Несколько вступительных слов
Листопад, бесчисленные листья, на дороге, на траве, даже на прохожих.
Море листьев, и "ни одного одинакового", на самом деле, и двух одинаковых. Что отсюда следует? Во всяком случае, отсюда не следует ценность отдельного листа, "каждого отдельного листа". Что значит один лист для дерева, только в массе эти листья дают дереву возможность жить. В этой же массе (= массой!) они служат не только дереву, но даже и людям, скажем, в полдень дают нам желанную тень. Масса дает тень, возможно, не всегда нужна тень, но это привычно, а вот может ли та же самая масса давать свет?
Когда отдельный лист желтеет, опадает, уходит что-то отдельное.
Уходит что-то неповторимое, с каждым листом.
Кто-нибудь видит это неповторимое?
А теперь взгляд чуть выше.
Массы людей, дело дошло даже до восстания масс. Можно повторить: ни одного одинакового, то есть, нет и двух одинаковых. Откуда же тогда восстание масс, следовательно, однородная масса? Именно восстание масс и показало, сколь невелика ценность отдельного индивида, сколько их было затоптано. Цена близкая к нулю? Ну, уж нет, крик возмущения не замедлит, отдельный крик отдельного возмущения. Ибо каждый человек, каждый из нас непосредственно знает и помнит о ценности своей отдельной жизни. Иногда даже о ценности другого человека, и даже, не чудо ли, о ценности других далеких людей.
Что же остается?
Общее. Отдельное, непохожее, неповторимое уходит. Общее остается. Уходят индивиды, даже герои, но человек "вообще" остается. Индивид следует за индивидом, человечество остается, продолжается. В этом движении от отдельного индивида – к человеку "вообще" проявляется наша уверенность (и нескромность?), что человечество не уйдет, будет вечно, откуда она, эта уверенность. Если б знали, ее не было.
Наши оценки каким-то чудесным образом переворачиваются.
Начиная с незначительности отдельного человека ("единица – ноль, единица – вздор") мы постепенно приходим к непреходящей ценности человека вообще. Человек вообще – звучит гордо. Как же нам повысить собственную значимость, отдельного и неповторимого? Очень просто, нужно уравнять себя, отдельного, со всем человечеством, по "весу", по силе. В этом и состоит цель политика, особенно в России, нужно уравнять свой отдельный вес с весом всей прочей массы. Более строго, обрести вес, не уступающий весу массы.
И тут мы «за ценой не постоим».
Или срочно повышать свой вес. Или столь же срочно, уменьшать вес массы. Тогда начинается нечто, напоминающее челночное движение. Добавить вес себе, убавить вес массы. Добавить – убавить, накинуть – скинуть. Были бы подходящие весы, а люди взвесят. Но может быть, напротив, были бы подходящие люди, а весы покажут нужную цифру?
1.
из недавнего прошлого. Голландский фермер в новой России, ему выделена земля, хозяйствуй. Он и приступил. Поле, картофель, хороший урожай. Кругом торчат фигуры, с лопатами, сумками, мешками. Это россияне, граждане новой России. Рядом стоит фермер, наблюдает, бессильно. Корреспондент спрашивает, у какой-то дамы, а что картошка, не пропадать же, мне много не надо. Когда надо было выращивать, кроме самого фермера тут никого было не видно. Когда же пришел урожай, сам собой, упал, должно быть, с неба. Потянулся народ, ни малейшего стеснения. Это если один пришел бы, воровство, а когда все, массой, уже не воровство, а так торжество справедливости. Вернее, бескорыстия. Разве не народное? если не эта картошка, то земля уж точно народная, вот народ и явил свое полнейшее бескорыстие.
Понятно, почему так трудно шла реформа Столыпина.
Почему в Октябре победили большевики.
Почему состоялась коллективизация.
Вначале всегда выбор, даже если это такой выбор, как выбор слова.
Как обозначил знаменитый экзистенциалист: «Убить себя или выпить чашку кофе?» (Шварц, с.61).
Проще говоря, сделайте выбор. Что тут нового или неожиданного, ведь мы только тем и заняты, что делаем выборы, постоянно, непрерывно, с удовольствием. Но кофе, чашка, чайная ложка, человек действует не задумываясь, почти как робот, процедура давно стала автоматической. А впереди будет вкус настоящего хорошего кофе. Но жизнь, свести с ней счеты так же легко, как приготовить чашку кофе? Переходя на язык экономистов, эти составляющие выбора (жизнь или кофе) имеют разные веса. Слишком разные, и настолько различные, что в обычной жизни мы не сводим эти составляющие в рамках одного выбора.
Стараемся не сводить, еще одна автоматика, не противопоставлять.
Такие несовпадающие весовые компоненты не могут быть полюсами. Полюса – это что-то близкое по «весу», по значимости, по роли. Все тот же пример: "свобода от – свобода для". Но почему бы не заменить в этом противопоставлении предлоги на слова, выбрать и поставить слова, и выбрать их почти произвольно. Допустим, на такие слова, "свобода Кота – свобода Тли".
Свобода Кота? Кот, та самая кошка, которая гуляет сама по себе, и для себя, жизнь для себя и за себя. Или свобода Тли? Ведь вся жизнь тли – всего лишь промежуточная стадия на пути к некоторому конечному организму. Понятно, когда кот рассматривает самого себя в качестве конечной цели и заявляет, хочу жить в свое удовольствие, он = цель самого себя. А теперь представьте гусеницу, которая однажды заявит, я = цель самой себя, я = конечное состояние. А посему буду жить в свое удовольствие. Бабочка не состоится, но и эта гусеница будет «последней из могикан», остановит ли такое знание гусеницу, вряд ли.
Каждый из нас, аналогичный выбор, что мы выбираем?
Ответ известен, мы выбираем невозможное.
Всегда перед нами (или с нами?) две вещи.
Ощущения на "пике переживания" (Шварц, с.69), скажем, в игре, наслаждение игрой.
И ощущения, когда "переживания заканчивались", скажем, после той же игры. Эти переживания, они через некоторое время превращаются в воспоминания, становятся своего рода итогом, резюме. Формируется некоторое правило. А в дальнейшем, когда снова придется делать очередной выбор, в пользу того или иного варианта, тогда правило (или опыт) будет направлять наши действия, будет определять наш выбор. Говоря иначе, мы начинаем руководствоваться неким правилом, которое суть обобщение наших переживаний.
В результате, жизнь становится своего рода собиранием правил.
Набор составлен, дальше начинается пользование этим набором. Выборы производятся, при этом мы не слишком перегружаем себя трудоемкими утомительными процедурами, правила, как правило, облегчают жизнь. Образно говоря, ставим телегу позади лошади. Кому не нравится, тот ставит лошадь впереди телеги. И лошадь начинает тянуть телегу, заодно, и саму жизнь. Все течет по правилам, по каким правилам?
2.
бесплатный хлеб, когда-то был в повестке дня, поставил лично Никита Сергеевич.
западные интеллектуалы тут же подхватили и всерьез комментировали «сообщение о возможности в ближайшем будущем бесплатного хлеба в Советском Союзе» (Арон, с.340). А если бы хлеб действительно стал бесплатным? Тот же Арон задавался резонным вопросом, а зерно, будет ли тогда бесплатным и зерно?
Конечно, у бесплатного хлеба очень широкий диапазон применения, скажем, его можно использовать на корм скоту, нельзя ли тогда и мясо сделать бесплатным? Если будет бесплатный хлеб, почему бы не быть и бесплатному мясу . Но все же, сначала надо решить вопрос о зерне, будет зерно бесплатным или не будет? Как ни крути, в начале цепочки находится зерно, а желанное мясо где-то в самом конце, не переворачивайте.
Начало есть, земля уже бесплатная, может и зерно, а там потянется, закрутится?
Даже Хрущев не заходил в своих мечтах столь далеко.
Иначе говоря, если на одном полюсе будет бесплатный хлеб (= отмена денег), возможно ли на другом полюсе платное зерно (= сохранение денег)? Тайна, сродни рождению капитала. Нет, все понимали, за зерно нужно платить. Но тогда невозможен бесплатный хлеб! Следовательно, кто-то должен платить, тогда нужно переложить бремя платы, на кого? В социалистическом обществе переложить можно только на государство, на то это государство и назвали общенародным. В идеале, хотелось заполучить неиссякаемый источник. Как государство никому не платит, так и граждане этого государства нигде и ни за что не платят. В самом конце, очевидное, жрать будет нечего и некому. Диалектическая логика (+ армия диалектиков) расписалась в своем бессилии. Невозможно отменить один полюс (= Северный), а другой полюс (= Южный) сохранить.
Где же здесь телега, а где лошадь, если таковые здесь возможны?
Построить 15 городов-коммун, по числу республик, всего за пять лет (62 – 67-й).
А кто же там будет жить? Люди, которые пройдут проверку в проверочной комиссии ЦК КПСС.
А как они будут жить! Без разделяющего влияния денег, без разделения на семьи, даже без отдельных квартир, не говоря уже о вредных привычках. Тогда сомнений не было, все планы партии и народа «вызовут восторг и воодушевление у всех наших друзей», а на обратном полюсе «страх у наших врагов» (Пыжиков, с. 292). Друзья – Враги, сзади – страх, тьма, впереди – восторг и свет. Казалось, "час нового поворота" пробил. Причем одновременно, как для советских людей, так и для «людей, ослепленных сказками о капитализме» (Там же, с.293). Просто повернуться спиной к обреченному капитализму, и сразу все эти капиталистические штучки позади. Такое простое мужество – быть впереди всего мира, идти вперед, зная, что прочие пойдут за тобой. Прошли те времена, когда мы шли за ними ("догнать и перегнать"). Пусть теперь они догоняют нас.
3.
Как рассуждали наши отцы в 60-е?
Какой должна быть жизнь, такой ее надо и делать, такой ей и быть.
Через тридцать лет, пришло новое поколение, появились другие рассуждения, какой жизнь не должна быть. Если вспомнить слова последнего утописта нашего, то есть 20-го века, «...надо прежде всего решить: какой она быть не должна» (Гефтер, 1996, с.47). Она = Россия, если мы сумеем понять, какой Россия быть не должна, тогда, наверное, останется должное. Останется то, что нам требуется?
Далее что-то очень знакомое, с чего же надо начинать.
«Не от нуля мы идем. Не от нуля, но с Начала» (Там же). Что есть наше Начало? Разве не попытались мы начать именно с «чистого листа». Сломать все старое, на расчищенном месте, строить новое, как-то само собой подразумевалось, на расчищенном месте и строить нужно что-то новое. И обязательно новое, а иначе, зачем расчищать. Не здесь ли наше Начало?
Расчистка, здесь начало политики, и ее текущий день.
Текущие дела – Перспективы. «Текущие дела заслоняют от нас более дальнюю перспективу» (Там же). Всегда можно оправдаться, есть неотложные нужды. Но есть ли что заслонять? Что там вдали, кто это видит. Снова к Началу, что мы можем, вернее, как мы всегда поступали, поступок в Начале – разве это не есть само Начало? Разве Начало не определяется первым поступком?
Кто бы спорил, но ведь и первый поступок должен быть определен.
В отношении нас первый поступок, видимо, определен еще до нас, и за нас.
«Да, далеко не идеал – запрягать телегу впереди лошади. Но часто или даже чаще всего так делалась история» (Там же). Именно так делалась история, так теперь нельзя, так утверждает Историк. Но если так и делалась история, может быть по-другому ее и нельзя делать, невозможно? Мы попытались, не получается. Так, давайте, поставим впереди другую телегу. Не лошадь вернем на ее законное место, а попробуем другую телегу. Место для телеги, когда еще было определено, еще самим отцом-основателем.
Но Историк настаивает, на дворе 93-й, так теперь нельзя.
Но что есть тогда телега, что есть лошадь? В первом приближении, «метод проб и ошибок». Обычное для таких случаев вопрошание, что есть тот материал, на котором ставят пробы и выявляют ошибки? Далее следует обычное заключение, на данном материале иной исход и невозможен, жизнь показала нашу ошибку. На деле надо бы интересоваться другим, противоположным, кто ставит пробы и делает ошибки? Почему бы Владимиру Ильичу, после признания ошибки, не добавить, другую ошибку мы не сделаем, теперь мы будем делать правильно. На чем основана ваша уверенность, Владимир Ильич? На том, что теперь есть Начало. В чем же различие с 1917-м? В том далеком 1917-м у нас было не наше Начало, проклятое самодержавие не озаботилось созданием необходимых предпосылок. Теперь же, в 21-м у нас есть наше Начало.
Начало Ленина = Победа + его личная Власть.
Начало Гефтера = Переделанная России + непомерная Цена.
Откуда эта уверенность, экспериментатор не сделает второй ошибки? Даже если цена переделки была непомерно велика, это еще не гарантия, ибо разум молчит, но говорят страсти. Ведь ту страшную цену масса людей испытывала именно в процессе переделки. Теперь все это в прошлом, а ныне есть только настоящее = переделанная + преобразованная Россия. И почему бы за основу, за Начало? – не взять именно переживания людей, живущих в уже преобразованной России, живущих ощущениями, которые были пережиты уже после переделки страны. Пережиты, сохранены, а потому стали правилом.
Разве не в этом состоит правило «пика-окончания» ?
4.
чуть ранее, 89-й, все тот же Историк.
В разгаре Перестройка, вопрос о России еще не стоит. Надо разобраться с персоналиями. Разумеется, речь идет о персоналиях из прошлого. И там, в этом недалеком прошлом оказалось немало больших фигур. Фигур, делавших крутые повороты в жизни России. Не только Ленин, Троцкий, Сталин, Брежнев, Андропов, но и такая фигура как Никита Хрущев. К его бурной биографии и обращается Историк.
Политический лидер, власть, неизбежное объективирование его субъективности.
Мы говорим, объективирование, но может быть, вернее, освобождение субъективности? Взять гада, взять изменника, отвести его куда надо! Слова Хрущева, именно такими словами он передавал сцену ареста Берии. Он командовал, офицеры исполняли . Вне всякого сомнения, "освобождение" – это слово достаточно точно передает чувства испытанные Хрущевым в тот момент. Берия что-то бормочет, беспомощно зеленеет. Власть воссияла над Хрущевым, да еще так неожиданно. Какое-то мгновение, и Никита Сергеевич ощутил, обрел невероятную уверенность, мы пойдем, но куда? К вершинам коммунизма. А куда ему было идти, не в долины же (= провалы?) уже построенного и завершенного социализма.
Он начал привычное, менять местами лошадь и телегу.
Суть человека, такой термин использует Историк.
Если суть = сущность, тогда эту человеческую сущность можно расшифровать следующим образом, не претендуя на полноту раскрытия: сущность = Установка на максимум + Вера в осуществимость. Но что должно быть максимизировано? В осуществимость чего нужно верить? Такие предметы (= вещи) найдутся. Обязательно найдутся, если человек уже открыт вере, если он стремится к максимуму. Он найдет, уже ищет, во что ему беззаветно поверить. Он увидит, уже всматривается, где скрывается долгожданный максимум. А будет это равенство через неравенство или, напротив, неравенство через равенство, это уже детали.
Что выступает в качестве максимума?
иначе, каким образом Историк модернизирует присущую человеку установку на максимум? Можно ли найти "всеобщее «чего не делать»", найти или обрести. Указать такое, чего нельзя делать всем учителям, всем политикам, всем монахам, короче, всем людям. Конечно, некоторые решения найдутся сразу. Скажем, нельзя делать «вселенское самоубийство». Но Историк переворачивает проблему. Если есть некая политика "вообще", то возможен и человек "вообще". Такой человек не сможет бросить вызов такой же политике. Ибо сначала нужно выяснить, «что именно и как именно надо и можно делать» (Гефтер, 1989, с.165).
Историк 93-го: надо решить, какой быть не должна, то есть, чего делать нельзя.
Историк 89-го: сначала выяснить, что можно и как надо делать.
Ибо безрассудно бросаться к всеобщему «чего делать нельзя». Где выход, по крайней мере, надежда на обретение выхода?
Люди просто обходят это требование, обходят давным-давно.
Настолько привыкли обходить, что не видят и проблемы в этом «чего делать нельзя».
«…люди издавна научились запрягать телегу впереди лошади, неизведанным образом опознавая еще не открытую ими цель» (Там же, с.166). И снова, что есть телега, что есть лошадь? Во втором, более точном приближении, это способ «открывать цель». Каким-то чудесным образом человек сумел опознать цель. Она дана ему еще не слишком ясно, не слишком отчетливо, но она уже замечена, опознана, еще как цель вообще. Теперь надо ее открыть. Определить, что надо делать и как надо делать, чтобы цель была достигнута, чтобы стала реальностью, реально переживаемым реальным результатом.
Начинается вполне реальное. Лошадь, телега, погнали.
Через 20 лет в стране будет коммунизм. Мы открываем окно, кричим, только подумайте, через 20 лет здесь будет коммунизм. Мы открываем цель, в то же самое время, мы отрываемся от прошлого, закрываем его. Поэтому мы поворачиваемся к прошлому спиной. Там, за спиной, останутся не только все наши пробы. Самое главное, там останутся все наши ошибки. С нами будет только Начало, да пребудет великое Начало.
Именно так шагнул Хрущев.
Великое Начало = власть, доставшаяся ему от самого Ленина, не меньше. А на кончике всенародного марша – столь же великая Цель. Сам Хрущев мог бы сказать: я взвесил самого себя на весах нашей правды и нашел себя очень тяжелым . Возможно, поэтому мы не заметили, как под этой тяжестью прогнулась, и стала переворачиваться великая Цель – и превратилась в узкую Щель. Когда было сказано, игольное ушко.
5.
но ведь кто-то успел, проскочил в эту сужающуюся на глазах Щель.
что же это за неизведанный способ, благодаря которому мы опознаем не открытую цель?
«Оказалось – от осуществимой утопии всего лишь шаг до осуществимой антиутопии» (Гефтер, 1989, с.169). Всего шаг, сделайте шаг. А если мы устремимся в обратном направлении, от антиутопии – к утопии, ведь только шаг? Увы, «социальная утопия в ее истинном объеме и смысле всегда неосуществима…» (Там же). Но ведь зачем-то мы ставим телегу впереди лошади? Потому что опознаем цель, бросаемся к этой цели, получается, мы захвачены целью? Мы невозможны без открытия захватывающих возможностей.
Вера – вот наша главная возможность, главный способ захватить наш дух.
Не столько сама цель, сколько вера в возможность собственного осуществления.
Но цель-то, откуда-то мы ее вытаскиваем? Из прошлого. Не столь важно, справедливость, равенство, изобилие, бессмертие, некоторые инварианты человек тащит с собой и за собой. Он протащил свою природу уже через тысячелетия, как человек вообще. «Вера в осуществимость, вот она – суть, и только ли утопии, а может, и вообще человека?» (Там же). Наконец, открывается третий и, видимо, предельный смысл.
Вот она, эта лошадь (новый герой, новый мессия, новый класс).
И вот ездовой бросает: мы вас закопаем, это тем, кому места в телеге не нашлось.
«..он мыслил коммунизмом при собственной жизни и этой меркой мерил все…» (Гефтер, 1989, с.166). Он = Хрущев, нужно измерить, свою силу, и силу противника. Для этого требуется масштаб, линейка. Такой линейкой стал коммунизм (= вера в его возможность). Вооружившись линейкой мирового масштаба, он стал мерить, свои планы, плановые рубежи, исполнителей планов. Рядом стоящих, отстоящих, противостоящих.
Эта его универсальная линейка обладала чудесными свойствами.
Она уменьшала все препятствия (+ ограничения) и увеличивала возможности самого Хрущева.
В чем состояла ситуация Хрущева?
Двуликий человек – в двуликой ситуации? в этом ничего нового, так же как и его стремление сделать ситуацию одномерной, ясной, простой. Деловая хватка вырождается в мелочность? И здесь ничего нового, начало положил еще Николай-1. Но может быть, страсть переворачивания, может, здесь он был новатором?
Рассказ самого Хрущева. Некий сапожник, его избирают старостой, в камере, еще царской.
Человек безобидный, попал случайно.
Общее голосование, избрали, он, как молчал, так и продолжал молчать. Но вот заключенные решили устроить побег, сделали подкоп, кому идти первым? Кивают друг на друга, и тут встал сапожник: вы меня избрали старостой, значит, я и пойду первым. Вот так же и Хрущев мотивировал, вы меня избрали первым, я и пойду первым на прорыв. О чем умолчал Хрущев? Он был избран просто первым секретарем, а уж потом он сам себя сделал Первым. Теперь достаточно сказать, Первый, и другие слова не нужны, сразу ясно о ком идет речь. Это тот Первый, который может быть только единственным.
Для сравнения, Ленин, декабрь 22-го, диктует Политическое завещание.
Как он сам обозначил общую ситуацию? Указанием на два класса, рабочие и крестьяне. Иначе говоря, ситуация Ленина = ситуация Партии = Рабочие + Крестьяне ; Союз между этими классами. А далее он внес некоторое, совсем небольшое изменение, какое именно? Поставил себя над этим классами, следовательно, и над Партией. Тем самым Ленин обозначил ситуацию, которую он собирался создать и которую он собирался использовать, для переделки Партии. Конечно, под себя. Две ситуации, еще два человека, отец-основатель и продолжатель его дела. Если кратко, то можно сопоставить эти две ситуации через их составляющие.
Ситуация Ленина = Старое ЦК + новое ЦК ; новый статус Ленина.
Ситуация Хрущева = Первый + Единственный ; новый статус Президиума ЦК.
6.
Все тот же способ, все та же вера, все то же состояние – дух должен быть захвачен.
Начало есть всегда, это значит, всегда есть лошадь, гони, погнали.
И мы тащим эту лошадь вперед, в будущее. Не видим, как в ходе этого перетаскивания, из прошлого в будущее, лошадь обращается телегой. Пока разбиваем цепи прошлого, героев хватает. Едва оборачиваемся в будущее, происходит удивительная метаморфоза. Новый класс сжимается до авангарда. Сам авангард, иначе говоря, сознательные рабочие – до размеров Партии. Партия, в свою очередь, переворачивается «тончайшим слоем», носителем пролетарского сознания, партийной гвардией. А на плечах гвардии, солидно, по-хозяйски располагается ЦК, и когда только успел. И вот эту, партийную телегу нужно толкать, тащить, оберегать.
Где эта телега может быть, по определению? Понятно, только впереди.
Что же недооценил Историк? Возможно, силу наших общих заблуждений, передал их нам.
Начало, где-то вне, вовне нас присутствует что-то, что мы можем взять за основу, за Начало. И кто-то вспоминает Конституцию, кто-то отцов-основателей, кто-то Создателя, а мы кого?
Почему мы должны брать в качестве начала что-то находящееся вне нас? Напротив, именно самих себя, со своими идеями, убеждениями, а главное свою власть и свою силу (в этом наше ведущее убеждение), мы и считаем таким Началом. Мы = Начало, олицетворяем само Начало. Мы есть, даны, это значит, Начало уже состоялось. Напрашивается вопрос нашей силы, надо ли измерить себя? Мы уже измерили себя, очень простым, но действенным способом. Мы сравнили возможности, наши и наших противников, наших друзей и наших врагов. А далее начинаем развертывать самих себя, каким же образом? Путем включения в орбиту нашей деятельности все новых и новых людей. Мы даны им, этим людям, как нечто внешнее. Эти люди не знают, что их ждет обращение (= переворачивание), они станут чем-то нашим внутренним. Мы им говорим, вы станете независимыми, забывая вторую часть формулы: потому что будете зависимы от нас. Эти люди не дураки, тоже хотят стать независимыми. Они стремятся к этому, но прекрасно понимают, чувствуют, знают, абсолютная независимость невозможна, есть только минимум. Как же им обеспечить минимум собственной зависимости от других? Надо быть зависимым от одного человека, всем – от одного человека.
Это и есть максимум нашей свободы.
Необходимое приложение
Возможно ли говорить о законах человеческой жизни?
Видимо, самое первое: есть нормальные человеческие заботы.
Не может дерево доброе приносить худые плоды? Еще как может, неопределенность: мы заранее не знаем, какие плоды принесет даже самое доброе дерево. Какой будет результат? Заботы = Принуждение, но, следуя принуждению, мы фактически движемся "вдоль" некоего ограничения, как вдоль стены. Одни стены нам даны, другие стены мы сооружаем себе сами. «Политическая победа пролетариата, согласно со старыми учебниками марксизма должна следовать за предпосылками, появиться на созданной базе, а не упреждать ее появление» (Валентинов, с.84). Разве не можем мы считать данное отношение законом:
; сначала предпосылки – потом победа, то есть требуемый результат?
А воля, она может входить в число предпосылок? Скажем, та же воля к власти или «поднятый дух» (Ленин). И если захват власти состоялся, то предпосылки для такого захвата имелись, в том числе и воля. Но это были предпосылки для захвата именно власти, а вовсе не для построения социализма.
Фактически Принуждение = Ограничение, и мы этому принуждению должны уступить, надо заняться заготовкой дров или посадкой овощей. Но, уступая принуждению, мы сохраняем себя, воспроизводим, то есть, снимаем ограничение. Обычно на какое-то время, день, месяц, год. И одновременно, открываем дверь неопределенности. За нормальными заботами, за обычным текущим днем всегда следует неопределенность, урожай будет, но какой? Это короткая, краткосрочная неопределенность, или ограниченная определенность. Но есть и другая, дальняя (или внешняя) неопределенность. Неурожайный год будет, но какой год?
Вместе с неопределенностью грядет и новое ограничение, и новое принуждение.
Закон = Принуждение собственной природы, мы же не можем отменить свою природу, пока.
первое принуждение = нормальные заботы + короткая определенность + дальняя неопределенность.
Что тогда можно предложить нашим людям в качестве первого стимула? Мы оставляем вам ваши нормальные заботы, а бремя неопределенности берем на себя. Какие там возбужденные голоса, вы слышите, он пришел, наш добрый царь, он позаботится о нас, эй, сюда, все сюда. Не здесь ли стекает самая сильная потребность слабых, переложить бы бремя, на кого? А где же тогда самая сильная потребность сильных? Если есть первое (= постоянное) принуждение, то должен быть и постоянно действующий стимул. И такой стимул есть, в чем он? Снять Ограничение, не на время, а навсегда, обрести Бесконечность.
Литература:
1. Арон Р. Мемуары: 50 лет размышлений о политике. – М.: Ладомир, 2002.
2. Бурлацкий Ф.М. Никита Хрущев и его советники – красные, черные, белые. – М.: Изд-во ЭКСМО – ПРЕСС, 2002.
3. Валентинов Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. – М.: Современник, 1991.
4. Гефтер М. Судьба Хрущева // Октябрь, 1989, № 1.
5. Гефтер М. Россия конца XX века – какой я ее вижу? // Открытая политика, 1996, № 5 – 6.
6. Пыжиков А.В. Хрущевская «оттепель». – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.
7. Шварц Б. Парадокс выбора. – М.: Добрая книга, 2005.