были еще сомнения и она хотела этому верить, несмотря на черные волосы девочки, привлекшие внимание покойного императора, однако, что касается второго, она полностью ошибалась, она приняла его за ребенка императора, хотя последний признавался, что не был близок с императрицей. Она полагала, что из- за ложного стыда он не захотел сознаться. После смерти малышки она узнала из беседы с ним, что это был результат второй измены императрицы. Она призналась затем, что Елизавета была в интимной связи с офицером из кавалергардов Охотниковым, что этот человек, по слухам, очень красивый, умер во время родов императрицы и что именно из-за этого ей было так плохо; что поэтому ей никогда не было понятно поведение императора в отношении этого ребенка, его холодность к нему и его матери, которую она всегда ставила ему в упрек, но что он признался во всем лишь после смерти ребенка, что в свое время она не могла понять некоторых выражений, вырывавшихся из уст императора, в которых  намекалось на истинное положение вещей: что он спросил у нее, как определить ребенка и что она ответила, что по традиции девочка стояла выше своих сестер, но после братьев, так как была признана его дочерью (5); что во время крещения император признавался, что чувствовал себя весьма двусмысленно; что поначалу он проявлял мало внимания к новорожденному ребенку, но обрадовался, что это была девочка; что императрица Елизавета, признавшись императору в своей беременности, решила уйти, что император проявил по отношению к ней максимум благородства; что еще после первой неверности он захотел близости с ней, но она не захотела, очевидно, полагая, что она не заслужила этого, что теперь она сама захотела этого, однако он передумал, что она твердо убеждена, что больше измен не будет, если судить по поведению императрицы Елизаветы; но что император очень несчастен, так как весь мир сваливает всю вину на него, не зная истинного положения вещей...»
Дневник Вилламова, пораженного откровениями вдовствующей императрицы, содержит любопытные детали, заставляющие в чем-то задуматься над, казалось бы, очевидными вещами. Конечно, Мария Федоровна изначально невзлюбила невестку, насильно навязанную Екатериной II.  Как мы уже говорили, в немалой степени причиной этой неприязни послужил и тот факт, что Елизавета была племянницей первой жены Павла Петровича. Можно не сомневаться, что если бы право выбора невесты сыну принадлежало Марии Федоровне, то кандидатура ни одной из  принцесс Баденских даже не рассматривалась бы. 
Но значительно интереснее, чем сварливое брюзжание стареющей императрицы,  другое ее признание, адресованное прямо в приемную психоаналитика. Речь идет о взаимных признаниях Елизаветы и Александра. Он делится интимными подробностями о своих любовных переживаниях, рассказывает жене о детях, рожденных не от нее. Елизавета, в свою очередь, признается в близости с Охотниковым, говорит о  своей беременности. В этих откровениях не присутствует элемент мести:  ни Александр, ни Елизавета не желают нарочно сделать друг другу больно, отомстить за собственное  оскорбленное самолюбие, повернуть нож в ране. Скорее природа этих исповедей лежит в высочайшей степени взаимного доверия, более присущего близким друзьям, родственникам, чем возлюбленным. Эту точку зрения подтверждает свидетельство человека, близко знавшего Елизавету Алексеевну – ее фрейлины С. Шуазель-Гуфье: «Уверяли, что императрица Елизавета уже не любила Александра; но я убеждена в обратном. Несколько вырвавшихся  у нее слов, ее голос, звучавший особенно нежно, когда она говорила о нем, - все доказывало мне, что я не ошиблась… Наконец, смерть Елизаветы доказала, что она никогда не переставала любить Александра, так как она не могла пережить его, и что все ее надежды, так же  как и единственное желание, заключалось в том, чтобы соединиться с ангелом, которого она оплакивала».
Любовь нередко балансирует на самом острие бессознательного.  Как совершенно справедливо заметила Мария Федоровна,  они оба виновны друг перед другом в измене, и своими искренними исповедями (не теряющими от того садомазохистского акцента),  супруги, пусть и неосознанно, пытаются просить взаимного прощения, оставляя тем самым шанс на дальнейшее примирение.
х х х

Если, что и удивляет в романе императрицы и кавалергарда, так это искусство, с которым им удавалось сохранить свою тайну от окружающих. Никто из придворных или  сослуживцев Охотникова не догадывался об отношениях этих столь далеких по своему социальному положению людей. Знали о связи лишь самые близкие и заинтересованные лица. По мнению Николая Михайловича, определенно знал о любовной интриги императрицы младший брат Александра I - цесаревич Константин Павлович.  Желая  оградить брата от оскорбительных  намеков и слухов, цесаревич решил положить конец этой истории.  А что может быть проще в подобных  случаях, чем услуги наемного убийцы?
Поздно вечером 4 октября 1806 года, когда Алексей Охотников выходил из Большого театра к нему приблизился неизвестный и нанес удар кинжалом в грудь. Его привезли в карете домой, и положили в кровать. Вскоре появился врач, перевязавший рану и обнадеживший надеждой на выздоровление.  Но тогдашняя медицинская наука находилась только  на этапе своего становления:  надежных средств и методов лечения  подобных ранений  еще не существовало.  Законы асептики, антисептики, искусство лечения гнойных ран, эффективные лекарственные средства  будут открыты много позже. А в ту эпоху лечили пиявками, кровопусканием, в лучшем случае, обезболивающими средствами...
Состояние больного ухудшалось, и врачи признались в своей  беспомощности.  Охотников с мужеством выслушал приговор и  попросил бумагу и перо, чтобы написать последнее письмо своей  возлюбленной.  Это послание дошло до адресата.
Елизавета Алексеевна была потрясена и решилась на поступок, свидетельствующий о  мужестве этой незаурядной женщины. Она тайно приезжает в дом Охотникова, чтобы проститься с любимым человеком.
Великий князь Николай Михайлович приводит в своей "тайной" главе выдержки из записок гувернантки, жившей в доме Охотниковых: "Доктор вышел встретить ее, но быстрее молнии Елизавета уже оказалась у кровати больного. Ее рука погладила голову молодого человека, в то время как потоки слез окропили его лицо. Они оба заплакали, обрывочные слова сквозь рыдания были свидетельствами их общей муки. В последнем усилии молодой человек схватил ее руку и покрыл жгучими поцелуями, в то время как, склонившись над ним в порыве глубокого отчаяния, Елизавета видела лишь милые черты, искаженные страданием, мертвенную бледность, просвечивающую сквозь румянец от жара, и ужасную уверенность в том, что родное существо должно покинуть ее навсегда..."
30 января 1807 года  Алексей Охотников умер. Его похоронили в Александро-Невской лавре на Лазаревском кладбище.  Спустя полгода на могиле возлюбленного  Елизавета Алексеевна поставила мраморное изваяние,  изображавшее  плачущую женщину на скале с урной, рядом находится разбитое молнией дерево.  Этот памятник сохранился до наших дней. С трудом на нем еще можно разобрать слова: "Здесь погребено тело кавалергардского полку Штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося  генваря 30 дня 1807 года, на 26 году от рождения".
Никакого следствия по делу ранения офицера элитного полка заведено не было, лишь цесаревич Константин Павлович, командовавший войсками гвардии, распорядился выяснить, "действительно ли он к службе неспособен, а что по тому окажется, мне донести". В публике ходили разговоры о тайной дуэли, но и они после смерти Охотникова вскоре стихли.
"Единственный, первый и последний роман был глубоко драматичен и навеки сломил женщину, которая в душе носила скорбь до гроба", - считал Николай Михайлович. 
Елизавета Алексеевна осталась вновь одна, а через год и три месяца  ее постигнет новое горе - смерть ее дочери Лизы.   
"Дочь императрицы стала предметом ее страстной любви и постоянным занятием, -  писала в воспоминаниях графиня Головина. - Ее уединенная жизнь стала счастьем для нее. Как только она вставала, она шла к своему ребенку и почти не расставалась с ним по целым дням. Если ей случалось не быть дома вечером, никогда она не забывала, возвращаясь, зайти поцеловать ребенка. Но счастье продолжалось только восемнадцать месяцев. У княжны очень трудно резались зубы. Франк, доктор Его Величества, не умел лечить ее. Он стал давать ей укрепляющие средства, что только увеличило раздражение. С ней сделались судороги. Был созван весь факультет, но никакие средства не могли ее спасти".
Девочка умерла 30 апреля 1808 года. По жестокой прихоти судьбы, в тот же день пришло известие о смерти младшей сестры Елизаветы Алексеевны принцессы Брауншвейгской.
х х х
На долгие годы Елизавета Алексеевна уходит в тень общественной и светской жизни, появляясь на публике лишь на церемониях, предписанных  придворным этикетом.  Почести, полагающиеся царствующей императрице, по большей части доставались ее свекрови - вдовствующей императрице Марии Федоровне - личности во многом  уступающей своей невестке в привлекательных чертах характера, но, несомненно,  превосходящую  ее силой воли, честолюбием, желанием повелевать, нравиться окружающим и имевшей большой влияние на старших сыновей - Александра I и цесаревича Константина Павловича.
После первых войн с Францией, особенно же с началом Отечественной войны  1812 года, когда  армии  Наполеона вторглись в Россию и захватили Москву, Елизавета Алексеевна совершенно отказалась от внешних почестей и блеска, посвящая все свое время делам благотворительности.  Несмотря на настояния Александра I,  Елизавета Алексеевна отказывалась получать пенсион в миллион рублей, который полагался ей как императрице, оставив себе 200 тысяч  рублей. Но и из этих денег на туалет и  собственные нужды она  расходовала не более 15 000 рублей в год, все же остальное шло на пособия нуждающимся.
В отличие от вдовствующей императрицы и цесаревича Константина Павловича, Елизавета Алексеевна оказалась стойкой и последовательной сторонницей русской партии, требовавшей вести войну до победного конца, противница заключения мира с Наполеоном. "Надо, подобно нам, - писала она во время наступления Наполеона на Москву, - видеть и слышать ежедневно о доказательствах патриотизма, самопожертвования и героической отваги, проявляемых всеми лицами военного и гражданского сословий... О, этот доблестный народ наглядно показывает, чем он является в действительности и что он именно таков, каким издавна его считали люди, принимавшие его, вопреки мнению тех, которые упорно продолжали считать его народом варварским".
Под  покровительством императрицы Елизаветы Алексеевны и ее деятельном  участии, возникло женское Патриотическое общество. В задачи нового общества входила раздача пособий, размещение бедных и раненных по бесплатным больницам, обучение сирот за счет казны различным ремеслам и профессиям. Патриотическое общество имело свое училище для воспитания дочерей офицеров, павших на полях сражений.
Когда в начале 1813 года  Александр I принял решение отправиться в армию,  начавшую заграничный поход, Елизавета Алексеевна хотела сопутствовать мужу, но трудности похода заставили ее задержаться в дороге.  В 1815 году она присутствовала на знаменитом  Венском  конгрессе,  на котором собрались главы всех европейских государств.  Здесь, она вновь ощутила себя  императрицей великой державы,  одержавшей победу над грозным противником.  «К великому изумлению моему,  императрица вовсе не тяготилась такою жизнью, - искренне удивлялась графиня Р. Эдлинг. - Благородное и трогательное впечатление, производимое ее наружностью, а также чрезвычайная простота в наряде (в чем выражался изящный вкус как ее, так и государя) пленяли иностранцев и удивляли венских жителей...»  Елизавета Алексеевна писала в Петербург великим князьям Михаилу и Николаю: «Карнавал здесь закончился вчера и, хотя танцевали со дня открытия конгресса, то есть четыре месяца, но последние дни были отмечены какой-то танцевальной лихорадкой».
Однако настроение государыни не раз омрачалось поведением супруга. Казалось, на него накатила новая волна эротомании. Сдержанный и скрытный  в обращении с царственными персонами, император становился удивительно мил и любезен при встречах с красивыми женщинами, в избытке заполнявшими в эти месяцы австрийскую столицу. По Вене бродила шутка, сказанная каким-то острословом: «Король Дании пьет, король Вюртюмберга ест, король Пруссии думает, русский император любит, а император Австрии платит».
Александр завладел симпатией герцогини Доротеи Саган, он  увлечен «добродетельной красавицей» Габриель  Ауэрсперг,  кокетничает с графиней Софи Зичи;  танцует с  княгиней Эстергази и засыпает комплиментами принцессу Леопольдину Лихтенштейн.  Его родная сестра великая  княгиня Екатерина Павловна ревнует брата к  княгине Екатерине Багратион, известной беспутным поведением не меньше, чем ее убитый муж военными победами.
Опьяненный вниманием красивых женщин,  Александр все чаще забывал о собственной супруге. «Случай поместил меня между российским императором Александром и его супругой, урожденной принцессой Баденской, - писал маркиз де Кюстин. - Я принимал участие в общем  шествии, весьма смущенный тем, что невольно оказался вблизи этих августейших особ. Внезапно цепь танцующих пар по непонятной причине остановилась, музыка же продолжала звучать. Император нетерпеливо перегнулся через мое плечо и очень резко сказал императрице: «Двигайтесь же!» Императрица обернулась и, увидев за моей спиной императора в паре с женщиной, за которой он уже несколько лет открыто ухаживал, произнесла с неподражаемой интонацией: «Вежлив, как всегда!» Самодержец взглянул на меня и прикусил губу.  Тут пары двинулись вперед - танец возобновился».
          х х х
9 марта 1815 года Елизавета Алексеевна покинула Вену и, навестив по дороге мать в ее резиденции в Бруксале, уехала в Россию. В первый день зимы 1815 года императрица прибыла в Петербург. Вернувшись  в Россию, Елизавета Алексеевна продолжала вести уединенную жизнь. Французский посол Савари с некоторым удивлением замечает: "Она много занимается серьезными вещами, много читает, много рассуждает о наших выдающихся писателях, мало говорит и, в общем, производит впечатление обладательницы крайне холодного ума. За 14 лет пребывания царствующей императрицей здесь ее характер остался неизвестен даже тем, кто ее обычно видит... Она воспламеняет воображение чтением наших трагиков: это женщина, которую было бы легче покорить умом, чем сердцем. Никогда не было политических интриг при ее дворе, являющегося обиталищем обыкновенного частного лица. Я считаю императрицу Елизавету Алексеевну женщиной очень тонкой, с изощренным умом".
В круг чтения Елизаветы Алексеевны входят серьезные исторические сочинения, философские трактаты, книги по истории религии и юриспруденции. Сохранился экземпляр книги английского историка Э. Гиббона "История упадка и разрушения Римской империи", искрещенный ее пометками.  Короткие ремарки на полях страницы свидетельствуют о том, что прочитанное воспринималось императрицей с позиций общечеловеческих ценностей и наводило на глубокие философские обобщения. Ей были  близки идеалы стоической философии, утверждавшие возможность стать человеку свободным и счастливым посредством добродетели. Комментируя слова Гиббона: "Варварам присуще желание вести войны;  свободным народам - долг и любовь к Родине; Монархии - чувство чести", Елизавета Алексеевна добавляет: "Деспотическому государству - Принуждение".
Вокруг Елизаветы Алексеевны формируется узкий кружок тогдашних интеллектуалов. Прочитать императрице только что написанную историю государства Российского спешит писатель и историограф Н.М. Карамзин, великий русский поэт Александр Пушкин, ненавидевший Александра I,  посвящает императрице восторженные стихи:
На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И  силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновленный Аполлоном, Елизавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветливой красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
В советских изданиях это стихотворение было озаглавлено  «К Н. Я. Плюсковой», хотя в первой журнальной публикации оно называлось иначе: «Ответ  на вызов написать стихи в честь Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны».  Пушкинисты объясняют смысл авторского названия стихотворения  тем, что  Пушкин принялся за сочинение по просьбе  фрейлины Натальи Яковлевны Плюсковой, которая передала юному поэту пожелание императрицы видеть его стихи.
Получив поэтическое послание Пушкина, Елизавета Алексеевна просила Карамзина поблагодарить его и передала обязательный в таких случаях подарок – как правило, это были часы или перстень с вензелем августейшей персоны.
Императрица не забывала талантливого поэта и в дальнейшем. В 1820 году  над головой Пушкина стали собираться тучи, речь пошла о ссылке  поэта. Особенно напряженной стала ситуация после того, как Александру I доложили о новом пушкинском творении – оде «Вольность», где прямо говорилось о больной для  государя теме – убийстве Павла I. Пушкина вызвали к военному генерал-губернатору Петербурга М. А. Милорадовичу для дачи объяснений, на квартире поэта  произвели обыск.
Друзья Пушкина не на шутку забеспокоились. Н. М. Карамзин решился просить  Елизавету Алексеевну, с просьбой заступиться  за  поэта. Императрица очень редко обращалась к супругу  с личными просьбами, но на этот раз проявила удивительную настойчивость.

                х х х
Время неумолимо для всех - крестьянок и императриц, богатых и бедных...  В 1823 году Елизавете Алексеевне исполнилось 45 лет. Она все еще стройна, хороша сложена, но "нежный цвет ее тонкого лица пострадал от сурового климата, можно было представить себе, как очаровательна была государыня в весеннюю пору своей жизни, - писала в тот год жена французского дипломата София Шуазель-Гуффье. - Ее разговор и приемы, в которых отражалась какая-то трогательная томность и в то же время полный чувства взгляд,  грустная улыбка, захватывающий душу мягкий звук голоса, наконец, - что-то ангельское во всей ее личности - все как бы грустно говорило, что она не от мира сего, что все в этом ангельском существе принадлежит небу".
Но, подобно тому как сквозь разорвавшиеся тучи проникает луч заходящего солнца, в жизнь Елизаветы Алексеевны вернулась ее первая любовь.  Александр, казалось, вновь ощутил те юношеские переживания, которые он когда-то испытывал в Царском Селе при виде маленькой принцессы Луизы.
"Вниманию Александра к нервной, больной и впечатлительной Елизавете не было пределов; он всячески старался приласкать и утешить ее в различных печальных случаях, происшедших за последнее время в Баденской семье, и особенно, когда скончалась любимая сестра Императрицы, принцесса Амалия, так долго прожившая при русском дворе. Елизавета была весьма чувствительна к таким проявлениям нежности своего супруга, которого она не переставала обожать и считать кумиром".
В их отношениях вновь появляется доверительность и откровенность, которой они так долго были лишены. Александр постоянно делился с Елизаветой Алексеевной своими заботами и тревогами. А их накопилось не мало:  император получает информацию о готовящемся заговоре в гвардии;  его наследник - брат Константин отказывается от права наследования престола и Александр вынужден готовить тайный манифест о вступлении на трон следующего брата - великого князя Николая Павловича; в стране вспыхивают крестьянские волнения,  происходит бунт военных поселенцев;  в конце 1824 года в Петербурге произошло страшное наводнение, во время которого погибло более 600 человек, было снесено и разрушено почти четыре тысячи домов, от разгула стихии пострадали мосты, набережные, оказались размыты кладбища.
 Александр переживал и личную трагедию: накануне венчания умерла от чахотки его любимая дочь от М.А. Нарышкиной Софья. Во время ее болезни, Александр много раз рассказывал Елизавете Алексеевне о своей тревоге за ее жизнь. Узнав о ее смерти, он потрясено произнес: "Я наказан за все мои прогрешения". Елизавета Алексеевна пыталась поддержать мужа в эти тяжелые минуты.  Она давно знала девушку и с участием относилась к ней. По свидетельству современницы, императрица, встретив как-то Софью, "прижимала ее к своей груди и в детских чертах ее печально пыталась отыскать сходство с тем, кого она обожала".
В ноябре  1824 года Елизавета Алексеевна сильно заболела. В последние годы ее здоровье внушало серьезные опасения врачам. "Мы здесь уже около недели и в беспокойстве о здоровье императрицы Елизаветы Алексеевны, которая от простуды имела сильный кашель и жар,  - писал в письме Н.М. Карамзин. -Я видел государя в великом беспокойстве и в скорби трогательной: он любит ее нежно. Дай Бог, чтобы они еще долго пожили вместе в такой любви сердечной!"
6 декабря император  писал  Карамзину: "Хотя есть некоторое улучшение в здоровье жены моей, но далеко еще до того, чтобы успокоить меня. Кашель не унялся и много ее беспокоит, но что еще  важнее, мешает начать надлежащее врачевание,  дабы уменьшить биение сердца и артерии".
К лету состояние здоровья императрицы внушало такое опасение, что лейб-медики Виллие и Стофреген настойчиво рекомендовали  императрице не оставаться на осень и зиму в промозглом Петербурге, а отправиться на лечение в страны с более мягким и теплым климатом. Врачи единодушно высказывались за Италию или юг Франции. Однако выбор Александра I и Елизаветы пал на, мало кому известный, небольшой провинциальный городок Таганрог, расположившийся на  пустынном берегу  Азовского моря.
                х х х
Выбор захолустного Таганрога в качестве курорта для лечения императрицы породил массу домыслов и гипотез, как у современников, так и у историков, став отправной точкой для создания широко известной легенды о превращении русского царя-самодержца в простого монаха-отшельника. 
В самом деле, Таганрог не был ни курортом, ни комфортабельной  виллой на берегу моря. Само внутреннее Азовское море, соединенное с Черным узким проливом,  - мелководное,  с заболоченными заливами, ничем не напоминает величественные прибрежные пейзажи Средиземноморья, а частые бури и влажный, холодный ветер вряд ли могли способствовать выздоровлению больной императрицы.
Близкие к императору люди терялись в догадках, чем мог привлечь царя Таганрог, в котором не только отсутствовали столь  модные тогда минеральные воды, но не было даже сколько-нибудь приличных условий для жизни царской четы. Впрочем, желание императора -  закон для его подданных.
Первым выезжал из столицы Александр, чтобы на месте убедиться в сделанных приготовлениях. Перед самым отъездом, 1 сентября 1825 года, император посетил могилы своих дочерей, а затем пожелал в одиночестве присутствовать на ночном богослужении в Александро-Невской лавре. После службы царь прошел к схимнику  Алексию и долго беседовал с ним в полутемной келье, наполовину занятой гробом, служившим ложем благочестивому отшельнику. Выехав за заставу, император привстал в коляске и долго смотрел на Петербург, словно желая навсегда запечатлеть его в памяти.
Всю дорогу через Россию им владело настойчивое желание быстрее достичь конечной цели своего путешествия: безжалостно сокращались официозные встречи, отменялись парады и аудиенции.
Стремительный темп поездки сменила размеренная жизнь в по-осеннему сонном южном Таганроге, когда музицирование, сменялось степенной прогулкой  императора в сопровождении немногих придворных. Александр был покоен душой, весел и необычно доступен. Император очень беспокоился о том, как перенесет путешествие больная и ежедневно посылал ей трогательные и задушевные письма и записки.  Он внимательно следил за приготовлением апартаментов для супруги, сам расставлял в комнатах мебель и вбивал гвозди для картин.
Елизавета Алексеевна была счастлива оставить постылый Петербург и оказаться,  наконец, наедине с мужем, вдали от гнетущей ее суеты Двора, от постоянных интриг  вдовствующей императрицы.
Кортеж  Елизаветы Алексеевны двигался с частыми остановками и в Таганрог  она прибыла  23 сентября 1825 года.  Александр встречал жену за городом. Потом они заехали в греческий Александровский монастырь, где их ожидало духовенство и почти все местные жители города. Прослушав службу, супруги  направились в приготовленный для них особняком.
"Затем жизнь пошла совсем помещичья, без всякого церемониала и этикета, - пишет Николай Михайлович. - Их Величества делали частые экскурсии в экипаже, вдвоем, по окрестностям, оба восхищались видом моря и наслаждались уединением. Государь совершал, кроме того, ежедневные прогулки пешком; трапезы тоже обыкновенно происходили без лиц свиты, словом, все время протекало так, что супруги оставались часами вместе и могли непринужденно беседовать между собой, так как это было им приятно. Казалось, наступила пора вторичного lune de miel (медового месяца), и все окружающие были поражены таким отношением между супругами, какого никому из лиц свиты, кроме старых врачей, Виллие и Стофрегену, и князя П.М. Волконского, не привелось раньше наблюдать. И Александр, и Елизавета наслаждались таким образом жизнью и только сожалели, что не приходилось им до этого так проводить время в загородных дворцах и дачах окрестностей Петербурга".
Однако, несмотря на семейную идиллию, спустя несколько недель безмятежной жизни в Таганроге,  Александр, уступая просьбам  генерал-губернатора графа М.С Воронцова,  решил посетить южные губернии и Крым.   Во время посещения Севастополя 27 октября 1825 года государь сильно простудился.  Стоял теплый осенний день. Александр ехал верхом в одном мундире. Парило солнце, вдали сиренево мерцало море. Но вскоре погода резко изменилась, подул свежий ветер, и, приехав на ночлег, император почувствовал жар и озноб.
В Таганрог  император вернулся 5 ноября. "Я чувствую маленькую лихорадку, которую схватил в Крыму, несмотря на прекрасный климат, который нам так восхваляли. Я более чем когда-либо уверен, что, избрав Таганрог местопребыванием для моей жены, мы поступили в высшей степени благоразумно ", - отвечал он на вопросы приближенных, обеспокоенных его здоровьем.   Однако ночью ему стало хуже.
Дневник лейб-медика Якова Виллие - объективное свидетельство важного исторического события, сделанное профессионалом.
"Ночь провел дурно. Отказ принимать лекарство. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, что такое упорство не имело бы когда-нибудь дурных последствий".
На следующий день лейб-медик измерял пульс, смотрел язык, после чего диагностировал лихорадку - уникальный диагноз, подразумевающий по нынешним медицинским знаниям несколько десятков самых серьезных недугов.
Виллие пишет: "Эта лихорадка, очевидно febris gastrica biliosa*, это гнилая отрыжка, это воспаление в стороне печени..."
*желчная лихорадка
Больного с трудом уговорили принять восемь слабительных пилюль, после которых он почувствовал некоторое облегчение. Весь следующий день Александр был весел и любезен с окружающими. Но уже утром 8 ноября последовал новый приступ. Елизавета Алексеевна была близка к панике. В письме к матери чувствуется полная обреченность перед новым ударом судьбы: "Где же убежище в этой жизни? Когда думаешь, что все устроилось к лучшему и можешь насладиться им, является неожиданное испытание, лишающее возможности воспользоваться тем добром, которое окружает нас. Это не ропот - Бог читает в моем сердце - это лишь наблюдение, тысячу раз сделанное и теперь в тысячный раз подтверждаемое событиями".
Несколько дней больной самостоятельно боролся за жизнь, упрямо отказываясь от всех лекарств. "Когда я ему говорил о кровопускании и слабительном, он приходил в бешенство и не удостаивает говорить со мною", - писал в дневнике Виллие.
Казалось больному удавалось  справится с болезнью - 11 ноября Елизавета Алексеевна записала: "Около пяти часов я послала за Виллие и спросила его, как обстоит дело. Виллие был весел, он сказал мне, что у него жар, но что я  должна войти, что он не в таком состоянии, как накануне".
Однако уже 13 ноября у Александра появилась резкая сонливость и заторможенность. На следующий день он попробовал встать, но силы оставили его, и царь потерял сознание. Придя в себя, государь твердым голосом высказал последнее желание: " Я хочу исповедоваться и приобщиться Святых Тайн. Прошу исповедовать меня не как императора, но как простого мирянина, Извольте начинать, я готов приступить к Святому Таинству".
После принятия таинства Александр взял руку императрицы и, поцеловав, сказал: "Я никогда не испытывал большего наслаждения и очень благодарен вам за него".
Елизавета Алексеевна вместе с духовником, воспользовавшись душевным умиротворением умирающего, умоляли его не отказываться от лечения, сказав, что такое пренебрежение своим здоровьем, равносильно самоубийству.
Только тогда император разрешил врачам приступить к лечению: "Теперь, господа, ваше дело; употребите ваши средства, какие вы находите для меня нужными".   Медики прибегли к популярному в то время средству лечения лихорадки: за уши поставили 35 пиявок, которые оттянули немало крови, но облегчения страданий не принесли.
18 ноября Виллие пишет: "Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил императрицу и князя Волконского и Дибича, которые находились - первый у себя, а последний у камердинеров".  Всю ночь у больного был сильнейший жар. Елизавета Алексеевна не отходила от постели умирающего,  держа его за руки.
Последние сутки император почти не приходил в сознание. В четверг 19 ноября 1825 года началась агония, к дыханию примешивались стоны, свидетельствующие о страданиях больного. Дыхание становилось все короче. В три четверти одиннадцатого император Александр I испустил последний вздох. Ему было  всего 47 лет.
Елизавета Алексеевна опустилась на колени и долго молилась. Потом перекрестила императора, поцеловала его и закрыла ему глаза...
Потрясенная горем Елизавета Алексеевна пишет в тот вечер два письма - своей матери маркграфине Амалии Баденской и вдовствующей императрице.  Это вскрик смертельно раненного человека, раздавленного безысходным горем...
"О, матушка! Я самое несчастное существо на земле! Я хотела только сказать вам, что я осталась в живых после потери этого ангела, страшно измученного болезнью и который, тем не менее, постоянно находил для меня улыбку или ласковый взгляд даже тогда, когда он не узнавал никого. О, матушка, матушка, как я несчастна, как вы будете страдать вместе со мною! Великий Боже, что за судьба! Я подавлена печалью, я не понимаю себя, не понимаю своей судьбы, одним словом, я очень несчастна..."
В письме к императрице Марии Федоровне она восклицает: "Наш ангел на небесах, а я осталась на земле; о, если бы я, самое несчастное существо из всех оплакивающих его, могла скоро соединиться с ним!" Эти проникновенные и искренние слова, ставшие достоянием истории, приводятся почти во всех книгах,  посвященных  Александру I.
Спустя сутки, 21 ноября, состоялось вскрытие тела покойного государя. Врачи констатировали, что император "... был одержим острою болезнью, коею первоначально была поражена печень и прочие, к отделению желчи служащие, органы. Болезнь сия в продолжении своем перешла в жестокую горячку с приливом крови в мозговые сосуды и последующим затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга и была, наконец, причиною самой смерти его императорского величества".
Этот ученый вердикт, мало что говорящий современному врачу, был скреплен подписями восьми докторов и генерал-адъютанта Чернышева. С позиций современной медицины, можно предположить, что причиной смерти императора Александра I  стала  острая гемморрагическая лихорадка, встречающаяся в Крыму, и при отсутствии должного лечения - как и  было в случае с императором, - дающая самые тяжелые последствия.
                х х х
Смерть императора Александра I вдали от столиц,  последовавшее за этим печальным событием династическое замешательство, связанное с отказом великого князя Константина Павловича от трона и передача прав престолонаследия младшему  брату - великому князю Николаю Павловичу, что, в свою очередь, повлекло восстание гвардейских частей в Петербурге (восстание декабристов 14/26 декабря 1825 года)* и вызвало появление многочисленных  слухов и предположений о некой тайне смерти императора Александра. Постепенно слухи обрастали подробностями, стали называться конкретные факты и имена. Говорили, что император только имитировал болезнь, а в гроб был положен внешне похожий на царя фельдъегерь Масков, разбившийся насмерть  при падении из коляски. Правда, произошел этот инцидент за шестнадцать дней до официальной даты смерти императора.
В конце 30-х годов девятнадцатого века легенда об исчезновении Александра I вновь начала  занимать досужие умы. Причиной послужило появление в Сибири старца Федора Кузьмича, прославившегося редкой добродетельностью и святостью жизни. Он поражал величественным видом, прекрасным образованием и поразительным сходством с покойным императором. Сходство усугублялось характерной сутулостью и глухотой, которой с детства страдал и Александр I. Перед смертью старец уничтожил какие-то бумаги, оставив лишь один листок со странными шифрованными записями и инициалами "А.П."
На просьбу навестившего его архиерея открыть свое настоящее имя Федор Кузьмич с достоинством отвечал: "Если бы я на исповеди не сказал про себя правды, небо бы удивилось; если же бы я сказал, кто я, удивилась бы земля".
Будучи ровесником Александра I, старец скончался в возрасте 87 лет 20 января 1864 года. Его могила надолго стала местом  паломничества. Во время путешествия по Сибири на могиле Федора Кузьмича побывал наследник престола, будущий император Николай II.
Легенда имела своих ярых противников и почитателей. Среди тех, кто верил в ее подлинность, были Л. Толстой, великий князь Александр Михайлович, историк князь В. Барятинский. С иронией относился к гипотезе великий князь Николай Михайлович, писавший, что: "В серьезной исторической работе такие гипотезы лишь смущают читающих и могут  порождать легенды, ничего не имеющие общего с историей". 
Большинство современных серьезных историков также склонны  считать ее лишь красивым историческим вымыслом, в  основе которого лежит сложная и противоречивая личность Александра I - государя, сумевшего привести Россию к победе над Наполеоном и постоянно высказывающего желание уйти с престола, человека, всю жизнь вынашивающего планы либеральных реформ в стране,  и проводивший в душевных терзаниях ночи без сна,  при воспоминании об  убийстве отца.
Судьба императора Александра I не только  драматическая страница русской истории, но,  в еще большей степени, трагедия мятущейся человеческой души, сочетавшей в себе такие  несовместимые понятия, как власть и совесть. 
               х х х
Острейший политический кризис, вызванный восстанием декабристов, привел к тому, что гроб с телом покойного монарха  оставался в Таганроге до конца декабря. Только 29 декабря 1825 года  траурный кортеж  медленно тронулся в Петербург.
Еще осенью, уезжая из Петербурга, Александр, опасаясь за жизнь супруги, взял с собой описание церемониала погребения Екатерины II, рассчитывая, очевидно, воспользоваться им в случае смерти Елизаветы Алексеевны. Но судьба распорядилась иначе. Провожать в последний путь мужа пришлось жене.
В эти дни она словно заново переживала в уме всю длинную и непростую историю своих отношений с Александром: "... Друзья с детства, мы шли вместе в течение тридцати двух лет. Мы вместе пережили все эпохи жизни. Часто отчужденные друг от друга, мы тем или другим образом снова сходились; очутившись, наконец, на истинном пути, мы испытывали лишь одну сладость нашего союза. В это-то время она была отнята от меня! Конечно, я заслужила это, я не достаточно сознавала благодеяния Бога, быть может, еще слишком чувствовала маленькие шероховатости... Когда я думаю о своей судьбе, во всем ходе ее я узнаю руку Божию".
Перенесенные переживания не могли не сказаться на здоровье императрицы, которое после смерти мужа резко ухудшилось.
Министр Двора, генерал-адъютант князь Петр Михайлович Волконский 12 апреля 1826 года писал Николаю I из Таганрога: "... слабость здоровья вдовствующей государыни императрицы Елизаветы Алексеевны вновь увеличивается. Сверх того ее императорское величество чувствует в груди иногда сильное удушение, которое препятствует даже говорить, и сама изъявила г. Стофрегену опасение водяной болезни в груди. Хотя г. Стофреген не уверен, что таковая болезнь существует, но начинает однако сильно беспокоиться, предложил ее величеству лекарства для предупреждения оной и надеется, что предполагаемое путешествие может предотвратить сию болезнь".
21 апреля 1826 года Елизавета Алексеевна покинула Таганрог и через Харьков направилась в Калугу, где ее должна была встречать императрица Мария Федоровна.
Но состояние  Елизаветы Алексеевны с каждым днем становилось все хуже. "Не могу описать всех беспокойств моих насчет здоровья ее императорского величества во время путешествия и беспрестанно молю Бога, чтобы сподобил благополучно доехать до Калуги".
Весна в тот год выдалась дождливой, все дороги оказались размыты дождем и  поездка оказалась  очень утомительной и тяжелой для больной Елизаветы Алексеевны.
Вечером 3 мая 1826 года карета императрицы въехала в уездный город Белев и остановилась для ночлега в доме купцов Дорофеевых.  С трудом Елизавета Алексеевна поднялась на второй этаж в приготовленные для нее комнаты.
По рассказу очевидца, опубликованному  много лет спустя  в первой книжке исторического журнала "Русский архив" за 1904 год,  "... государыня по входе в спальню тотчас села на приготовленную кровать и, будучи в сильном на лице поту, говорила, что желала бы  знать, может ли кто другой вспотеть так, как она. На предложение камер-юнгферы г-жи Малышевской, не угодно ли будет ее величеству переменить белье, сказала: "Не нужно".  И приказала только обтереть себе лицо, шею и затылок. После чего выкушали чашку чая, который пила весьма медленно, и потом изволила скушать ложки четыре  саго, делая все сие, как бы принуждая себя.
Говорила тихо, но скоро и смотрела на все бегло. Причесав ее величеству косу, г-жа Малышевская оставила ее с  дежурной в тот день г-жой Тиссо, от которой я слышал, что слабость ее величества дошла до такой степени, что она ложась  в постель, не могла поднять на кровать ноги. В сию ночь государыня не почивала до пяти часов утра,  принимая два раза капли и порошки и спросила около сего времени доктора.  Когда Тиссо доложила, что пошлют за ним, государыня сказала, что посылать не нужно и, подтвердив о сем два раза, заключила тем, что ей очень хорошо и что она хочет уснуть, приказала идти спать и Тиссо. Все убеждения сей  девицы позволить остаться были тщетны: государыня настоятельно требовала оставить ее одну.
Между тем пришел лейб-медик Рейнгольд, в разговоре с которым о слабости здоровья ее величества прошло довольно много времени, но призыву все не было. Хотя он и не одобрял девиц сих, что сон может подкрепить силы к величества, но Тиссо опять решилась войти в спальню и вышла оттуда встревоженная. Необыкновенная белизна в лице государыни и открытый рот весьма ее испугали, что побудило войти в спальню в ту же минуту и Ренгольда, который по довольном сначала рассматривании государыни через ширмы подошел, наконец, к кровати. Но монархиня покоилась уже вечным сном".
Елизавета Алексеевна не оставила никакого завещания: она всегда говорила, что не привезла с собой в Россию ничего и потому ничем распоряжаться не может. Только после ее смерти узнали о многих негласных пенсиях и пособиях, выдаваемых из ее средств. Бриллианты императрицы были обращены в деньги и вся сумма в 150 тысяч рублей передана в основанные Елизаветой Алексеевной Патриотический институт и дом трудолюбия, получившего название  Елизаветинского института в Санкт-Петербурге. В Белеве в доме, где скончалась императрица была учреждена богадельня, для призрения 24 вдовых женщин из всех сословий, который просуществовал до революции 1917 года.
                х х х
По России распространились гравюры, на которых была изображена исхудавшая женщина, совсем непохожая на самую красивую русскую императрицу. Внизу была подпись, выражавшая воззрение тогдашнего общества на императрицу:  «Надеюсь скоро с ним соединиться; Елизавета добродетельная, царица кроткая, навек от нас сокрылась».
Смерть императрицы Елизаветы Алексеевны, также как и кончина Александра I, вызвала появление смутных слухов о ее исчезновении и уходе от мирской жизни.  Агенты III отделения доносили о толках по поводу смерти императрицы: «… рассказывали, что блаженной памяти Ее Императорское Величество Елизавета Алексеевна якобы была беременна; чтобы не разрешиться наследником, то ей помогают нарочно умереть…  В Кремле у Архангельского собора во время панихиды блаженной памяти императрице Елизавете Алексеевне в народе сетовали, что Ее Величество, бывшая в большой горести в Таганроге, из императорской фамилии никто ее не проведал, осталась точно сирота, что ее совершенно убило также; и при кончине ее никто не был; и теперь на панихиде помянуть ее некому было, совершенная сирота, всею царскою фамилией оставлена».
. Говорили, что императрица  под именем Веры Молчальницы провела более 20 лет в Сырковом монастыре Новгородской губернии.  Местные старожилы показывали надгробную плиту, на которой были выбиты слова: Здесь погребено тело возлюбленной Господа и Ему Единому известной рабы Божией Веры".
Однако исследования историков-архивистов позволили установить тайну монахини Веры Молчальницы. Ей оказалась дочь генерал-майора  В.А. Буткевича, принявшая монашеский постриг по личным драматическим обстоятельствам.
                х х х
Подводя итог жизни самой красивой русской императрицы, великий князь Николай Михайлович сочинил  лапидарную  эпитафию: "Елизавета Алексеевна принадлежала к числу идеальных натур, которые редко бывают вполне счастливы в жизни".*
Увы, он был вполне прав - счастье, добро и порядочность слишком редко живут вместе...

  *Маркграф - древний  титул, принятый в некоторых западноевропейских государствах, ведет свое начало со времен Карла Великого. Первоначально этим титулом наделялся граф, которому король вручал административную власть в какой-либо пограничной области своих владений. В своих правах маркграф практически равнялся герцогу, однако во время боевых походов им все-таки приходилось идти под герцогским знаменем.  В Германии насчитывалось девять маркграфств: Баден, Бранденбург, Ансбах, Байрейт, Мейссен, Лузация, Моравия, Бургау и Гохберг. Во Франции, Италии, Испании персоны, удостоенные этого титула, назывались маркизами. 
          ** Впоследствии, это происшествие  дало повод историку Николая Михайловичу Карамзину изящно пошутить в приватном разговоре с императрицей Елизаветой Алексеевной: “Вы сомневались, принять ли жизнь...”  Знаменитый историограф был в высшей степени светский человек, а искусство "Bon mot" - умение сказать красное словцо, удачно скаламбурить, неизменно  ценилось в перечне достоинств любого успешного придворного.

* Эти грустные слова с полным правом можно отнести и к их автору -  великому князю Николаю Михайловичу, внуку императора Николая I он родился 14 апреля 1859 года. В 1878 году был произведен в офицеры, участвовал в русско-турецкой войне  1877 - 78 годов , затем десять лет служил в Кавалегардском полку, командовал 16-м гренадерским Мингрельским полком, был начальником гренадерской дивизии.
В юности Николай Михайлович   влюбился в свою двоюродную сестру принцессу Викторию Баденскую. Но православная церковь не допускала браков между близкими родственниками. Спустя годы принцесса, выйдя замуж, станет шведской королевой.
Несчастливый в любви, не понятый ни своими августейшими родственниками, ни либеральной интеллигенцией, великий князь Николай Михайлович посвятил всю свою жизнь  науке, коллекционированию, изучению истории,  литературе. Его исторические исследования остаются фундаментальными трудами для изучения эпохи Александра I. Главные сочинения великого князя Николая Михайловича: «Князья Долгорукие»   (1902); "Граф Павел Александрович Строганов» (1903); «Дипломатические сношения России и Франции 1808 - 1812" в семи томах  (1905 - 1908 - 1914);  «Александр I » (1912); "Императрица  Елизавета  Алексеевна" (1908 - 1909); "Переписка  императора Александра I с его сестрой великой княжной Еленой Павловной" (1910); "Генерал-адъютанты императора Александра  I" (1912); "Донесения австрийского посланника Лебцельтерна 1816 - 1826" (1913); «Русский некрополь в Париже», «Петербургский некрополь», «Московский некрополь», «Провиниальный некрополь», «Русские портреты XVIII и XIX веков». В 1813 году под почетным председательством  великого князя Николая Михайловича прошел съезд представителей губернских ученых архивых Комиссий. Великий князь состоял председателем Императорского Русского Исторического общества, Императорского Русского Географического общества.
Финал жизни этого замечательного человека  был трагическим - в январе  1919 года большевики расстреляли его вместе с четырьмя другими членами царской фамилии на парапете Петропавловской крепости.

Литература:
Барятинский В.В. Царственный мистик. СПБ.1912.
Богданович А. История Императора Александра I. СПБ. 1869.
Записки графини В.Н. Головиной. Исторический вестник. 1899. Т. 75. № 1-3.С.
Исмаил-Заде Д. Императрица Елизавета Алексеевна. М., 2001.
Кобеко Д. Ф.Цесаревич Павел Петрович”. СПБ., 2001.
Крылов-Толстикович А. Поцелуй Психеи. Александр I и императрица  Елизавета. М., 2005.
Николай Михайлович, великий князь. Императрица Елизавета Алексеевна. СПб.,  1908.
Николай Михайлович, великий князь. Знаменитые россияне XVIII-XIX веков. СПБ. 1996.
Шильдер Н.К. Император Александр I . Т. 1-4. СПб. 1904.





























СКАНДАЛ В МРАМОРНОМ ДВОРЦЕ








АННА ФЕДОРОВНА (1781-1860), великая княгиня, урожденная Юлина-Генриетта-Ульрика принцесса Саксен-Заальфельд-Кобургская. С 1796 г. первая жена великого князя Константина Павловича.  В официальном разводе с 1820 г.













 
К сватовству  сына - наследника престола цесаревича Павла Петровича и  его двух старших сыновей, а своих внуков, императрица Екатерина Великая относилась  как к важному политическому  и дипломатическому действию, требующему тщательной подготовки и превеликой осторожности. Однако, видно, справедлива древняя как мир пословица, гласящая, что браки заключаются на небесах: несмотря на всю политическую прозорливость и житейскую  мудрость императрицы Екатерины, успех в матримониальных делах далеко не всегда сопутствовал августейшей свахе -  первые браки и у Павла Петровича,  и у великого князя Константина назвать удачными никак  нельзя.
Женив в  мае 1793 года старшего внука великого князя  Александра Павловича на принцессе Луизе Баден-Дурлахской, Екатерина  вскоре занялась подыскиванием невесты для второго внука Константина.
                х х х
Великий князь Константин Павлович был моложе своего старшего брата на полтора года. Он родился в Царском Селе 27 апреля 1779 года. Так же как и при рождении первого внука, Екатерина II настояла, чтобы родители - великий князь, цесаревич-наследник престола Павел Петрович и великая княгиня Мария Федоровна,   были практически лишены возможности участвовать в воспитание сына. Честолюбивая  Екатерина Великая  мечтала со временем восстановить православную греческую империю и возвести собственного второго внука на престол византийских императоров. Эти далеко идущие политические замыслы нашли отражение даже в имени, которым нарекли новорожденного младенца в честь равноапостольного императора Византии Константина Великого. Греки толпились у колыбели своего потенциального повелителя: его кормилицей была гречанка по имени Елена, первым слугой - выходец из Афин Дмитрий Курута;  когда великий князь подрос, среди его товарищей по играм оказался маленький грек Калагеоргий.  Константина, кроме общепринятых европейских языков,  усердно учили греческом языку, в котором он не мало преуспел и  мог в дальнейшем не только свободно изъясняться  на современном диалекте, но и читал Гомера и Эсхила на древнегреческом.  Впрочем, учение не было коньком Константина, все его помыслы, по словам  швейцарского воспитателя Лагарпа, были заняты "ружьями, знаменами и алебардами и он думает только об играх в солдатики, как во время, так и после урока".
Такая воинственность в маленьком Константине не удивительна, вероятно, ее определили гены:  из  всех четырех сыновей будущего императора Павла I,  он более других походил на отца внешностью и нравом. Подобно отцу, Константин обожал плац-парады; будучи несомненно храбрым, он не любил войну, не без оснований полагая, что она  способна испортить самого справного солдата.
Став взрослым человеком, великий князь во многом оставался большим ребенком, обладавшим добрым сердцем и большими дарования,  но всегда уступающим любым своим  желаниям и  бросавшему  занятия ради  развлечений.
Как и Павел I великий князь Константин Павлович был отменно щедр, честен, свято чтил  законы рыцарства и обожал прекрасный пол, пожертвовав в дальнейшем своим законным правом на российский престол ради морганатического брака на очаровательной польке Иоанне Грудзинской. (1)  Александр Сергеевич Пушкин видел в великом князя “очень много романтизма”. “К тому же он умен, а с умными людьми все как-то лучше”, - полагал поэт.
Окружающие встречали в нем ни надменности, ни жестокости и в обыденной жизни великий князь отличался добродушием и приветливостью. Но еще более им запомнились частые вспышки гнева Константина, во время которых он терял самообладание, становился безрассудно жесток, карая виновных и невиновных. 
                х х х
Породниться с русским императорским домом были непрочь многие европейские монархи. Среди бумаг Екатерины Великой,  относящихся к 1793 году,  хранится черновик письма, в котором императрица пишет: "Из письма графа Разумовского следует заключить, что неаполитанскому двору пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев (petit monstres). Я говорю уродцев, потому что все дети их дряблые, подвержены падучей болезни, безобразные и плохо воспитанные..."
На подобные предложения Екатерина смотрела как на "вредную, хитросплетенную несуразность" и с неудовольствием  отвергала их. Для своих внуков императрица желала выбрать невест, исходя не только их политических интересов  империи, но и с чисто житейской стороны: девушки должны быть здоровы,  красивы и благоразумны.  Всем этим требованиям отвечали немецкие принцессы. Кроме того,  при заключении браков с русскими великими князьями немаловажное значение имел и религиозный вопрос.  Протестантское исповедание  германских принцесс в  православной России  воспринималось  значительно лучше, чем католическое, которое исповедовали Бурбоны или Габсбурги. Большинство  европейских невест, породнившихся с великими князьями из дома Романовых, переходили в православие или до бракосочетания или вскоре после него. За два века исключение составили всего две избранницы русских великих князей: принцесса Шарлотта, жена царевича Алексея Петровича, и великая княгиня Елизавета Маврикиевна, супруга великого князя Константина Константиновича. Великие княгини Елизавета Федоровна и Мария Павловна – жены двух сыновей Александра II – Сергея и Владимира приняли православие уже после брака. Но жены русских царей могли быть только православными, никаких исключений в этом вопросе быть не могло.
  Выбор Екатерины II пал на трех дочерей наследного принца, а впоследствии владетельного герцога,   Франца-Фридриха-Антона Саксен-Заальфельд-Кобургского. Принцессы Кобургские принадлежали к младшей ветви одной из древнейших династий в Германии.  Хотя герцоги  Саксен-Заальфельд-Кобургская не имели больших владений, династический авторитет герцогского дома был чрезвычайно высок. Уже в конце  XIX века  представители этой фамилии занимали четыре королевских престола: английский, бельгийский, болгарский  и португальский.
Екатерина предложила  герцогине Августе Саксен-Заальфельд-Кобургской  приехать в Петербург вместе с тремя дочерьми. Приглашение было принято и осенью 1795 года принцессы прибыли в столицу Российской империи.
Прямо от заставы кареты направились к Зимнему дворцу,  где для гостей прибыли приготовлены особые апартаменты. Когда они подъехали к парадному подъезду, Екатерина смотрела в окно. Старшая из принцесс Антуанетта быстро выскочила из экипажа и взбежала по ступеням лестницы; вторая - Софья хотела последовать примеру сестру, но оступилась и упала, а самая младшая вышла  из кареты неторопливо, медленно и грациозно поднялась по лестнице. Екатерине такое поведение чрезвычайно понравилось, и она воскликнула: "C*est la derniere!"*.
*Эта, последняя! (француз.).
Младшую принцессу звали Юлиана- Генриетта-Ульрика, она родилась 11/22 августа 1781 года в фамильном замке, расположенном в городе Готе. В момент приезда в Петербург девушке  шел пятнадцатый год; она была невысокого роста, очень хорошенькая брюнетка.
Первым делом императрица Екатерина II сочла необходимым украсить скромные туалеты принцесс,  приведя их в соответствия с модами, царившими при блестящем и изысканном русском Дворе. Гостьям прислали две большие корзины великолепных щелоковых материй и полдюжины портных, которые тотчас принялись за работу. 20 октября 1795 года императрица вручила герцогине и ее дочерям бриллиантовые знаки ордена святой Екатерины. В тот же день девушек познакомили с великим князем Константином.
Герцогиня Августа описала мужу впечатление от этого знакомства: "Константин кажется с виду не менее 23 лет* и видно, что он еще подрастет. У него широкое круглое лицо, и если бы он не был курнос, то был бы очень красив; у него большие голубые глаза, в которых много ума и огня; ресницы и брови почти черные; небольшой рот, губы совсем пунцовые; очень приятная улыбка, прекрасные зубы и свежий цвет лица".
* Константину, на самом деле, тогда было всего 16 лет
Показывая принцессам по приказанию императрицы Эрмитаж, Константин болтал с будущей тещей без умолку, "но с девицами не имел духу сказать ни слова". После осмотра достопримечательностей герцогиня пригласила его на чай. Константин покраснел до ушей, но с видимым удовольствием принял приглашение, однако и в гостях он так и не решился заговорить с девушками.
На другой вечер Константин вновь пришел на ужин. На этот раз он набрался смелости и вступил в разговор с принцессами, постоянно  оборачиваясь к Юлии. Она в тот вечер была особенно хороша, в атласной тунике небесно-голубого цвета и венком из белых роз. Константин попросил, чтобы принцессы играли на клавикордах.  Теплая атмосфера, царившая в гостиной, позволила ему расслабиться. Он много говорил, заметив, что его акцент и ошибки в немецком, забавляют принцесс.
Вопрос о выборе невесты был решен быстро и уже спустя четыре дня, 24  октября,  герцогиня сообщает мужу: "Все решено и решено так, как ты ожидал. Звезда Юлии взяла верх и лучше, что так вышло. У нее больше большие достоинства и характера, нежели у нашей милой, доброй Натты. На взгляд императрицы, всех красивее Софья и она сказала другу нашему, генералу Будбергу: "Если бы можно было, я оставила бы всех трех, но так как Константину жениться, то пусть он и выбирает".
Константин пришел к герцогине просить руки ее младшей дочери. "Я было приготовила на этот случай прекрасную речь, но вместо того зарыдала, - писала герцогиня. - Он вместе со мной прослезился и молча прижал к губам мою руку. Когда я опомнилась, я стала говорить, что его попечению поручаю счастье своей дочери, что чувствительность ее души поможет ему дать  ей необыкновенное счастье, но и прибавить ей страданья в несчастье. Я сказала: "В такой дали от родины и от родных, я поручаю вам судьбу ее. С этой минуты ее участь и счастье зависят от вас"...
Послали за Юлией. Она вошла в комнату бледная. Он молча поцеловал у нее руку; она тихо плакала: я никогда не видала ее такой хорошенькой, как в эту минуту. "Не правда ли, вы со временем меня полюбите? - сказал Константин. Юлия взглянула на него так выразительно-нежно, и сказала: "Да, я буду любить вас всем сердцем". Весь вечер Константин провел у невесты и, сидя подле ее матери, на ручке дивана, целовал руку будущей тещи, повторяя: "Как я люблю вас", бросая при этом выразительные взгляды на свою невесту, давая тем понять, что признания в любви адресуются ей.
Помолвка состоялась 25 октября,  а 7 ноября герцогиня Августа отправлялась домой. Накануне отъезда состоялся большой придворный маскарад. Герцогиня и ее дочери одевались в маскарадные костюмы, когда  камердинеры внесли подарок императрицы - большую шкатулку, заполненную драгоценностями. Герцогине Екатерина подарила бриллиантовое ожерелье, серьги, цветок на голову, несколько жемчужных браслетов и кольцо с огромным алмазом. Двум старшим дочерям досталось по ожерелью, серьги, кольцо и закалки. Не остались без щедрых подарков и придворные герцогини, получившие по три тысячи рублей. Кроме того, герцогине был прислан вексель для получения в Лейпциге 80 тысяч рублей для нее самой и по 50 тысяч для старших дочерей.
 "Я могу спокойно оставить здесь Юлию, - писала восхищенная мать невесты. - Здесь о ней позаботятся, как нельзя лучше".  Герцогиня Августа была убеждена, что Константин - "добрый, неиспорченный юноша". Будущая теща пребывала в полном восхищении от своего нового родственника: "Ни одного зятя не буду я любить столько, сколько люблю этого. Не найдешь другого такого - отличного, умного, с таким чистым сердцем!"
Далеко не все смотрели на мир через такие розовые очки как герцогиня... Скептичный граф Ростопчин в письме к Воронцову  от души сожалел о судьбе молодой девушки, предсказывая ей не сладкую жизнь с таким своенравным и взбалмошным мужем.
После отъезда матери Юлию поселили вместе с великими княжнами - дочерьми великого князя Павла Петровича.  Попечительство над девушкой взяла баронесса Ливен.  Юлия стала брать регулярные уроки русского языка, и изучать основы православной веры.
2 февраля 1796 года состоялся торжественный акт "миропомазывания  ее светлости Юлианы-Генриеты". Все необходимые при таинстве молитвы девушка уверено прочитала по-русски. После православного крещения принцесса получила имя и титул великой княжны Анны Федоровны. На следующий день в Зимнем дворце происходило обручение. Обменявшись перстнями, молодые на коленях благодарили Екатерину за ее благодеяния. Свадьба  была назначена на 13 февраля, но накануне у невесты  раздулась щека, началась страшная зубная боль, и свадьбу пришлось перенести на два дня. Многие придворные втихомолку говорили, что это плохая примета перед началом совместной жизни.
Однако 15 февраля весь придворный Петербург отмечал свадьбу великого князя Константина и великой княжны Анны Федоровны.  Все войска, бывшие в тот день в столицы, вышли на парад на Дворцовой площади. Во дворец съезжались приглашенные гости. После парадного обеда, в шесть часов вечера начался бал.  Поздно вечером  парадная карета молодых, запряженная восемью прекрасными лошадьми, в сопровождение конвоя лейб-гусар и кавалергардов быстро промчалась по иллюминированным улицами столицы из Зимнего дворца в Мраморный, где молодые провели свою первую ночь...
18 февраля  1796 году перед Зимним дворцом был устроен народный праздник. Жареные быки лежали на двух пирамидах, украшенных лентами, цветами. Каждый мог съесть столько, сколько хотел, а жажду утоляли из фонтанов, бьющих белым и красным вином. Екатерина II сообщала своему постоянному корреспонденту барону Гримму подробности этого знаменательного дня: "Сегодня в двенадцать часов дня было народное угощение, где все веселились, а потом я обедала в Мраморном дворце, у великого князя Константина Павловича. Я думаю, трудно найти дом красивее и удобнее, где бы было все так роскошно, изящно и с таким вкусом. До обеда и  после обеда мы все осматривали дом, и я осталась очень им довольна, и великий князь Константин тоже".
Так начиналась совместная жизнь великокняжеской семьи. Константину Павловичу было семнадцать лет, Анне Федоровне - пятнадцать. Казалось, впереди их ждет долгая, счастливая жизнь...
        х х х
Увы, скептики, как правило, оказываются самыми верными предсказателями чужих судеб. Может быть, это происходит по той причине, что они лучше знают человеческую природу, а, может, они берут в расчет наиболее худшие  варианты возможного развития событии и не обольщаются радужными иллюзиями, так часто заставляющими видеть мир в розовом свете. Как бы то ни было, но предсказания графа Ростопчина оказались намного ближе к реальной жизни, чем восторженные надежды на счастье дочери герцогини Августы.
Уже очень скоро для окружающих стало очевидно - счастливого супружества у великой княгини Анны Федоровны не будет. Спустя всего неделю после свадьбы Анны Федоровны и Константина, великий князь Александр Павлович писал в письме Лагарпу: "Я очень счастлив с женой и с невесткой, но что касается до мужа сей последней, то он меня часто огорчает; он горяч более чем когда-либо, весьма своеволен и часто прихоти его не согласуются с разумом
Поступки великого князя Константина Павловича, действительно, могли подчас навести на мысль о его безумие. Он являлся в апартаменты жены в шесть часов утра, и заставлял ее до завтрака играть на клавесине военные марши, аккомпанируя ей на барабане. Он был груб и нежен одновременно, то целую, то ломая жене  руки. В его поведении было много мальчишеского, когда юный влюбленный пытается завоевать расположение своей избранницы грубыми шутками и выходками. Пока была жива императрица Екатерина II, Константин еще несколько сдерживался,  но после ее смерти,  шутки великого князя становились все более нетерпимыми. Единственным другом для Анны Федоровны стала ее невестка великая княгиня Елизавета Алексеевна. С ней она могла откровенно говорить о своих неприятностях,  у нее находила поддержку и понимание. Но Константин строго   запрещал жене надолго покидать Мраморный дворец.
Великий князь терроризировал супругу почти с садистской изощренностью, а, пребывая  в благодушном настроении, любил пугать, стреляя в коридоре Мраморного дворца из пушки, заряженной живыми крысами. Доставалось не только супруге, но и всем окружающим Константина. Во дворце находилась специальная холодная комната, куда по его приказу сажали провинившихся придворных.
 11 марта 1799 года  Константин Павлович отправлялся из Петербурга в победоносную армию Суворова, воевавшую в Италии. На следующий день после отъезда мужа, в Кобург к родителям, уехала и великая княгиня Анна Федоровна.
В походе Константин зарекомендовал себя чрезвычайно храбрым офицером и Суворов был вынужден приложить немало сил, чтобы не дать великому князю без всякой нужды сложить свою буйную голову. Он терпеливо переносил наравне с другими офицерами тяготы бивуачной жизни и, отказавшись от лошади,  пешком вместе с солдатами совершил знаменитый швейцарский поход Суворова. Даже граф Ростопчин, в противоположность своих обычных желчных ремарок, замечает: "Великий князь, против моего ожидания, ведет себя как ангел; он преисполнен храбрости и думает только о том, чтобы делать добро".
Император Павел I пожаловал сына  боевым орденом святого Георгия 2 степени и титулом цесаревича и приказал: "Герой, приезжай назад. Вкуси с нами плоды дел твоих".
Константин направился в Кобург и вместе с женой, через Прагу, вернулся в конце ноября 1799 года в Петербург. Можно было бы предположить, что военные переживания изменят характер великого князя, сделают его более рассудительным и взрослым,  восстановят мир в семейной жизни.  Однако этого не произошло. Отношения между супругами продолжали ухудшаться, и дело было уже не в мальчишеских проказах великого князя, стрелявшего в доме из пушки. Случались истории и пострашнее...
                х х х
После убийства Павла I и воцарения Александра I  Петербурге жил весельем, развлечениями,  балами и холостяцкими пирушками золотой молодежи.
Новый 1802 год явил петербуржцам и новую королеву красоты. Среди созвездия петербургских красавиц ярко заблистала  очаровательная  жена состоятельного французского негоцианта месье  Араужо, приехавшего в Россию поторговать и поправить свои пошатнувшиеся дела. Константин Павлович, которому в ту пору шел двадцать третий год, не замедлил обратить благосклонное внимание на молодую женщину.  Однако ни прямые намеки о чувствах, переполнявших сердце его высочества, ни  долгое и настойчивое ухаживание ни к чему не привели. 
Великий князь,  истомленный страстью,  ежедневно посылал адъютанта с букетами цветов, подарками, но красавица оставалась холодна и неприступна. Константин пребывал в недоумении - до сих пор ему не доводилось иметь дело со столь несговорчивыми особами.  Титул великого князя и наследника престола с легкостью отворял двери в спальни самых строгих фрейлин.
Старинная воинская мудрость гласит: когда крепости не сдаются - их берут хитростью... Именно такой совет подал Константину его флигель-адъютант генерал-лейтенант Баур.   
Скоро выяснилось, что сердце строптивой красавицы  уже занято.  В известные дни, поутру, она приезжала к молодой вдове, баронессе Моренгейм, которая жила на Невском проспекте в доме лютеранской Петропавловской церкви. Здесь она отпускала свою карету домой, а вскоре за ней приезжал в наемном экипаже человек с запиской от ее любовника. Госпожа Араужо тотчас выходила от баронессы и отправлялась на тайное свидание. На Невском, у вдовы Моренгейм, она оказывалась уже в сумерках. Поздно вечером за ней приезжала карета, и она возвращалась домой ... И муж, и родственники пребывали в  уверенности, что все это время она проводила в невинных беседах за рукоделием с аристократической подружкой.
Узнав о подобном поведении своей возлюбленной, великий князь Константин Павлович был разгневан не на шутку. Такого поворота событий наследник русского престола никак не ожидал. Пылкая душа Константина требовала отмщения, а в гневе сын Павла I был просто страшен...
10 марта 1802 года камердинер генерал-лейтенанта Баура Николай Бухальский, наряженный точно так же, как одевался слуга любовника госпожи Араужо,  нанял того самого извозчика, ту же карету и тех же лошадей, что регулярно приезжали за ней на Невский проспект. Вскоре карета подъехала к дому баронессы.  Бухальский передал ловко подделанную записку, и  Араужо, наскоро поцеловав баронессу, вышла  из подъезда. Дверцы кареты захлопнулись, лошади понесли вскачь.
 Скоро госпожа Араужо заметила, что карета едет совсем не туда, куда ее прежде возили. Она пыталась крикнуть кучеру, чтобы он остановился, но тот только подгонял лошадей. Вскоре они оказались перед Мраморным дворцом - резиденцией великого князя.
Придворные лакеи  на руках отнесли извивающуюся женщину в комнаты генерала Баура. Здесь, у камина уже сидел великий князь Константин. Он был пьян, возбужден и нетерпелив.
О том, что произошло дальше рассказывать сложно. По-видимому,  Константин даже не смог как следует насладиться своей победой - Араужо, пребывающей в полуобморочном состоянии, не вызвала в нем особых желаний. Он быстро вышел из кабинета и удалился в свои апартаменты.
И тут произошла отвратительная оргия.  За своего хозяина принялись мстить сначала генерал Баур, затем адъютанты, Бухальский, наконец, лакеи и солдаты, бывшие на карауле при дворце...
Женщина давно лежала без сознания, и насильники опомнились только тогда, когда увидели, что она едва дышит. Кое как ее привели в чувство, одели, внесли в карету и отвезли к баронессе Моренгейм. На другой день несчастная скончалась...
Слухи о преступлении, в котором был замешан великий князь Константин Павлович, поползли по столице.  Подобного дикого происшествия никто не помнил, многие отказывались верить сплетням,  но скорые и тайные  похороны госпожи Араужо невольно подлили масла в огонь..
Императору Александру I чрезвычайно осторожно доложили  о происшедшем инциденте и неблаговидной роли во всей истории его младшего братца.  Император был возмущен и обескуражен.  Требовалось предпринять срочные меры и наказать виновных.  Но огласка скандала неизбежно влекла серьезные политические последствия, ведь в то время Константин являлся прямым наследником престола и обвинения его в смертоубийстве  могли нарушить всю династическую стабильность в государственной машине России.
Слухи о происшедшем дошли даже до Англии. Русский посол граф С.Р. Воронцов отписал из Лондона своему брату: “Императору следует наблюдать за своим семейством, потому, что если Константин не будет следовать примеру брата и не удалит всех негодяев, которые окружают цесаревича, то в государстве будут две партии: одна из людей хороших, а другая из людей безнравственных, а так как эти последние, по обыкновению, будут более деятельны, то они ниспровергнут и государя и государство”.
Сколь ни любил Александр I младшего брата, но был вынужден назначить строжайшее следствие. Замещенных в деле немедленно  посадили в крепость, а великий князь Константин оказался под домашним арестом.
Одновременно начались тайные переговоры с родственниками Араужо. Их доверительно убеждали: умершую, мол, все равно не воскресить, а изрядная денежная компенсация может в значительной мере утешить  горе несчастного вдовца и его близких.  Господин Араужо после недолгих размышлений согласился с предложением. 
Открытого скандала удалось избежать, но чтобы окончательно погасить нежелательные толки в столичном обществе, Александр I 30 марта 1802 года повелел напечатать и разослать по Петербургу особое объявление, из которого следовало, что преступление “оставлено в сомнении”, а великий князь и наследник престола Константин Павлович, вообще, к нему никакого касательства никогда и не имел.
 Однако, ни официальные доводы, ни увещевания императора  не показались убедительными  великой княгине Анне Федоровне, которая спустя месяц после этой грязной навсегда уехала из России. Официально было заявлено, что по ее собственному  показанию, она отлучилась от мужа "по неизлечимой болезни для жительства в уединении".
Перенесенные переживания и  семейные неурядицы  не отвратили великую княгиню от  русских: она сохранила православное  вероисповедание, живо интересовалась событиями, происходившими в России, переписывалась с князем Петром Андреевичем Вяземским, однако на неоднократные приглашения вернуться в Россию отвечала категорическим  отказом.
Ей было суждено прожить долгий век, пережить своего бывшего мужа, его братьев - императоров Александра I   и Николая  I, свою близкую подругу императрицу Елизавету Алексеевну  и большинство тех, кто окружал ее те пять лет, что она провела в стенах царского дворца в далекой заснеженной стране - России.  Умерла Анна Федоровна 15 мая 1860  года в Эльфенау, близ Берна.
                х х х
История о великой княгине Анне Федоровне будет неоконченной, если не коснуться хотя бы вкратце некоторых деталей  ее бракоразводного  процесса с великим князем Константином Павловичем.
Спустя два года после отъезда Анны Федоровны за границу  великий князь Константин предпринял первую попытку развода с женой.  Это желание было вызвано новой влюбленностью цесаревича в княжну Жанетту Антоновну  Четвертинскую, младшую сестру фаворитки Александра I Марии Антоновны Нарышкиной.
Между великим князем и Анной Федоровной началась переписка, касающаяся этого щепетильного вопроса. В одном из писем Константин убеждал бывшую супругу: "Вы пишите, что оставление вами меня через выезд в чужие края последовал потому, что мы не сходны друг с другом нравами, почему вы и любви своей ко мне оказывать не можете, но покорно прошу вас, для успокоения себя и меня в устроении жребия жизни нашей, все сии обстоятельства изобразить письменно и что, кроме сего, других причин вы не имеете, и то письмо с засвидетельствованием, что оно действительно вами писано и подписано рукою российского министра* или находящегося при нем священника, доставить к вашему покорному слуге Константину".
* Русского посланника.
Великая княгиня, по всей очевидности, не согласилась с таким предложением. Еще более сильное сопротивление встретил Константин Павлович в Петербурге у своих ближайших родственников. Александр I и вдовствующая императрица Мария Федоровна категорически возражали против бракоразводного процесса.
Мария Федоровна была в гневе от поведения сына. Спустя более полувека  Александр Герцен опубликовал любопытный исторический документ - письмо Марии Федоровны сыну. Вероятно, оно было написано на французском языке, но уже вскоре после того как адресат получил матушкино послание, неизвестно откуда взявшиеся копии письма на русском языке стали ходить по петербургским светским салонам. Текст письма попал практически во все книги о цесаревиче Константине Павловиче и событиях той эпохи. Императрица напоминала сыну, что он  уже согласился довольствоваться удалением своей жены и пребыванием ее у  родителей.
"А вас однакож я вижу обращающимся паки к сей пагубной и опасной мысли о разводе, - писала императрица. - Сим растворяются все раны сердца моего. Но при всем том, мой любезный К.П., несмотря на скорбь, которую я чувствую, занимаясь печальною сею мыслью, я изображу вам мое по сему предмету мнение, как оно мною видится, и, наконец, объявлю вам условия, на которых нежная моя к вам любовь может склонить меня заняться мыслью о вашем разводе".
Высказав вначале  общие доводы государственного и нравственного порядка о вреде публичного бракоразводного процесса, императрица переходит к рассмотрению личных отношений между супругами, и, что редко бывает в семейных  конфликтах, решительно берет сторону невестки: "Обратитесь к самому себе, - пишет она, - и вопросите совесть свою, оправдает ли она ветреность, горячность, вспыльчивость при начале несогласия между вами и великой княгиней существующего, оказанные вами, вопреки сильнейших моих представлений при возвращении вашем из инспекции в последнюю осень царствования покойного отца вашего, когда я в присутствии брата вашего просила, умоляла вас жить в супружеском с женою дружелюбии, а вы противу всех стараний матери вашей остались непреклонны. Спросите, говорю я, -  сами у себя: укоризны сердца вашего дозволяют ли вам помышлять о разводе?"
Константин был вынужден отвечать матери, "что принадлежит до развода - молчу и повинуюся, каков есть долг мой".
Спустя несколько лет он даже пытается наладить отношения с Анной Федоровной. Во время своих поездок в Европу Константин Павлович неоднократно встречался со своей супругой. По словам историка Е.П. Карновича, возвращаясь в 1811 году из Франции, он специально приехал к великой княгине, чтобы убедить ее вернуться в Россию, выражая надежду, что их потомство будет на престоле. Анна Федоровна решительно отвергла предложение мужа, сославшись на "обязанности, которые должны были удержать ее навсегда за границей".  Что подразумевалось под этими "обязанностями"  историк не уточнял. Может быть, великая княгиня, наконец, обрела душевный покой и счастье, которое не мог дать ей бывший супруг?
Вопрос о разводе вновь возник в 1819 году, когда великий князь Константин Павлович решил жениться на польской графине Иоанне Грудзинской.
Это был первый случай расторжения брачного союза в русском царском семействе. Петр Великий, разлучившись со своей первой супругой, не счел необходимым утруждать себя юридическими формальностями и разрешением церковных властей на развод. Он решил вопрос, насильно заточив ее в монастырь. Больше подобных инцидентов в царствующей династии не отмечалось. Тем не менее, Александр I и Святейший  Синод решились удовлетворить требование великого князя.
Александр I, всегда с большой симпатией относившийся к Анне Федоровне,  решил предупредить ее о своем решении и 6 января 1820 года написал трогательное письмо: "Оставаясь верным обещанию, которое я дал вам, мой дорогой друг, в наше последнее свидание, беру перо, чтобы сказать вам, что брат мой год тому назад отсрочил развод только по поводу смерти моей сестры (4), намерения же своего не оставлял никогда.  Он приезжал на очень короткое время в Петербург(5), чтобы возобновить это дело, и предоставил официальное письмо с просьбой о разводе. Оно написано с полной искренностью. В виде причины развода мой брат выставляет единственно ваше удаление от него, в котором, по состоянию вашего здоровья, вы живете вот уже 19 лет, а также заявление ваше, вами сделанное ему в Швейцарии в 1814 году, что, по тем же обстоятельствам, вы более никогда не намерены возвращаться в Россию. Согласно его желанию, письмо это должно было передать в Синод, который, внимательно рассмотрев дело, нашел, что по правилам нашей церкви нельзя признать существующим такой брачный союз, при котором супруги более 18 лет находятся в разлуке безо всякой надежды когда-либо соединиться. Из этого следовало, что просьбу о разлучении должно было принять и удовлетворить.
Я спешу, друг мой, известить вас об этом, чтобы вы приняли свои меры по отношению к родителям вашим, в том смысле, как мы с вами условились, то есть вы должны приготовить их к событию, сказав им, что со своей стороны также желаете и что вы говорили и писали мне в этом духе. У вас будет достаточно времени озаботиться этим, ибо до того, как постановления будут выработаны, утверждены, подписаны, а тем более обнародованы, наверное, пройдет недели три, а может, и более того.
Что касается до изложения этих постановлений, вы можете положиться на меня. Само собою разумеется, в них будет говориться о 19-летнем разлучении, в котором вы находитесь по причине вашего здоровья. Ваши доходы останутся неизменными, и я устрою при этом случае все, что касается ваших денежных дел в России так, как мы с вами условливались. Так как самого события нельзя было отвратить, то оно, по крайней мере, произойдет наилучшим из возможных способов, со всеми необходимыми предосторожностями. Воспрепятствовать ему было немыслимо; брат мой слишком желал свободы, а ваше 19-летнее отсутствие в связи с вашим решением не возвращаться в Россию давало ему слишком неоспоримые права, чтобы можно было отвергнуть его прощение. Я уверен, что, поразмыслив хорошенько обо всем, что я вам сейчас сказал, вы сами с этим согласитесь, Вы найдете также, что, в сущности, ваше положение мало изменяется и особенно, если вы будете во всех случаях, которые вам могут представиться, отвечать правду, то есть что вы сами желали развода. Что касается меня, дорогой друг, то вы можете быть уверенной, что решительно всегда и моя дружба, и мои отношения к вам остаются вечно неизменными.
Настоящее письмо посылаю с нарочным курьером; но, чтобы это не было слишком  явно, он передаст его г-ну Ханукову(6), который и перешлет его вам при верном случае, а курьер отправится далее в Гаагу и в Лондон. Когда недели через три от сего дня или через месяц все будет кончено, я отправлю курьера непосредственно к вам с официальным постановлением. Я смею надеяться, что вы  найдете его составленным в желанном духе.
Прощайте, дорогой друг, сохраните ко мне вашу давнюю дружбу и верьте в искреннюю привязанность к вам. Тысячу раз выражаю уважение вашей матушке герцогине, Софье и вашей невестке, так же как и мою дружбу вашему брату(7).
P.S. Все дело велось в тайне и никому не будет известно до окончательного его утверждения".
20 марта 1820 года появился высочайший манифест, которым объявлялось, что цесаревич Константин Павлович принесенною императрице Марии Федоровне и государю просьбою "обратил внимание на домашнее его положение в долговременном отсутствии супруги его великой княгини Анны Федоровны, которая еще в 1801 году,  удалясь в чужие края по крайне расстроенному состоянию ее здоровья, как доныне к нему не возвращалась, так и впредь, по личному ее объявлению, возвратиться в Россию не может, и вследствие сего изъявил желание, чтобы брак его с ней был расторжен...
... Из всех сих обстоятельств усмотрели мы, что бесплодное было бы усилие удерживать в составе императорской фамилии брачный союз четы, 19-й год уже разлученной без всякой надежды быть соединенною, а потому, изъявив соизволение наше, по точной силе церковных узаконений, на проведение вышеизложенного постановления Святейшего Синода в действие - повелеваем: повсюду признавать оное в свойственной ему силе".
12 мая 1820 года великий князь Константин Павлович вступил в морганатический брак с графиней Грудзинской, получившей титул княгини Лович. Следствием этого брака стал отказ Константина от прав наследования русского престола в пользу своего младшего брата Николая Павловича. Однако  известно  об этом решении цесаревича было всего нескольким высшим сановникам, что явилось причиной двухнедельного междуцарствования и восстания декабристов, случившихся  после  смерти императора Александра I в 1825 году.

1. Грудзинская Иоанна (1795-1831), графиня, морганатическая супруга великого князя Константина Павловича, после брака получила титул княгини Лович.
2. Елизавета Маврикиевна (1865-1927), великая княгиня, жена великого князя Конатантина Константиновича.
Елизавета Федоровна  (1864-1918), великая княгиня, урожденная принцесса
Гессен-Дармштадтская, жена великого князя Сергея Александровича. Старшая
сестра императрицы Александры Федоровны. Основательница Марфо-
Мариинской обители в Москве. Убита большевиками 18 июля 1918 г. под
Алапаевском.
Мария Павловна (1854-1920), великая княгиня,
урожденная принцесса Мекленбург-Шверинская, жена великого князя
Владимира Александровича.

3.Екатерина Павловна - (1788-1818), великая княгиня, младшая сестра Александра I. В первом браке за Петром-Фридрихом-Георгием принцем Ольденбургским (1809), во втором за Фридрихом-Вильгельмом королем Вюртембергским (1816).
5. Великий князь Константин Павлович с 1814 года был назначен главнокомандующим польской армией  и постоянно проживал в Варшаве.
6. Русский посланник в Дрездене
7. Леопольд герцог Саксен-Заальфельд-Кобургский (1790-1865), с 1831 года король Бельгии, младший брат великой княгини Анны Федоровны.


ПИСЬМО ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕДОРОВНЫ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ КОНСТАНТИНУ ПАВЛОВИЧУ. 1803 год.
"Легко вам будет поверить, мой любезный сын Константин Павлович, сколь глубоко огорчилась я, читая письмо ваше, если вы вспомните содержание оного, которое писала  к вам прошедшего года с изображением душевного смущения и скорби моей, также и моего желания; тогдашним ответом вашим, ныне вновь мною прочтенным, вы меня в опасениях моих не успокоили. В соответствие писания матери вашей вы начертали в нем самые сии слова, кои из письма вашего выписываю: что принадлежит до развода молчу  повинуюсь, таков есть долг мой. Вы тогда довольствовались удалением жены вашей и пребыванием ее у своих родителей. Ничто с того времени не переменилось, а вас однакож я вижу обращающимся паки к сей пагубной и опасной мысли о разводе. Сим растворяются все раны сердца моего. Но при всем том, мой любезный К.П., несмотря на скорбь, которую я чувствую, занимаясь печальною сею мыслью, я изображу вам мое по сему предмету мнение, как оно мною видится, и, наконец, объявлю вам условия, на которых нежная моя к вам любовь может склонить меня заняться мыслью о вашем разводе.
При самом начале приведу я вам на память пагубные последствия для общественных нравов, также и огорчительный и для всей нации опасный соблазн произойти от того долженствующий, ибо по разрушению брака вашего последнейший крестьянин, отдаленейшей губернии, не слыша более имени великой княгини при церковных молебствиях провозглашаемого, известится о разводе вашем. Его почтение к таинству брака и к самой вере поколеблется; тем паче, что с ним неудобно войти в исследование причин, возмогших подать к тому повод. Он предположит, что вера для императорской фамилии менее священна, нежели для них, а такового мнения довольно, чтоб отвратить сердца и умы подданных от государя и всего императорского дома. Сколь ужасно вымолвить, что соблазн сей произойдет от императорского брата, обязанного быть для подданных образцом добродетелей! Нравы, уже и без того растленные, испорченные, придут еще в вящее развращение через пагубный пример стоящего при самых ступенях престола, занимающего первое по Государю место. Поверьте мне, любезный К.П. единою прелестию неизменяющейся добродетели можем мы внушить народам сие о нашем превосходстве уверение, которое обще с чувствованием благоговейного почитания утверждает спокойствие в империи. При малейшем же хотя в одной черте сей добродетели нарушении, общее мнение ниспровергается, почтение к Государю и к Его роду погибает, беспорядки, в царском доме происходящие, разглашаются, любовь подданных погасает и престол потрясается. Ваше место обязывает вас полным самого себя пожертвованием для государства, коего польза и все превышающий непреложный долг созидать благо оного возбраняет чисто, подобно вам, вышнюю степень в империи занимающему, утешения, всем без изъятия членам общества дозволяемые - нам же, дабы несодеяться чрез пример наш опасными, отказанные. Сих размышлений в отношении их к пользе государственной, достаточно было на то, чтобы откинуть и самую возможность вашего развода.
Но из-за сего обратитесь к самому себе и вопросите совесть свою, оправдает ли она ветреность, горячность, вспыльчивость при начале несогласия между вами и великой княгиней существующего, оказанные вами, вопреки сильнейших моих представлений при возвращении вашем из инспекции в последнюю осень царствования покойного отца вашего, когда я в присутствии брата вашего просила, умоляла вас жить в супружеском с женою дружелюбии, а вы противу всех стараний матери вашей остались непреклонны. Спросите, говорю я, -  сами у себя: укоризны сердца вашего дозволяют ли вам помышлять о разводе? Углубитесь в те важные рассуждения, которые я вам представила и взвести их, рассмотрите в подробности их следствия и потом ответствуйте сами себе, с правотой совести, - строгий вы там отчет высшему существу дать долженствуете, - ответствуйте, какая причина побуждает вас желать обнародования развода; тогда когда оный с согласия вашего брата и с моего в тайне почти существует чрез отлучение от вас великой княгини, с которою вы уже никакого сношения не имеете?
Но при сем вещей положении мы по крайней мере, до сих пор избегали явного соблазна. Почто же идти дальше, когда все выше приведенные доводы и внутреннее чувствование совести вам упрекающей, налагает на вас непреложный долг довольствоваться настоящим положением? Отвечайте себе с искренностью на вопрос сей!
Не выдавайте мне, любезный мой Константин Павлович, за истинную, - суетную сию причину, будто вы думаете, что честь ваша требует разрушения вашего союза, ибо я вам со всею публикою ответствовать буду, что чрез сие оскорблена бы была добрая слава той, которая носит  имя ваше, что было бы не простительно и сверх того, явно показав себя легкомысленным и равнодушным на счет репутации жены своей, как вы то сделали, говоря об ней в передней комнате отца вашего, в чем и сами мне признались.
После сего уже не можно толь скоропостижно переменить ваш образ мыслей без того, чтобы не подвергнуть себя посмеянию, или не заставить сомневаться в вашей правдивости; ибо никто вами убежден не будет. Впрочем, поверьте мне, любезный мой Константин Павлович, не станем входить ни в какие рассматривания взаимного поведения и предадим его забвению.
Последним письмом вашим, которое я несколько раз перечитывала, вы испрашиваете моего на развод ваш с супругою согласия, утверждаете желание свое на том, что здоровье ваше будто бы в упадок приходящее, того требует. И так я должна предполагать, что здоровье ваше паче всего заставляет вас желать сего пагубного развода и что вы хотите, положа конец вашему теперешнему состоянию, отстать от зловредных ваших обычаев. Буде подлинно вы сим побуждаемы, и если строго испытав себя, не смотря на всю силу и важность моих представлений, вы скажете мне, что желаете развода с тем единственно, чтобы опять жениться и примером беспорочного и счастливого союза загладить соблазн, разрушением первого брака причиненный, тогда хотя и останется навсегда в сердце моем чувствование скорби, сею жестокою необходимостью в нем произведенное; но в том одном и единственном случае дозволяю я рассматривание сего предмета, когда вы предварительно и с непременностью определите выбор, вас достойный, дабы учинить оный соответственно рождению вашему. Поезжайте в чужие края; в пребывание вашем у разных дворов владетельных князей Германии изберите себе невесту, во всех отношениях вам достойную. Как скоро утвердитесь в вашем выборе и получите от императора и от меня дозволение, тогда на развод ваш я изъявлю свое согласие; на сем только условии признаю я возможность онаго - когда выбор ваш утвержден будет, ибо соблазн в туже минуту должен быть заглажен новым союзом, но союзом соответственным законам, почитаемым от особ, вам подобным, кои обязаны избирать в супруги породою себе равных.
Не изречение развода возвратить вам здоровье, но житие порядочное и союз, законом одобряемый. И так повторяю вам, любезный мой Константин Павлович, что на сем токмо одном и единственном условии вы можете получить от меня дозволение. Молодой человек лет ваших смотрит токмо на настоящую минуту; но та, от которой вы жизнь приняли, которая есть и всегда будет лучшим вашим другом, за вас простирает взор свой в будущее, и хочет спасти вас от раскаяния и несчастия. и отняв у вас и у потомства вашего возможность порицать тех, кому провидение вверило старания о благе вашем. О, великий боже! кто паче матери имеет долг пещись об оном! вот мои намерения, мой любезный Константин Павлович, они непоколебимы: все совокупно должности мои чинят оныя навсегда непременными, ибо они основаны на обязанностях моих к государству, драгоценнейшему праху покойного отца вашего и к самим вам. Соблюдать их наисвятейше обещаюсь пред вами и пред моей совестью.
Мария.

(Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне.  London. 1859. Кн.1. С.3-8.)

Библиография:
Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне.  London, 1859.
Карнович Е.П. Цесаревич Константин Павлович. М., 1995.
Русский биографический словарь СПб. 1900. Т. 2.
Тайны царского двора. Из записок фрейлин. М.,1997.




                ПТИЧКА
 

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА (1798-1860), императрица, урожденная принцесса Шарлотта-Каролина Прусская. С 1817 г. в браке с великим князем Николаем Павловичем( впоследствии император Николай I).
Дети: Александр, (1818-1881), Мария (1819-1879), Ольга (1822-1892), Александра (1825-1855), Константин (1827-1892), Николай (1831-1894), Михаил (1832-1909).
            

 Жила-была принцесса. И были у нее, как у всех принцесс на свете, отец - король и мать - самая настоящая  королева... Сколько сказок о прекрасных юных принцессах начинаются этими словами. И в каждой, даже самой печальной, обязательно торжествует добро и справедливость, рассеиваются чары злых колдунов,  воздается за верность  и  любовь.  Но далеко не всегда в реальной жизни лучший жребий выпадает красавицам, примеряющим бриллиантовые короны.
Дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III родилась в 1798 году в Берлине.  Конечно, “времена не выбирают - в них живут и умирают”, но, скажем откровенно, королева Луиза выбрала очень тревожное время, чтобы произвести на свет маленькую принцессу Луизу-Шарлотту: в Европе вовсю уже разгорался большой пожар, начавшийся с маленькой свечки - взятия Бастилии.   
Впрочем, королева Луиза была, по общему мнению, единственным мужчиной в семействе прусского короля, и при случае,  могла верхом на лошади объехать войска, чтобы воодушевить солдат на битву. Однако для победы в войне с Наполеоном требовались более убедительные аргументы,  и  прусский король  умолял  императора Александра I как можно скорее выступить против «корсиканского чудовища». 
10 августа 1805 года русская гвардия вышла в поход из Петербурга для соединения с австрийской армией. Война началась, но Пруссия, которая до этого всячески торопила русских, теперь не спешила принимать в ней участие, объявив о нейтралитете.
Армия форсированным маршем шла навстречу французам, но одного только желания водворить европейский мир русскими штыками оказалось недостаточно, что и доказал император Наполеон, блестяще обыграв в дебюте сложной шахматной партии сразу двух императоров: австрийского Франца и русского Александра I. Сначала французы разгромили австрийские войска генерала Мака, а затем поставили  мат под Аустерлицем русской армии.
Берлин был взят французскими войсками, и прусский король сполна испытал, как плохо быть побежденным,  даже блюдя нейтралитет.  Признанная красавица прусская королева Луиза в интимной обстановке пыталась уговорить  Наполеона смягчить условия капитуляции. Бонапарт - мужчина и корсиканец,  был  очарован прелестями прусской королевы, но  на политические уступки не пошел.
Беда не приходит одна:  Шарлотте не исполнилось и двенадцати лет, когда она осиротела - в 1810 году неожиданно от тифа умирает мать девочки.  Но все в жизни меняется, и самое большое горе со временем становится лишь горьким воспоминанием...
                х х х
Однако поражение под Аустерлицем оказалось вовсе не матом, а всего лишь шахом, а  в шахматной партии за дебютом еще следует миттельшпиль и завершает ее эндшпиль. Так вот, после бородинского миттельшпиля последовал закономерный эндшпиль, и Наполеон сдал фигуры в том самом Париже, откуда все и начиналось. Как говорят теперь остроумные французы, на каждый Аустерлиц  есть свое Ватерлоо...(1)
Поприсутствовать на триумфе русских войск в Париже к своему старшему брату Александру I отправился великий князь Николай Павлович, которому шел восемнадцатый год.
Природа не поскупилась создавая Николая: высокий, сильный, красивый, он был наделен ясным умом и острой сообразительностью.  В то же время он казался замкнутым и уж совсем не таким любезным, как брат Александр, сумевший обворожить всех европейских дам. 
С годами многие хорошие качества его души оказались тушированы внешними обстоятельствами - лестью и угодничеством окружающих,  подозрительностью, страхом перед возможным предательством близких людей.  Причин для таких опасений у него хватало: перед глазами всегда висел  портрет отца - незадачливого императора Павла I; да и обстоятельства вступления на трон и бунт на Сенатской площади долго не давали ему покоя.
А пока старшие братья - император Александр I и цесаревич Константин добродушно подтрунивали над Николаем, называя его  “добрый малый”, и снисходительно прощали ошибки в учебе, полагая,  что для дальнейшей военной службы, к которой готовился Николай, это обстоятельство особо не повредит.
Домой из Парижа великий князь ехал через Берлин. Здесь то и состоялась первая встреча молодого великого князя и прусской принцессы. Долговязый, худой, хмурый юноша вдруг почувствовал женский взгляд, в котором светилась нежность, участие и что-то необъяснимое даже для поэтов, что заставляет настоящих  мужчин бросать все на свете, ради той одной и единственной. Наверное, это была их первая любовь.
Спорить не приходится: браки совершаются на небесах, но знакомятся, женятся, рожают детей и умирают люди все-таки здесь - на грешной земле.  И очень многие возвышенные и романтические вещи объясняются просто и банально. Неожиданно, влюбленность молодых людей оказалась весьма сильной картой в политических играх Александра I, решившего  их браком, укрепить русско-прусский союз, давший по разным причинам трещины.  Будь необходимость искать союз с Францией или Англией, может статься, Александр уговорил бы младшего брата изменить свое решение.
              х х х
Как бы то ни было, в июне 1817 года Шарлотта приехала в Россию невестой великого князя Николая, а спустя три недели 1 июля состоялось бракосочетание. Перед этим Шарлотта перешла в православие и приняла имя Александры Федоровны.
“Я почувствовала себя очень, очень счастливой, когда руки наши, наконец, соединились; с полным доверием  отдавала я свою жизнь в руки моего Николая, и он никогда не обманул этой надежды!”, - писала в своих чрезвычайно интересных записках Александра Федоровна.
Кстати, Александр Сергеевич Пушкин прослышав,  об этих записках очень беспокоился: дойдут ли они до потомства. Слава Богу, - дошли, и мы можем  не только узнать многое о событиях в семье Николая и Александры, но и признать явный литературный талант, наблюдательность и остроумие их автора.
Вот, например, как Александра  описывает свой первый выход в высший петербургский свет: “Только что я уселась перед зеркалом, чтобы заняться туалетом, как вошла ко мне без церемоний какая-то пожилая женщина и промолвила по-немецки: “Вы сильно загорели, я пришлю вам огуречную воду умыться вечером”...
Так как фургоны с моей кладью еще не прибыли, то мне пришлось явиться на большой обед в закрытом платье, весьма, впрочем, изящном, из белого гроденапля, отделанного блондами, и в хорошенькой маленькой шляпке из белого крепа с султаном из перьев марабу. То была самая новейшая парижская мода...
 Сколько раз впоследствии мне говорили о моем первом появлении; юную принцессу осматривали с головы до ног и нашли, по-видимому, не столь красивой, как предполагали; но все любовались моей ножкой, моей легкостью походки, благодаря чему меня даже прозвали “птичкой”.
Они были молоды, влюблены, счастливы. И как положено в таких случаях 17 апреля 1818 года в 11 часов утра в их апартаментах раздался детский писк. “Никс поцеловал меня и плакал, и мы поблагодарили Бога вместе, не зная даже еще, послал ли Он нам сына или дочь, но тут подошла к нам Maman и сказала “Это сын”. Мы почувствовали себя еще более счастливыми при этом известии, но помнится мне, что я ощутила нечто важное и грустное при мысли, что этому маленькому существу предстоит некогда сделаться Императором.”
Материнское предчувствие не обмануло молодую мать: родившийся сын станет замечательным русским императором Александром II Освободителем и будет убит кучкой полубезумных террористов...(2)
Но пока жизнь шла своим чередом - балы, приемы, воспитание детей; всего Александра Федоровна родила семерых: трех дочерей и четырех сыновей. Средь мирного домашнего бытия  лишь один раз на  счастливый семейный небосклон  набежало облачко тревоги и сомнений.  Случилось это летом 1819 года в Красном Селе, когда император Александр I довольно туманно поведал брату и невестке, о том что в будущем им предстоит царствовать, так как второй брат - отказывается от престола.
Сам впоследствии Николай подробно описал этот разговор и свою реакцию на ошеломляющую новость: “Мы были поражены как громом. В слезах, рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец Государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельской, ему одному свойственной ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной”.
                х х х
Не ведает смертный, что завтрашний день ему готовит - и в том его великое счастье! Миновало не десять лет, а чуть более половины срока отмеренного императором, как в каком-то провинциальном, Богом забытым Таганроге 19 ноября 1825 года неожиданно умирает русский царь Александр I.
Большой бедой извечно было на Руси  междуцарствие, и на этот раз привело оно  к восстанию декабристов на Сенатской площади. Хронология событий декабря 1825 года изучена по часам, и можно с уверенностью сказать, что только решительность Николая спасла Россию от очередного русского бунта, бессмысленного и беспощадного...
Александра с детьми находилась в Зимнем дворце, каждую минуту ожидая известий. Потом будет суд над декабристами, и она, узнав, что жены некоторых из них едут в Сибирь, задумчиво произнесла: “На их месте я поступила бы так же”.
Наступило царствование Николая I. Все тридцать лет, которые он пробыл на престоле,  Николай  искренно желал блага России. Он был неутомимый труженик, по 18 часов работавший над документами. “Раб своих монарших обязанностей”, - говорил об императоре его ближайший сподвижник граф А.Х. Бенкендорф. Николай хотел сделать для России многое: облегчить участь крестьян, создать сильную армию и флот, проложить шоссе и железные дороги. Увы, далеко не все мог сделать в родном Отечестве даже абсолютный монарх. Казнокрадство, коррупция, всеобщая лень, пьянство, нежелание принимать решения, инертность и склонность к отвлеченным философствованиям чаще всего обрекали его начинания на неудачу. Возможно, России  был необходим новый Петр Великий, а он был Николай I.
                х х х
Русский двор считался самым блестящим в Европе. Торжества в Зимнем дворце с сотнями гостей, где изысканные туалеты и бриллиантовые украшения дам соседствовали с расшитыми позументом мундирами офицеров и камергеров. Николай I  считал, что престиж императорского двора синоним престижу всего государства, и не жалел средств на приобретение произведений искусства, возведение новых дворцов и храмов. И в этом вопросе он находил полное понимание жены.  Александра Федоровна была для мужа “прелестной птичкой в золотой клетке”, которую нужно холить, любить, баловать.
Любимым семейным дворцом у них был Аничков дворец, подаренный Николаю и Александре еще императором Александром I к свадьбе. О жизни здесь рассказывала в воспоминаниях средняя дочь Ольга, ставшая королевой Вюртембергской: “Мама любила одеваться в светлое, по утрам же всегда в белый вышитый перкаль с душегрейкой из кашемира или бархата. Я не помню ее иначе как веселой, доброй и всегда в одинаковом настроении. Ей не надо было ни под кого подлаживаться, ничего прятать. В прелести и простоте своего существа она была недоступна ничему злому...
В ее личности было что-то обезоруживающее. Окруженная роскошью, она никогда не позволила бы себе подпасть под влияние чрезмерной элегантности или пышности. Ее единственной искренней потребностью, которую она себе разрешала, было то, что время от времени ей приносили и затем меняли картины из Эрмитажа”.
                х х х
Николай и Александра прожили вместе 38 лет. Прощальные слова Николая I на смертном одре говорят о многом: “С первого дня, как я увидел тебя, я знал, что ты добрый гений моей жизни”... Она ушла из жизни пять лет спустя, 20 октября 1860 года.
Любовь, дружная семья, чудо рождения ребенка - вечные ценности, имя которым - простое человеческое счастье. Счастливыми люди могут быть и в царском дворце, и нищей лачуге, но, увы,  встречаются они в этом мире почему-то очень редко...               

1. В битве под Ватерлоо 18 июня  1815 г. армия Наполеона потерпела сокрушительное поражение от союзных англо-прусских войск.
2. Александр II Николаевич (1818-1881), русский император с 1855 г.  Убит террористами 1 марта 1881 г.
Литература:
Гершензон М.О. Эпоха Николая I. М., 1910.
Крылов-Толстикович А. Птичка.// Новая Юность. №3. 2001.
 Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000.
Николай  I и его время. М., 2000.
Шильдер Н.К. Николай I. М., 1997.















УМОМ РОССИЮ НЕ ПОНЯТЬ...

                ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ЕЛЕНА ПАВЛОВНА
ЕЛЕНА ПАВЛОВНА  (28. 12. 1806 / 09.01. 1807 - 09.01. 1873*), великая княгиня, урожденная принцесса Фредерика-Шарлотта-Мария Вюртембергская. Дочь принца Павла-Карла-Фридриха-Августа Вюртембергского (1785-1852) и принцессы Екатерины- Шарлотты, урожденной принцессы Саксен-Альтенбургской ( 1787-1848). С 8. 02. 1824 г. в браке с великим князем Михаилом Павловичем.  Дети: Мария (1825-1846); Елисавета (1826-1845), в замужестве - герцогиня  Нассауская; Екатерина (1827-1894), в замужестве - герцогиня Мекленбург-Стрелицкая; Александра (1831-1832); Анна (1834-1836).
* Дата указаны по юлианскому календарю.

Долгие десятилетия  имя великой княгини Елены Павловны не упоминалось в школьных учебниках истории, об этой замечательной женщине  не было  написано романов и серьезных научных трудов. Но время, - самый строгий экзаменатор хрестоматийных авторитетов, неизбежно ставит все по местам,  ниспровергая ложных кумиров и воздавая должное подлинным героям.
Иностранка по происхождению, прожившая большую часть жизни в непростой обстановке русской действительности, интриг императорского двора, она сумела развить в  своей душе чувство любви к русскому народу,  сознание  гражданской ответственности перед его судьбой.
Самообладание, стойкость в испытаниях и  разочарованиях, неизбежных в жизни каждого человека,  умение преодолевать усталость и сомнения при достижении намеченной цели всегда считались признаком сильного характера. И если цель - благородна, а стремление достичь ее,  основывается на чувстве  любви к ближнему, принципах гуманизма, верности гражданскому долгу, то речь идет о личности с высоким нравственным характером. Именно таким характером обладала великая княгиня Елена Павловна, ставшая одним из ярких представителей либерально-реформистского движения в России в 60-х годах XIX века.

                х х х
Дочь вюртембергского принца Павла-Карла-Фридриха-Августа  и его жены принцессы  Шарлотты Саксен-Альтенбургской родилась в Штудгарте в ясный морозный день 9 января 1807 года.  (28 декабря 1806 года по юлианскому летоисчислению).
Прошло чуть более года как отец принца - герцог Фридрих, волею "создателя королей" императора Наполеона, примерил новую корону, и стал  первым королем Вюртемберга.  Вюртембергская династия находилась в тесном родстве с русским царствующим  домом: вдовствующая императрица Мария Федоровна приходилась родной сестрой нового короля и тетушкой принца Павла-Карла-Фридриха..
Столь близкое родство не помешало 16-ти тысячному корпусу короля Фридриха I выступить летом 1812 года в составе французской армии  в поход на Москву. Но военная удача уже отвернулась от Наполеона, а зима и голод довершили разгром  прежде непобедимых полков французского императора. Из вюртембергского корпуса на родину вернулось  всего  нескольких сотен искалеченных, израненных солдат.
После бурных событии, связанных с бегством Наполеона с острова Эльбы и последующим Ватерлоо,  Европа, наконец, ощутила всю прелесть мирной жизни.  Политическая карта континента заметно изменилась и государства, восстановив, наконец, внешнеполитическую стабильность, занялись своими внутренними проблемами, постепенно залечивая полученные экономические  и демографические раны.
 В  Вюртембергском королевстве произошла смена монарха.   В 1816 году король Фридрих умер и отцовский престол перешел его старшему сыну Вильгельму I.
 Принц  Павел-Карл- Фридрих, слывший за  человека умного, но обладающего на редкость  беспокойным характером,  не мог ужиться со своим братом-королем, и после крупной ссоры, он навсегда покидает родину и  переселяется в Париж.
Десятилетнюю принцессу отдают в аристократический пансион госпожи Кампан, известный систематическим и разумным воспитанием и высоким профессионализмом  преподавателей.  Здесь Фредерика-Шарлотта близко подружилась  с обучавшимися в пансионе сестрами  графинями Вальтер, родственницами знаменитого зоолога Кювье.   Принц Вюртембергским вместе с дочерью часто посещал особняк ученого, с которым его связывало сходство интересов.  Павел-Карл, подобно Кювье, был страстный натуралист, много путешествовал по миру.  Но, маститый, энциклопедически образованный ученый, с удовольствием общается не только с аристократическим натуралистом, но и с его юной дочерью. Беседы с великим ученым, его рассказы и указания, прогулки с ним по аллеям парка, размышления о  явлениях природы стали хорошей школой для интеллектуального развития девушки. Покинув через четыре года Париж, она будет еще долго  вести с Кювье оживленную переписку.
                х х х

 Принцессе не исполнилось  еще шестнадцати лет, когда император Александр I письменно просил ее руки для своего брата великого князя Михаила Павловича.
Предложение было принято и 30 сентября 1823 года принцесса приехала в Россию. О необыкновенном впечатлении, произведенном девушкой на  русское высшее общество дают  понятие строки из письма Ю.А. Нелиденского-Мелецкого (1):  "Нареченная невеста великого князя Михаила Петровича на прошедшей неделе прибыла в Гатчину. Государыня Мария единогласна. Всех без изъятия она с первого глаза пленила!
Представь себе девицу шестнадцати лет, приехавшую к такому пышному двору,  каков наш, и к которой через полтора часа по выходе из кареты подводят одного за другим человек двести, с которыми она со всяким молвит по приличности каждого. Значительные имена  все у нее были затвержены, и, ни разу не замешкавшись, всякому все кстати сказала...
На границе казачья команда при встрече закричала "ура!" "Спасибо, ребята", - сказывают, она отвечала. И при этом случае кому-то у себя в карете сказала: "Я чувствую, что въезжаю в отечество". Умница редкая! Все в этом согласны. Но, говорят, кроме ума она имеет самый зрелый рассудок, и были примеры решительной ее твердости. И в 16 лет! И свет ей так мало знаком, что театр здесь в первый раз в жизни увидела. Воспитывалась в пансионе, потом жила в тишине у бабушки (2), и вдруг к большому двору, где приводят ее к толпе людей, которыя не только чтобы привести ее в замешательство, напротив, приведена ею в удивление и обворожена ее приветливостью! Это нечто чудесное!..
 Забыл было, а удержаться не могу, чтобы не написать. Сказавши казакам: "Спасибо, ребята", полковнику казачьему - "Пожалуйста, прикажите им прокричать, мне это любо!" Рассудите, как казаки дернули, как узнали, что полюбилось!!!"
Похожую  характеристику дает и сенатор, военный историк А. И. Михайловский-Данилевский (2): "Она, как феномен, обратила на себя единодушное внимание всех и более месяца составляла предмет общих разговоров; я не видел ни одного человека из представленных ей, который бы не отзывался с восхищением об уме ее, о сведениях ее и любезности. Не знаю, какова будет впоследствии судьба ее в России, но во время приезда ее в наше отечество зависти и злословия, избравшие предпочтительно пребывание свое при дворах, умолкли...
Она с представленными ей особами разговаривала о предметах или приятных для них, или составляющих их занятия; таким образом, с Карамзиным (3) говорила о русской истории, с Шишковым (4) о славянском языке, с генералами о сражениях и походах, в которых они находились или наиболее отличились. Видно было, что она приготовлялась к тому, что всякому из них говорить приличнее, но и самое сие приготовление доказывает ее благоразумие, что она старалась в новом отечестве своем снискать с первого шага повсеместную любовь. Смотря на нее, я воображал, что Екатерина II, вероятно, поступала таким же образом, когда привезена  была  ко двору Елизаветы Петровны".
Такое единодушие в оценке нового члена императорской фамилии было, действительно, делом чрезвычайно редким. Очарование юной принцессы оказалось так велико, что  злые языки были вынуждены замолчать. Но кроме девичьей грации и  любезности, Фредерика-Шарлотта проявляла вполне взрослую самостоятельность и, необыкновенную для девушки ее возраста, тонкость поведения. Еще по пути в Россию  будущая великая княгиня начала учиться русскому языку, взяв вместо учебника  тома "Истории Государства Российского" Николая Карамзина. Вероятно, у девушки была врожденная склонность к языкам -  вскоре она говорила по-русски почти без акцента, удивляя своих собеседников образными сравнениями и эпитетами.
5 декабря 1823 года принцесса была миропомазана и наречена великой княжной Еленой Павловной. На следующий день прошла церемония обручения. Жениху -  младшему сыну императора Павла I, великому  князю Михаилу Павловичу  шел двадцать пятый год.
Великий князь Михаил Павлович был личностью настолько неординарной и колоритной, что появление подобного характера, трудно даже вообразить в другое время и в иной стране.  В нем самым причудливым сочетались совершенно противоположные качества человеческой натуры: при  отсутствии глубокого образования, он слыл одним из самых остроумных людей  Петербурга; вспыльчивость и солдафонство маскировали его доброту и незлопамятность.
Остроты и каламбуры Михаила Павловича становились модными анекдотами, передаваемыми из уст в уста. За остроумную шутку, находчивый ответ валкий князь  был готов простить любую провинность. Однажды он задержал на улице офицера, одетого не по форме, и велел ему сесть к себе в сани, чтобы лично доставить виновного на гауптвахту. Офицер, садясь, задел великого князя  шпагой. Михаил рассердился: "Дурак, и садиться-то не умеешь!"
Офицер быстро нашелся, вспомнив старую русскую пословицу: "Не в свои сани не садись, Ваше Высочество".
Великий князь пришел в восторг, рассмеялся и отпустил офицера.
Сын своего отца, усвоивший его увлечения внешней стороной военной службы, обожавший порядок и дисциплину, великий князь Михаил Павлович одновременно был неумолимый  служака самого крайне мелочного, формального типа  и человеком с добрым, отзывчивым сердцем.  "Суровость его лица и взгляда из-под нахмуренных бровей - говорится в записках князя А.К. Имеретинского, - резкая манера выговаривать и неумеренная строгость взысканий за маловажные проступки - все это было вынуждено, ненормально и свойственно только видимому, а не истинному характеру Михаила Павловича".
          х х х
Бракосочетание великого князя Михаила и принцессы Фредерики-Шарлотты состоялось 8 февраля 1824 года. В отличие от свадеб других членов дома Романовых,  на этот раз из-за болезни императора Александра I, пышных торжеств  и церемоний не было.  Во время военных маневров царь получили удар по левой  ноге копытом лошади. Рана осложнилась рожистым воспалением, началась горячка, и врачи всерьез опасались за жизнь государя. Однако постепенно дело пошло на поправку, но ходить Александр еще не мог. По этой причине в смежной с кабинетом императора секретарской комнате была поставлена походная церковь, в которой и прошло бракосочетание. Во время церковной службы Александр I сидел в вольтеровском кресле в дверях кабинета за занавесом.
Молодые супруги были довольны, что печальные обстоятельства уберегли их от  утомительных свадебных церемоний.  С первых дней совместной жизни они, несмотря на разность характеров, темпераментов, образования, почувствовали искреннее и глубокое чувство друг к другу.
Огромного роста, рыжий, плотный, несколько сутуловатый, с проницательными голубыми глазами,  великий князь Михаил Павлович,  казалось,  совершенно не гармонировал рядом со своей грациозной супругой. Но все окружающие ощущали нежную влюбленность этого грубоватого и сильного человека в его подругу, его неподдельное восхищение ее умом и талантами. Поэтическая, возвышенная натура великой княгини смягчала  суровость супруга, точно так же, как и он бережно защищал ее от холодной и жестокой реальности обыденной жизни.
 х х х
 Выдающиеся свойства ума и тонкая  тактичность великой княгини Елены Павловны, выразились в умение ставить себя в положение ближних, уважении  интересов других людей, способности творить добро с чарующей простотой, уничтожавшей светскую условность парадных отношений. "Если призвание женщины в жизни состоит в том, чтобы иногда исцелять, часто помогать и всегда утешать, то Елена Павловна осуществила его вполне и в самых широких размерах, писал в биографическом очерке о великой княгине известный юрист А.Ф. Кони.-  Она сделала все, что только было в ее силах для исцеления русского народа от язвы узаконенного рабства, - она твердо и настойчиво поддерживала лучших людей своего времени в их лучших стремлениях,-  и умела утешать их в минуты горечи и скорби".
Другой известный политический деятель  граф П.Д. Киселев (6) в 1861 году набросал  яркий  портрет великой княгини: "Это женщина с обширным умом и превосходным сердцем. На ее дружбу вполне можно положиться, если она раз удостоит ею. Воспитанная под надзором Кювье, друга ее отца, принца Карла Вюртембергского, она сохранила воспоминания о всем, что видела и слышала в своей молодости. Выданная весьма молодой замуж, она не переставала изучать науки и быть в сношениях со знаменитостями, которые приезжали в Петербург или которых она встречала во время своих путешествий заграницей или внутри России. Разговор ее с людьми сколько-нибудь замечательными никогда не был пустым или вздорным: она обращалась к ним с вопросами, полными ума и приличия, вопросами, которые просвещали ее и льстили ее собеседнику... Император Николай Павлович говорил мне однажды: "Елена - это ученый нашего семейства; я к ней отсылаю европейских путешественников. В последний раз это был Кюстин (7), который завел со мной разговор об истории православной церкви; я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему более, чем он сам знает. Притом же я не хотел продолжать разговор с человеком, которого я видел в первый раз и который, конечно, напечатает по-своему отчет об этом разговоре".
У великой княгини много противников в петербургском обществе. Причина тому – превосходство ее ума и ее обращения, в котором она не допускает излишней фамильярности.  Она поддерживает свое достоинство без всякой натянутости, но с глубоким сознанием долга, который возлагает на нее ее положение и который она обязана исполнять.
Великая княгиня издерживает свои доходы широко и щедро. Дом ее устроен во всех подробностях по-царски. Вечера и обеды, которые она дает, не оставляют ничего желать в отношении устройства и даже иногда роскоши. Приглашаемые не всегда принадлежат к высшим слоям общества: в этих приглашениях принимаются во внимание личные достоинства…»
Действительно, наряду с  блестящими празднествами, отличавшихся особым вкусом и оригинальностью, великая княгиня умела создать теплую, дружескую атмосферу, в  которой могла встречаться с интересовавшими ее людьми. В гостиной великой княгини  встречали  внимательный и дружелюбный  прием ученые, политические деятели, путешественники, военачальники.  Она никогда не замыкалась в узком кружке приближенных придворных, признавая, что "маленький кружок, который, приносит великий вред: он суживает горизонт и развивает предрассудки, заменяя твердость воли упрямством. Сердцу нужно общение только с друзьями, но ум требует новых начал, противоречия, знакомства с тем, что делается за стенами нашего дома".
Елена Павловна живо интересовалась новыми открытиями тогдашней науки, часто оказывая помощь своим авторитетом, содействием и материальной поддержкой. Ее живо занимала деятельность университета, Академии наук, Вольного Экономического общества. Она имела долгие беседы с академиком Константином Ивановичем Арсеньевым, желая ближе познакомиться с историей и статистикой России; вела богословские разговоры с архиепископом херсонским Иннокентием, который  был "удивлен и почти унижен" тем,  что великая княгиня поставила его в тупик своими вопросами по истории православия.  Она предлагает  известным историкам заняться  фундаментальным исследование о началах представительных учреждений в России и финансирует этот проект.
Великой княгине  доставляло истинную радость, по ее выражению, "подвязывать крылья" начинающим музыкантам, художникам, поддерживать уже развившийся талант. Благодаря материальной помощи Елены Павловны стало возможным перевести из Италии в Россию творение художника Александра  Иванову картину "Явление Христа народу" и  изготовление фотографических снимков с нее.  Антон Рубинштейн всю жизнь с восторгом вспоминал о ее плодотворном покровительстве музыкантов и композиторов. Именно у  великой княгини Елены Павловны первой  зародилась мысль об учреждении Русского Музыкального Общества и консерватории. За осуществление этой мысли Елена Павловна взялась со свойственной ей пылкостью и настойчивостью, принеся для того личные материальные жертвы и даже продав свои бриллианты.      
Традиционной для великих княгинь была благотворительная деятельность. После смерти императрицы Марии Федоровны, управление  многими женскими благотворительными институтами перешло к Елене Павловне. В дальнейшем великая княгиня основала в память своих умерших дочерей Елисаветинскую детскую больницу в Петербурге и детские приюты Елисаветы и Марии в Петербурге и Павловске,  перестроила и расширила Максимилиановскую лечебницу. Она была не просто высокой покровительницей, формально отбывавшей официозную повинность, а деятельным лидером, умевшим воодушевлять и объединять людей, не подавляя никого своей личностью и возбуждая в каждом гордость от сознания участия в  общей работе на общую пользу. Главным  личным делом великой княгини стало учреждение Крестовоздвиженской общины сестер милосердия. Несмотря на скрытые усмешки и явное противодействие со стороны высшего военного начальства, она сумела убедить императора Николая в полезности нового начинания и создала первую по времени военную общину сестер милосердия. (8)
Последней благородной инициативой  Елены Павловны было устройство Клинического Института, в котором врачи могли бы повысить свое профессиональное мастерство, прослушать лекции знаменитых профессоров, познакомиться  новейшими научными теориями. Она не только выделила на создание института большую сумму из личных средств, но и выхлопотала у государя землю на Преображенском плацу. Смерть не дала ей возможности дожить до осуществления ее замысла и увидеть открытие "Еленинского Клинического Института".
И все-таки едва ли имя великой княгини Елены Павловны вошло в анналы русской истории, если бы ее таланты ограничивались исключительно глубоким умом,  делами благотворительности, блестящим воспитанием, светской любезностью и умением привечать иностранных гостей. Немало было в России женщин умных, очаровательных,  занимавших самое высокое положение в обществе. Ныне их прекрасные лица смотрят с портретов, хранящихся в залах национальных  картинных галерей, но, увы, в историю они вошли  лишь благодаря искусство живописцев, запечатлевших их на полотнах. Их громкие титулы, мало что говорят современному посетителю галерей, и нередко на табличке под рамой значится лапидарная надпись: "Портрет неизвестной"...
Великой княгини Елене Павловне выпала иная судьба.  В историю России она вошла как один из видных  деятелей крестьянской реформы.
                х х х
К середине XIX века Россия оставалась одной из последних европейских стран, где существовала крепостная зависимость крестьян от их  владельцев - помещиков.  Эта общественно-экономическая форма  государственного устройства,  свойственная  феодальному  обществу, не только исключала для миллионов  граждан Российской империи пользование какими-либо  социальными правами, но даже отказывала им в праве на личную свободу.   Кроме того, архаические способы возделывания земли, отсталые экономические  отношения между производителем и потребителем,  нередко находящиеся на уровне натурального хозяйства, тормозили развитие всего государства, неизбежно  оттесняя Россию от всей остальной Европы на дороге к  прогрессу.
 Об отмене крепостного  права русские самодержцы задумывались давно.  Еще Екатерина II, вступившая на российский престол будучи преисполненной идеями французских просветителей, искренно полагала, что крепостное рабство зло, с которым необходимо как можно быстрее  покончить. Но пугачевский бунт, противодействие дворянства, напуганного угрозой своему благосостоянию,  быстро рассеяли романтические иллюзии в ее голове.
Император Александр I долго вынашивал планы освобождения крестьян, составлял различные проекты,  дальше которых дело не продвинулось. Более того, именно при нем, крепостное право достигло высшей формы рафинированности,  в виде созданных по его указу  военных поселений,  в которых их несчастные обитатели, кроме военной повинности,  выполняли и все крестьянские работы.
Приехав в Россию, молодая принцесса Вюртембергская  впервые в жизни столкнулась с крепостным правом, сохранившимся здесь почти в незыблемом праве еще со времен средневековой Московии.  Царствование Николая I прошло в слабых попытках  исправить положение дел, смягчить участь крепостных крестьян, но существо вопроса, по сути, оставалось без каких-либо серьезных изменений.
 Последние слова умирающего Николая I, обращенные к сыну и наследнику цесаревичу Александру, были признанием поражения: “Сдаю тебе команду, но, к сожалению,  не в таком порядке, как желал. Оставляю тебе много труда и забот...”
Александру II действительно досталось тяжелое наследство - Россия находилась в тяжелом экономическом кризисе, жизнь все настоятельнее требовала серьезных политических и социальных перемен.
Своими мыслями по этому поводу новый монарх делился с великой княгиней Еленой Павловной,  уважением которой он пользовался, а она, как  старший по летам и по житейскому опыту члена императорской фамилии, старалась укрепить решимость   Александра II в необходимости принятия важнейших политических решений.
Первые шаги молодого государя Александра II были, однако, направлены по старому пути: был образован негласный комитет, а в обращении государя к московскому дворянству прозвучали слова, долженствующие убедить помещиков добровольно отказаться "от существующего порядка владения душами". Когда стало ясно, что дворянство отнюдь не горит желанием последовать призыву императора,  великая княгиня Елена Павловна решила лично показать, на каких началах можно устроить улучшение быта крестьян.   Задумав отпустить на волю крестьян своего обширного имения Карловка в Полтавской губернии (12 селений и деревень,  с населением в 7392 мужчины и 7625 женщин), разрешив  им выкупить часть состоявшей в их пользовании земли, способной обеспечить их существование. Совместно с управляющим имением бароном Энгельгардтом она разработала план разделения Карловки на четыре общества, с собственным управлением и судом и с отдачей крестьянам  одной шестой части всей помещичьей земли, с небольшой годовой платой и с правом выкупа земли.
Занимаясь этими проблемами, великая княгиня нашла единомышленника в лице  известного приверженца либерально-демократических реформ Д. А. Милютина (9), который выработал план действий для освобождения крестьян Полтавской губернии.  Согласно этому плану, великая княгиня обратилась к крупным помещикам Полтавской губернии  с призывом содействовать ее усилиям в выработке общих положений по  освобождению крестьян.
Подготовленный документ Елена Павловна  передала великому князю Константину Николаевичу (11). Великая княгиня старалась как можно лучше представить Милютина государю, дать случай  оценить его выдающийся ум, увлеченность своим делом. У себя на вечере она представила Милютина императрице Марии Александровне, который  подробно рассказал  о своем проекте освобождения крестьян. В феврале 1860 года в Михайловском дворце произошла встреча императора Александра II  с Милютиным, во время которой были детально обсуждены многие вопросы предстоящей реформы. В минуты сомнения Елена Павловна старалась поддерживать в Милютине бодрость и веру в успех, говоря ему словами Писания: "сеющие в слезах пожнут с радостью".
 В шестую годовщину со дня смерти отца,  Александр II долго молился на его могиле в Петропавловской крепости, а на следующее утро, 19 февраля 1861 года, в своем кабинете в Зимним дворце подписал исторический манифест “О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей и об устройстве их быта”.
По словам современника, император испытывал в тот день великую радость. “Сегодня - лучший день в моей жизни!” - говорил Александр II.  Он был необыкновенно оживлен, плакал и смеялся, целовал детей, обнимал родных.
 В 44 губерниях Европейской России стали лично свободными 22 563 000 крепостных и 543 000,  приписанных к частным заводам и фабриками. Основными вопросами, которые разрешались законами 19 февраля 1861 года были: правовое положение крестьян, их наделы и повинности, выкуп земельных угодий крестьянами и организация крестьянского управления.
День 19 февраля 1861 года - одна из самых знаменательных дат в отечественной истории: в тот день ушла в небытие крепостная Россия, миллионы ее граждан стали свободными людьми.  Несмотря на множество очевидных недостатков, и  грубых ошибок при ее реализации,  крестьянская реформа стала важнейшим этапом  длинной цепи преобразований,  изменивших весь спектр социально-политической  жизни крупнейшей в мире державы на многие десятилетия вперед. Естественно, перестройка хозяйственных отношений не могла пройти в один день, требовались время, чтобы поменять уклад жизни, сделать жизнь русского мужика достойной. 
Россия - удивительная страна: никакое доброе начинание государственной власти никогда не находило здесь всеобщего понимания -  непременно формировалась какая-то социальная группа, крайне недовольная  действиями правительства. Понятно, что крестьянская реформа не могла особенно радовать помещиков, но начавшийся разгул революционного террора  достаточно трудно объясним логическими доводами.
Советские исследователи, не слишком отягощая себя логикой ответа,  утверждали, что в тогдашнем русском обществе росло недовольство незавершенностью реформ, освобождением крестьян без наделения их земельной собственностью, усиливалось влияние пролетариата, появлялись революционные партии.
К  началу 1881 года на жизнь Александра II было совершенно уже пять покушений.  Еще в конце августа 1879 года Исполнительный комитет “Народной воли” - одной из наиболее радикальных террористических организаций, существовавших тогда в России, вынес смертный приговор Александру II. 1 марта 1881 года в результате очередное террористического акта  император был убит.
Убийство Александра II - царя, освободившего крестьян от крепостного права, великого реформатора на российском престоле, стало первым звеном тяжелой, длинной цепи,  навек приковавшей русский народ к безумным революциям, братоубийственным гражданским войнам, преступлениям коммунистической  власти.
Поколения педагогов с умилением декламировали  ученикам стихи Федора Тютчева: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить». Что - верно, то верно - аршин здесь не при чем, тем паче, что подобной единицы измерения ни в одной иной стране никогда и не существовало.
До революции во всех бедах и пороках русского народа привычно винили плохие дороги и последствия трехвекового татаро-монгольского ига.  После перестройки, пытаясь понять причины большевистской революции 1917 года,  историки и политики  часто указывали на происки внешних супостатов: германские деньги большевиков, мировой заговор жидо-масонов, предательство отряда латышских стрелков...
Но, как ни горько, приходится признать: в русских несчастьях - русской смуте, революции, гражданской войне, красном терроре - виновны только русские со своими достоинствами и недостатками, загадочной, по мнению иностранцев, душой и мироощущением. И не надо собственные беды оправдывать чужими грехами - своих на Руси хватало всегда. Недаром, словно отвечая на тютчевские стихи, другой замечательный русский поэт Алексей Константинович Толстой с горечью заметил:
Мы беспечны, мы ленивы
Все у нас из рук валится,
И к тому же мы терпеливы –
Этим нечего хвалиться.
   х х х
Последние годы своей жизни великая княгиня провела в Михайловском дворце. Она до последних дней сохраняла бодрость духа,  интерес к окружающим, вела деятельную  переписку, встречалась с интересными людьми. 
Графиня А. Д. Блудова так характеризует в своих записках Елену Павловну: "Еще 45 лет назад я в первый раз увидела ее и эту стремительность походки ее, которая поражала как особенность внешняя, привлекательная, как живое радушие. Эта стремительность была лишь верным выражением стремительности характера и ума ее, стремительности, которой она увлекала все мало-мальски живые умы, которые ее самую иногда увлекала и приводила за собой не мало разочарований, но сама по себе была очаровательна. Ни лета, ни болезнь, ни горе не изменили этой особенности".
Свой последний день рождения она встречала в кругу близких.  Елена Павловна была оживлена, строила планы на будущее.  Однако спустя несколько дней состояние здоровья великой княгини резко ухудшилось и  9 января 1873 года она скончалась. Бывший министр внутренних дел П.А. Валуев записал в этот день в своем дневнике: "Сегодня скончалась почти внезапно и неожиданно после трехдневной болезни великая княгиня Елена Павловна. Последняя представительница предшедшего царственного поколения угасла. Вместе с нею и в ее лице угас блистательный умственный светильник.  Вторая половина жизни покойной великой княгини была ознаменована разнообразными видами деятельности и многочисленными оттенками разных влияний. В ее дворце происходил роковой разговор императора Николая с английским посланником (Гамильтоном-Самуром), который оказался предисловием к Восточной войне. В том же дворце пребывала несколько лет сряду Адулламская пещера известных деятелей Редакционной комиссии по крестьянскому делу Н. Милютина, князя Черкасского, Ю.Самарина... В нем иногда сосредотачивались, иногда встречались представители всех главных стихий петербургского мира от членов императорского дома до приезжих литераторов и артистов. Великая княгиня осуществляла на деле латинское изречение: nit humani a me alienum. Ни одна из  областей человеческих знаний и искусств ей не были чуждою. Она покровительствовала многому и создала многое. Но я несколько раз призадумывался над вопросом: насколько было в ее разнообразной, кипучей и блистательной деятельности долей ума и сердца, искренности и преднамеренности? Теплом от нее не веяло. Она сама несколько раз мне говорила, как первые годы ее жизни у нас на нее подействовали и должны были подействовать сжиманием и обледенением. Быть может, ее влияние было бы еще значительнее и знаменательнее, если бы она не подвергалась гнету этих первых лет. Во всяком случае, немногие могли бы вынести из-под него тот гибкий ум и те проблески чувства, которые ей до конца были свойственны".


1. Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович (1752-1829), сенатор, поэт.
2. Михайловский-Данилевский Александр Иванович (1790-1848), генерал-лейтенант, сенатор, военный историк.
3. Карамзин Николай Михайлович (1766-1826), историк, писатель.
4. Шишков Александр Семенович (1754-1841), адмирал, член Государственного Совета, государственный секретарь, Президент российской академии, министр народного просвещения.
5. Принцесса      , дочь английского короля Георга III, бабушка великой княгини Елены Павловны.
6. Кони Анатолий Федорович   (1844-1927), действительный тайный советник, сенатор с 1891 г., с 1877 г. председатель Петербургского окружного суда, с 1885 г. обер-прокурор уголовного кассационного департамента Правительствующего сената, почетный академик,  с 1918 г. профессор кафедры уголовного судопроизводства Петроградского университета.

6. Киселев Павел Дмитриевич (1782-1872), граф, генерал от инфантерии, член Государственного Совета, министр государственных имуществ.
7. Французский путешественник и писатель маркиз Астольф де Кюстин прославился как автор нашумевшей по всей Европе книги  путевых заметок  "Россия в 1839 году". Книга пользовалась колоссальным успехом, была переведена на четыре языка и вышла обшим тиражом 250 тысяч экземпляров. Маркиз не стеснялся, описывая свои впечатления. Его сарказные афоризмы о русских нравах потом долго гуляли по дипломатическим салонам всей Европы.  Николай I был возмущен дерзостью маркиза, заявившего, что Россия - это огромный театральный зал, где из всех лож следят за тем, что, делается за кулисами. Да и характеристики, которые дал де Кюстин большинству самых важных сановников и членов императорской фамилии, имеют весьма сомнительный характер.  Интересно наблюдение, которое сделал  скептичный маркиз  после посещения бала в Михайловском дворце, на котором он беседовал с великой княгиней Еленой Павловной о современной литературе: "Мне говорили, что для каждого своего празднества великая княгиня Елена придумывает нечто нигде более не виданное; подобная слава, должно быть, ей в тягость, ибо поддерживать ее непросто. К тому же княгине с ее красотой и умом, известным по всей Европе  изяществом манер и умением вести интересную беседу, показалась мне принужденнее и скованнее, чем остальные представительницы императорской фамилии. Иметь при дворе репутацию остроумной женщины - тяжкое бремя. Княгиня изыскана и утонченна, но вид у нее скучающий; быть может, родись она с толикой здравого смысла и невеликим умом, не получи никакого воспитания и останься немецкой принцессой, погруженной в однообразные будни мелкого княжества, ее жизнь сложилась бы счастливее. Меня пугает удел великой княгини Елены - почитать французскую словесность при дворе императора Николая". ( Кюстин де Астольф. Россия в 1839 году. М. 1006. Т.2. С. 196-197).
8. Крестовоздвиженская община сестер милосердия
9. Цитата из Долгорукова
10. Милютин  Дмитрий Алексеевич  (1816-1912), граф, генерал-фельдмаршал,  генерал-адъютант, почетный член Академии наук, военный министр в 1861-1881 гг., член Государственного совета.
11. Константин Николаевич  (1827-1892), великий князь, второй сын Николая I. Генерал-адмирал, с 1855 г. управлял флотом и морским ведомством на правах министра, в 1860 г. председатель Главного комитета по крестьянскому делу, наместник Царства Польского в 1862-1863 гг., председатель Государственного совета и Главного комитета об устройстве сельского состояния в 1865-1881 гг.

12. Блудова Антонина Дмитриевна (1812-1891), графиня, камер-фрейлина.
12. Валуев Петр Александрович (1814-1890), граф с 1880 г., курляндский губернатор  в 1853-1858 гг., член редакционных комиссий по выработке “Положения 19 февраля 1861 г.”, министр внутренних дел в 1861-1868 гг., министр государственных имуществ в 1872 г., председатель Комитета министров в 1877-1881 гг.
ЛИТЕРАТУРА
Дневники П.А. Валуева 1865 – 1876 гг. М., 1961.
Кони А.Ф. Великая княгиня Елена Павловна. Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М. 1911. Т.V.
Шильдер Н.К. Император Александр I. СПб., 1898.

 















ГРУСТНАЯ ПРИНЦЕССА








МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (1824-1880), императрица, урожденная принцесса Максимилиана-Вильгельмина-Августа-Софья-Мария Гессен-Дармштадтская. С 1841 г. в браке с великим князем Александром Николаевичем (впоследствии император Александр II).
Александра (1842-1849), Николай (1843-1865), Александр (1845-1894), Владимир (2847-1909), Алексей (1850-1908), Мария (1853-1920), Сергей (1857-1918), Павел (1860-1919).











В самом  центре  политической  карты  Европы середины XIX века располагалось небольшое - можно накрыть  почтовой  маркой  -  герцогство Гессен-Дармштадтское.
Конечно, Дармштадт не мог играть  сколько-нибудь заметной роли в политических играх таких мировых гигантов,  как Англия,  Франция или Россия, но была область,  в которой правящая династия издавна пользовалась большим авторитетом: на протяжении столетий ее члены сумели породниться с  большинством  европейских царствующих семей, а принцесса Вильгельмина-Луиза стала первой супругой наследника русского престола великого князя Павла Петровича. 
     В пышной кроне генеалогического древа местных герцогов  имелась даже святая Елизавета Тюрингенская, одна из родоначальниц Гессенского дома,  канонизированная католической церковью  еще  в XIII веке (1). 
У царствующего герцога Людвига II Гессен-Дармштадтского  и  его  жены Вильгельмины было четверо детей,  однако мира в семье не было: нередко супруги месяцами жили врозь,  благо венценосцы,  не отягощенные квартирным  вопросом, могли позволить себе подобную  слабость. Поздняя беременность Вильгельмины послужила темой для множества смелых гипотез. Называлось, как минимум, три возможных отца маленькой принцессы, получившей при рождении 27 июля 1824 года  имя  Максимилианы-Вильгельмины-Августы-Софьи-Марии. Наиболее вероятным из них считался шталмейстер герцога  барон Август-Людвиг де Гранси (2).
Сам герцог мало обращал внимание на сплетни, а рождение дочери на какое-то время даже сблизило супругов, но затем Людвиг вновь стал предпочитать охоту спокойной семейной жизни.
Безусловно, тайна рождения впоследствии изрядно отягощала жизнь принцессы, но первое настоящее горе  настигло ее уже в десять лет, когда внезапно умерла  мать. Не надо быть психоаналитиком, чтобы понять какой след в  душе ребенка оставляет подобная травма. Схожая ситуация случилась спустя тридцать лет с внучатой племянницей Мари, семилетней  Аликс - будущей русской императрицей Александрой Федоровной, женой Николая II. (3) Многие особенности их характеров: замкнутость, застенчивость, склонность к мистицизму связаны  именно с этими детскими трагедиями.   
К  весне 1839 года принцесса Мари превратилась в высокую, грациозную девушку. Но лучше всего казались глубокие ласковые глаза. Придворные любовались своей принцессой, строя предположения, кто же станет избранником  Мари.
                х х х
     Это было время расцвета царствования Николая I. Россия жестко диктовала Европе свою волю,  походя усмиряя недовольных, будь то в вассальной Польше или далеких Венгрии и Трансильвании. По разбитым российским дорогам тряслась бричка Павла Ивановича Чичикова; усмирял непокорных чеченов давний  знакомый  Печорина  Максим  Максимович, а мужики, где-нибудь под Угличем, отработав день в поле, шли выпить водки.
      В тот  год   наследник русского престола, великий князь Александр Николаевич совершал большое турне по европейским дворам. Высокого роста, с манерами, исполненными царственной простоты  и достоинства, он в любом обществе оказывался в центре внимания. На загорелом лице выделялись по-романовски, чуть навыкате, светло-голубые глаза. Решительный, твердый подбородок  с едва заметной ямкой, выдавал мужественного и смелого человека.
    Цель поездки состояла в том, чтобы  познакомить будущего императора с союзниками, дать опыт дипломатического общения, да и здоровье наследника после воспаления легких,  требовало  пребывания  в мягком климате.  Существовала еще одна причина,  о которой вслух не говорилось: Николай I желал,  чтобы сын во время путешествия выбрал спутницу жизни.  Однако шло время, менялись столицы, но Александр оставался совершенно равнодушным к чарам местных  коронованных  красавиц.
     План путешествия, тщательно разработанный в Петербурге, не предусматривал посещение  Дармштадта, и  когда 10 марта 1839 года Александр со своей свитой прибыл во Франкфурт, его единственным желанием было хорошенько отдохнуть, чтобы утром вновь тронуться в путь. Но не успели путешественники  расположиться на отдых, как цесаревичу доложили, что герцог  Гессен-Дармштадтский  прислал кареты,  приглашая гостей посетить его замок.
    Вполголоса проклиная условности этикета и многочисленных родственников с их докучливым гостеприимством, Александр в сопровождении графа Алексея Орлова (4) решил на несколько часов заехать в  Дармштадт, приказав свите оставаться в гостинице.
    Минуло назначенное время. Стрелки  часов  словно  замерли; среди придворных началась  тихая паника - великий князь словно в воду канул. Прошло еще несколько часов, пока  Александр  вспомнил  о  своих спутниках. Скороход принес  приказ  великого  князя  всем немедленно прибыть в придворный театр. На следующий день граф Орлов отослал в Петербург подробную депешу:
                Государь!
   Человек предполагает, а Бог располагает. Ваше Величество изволите припомнить, что  только  два дня тому назад я Вам писал, что все проекты женитьбы отложены и что человеческому предвидению  не  дано  разгадать волю Божию. Справедливость моих слов только что подтвердилась. Кто мог бы подумать, что в Дармштадте, который Великий Князь хотел миновать, который хотел миновать и я по лени и вследствие пресыщения немецкими принцами, что именно там окажется  принцесса, которая с первого  же  взгляда  очаровала  Великого Князя. Только из чувства приличия настоял я, что нужно там остановиться.
   Это принцесса Мария, дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского; в августе этого года ей будет 15 лет;  у нее изящная  фигура  и очень благородные манеры; лицо, не будучи безусловно красивым,  привлекательное и очень умное; она  прекрасно  воспитана, и  разговор  ее умен и  остроумен. Одним  словом, все,  что  мне  удалось  узнать про нее, говорит в ее пользу. По неисповедимым судьбам я был почти единственным свидетелем  первого  свидания. Впечатление  было  сильное  и очень серьезное, потому что с тех пор он вне себя от радости и  настаивает, что она  вполне для него подходит и понравится всей семье. Я не оказывал на него ни малейшего влияния и только высказал, что брак с племянницей Императрицы Елизаветы Алексеевны и королевы Баварской и с двоюродной сестрой будущей королевы Прусской  и  многих  других принцесс, по моему мнению, совершенно подходящий...
     Молодая принцесса будет конфирмована только в сентябре  этого года, и я  не  сомневаюсь, что  родные ее будут согласны на все условия, которые Вы признаете  необходимыми: оказанный  нам  прием  может служить тому доказательством. Итак, мы будем ждать распоряжений Вашего Величества...
     Если бы я хотел сказать больше, если бы я хотел предсказать будущее, я взял бы на себя слишком большую ответственность  и  поэтому ограничусь настоящим - правдою, одною только правдою. Милость Божия и Ваша мудрость сделают остальное.
                А. Орлов.
  Вопрос о помолвке был в скором времени решен и в марте 1840  года Александр  снова едет в Дармштадт. Весна в тот год выдалась теплой, земля быстро освобождалась от снега, в воздухе повис густой туман и тогдашний семафорный телеграф оказался не в силах преодолеть коварство природы. Сообщение о помолвке пришло в Петербург с опозданием на трое суток. Салют в  101 выстрел с Петропавловской крепости возвестил о радостном событии жителей столицы.
     Можно лишь строить более или менее смелые гипотезы, о том, какие чувства переполняли душу молодой девушки,  почти подростка, накануне крутого поворота судьбы. Замужество, разлука с родными, переезд в далекую,  неведомую страну, с чужим языком, незнакомыми людьми. Оставалось испытанное  средство  сомневающегося человека - маска невозмутимой гордости,  надежно защищающая внутренний мир от нескромных взглядов.
                х х х
     Летом 1840 года Мари  уезжает в Россию. Она писала о  своих чувствах в эти дни: "Мы ожидали Сашу около получаса;  без  него  Государыня не желала,  чтобы я переступила границу, я воспользовалась этим временем, чтобы бросить последний взгляд на мою милую Германию и еще раз возобновить в памяти те радостные и счастливые дни, которые я в ней пережила.  По правде сказать, я имею достаточно оснований думать о Боге. Вторым взгляд мой упал на русскую землю, и я подумала, что  теперь только начинается труднейшая часть моей жизни и просила у Бога Его святой помощи..."
     Удивительно серьезные, совсем не девичьи мысли, приходят в хорошенькую головку шестнадцатилетней невесты. Военный оркестр грянул марш, и Мари, не в силах более сдерживать слезы, разрыдалась. Но кто поставит в вину девушке эту минутную слабость?
     Сразу по приезду  в  Россию  императрица  Александра  Федоровна строго наказала  фрейлинам  говорить с принцессой только на русском языке. Мари еще в Дармштадте начала брать уроки русского.  Ей  повезло с  педагогом: им стал Василий Андреевич Жуковский. Старый поэт не только научил Мари говорить и писать по-русски без ошибок, главное, его уроки расположили сердце  принцессы к России, внушили любовь и сочувствие к ее народу.
     Мари предстоял еще один серьезный шаг: будущая жена наследника русского престола должна была быть только православной.  С переходом в православие,  царским манифестом, Мари стала именоваться великой княжной Марией Александровной.
  Дни, заполненные занятиями,  развлечениями, балами пролетали незаметно. Совсем непросто оказалось принцессе из маленького немецкого Дармштадта привыкнуть к пышному церемониалу блестящего  русского двора. Не обходилось без досадных промахов. Императрица могла утром зайти в покои великой княжны и,  взглянув за ширму,  сделать колкий выговор дежурной фрейлине. Немецкие камер-юнгферы, прибывшие вместе с Марией, были поражены  русским педантизмом.
     Петербургский климат оказался  не слишком гостеприимным, Мария простудилась и надолго слегла в постель. Сначала - бронхит, а затем присоединившееся рожистое воспаление лица, заставили придворных медиков не на шутку испугаться. Александр не отходил от невесты, часто навещал больную Николай I.  Как нередко бывает,  беда  сблизила - болезнь позволила Марии ощутить доброту будущих родственников.
     И хотя еще в канун нового, 1841 года, она писала брату Карлу в письме, что настроение,  "как обыкновенно, серьезное и грустное", но кризис миновал -  вместе  со  выздоровлением  возвращалось  хорошее настроение; любовь дарила надежду на счастье.
    Свадьба состоялась 16 апреля 1841 года. После венчания Николай I с молодыми появился на балконе  дворца перед толпой столичных жителей. Император и цесаревич были в казачьих мундирах. Затем последовал парадный обед на 750 персон, а вечером был дан большой бал.  Окна Зимнего Дворца были ярко освещены, в весеннем воздухе, далеко по Неве, плыли волшебные  звуки  музыки, взлетал фейерверк - казалось, наконец-то в жизни сбывается сказка о  маленькой принцессе...
                х х х
     Прошло совсем немного времени после свадьбы, как во время обедни с  великой княгиней сделалось плохо.  Императрица,  проводив невестку, вышла к фрейлинам с радостным известием: "Поздравляю, перешивайте платья"...        Первая беременность Марии Александровны протекала тяжело. К обычным симптомам интоксикации беременных присоединились отеки на ногах, так что пришлось заказывать специальную обувь.
     Роды  принимали доктор Шольц и главная акушерка Воспитательного дома Анна Чайковская, широкоплечая, могучая дама, с лицом, помеченным оспой. Насупленные густые брови, резкие манеры, строгий голос производили  устрашающее впечатление. После встречи с акушеркой, великая княгиня пошутила: "Бедное дитя! Как только оно появится на свет, так тотчас должно испугаться  - так  ужасно выглядит  эта женщина".
    Но  акушерка  оказалась мастером сложного повивального искусства и 19 августа 1842 года Мария Александровна благополучно родила дочку, названную при крещении Александрой. Девочке суждено было прожить всего семь лет.  И хотя к тому времени в семье родилось три сына, а смерть детей в ту эпоху была обычным явлением,  потеря дочери стала трагедией для матери. Марии писала: "Отныне наше счастье уже не будет полным,  но оно всегда будет тем,  чем должно быть  счастье  на земле: к  нему  всегда  будет  примешиваться чувство сожаления,  но вместе с тем и надежда,  что Господь по милосердию своему  приведет нас туда, куда раньше нас последовал наш ангел, и эта мысль усладит нашу кончину..."
                х х х
  Великой княгине исполнилось 25 лет, почти восемь лет прошло со дня свадьбы. Скромность, выдержка,  такт снискали Марии  популярность в столичных кругах.  Но подлинный смысл существования для нее заключался в уютном мирке детской,  вдали от шума и суеты дворцовой жизни. Положение супруги наследника престола обязывало ее присутствовать на бесконечных официальных церемониях, и она без сетований соблюдала правила игры, хотя  рассеянный вид выдавал внимательному наблюдателю утомление и скуку.  "Уходя  из  парадных  залов,  Мария Александровна производила впечатление только что проснувшегося человека, хотя ее красота, безукоризненная грация, неуловимая прелесть мечтательного и слегка меланхоличного  лица привлекали и очаровывали всех", - вспоминала фрейлина Софья Дашкова.
   О себе  люди  редко судят объективно - так уж устроена человеческая природа,  но иногда случается, что именно взгляд изнутри помогает лучше  понять характер и поступки ближнего.  Может от того и говорят: "Исповедуйтесь друг другу"?  В те дни Мария писала о своем настроении в письме к брату: "Хотя я в общении с людьми веселыми, доверчивыми и откровенными  сама стала общительной, но  все  это  как бы составляет только одну часть меня самой, а другая - остается замкнутой, и когда я хочу высказаться, я не нахожу подходящих слов.  Многое в этом зависит от свойств самого характера, но многое тоже и от привычки,  приобретенной с  детства, конечно, многое зависит и от степени симпатии, которую мы чувствуем к окружающим нас".
                х х х
     Девятнадцатый век  миновал свой зенит.  Пятидесятый годы стали временем социальных и экономических потрясений для Российской империи. Крымская война была бездарно проиграна.  Воровство, коррупция на всех уровнях административной и судейской власти подрывали государство.      
 18 февраля 1855 года в Зимнем Дворце на  своей походной койке, накрытый офицерской шинелью, одиннадцатый русский император скончался.     Последние слова умирающего Николая I, обращенные к сыну, стали горьким признанием: "Сдаю тебе команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как  желал.  Оставляю тебе много трудов и забот. Теперь иду молиться  за Россию и за вас. После России я вас более всего люблю".
     Действительно, Александру II досталось тяжелое наследство. Вступая на  престол,  он  дал  многообещающий обет - всегда иметь единой целью благоденствия Отечества: "При помощи Небесного Промысла, всегда благодеющего России, да утверждается и совершенствуется ее внутреннее благоустройство, правда и милость да царствует в судах ее;  да развивается повсюду и с новой силою стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый, под сенью законов,  для всех равно справедливых, всем покровительствующих, да наслаждается в мире плодами трудов невинных..."
     26 августа 1856 года в Успенском соборе Кремля прошло  венчание на царство Александра II и Марии Александровны. Под гул колоколов новый император возложил на голову супруги корону. Протодиакон возгласил полный титул русского самодержца.
    За четверть века минувшие с того торжественного дня, Александр сумел разбудить России, вывести страну из глубокого  социального кризиса.  Царь-Освободитель  - под этим именем Александр II навсегда останется в русской  истории.
          х х х
     В России   женщины  традиционно  любили  политику:  достаточно вспомнить сестру Петра I царевну Софью Алексеевну,  его дочь - Елизавету Петровну,  императрицу Екатерину Великую и множество  других женских имен, не столь великих, но частенько вспыхивающих на политическом небосклоне звездочками разной  величины. Мария  Александровна  никогда не стремилась входить в политические игрища, предпочитая заниматься  делами  милосердия и народного образования.
    Под ее покровительством находились  многочисленные  благотворительные учреждения во всех концах необъятной империи. С 1860 года она активно занимается решением вопросов,  связанных с  организацией женского образования,  и  вскоре в России появляются первые всесословные женские гимназии. В 1867 году  Мария Александровна  поддержала предложение фрейлины  Марии Сабининой об организации общества попечительства о раненных и больных войнах, преобразованного в 1879 году в Российское общество Красного Креста.
                х х х
     Шли годы. У Александра II и Марии Александровны родилось шесть сыновей - Николай, Александр, Владимир, Алексей, Сергей, Павел и дочь Мария. Как и любую другую,  императорскую семью посещали огорчения, болезни, смерть. В 1865 году  от менингита скоропостижно скончался старший сын - цесаревич,  великий князь Николай Александрович, удивительно мягкий и способный юноша (5). Наследником престола стал третий ребенок царской  четы,  великий князь Александр Александрович, будущий император Александр III (6).
    Спустя годы он вспоминал о своей матери: "Если  есть  что доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан единственно нашей дорогой, милой Мама.  Никто  из гувернеров не имел на меня никакого влияния, никого из них я не любил, ничего они не  могли  передать мне, я их не слушал и на них не обращал решительно никакого внимания, они для меня были просто пешки.  Мама постоянно нами занималась,  приготовляла к исповеди и  говению;  своим  примером и глубокою христианскою верою приучила нас любить и понимать христианскую веру,  как она сама  ее понимала.
    Благодаря Мама мы все братья и Мари сделались и остались истинными христианами  и полюбили и веру и церковь. Сколько было разговоров самых разнообразных, задушевных; всегда Мама выслушивала  спокойно, давала время  все высказать и всегда находила, что ответить, успокоить и побранить, одобрить и всегда с возвышенной христианской точки зрения"...
     В 1866  году  отмечался серебряный юбилей свадьбы Александра и Марии. Император примерил казацкий мундир,  в котором  четверть века назад  венчался,  но застегнуть пуговицы ему уже не удалось.
     Праздник выдался не слишком радостным. На поздравление фрейлины А. Яковлевой государыня с грустной улыбкой заметила: "Я имела много печали, но и много благополучия".
     Время сделало свое дело - болезни,  частые роды подорвали здоровье императрицы. Однако сильнее физического недомогания ее мучила душевная боль.
              х х х
В жизни  Александра  II  женщины  всегда занимали значительное место. Влюбчивый от природы, избалованный вниманием, он не считал нужным  отказаться от радостей жизни.  Окруженный самыми красивыми женщинами Европы, он нередко удостаивал их  благожелательным вниманием. Романы императора следовали один за другим, конечно, они не были тайной для супруги. Не в силах изменить положение, Мария выбрала, очевидно, единственно верное решение, усвоив  привычку не реагировать на любовные похождения мужа.
Император Александр II ценил  жизнь во всех ее проявлениях, он наслаждался природой, умел получать удовольствие от дворцовых  праздников, шумных пикников,  дальних путешествий, но еще более, он любил  быть любимым. Ему суждено остаться в анналах истории не только Царем-Освободителем, но и одним из последних монархов Европы, олицетворявших собой  ослепительно феерический быт королевских и императорских дворов прошлых времен. По общему мнению иностранных дипломатов и путешественников, русский Двор в царствование Александра II  оставался самым блестящим в мире. Великосветские балы, с живописным разнообразием дамских  туалетов и военных мундиров, концерты  мировых знаменитостей, костюмированные маскарады, спектакли с участием августейших  исполнителей, сменяя друг друга, шли в северной столице весь длинный зимний сезон. А летом Двор и высший свет выезжал в пригороды Петербурга, где продолжались фейерверки, катания на лодках, верховые прогулки по живописным окрестностям столицы.
 Этот праздник жизни естественно не мог  быть не наполнен  атмосферой легкой эротики, тонкого изящного флирта и влюбленности.  Неудивительно, что неизменным атрибутом придворной жизни для нескольких поколений  русских аристократов, оставались любовные романы, героями которых  нередко становились не только придворные чины “первых пяти классов”, но и сами цари.  Павел I,  его сыновья Александр I, Николай I, великие князья Константин Павлович и Михаил Павлович  имели немало официальных фавориток и бесчисленное количество мимолетных связей, из которых не делалось больших тайн...
Александр II также слыл большим поклонником прекрасного пола и был не чужд легкомысленным забавам. Для  узкого круга избранных Александр устраивал театрализованные представления, имевшие откровенно эротический характер.   При Дворе ходили слухи о многочисленных любовных победах императора.  Но его увлечения  всегда имели кратковременный характер и никому из  фавориток  не могла  даже придти в голову мысль о более  продолжительном романе с царем.  Императрица Мария Александровна с годами научилась относиться к любовным интригам супруга на редкость снисходительно,  называя его увлечения “умиления моего мужа”.
Князь Петр Кропоткин (7), до того как поднять черное знамя анархии,  успел закончить привилегированный Пажеский корпус и побывать не на одном большом балу: “Хуже всего было, когда Александр II входил в толпу дам, стоящих вокруг танцующих великих князей, и медленно двигался там. Не особенно легко было пробираться среди этого живого цветника, который расступался, чтобы дать дорогу царю, но сейчас же замыкался за ним. Сотни дам и девиц не танцевали, а стояли в надежде что, может быть, кто-нибудь из великих князей заметит их и пригласит на польку или на тур вальса.
О влиянии двора на петербургское общество можно судить по следующему. Если родители замечали, что какой-нибудь великий князь обратил внимание на их дочь, они прилагали все старания, чтобы девушка влюбилась в высокую особу, хотя отлично знали, что дело не может кончиться браком. Я не мог бы даже представить себе тех разговоров, которые услыхал раз в “почтенной” семье, после того как наследник два или три раза потанцевал с молодой семнадцатилетней девушкой. По этому поводу родители ее строили различные, блестящие, по их мнению, планы.”
На одном из таких балов Александр II встретил семнадцатилетнюю выпускницу Смольного института княжну Екатерину Михайловну Долгорукую, происходившую  из древнего рода, ведущего начало от легендарного Рюрика (8). 
Она родилась 2 ноября 1847 года в Москве в семье князя Михаила Михайловича Долгорукова и его супруги Веры Гавриловны, урожденной Вишневецкой.  Вместе с младшей сестрой Марией, Екатерина Михайловна поступила в аристократический Смольный институт, основанный еще Екатериной Великой.  О внешности Екатерины Долгорукой окружающие говорили разное: кто-то восхищался ее красотой и тонким, ироничным умом; другие были более осторожны в своих оценках достоинств княжны.
Но фактор всепобеждающей молодости, пленивший стареющего Александра, (император был на тридцать лет старше Долгорукой - ему в ту пору шел уже 48 год), отрицать невозможно, а если к этому прибавить пылкую влюбленность юной смолянки, то исход их встречи был предрешен...
Начало связи императора и Екатерины Долгорукой современники относят к июлю 1866 года.   О новом увлечении императора скоро узнали придворные,  и, хотя об интимных симпатиях монархов принято говорить полушепотом, слух о юной  фаворитке дошел до императрицы. Неизменно гордая и выдержанная, она еще более замкнулась в себе, стараясь не выдавать окружающим свою боль. Возможно, она надеялась, что, пресытившись любовницей, как бывало уже не  раз, муж вновь вернется к ней.  Но так случилось, что в свою последнюю любовь Александр  II - отец шести детей, завзятый сердцеед, вложил оставшиеся душевные силы, тепло и нежность - все, чего многие годы  была  лишена законная супруга.  Хорошо информированный французский посол Морис Палеолог  писал:  “ Александр с наслаждением посвящал ее в сложные государственные вопросы, верховным судьей которых он был. Мало-помалу он начал с ней советоваться обо всем, не принимая без нее ни одного важного решения. Он говорил с ней о самых разнообразных делах, об общем управлении империей, о дипломатических переговорах, об административных реформах, об организации армии, полиции, о работе министров, о повышении по службе, о наградах, выговорах, придворных интригах, о спорах и неладах в царской семье - обо всем том, что благодаря самодержавию тяжелой ношей ложилось на его плечи. Обладая ясным умом, трезвым взглядом и точной памятью, Екатерина Михайловна без труда принимала участие в таких беседах. Иногда даже метким замечанием она помогала государю найти правильное решение”.
Однажды император дал Екатерине Долгорукой клятву: “При первой возможности я женюсь на тебе, ибо навеки считаю тебя женой своей перед Богом”.  Единственной такой возможностью являлась смерть императрицы Марии Александровны...
 В Царском Селе их свидания проходят  в маленьком  флигеле, окна которого выходили на цветник. Обстановка комнаты была более, чем скромная: в ней стояли лишь два кресла, туалетный столик и кровать. В Петергофе встречи происходили в павильоне Бабигон - павильоне, построенным для подобных свиданий еще по воле Николая I.  Долгорукая сопровождала императора во время его официальных зарубежных визитах, вместе они выезжали принимать лечебные ванны  в Эмс.
Первое время роман императора воспринимался окружающими без восторга, но и не вызывал серьезных опасений. О связи иронизировали  придворные острословы, светские дамы слегка прищуривали глаза, здороваясь при встрече с Екатериной Михайловной, но 30 апреля 1872 года произошло событие, заставившее взглянуть на происходившее другими глазами.  После тяжелых родов, княжна разрешилась рождением сына.  Хотя появление на свет внебрачного ребенка царствующего императора в то время не могло даже при самых неблагоприятных  условиях  привести к сколько-нибудь серьезным политическим или династическим осложнениям, но Александр II  был прекрасно осведомлен о крайне недоброжелательном отношении к  его увлечению, большинства членов императорской фамилии,  собственных детей  и, особенно, его законного наследника цесаревича Александра Александровича. Александр II прекрасно осознавал, что после его смерти отношения между Долгорукой, ее детьми  и новым императором вряд ли будут безоблачными.
Родившийся младенец, названный при крещении Георгием,  был отдан под присмотр начальника личной охраны императора генерала Рылеева. Ребенка поместили в небольшом флигеле генеральского дома в Мошковом переулке, где для ухода за ним пригласили француженку гувернантки и  молодую здоровую кормилицу из крестьянок. 
Несмотря на принятые  меры предосторожности, тайна очень скоро стала известна не только придворным, но и представителям иностранных дипломатических представительств. Вся Европа с нескрываемой иронией наблюдала за русским императором, который,  имея внуков, не мог обуздать своих страстей. Когда же на следующий год стало известно, об очередной  беременности Долгорукой, то в Лондоне начали заключать пари о возможном поле будущего младенца.
Екатерина Михайловна родила дочь Ольгу.  В аристократических столичных салонах Воронцовых, Щербатовых, Паскевичей, Куракиных, Баратянских в выражениях не стеснялись: император сам подавал пример личной непорядочности, открыто пренебрегал церковными обычаями и принятыми правилами тогдашней морали. Только братья императора, великие князья Николай Николаевич-старший и Константин Николаевич, сами имевшие любовниц и внебрачных детей, с сочувствием отнеслись к любви старшего брата.
Александр II принял решение.  11 июля 1874 года в Царском Селе он подписывает высочайший указ:
Указ Правительствующему Сенату
Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне Юрьевским даруем мы права, присущие дворянству, и возводим в княжеское достоинство с титулом светлейших.
                Александр.
Так незаконнорожденные дети незамужней княжны Долгорукой приобрели  статус светлейших князей - высшей титулованной знати России. Между строк в высочайшем  указе читалось, что император, дав Георгию и Ольге Юрьевским свое отчество, фактически признавал свое отцовство.
Довольно долго Александр размышлял о фамилии, которую должны были носить его внебрачные дети.  Дать им фамилию матери он не хотел, опасаясь вызвать раздражение  многочисленных представителей родовитой фамилии  Долгоруковых. Конечно, открыто сопротивляться монаршей воле они бы не посмели, но и признавать, насильно навязанных в родственники бастардов, князья-рюриковичи не собирались.
Одним из предков Екатерины Михайловны был основатель Москвы князь Юрий Долгорукий.  В его честь император и решил основать новую ветвь древней княжеской фамилии. Указ  являлся важнейшей государственной тайной, в которую был посвящен лишь генерал-адъютант Рылеев,  обязавшийся хранить молчание до особого распоряжения императора. 
После возвращения с Балканской войны, Александр стал испытывать еще большую потребность в ежедневных  встречах с Долгорукой. В 1879 году  у них рождается вторая дочь Екатерина. Император настаивает на том, чтобы княжна с  детьми переехала в Зимний Дворец.  Долгорукая охотно соглашается; она занимает апартаменты, находившиеся прямо над покоями законной супруги Александра.  Императрица нередко слышала над головой крики и шаги детей. Иногда это случалось в то время,  когда она совершала свой туалет. Тогда служанки и парикмахер видели, как она менялась в лице, хотя напрягала всю волю, стараясь подавить свои чувства.
Княжну  подобные мелочи не смущали;  постепенно она все более входит во вкус политических игр, с удовольствием принимает  крупные подношения,  устраивает концессии на постройки железных дорог, протежирует различным сомнительным личностям. 
Свет не хочет с ней общаться? Тем хуже для него...  Долгорукая заводит собственный салон, где кроме аристократических шалопаев и льстецов, можно встретить откровенных мошенников, для которых закрыты аристократические дома.   “Долгорукая имела влияние на различные денежные, не вполне корректные дела, - вспоминал граф С.Ю. Витте. - Через княжну Долгорукую устраивалось много разных дел, не только назначений, но прямо денежных дел довольно неопрятного свойства”. 
Мария Александровна  тяжело переживала соседство с любовницей мужа.  Силы быстро оставляли ее, нередко она неделями не выходила из своей спальни.   Только  однажды Мария Александровна не смогла сдержать себя  в разговоре с  единственной подругой графиней Александрой Толстой.  Указав на комнаты своей соперницы,  царица горько призналась: "Я прощаю оскорбления, нанесенные императрице. Но не в силах простить мучений, причиняемых супруге".
     Болезнь Марии Александровны прогрессировала,  ее постоянно мучили приступы  удушья,  истощение  достигло  крайних пределов. Врачи  давали дышать кислородом, по вечерам втирали мазь, надеясь облегчить ночной приступ.
В первые дни мая 1880 года встал вопрос о ежегодном переезде царской семьи в Царское Село, но доктора заявили, что об этом нечего и думать. К  всеобщему удивлению император один покинул Петербург и поселился в летней резиденции. Ни для кого не было тайной, что он живет там в обществе Долгорукой и их детей. Императрица  старалась оправдать мужа  в глазах окружающих: “Я сама умоляла Государя уехать в Царское, - говорила она, - этого настоятельно требует его здоровье. Свежий воздух и отдых пойдут ему на пользу, пусть хотя бы он наслаждается загородной жизнью”. 
Император, приехав из Царского Села утром 21 мая 1880 года,  был поражен видом жены. Он посоветовался с С.П. Боткиным, не следует ли эту ночь ему провести во дворце, но лейб-медик заявил, что этой ночью он ручается за жизнь императрицы.  Однако именно эта ночь на 22 мая 1880 года стала последней в жизни Марии Александровны. Никто, даже окружавшие ее сиделки, не могли с точностью указать минуту, когда она скончалась.  Как-то она высказала желание умереть одной, не чувствуя в себе мужества перенести прощания с близкими. Свой страх она попыталась скрыть ироничной улыбкой: “ Не люблю этих пикников возле смертного одра”.   Ей было всего 55 лет.
  ... Принцесса,  великая княгиня, императрица. Кто знает, в какой из ипостасей была счастлива маленькая  девочка  из  Дармштадта, которой так часто в жизни пришлось примерять корону перед зеркалом?
                х х х
   Месяц спустя, не дожидаясь окончания траура, Александр II, в военной часовне Царскосельского дворца,  вступил в морганатический  брак  с Екатериной Долгорукой,  ставшей княгиней Юрьевской. Еще  через восемь месяцев, 1 марта 1881 года, Царь-Освободитель будет  убит  бомбой  террориста.
Княгиня Юрьевская с детьми вскоре выехала из России и поселилась на юге Франции. Капитал, завещанный супругом-императором, позволил ей жить широко, ни в чем не нуждаясь. Через несколько лет до Петербурга дошли слухи о том, что Екатерина Михайловна вышла замуж за доктора Н.А. Любимова, но достоверность известия никто подтвердить не решался. Умерла княгиня Юрьевская в 1922 году, намного пережив не только своего морганатического супруга, но и его детей и правнуков, ставших первыми жертвами страшного и бессмысленного русского бунта.

1. Елисавета Тюрингская (1207-1231), дочь Андрея II, короля Венгерского. С 1221 г. замужем за ландграфом Людвигом Тюрингенским. Прославилась благочестием и аскетизмом. Канонизирована в 1235 г.
2. Гранси Август-Людвиг де, барон, шталмейстер Людвига II Гессен-Дармштадтского.
3. Александра Федоровна (1872-1918), урожденная принцесса Гессенская Алиса-
Виктория-Елена-Луиза, с 1894 г. жена императора Николая II.
4. Орлов Алексей Федорович (1787-1862), граф, генерал-адъютант, шеф
жандармов в1845-1856 гг., председатель Государственного совета и Комитета
министров в 1856-1860 гг.
5. Николай Александрович (1843-1865), великий князь, цесаревич, сын 
Александра II, наследник престола.
6. Александр Александрович  (1845-1894), великий князь, с 1881 г. император
Александр III.
7. Кропоткин Петр Алексеевич  (1842-1921), князь, теоретик анархизма.
 8. Юрьевская Екатерина Михайловна (1847-1922), урожденная княжна Долгорукая, с 1880 г. морганатическая супруга Александра II.

Литература:
Александр Второй. Воспоминания. Дневники. СПБ., 1995.
Барковец О., Крылов-Толстикович А. Неизвестный император Александр III. М., 2002.
Блудова А.Д. Воспоминания графини Антонины Дмитриевны Блудовой. М., 1888.
Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1988.
Палеолог М. Роман императора. М., 1990.
Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. М., 1996.
Толстая А.А. Записки фрейлины. М.,1996.